Всю ночь с проспекта скрежетало, не давая спать.
Утром Лёня решил спуститься в стекляшку, чтобы купить вареников с картошкой, овощной икры и томатного сока.
На палубу вышел, а палубы нет.
Маленький городок торговых павильонов был уничтожен. На его месте, среди остовов недорушенных перекрытий, темнела беспорядочная груда мусора.
Стекляшки тоже больше не было.
Городские власти снесли все ларьки и магазинчики в ночной тьме, словно тати.
Открыл глаза – нет ни манной каши пополам с малиновым вареньем, ни овощной икры, ни дешёвой выпечки.
Местный народ потерянно бродил вокруг, угрюмо бросая редкие реплики.
Неместный народ, трудившийся здесь с утра до вечера без выходных, был вообще непонятно где.
«Как теперь Арчана сыскать? – первая мысль. – Да и вообще, как же он теперь?.. У него дома жена и двое маленьких детей… Хорошо, что успел им с Колей книжку подарить. Хоть память у них останется, куда бы их не занесла нелёгкая. Жаль только, что не подошёл к ним тогда, ввечеру. Поскромничал, видишь ли. Ну, так кто бы знал…»
Десятки людей работали здесь. Познакомился он с немногими, но почти всех знал в лицо.
…Голые остовы, занесённые щебнем и повраждебневшим стеклом, так потом и оставались на тротуаре день за днём, словно декорация для фильма о разбомбленном городе. Крайне убедительная декорация.
Как-то Лёня встретил Колю, стрелявшего сигареты на улице. Бросился к нему:
- Здравствуйте! Ну, как же Вы теперь, среди всего этого безобразия?..
Тот развёл руками:
- Д-да чего же? Д-домой, м-может, уеду. А что ещё д-делать-то? Ларьки всюду убирают.
Ох!.. Ну, если вдруг что, телефон мой у Вас остался? – Тот кивнул. – А об Арчане знаете что-нибудь? Что он? Как он?
- Арчана в-видел. Нашёл работу в Б-бутове где-то.
- А где? Не знаете точно?
- Н-нет.
- Телефона его нет у Вас?
- Н-нету.
Они невесело попрощались.
…Спустя примерно неделю следы разрушений наконец убрали. На месте бестолкового и пёстрого городка павильончиков распласталась асфальтовая пустыня пугающих размеров. Пустыня, наполненная призраками, - призраками живущих где-то людей. Кажется – Арчан всё так же сидит за прилавком и усердно читает. А здесь Коля метёт мусор. А вот тут Полина, бывшая директриса библиотеки, торгует хлебом…
Почти физически ощущалось, что обжито это место, и не по праву отвоевал его асфальт. Все это, видно, чувствовали. Снующие туда-сюда люди как-то инстинктивно огибали территорию прежнего ряда ларьков, избегая наступать ногами на те места.
Вскоре в автобусах и троллейбусах стали то тут, то там появляться тётки, громко, на весь салон – как бы от болтливости – оглашать один и тот же, в точности одинаковый, текст: как, дескать, хорошо, что наконец-то снесли ларьки, теперь вокруг всё видно, «прямо как в моём детстве…»
Мужская власть трусливо подставляла на эту роль именно тёток – на правах носительниц подручной задушевности.
Никакого следа детства не было и в помине. И той родины, которой нет. Но будет.
…В подземном переходе тоже выломали все торговые ряды вдоль стен. Поэтому за изолентой некоторым оказалось уже не спуститься на лифте в тапочках (даже летом), а надо идти за целый квартал.
И только Капитан Тремор, не покладая рук и палочек, всё так же неутомимо будил в согражданах некую гремучую радость. Он даже расширил ареал своей деятельности, и несколько раз его видели у разных, не самых близких станций метро.