Третье путешествие.
Из-за неполадок с Алей идти домой не хотелось. Выбрав удобный момент, пришёл в лабораторию профессора. Без цели, для того, чтобы подольше не возвращаться домой. После двух удачных опытов, он был на подъёме. Его удручало лишь отсутствие возможности определить, куда его устройство отправляло моё сознание. На классной доске, которую он использовал в качестве черновика для каких-то расчётов было две записи: «97 – КВ, 79 – СЧ». Мне он объяснил, что цифры обозначают деления на лимбе регуляторов, а КВ – каменный век, СЧ – создание человека. Более точной настройки не получалось, хотя каменный век длился отнюдь не 100 лет, да и точного положения его на временной шкале наука так и не могла найти. С рассуждениями его я согласился. Профессор предложил сделать ещё одну попытку отправить меня в далёкую древность, чтобы попробовать найти какую-нибудь реперную дату для тарировки настроек. В пылу лёгкого спора о дальности, у меня возникла мысль отправляться не настолько далеко. Более близкие даты имеют и более точное место на временной оси. Это я и высказал профессору.
Николай Максимович, похоже, не сразу понял, о чём идёт речь. Но стал кричать, что ближнее время давно изучено, а он хочет разобраться с далёким прошлым, где нет никакой ясности. Главное там разобраться с датой, куда я попадаю. Я стал возражать, что у нас совсем нет отправных точек, а в том прошлом нет вообще ориентировки во времени. Люди живут сезонами, совсем не беспокоясь о счёте времени и каких-то ориентировочных точках. Даже знаменитые ботаники и археоботаники не могут разобраться по моим рисункам трав и деревьев, где я был. А по чему ещё ориентироваться, я не представляю: местность изменяется, да и неизвестно, куда меня забрасывает аппарат профессора. Может та местность вообще не на Земле находится.
Не успел вникнуть в первые фразы возражения, как он осёкся на полуслове.
-- А ведь Вы правы, молодой человек! Я настолько загрузился доводкой аппарата и обработкой результатов, что совсем не задумывался ни о тактике его использования, ни о стратегии. Впрочем, стратегия понятна. А в тактике правы Вы. Надо подумать.
Профессор задумался. До этого он что-то ковырял в одном из шкафов своего аппарата, а тут будто отключился от всего мира. Он перестал реагировать на мои вопросы. Я ушёл бы, но дома меня ждала Аля, которую я даже видеть не хотел. Мы не ссорились, я не прогонял её, но очень хотел, чтобы мы расстались, и расстались бы друзьями. Именно поэтому и не шёл на обострение отношений. Аля настолько увлеклась целью стать моей женой, что не замечала даже очевидного. Я решил бессловесно дать ей понять, что ничуть не поддерживаю её идею. Очень уж не хотелось обижать и без меня несчастную женщину.
-- Дима! Куда бы Вы теперь не попали, постарайтесь любой ценой выяснить, какая дата или значимое событие происходит в тот момент. Действительно, Вы очень правы. Нам надо в первую очередь определиться с какими-то точками в ближнем прошлом, чтобы можно было хоть на что-то ориентироваться. И так, я ставлю все регуляторы настроек на ноль и чуть поворачиваю регулятор самой тонкой настройки. По моим предположениям, это будет прошлое нескольких лет. Ваша задача только сориентироваться с датой, куда Вы попадёте. Всё остальное абсолютно не важно, потому что оно подробно известно.
-- Я это Вам и предлагал.
-- Тогда к бою!
-- Николай Максимович! Мой дед рассказывал, что при любом удобном случае солдата перед боем кормили. Вы призываете к бою в обед на голодный желудок. Какой из меня будет боец. Тот человек, который будет ТАМ, возможно, будет сыт. Но моё тело, которое остаётся здесь, будет очень жалко. Может, прежде хоть чем-то накормим его? Да и Вам не помешает подкрепиться, вдруг опять буйный кто-то попадёт.
-- Для буйного у меня стальная клетка, а в остальном Вы опять правы. Сейчас закажу опять пиццу – доставку чего-то иного пока не используют.
-- А, может, кафе или ресторан?
-- Честно говоря, я к этому не готов. Если Вам очень хочется, можете воспользоваться перерывом.
-- Нет уж! Куда командир, туда и подчинённый. Пицца так пицца.
Пиццу доставили очень быстро. В колбе едва успела закипеть вода для чая. Пожалуй, за это время мы вряд ли успели бы даже добраться до ближайшего кафе.
Похоже, профессор сегодня не успел позавтракать. Мы съели огромную пиццу, рассчитанную на четверых, запивая её чаем. После насыщения я сходил в туалет, чтобы профессору для этого не было необходимости выпускать из клетки моего заменителя, ведь в моём теле может оказаться и преступник.
Мы заняли свои места. Профессор едва моргал глазами – от пресыщения и усталости его тянуло в сон. Я поскорее занял предназначенное мне место, чтобы дать старику отдохнуть. Успел увидеть, как профессор прислонился к стенке шкафа, и тоже задремал.
Во сне я был напряжён и ждал, когда почувствую другое тело. А его всё не было. Всё, что было в моей памяти, было моим. Даже во сне время тянулось едва-едва. Кажется, я начал высыпаться, но ничего не происходило. Окончательно разбудил женский голос.
-- Коля! Со своей работой ты уже и есть перестал. Я принесла немного.
В лабораторию вошла женщина с двумя термосами в рюкзаке.
-- Едва прорвалась. Новые охранники меня не знают, не пускали.
-- Жив я и здоров. Как эксперимент закончу, приду. Надоем ещё.
-- Неделю дома не был. Я уж забывать начинаю, какой ты есть. Посмотрю хоть.
Не переставая говорить, женщина сдвинула с краю всё, что было на столе около пульта, и поставила на него блюдо, вынутое из рюкзака. Из термоса налила борщ. От такого аромата у меня чуть закружилась голова. После простой еды, приготовленной Алей, такой изысканный аромат слегка вскружил голову. Наконец, увидела меня.
-- Дима! За что он Вас в клетку? Вместо лабораторной мыши, что ли? Вы, наверно, тоже голодный? Идите сюда. И Вам хватит. Если в термосе мало массы, то он быстро остывает. Поэтому я с запасом приношу.
-- Сейчас открою.
-- Профессор! А сегодня какое число?
-- С его опытами и Вы счёт времени потеряли?
-- Двадцать первое. Не сработало, что ли?
-- Похоже. Я думал, что вместо прошлого Вы меня в будущее отправили.
-- В будущее…. А ведь можно и это попробовать. Надо продумать, что к установке добавить. Торсионные пси-волны не только несут информацию прошлого, но и воздействуют на всю материю, заставляя её двигаться в определённом направлении. Испытуемый попадёт не в реальное будущее, а в предполагаемое, в один из самых возможных вариантов.
-- Ну, завёлся! И дома так. Будто шило ему в зад воткнут: ни с того, ни с сего вдруг вскочит из-за стола и скорей что-то писать и считать. Дома даже на обоях своих каракулей наставил.
-- Ну, это же только в кабинете. Сама же мои бумаги вечно прячешь.
-- Не прячу, а прибираю. Их у тебя только на потолке нет.
После обильного и необычайно вкусного ужина тётя Фёкла, жена Николая Максимовича, удалилась с грязной посудой, а мы продолжили экспериментировать.
Профессор сделал вывод, что эти самые торсионные пси-волны ближайшего прошлого ещё не образовались или не сформировались для улавливания его аппаратом. По результатам опытов с животными не все из них могут быть использованы в экспериментах. Именно поэтому он даже заменить меня не хочет. В двух последних экспериментах я скорее любого из подопытных животных уходил в прошлое. Кроме того, хоть я и утверждал, что не поддаюсь гипнозу, это оказалось не так. Ещё мой мозг оказался настолько внимательным, что для проверки достоверности моих рисунков гипнологи в моём состоянии транса попросили нарисовать профессора. Рисунок оказался близким к фотографическому. Даже количество морщин на лбу профессора оказалось точным. Рисунок одного из гипнологов, который отказался от участия в работе со мной, а потому я видел его только раз, да и то не более 15 минут, был идеальным с точки зрения достоверности. Поэтому мои рисунки виденного, особенно о последнем путешествии, не подвергались сомнению.
Не стану описывать моей бесполезной жизни в стальной клетке в течение целой недели. Я выспался на месяц вперёд. К концу её я не мог заснуть даже со снотворным. После каждой неудачной попытки профессор поворачивал регулятор на незначительный угол. Из-за этих попыток он оказался повёрнутым чуть не на четверть хода.
Решили попытаться последний раз и прекратить бесполезную трату времени.
Часа два бессмысленного и безнадёжного ожидания. Я задремал не столько из-за потребности уснуть, сколько из-за накопившейся скуки. Кроме скрипа карандашей и шелеста бумаги под рукой профессора, да гудения вентиляторов охлаждения в аппарате ничего не нарушало тишины.
Шум вентиляторов стал усиливаться и скоро превратился в шум фронтовой полосы. Я шёл куда-то в колонне солдат и спал на ходу. Такое со мной бывало прежде во время службы. Впереди и позади шли десятки таких строёв. В подсознании, видимо, хозяина моего теперешнего тела, было ясно, что мы идём к линии фронта. До этого я имел дело лишь с зажигалками и разбором завалов после бомбёжки, да и то после половины суток, проведённых у станка. Теперь завод эвакуирован, а моим заявлениям о призыве в действующие войска дан ход. Мы прошли ускоренный курс бойца и теперь целым полком отправляемся на фронт. Транспорта нет, поэтому движемся пешим ходом. Четверть солдат обмозолились – городские, никогда не носили обувь с портянками. Из-за бедности у меня другой обуви не было, поэтому иду спокойно. В теле невероятная усталость. Но нам надо успеть. Разведка фронта выяснила скорое наступление противника, а там наши войска измотаны боями и едва сдерживают врага.
Привал. Командиров подразделений собирают на совещание. Едва вытянули ноги, как откуда-то сбоку подошли машины – ЗИСы. Их едва хватает на одну роту. Нас набивают в кузовы битком. По два отделения в машину. Сидений нет, размещаемся на полу. Тряска неимоверная – едем по недавнему накату. Лучше неловко стоять, чем так трястись. Чтобы не выпасть на колдобинах, держим друг друга. Оружие вперемешку на полу. Грохот фронта стихает. Несколько бывалых солдат объясняют – немец пошёл на обед. А я-то подумал, нас повезли в другую сторону. Кругом степь без края. Как командиры ориентируются тут?
Кажется, только привыкли к езде в машине, как они остановились – «Воздух! Все в укрытие!» Какое укрытие? Где укрыться в голой степи?
Налетели два самолёта, стали гоняться за маневрирующими машинами. Но тут же на них напали два наших. Истребители отогнали немецкие самолёты в сторону. Сбили один самолёт и, похоже, у наших кончился боезапас. В воздухе карусель почти над нашими головами. Немец стреляет, а наши молчат, лишь не дают зайти себе в хвост. Сержант даёт команду стрелять по немецкому самолёту из личного оружия. У половины солдат оно в машинах. Остальные, лёжа на спине, целятся «на два корпуса вперёд».
Чудо! После десятка выстрелов каждой винтовки вражеский самолёт как-то непонятно крякнул, споткнулся и устремился к земле с заглохшим двигателем. Лётчик повис на парашюте. Два десятка солдат кинулись на перехват во главе с лейтенантом. На первичном допросе выяснилось, что во время воздушного боя их отбили от основной массы и они наткнулись на нас. Но поживиться нами им не дали наши истребители, каким-то образом оказавшиеся в этом районе. Лётчик подумать не мог, что его самолёт могут сбить из винтовки.
Едем дальше. Нас перехватывает вестовой на мотоцикле. Две машины поворачивают к виднеющимся вдалеке строениям. Оказался полевой стан – в дальнем углу ограды стоит конная сеялка со сломанными колёсами. Для командиров есть даже домик для штаба. Нам приказали окопаться в сторону указанного командиром направления. По его словам где-то в стороне большого шума шёл главный бой. Здесь была брешь в линии обороны – мы её закрывали. Направление через нас считалось неперспективным для удара противника, но очень удобным ему для обхода и удара во фланг и с тыла основных сил. С одной стороны от занятых позиций виднелась глубокая балка, мало пригодная для прохода танков, с другой – старое русло реки, ставшее нынче почти болотом, вонючим и топким. И там, и там росли тощие деревца, похоже, посаженные в недавнее время для укрепления берегов. А мы располагались на ровной площадке между ними, узкой, но очень удобной для прохода не только танков, но и для автомашин. Два противотанковых ружья расположили в посадках, а мы перекрывали полосу прохода траншеей и окопами.
Три дня мы окапывались и обживали местность. Командиры следили, чтобы даже во время рытья окопов была тщательная маскировка. И не зря. Буквально на второй день над нами несколько раз пролетала немецкая «рама» - самолёт-разведчик. Он периодически пролетал и в последующие дни. На четвёртый день рано утром, едва поднялось солнце, за горизонтом началась отчаянная артподготовка. Два дня мы в напряжении ждали атаки и через нас. Но ничего не происходило. Грохот непрерывного боя перемещался то в одну сторону, то в другую. Мы почти успокоились, надеясь, что битва обойдёт нас стороной. Разведчики докладывали о том, что за горизонтом огромное количество танков с обеих сторон громят друг друга, двигаются пехотные подразделения. Если немцы возьмут верх, мы окажемся в окружении.
Когда мы уверились, что нас не затронет бой, разведчики сообщили, что в нашу сторону двигается около полутора десятка танков и самоходных орудий. В пыли, поднятой ими проглядывали бронетранспортёры. Разведчики разглядели два, но их могло быть и больше. Похоже, враг решил использовать обход наших с фланга.
Кто-то из бронебойщиков не выдержал – среди нас было только десяток бывалых бойцов, остальные – необстрелянные новобранцы. Первый немецкий танк встал из-за разрыва гусеницы. Остальные развернулись в боевой порядок. Начался бешенный пушечно-артиллерийский обстрел. Самоходные орудия стреляли на ходу. Первые снаряды легли далеко от окопов. Видимо, противник разобрался, где проходит наша линия обороны. Следующие снаряды ложились точно между окопами, попадали в траншеи.
Среди непрерывного воя снарядов и грохота разрывов я услышал шелест. Мелькнуло воспоминание одного из опытных бойцов: снаряд летит в меня. Я ничего не успел сделать – взрыв обрушил окоп. Низ тела почти по грудь засыпало, сделав из меня живой бюст в яме. И тут же меня накрыла тень танка. Ни бежать, ни двинуться я не мог. Почувствовал в засыпанной руке что-то круглое и гладкое. Бутылка! Не представляю, как я вытащил руку из-под земли.
Танк, проходя линию окопов, чуть поворачивался в стороны, чтобы обрушить неукреплённые стенки. Я видел, как от его брони отскакивали фонтанчики искр – пули. Но громадина, как слон, не реагировала на мелкие уколы. Осыпав меня мелкими камешками сухой земли с гусениц, танк прошёл, не причинив мне вреда. Но на глаза потекло что-то из-под каски. По красному цвету понял – кровь. Но боли не чувствовал. Почти автоматически без каких-либо мыслей наугад кинул бутылку через голову. Танк же спокойно уходил дальше. До боли повернул голову, едва не вывернув шею. На задней части уходящего чудовища разгоралось пламя, фонтаном поднимаясь над вентиляторными нишами. Я не знал, принесёт ли ущерб мой бросок. Танк был уже метрах в двадцати, когда произошло что-то невероятное. Меня подбросило вверх. Я не успел почувствовать боли. Успел увидеть разрыв мины в том месте, где был мой окоп, верхнюю часть чьего-то обезглавленного туловища с одной свободной рукой. Последней мыслью было, что это моё тело осталось в окопе, а голову оторвало, и она на последних мгновениях жизни видит происходящее с воздуха. Самым последним, что увидел, была отлетающая вверх башня танка. Свет погас.
Приходя в себя, не мог поверить, что я в лаборатории профессора. Мозг переживает мою гибель, а тело даже не напряглось от ужаса произошедшего. И лишь через секунду меня затрясло в испуге, по всему телу потёк пот. Ещё через секунду понял, что дико кричу. В лабораторию вбежало несколько человек. Только минут через пять я смог говорить. На заданиях в спецподразделении не раз был на краю гибели, имею несколько ранений, но никогда не испытывал такого ужаса, какой только что пережил. Видимо, смерть и угроза смерти слишком разны. А я испытал самую настоящую смерть. Только умер не я. Зато теперь знаю, что это такое.
До конца дня, а он только начался, я не мог придти в себя. Меня отпаивали какими-то лекарствами, хотели вызвать «скорую», но я отказался. Профессор уложил меня на кушетку, на которой отдыхал во время длительных экспериментов. Из-за пережитого сильнейшего стресса, а, может, из-за успокоительных лекарств, которыми меня напичкали, я снова уснул.
Во сне несколько раз видел эпизод гибели моего партнёра, если можно так сказать. Но, что удивительно, как-то со стороны, как если бы мои глаза смотрели на него с воздуха, летая вокруг бывшего окопа.
По всем правилам сделанный окоп надёжно защищает от пуль и осколков. Танки и самоходки врага не только утюжат позиции, но и поливают их огнём, будто у них бесконечный запас расходного вооружения. Бронетранспортёры остановились достаточно далеко, чтобы надёжно не попасть под наш пулемётный огонь. Три танка двигаются на окопы. Таких нам не показывали во время курсов молодого бойца. Один Т3 остановился с порванной гусеницей. Это первая потеря врага от противотанкового ружья. Перекрёстный огонь не даёт ремонтникам приблизиться к раненному зверю. Стреляют и по большим танкам прорыва, но только выбивают искры. Их не берёт даже противотанковое ружьё.
Передовой танк, чуть виляя кормой, накрывает один из окопов, обрушая его стенки. И не теряя скорости проползает дальше. От бойца видны лишь голова и правое плечо. Придя в себя после танка, боец вытаскивает из-под земли противотанковую бутылку, но повернуться не может. Он кидает своё оружие через голову без размаха, почти так же, как нынче невесты кидают букеты в ЗАГСе. Бутылка ударяется о корму танка. В любом другом случае она просто отскочила бы на землю, а тут что-то заставляет её срикошетить под зад башни, где она и разбивается.
Но и разбивается она неправильно. Возможно, откололась часть горлышка или треснула стенка. Может просто, выскочила пробка. Катаясь по верхней части задка танка, бутылка поливает броню. Появившийся огонь разгорается как-то не смело. Но чем больше выливается коктейля Молотова, тем выше и ярче огонь. Похоже, стекло лопается от огня, вдруг взлетает столб огня, скрывая под собой даже башню. Боец, кинувший бутылку, поворачивает голову и откидывается назад, чтобы увидеть результат броска. В этот момент в остатки окопа влетает мина из миномёта, быстро установленного за бронетранспортёром. У бойца отрывает голову и разрывает верхнюю часть туловища. Голова в полёте медленно кувыркается, как бы оглядывая местность. Если она способна видеть, то, думаю, любуется вдруг отлетающей вверх башней танка.
Каждый раз на этом месте сон обрывался и начинался снова, в точности показывая всё произошедшее с другого ракурса. Я не мог осознать, почему появились такие видения. Позднее пришло предположение, что это души погибших солдат передавали мне своё видение ситуации. Но это оправдание я придумал для себя.
Когда, наконец, пришёл в себя, оказалось, что я лежу в больнице, похоже, в психиатрической. Скоро меня повели к врачу. После довольно длительной беседы врач выписывает меня, как не требующего лечения. У ворот больницы меня встречает профессор в сопровождении двух молодых людей. Это, похоже, его студенты-дипломники. Один ведёт машину, меня везут домой. Профессор берёт с меня слово, что я послезавтра буду в лаборатории.
Наверно, во мне было слишком много успокоительного. Я проспал ещё сутки, слава богу, без сновидений. Наверно, в это время приходила Аля. На кухонной плите стояла миска уже остывшего супа, на столе лежала записка:
«Я вижу, что не нужна тебе. Давай останемся друзьями. Поставь остывший суп в холодильник.» Честно говоря, не испытал никаких чувств: ни разочарования, ни радости.
В лаборатории вместе с профессором меня ждали пять студентов, чтобы стенографировать мой словесный рассказ. Профессор не очень доверял разным магнитофонам и диктофонам. Они тоже использовались, но вместе с ними стенографировали и люди. После целого дня записей, студенты ушли разбираться. На завтра со мной должны работать гипнологи.
Профессор решил сэкономить деньги и пригласил только двоих. В течение дня они не могли добыть из меня ничего ценного. То же получилось, и на второй, и на третий день. И только в прежнем составе гипнологов получилось, как надо. И даже больше. Роясь в памяти оставшейся от моего соучастника (не знаю, как правильно его назвать) выяснили некоторые данные его биографии. Он оказался, как и мои предки, родом из Куйбышевской (ныне и прежде Самарской) области (губернии). Как ни старались гипнологи, больше из прошлого ничего достать не смогли. Так и не смогли выяснить из какого населённого пункта был родом мой соучастник, был ли женат. Не узнали даже дату его рождения. При использовании его тела эти данные никогда не появлялись в его голове, потому они и не передались в мою память.
Запись моего рассказа в состоянии гипноза длилась один рабочий день. Ничего существенно нового не появилось. Только тонкости боя выяснились подробнее. Выяснили номер части, имя командира.
Снова профессор занялся расшифровкой всех записей и рисунков.
После завершения работ с моей памятью ко мне подошли те студенты, что делали стенографию и помогали профессору. У них начинались летние каникулы. Каждый год они выискивают неизвестные места боёв и ездят туда в качестве группы «Поиск». Ими уже найдены и переданы родственникам останки двенадцати погибших, считавшихся без вести пропавшими. По данным части группы, не принимавшей участия в работе со мной, два взвода той воинской части погибли почти в полном составе, не пропустив немецкую бронетанковую группу, пытавшуюся обойти наши части с фланга и ударить в тыл. Похоронная команда собрала убитых, санитары увезли раненых, всех не найденных записали в «без вести пропавших». Таковым оказался и мой Федот. Кстати, с таким именем в этой группе был только он.
Вместе с институтской группой «Поиск» я отправился в район Курско-Белгородской битвы. На главных полях работали другие. Мы попытались найти именно моё подразделение, перекрывавшее возможный путь обхода во фланг.
Группа собралась из девяти парней и трёх девушек. Две студентки и три студента из этой группы участвовали в стенографировании моих рассказов, третьей девушкой была лаборантка с кафедры медицинского факультета. Её взяли в качестве медика, а меня, как очевидца тех событий.
Ребята сразу после моего рассказа нашли на карте те населённые пункты, которые я называл. По спутниковым картам даже посмотрели их. Не смогли только найти тот полевой стан, на котором был бой, описанный мною. Было предположение, в каком месте он был. Теперь спутниковый снимок показывал в том месте заброшенное некогда паханное поле. Угадывалась балка и старое русло. Но только угадывались. Ни перед боем, ни во время боя карты того места я не видел, поэтому в этом деле я им был слабым помощником. Надеялся, что узнаю местность, когда окажусь там, ведь общий вид должен был мало измениться.
До Белгорода мы добрались на поезде. Ребята набрали неимоверное количество багажа. Каждому из парней пришлось нести по огромному рюкзаку и по багажной тележке, на которых теперь возят большие сумки. Один из ребят приспособил для этого велосипед. Из-за него нас едва пустили в вагон. В Белгород мы прибыли утром. Почти сразу же сели в автобус, ехавший в райцентр, в котором формировалась войсковая колонна. Центр районного городка очень изменился. Я сумел опознать лишь несколько зданий, почему-то оказавшихся в памяти хозяина того тела, в котором я тогда пребывал.
На автобус в посёлок, через который проходили тогда войска, мы опоздали. Пришлось ждать вечернего рейса. Хорошо, что в райцентре оказалась хорошая столовая райпотребсоюза – не пришлось распаковывать наши запасы. Водитель предупредил: если народа будет много, он нас не возьмёт. Но народа оказалось не очень много, мы поместились не стеснив остальных пассажиров.
В нужный посёлок мы прибыли, когда солнце приблизилось к горизонту. Я с трудом сориентировался, с какого места нас в те времена вывели в поле. Той дороги уже не существовало. Клетки полей, рассчитанные на маленькие слабые довоенные тракторы, были объединены в большие. Последний раз их пахали доперестроечные «Кировцы». Теперь поля заросли бурьяном. Хорошо, что была весна, иначе нам было бы трудно пробираться через заросли ковыля и полыни. Пока они было не выше колена.
Посёлок в центре не изменился: те же дома, тот же колодец, даже сельмаг был тот же. Только всё состарилось, потемнело. Через дом строения были заброшены. На улице почти не было детворы. А в памяти погибшего воина их было очень много, чуть ли не столько же, сколько было солдат. Кроме того, от райцентра до сельмага посёлка была проложена асфальтированная дорога. А во время войны она была грунтовая. Тогда и от Белгорода до райцентра дорога была грунтовая. На конце посёлка появилось несколько новых домов – их не было во время войны. Половина их тоже была заброшена. Но один домик радовал глаза – тут хозяин был с руками и талантом.
Ребята хотели занять какой-нибудь из брошенных домов, но ни в одном из них не было ни пола, ни потолка, у всех были выбиты стёкла. Решили, что проще поставить палатки на краю посёлка.
Трое ребят занялись палатками, четверо парней и две девушки пошли по посёлку, чтобы узнать у стариков, как правильно добраться до того полевого стана. Двое ребят скоро вернулись с охапкой дров и овощей. К этому времени был организован костёр и установлены металлические козлы над ним. Для начала мы собрали охапку полусгнивших штакетин. Так что настоящие дрова были ко времени. Самая маленькая из девушек, оставшаяся в лагере начала готовить ужин. Поэтому и овощи оказались к месту.
Палатки студентов были большие, шестиместные, моя – двухместная. Других найти не удалось. То же было и со спальными мешками. То ли они были двухместные, то ли рассчитанные на очень полных людей, таких, как Крачковская. Суп сварили из тушёнки. «Фуражиры» ещё раз сходили в посёлок и принесли кусок свежего мяса. Мы его порезали на мелкие куски и пожарили, как шашлык. Хватило как раз всем.
Вернувшиеся «разведчики» принесли нерадостные вести: не нашли тех, кто знает о том полевом стане. Только мальчишки рассказали, что далеко в степи есть пустырь, где они находили целые патроны и даже снаряды. Всё старое и заржавевшее. Им показали, в каком направлении надо идти. Ещё сказали, что там есть единственные в округе большие деревья. Все остальные деревья маленькие и находятся в лесополосах, а эти стоят отдельно. В моей памяти деревца на полевом стане были маленькие, да и лесополос было больше.
Округа настолько изменилась, что я не узнавал ни дороги, по которой мы шли и ехали, ни даже направления, куда шли. По фотографиям со спутника, рассказам мальчишек, а больше по интуиции, мы пошли в сторону более-менее подходящего ландшафта. Из-за большого количества груза продвигались довольно медленно. В течение дня делали три привала для отдыха. Лишь к концу второго дня путешествия добрались до намеченного места. Пока разбивали лагерь, один из ребят стал кружить вокруг с металлоискателем, ставя в отмеченных сигналом местах флажки на металлических спицах.
Ещё в лагере около посёлка заметил, что девушки ночуют в палатках парней. Во время движения оказался рядом со старшей из девушек – Дашей и наивно спросил:
-- Не опасаетесь в палатках парней спать?
-- Нет. А почему?
-- Ну, гормоны…, удалённость…. Не пристают?
-- У нас тоже гормоны. Зачем им приставать? Мы и так даём.
-- А «залететь» не боязно?
-- Сперматозоиды одного мужчины убивают сперматозоиды другого. Для большей гарантии спим с тремя. Об этом эффекте даже в докладе профессора написано. Вам тоже хочется?
-- Я как-то не думал об этом. Просто, спросил.
-- Хотите, я к Вам сегодня приду?
Ответить не успел – её отозвали в сторону. Остаток дороги присматривался к отношениям в группе. Если не знать, что они так спят, ни за что бы не подумал: никаких поводов для этого не приметил. Даже намёков нет.
После ужина и песен под гитару первым ушёл спать. Скоро разошлись и студенты. Уже заснул, когда почувствовал что в палатку кто-то забрался.
-- Кто?
-- Я, – женский голос, – я же обещала придти.
-- Тебе это надо?
-- Надо. Парни ночью просыпаются и пристают. Это-то ладно, так им ещё и утром надо. А утром так не хочется!
-- Я же тоже могу пристать.
-- Вы один. А их трое. Первые кончат и спят. А мне ещё остальных дождать надо.
-- Как-то стрёмно это. А если всё-таки «залетишь»? Я жениться не готов.
-- А почему Вы? Их же ещё девять. А кроме того, у меня спираль. Ну, раз Вы не хотите, то хоть разрешить просто поспать здесь.
-- У меня только один мешок.
-- Я не толстая – поместимся.
Даша залезла в мой мешок. Сначала повернулась спиной, но вскоре развернулась на спину. Её рука, будто нечаянно, легла на мой член. Присутствие рядом женщины и касание моего интима затуманили мой мозг. Я тоже, будто нечаянно положил руку ниже её живота – под комбинацией не почувствовались трусики. Всё это привело меня в состояние готовности. Слегка двинул ладонью и тут же почувствовал пожатие члена.
Какое-никакое, но воздержание накануне дало свои результаты. Едва мы соединились, как из меня хлынула сперма.
-- А говорил, что не надо. Хорошо хоть вставить успел. Передохни, повторим и спать будем.
Что ответить, не нашёл. Отдохнув, задвигался. По всем моим приметам она была не только бывалой, но и рожавшей. Это помогло хорошенько помучить её – сумел трижды довести её до оргазма. Всякий раз приходилось целовать её, чтобы не дать ей кричать. Особенно, когда кончил сам. Думал, она мне губы оторвёт.
-- Так и подумала…, что ты достаточно опытный…. Чуть душу не вывернул.
-- Тебе понравилось?
-- Безумно! Ещё ни с кем так хорошо не было.
-- Спим?
-- Ага. Замучил меня больше, чем трое парней. Надо бы на двор, а не хочется. Заткни, чтобы мешок не испортили.
Она повернулась ко мне спиной и потянула за член. Я понял.
-- Ты вроде рожавшая?
-- Сразу ясно, что у тебя много баб было. Парни до этого не додумались. Не говори только это никому. Пусть думают, что я от природы такая.
-- А где ребёнок?
-- У мамы в деревне.
-- Сколько ему?
-- Пять лет.
-- А тебе сколько?
-- 22. Для чего тебе это? Я же женить на себе не собираюсь. Спи.
Весь следующий день мы копали, но в отмеченных местах находились лишь пустяки: то болт, то гайка, то непонятный железный обломок, который мог быть как военного, так и послевоенного происхождения. Девушки суетились у костра, убирали траву, облагораживали лагерь. К вечеру мы вытоптали довольно обширную поляну. Я решил ещё раз приглядеться. По всем приметам, мы находились довольно далеко от того места, где произошли увиденные мною события. Побродив по окрестностям, прикинув изменившийся рельеф и пейзаж местности, пришёл к выводу, что мы копаем метрах в трёхстах от нужного места. Парень с металлоискателем сразу же проверил указанное мной место. Там прибор верещал почти непрерывно. Раскапывать решили завтра.
В течение дня я попытался сделать какие-нибудь знаки внимания Даше. Но она немного грубовато ответила, что не надо совсем обращать внимание на случившееся. Иначе все будут только любезничать, а не делом заниматься.
Резкость и грубость сильно охладили мои чувства благодарности. Забравшись в спальный мешок я уже не ждал её в эту ночь. Однако, она опять пришла, «обслужив» своих парней. После путешествия в каменный век я перестал брезговать совокупляться с женщиной после других. Расстегнул мешок, чтобы не заставлять её ждать. Но когда стал обнимать, понял, что это не она, а Дуся – Евдокия.
-- Ты тоже с парнями спишь?
-- Они для этого нас и взяли с собой. Времени уже много, давай дело сделаем и спать будем. Завтра день тяжёлый намечается.
Дуся была среднего роста, очень пышная, но не толстая. Многие мужчины облизываются, глядя на таких. Ну, раз сама пришла, то я долго резину тянуть не стал.
Хотя она была девушкой, родовые пути её мало отличались от Дашиных. Зато реагировала она ярче и сильнее. «Помучить», как Дашу у меня не получилось. Кончили мы вместе. По всему, это её вскрики я слышал сквозь сон, думая, что парни играют с девушками. Во время оргазма она чуть не скинула с себя. И орала бы, как оглашённая, если бы я вовремя не заглушил её рот поцелуем. Она и в рот мне покричала.
-- Вот почему Дашка меня к тебе не пускала! Сама, наверно, хотела идти.
-- Тебе понравилось?
-- Конечно! Я же впервые с мужчиной легла. У тебя и размеры другие, и спешки нет. Парням лишь бы кончить поскорее. Можно, я к тебе ещё приду?
-- Если без последствий, то я не против.
-- Имеешь ввиду беременность? После троих мужчин беременность редкость. А ты четвёртый. Давай спать.
Она повернулась ко мне спиной. Думая, что она тоже хочет, чтобы я её «заткнул», нашёл нужное место и загнал пробку.
-- Зачем?
-- Чтобы спальный мешок не запачкать.
-- А! Только ночью не буди – я спать люблю.
Я уснул, положив ладонь на девичью пухлую грудь.
Как и Даша, на следующий день она не показывала никакого вида, что переспала со мной. Эта своеобразная игра меня забавляла.
На третью ночь я опять ждал Дашу. Однако, в мой мешок забралась самая маленькая – Дина. Она была не пухлая, не худая. Всё у неё было маленьким, как сама. Но в пику напарницам у неё была очень женственная фигурка. По моим меркам, идеальная женская фигурка. Только что маленького роста. Девушка была очаровательная лицом. В ней чувствовались кавказские корни. Чёрная коса усиливала этот акцент. Поглядывая на девушек, я предположить не мог, что она, как и остальные, без колебаний ложилась в постель к парням. Маленькими оказались у неё и родовые пути. Точнее, узенькие. Мне показалось, что и длина их тоже маленькая, но к моему удивлению она легко приняла меня и с толщиной, и с длиной.
Наверно, потому, что я представлял её, довести её до оргазма у меня не получилось. Мешало волнение и смущение. Хорошо, что было темно. Вряд ли я смог бы покуситься на её прелести на свету. Именно потому, что она была ослепительно красива, и лицом, и фигурой.
-- Ты всё?
-- А ты?
-- Я никогда не кончаю. Наверно, потому, что я маленькая.
-- Такого не может быть. Ты не можешь быть фригидной!
-- Это почему?
-- Слишком красива!
-- Это не повод.
-- Давай ещё раз попробуем? Так не должно быть!
-- А выспаться успеешь?
-- А ты?
-- Я много не сплю. Не встаю рано, потому что утром холодно бывает. Чтобы парни утром не приставали, ухожу, как только они просыпаться начинают.
Я осторожно задвигался, постепенно увеличивая интенсивность. Из-за того, что подо мной была такая красивая девочка, забыл все способы доведения женщины до высшего предела.
Как ни сдерживался, всё равно не сумел устоять. Девчонка начала реагировать, кажется, её догнал оргазм, но ввергнуть её в наивысшее состояние не успел – меня прорвало. Она к этому времени обняла меня ручками и ножками, выгнула спину. Я поспешил накрыть её губки своими, но большего не случилось. Девчонка переживала струю спермы, вздрагивала, но не больше. Даже попытки вскрикнуть или вжать меня сделать не смогла. Меня это очень расстроило.
-- Опять не получилось!
-- Получилось! Так ещё никогда не бывало.
-- Это не то. Я же чувствую.
-- Ещё сильнее бывает?
-- Ещё как!
Как хорошо, что я её не вижу. В темноте она для меня безликая, хотя я знаю, что со мной она.
-- Ты очень красивая. На тебя многие смотрят с восхищением. Для чего тебе нужно спать с парнями?
-- Опыта набираюсь. В древние времена девушки ещё до замужества пробовали секс с разными парнями и даже с мужчинами. Они выбирали себе мужа не только для души, но и для тела. Наверно, поэтому тогда семьи были очень крепкими. Потеряв мужа, женщина не потому не стремилась замуж за другого, что так требовала мораль, но и потому, что она понимала, что в семье, кроме душевного лада, нужен и телесный. И другого такого, как муж, у неё уже не будет. Ведь не зря природа создала разные полы.
-- Да, мудро! Но ведь можно нечаянно «залететь»?
-- Говорят, если имеешь регулярную половую связь с разными мужчинами, то беременность маловероятна. Сперма одного убивает сперму другого. Главное, чтобы их было не менее трёх. Тогда количество спермиев-камикадзе увеличивается относительно спермиев-оплодотворителей. Потому мы договорились, что спать будем каждую ночь с тремя парнями и каждую же ночь менять их. Уж от девяти самцов по этой теории точно не забеременеешь. У профессора в отчёте по Вашему путешествию в каменный век об этом здорово написано. Недозрелые девочки успевали созреть, потому что на них большой спрос был разных мужчин. Как только спрос уменьшался, так и беременность наступала. Естественным отбором некрасивые девочки беременели раньше из-за малого спроса и во время родов умирали из-за неготовности к родам. Потому женщины нынче красивые, редко встретишь какую-нибудь страшилу
-- А замуж потом возьмут?
-- Кто? Эти? Нет, конечно. А другие же про это знать не будут. А что не целками будем, так и это нынче не проблема. Целки теперь не в моде. Парни рассуждают так: раз тебя до свадьбы никто не тронул, значит, бракованная. А если ему целка потребуется, так и это пустяк – любой хирург её восстановит. Одна сокурсница уже пять раз восстанавливала.
-- Зачем?
-- Хотела замуж выйти, но вовремя успевала парня распознать. Он ей не подходит, а целки-то уже нет. Вот и ходила на операции.
-- Ты тоже восстанавливаешь?
-- Зачем? Меня без неё возьмут. Я и красива, и с образованием буду. А с парнями сейчас сплю, чтобы опыта набраться – муж потом доволен будет.
-- А замужем на сторону не потянет?
-- Ну и что? Пусть и он сбегает, если приспичит. Я рожать ни от кого, кроме как от мужа, не собираюсь. И он пусть ни детей со стороны, ни болезней не приносит.
-- Ну, а если по пьяни или ещё по какой причине «залетишь»? Нам ведь не дано это самим выбирать? Вот оплодотворится яйцеклетка от кого-то, не от мужа.
-- И что? Разве на ребёнке это написано будет? Дядь Дим! Какой Вы тёмный! Чтобы не поймать что-то нехорошее, мы спим со своими парнями..
-- Да. В наше время не так было. Про трёх мужчин как-то никто не знал.
-- Христианство вытравило. До крещения Руси в праздник Ивана-купалы девушки как раз так же выбирали себе мужей. В том празднике участвовали и молодожёны. Наверно, чтобы вспомнить молодость. Мужики получали удовольствие от молодок, а женщины, кроме удовольствия, получали отсрочку в рождении первенца. Тогда же тоже рано замуж выдавали. Вот и отсрочивали беременность, чтобы успеть созреть. А в Советском Союзе секса не было, потому про всё это мало кто знал.
-- Тебе сколько лет?
-- 20. А Вам?
-- Мне 40.
-- Думаете, это как-то скажется? Они же друг у друга возраст не спрашивают.
-- Кто?
-- Наши дырочки и ваши палочки. Ой! Хватит об этом! Давайте спать.
Спать? Даже от осознания, что я в близости с очень красивой девочкой невероятно нравящейся мне ещё и телесно, напряжение и похоть не убавились, хотя уже дважды разрядился с ней. Она предложила спать, но даже телом не дала понять, что надо с сексом закончить.
В этот раз у меня получилось, и воздержаться, и довести её до хорошего оргазма. Похоже, он был у неё впервые. Возможно, она знала, что в таких случаях женщина может закричать, возможно, так получилось автоматически, в пике состояния вцепилась поцелуем мне в плечо. Мне пришлось бы слишком сильно согнуться, чтобы целовать её в губы.
Я смотрел не молодёжь и удивлялся. Все вели себя так, будто между ними ничего не было. Никто ни к кому не приставал, не намекал. Ни девчонки, ни парни ничем не выдавали своей близости друг с другом. Так ведут себя в коллективе семейные люди. Здесь была одна коллективная семья.
После завтрака парни взялись за лопаты. Металлоискатель ещё вчера определил наибольшее скопление металла. В тех местах и начинали раскоп. Но не сверху, а сбоку. Видимо, опытные искатели. Сверху можно случайно нажать лезвием лопаты на детонатор мины. А так мина освобождается с безопасной стороны. Работы больше, зато не опасно.
Пошли первые находки. Очень большим скоплении металла оказалась куча стреляных гильз – место пулемётчика или автоматчика. В другом месте оказалась пара снарядных гильз. Но в моём видении не было пушек. Значит, это гильзы танковых пушек.
Девушки, освободившись от уборки лагеря, пришли чистить находки. Большие гильзы оказались немецкими. Мне определили найти место гибели моего сменщика. Ориентируясь по куче гильз – пулемёт – и находкам пригоршней других гильз – винтовочных, я прикидывал, где были окопы, где траншеи. Сомневаясь, показал предполагаемое место. Металлоискатель ничего не определял. В усиленном режиме он показал, что есть маленькая металлическая деталь. Ребята надеялись найти солдатский медальон.
Нашли винтовочную гильзу. Я было расстроился – ошибся с местом. Девчонки стали чистить находку, а парни копать в разные стороны. Скоро у одного из поисковиков выкопнулась кость. Копателей в том месте прибавилось. Начал освобождаться скелет. До верха скелета было чуть не метр от поверхности. Появились истлевший материал гимнастёрки с проржавевшими пуговицами.
-- Есть! Это самодельный медальон! Мы попытаемся его вскрыть. Если найдётся что-то ещё, позовёте.
После очистки гильзы девчонки определили, что она не боевая – это самодельный медальон, в который солдаты вкладывали записку со своим именем и адресом родного населённого пункта. Иногда туда же вкладывалась записочка с прощальными словами. В разных местах солдаты запечатывали их по разному. Большей частью вставлялась обратно пуля, встречались гильзы заткнутые битумом или смолой. Битум и хвойную смолу жевали, чтобы размягчить и этим комочком затыкали отверстие. Некоторые солдаты сминали верх гильзы и загибали. В герметично запакованной гильзе записка сохранялась. Если в сосуд попадал воздух – могла истлеть. Из-за попавшей внутрь воды записи обесцвечивались и смывались.
Раскапываемый скелет оказался без черепа. Даже ключицы у него были разломаны. Я сам не верил, что моё видение было с реальной историей. Мы предположили: будь на месте голова, солдата нашла бы похоронная команда. А так как голову оторвало, а земля после взрыва осыпалась, то окоп стал похож на воронку от взрыва снаряда. Похоронная команда могла не знать расположения окопов, могла работать поздно вечером. Её могло и совсем не быть, а хоронили погибших местные жители.
В карманах гимнастёрки и брюк не было больше ничего. Скелет осторожно уложили в пластиковый пакет для захоронений, герметично закрыли и неглубоко прикопали, чтобы сообщить потом родственникам. Те решат, похоронить погибшего здесь или увезти на родину. Могут найтись и другие погибшие, поэтому место делалось очень видным.
Ближе к вечеру студенты собрались в лагере. Девчонки всё ещё распаковывали гильзу. Она была запечатана чем-то вроде сапожного вара, который со временем превратился в подобие асфальта. По очереди они осторожно ковыряли горловину гильзы то острым шилом, то большой шорной иглой.
Дуся готовила на костре похлёбку из остатков колбасы. Парни, уставшие за день от лопат, растянулись на брезенте. Кто-то вдруг сказал, что не нашли бутылок, ведь не одна же она была у бойца. Или это кто-то другой, или, просто, не докопались до них. Завтра ещё пороемся.
От усталости парни едва двигались. После ужина они полезли в палатки – сегодня не до песен и гитары. Быстрые сумерки не дали возможности и девушкам достать из гильзы записку. Пошли спать и девчонки. Только я в этот день не был утомлён. Хотел посидеть у костра, но пыхтение в палатках и тихие восклицания слишком возбуждали. Я теперь точно знал, что там происходит. А ведь парни едва двигались после раскопок! Молодость!
Я лежал в своей палатке и пытался представить, где должны быть бутылки. Это помогало отвлечься от возбуждающих шумов в соседних палатках. Скелет мы раскопали со спины. В видении ниша с бутылками была чуть впереди. Кинул я её через голову почти назад. Значит, до неё должно быть всего несколько сантиметров.
В эту ночь со мной спала Даша. После Дины я её чувствовал совсем иначе. С трудом добился своего оргазма. Сколько раз за это время отправил в него Дашу, не считал. В этот раз была цель разгрузиться самому, а что будет с партнёршей совсем не волновало.
Ребята уже копались во вчерашнем шурфе, девчонки занимались лагерными делами, когда из своей палатки вылез я. Даша с лупой часовщика на глазу ковырялась в найденной вчера гильзе. Когда умылся, меня посадили «за стол» завтракать.
Как и ожидал, бутылки оказались в предполагаемом месте. Они все были почти пустые. На дне их было что-то чёрное и густое, в две бутылки насыпалась земля. Когда они опростались, мы могли только предполагать. Может они раскупорились при взрыве мины, но засыпанные землёй при прохождении танка выпарились без воспламенения. Могли и не раскупориться, а высохли из-за времени, ведь прошло 70 лет.
В другом месте ребята раскопали неразорвавшуюся мину. Вызвать сапёров было невозможно: спутниковой связи у нас не было, а сотовая связь здесь не действовала. После короткого совещания решили свернуть лагерь, чтобы осколками не повредило палатки и утварь, и очень длинной верёвкой оттащить её в яму в балке. Часа два сворачивали лагерь. Девчонок заставили уйти метров на 200. Выбрали самого ловкого и выдержанного парня, чтобы привязать к хвосту мины верёвку. Когда все приготовления были закончены, наставили колышков от палаток, чтобы задать мине определённое направление, связали все верёвки и даже простыни. Получился трос метров 150. У одного из ребят оказалась строительная каска. В ней и стали тянуть. Выбрали метров 10-15 этого троса, а мина даже не двинулась. «Трос» вытянулся струной: щёлкни – зазвенит, а она, зараза, будто приклеена. Мы все в напряжении вытянули шеи, пытаясь понять, что её держит. Вдруг мина отлипла и прыгнула вдоль верёвки. Оператор троса от неожиданности отпустил его, он пружинил, и теперь ближайшая его часть оказалась от нас метров на 20 ближе к заряду.
Самый смелый и бесшабашный кинулся к нему.
«Ползком!» - крикнули почти хором. Парень спокойно дошёл до «троса» и притащил его к нам. Мы чуть не побили его, когда он не захотел прятаться от взрыва. Точнее, настаивал на предосторожности я и ещё один парень. Кое-как добившись безопасности, продолжили перемещение.
В последний момент, когда мина была уже на краю ямы, я вспомнил, что перед боем там лежал наш арсенал: гранаты, несколько противопехотных мин и цинки с патронами.
-- Ребята! Я вспомнил! Там были наши запасы оружия. Может так рвануть, что мало не покажется.
-- Так его сапёры взорвали. Потому и яма. Так что ничего страшного.
Больше никто высказаться не успел – мина сама по себе покатилась в яму. Из-за края было не видно, как она туда свалилась. Ни взрыва, ни стука. Кажется, ничего не будет.
Вдруг раздался громкий хлопок, а потом началось такое, что я и представить не мог. Взрывы гремели дуплетом и с промежутками, из ямы неслась беспорядочная стрельба – рвались патроны. Над ямой взметнулась воронка летающей земли. Что-то успевало приземлиться, что-то не успевало, как следующий взрыв снова подкидывал падающую массу. На нас посыпались комья земли и песок. Перед глазами вперемешку с землёй шлёпались горячие осколки снарядов. Закричала женщина.
-- Что, страшно?
-- Нет. Дашу ранило.
-- Сильно?
За серией следующих взрывав ответ был не слышен. Крупный осколок плашмя упал на одного из ребят. Его даже не поцарапало, но слегка обожгло горячим металлом. Минут 10 гремели взрывы. Вроде бы всё стихнет, а через минуту то бабахнет, то хлопнет пара-тройка патронов. Над ямой иногда появлялся синий дым.
-- Там что-то горит, вот и вызывает сработку зарядов.
-- Чему там гореть после такого ада?
-- Я видел, какой-то ящик взлетал, или что-то похожее.
-- Снарядные ящики! Они же деревянные! Вот они и горят.
-- Их в первую очередь выбросить должно – они же лёгкие.
-- А как дно может взлететь?
-- Откуда столько взрывчатки? У нас было с десяток гранат, да пара-тройка мин.
-- Война же тогда не кончилась. Может после ещё тут бои были. Может, там сапёры немецкие снаряды взорвали, а не все сдетонировали. Да кто знает, откуда она там взялась?
-- И долго нам тут прятаться? Если ящики будит долго гореть, то до завтра там что-нибудь рваться будет.
-- До завтра и лежать будем. Девчонки вон как далеко, и то Дашку ранило.
Все вспомнили про раненую. Наперебой закричали, на сколько велико ранение. Девчонки ответили, что осколок, упавший с неба оцарапал ей ногу около ступни. Через неделю кроме возможного шрама ничего не будет.
Перекличку прервал ещё один взрыв – похоже на гранату. Ещё два часа пролежали без единого взрыва. Очень редко лопали патроны.
-- Парни! Смотрите: всякая дрянь сыпалась на нас, даже до девчонок долетала, а рядом с ямой только пара досок от ящиков упала. Надо туда добраться и засыпать огонь. Может, там больше ничего не осталось, а мы тут будем валяться.
Я настаивал идти туда одному мне, но меня не отпустили. Перебежками мы добрались до лопат, а потом с лопатами прибежали на край ямы. Любопытство пересилило опасность. Все мельком глянули в яму. Там, действительно, горели остатки ящиков. Опасаясь взрыва, мы на коленях копнули и разом бросили землю на огонь. Но едва наклонились за очередной порцией, как в яме взорвалась граната. Осколок чиркнул по каске.
-- Всем лечь! В яму не заглядывать! Бросать землю наугад. Главное, закидать огонь.
Это я взял командование на себя.
-- А как могло взорваться? Там же вроде ничего нет.
-- Может что-то в огне лежало, ждало, пока мы придём. Может мы землёй встревожили.
-- Лёжа не получается копать.
-- Лежать! Копай рядом с собой. Видел в кино, как солдаты во время боя окапывались?
Через полчаса в яме было достаточно земли. Парни перестали слушаться и уже кидали землю стоя. За час мы только до половины засыпали громадную воронку. Из земли даже дым не пробивался.
-- Ну, такую толщу только атомная бомба поднимет.
-- Её нам только не хватало. Хватит, наверно. Не заравнивать же её. Потом сапёры и найти не смогут.
К нам подошли осмелевшие девчонки. Мы пошли разворачивать лагерь. Возбуждённые пережитым и весёлые, что остатки войны никого не унесли. Даша даже не прихрамывала. Её ещё там перевязали какой-то тряпицей. В прежнем виде лагерь восстал только к отбою.
Я ожидал, что ночью ко мне придёт Дуся, но появилась Дина. Если секс с Дашей и Дусей воспринимался, как некое приключение с молоденькими женщинами, то Дина меня смущала. Всякий раз, оказываясь рядом с ней днём, я испытывал какое-то странное волнение. Даже в самой опасной операции, при самом напряжённом риске такого не было. Ещё большее волнение было ночью. Однако, девчонка вела себя так, что волнение переходило в возбуждение. Поцелуи и объятия приводили к своеобразно естественной близости. Я даже забывал, что она только что пришла из палатки парней, где ею до меня попользовались трое.
К моему изумлению, с этой ночи ко мне спать приходила только Дина. Ублажив парней, она прибегала, когда в других палатках ещё взвизгивали Даша и Дуся.
Прошло ещё три дня. Парни откопали ещё одного солдата. На его скелете не было повреждений. Он погиб либо от ранений в мягкие части тела, либо его засыпало землёй. Его медальон был настоящим. Скорее всего, он не был новобранцем. По его медальону в архивах найдут все его данные.
У нас подходили к концу запасы еды. Накопилось достаточно собранного материала. Да и металлоискатель уже ничего не отлавливал. Из предварительно изученных данных мы нашли почти всё. Неизвестным было появление склада взрывчатых материалов, который мы нечаянно уничтожили. Зато был составлен точный план размещения траншей и окопов, который абсолютно совпадал с мною виденным в путешествии во времени. На местности был установлен знак, под которым были захоронены останки найденных солдат. Голову безголового трупа мы так и не нашли. Его, наверно, похоронили, как неизвестного солдата.
Все мы хорошо отдохнули от городской жизни, а студенты ещё и от учёбы. И девушки, и парни до предела насытились сексом. При этом девушки, не используя контрацептивов, надеялись не забеременеть. Я окончательно одурел от Дины. Вся экспедиция это заметила и беззлобно посмеивались над девушкой. Она же делала вид, что мы все ей одинаково друзья. Зато Даша почти открыто выражала мне не только свою симпатию, но порой была даже навязчива.
Равнодушно дружественной всем была лишь Дуся, которой было без разницы с кем и в каком порядке совокупиться. Мне казалось, что она одинаково переносила как однократное совокупление, так и непрерывное в течении всей ночи. Как раз это я наблюдал в последнюю ночь в лагере. Предчувствуя долгое воздержание, парни не спали всю ночь, но к своему телу без ограничения допустила только Дуся.
После возвращения в город я ни разу не видел наших девушек с парнями. Складывалось такое впечатление, что они в нашей экспедиции специально излишествовали, чтобы дома вести себя невинными.
Даша нашла меня и попыталась стать постоянной любовницей. Но я после единственной ночи, проведённой с ней, прямо сказал, что никаких перспектив у неё нет.
Дина совершенно случайно встретилась на улице. При очаровательной фигурке она лицом отнюдь не была красавицей, какой мне показалась на раскопах. Я пригласил её в кафе, где мы хорошо посидели. Зайти ко мне на чашку чая она категорически отказалась. Провожая её, я старательно приглядывался к её походке, стараясь понять, давно ли она была с мужчиной. По моим приметам, достаточно давно.
Через неделю девушка отказалась от кафе, но почти напросилась ко мне домой. Обследовав квартиру, спросила, не могу ли я сдать ей с подругой вторую комнату. Хозяйка квартиры, которую они снимали прежде, решила продать её и разделить деньги наследникам. Найти сходу другую не получалось. Я сразу заявил, что не смогу удержаться от желания близости. Вольно или невольно Дина будет меня дразнить, ведь за время экспедиции в степи я слишком хорошо познал её. Удобно ли это будет при её подружке?
-- Вот, как я и говорила, ты тоже теперь считаешь меня шлюхой. У меня никого нет. После той поездки и не было никого. А за подругой я вообще ничего подобного не замечала. Мы с ней год прожили вместе.
-- Не могу обещать, что не стану приставать к тебе. Опасаюсь, что могу даже изнасиловать, если будешь отказывать. Так что лучше поискать что-то другое.
Усмехнувшись, Дина чуть прислонилась ко мне. От её касания меня слегка затрясло. Не знаю, что подействовало больше, симпатия или похоть.
-- Может, хоть поможешь найти что-нибудь подходящее.
Дина появилась на следующий день.
-- Подружка нашла жильё. Там живут трое наших. Впятером тесно будет. Может, я поживу у тебя?
-- Хоть сколько! Только я тебя предупредил. Хоть обижайся, хоть нет, но ты мне слишком небезразлична. Может, подружку сюда, а ты туда?
-- Один придумал? Я же с ума сойду от ревности! Мне всё время будет казаться, что ты с ней спишь. Давай попробуем, может ты больше фантазируешь. Как только найду жильё, я съеду.
-- А если…?
-- Никаких если! Я не девочка. Ничего страшного не произойдёт, даже и «если» случится. Только на большее не рассчитывай. Договорились? Пятнадцать тысяч в месяц нормально?
-- Да живи без всякой оплаты! Мне наградой будет видеть тебя каждый день. Только парней не приводи даже в гости. Не переживу!
-- Вот это гарантирую. Даже подружек здесь не будет. Как только найду подходящее жильё, сразу тебя освобожу.
Часа через два пришла Дина с тяжеленным чемоданом и большой сумкой. В чемодане были книги, тетради и ноутбук, а сумка была заполнена одеждой. Во второй комнате у меня был небольшой шифоньер и хороший объемистый книжный шкаф. Всё пригодилось, как надо. Был и стол, но маленький. При размещении на нём ноутбука книги и тетради так теснились, что угрожали падением. Пока Дина раскладывала свои вещи, я заказал по телефону большой стол. Она, кажется, даже не слышала.
К вечеру привезли и собрали стол, который оказался даже великоват. Помогая девушке устроиться, я никак не мог справиться с возбуждением. Пришлось надеть брюки, чтобы легче было скрывать напрягающийся член. В трико это совсем не получалось. Вряд ли она это не замечала. Однако, никаких изменений в её поведении не было.
Через неделю начнутся занятия, ей надо приготовиться, привыкнуть к новой обстановке. Пока девушка ходила за вещами, я успел врезать в её дверь замок и все ключи положил на её стол.
Ночью я никак не мог уснуть. Непроизвольно прислушивался к шорохам за дверью. Отходя ко сну, она явно напоказ громко прогремела замком, давая понять, что к ней хода нет. Иногда мне казалось, что я слышу её осторожные лёгкие шаги. Но каждый раз понимал, что это только казалось. Когда в очередной раз лёг в постель, тихонько щёлкнула щеколда её двери – замок не был заперт! Дверь тихонько отворилась и Дина прокралась в туалет. Вышла оттуда, когда стих шум воды. Но прежде чем отправиться к себе, подошла к моей кровати и заглянула в лицо.
-- Что не спишь?
-- Не знаю. А Вас не я разбудила? Извините, если что.
-- Да не спится что-то.
-- И мне. Можно, я Вас поцелую?
-- Ты же хотела это мужу оставить?
-- Не будет мужа. К нужному человеку не подступиться, а другие как-то не нужны. Так хоть Вам приятное сделаю. Вам же нравится со мной целоваться?
-- Очень! Только в поле мы на ты были, а теперь ты всё выкаешь. Коробит меня это как-то.
Дина присела на край кровати и, наклонившись ко мне, легонько и очень нежно поцеловала в губы. Я неожиданно для себя схватил её в объятиях и ответил страстным ответным поцелуем. Мне показалось, что она отшатнулась от меня и пытается вырваться. Пришлось отпустить. Но Дина, не разрывая поцелуя, встала и одним движением освободилась от халата. Под ним ничего не было. Её оголение увидел боковым зрением.
В общем, ночь была бессонной. Чуть передохнув, мы снова и снова начинали близость. Я делал всё, чтобы сдерживаться от оргазмов. Первые сдержать не мог. Зато к утру доводил её до исступления и всякий раз успевал остановиться. Мне казалось, что она стала моей частью.
С рассветом стали видны не только контуры. Насытившись первой страстью, мы любовались друг другом даже во время секса.
Утомлённый страстным сексом, я спал, как убитый, но проснулся раньше Дины. Если бы не округлые девичьи груди, её можно было бы принять за девочку-подростка. Пожалуй, ещё выдаёт её неподростковый широкий зад.
Осторожно поднялся, чтобы не разбудить, и, умывшись, приготовил нехитрый мужской завтрак – яичницу с беконом. Когда всё было готово, понёс на подносе ей. Время обеда, а она ещё спит!
-- Это я должна была завтрак приготовить!
-- В твоём возрасте меня водой поливали, чтобы разбудить. Сон в молодости крепкий. Ешь прямо в постели.
-- А ты?
-- Повар с поварёшки сыт. Я уже поел.
-- Я без тебя не буду.
Пришлось идти на кухню за вилкой и чашкой с недопитым кофе.
После завтрака в обед, я сходил в магазин за продуктами. Теперь я буду не один, поэтому про холостяцкую жизнь следует забыть. За это время Дина успела искупаться и теперь сушила волосы. Мне нравились её не очень длинные, но довольно густые и пышные волосы. Мне вообще, в ней всё нравилось. Она по природе была скроена очень ладно. Пять минут лёгкого ухода, и не самое красивое лицо в обрамлении чудных волос становится удивительно привлекательным. Подвижность и нежный бархатный голосок довершали её привлекательность. Мне кажется, в ту экспедицию, в какую попал с ними я, других девушек взяли, чтобы соблазнить Дину на ежедневную близость. Рассказывали как-то про такой способ знакомые московские студенты.
Дина совсем не умела готовить еду, даже яичницу. Зато у меня получалось достаточно прилично. У Дины из-за учёбы должно быть относительно мало времени, зато у меня его было с избытком. Из всех киностудий и сообществ каскадёров пришли отрицательные ответы. Но у меня военная пенсия с доплатой по инвалидности и зарплата ассистента в институте профессора. Если ещё Дина будет вносить в наш бюджет квартирные деньги, то нам средств хватит больше, чем за глаза.
Девушка была столь аппетитна, что я с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься сразу. Помня наставления тайландской учительницы, я несколько минут ласкал её, целуя не только в губы. Мне нравилось заниматься с ней кунилингом. Из-за него до предела заводилась не только она, но особенно я. Может из-за этого оргазм у Дины наступал, едва я начинал двигаться. Как это было ни утомительно, но мы не спали часа по три, а то и больше. Дина попробовала использовать презерватив, но почти сразу же потребовала освободиться от него. В дни, когда мы долго были рядом, я терял над собой контроль и набрасывался на неё даже днём.
Первый раз это случилось в выходной. Мне хотелось лишь поцеловать её, а она, смеясь, стала отбиваться, как от насильника. К тому времени, как я добрался до её губ, не на шутку завёлся. Во время борьбы оказалось, что под её халатиком нет даже трусиков. Скрутить её мне не составило бы никакого труда, но я обращался с ней, как с хрустальной вазой. Поцеловать удалось, лишь когда повалил на кровать. Во время поцелуя руки сами гладили её, забираясь под халатик. Попав пальцами между ножек, почувствовал её готовность к близости. Но она сопротивлялась даже, когда раздвигал её ножки. Зато стоило коснуться членом половых губ, как она не только сдалась, но и сама надвинула влагалище, подняв колени до самой груди. Тогда даже подумать не мог, что девочка может быть так темпераментна, ведь я собирался её изнасиловать. А тут трудно было понять, кто кого насилует.
Очень мешал её маленький рост. Во время секса было очень проблемно целовать её в губы. Приходилось целовать в темя и лоб, а она меня – в грудь. Любое совокупление у нас всегда заканчивалось оргазмом. А после него мы не могли обойтись без ласк и слов благодарности.
Не смотря на такую сексуальность, она была достаточно стыдливой. Стоило только освободить её от себя, как запахивала халат и не позволяла видеть её голенькой.
Не смотря на такие отношения, постоянно смущался разницы в наших возрастах. Пока не наступала следующая похоть, смотрел на неё, как на ребёнка. Со стороны она смотрелась красивой молоденькой девушкой, красоту фигуры которой не могла испортить никакая одежда. Маленький рост совсем не воспринимался. Но рядом с собой я чувствовал себя, как с ребёнком. И только в непосредственной близости забывал, и про рост, и про возраст. Начиналось какое-то одурение, вызывающее неудержимую похоть, которая заканчивалась бурным сексом. Как бы она ни отбивалась во время моих приставаний, к началу близости всегда была готова для совокупления. И ни одно из них не проходило без её страстного и активного участия.
Как-то она призналась, что думала, что меня хватит ну, самое большее, на месяц. А я, как молодой, и через три месяца не сбавлял темп.
Самым удивительным для нас обоих было то, что Дина не беременела. Сначала применяла какие-то препараты, потом стала забывать про них, а потом и совсем забросила. Наверно из-за столь интенсивной половой жизни, её родовые пути стали немного шире, что уменьшило дискомфортные ощущения, порой возникавшие в процессе. Через три месяца даже ссоры не были препятствием для наших еженощных увеселений.
Иногда мы ходили в ближние кафе. Не столько для того, чтобы поесть, а чтобы девушка могла потанцевать, показать себя, отдохнуть от учёбы и меня. Сам я не танцевал, но с удовольствием наблюдал за движениями моей подруги. Ей нравилось нравиться танцующим с ней мужчинам. Она порой доводила их до безрассудства. На этот случай у неё был я. Один-два боевых приёма, и у жаждущих более близких отношений надолго пропадало такое желание. Я был больше чем доволен такой жизнью.
Профессор обработал результаты последних записей и давно ждал меня для следующего путешествия. Я надеялся на Дину, но всё равно боялся её потерять. Даже по виду рядом с ней я выглядел не мужем, а отцом, по крайней мере, младшим братом её отца. Для этого и тянул время до её очередных месячных.