ВИКТОРИЯ БЕЛЬКОВА - http://www.proza.ru/avtor/viktoriyabelkov - ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК -2" ПАМЯТИ НИКОЛАЯ КОНДРАТЬЕВИЧА ИВАНЕНКО МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
«Не говори людям о Боге, если тебя не хотят слышать. Живи так,
чтобы тебя спросили о Нем.»
Патриарх Сербский Павел
Есть в нашей жизни люди-светоносцы. И эта их способность – нести свет людям – не зависит ни от социального статуса, ни от образования, ни от финансовой значимости. Способность согревать ближнего теплом своей души измеряется у этих солнечных людей не земными мерками, а шкалой совсем иного мира, нам, здесь живущим, пока невидимого. Божьего мира.
Вера – так зовут мою любимую бабушку Соболеву Веру Сергеевну. Верунька - так звали ее родители. Она рано осталась без матери. Полуторагодовалую Верочку на похоронах матери клали в гроб с причитаниями: «Возьми ее с собой! На кого ты ее оставила?» Бабушка, передавая мне этот рассказ, говорила без обиды. Взяли Веруню на воспитание дед Илья и баба Анна, люди простые, но очень благочестивые. Скорее всего, от них она переняла веру в Бога, которую пронесла в своем сердце через все советское лихолетье.
Детство Веры пришлось на послереволюционную пору. Дед Илья с женой и сами перебивались с хлеба на воду, а тут еще маленькую внучку нужно было поднимать. Решили восьмилетнюю Веруню отдать в няньки в семью ее зажиточного дяди из соседнего села. Бабушка вспоминала об этом с улыбкой: «Мне и самой еще нянька нужна была». Кормили в семье дяди досыта, да жизнь у малолетней няньки была несладкая. Об этом говорила она скупо: «Приходилось белье зимой в Иде (приток Ангары) полоскать. А стала постарше, стала убегать домой, к деду, бабе. Дядя с тетей приедут, уговаривают меня: «Поедем, Верунька, к нам, мы тебе пальто с воротником купим!». Я и соглашусь». Так повторялось несколько раз. Но пальто с воротником никто покупать не торопился. И однажды Вера не поехала: «Кинулась в ноги деду с бабой и кричу: «Дедонька, бабонька! Я все-все дома делать буду, у порога спать буду, только не отдавайте меня к ним!», – и не поехала с тех пор!»
Вера всю войну ждала мужа. Работала в тылу, в колхозе, своим трудом приближая победу. Жила она с маленьким сынишкой в семье своего другого дяди – председателя колхоза. Жене дяди, Таисье, это, видимо, было не по душе. Про то время бабушка рассказывала: «Приду, бывало, с работы поздно. В колхозе работали от зари и до зари. Тася своих детей покормит и с ними на печи спит уже, а мой Виталька ползает голодный по холодному полу. Покормить мне его нечем. Голод был. Дам ему грудь пустую, так он голодный и уснет. Стала я потом кусочки хлеба для сына припасать. Или с работы иду, вижу, кто-то из соседей картофельные очистки на землю с помоями вылил. Вот я этих очисток наберу, дома вымою, в печи огонь раздую, да картофельную кашу сварю».
Тяжело было слушать бабушкины рассказы. Несмотря на пережитое, баба Вера всегда поддерживала связь с родственниками дядиной семьи. Тася в молодости потеряла ногу – попала под колесо грузовой машины.Раньше я не понимала, почему эта старенькая женщина с протезом и на костылях каждый раз обнимала мою бабушку и с плачем причитала: «Прости меня, Верочка! Прости!» Баба Вера тоже плакала: «Война была, ВОЙНА!»
В сорок четвертом пришла похоронка на мужа. Второй раз вышла замуж тоже за фронтовика. Много работала. Пятнадцать коров доила в колхозе руками. Всем женщинам дояркам кто-то помогал. Только у Веры помощников не было. Зато она помогала всем. Заболел ли кто, – зовут Веру. Приходилось доить свою группу коров и группу заболевшей доярки. Стали болеть руки. Не смогла выносить второго сына, после чего детей Господь уже не посылал. Зато всю свою материнскую нежность и любовь она отдала единственному сыну и нам с сестрой – ее внучкам. Уже в преклонном возрасте она обращалась к своим рукам, как к живым: «Ох, ручки, мои рученьки! Сколько же вы поработали!»
Бабушка очень баловала нас. Помню, как она сшила себе у портнихи новое платье. Как и все ее наряды, оно было простеньким. Единственное украшение платья – три крупных пуговицы – переливались разными оттенками красок и смотрелись, как три броши. Мне было года четыре, и эти пуговицы представлялись настоящим сокровищем. «Хочу эти пуговки!»– было первое, что я сказала, увидев платье. Никакие уговоры и доводы на меня не действовали. Я стояла на своем. Бабушка любила нас неземной любовью. Она взяла ножницы и отрезала пуговицу. Но мне одной мало, я требую все три! Смиренности этой святой женщины нет предела – она отрезала все три пуговицы с нового платья на потеху любимому чаду. Развязка произошла в считанные минуты. Пуговицы не уместились в моей маленькой ладошке, одна из них выпала и легко проскользнула в щель между старыми рассохшимися половицами. Напуганная и пристыженная, я сама вернула две оставшиеся пуговицы, которые баба Вера тут же пришила. Так на платье и осталось пустое место. Воспоминания об этом до сих пор жгут меня стыдом. В нашей семье около полувека хранится одна из тех бабушкиных пуговиц. И эта семейная реликвия дороже мне многих сокровищ.
Бабушка обладала удивительной памятью. Она получила всего два класса образования. Но, говоря о любом своем знакомом, точно называла день рождения его и членов его семьи, дни свадьбы, дни поминовения и другие памятные даты. Имея светлую голову, она не препятствовала образованию любимого сына. Гордилась ли мать сыном? Думаю, что да. Но говорила об этом без хвастовства и даже с присущей ей иронией: «Раньше звали меня всё Верочка да Верка, а как Виталя институт окончил, стали звать Вера Сергеевна.»
Каждый знает, как трудно бывает простить обидчика. И бабушка, преподнесла мне урок христианского прощения. В то время она работала няней в детском саду. Но так случилось, что помимо ее воли она была смещена на должность прачки, оторвана от своих любимых деток. Как она тогда плакала! И здесь удивляюсь я великому смирению этой поистине русской женщины. Когда сломалась старенькая стиральная машина, бабушка около двух лет стирала белье детишек на деревянной стиральной доске! Современное поколение таких уже и не помнит. Воду в прачку нужно было заносить на руках; слива не было. Вода грелась на угольной печи, которую тоже топила баба Вера. Но она не озлобилась, со всеми была по-прежнему приветлива.
Помню, на чьих-то похоронах бабушка встретилась с одной из женщин, которая участвовала в ее смещении с работы няни. Эта женщина плакала и просила у бабы Веры прощения, жалуясь на свою жизнь. А та плакала вместе со своей обидчицей. Позже я возмущалась: «Баб, ну, как ты можешь ее жалеть? Она столько тебе гадостей сделала!» На что бабушка с неизменным смирением виновато ответила: «Чего уж теперь. Видишь, и у нее жизнь несладкая».
Она никогда не превозносилась, не ставила себя выше других. Всегда искренне хвалила человека, подбадривала. Будучи в гостях за столом, просила рецепты выпечки. Я спрашивала: «Зачем ты просишь рецепты? Ведь твоя выпечка – лучшая в мире!» Бабушка вздыхала: «А мне кажется, что у людей вкуснее».
Сколько баба Вера знала шуток, прибауток, частушек и поговорок! На каждое слово у нее была своя присказка. Люди любили работать с ней рядом. Когда тяжелый труд сдабривался шуткой, работалось легко, меньше уставали.
Где бы ни жили наши старики – везде их дом славился гостеприимством. В иные дни двери буквально не закрывались. И было удивительно наблюдать, как люди тянулись в этот дом. Но в первую очередь все-таки к бабушке. Хотя они с дедом очень гармонично дополняли друг друга. Грубоватый, прямолинейный и хозяйственный дед, и баба Вера – очень добрая, легкая в общении, всегда шутливо подтрунивающая над мужем.
Все у нее кипело в руках, все любила делать быстро: и по хозяйству управиться и гостей принять. Иногда она сама удивлялась: «И что люди к нам идут? Вот ни к кому не идут, а у нас сколько народа за день перебывает!»
О смерти она говорила: «Умереть бы так, чтобы никого не мучить, раз и готово!» И даже в таком совсем нешуточном вопросе она шутила, обращаясь к деду: «Ой, Миша, умру я, рой сразу себе могилу и ложись рядом! Ведь каждый день плакать будешь, меня вспоминать».
И откуда была у нее такая уверенность, что она умрет первой, ведь она на одиннадцать лет была моложе деда? Дед, конечно, ухарски отшучивался, но все случилось именно так, как говорила бабушка. Умерла она раньше деда. Просто однажды, подоила корову, занесла молоко и умерла на руках у любимого сына. А дед, осиротев без своей Веры, пережил ее только на год, и действительно плакал каждый день.
За много лет до кончины баба Вера показывала, где лежит смертное – белье, саван. « А тапочки сами купите». Накануне смертного дня она сказала зашедшей в гости родственнице, что баночка со свежим топленым маслом стоит там то и там то. Родственница подивилась, зачем ей это знать? А когда этой женщине пришлось готовить горячий обед на помин бабушкиной души, то эта баночка с маслом очень пригодилась.
Действительно, тапочки пришлось покупать мне. Но даже такую простую обувь не всегда можно было купить в советских магазинах. В тот день работал единственный обувной магазин в городе. И я очень переживала, что не окажется нужного размера или фасона (шлепанцы же не оденешь). Но просто чудесным образом именно те тапочки, что были необходимы, ждали меня на прилавке магазина в единственном экземпляре. У меня нет сомнений, что здесь не обошлось без бабушкиного молитвенного заступничества.
В последнюю ночь перед погребением разыгрался страшный ураган, хотя было начало ноября. Свет отключили. И мы последнюю ночь рядом с бабушкой провели при свечах. Свечи были парафиновые, и закончились как раз на рассвете. Молитв не знали, просто смотрели в как-то преобразившееся любимое лицо. Хоронить бабушку под звуки оркестра, как это было принято в те годы, нам показалось неуместным. От мысли об оркестре отказались сразу. Решили пригласить священника. Отпевал старенький отец Исидор. Он внимательно всматривался в лицо усопшей, спросил, когда умерла. Думаю, что батюшка вспомнил свою прихожанку. Слова молитв высушили наши слезы, умиротворили душу, вселили надежду, что когда-то, Бог даст, мы встретимся с нашей любимой и дорогой бабулечкой.