Светлые облака Владимира Хаскина

Виталий Борисович Иванов
Двадцать лет назад из жизни ушел Владимир Хаскин. В марте 97-го года он поехал в командировку в Новосибирск, снимать крупный международный турнир по биотлону. Под Кемерово машина попала в аварию. Попутчики Володи погибли сразу, а он еще две недели цеплялся за жизнь. 31 марта его сердце остановилось. Закончил свой земной путь хороший мужик Владимир Хаскин. Рано закончил, в 46 лет.
Через десять лет после его смерти, в марте 2007 года, в красноярском Доме работников просвещения прошел первый вечер памяти Володи. На него собрались друзья, чтобы еще раз вспомнить этого человека. И вспомнить каждому, поверьте, было что…

Чтобы помнили…

Накануне того вечера памяти я стал невольным свидетелем беседы двух молодых людей лет двадцати пяти. Они разглядывали афишу и при этом пытались выяснить, кто же такой Владимир Хаскин. Вот в этой части ничего странного нет. Сегодня некоторые не помнят имена русских писателей, а здесь какой-то Хаскин! Удивительно было другое: молодые люди считали себя бардами.
Интересная штука – человеческая память. Прошло только десять лет со дня смерти Володи, а нынешнее поколение бардов уже не знало того, кто был в числе основателей фестиваля самодеятельной песни на острове Сосновом, что на Енисее между Красноярском и Дивногорском. Не помнят того, кто многократно выступал со сцен Красноярска и края, кто входил в руководство краевого клуба самодеятельной песни.
Итак, Хаскин был исполнителем песен под гитару. Нет, неточно, неверно. Он играл на гитаре и любил авторскую песню, но работал фотографом. И в краевом управлении бытового обслуживания, и в редакции газеты «Красноярский комсомолец» (была такая), и на радиотехническом заводе, и во Дворце спорта «Енисей» (ныне имени Ивана Ярыгина). Он автор иллюстраций нескольких книг, в том числе и о Василии Сурикове. Он участник, лауреат и дипломант многих краевых, всероссийских и всесоюзных фотоконкурсов. Он видел кадр и умел его снять. Словом, был профессионалом в фотографии.
И опять неверно.
В день похорон Володи к его дому пришло несколько сотен человек. Были среди них военные, архитекторы, художники, альпинисты, скалолазы, спасатели МЧС, сотрудники МВД, артисты, писатели, журналисты... Проститься с Хаскиным пришли его друзья. И по прошествии лет многие из них не могут смириться, что Володи, Владимира Яковлевича Хаскина, больше нет. И в то же время он здесь. С нами. Со мной.
Общих историй у нас было множество. Здесь я хочу рассказать только об одной.

Путешествие на Север.

С Володей я познакомился году в 1982, когда учися в Иркуске и время от времени приезжал в родной Красноярск. Тогда я обязательно навещал друзей-фотографов. В том числе и тех, кто работал на Красноярскому радиотехническом заводе. Предприятие режимное, но не секретная фотолаборатория находилась за его территорией. Секретная же, за забором. Вот в несекретной меня и познакомили с Владимиром Хаскиным.
 Позже, когда я жил на Таймыре, в Дудинке и в Диксоне, Владимир несколько раз приезжал ко мне. Встречались мы  и в те дни, когда я бывал в Красноярске.
Но,  а после окончательного возвращения в краевой центр,  мы, как говорится, нашли друг друга. Бывали на концертах, в общих компаниях, в поездках... Случалось, и выпивали, но чаще нас объединяла фотография. Были совместные командировки, съемки и экспедиции.
Летом 1991 года я попросил Хаскина помочь мне с ремонтом квартиры. У него, в отличие от меня, руки росли, откуда надо. На следующий день Володя пришел ко мне в полной рабочей выкладке, и началось. Мы что-то двигали, строгали, пилили, красили и клеили. При этом много говорили и слушали записи Игоря Талькова.
В один из таких дней решили отметить окончание ремонта поездкой куда-либо на Крайний Север. Выезд наметили на 19 августа.
Уже в аэропорту при посадке в самолет, вылетавший в Якутск, обратили внимание, что пассажиры несколько напряжены, о чем-то шепчутся и настороженно глядят по сторонам. Но, скажу честно, тогда не придали этому значения. Мы летели на Север.
В воздухе сосед поведал нам и про ГКЧП, и про арест Горбачева, и про народ, вышедший на улицы Москвы… А прилетев в Якутск, мы увидели на летном поле военных с оружием и бронетехнику. Выйдя из Ту-154, я спросил у одного из офицеров о том, что вывело их из казарм? События в Москве?
- Кой хрен в Москве! У них своя свадьба, у нас своя. Заключенные у нас сбежали. С оружием…- ответил военный и пошел по своим солдатским делам.
- Вот, - философски заметил Хаскин, - мы прибыли по месту, пойдем теплы нары занимать. Тем более что они свободны.
В гостинице стали прикидывать свой маршрут. Безусловно, хотелось побывать на Ленских столбах. И в один из дней при содействии экипажа теплохода «Александр Блок»  туда отправились.
Описать словами эти скалы невозможно. И пока мы любовались увиденным, туристические группы, одна за одной, ушли куда-то вдаль.
Я знал, что Хаскин в прошлом активно занимался скалолазанием и альпинизмом, но никак не ожидал, что он предложит мне, «чайнику», штурмовать Ленские столбы напрямую, «в лоб». А он предложил. И я, представляете, согласился. Идиот!
Мы начали восхождение. В какой-то момент, после трети подъема, оба поняли, что погорячились. Точнее, первым понял я. Володя меня поддержал, так как лезть по скалам без страховки, специальной обуви и с фотоаппаратурой крайне неудобно и опасно.
Короче, начали спуск. Об этом у меня тоже не самые приятные воспоминания. Ну, не умею я лазать по скалам ни вверх, ни вниз. Тут спасибо Владимиру Яковлевичу. Подсобил…
А спустившись к подножью,  узнали от речника, что всего в ста метрах есть тропа, ведущая на вершину. По ней, собственно, и ушли наши попутчики. Проклиная все на свете, мы кинулись их догонять, сожалея о потерянном времени. Через четверть часа  были на месте, потом еще около часа снимали ту красоту и любовались ею.
Еще через пару дней отправились из Якутска дальше, на арктическое побережье. Пунктом назначения выбрали поселок Черский, что стоит в устье Колымы. Старый добрый самолетик Ан-24 вылетел из столицы алмазной республики в поселок Нижнеколымск точно по расписанию, а через час произвел внеплановую посадку в аэропорту поселка Хандыга, о существовании которого я тогда услышал впервые.
Выяснилось, что по трассе испортилась погода, и пилоты приняли решение сесть на запасном аэродроме. Причем, такое решение приняли пилоты еще нескольких самолетов, вылетевших из Якутска. Такое ощущение, что перед вылетом они не узнавали прогноз у гидрометеорологов.
Ну, узнавали – не узнавали, а ночевать нам, всем пассажирам пяти или шести рейсов, предстояло в душном и грязном сараеподобном «терминале» местного аэропорта.
Часа через полтора Володя произнес:
- Ты же корреспондент центральной прессы… Побеспокойся о пассажирах. Тут и спать негде, да и жрать нечего… Тряхни корочками перед местными властями…
Пошел, тряхнул. Женщин и детей пристроили в пустующее летом здание интерната, мужиков разместили в местном клубе, где им предложили обширную видеопрограмму.
Словом, когда я вернулся в аэровокзальный комплекс, обнаружил там одного Владимира Яковлевича Хаскина, который устроился на стуле посреди зала ожидания.
- Ну, что, разместил люд?
- Вроде как…
- А нам куда?
- Нам сюда… Смотри, сколько места. Мечта туриста…
Расположившись на скамейках, мы уже начали засыпать, когда в здание ввалились два соверешнно пьяных местных жителя в состоянии «ни петь, ни танцевать». Ввалились явно в поисках приключений.
Надо сказать, что алкаши вообще производят мерзкое впечатление. А алкаши, живущие на Севере, – особо. Говорят, что в крови северных народов нет какого-то фермента, разлагающего алкоголь. И они пьянеют, только понюхав пробку от бутылки водки, открытой неделю назад. Эти, видимо, еще и выпили по паре наперстков. Ну, их и понесло…
Разговор, если его можно так назвать, становился напряженным. Вот-вот могла начаться драка,  но вдруг из темноты зала вышел Хаскин. Постояв минуту в стороне, он подошел к ним и вежливо, крайне вежливо, спросил у гостей, поправляя очки:
- Простите, друзья. А получить по еб…, т.е. по лицу, не интересуетесь?
Аборигены явно не ожидали такого поворота событий. Было полное ощущение, что разум, оставивший их прежде, неожиданно вернулся.
- Вы помешали нашему полноценному ночному отдыху, - продолжил спокойно и вежливо Хаскин. - И у нас есть сильное желание ударить вас. Возможно, даже не единожды. Готовы?
Тут, кстати,  в зал вошли два пилота нашего рейса..
- Ребята,- обратились они к нам. – Нам тут сказали, что вы помогли устроить пассажиров. А сами как?
- Да вот, тут расположились…
- Здорово. А это кто?
Поняв, что нас уже четверо «кто» мгновенно растворились, а летчики повели нас в самолет.
- Ночуйте здесь, но только не курите на борту. Выходите на поле и подальше от самолета. Еда и питье там, найдете. Ночи пока теплые. Холодно не будет.
Мы спали в Ан-24. К слову, тот раз был единственным, когда я ужинал, полноценно выспался и завтракал в стоящем на земле самолете.
Утром путешествие продолжелось.

Отдельно хочу рассказать о нашем полете из Нижнеколымска в Черский. Рейсовый Ан-2 летает по этому маршруту раз в неделю. Мы прибыли на Калыму именно в такой день, но на час позже. Лайнер уже улетел. Более того, сотрудник милиции сообщил нам, что в поселке нет гостиницы и столовой, а ночевать в здании аэропорта категорически запрещено.
Открывалась радостная перспективка.
Выручил нас авиационный диспетчер, который сообщил, что из Черского летит Ан-2, выполняющий санитарный рейс. Прилетит – доставит больного и сразу обратно. Идите, покупайте билеты.
Пошли, купили, и улетели из гостеприимного Нижнекалымска.
Летели интересно. Пассажиров было двое, мы. А узнав, что у них на борту фотографы, пилоты снизились до 150 метров и разрешили нам  фотографировать якутскую тундру. Так и добрались до Черского.
Сейчас уже и не вспомню, откуда в салоне самолета взялась гитара. Но точно знаю, что она там была. Представьте: ночь полярным днем, летное поле, освещенное низким солнцем, тишина, салон остывающего Ан-2 и песня…
«На судьбу нелегкую злится надо ль,
Надо ли на долю такую пенять,
Глупо на Анапу менять Анадырь
И залив Креста на Крещатик менять.
Полоса на взлете гудит бетоном,
Над аэродромом погода звенит,
Не угнаться Аннушке за «Антоном»,
Ты уж меня, Аннушка, извини»
А через сутки экипаж пригласил нас слетать в залив Креста, куда надо было доставить гидрометеорологическое оборудование. Залив Креста - это уже Чукотка. Рядом с поселком Эгвекинот.
Слетали, посмотрели, поснимали, пообедали, много говорили,.. Володя опять пел.
Гитару Хаскин любил. Исполнял чужие песни, писал свои, возглавлял красноярский клуб авторской песни.
Вообще он был по натуре лириком.  Мог подолгу смотреть в небо на плывущие облака. Говорил, что они его завораживают и успокаивают. Быть может, поэтому он любил горы, утверждая, что только там можно побродить по облакам.
Но был и другой Хаскин. В той поездке, помню, как он осунулся, лицо его  стало черным,  глаза грустными, и в них появились слезы, когда мы сошли с борта лоцманского катера в устье Колымы, в бухте Амбарчик.
Когда-то, лет сорок назад, в этом месте был лагерь НКВД. Многое от него, в 1991 году, еще сохранилось.
Мы совсем немного прошли по тундре и вдруг наткнулись на колючую проволоку. Онемевшие, стояли у колышков, торчавших из земли, на которых было нацарапано: «100 чел», «86 чел», «124 чел»... Второй смысл тут даже придумать невозможно. В тот вечер мы крепко выпили, но все равно уснуть долго не могли. Не спалось… Страшная. Все-таки, история у моей страны.
А потом  бродили по Чукотке. Впереди был Певек, куда мы пришли морем на транспортном судне «Исидор Барахов».
Представьте, теплоход пришвартовался к причальной стенке крупного морского порта в восточной части Северного морского пути. Северный завоз еще не начался, и причалы были абсолютно пустыми. Но посреди этой пустоты стоял танк Т-34, покрашенный в розовый (!) цвет. На его башне белой краской было выведено: «Дошли!».
Откуда в Певеке розовый Т-34, навсегда осталось для нас загадкой, ибо, пройдя мимо него, мы поспешили на центральную почту, чтобы наконец-то позвонить близким в Красноярск.
Выслушав нас внимательно, телефонистка согласилась принять заказ на разговор, но соединить нас могли только через два дня. Чертыхаясь, мы пошли в авиационную кассу, чтобы купить билет до Тикси.
- Пожалуйста, - любезно сообщила нам кассир. – До Тикси вы можете добраться через Якутск или Москву. Какой путь выбираете?
Мы  выбрали Северный морской путь.
- Господи, этот Певек – какой-то конец географии, - философски заметил тогда Хаскин. – Как тут люди живут?
До Тикси и дальше, до Хатанги,  добрались на перекладных. Сначала на каком-то тихоходном транспорте, затем на атомном лихтеровозе «Севморпуть», а дальше на атомном ледоколе «Сибирь» и вновь на транспортном судне.
Через 43 дня путешествие закончилось в Хатанге.
В самолете, летевшем  в Красноярск, подвели первые итоги поездки. Снято более сотни пленок. За плечами более 5000 километров. Спето несколько сот песен. Выпито…
Но главное, нам везло на встречи с удивительными людьми.
Уже потом, спустя месяцы и годы, мы часто вспоминали с Володей ту поездку. Вместе звонили нашим знакомым. Писали письма и читали ответы.

* * *
Много лет прошло с того дня, как не стало дорогого мне человека – Владимира Яковлевича Хаскина. И мне, и многим нашим друзьям его не хватает. Но особенно его семье и внуку Володе, которого дед никогда не видел.
В то же время для меня он где-то рядом. Возможно, среди тех же облаков, что проплывают над головой. Говорят, что человек живет, пока его помнят. Забыть Хаскина невозможно, но и вернуть нельзя. А это больнее всего…





Виталий Иванов.

г. Красноярск,
2017 год