ХЛЕБНЫЕ КАРТОЧКИ Мама всё ещё была в больнице. Мы с сестрой жили под присмотром отца. Он с раннего утра до глубокой ночи пропадал на работе, и мы были предоставлены сами себе. Сестра и я почти каждый день навещали маму, так что она была в курсе событий в рабочем посёлке и радовалась тому, что нас болезнь миновала. Мама договорилась с главным врачом больницы о том, чтобы нас кормили обедами в больничной столовой, а за это мы отдавали на кухню больницы буханку хлеба.
Наша семья получала ежемесячно пять хлебных карточек: на нас с сестрой – детские, на маму – иждивенческую. Отец, как специалист, кроме хлебной карточки получал спецпаёк: жиры, крупу, и иногда муку. Мы в глазах многих обитателей посёлка были богачами: спецпаёк и ежедневно три буханки хлеба – по тем временам это было целое состояние, так считали, разумеется, жители бараков.
Отоваривать карточки, как тогда говорили, о получении хлеба по ним, было не так-то просто. С вечера приходилось занимать очередь за хлебом. Сменяя друг друга в очереди, мы с сестрой толкались возле магазина в ожидании, когда же автофургон-хлебовозка привезёт хлеб и начнут отоваривать карточки. Ожидание затягивалось до утра, а уйти домой - означало потерять очередь и, в этом случае, была большая вероятность в этот день остаться без хлеба. Очередь, что живой организм – из стариков и старух и нас, детей, всю ночь то дремала, то бодрствовала. Когда кто-нибудь, уставший от томительного ожидания, произносил, что сегодня, наверное, хлеба не будет, так как на складах закончилась мука, то доходило до ссор. Поостыв от ругани, принимались выяснять, не провокатор ли какой, ни враг ли какой баламутит народ. Шумели, шумели и затихали, и покорно ждали и рассвета и хлеба. Вдруг кто-то произносил: - А может и правда! На прошлой неделе такое случилось! Зря ночь прождём! - Да, будет тебе тоску наводить. Молчи и жди! Ничего с нами не случиться, если один раз и не привезут! – некто сердитым голосом отвечал на это высказывание. И опять тишина. Усевшись на завалинке магазина такого же барака, в каком и мы жили, привалившись, друг к другу, люди дремлют. Дрёма одолевает всех. Ворчание мотора подрулившего автофургона, лязг дверной задвижки и грохот распахнувшейся двери магазина, вмиг поднимал на ноги очередь. Образовавшаяся, было, толпа людей потихоньку стала выстраиваться в очередьзмею, но не сама по себе, а усилиями милиционеров. - Порядок! Порядочек, граждане! – покрикивали они. - Разбирайтесь кто за кем, не волнуйтесь – всех отоварят! Из магазина выступала продавщица. - Граждане! Кто посильнее, помогите разгрузить фургон! Надо быстро: скоро
подойдёт второй фургон! К продавщице бросалось несколько человек: практиковалось негласное правило, кто помогает, тот в первую очередь отоваривается. Желающих разгружать фургон объявлялось гораздо больше, чем требовалось. - Ты, ты и ты! Ещё ты! – указывая пальцем руки на добровольцев, выбирала помощников продавщица. Милиционеры, выстраивались шпалерами от дверей фургона до дверей магазина. Продавщица, встав за прилавок, командовала: - Подавай! Первый поднос с хлебом вплывал в магазин. За ним второй, третий, четвёртый… - Не спешите! - кричала продавщица подавальщикам. - Я веду счёт буханкам! Мы с сестрой стояли в очереди и очень волновались, успеют ли разгрузить этот фургон до приезда другого? За нами в очереди пристроилась небольшого роста девчонка, в её кулачке были зажаты хлебные карточки. Девчонка с нескрываемым волнением расспрашивала мою сестру, как это отоваривать хлебные карточки. Девчонка нам рассказала, что их семья приехала только вчера, живут они бараке. Мы узнали, что зовут девчонку Галя и что папа её работает на заводе. У неё есть сестрёнка – Женька, она ещё маленькая, поэтому осталась дома с мамой, и что приехали они из Ленинграда, но не из самого, а из Ленинградской области, а фамилия их Левины. Вскоре фургон опустел. Экспедитор с продавщицей пересчитали буханки хлеба и, убедившись, что наличие буханок соответствует количеству, указанному в накладной, распрощались. Не успела очередь остыть от возбуждения, причиненного разгрузкой хлеба, как подъехал второй фургон – и всё повторилось. Наконец хлеб водружен на полки. Утро засветило день. А в магазине темно и лишь тусклая электрическая лампочка освещает прилавок, чаши весов, да сноровистые руки продавщицы. Началось отоваривание хлебных карточек. Милиционеры впускали в магазин по четыре человека. От нетерпения мы с сестрой оттоптали себе ноги и, наконец, дождались: нас двоих и нашу новую знакомую – Галю, да ещё двоих милиционеры впустил в магазин. Продавщица из наших карточек ножницами вырезала на отоваривание квадратики, нанизывала их на шпильку, стоявшую на подставке возле весов, и отвесила нам три буханки хлеба с довеском.
Мы с сестрой уже подходили к дверям, как вдруг услышали громкий не плач, а рёв: захлёбываясь слезами, плакала Галя – она потеряла хлебные карточки. Наверное, из-за волнения она их уронила и лишь у прилавка осознала, что в зажатом кулачке карточек нет. К Гале подбежал милиционер, узнав, в чём дело, принялся искать пропажу, и мы с сестрой были не безучастны. Карточки в магазине не нашлись. Милиционер высказал предположение, что, наверное, их
затоптали. Сестра с рыдающей Галей ушли домой, а я решил дождаться, когда магазин опустеет. Где – то к полдню ни в магазине, ни возле него никого не осталось. Шаг за шагом я обошёл места, где ещё недавно толпился народ, но карточек не обнаружил. На всякий случай зашёл в магазин. Продавщица узнала меня. - Ну, как? Нашёл карточки? – полюбопытствовала она. - Эта растеряха ваша подружка? - Да, - ответил я и рассказал продавщице о Гале всё, что знал. - Вот беда-то! Тяжко им придётся, пока получат карточки на следующий месяц. Надо же - из голода в голод приехали! Произошедшим огорчён я был не менее продавщицы, понурив голову, стоял возле прилавка и непроизвольно шаркал ногой по полу, почувствовал, что под сандалией что-то шуршит. Нагнулся посмотреть. Увидел скомканные хлебные карточки. От радости я так закричал, что продавщица испугалась: - Ты что? Что случилось? - Карточки! – и я протянул ей скомканные бумажки. - Слава Богу, нашлись! – обрадовалась продавщица, - рассмотрела карточки. - Надо же, две детские, одна рабочая, да ещё одна итээровская. Ты знаешь, где проживают эти ленинградцы? - Конечно! – не задумываясь, ответил я. - Рядом с нами. Продавщица, немного подумав, предложила мне: - Давай-ка, я отоварю эти карточки, а ты отнесёшь Галиной маме хлеб. Вот-то будет радости! Представляю, что сейчас происходит у них дома! Я подходил к своему бараку, держа в охапке буханки хлеба, и соображал, где же могут жить эти ленинградцы, как их разыскать. Продавщице я сказал не правду – побоялся, что она присвоит хлебные карточки, и согласился отнести хлеб, якобы, своим знакомым. В искренность продавщицы трудно было поверить: не единожды в нашем посёлке случалось, что дети теряли хлебные карточки. Да что дети, случалось и взрослые теряли. Редко кто, найдя потерю, возвращал карточки растеряхам. Найти карточки – удача, потерять карточки – беда. А тут случилась фантастическая удача - хлеб и карточки у меня! Если быть честным до конца, мне не очень хотелось возвращать карточки Гале. Размышляя так о случившемся, не понимая, как это произошло, я съел довесок хлеба. Когда осознал это, то мне стало стыдно. Я представил, что творилось бы у нас дома, если бы мы с сестрой потеряли хлебные карточки. Но тут же возникла, заглушая совесть, другая подленькая мысль: теперь у нас целый месяц ежедневно будет шесть буханок хлеба с довесками, которые мы после мук отваривания карточек, возвращаясь с сестрой домой, можем без угрызения совести съесть.
Как голодный пёс терзает кость, мою совесть грызли новые мысли: а как же Галя? Она мне очень понравилась, такая миниатюрная, тоненькая, как тростиночка – наверное, подумал я, изголодалась она в своём Ленинграде или
там, откуда к нам приехала. И глаза у неё голубые, как у нашей мамы. И ей предстоит месяц голодать! Нет, нельзя присваивать карточки, надо разыскать Галю и отдать ей хлебные карточки!
Так мысленно борясь со своей жадностью, но, не придя ещё, ни к какому решению, я оказался у входа в наш барак. И о чудо! Навстречу мне из чёрного проёма входной двери в барак выбежала зарёванная Галя, а за ней всхлипывающая маленькая девчонка. Увидев меня с хлебом, сёстры заплакали навзрыд. Я догадался, что Гале крепко досталось дома. - Галька, чего ревёшь?! А это кто с тобой? – спросил я, уже понимая, что и хлеб и карточки отдам Гале. - Женька – сестрёнка. Чего реву? – переспросила она меня. - Мама нас отправила искать карточки! А где их искать! – и зарыдала. В порыве внезапно нахлынувшего на меня чувства гордости за своё благородство, сердце застучало так громко, что в груди ему стало тесно и моё лицо, наверное, расплылось в улыбке. Сёстры прекратили рыдать и с интересом смотрели на меня и на буханки хлеба, которые во время разговора я обеими руками прижимал к груди. - Вот вам! – с торжествующим видом победителя над своей жадностью протянул Гале хлеб. - И вот ещё, растеряха, - обозвал её. - Держи свои карточки! Радости Гали и Женьки не было предела. Без слов благодарности они с хлебом и обретёнными карточками нырнули в темноту коридора барака. - Мама! Мама! – кричали они в два голоса. - Карточки нашлись! Лёвка, наш новый знакомый их нашёл, да ещё и хлеб принёс! Так у нас с сестрой появились настоящие друзья, с которыми не один год прожили мы бок о бок.