Литейный дом графини Юсуповой

Виктор Меркушев
1
Хозяйка дома. «Когда Вам жизнь была одной волшебной сказкой...»

В этот вечер над Невою
Встал туман!.. И град Петра
Запахнулся с головою
В белый плащ из серебра...
И тотчас же, для начала,
С томным криком, вдалеке,
Поскользнулась и упала
Дама с мушкой на щеке.
– На Литейном, прямо, прямо,
Возле третьего угла,
Там, где Пиковая Дама,
По преданию, жила...

В этом отрывке из стихотворения Николая Агнивцева «Случай на Литейном проспекте» поэт повторяет городской миф о Литейном доме, принадлежавшем знаменитой фамилии, славившейся своим богатством и влиянием. Свидетельством популярности упомянутого мифа в народе являются и строки из мемуаров художника Мстислава Валериановича Добужинского: «На Литейном проспекте мне был по виду знаком, конечно, каждый дом, и всегда занимал моё воображение загадочный нежилой серого мрамора дворец против Симеоновской, с его пустыми громадными зеркальными окнами (ходила легенда, что там якобы жила Пиковая дама!)». Речь идёт о дворце княгини Зинаиды Ивановны Юсуповой, урождённой Нарышкиной, дальней родственницы Петра Великого по отцовской линии.
Пиковая дама не могла жить в Литейном доме – он был возведён только в 1858 году, когда уже не было в живых ни Александра Сергеевича Пушкина, ни самой Пиковой дамы – княгини Натальи Петровны Голицыной*, – по слухам, также состоящей в родстве с великим Императором. Ходила молва, считавшая её отца, Петра Григорьевича, незаконнорождённым сыном царя. Княгиня Голицына жила в Талызинском особняке, на пересечении Гороховой и Малой Морской улиц.
Дворец Зинаиды Ивановны на Литейном проспекте был одним из нескольких петербургских дворцов, которыми владело семейство князей Юсуповых. Однако именно его Зинаида Юсупова строила лично для себя, в соответствии с собственными вкусами и запросами. Очень скоро за дворцом у горожан утвердилось и название: Литейный Дом Юсуповых, хотя Зинаида Ивановна к тому времени уже звалась графиней де Шово и маркизой де Серр.
Княгиня Зинаида Юсупова, первая хозяйка величественного здания на Литейном, благодаря которой оно и появилось, – личность крайне неординарная. Несмотря на принадлежность к известным дворянским фамилиям, на немыслимые богатства, которыми она располагала, и на исключительный интерес к её персоне у современников, подлинных фактов биографии Зинаиды Ивановны отыщется немного. По большей части, этим мы обязаны именно ей самой. Она была умна и предусмотрительна, ей хватило хитрости и умения одурачить не только своих современников, но и последующие поколения, представив происходившие события и собственные поступки в выгодном для неё свете. Нет даже чёткой определённости в дате её рождения, и не от того, что она неизвестна, а потому, что существует несколько версий этой даты. Разумнее всего, наверное, поверить её отцу, по словам которого, Зинаида родилась 2 ноября 1809 года в Москве.
«Прабабка моя была писаная красавица, жила весело и имела не одно приключенье», – писал, находясь в эмиграции, Феликс Юсупов. Пожалуй, это была самая правдивая строчка в сумбурных мемуарах беглого князя, унаследовавшего от прабабки богатую фантазию, склонность к авантюрам и артистизм. Зинаида Нарышкина славилась острым умом, образованностью и удивительной красотой. «Высокая, тонкая, с очаровательной талией, с совершенно изваянной головой, у неё красивые чёрные глаза, очень живое лицо с весёлым выражением, которое так чудесно ей подходит», – это высказывание принадлежит другой признанной красавице, графине Фикельмон*. Зинаида Ивановна, по мнению большого ценителя женской наружности графа В.А. Соллогуба*, была звездою «первой величины тогдашнего петербургского большого света». Её первый муж, князь Борис Николаевич Юсупов, приложил немало усилий для того, чтобы добиться расположения юной красавицы и благосклонности её родителей. На момент знакомства, состоявшегося на коронационной церемонии в честь восшествия на престол Николая I, Зинаиде было шестнадцать, а князю Борису тридцать два года. Князь Юсупов уже шесть лет был вдовцом, характер имел независимый и вздорный, его непринуждённость в обращении часто вызывала у окружающих враждебность, благодаря которой его почитали «человеком ограниченного ума», исполненным грубости и самодовольства. Чуткая и впечатлительная, Зинаида вскоре начала тяготиться супружеством, в котором ей было неуютно и скучно. Не спасло от разочарования в браке и рождение первенца – сына Николая. Да, поэзии, что наполняла всё её существо, в союзе с князем Борисом было мало. Иван Тургенев как-то заметил по поводу их пары: «Всё в ней – поэзия. Только её муж напоминает презренную прозу». Второй ребёнок Зинаиды и Бориса – девочка, умерла при родах.
Здесь уместно вспомнить о проклятии рода князя Бориса, поскольку в жизни этой семьи приметы, магия и дурные предзнаменования играли весьма заметную роль, отражаясь непосредственно на судьбах людей, носивших фамилию Юсуповых.
Фамилию Юсуповы получили благодаря своему предку – ногайскому хану Юсуфу. Сыновья Юсуфа служили Ивану Грозному, оставаясь при этом правоверными мусульманами. Однажды правнук Юсуфа, Абдул-мирза, принимал в своих владениях в Романовском уезде русского патриарха. Не зная православных запретов, Абдул-мирза накормил патриарха во время поста гусем. Патриарх был разгневан, история с угощением докатилась до царя Фёдора Алексеевича*, а тот своим указом лишил правнука Юсуфа всех пожалованных ему земель и крестьян. Чтобы возвратить себе утраченные богатства и вернуть расположение царя, Абдул-мирза решил перейти в православие. Он крестился под именем Дмитрий. Однако, в ночь крещения правнуку Юсуфа было видение, в котором ему было возвещено, что «за измену вере не будет в его роду в каждом колене более одного наследника мужского пола, а если их будет больше, то все, кроме одного, не проживут долее 26 лет». Проклятие неизменно сбывалось на протяжении всего времени существования этой княжеской династии.

Но вернёмся к Зинаиде Ивановне, ставшей теперь полноправной княгиней Юсуповой. После смерти дочери она, наконец, узнала о проклятии рода и не захотела более рожать детей, предоставив Борису Николаевичу больше свободы, чем того требовали приличия. Сама же княгиня, будучи чрезвычайно влюбчивой, начала страстно искать романтических  отношений, которые находила даже там, где их не было и не могло быть.
О неотразимости княгини ходили легенды. Никто из современников не мог дать ясного ответа на вопрос: только ли её обольстительная внешность была тому виной, или же редкие драгоценные камни и неизменный жемчуг, как сплетничали в свете, всё-таки обладали магической силой к пробуждению чувств у окружавших её мужчин? Так или иначе, но Зинаида Юсупова пользовалась в обществе исключительным успехом, и сам Император не избежал её пленительных чар. Интересно, что все женщины из княжеского рода Юсуповых не расставались с жемчужными украшениями, а сама Зинаида Ивановна носила жемчуг даже в глубокой старости.
Она всегда находилась в центре внимания, и никакие обстоятельства не мешали ей в этом. Как-то перед очередным балом в своём дворце, Юсупова каталась с гор и повредила ногу, что вовсе не послужило поводом для отмены бала и деятельного участия в нём княгини. Об этом бале оставила воспоминания М. Каменская: «Хозяйка дома, красавица Зинаида Ивановна Юсупова, совсем не танцевала на своём бале, потому что в начале зимы этого года,  катаясь с кем-то с ледяной горы, сильно зашибла себе ногу, прихрамывала и, не опираясь на костыль, даже ходить не могла. … У неё в руке был костыль какой-то дедовский, старозаветный, чёрного дерева, до половины палки и по всей рукоятке сплошь усыпанный крупными бриллиантами. В одном этом костыле было что-то сказочное, волшебное».
Поэт П. Вяземский посвятил этому костылю поэтические строки:

Костыль – Вам дар небес: любите Ваш костыль!
Он был для Вас судьбы полезною указкой,
И в школе жизни он Вам указал на быль,
Когда Вам жизнь была одной волшебной сказкой.

Далее Каменская продолжает: «Должно быть, к нему же княгиня подобрала и весь свой наряд: платье на ней было не лёгкое, не бальное, а тяжёлого голубого штофа; на голове у неё около лба горела одна только большая бриллиантовая звезда, в заднюю причёску волос были как-то впутаны два газовые шарфа; один голубой с серебряными звёздами, а другой белый с золотыми, и оба они упадали до самого пола. Удивительно хороша была она в этом наряде!» Сама хозяйка бала извлекла из своего положения пользу и весь бал прогуливалась под руку с императором Николаем I, часто уединяясь с ним от посторонних глаз в анфиладах и галереях дворца, что не осталось незамеченным ни для гостей, ни для самой императрицы Александры Фёдоровны.
Первым пылким увлечением княгини стал кавалергард Николай Андреевич Жерве. Трудно сказать, какой образ возлюбленного создала в своей душе юная княгиня, ведь Жерве был обыкновенным военным и, кроме взысканий и дисциплинарных нарушений, информации о нём не сохранилось. Михаил Лермонтов, хорошо знавший Жерве, тоже не оставил о нём никаких свидетельств. Известно только, что он был некрасив и не столь простодушен, как это казалось княгине Зинаиде.
Борис Николаевич Юсупов был сильно расстроен увлечением своей жены. «Ореол весёлости, окружавший его красивое и столь молодое лицо, вдруг разом исчез. Боюсь, что причина этому – Жерве», – писала в дневнике графиня Долли Фикельмон. В обществе к князю Борису относились по-разному, были и такие, кто ненавидел Юсупова и порочил его имя всяческими небылицами, но никто не мог отрицать в нём внутреннего благородства и внимательного отношения к людям, зависящим от него. Благотворительность Бориса Николаевича Юсупова хорошо известна. Он много времени проводил в поездках по своим владениям, занимаясь их обустройством. Он не боялся ни стеснённых бытовых обстоятельств таких вояжей, ни эпидемий, во время которых лично открывал холерные бараки, оборудовал больницы и приглашал врачей. Тем временем, его супруга скучала в столице, развлекая себя умножением юсуповской художественной коллекции и блистая в свете.
О тех, кому посчастливилось или, напротив, не повезло попасть под очарование молодой княгини, красноречиво свидетельствует её личный альбом, иметь который полагалось всякой барышне, не говоря уже о такой светской львице, как Зинаида Юсупова. На страницах альбома княгини можно обнаружить множество имён выдающихся людей того времени: Вяземский, Крылов, Мятлев... Но кого точно не найти на страницах её альбома, так это народника Исакова, тайного любовника Зинаиды Ивановны. С ним связана легенда, романтичная и страшная одновременно, при этом вполне созвучная роковому образу княгини. Когда Исакова за революционную деятельность заточили в Свеаборгскую крепость*, Зинаида Юсупова последовала за ним, выстроив небольшой домик напротив крепости, откуда можно было наблюдать за тюремным окошком камеры возлюбленного. Княгиня договаривалась с охраной, и узника всякий раз отпускали из крепости на ночь. В конце концов, она и вовсе помогла ему бежать оттуда...
Вспоминая об этом увлечении княгини, Феликс Юсупов писал в своих мемуарах: «В 1925 году, живя в Париже в эмиграции, прочёл я в газете, что при обыске наших петербургских домов большевики нашли в прабабкиной спальне потайную дверь, а за дверью – мужской скелет в саване… Потом гадал и гадал я о нём. Может, принадлежал он тому юному революционеру, прабабкиному возлюбленному, и она, устроив ему побег, так и прятала его у себя, пока не помер? Помню, когда, очень давно, разбирался я в той спальне в прадедовых бумагах, но было мне очень не по себе, и звал я лакея, чтобы не сидеть в комнате одному». О потайной комнате в Литейном доме широкой публике ничего неизвестно, хотя во дворце Юсуповых на Мойке точно был обнаружен тайник со спрятанными в нём картинами и бесценными рукописями.
Муж Зинаиды Ивановны, князь Борис, в 1848 году был назначен управляющим хозяйством Двора и штатом придворных. К этой работе он подошёл с исключительным усердием, не жалея времени и сил. Так, впрочем, Борис Николаевич относился к любому делу, за которое брался. Летом 1849 года ему было поручена подготовка выставки промышленных произведений в Петербурге*. Он был уже тяжело болен тифом, но продолжал руководить работниками, не позволяя себе никакого отдыха. В октябре Бориса Николаевича Юсупова не стало.
Сразу же после смерти мужа Зинаида Ивановна уезжает во Францию. Если верить запискам Феликса Юсупова, это случилось по причине ссоры с Императором Николаем I.
Сорокалетняя Зинаида была всё ещё хороша собой и по-прежнему готова к новым романтическим авантюрам. Как и следовало ожидать, она покорила Париж: весь  столичный бомонд только и говорил, что о русской княгине. Ею предсказуемо увлёкся Наполеон III, но Зинаида Ивановна, памятуя об ошибках молодости, более не хотела связывать себя отношениями с царственными особами и отказала ему.
На одном из балов княгиня встречает юного офицера, миловидного и мечтательного. Офицер был на двадцать лет её моложе и очень небогат. Зинаида Ивановна посчитала, что угадала его мечты, и взялась за дело. Она приобрела офицеру сразу два дворянских титула – графа Шово и маркиза де Серр, выхлопотала завидную должность, подарила замок в Бретани на берегу Атлантического океана и вышла за него замуж.
У нас нет оснований утверждать, что граф совсем не испытывал к Зинаиде Ивановне никаких чувств и женился только из корыстных побуждений. Возможно, он тоже был очарован. Княгиня в это время находилась в зените своей красоты и славы. Её имя звучало во всех придворных и светских салонах Парижа. Другой вопрос: любил ли он её или это было всего лишь увлечение? Петербург, по воспоминаниям Тютчева, был крайне удивлён этой «странной свадьбой княгини Юсуповой с тем, кого не называют». Венчание супругов происходило в стенах домовой церкви недавно отстроенного Литейного дома в Петербурге. Мезальянс княгини и Шово раздражал многих и в Париже, и в Петербурге. По-видимому, умная и предприимчивая Зинаида Ивановна сделала немало, чтобы нивелировать их неравенство. У Шово вдруг объявляется коллекция, отныне он такой же увлечённый коллекционер, как и сама княгиня. Во Франции, а также за рубежами, у Шово возникает какая-то недвижимость, да и в документах, выданных на его имя до брака, чёрным по белому начертаны титулы графа и маркиза. А у самой княгини из метрик чудесным образом исчезают несколько лет жизни. Памятуя обо всех авантюрах Зинаиды Ивановны и о её умении вести дела, нетрудно принять версию, что все эти удивительные метаморфозы – дело рук самой сметливой княгини.
О чём на самом деле мечтал очень небогатый миловидный офицер, мы вряд ли не узнаем, зато точно известно, что перед смертью он отписал подаренный ему замок своей любовнице. Чтобы избежать позора, Зинаиде Ивановне пришлось выкупить его втридорога. Юсупова, по-видимому, тяжело переживала поступок фиктивного графа и маркиза, и посчитала выкуп за любые деньги единственно верным решением для сохранения собственной репутации. Некрасивая история с замком много раз пересказывалась на разные лады, в которых любовница перевоплощалась то во вторую жену, то в сестру, или вообще в дальнюю родственницу, но от перестановки действующих лиц содержание бессовестного поступка бывшего мужа никак не меняется.
Вторично выкупленный княгиней замок очень помог впоследствии правнуку Юсуповой, который оказался в эмиграции: свою восстановленную недвижимость Зинаида Ивановна превратила в музей, но оформила документы так разумно и предусмотрительно, что он отошёл-таки её законным наследникам. Однако, необходимо заметить, что, вступая в брак с молодым офицером, княгиня, вероятнее всего, прекрасно знала, с кем она имеет дело. Поэтому, брачный контракт был составлен таким образом, что, ни при каких обстоятельствах, новый супруг не мог претендовать на её деньги и имущество в России.
Остаток жизни княгиня прожила в Париже. Вот что писал о её последних годах Феликс Юсупов: «Она жила одна с компаньонкой на Парк-де Прэнс… Так и вижу прабабку, как на троне, в глубоком кресле, и на спинке кресла над ней три короны: княгини, графини, маркизы. Даром, что старуха, оставалась она красавицей и сохраняла царственность манер и осанки. Сидела нарумяненная, надушенная, в рыжем парике и снизке жемчужных бус».
За год до своей кончины Зинаида Ивановна подала прошение Императору Александру III с просьбой вернуться в Россию и получила на то Высочайшее соизволение. Однако вновь увидеть свой Литейный дом в имперской столице она не успела: Зинаида Ивановна скончалась в 1893 году в возрасте 83 лет, так и оставшись в народной памяти в образе Пиковой дамы, роковой обольстительницы, владеющей всеми хитростями французского чародея Сен-Жермена. Во всяком случае, обывателей самого мистического города России, Петербурга, в этом было сложно переубедить.

2
История дворца на Литейном
до начала XX века

В 1852 году княгиней Юсуповой были приобретены два участка земли в районе Литейного проспекта и улицы Бассейной (ныне улицы Некрасова) для постройки собственного дома.
Начав с выбора проекта, Зинаида Ивановна взялась за дело строительства серьёзно и основательно. Черновой проект архитектора Людвига Бонштедта показался княгине наиболее интересным, и она сделала свой выбор в его пользу. Сохранилось много документов, касающихся строительства, по которым можно судить о характере и компетентности будущей хозяйки дворца. Княгиня глубоко вникала в проблемы возведения здания, что-то меняла и давала вполне уместные советы архитектору. Кроме того, из документальных свидетельств видно, что общаться с ней было непросто, характер она имела очень твёрдый, была предусмотрительна и весьма придирчива, дотошно вникая в каждую мелочь, а уж её рачительности и обстоятельности мог бы позавидовать любой предприниматель. Попытки известного архитектора Гаральда Боссе*, пытавшегося получить с княгини хоть какие-то деньги за отклонённый проект, были жёстко пресечены Зинаидой Ивановной. Она отказалась заплатить ему даже за эскизы, на которые он потратился, оплачивая работу своих подручных. Это при том, что деньги просил архитектор совершенно смешные – всего сто рублей. За эту сумму в то время можно было приобрести три бутылки хорошего шампанского или шесть саженей дров.
Поправки и изменения вносились княгиней в представленный Бонштедтом проект вплоть до 1855 года, с которого, наконец, и началось основное строительство. Княгине был представлен график всех работ для согласования, который неукоснительно соблюдался. Зинаида Ивановна записывала всё, что так или иначе касалось стройки. В документы, относящиеся к строительным поставкам и выполняемым работам, княгиней вносились для учёта не только необходимые приобретения для дворца и цены на материалы, но и вписывались фамилии всех рабочих и поставщиков, включая даже тот персонал, который был занят на вывозе мусора.
В непосредственные художественные решения архитектора княгиня не вмешивалась, давая ему возможность профессионально и без потерь осуществить задуманное. Бонштедт, как и многие другие архитекторы середины века, был склонен к смешению стилей – это было время господства эклектики, не избежал такого смешения и Литейный дом. В облике дворца явно прочитываются мотивы итальянского Возрождения и немецкого варианта барокко. Фасад было решено украсить декоративными элементами из бременского камня и отделать снизу доверху гатчинским известняком*. Сплошная облицовка фасада в середине девятнадцатого века считалась редкостью, такое себе позволить по причине дороговизны могли лишь очень обеспеченные заказчики. Бонштедт отказался от традиционной в Петербурге, но недолговечной в сыром климате окрашенной штукатурке фасада, отдав предпочтение облицовке фасада камнем. Подобных строений в городе насчитывалось совсем немного. Дом выделялся среди оштукатуренных соседей огромными арочными окнами и естественной мягкой белизной, которой светились гладкие стены, резные декоративные украшения и статуи.
На главном фасаде дворца выведено пять осей высоких арочных итальянских окон. Благодаря им, конструкция здания кажется лёгкой и как бы устремлённой в небо.  Стоит обратить внимание на размер окон. Для Санкт-Петербурга XIX века они огромны. Для залов, выходящих на  Литейный проспект,  архитектор максимально использовал естественное освещение.
Огромные окна пропускали много света, который создавал удивительную атмосферу, отражаясь в зеркалах, хрустале и позолоте внутреннего убранства дворца.
Возведённый дворец поражал не только изысканностью интерьеров, но и прекрасным зимним садом и домовой церковью, разрешённой к строительству специальным указом Священного Синода. Церковь размещалась на третьем этаже, а алтарь домового храма был освящён во имя Покрова Пресвятой Богородицы.
Бременский и гатчинский камень, в больших количествах закупавшийся для дворца, изначально имел матовый холодноватый цвет. Поэтому неудивительно, что Добужинский в своих мемуарах перепутал его с мрамором – фасад главного корпуса, выходящий на Литейный, под воздействием сырого невского воздуха и выхлопных газов, сильно изменил цвет и потемнел. В восьмидесятых же годах девятнадцатого века, о которых вспоминает художник, фасад Литейного дома выглядел по-другому, особенно потемнение камня сказалось на восприятии декора и пластических композиций: гирлянд, кариатид, скульптурных ваз и фигур путти – объёмных изображений маленьких ангелочков.
В плане дворец имеет сильно вытянутый прямоугольник, с фасадом по короткой стороне, что создаёт иллюзию камерности всего сооружения. В действительности же дворец уходит далеко вглубь квартала, он имел большой озеленённый внутренний двор, с цветниками и стриженым кустарником.
В главном корпусе дворца располагались парадные и жилые помещения, выстроенные в анфиладу. Такие же жилые и парадные залы находятся в северном и южном боковых флигелях, с той лишь разницей, что жилые помещения находятся на первом этаже, а парадные – на втором.
Во внутренней отделке здания широко использованы мрамор и позолота, бронза и художественное литьё. Скульптура, живопись и орнаменталистика являлись неотъемлемыми элементами убранства многих залов дворца, архитектурным проектом предусматривались даже такие вполне утилитарные объекты, как светильники, камины, ручки дверей, переплёты и фурнитура окон. Для украшения интерьеров применялись не только обычные для дворцов и особняков того времени породы дерева и камня, но и весьма дорогие и редкие материалы: малахит или чинаровое дерево. Самый большой зал дворца – Танцевальный – получил название Белого зала из-за обилия белых лепных украшений. Во дворце имеются и другие «цветные» залы, например, Розовая и Золотая гостиные.
Белый зал, Розовая гостиная, Картинная галерея, Парадная столовая (Галерея Генриха II), Парадный кабинет (Гобеленовая гостиная), Библиотека – парадные интерьеры, в которых до наших дней сохранилась значительная часть прежней отделки. Лучше всего сохранила своё первоначальное убранство Парадная лестница дворца.
Свои дворцы Юсуповы стремились оборудовать техническими новинками того времени, поэтому дворец на Литейном был оснащён паровыми аммосовскими* печами, позволявшими иметь постоянную комнатную температуру. Освещение отдельных залов дворца производилось новейшими карсельскими лампами, считавшимися самыми совершенными вплоть до появления электрических. Также, в числе первых в Петербурге, Юсуповские дворцы были подключены к электричеству.
Гости попадали во дворец через парадный входной тамбур с дверьми из цельного дуба с большими зеркальными стеклами и бронзовыми золочеными приборами.
Парадная лестница встречала гостей всем своим великолепием, давая представление о благосостоянии и изысканном вкусе сиятельной владелицы. Искушённый посетитель не мог не обратить внимания на очевидную отсылку в её стилевом решении к эпохе французского Короля-Солнца – княгиня явно не желала уступать в роскошестве интерьера монаршим дворцам. Возможно, по причине чрезмерного тщеславия Зинаиды Ивановны, помещения и комнаты дворца выполнены не в едином композиционном ключе, а сделаны каждая по-своему, в разных стилях и разных пропорциях. В оформлении парадной лестницы за основу был взят белый мрамор, над металлическими деталями лестницы и роскошной люстрой трудились мастера фабрики «бронзового кудесника» Феликса Шопена, а лепные работы выполнил Александр Дылёв, один из лучших петербургских специалистов в своём деле.
На всякую работу мастера заключали с княгиней договор, в котором подробно описывался весь объём и характер их деятельности, а также цены на материалы и размеры авторских вознаграждений. Вот пример такого договора: «1854 года Октября 10 дня, я нижеподписавшийся лепных дел мастер Александр Тимофеев Дылёв дал сие условие Ея Сиятельству вдове Тайного Советника Княгине Зинаиде Ивановне Юсуповой, в том, что обязался я, Дылёв, произвести всю без исключения лепную работу на парадной лестнице дома Ея Сиятельства на Литейной, начиная от большого плафона до парадного подъезда, по рисункам, утвержденным Ея Сиятельством, а именно на плафоне по своду сделать разное лепное украшение (рококо) времен Людовика XIV, в паддугах*, карнизах*, кессонах* и в сюпортах* сделать разные орнаменты с купидонами и кругом всего свода большой фестон* с розетами* и порезками*, в карнизе сделать большие концоли* с гирляндами и разным украшением, на пилястрах сделать большие капители с листьями, гирляндами и роспушками, и между пилястрами* над дверями сделать большие орнаменты с клеймами и завитками, а в больших сюпортах сделать разные орнаменты с фигурами, на самом фронтоне сверху с большим количеством разных порезок, одним словом сделать всю без исключения лепную работу на стенах и плафонах при площадках, начиная от подъездной двери по всей лестнице, до самого верхнего кумпола по рисункам утвержденным Ея Сиятельством, исключая больших кариатид, которые в сей заказ не входят... За всю оную работу получить мне от Ея Сиятельства две тысячи сто пятьдесят рублей серебром...»
Парадная лестница имеет 73 мраморные ступени, также из полированного мрамора изготовлены поручни и балюстрада. Ступени выполнили русские мастера Балушкин и Сомин, поручни – сын известного итальянского скульптора Августино Трискорни. Пол на площадках лестницы был выложен шашками из белого и голубого мрамора, сохранившимися по сей день.
Несмотря на архаичные рокайльные мотивы своего оформления, парадная лестница обладала рядом технических новаций, которые были в диковинку для большинства современников княгини Зинаиды Ивановны. Это световые фонари и особый механизм, встроенный в потолок. Благодаря этому механизму, люстра могла свободно перемещаться вверх-вниз, что делало чрезвычайно удобным её обслуживание и содержание в чистоте.
Из всего богатого убранства жилых помещений первого этажа сохранилась только лепная отделка стен и потолков. В начале XX века наиболее ценные картины и предметы внутреннего убранства были перевезены в Большой Юсуповский дворец на Мойке.
Справа от главного входа расположены кабинет и столовая.
Кабинет представляет собой большую квадратную комнату. В оформлении помещения явно чувствуется стилизация под рококо, самый камерный и «тёплый» стиль, что для личного кабинета имело большое значение, по крайней мере, для создания там зоны уюта и внешнего комфорта. Архитектором был задуман лепной плафон и карниз с головами сатиров. Время пощадило работу Александра Дылёва: и плафон, и карниз дошли в первозданном виде до наших дней. Окраской помещений занимались не только маляры, к процессу был подключён и профессиональный художник – живописец Рябов. Колеровка залов была хорошо продумана и согласована с заказчицей. Кабинет окрашен зелёным цветом в три тона. Лепные филёнки прорабатывались бледно-жёлтым колером «под лак». Богатый штукатурный камин со скульптурным барельефом и кронштейнами был окрашен под цвет панели, однако в процессе перестройки помещения утрачен. Теперь мы можем судить о его внешнем виде лишь по старым фотографиям и рисункам.
Планировка столовой дворца по своим пропорциям значительно отличается от других комнат. Она выполнена в виде большой продолговатой комнаты, сорок метров длиной и шириной в два раза меньше. Помещение было окрашено в бледно-синий цвет. Столовая имела плафон с лепными розетами в квадратах. Штукатурные филёнки делили стены на три яруса. В комнате был дубовый паркет и обращённое в сторону зимнего сада большое окно с белым мраморным подоконником. Штукатурный камин с тягами и кронштейнами был окрашен под цвет комнаты.
Сейчас на стенах расположены живописные панно из Парадной Столовой второго этажа, ранее служившие плафонами на своде в лепных рамах. Семь работ, принадлежащих кисти художника, академика живописи, Николая Аполлоновича Майкова (1894–1873), изображают аллегории рыбной ловли, охоты, жатвы и других тем изобилия, уместных для интерьера этого помещения.
Кабинет Его Сиятельства предназначался для любимого брата Зинаиды Ивановны – Дмитрия Ивановича Нарышкина. Кабинет украшала богатая лепка в стиле рококо, выполненная в высоком рельефе. Кабинет был окрашен бледно-жёлтым цветом в три тона, а пол выложен дубовым паркетом, имеющим двухступенчатое возвышение между окон, выходящих на Литейный проспект. В простенке висело зеркало, точно такое же зеркало находилось над штукатурным лепным камином. Помещение украшали небольшие живописные полотна и фотографии, в том числе, и портрет хозяйки дома работы неизвестного художника.
Как и многие другие помещения, кабинет Его сиятельства был перегружен мебелью: в нём находилось сразу три письменных стола – один из сахарданного (североамериканская разновидность клёна) дерева, другой – из орехового, а третий – дубовый, фанерованный красным деревом. Помимо письменных столов кабинет имел ещё несколько маленьких столиков из ореха, пять шкафов и множество этажерок. Кроме этой мебели в кабинете наличествовали диван с двумя большими кушетками, четыре небольшие кушетки и пять кресел. Всё помещение освещалось бронзовой люстрой и витиеватым канделябром – шандалом – который являлся не только светильником, но и изысканным украшением кабинета.
Продолговатой формы гостиная, по примеру остальных жилых или служебных комнат, была выкрашена в один цвет, имеющий три оттенка. Помещение отличал мягкий зелёный колорит, плафон, украшенный лепкой, и стены со штукатурными филёнками и крупными лепными медальонами. В комнате был обычный паркетный пол, большое окно с мраморным подоконником и штукатурный камин, выдержанный в общей зелёной гамме. В гостиной имелись три большие живописные работы известного французского пейзажиста Юбера Робера, которые впоследствии были вывезены из дворца.
Верхняя площадка Парадной лестницы в настоящее время выглядит иначе, нежели при жизни сиятельной хозяйки, портрет которой украшает одну из стен. Это копия картины художницы К. Робертсон «Портрет княгини З.И. Юсуповой», написанный около 1840 года.
Первоначально оформление продольных и поперечных сторон верхней части лестничного объёма зеркально повторялось, и на месте портрета находились четырёхстворные двери с французскими стеклами, через которые можно было пройти в зимний сад. Герб над зеркалом средней площадки принадлежит Нарышкиным и де Шово.
В этом можно убедиться, рассматривая дореволюционные фотографии и проект Бонштедта, где видно, что верх продольных и поперечных сторон один и тот же, а низ как бы разделён. Там, где сейчас двери на балкон (по сторонам от зеркала), на самом деле, был только декор.
С середины XIX века в аристократической среде в своих дворцах было модно устраивать зимние сады. У Зинаиды Ивановны было 126 видов растений, и почти для каждого вида имелось несколько сортов. Любимые камелии имели 49 сортов, розы – 24 сорта.
Зимний сад располагался в три яруса, с лестницами и с фонтаном внизу. Окна парадных залов в боковых флигелях были обращены во внутренний двор. Техническое оснащение сада было в числе самых передовых и совершенных на тот момент, сад даже имел паровое отопление в подвале, откуда туда поступало тепло по четырём рядам медных труб с декорированными чугунными решётками.
К сожалению, нет воспоминаний современников, которые могли бы описать зимний сад дворца на Литейном. Зато существует восторженная заметка в журнале «Иллюстрация» от 1846 о зимнем саде в Юсуповском дворце на Мойке. Статья посвящалась балу, прошедшему во дворце 8 февраля. «Обширный, великолепный дом князя Б.Н. Юсупова давно известен петербургской публике. В начале нынешнего года к нему пристроены две новые залы, открытые во время блестящего бала 8 февраля. Одна из них – Зимний сад. Сад, близ танцевальной залы, и в феврале месяце казался одним из чудес «Тысячи и одной ночи». Представьте залу в восточном вкусе с открытыми арками; на гранитном помосте красиво расположены цветники, кустарники и деревья южных стран. Посредине большой мраморный водоём; из него бьёт жемчужной струей фонтан до самых сводов залы; между двух арок, в углублении журчит ещё один водомёт из головы фавна, льющийся в раковины, прикреплённые к стене, и падающий в виде кристальной струи из одной чаши в другую. Здесь дышало свежестью и прохладой. Нежная зелень и цветы приятно отделялись от белых столбов залы и гранитного помоста; из-за деревьев красиво возвышались мраморные статуи, а сквозь открытые окна виден был двойной спуск с великолепной лестницы. Украшенная статуями, уставленная померанцевыми деревьями, она казалась продолжением Зимнего сада, и с верхней её террасы под высоким сводом роскошно нагибались виноградные лозы и плющ...» Можно предположить, что зимний сад дворца на Литейном был столь же хорош, как и зимний сад во дворце Юсуповых на Мойке.
Через четырёхстворные двери верхней площадки лестницы можно попасть в следующую комнату, которая называется официантской передней. Мастер Дылёв постарался и здесь, выполнив искусную лепку: купидоны поддерживают щиты с гербами, а окраска в два колера – бледно-жёлтый и серый, по задумке художника Рябова, должна была лишь подчёркнуть красоту и выразительность работы лепщика. Пол выстлан дубовым паркетом в шашечку, с фризом красного дерева, а потолок имел люстру с пятью карсельскими лампами. В официантской передней было большое зеркало, состоящее из 3-х частей.
Две  богато декорированные двери ведут из официантской в Золотую гостиную и Малахитовый кабинет.
Архитектор спроектировал здание так, что парадные комнаты дворца выстраивались по двум анфиладам, правая от парадной лестницы анфилада начиналась с Золотой гостиной, самой помпезной и нарядной в анфиладе. Стиль Золотой гостиной вновь отсылает нас к эпохе Людовика XIV, к нарочитому великолепию архитектурного убранства, столь характерного для времени его правления. Богатая лепнина помещения имела сложное фрагментарное золочение и прекрасный плафон, выполненный академиком живописи Николаем Аполлоновичем Майковым. В плафоне Майков воплотил аллегорическое изображение четырёх времён года, а карниз украсил одиннадцатью овальными фантастическими работами с амурами и грифонами. Стены разделены пилястрами с позолоченными каннелюрами. Простенки между пилястрами обтянуты лёгкой шёлковой тканью малинового цвета с яркими золотыми узорами, сохранившейся до сих пор. Когда-то здесь висели картины, которые позже были вывезены в Большой Юсуповский дворец на Мойке. Интересен и пол Золотой гостиной, сложенный в форме большой рокайльной розетки из чинарового дерева, с разноцветным фризом по периметру. Малярные работы, выполненные мастерами в три тона при преобладающем золотисто-коричневом колорите, подчёркивают виртуозность воплощения живописи и лепнины.
Камин из редкого зелёного мрамора серпентинита украшает большое овальное зеркало с женскими фигурами работы Роберта Карловича Залемана*. Издревле зелёный мрамор считался колдовским камнем, так как считалось, что он отгоняет от жилищ нечистую силу. Хозяйка дворца хорошо знала свойства и особенности, приписываемые камням, поэтому она остановила свой выбор на серпентините для своей первой парадной залы.
По традициям девятнадцатого века комнаты обычно были перегружены мебелью и предметами интерьера. В Золотой гостиной находилось несколько дорогих ваз севрского фарфора, шесть карсельных ламп, десять канделябров, столы, тумбы, кресла, стулья, пианино и мраморный бюст Николая I... Не говоря уже о многочисленных часах, которые, не повторяясь по размеру и формам, были расставлены где попало. Два окна, выходящие на Литейный проспект, были оформлены драпировками на вызолоченных карнизах. Драпировки представляли собой шёлковые малиновые занавеси, две тюлевые занавески и коленкоровую штору с бахромой. Точно такие же драпировки находились на двери, ведущей в сторону Малахитовой гостиной.
Малахитовая гостиная (соединявшая Золотую гостиную и Танцевальный зал), выполненная в стиле эпохи Людовика XV, имеет купольное перекрытие и богатый рокайльный лепной декор.    В шашечный дубовый паркет заложен сложный мелкий рисунок с прямоугольным фризом из ценных древесных пород. Золочение лепнины имеет три оттенка напыления: жёлтый, белый и преобладающий зелёный, но название гостиной дано, благодаря двум малахитовым каминам, украшенным золочёной бронзой. В общей композиции гостиной большую роль играл не только цвет, но и свет: при зажжённых каминах, карсельских лампах и бронзовой люстре со сверкающей эмалью и хрусталём, в помещении возникала световая феерия, многократно отражённая четырьмя большими зеркалами, выставленными по углам комнаты. Зеркала имели не только сверкающие золочёные рамы, но и имели профитки для свечей. Рисунки и ткани для комнатных драпировок подбирала сама княгиня по французским каталогам. О первоначальном убранстве интерьеров дворца можно судить по серии работ художника Василия Садовникова, который, по заказу Зинаиды Ивановны Юсуповой, сделал тридцать акварелей внутренних помещений Литейного дома.
Левая от парадной лестницы анфилада открывается наибольшим залом парадной части – Танцевальным, который предназначался для балов и маскарадов. Его второе название – Белый, из-за обилия белых лепных украшений. Александр Бенуа в своих воспоминаниях писал, что «там и был устроен кабацкий театрик» Театрального клуба, которому Феликс Юсупов разрешил аренду в Литейном доме. Но это было уже в ХХ веке, когда дворцом владел правнук княгини Зинаиды Ивановны. А в XIX веке зал всё-таки предназначался для танцев. Это было единственное свободное от мебели помещение дворца. Вдоль его стен стояли только стулья и банкетки. Пол был выложен дубовым паркетом с берёзовыми вставками и фризом из дерева сахарного клёна. Обращает на себя внимание карниз в виде сплошного лепного горельефа. Он богато украшен скульптурными группами играющих путти. Фигурки младенцев представлены в столь сложных и динамических позах, что зрительно воспринимаются как единое целое, вкупе с затейливым витиеватым орнаментом стен, карниза и потолка.
Огромные окна, выходящие на Литейный проспект, были задуманы для того, чтобы дневной свет оставался главным источником освещения в помещении. Дворец расположен так, что лучи заходящего солнца освещают его до захода. В Белом зале не было ярких карсельских ламп. Под потолком – бронзовая люстра и четыре хрустальных стенника на несколько свечей. Стенники обычно украшались цветочными гирляндами, или к ним подвешивались корзины с живыми цветами.
Из Танцевального зала гости могли выйти через Малахитовою гостиную, Официантскую переднюю или перейти в следующий зал анфилады – Розовый зал.
Гобеленовая гостиная или Парадный кабинет, был выдержан в ренессансном духе, с элементами барокко. Помпезное великолепие барокко и торжественность ренессанса прекрасно подчёркивали назначение помещения. Сверху кабинет освещался большим световым фонарём, с которым сопрягался изящный плафон с золочёной лепкой, украшенным группой купидонов, поддерживающих монограмму княгини, выполненную в виде горельефа. На криволинейной поверхности, оформляющей переход от плоскости стен к плафону, встроен ряд акварельных картин и пейзажей, написанных художником К.И. Полем. Также кабинет украшали два больших гобелена со сценами из жизни Телемаха, сына легендарного царя Итаки, Одиссея, и Пенелопы. Кроме гобеленов, украшением являлись две работы: предшественника классицизма Доменико Цампьери «Святой Иоанн Евангелист» и «Крещение апостолом Петром семейства Корнелия» художника болонской школы Франческо Альбани. К достопримечательностям интерьера Парадного кабинета можно отнести также стюковый* камин с фигурами двух сатиров и блюдом итальянской майолики. Раньше перед камином стояло бронзовое украшение в виде сломанных деревьев, увитых плющом, на которых восседают два аиста. Это украшение имело и утилитарное назначение – к нему прилагались бронзовые щипцы, колотушка и декоративная лопатка.
Если в восемнадцатом веке самым изысканным украшением интерьеров считались зеркала, зачастую развешенные так, что в них было невозможно заглянуть, то в следующем веке эту роль выполняли светильники и часы. И тех, и других в Парадном кабинете было великое множество. Мебель в кабинете, равно как и в других комнатах, не отличалась стилевым единством. В этом отношении ситуация с мебелью во многом напоминала ситуацию с организацией интерьеров – везде и во всём господствовала эклектика. Самыми любопытными предметами из мебельной коллекции Парадного кабинета были, пожалуй, два больших шкафа из чёрного дерева, на каждом из которых имелось по тринадцать живописных вставок – картин итальянского художника эпохи барокко Луки Джордано.
Сейчас в Парадном кабинете выставлены копии картин  Джованни  Тьеполо «Встреча Антония и Клеопатры» и «Пир Клеопатры». Сами работы, как и большинство оригиналов картин известных художников, перемещены в музей-заповедник семьи Юсуповых «Архангельское».
Парадный кабинет имел две двери: через одну можно было выйти в зимний сад, через другую – в библиотеку. Библиотека представляла собой сильно вытянутое помещение с окнами по одной стороне и высокой панелью по другой, для коллекции живописи, в которой находилось немало ценнейших полотен. Большинство картин принадлежали кисти французских художников, здесь можно было встретить имена Жана Батиста Грёза, Жака-Луи Давида, Юбера Робера, Николы-Туссена Шарле, Жана Оноре Фрагонара... В собрании библиотеки находился «Мужской портрет», исполненный великим Веласкесом, имелись картины «Золотого века» голландской живописи Фредерика Мушерона, Адриана ван Остаде и Герарда Терборха, великолепные работы на евангельские сюжеты выдающегося итальянца болонской школы Гвидо Рени. Стены библиотеки украшали баталии Жака Бургиньона, модного художника середины XIX века, полотна которого высоко ценились при Дворе и в аристократической среде. Кроме живописи, на многочисленных столах и в специальных шкафах имелось большое количество предметов декоративно-прикладного искусства и миниатюр. Среди этого богатства стоял студийный мольберт, свидетельствующий о наклонности к творчеству самой хозяйки обширной коллекции. Необходимо отметить, что художественная одарённость Зинаиды Ивановны была несомненной, её сохранившиеся работы свидетельствуют не только о высоком мастерстве княгини, но и позволяют увидеть в них исключительную остроту взгляда глубокой, тонко чувствующей натуры.
Одна дверь из библиотеки вела в красный кабинет – квадратную в плане комнату с лепным плафоном. Красный кабинет украшал большой камин из белого мрамора. Над камином, по моде XVIII века, находилось зеркало, выполнявшее, скорее, роль украшения, нежели утилитарного предмета. В кабинете были массивная дверь в готическом стиле, а также мебельный гарнитур из орехового дерева, частично или полностью обтянутый красным трипом.
Коллекция живописи перетекала из библиотеки в красный кабинет: здесь было много голландских и французских пейзажей, «портреты чувств» Грёза, картина Айвазовского «Вид Гельсингфорса» и огромное количество работ на шёлке и на фарфоре, в том числе, портреты матери, сына, мужа и брата Зинаиды Ивановны, а также сыновей брата Дмитрия: Александра и Георгия.
Рядом с красным кабинетом располагалась спальня. Помещение имело лепной плафон с купидонами, три окна, выходящих в зимний сад, две двери и штукатурно-лепной камин. Стены спальни были затянуты смесовой тканью из шёлка и хлопка, с вышитыми на ней голубыми цветами. Спальня Зинаиды Ивановны была единственным помещением во дворце, за температурой которого строго следили. Для этого даже был привезён барометр-термометр из Парижа. Как и везде, в спальне было много разнообразной мебели, помимо двуспальной кровати из красного дерева, задрапированной тюлем и смесовой тканью. Конечно, в «красном углу» находились киот с иконами и овальное прикроватное зеркало. Коллекция живописи продолжалась и здесь: наряду с пасторалями и романтическими сюжетами, стены спальни украшали картины религиозного содержания, как это было принято в домах аристократов, «Распятие Спасителя» Микеланджело, «Святая Вероника» Сасоферато, «Спаситель в терновом венце» Карла Брюллова. Знаменитые украшения и драгоценности княгини хранились здесь же, в двух специально изготовленных золочёных столиках с ящичками из чёрного дерева. Помещение не было столь ярко освещено, как библиотека и красный кабинет – свет исходил от хрустальной люстры, но не через прозрачные плафончики, как в других помещениях, а через синие, выполненные в форме тюльпанов.
К спальне обычно примыкала уборная. Бонштедт не стал нарушать традиции. Дверь из спальни он спроектировал в виде большого зеркала, зафанеровав её с обратной стороны чёрным деревом. На полу уборной был чёрный ковёр с белыми и розовыми цветами. В помещении имелся камин из чёрного мрамора и несколько зеркал в оправах из чёрного дерева или саксонского фарфора.
В уборной стояли умывальник из листового железа и несколько кресел. Несмотря на преобладание чёрного в интерьере, комната не казалась мрачной. Множество предметов из фарфора: вазы, часы, канделябры и скульптуры на тёмном фоне лучились столь любимым Зинаидой Ивановной жемчугом, а умело расставленные зеркала усиливали впечатление перламутрового свечения.
Соседствующая ванная комната выглядела значительно скромнее, однако и здесь княгиня не могла отказать себе в роскоши. В ванной висели картины, а столики, бюро и комоды украшали малые декоративные скульптурные формы. Здесь же находился парадный портрет сына Зинаиды Ивановны – Николая, и, помимо картин, по стенам были развешены малые и большие венецианские зеркала. Но самым замечательным было то, что к ванной был подведён водопровод, о котором многим современникам княгини приходилось только мечтать.
Из ванной комнаты по специальному проходу можно было спуститься на антресольный этаж.
Остановимся на некоторых залах правой парадной анфилады. Симметрично парадному кабинету левой анфилады залов в правой части располагалась розовая гостиная. Освещение розовой гостиной было таким же, как и в парадном кабинете, – верхним светом через матовое стекло. Плафон и стены были украшены лепкой с позолотой, а также восемью живописными медальонами, исполненными художником К.И. Полем. Комната имела паркет из розового дерева в виде большой розетки с багетным фризом. Розовые занавеси закрывали окна, выходящие на парадную лестницу. Смысловым центром гостиной был облицованный белым мрамором камин в стиле рококо. Золочёная бронза каминных таганов с купидонами хорошо сочеталась с бронзовой люстрой с хрустальными подвесками и канделябрами с золочёными женскими фигурками. Кроме привычных столов, стульев, кресел, шкафов, этажерок, а также ваз, часов, зеркал и статуэток, здесь имелись курительницы для благовоний, расставленные по столам и тумбочкам.
Симметрично библиотеке располагалась картинная галерея, имеющая в плане схожую с библиотекой структуру. Помещение имело лепной плафон и дубовый паркет со вставками из североамериканского клёна. Окна и балконные двери выходили в зимний сад, в одну из этих дверей были вставлены две картины французского художника Юбера Робера.
Художественное собрание княгини могло соперничать с коллекцией Екатерины Великой, которая, как известно, отличалась страстью к собирательству и завела в России моду на частные картинные галереи. У Зинаиды Ивановны были работы Рубенса, Тициана, Брейгеля, Дюрера, Веронезе, Мурильо, Луки Джордано, Ватто, Каналетто и многих других, известных и неизвестных художников. Собрание живописи дополнялось скульптурными работами, включая одну античную статую.
В помещении в шкафах были выставлены предметы декоративно-прикладного искусства и собрание фарфора, финифти и эмали.
Столовая зала, следующая за картинной галереей, занимала площадь равную совокупной площади Красного кабинета, Спальни и Туалетной комнаты анфилады напротив.
Изящная лепка украшала зал. В потолке в семи овальных лепных рамах помещались картины, написанные художником Майковым и изображающие рыбную ловлю, охоту, жатву и прочие сцены, тематически связанные с функциональным назначением зала.
Плафон серо-зелёного цвета, окрашенный в три тона, поддерживали 24 пилястры, с консолями, декорированными женскими фигурами. На стенах было укреплено семь этажерок лепной работы, окрашенных «под дуб». Паркетный дубовый пол «оживлялся» берёзовыми квадратами и фризом из чинарового дерева. Освещалась столовая бронзовой люстрой в виде трёх виноградных веток с шестью  букетами и хрустальными подвесками, а также шандалами тёмно-зелёной бронзы.
Три шкафа-буфета – один большой и два поменьше, четырёхугольный дубовый банкетный раздвижной стол с резными ножками, раздвижной стол для приборов и 48 дубовых стульев с княжескими коронами использовались во время приёмов, на которые порой приезжала императорская семья.
В пилястры были вмонтированы небольшие венецианские зеркала с сюжетной росписью в вызолоченных рамочках. Большое зеркало в позолоченной раме помещалось в простенке между дверями.
В самом конце анфилады находилась буфетная, примыкающая к столовой и сообщающаяся с официантской комнатой. В связи с утилитарным характером помещения, роскошной отделки здесь не было, как и в других соседних подсобных помещениях: двух господских кухнях, кладовых и портомойне (прачечной).
Когда дворец был окончательно отстроен, Зинаида Ивановна устроила в нём пышное новоселье. Это случилось в феврале 1861 года, после чего она вновь уехала с мужем за границу. В Литейном доме остался жить лишь её любимый младший брат Дмитрий. По уложениям Империи, она должна была продать своё имущество в России, однако, вступивший на престол Александр II не столь строго требовал соблюдения данного закона, и княгиня Юсупова, графиня де Шово и маркиза де Серр, продолжила управлять своим российским имуществом из Франции. Несколько комнат в служебных флигелях были сданы в аренду, а часть главного корпуса на первом этаже приспособлена под нужды её молодого мужа, часто навещавшего Петербург.
Литейный дом по завещанию отходил правнуку княгини графу Феликсу Сумарокову-Эльстону, ставшему впоследствии князем Юсуповым. До совершеннолетия Феликса Юсупова дворец был законсервирован, и в таком состоянии просуществовал вплоть до начала XX века. Правда, какое-то время меблированные комнаты главного корпуса всё же снимали известные в Петербурге аристократические фамилии. Но, всё равно, городским обывателям дворец казался необитаемым, и они охотно сочиняли про него разные небылицы.

3
Дворец после 1900 года. Театральное общество. Госпиталь.

Владелец Литейного дома Феликс Юсупов страстно любил театр и сам имел незаурядные актёрские способности. С юности его тянуло в общество петербургской богемы, да и артистическая публика не прочь была составить общество богатому князю, который в конце 1907 года сдал главный корпус Литейного дома и оба его парадных флигеля в аренду «Театральному клубу при Союзе драматических и музыкальных писателей». Князь Юсупов в своём письме Председателю клуба И.Н. Потапенко пишет, что дворец сдаётся для «драматических, музыкальных и другого рода представлений, а также – всякого рода развлечений», что не должно «противоречить общественным понятиям нравственности».
«Театральный клуб» приютил во дворце Юсупова сразу два театра. Одним из них был знаменитый впоследствии театр пародий «Кривое зеркало», его программное выступление начиналось в 12 часов ночи, другим –  театр Мейерхольда «Лукоморье», постановки которого шли с 8 вечера до 12 ночи.
Вскоре непонятому широкой публикой «Лукоморью» пришлось закрыться, а театр-кабаре «Кривое зеркало» продолжал развлекать многочисленных посетителей дворца.
Мероприятия «Театрального клуба» посещал весь цвет творческой интеллигенции Петербурга, подаривший нам Серебряный век русской культуры. Художник Александр Бенуа, часто посещавший собрания в «Театральном клубе», так описывает великолепие Литейного дома: «Золочёные стулья, кресла и диваны были обиты обюссонами, с потолка свешивались многопудовые хрустальные люстры, по полам были разостланы пушистые ковры; повсюду стояли огромные фарфоровые вазы, канделябры, бронзовые гарнитуры. Часть стен была обита ярким лионским штофом, часть покрыта зеркалами, в которых всё это великолепие отражалось нескончаемыми анфиладами».
Какие «Театральный клуб» там устраивал мероприятия, помимо пьес и спектаклей, можно понять хотя бы по записке Александра Блока: «Мама, сейчас вот ночь, и я вернулся рано, по редкости случая – трезвый, потому что Н.Н. (Наталья Николаевна Волохова*) не пустила меня в Театральный клуб играть в лото и пить». Неудивительно, что завсегдатаи клуба – художники, поэты и музыканты – живо обсуждали тему создания в Петербурге «парижского кабаре», где местная богема чувствовала бы себя свободно и комфортно. В то время считалось модным ходить в сомнительные клубы по интересам, увлекаться новейшей поэзией и существовать по законам жизнетворчества, смешивая, казалось бы, несовместимое: презрение к морали и социальное самоутверждение.
Несмотря на удобное расположение и роскошные интерьеры своего временного пристанища, «Театральному клубу» всё-таки вскоре пришлось съехать из дворца. Дело в том, что «квартиранту» был необходим театр на 700 мест, строительство которого планировалось на месте второго служебного двора, однако средств на создание такого значительного сооружения у «Театрального клуба» явно не хватало. А имеющиеся подмостки Белого зала театралам Клуба казались тесными и не отвечали их требованиям касательно масштаба, подходящего для артистов и зрителей.
Администрация стала подыскивать более подходящее здание с готовым театром. В начале 1911 года Театральный клуб выехал из дворца на Литейном. Современный зрительный зал на месте зимнего сада и внутреннего первого двора, скорее всего, был создан уже после национализации Литейного дома, поскольку Юсуповы очень бережно относились к идее зимних садов, наличествовавших у них в каждом дворце.
Несмотря на то, что «Театральный клуб» выехал из дворца, культурная элита не утратила связь с Феликсом Юсуповым и с его дворцом. В 1912 году в Литейном доме состоялась выставка «Сто лет французской живописи», организованная по инициативе редакции журнала «Аполлон». После отъезда из дворца «Театрального клуба» Литейный дом пустовал и наполнился новым содержанием только с началом военных действий в 1914 году.
Во время Первой мировой войны князь Феликс Юсупов был освобождён от призыва в армию, ибо являлся единственным сыном в семье, однако, оказаться в стороне от происходящих драматических событий не пожелал. Князь горячо поддержал начинание императрицы Марии Фёдоровны по организации лазаретов и госпиталей для раненых солдат. Он отдал Литейный дом под госпиталь для тяжелораненых, а сам поступил на офицерские курсы при Пажеском корпусе. Подобно прадеду, Борису Юсупову, Феликс занялся обустройством нового лечебного учреждения: Белый танцевальный зал превратился в огромную больничную палату, а в боковых флигелях дворца появились кабинеты врачей.
После революции 1917 года дворец был передан строителям и стал именоваться «Дворцом строительных рабочих». В нём открыли столовую, библиотеку и курсы строительных профессий.
Можно предположить, что, как раз в этот период и возникла необходимость создать во дворце Большой зал. Залы дворца были рассчитаны на пребывание не более ста человек. Содержание зимнего сада в годы Первой мировой войны и революции было делом дорогостоящим, и, можно сказать, ненужным и непосильным для новых хозяев дворца. Первый Парадный двор дворца представлял собой большое квадратное пространство и не использовался по назначению. Самым простым решением было использовать это пространство для создания большого зала. Но не строить заново, а  использовать уже имеющиеся стены. В Большом зале сейчас выделяется одна деталь – это решётка второго балкона. Весь зал окрашен в два тона – белый и жёлтый, а чёрная чугунная решетка, идущая по периметру всего зала, не очень вписывается в это пространство. Сравнив решётки зимнего сада на фотографии до революции с решёткой балкона театра сегодня, можно утверждать, что она изначально и являлась декорированной чугунной решёткой зимнего сада, и не была разобрана до конца в момент строительства театра.
Были разобраны только лестницы, спускающиеся во двор. На акварелях Садовникова видно, что балкон с чёрной кованой решёткой практически огибает периметр двора, из чего можно предположить, что над ним была возведена крыша и создан театр.
Сейчас театральный зал дворца рассчитан на 500 мест. В партере могут расположиться 400 гостей, 100 гостей размещаются на балконе. 1 ноября 2015 года на сцене Большого зала дворца был сыгран первый спектакль Санкт-Петербургского Малого Музыкального Театра (СПб ММТ). С тех пор и по сегодняшний день театр приглашает своих зрителей посетить этот удивительный дворец.
В связи с особенностью зала (отсутствием оркестровой ямы) на верхнем балконе во время спектаклей располагаются музыканты.
Однако вернёмся к истории. «Дворец строительных рабочих» на Литейном просуществовал недолго, и уже в 1918 году здесь обустраивается Польский дом просвещения имени Юлиана Мархлевского. Снова в стенах дворца проводятся костюмированные представления, музыкальные спектакли, и работа в кружках. Наглядная агитация, стенды и плакаты приколачиваются прямо на изысканный декор. Из помещений исчезают многие детали интерьера. Они замещаются элементами нового убранства дворца, такими, как статуэтки и бюсты вождей, макеты различных сооружений, диаграммы и лозунги, выполненные из досок или фанеры. Однако, серьёзного урона интерьерам дворца присутствие в нём «Польского дома просвещения» не нанесло. Но здание всё равно нуждалось в ремонте и реставрации.

Примечания

* В образе Пиковой дамы Пушкин воплотил черты двух женщин: Натальи Кирилловны Загряжской и Натальи Петровны Голицыной. Однако в свете прототипом роковой графини считали именно Голицыну. Внучатый племянник Голицыной, князь С.Г. Голицын-Фирс, рассказывал Пушкину, как однажды проигрался в карты и обратился к Голицыной с просьбой о помощи. От её французского друга, мистификатора и авантюриста графа Сен-Жермена, Наталье Петровне Голицыной была известна тайна карочной игры. Поставив по её совету на тройку, семёрку и туза князь отыгрался.
* Графиня Дарья Фёдоровна Фикельмон – хозяйка известного в Петербурге светского салона и обладательница бесценного домашнего альбома, с многочисленными свидетельствами о жизни своих знаменитых современников, в том числе Пушкина и его жены. Графиня Фикельмон приходилась фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову родной внучкой. Графиня известна ещё и тем, что представила Императрице Дантеса, после чего у того в России начала складываться блестящая карьера. Однако она была в числе немногих, кто после злополучной дуэли осудил убийцу Пушкина.
* Граф Владимир Александрович Соллогуб – прозаик, драматург, поэт и мемуарист. Автор светских повестей, в которых представил целую галерею знати, государственных деятелей и литераторов пушкинской эпохи.
* Фёдор III Алексеевич – сын второго царя из династии Романовых Алексея Михайловича Тишайшего, родной брат Императора Петра I. Отличался слабым здоровьем и умер в возрасте двадцати лет. Известен жестокими религиозными гонениями, в его правление был сожжён протопоп Аввакум, по легенде, предсказавший близкую гибель царю.
* Свеаборгская крепость – бастионная система укреплений, созданная шведами и взятая без единого выстрела русскими войсками в 1808 году. В результате Фридрихсгамского мирного договора в 1809 году Финляндия стала частью Российской империи. Кроме военного назначения, крепость использовалась как тюрьма. Во время гражданской войны в Финляндии в 1918 году в Свеаборгской крепости был печально известный концлагерь для финских красногвардейцев.
* В 1849 году в Санкт-Петербурге состоялась 9-я выставка изделий промышленности Российской империи, Царства Польского и Великого Княжества Финляндского. Эта выставка была организована «на Васильевском острове, на стрелке между Биржею и Кунсткамерой, в одном из отделений таможенных пакгаузов, в Экспозиционной зале и в комнатах Рисовальной Школы».
* Гаральд Юлиус Боссе – статский советник, архитектор императорского двора, наставник архитекторов Л.Ф. Фонтана, Н.А. Гаккеля, Р.А. Гёдике, М.А. Макарова. Его постройки в Петербурге: дом Бутурлиной (Чайковского, 10); дом князя Кочубея (Чайковского, 30); особняк Степановой (набережная реки Фонтанки, 38); особняк Закревского. (Исаакиевская площадь, 5) и ещё около десятка зданий, включая дом самого архитектора на Васильевском острове по 4 линии (строение 15).
* Гатчинский известняк – разновидность туфа, обладающего пористой структурой и высокой морозостойкостью. Исключительно удобен для обработки, однако при длительном контакте с воздухом обретает твёрдость, сравнимую с гранитом. Гатчинские разработки располагали небольшими объёмами камня и были в течение века полностью опустошены.
* Аммосовские печи получили своё название от фамилии их изобретателя – военного инженера Николая Алексеевича Аммосова. Система представляла собой совокупность дымовых, жаровых и вентиляционных каналов, выполненных из металла. Впервые опробована в 1835 году для обогрева огромных залов Императорской Академии художеств.
* Паддуга – сферическая поверхность, расположенная над карнизом в помещении. Переход от плоскости стены к поверхности потолка.
Карниз – выступающий элемент внутренней и внешней отделки зданий. На фасаде карниз отделяет плоскость крыши от вертикальной плоскости стены.
Кессон – элемент членения потолка или внутренней поверхности свода.
Сюпорт – наддверное пространство, обычно покрывавшееся декоративной живописью.
Фестон – декоративный элемент, орнаментальная полоса с обращенным вниз узором в форме листьев или цветов.
Розета – мотив орнамента в виде лепестков распустившегося цветка или нескольких листьев, одинаковых по форме.
Порезка – плетёный орнамент, завиток, спираль с обозначенным центром.
Концоль (консоль) – тип опоры или кронштейна с одним жёстко закреплённым концом при втором свободном.
Пилястра – вертикальный выступ стены условно изображающий колонну.
* Роберт Карлович Залеман – академик Академии художеств, профессор. Принимал участие в украшении Исаакиевского собора и пьедестала памятника Николаю I. Для памятника тысячелетия России в Новгороде выполнил несколько скульптурных групп.
* Стюк (стукко) – искусственный мрамор, высший сорт штукатурки; материал для отделки стен, архитектурных деталей и скульптурного декора.
* Наталья Николаевна Волохова – актриса, играла у Комиссаржевской и Мейерхольда. Образ Волоховой отражён во множестве стихотворений Блока. Ей он посвятил стихотворный цикл «Снежная маска».