Сказ про то, как Гордей и Фаддей соревновались

Николай Руденко
        За синими морями, за зелёными лесами, за высокими горами лежали в  плодородной долине два царства-государства по суседству.
        В том царстве, что размерами помене, сидел на троне Гордей, человек уж давно не молодой, сивый, хоша и крепенький, грудь колесом, усы рыжие шваброй, борода метёлкой, не шибко, правда, грамотный, зато с природной хитрецой.
        В том, что размерами поболе, царствовал Фаддей, мужчина из себя видный, авантажный, лет средних и такого же росту, телосложения плотного, с завитым русым волосом, красной лентой на затылке перевязанном, кончивший два курса в аглицком Кембридже.
        Цари энти, надобно заметить, промеж собой завсегда ладили, в гости  друг к дружке хаживали, за ручку чинно-благородно здоровкались, чуть  день рождения чей - беспременно ценными подарками обменивались, кой-когда на заморских курортах вместе с жёнами животы грели, а на последнем саммите по случаю международного дня открытых дверей порешили даже границы меж собой упразднить для облегчения взаимной негоции.  Словом, жизнь суседская у них была безмятежная, как в раю. Энто и понятно:  близкий сусед лучше дальней родни.
               
        *****
         
        Длилась, однако, идиллия дружеская недолго.
        Началось всё с того, что в один распрекрасный майский вечер молодая супружница Гордея, красавица Полина, в прошлом звезда "Плейбоя", откушивая кофей на открытой веранде, сообчила мужу таку новость:
        -Сказывают, сусед твой разлюбезный в резиденции своей цирюльника  завёл парижского разливу, и дам, и кавалеров стрижёт и бреет во всех местах оченно художественно.
        Царь бублик прожевал, бороду рукой обмёл, чаем мятным запил, поинтересовался:
        -А кака-така от лягушатника польза?
        Царица чуть не задохнулась от возмущения - тонкий носик её спелой вишенкой разгорелся.
        -Вишь ты! Не догоняешь, старый, что ль? Тут, ежели как следвает мозгами пораскинуть, вопрос  престижу в полный рост встаёт.
        -Ась?
        -Престиж, говорю, на кону, глухая ты тетеря.
        Царь лукавые глазки в очки спрятал:
        -На каком-таком коню?
        -Сам ты конь.
        Царь ус прикрутил, хмыкнул:
        -Тебя, поди, тож не сосновой шишкой причёсывают.
        -Хочь и не сосновой, а чтоб завтрева у нас был цирюльник не хужей, чем у твово суседа.
        -Старого-то куды денем?
        -В конюхи его. Андестенд?
        Хлопнул царь рюмку анисовой, крякнул не по-детски, пряником медовым занюхал и, развернув подшивку прошлогодних указов (их он периодически перечитывал от корки до корки для освежения памяти), тихо молвил:
        -Гут.
        А сам подумал: «Жена не сапог, с ноги не сымешь».

        *****

        Слово своё Гордей сдержал. Выписал цирюльника-стилиста из самого Милану, краснодипломника тамошней цирюльно-визажной академии. Но на энтом дело не остановилось.
        Ровнохонько через неделю, воскресным вечером в опочивальне, Полина промурлыкала Гордею в засыпающее ухо:
        -Хочу жирафу!
        -Каку-таку жирафу? – встрепенулся царь, приподняв голову с подушки.
        -Таку, как у Фаддея.
        -А разве у него есть жирафа?
        -То-то и оно! Намедни из Южной Африки привёз. Теперича перед резиденцией евонной на лужайке травку щиплет.
        -И чё?
        -Какого, спрашивается, рожна выкобенивается?
        -Действительно, - согласился царь. – Какого рожна?! Очень уж он себе позволяет… Ежели бы страуса завёл, тогда ещё куда ни шло… А то – жирафу!  Разбульонился не в меру, уксус кембриджский!.. Ладно, не тужи, Полинка. Чай мы коньяк тож не из стаканов пьём. Будет тебе жирафа пятнистая, дай срок.
        Так незаметно для себя втянулся Гордей в суперничество с Фаддеем.  Что сусед ни сделает, он чичас же с ослиным упрямством беспременно повторит. Будто под чужую копирку жить стал.
        Обзавёлся Фаддей звездочётом, и Гордей обзавёлся. 
        Отоварился Фаддей морской яхтой, и Гордей прикупил подходящую. Пригодится!
        Разжился Фаддей бронированным «Гелендвагеном», и Гордей «Майбах» пуленепробиваемый в гараж царский на видное место поместил - заезжим прынцам арабской благородной крови пыль в глаза пускать.
        Начал Фаддей возводить домину-небоскрёб, и Гордей от него не отстаёт, тоже на небоскрёб замахнулся, журавлей-кранов в столице понатыкал, ходит, любуется.
        Пригласил Фаддей к себе из Берлина умственного немца, генератора бизнес-идей, и Гордей почитай из самого Гейдельберга профессора взял в штат на полное довольствие.
        «А что, - сообчил он Полине, - от яйцеголового очкарика тож пользу можно поиметь: хочь тебе пояснение сделает по сурьёзной технической части, хочь письмо, хочь речь какую мудрёную, формулами пересыпанную, на компе грамотно в «ворде» наберёт. Энто тебе не гуманитарий фасонистый на цыплячьих ножках».
        Ну, в обчем, пошло-поехало…
        Когда Фаддей узнал, что с ним суревнуется сусед, осклабился и процедил скрозь зубы:
        -Эвона! Вот глуздырь, язви его душу! А с виду – нормальный царь…
        И, вынув из кармана айфон, сейчас же спикеру Законодательной Избы распоряжение сделал: проголосовать единогласно за новую статью бюджетных расходов на всякие-разные представительские нужды. 
        После чего мельница суперничества закрутилась, завертелась с новой силой.   
         
        *****
               
        Прошёл год... Ничего, окромя отощавшей казны, падающего рубля и роста безработицы он Гордею не принес. Борьба амбиций вышла для него боком - стабильность наступила такая, что и просвета не видно. Одна думка теперь точила Гордея, словно червь: как тихо да мирно отступиться от дела, которому отдано столько сил и денежных средств, и не потерять при энтом своё лицо.
        И тут советник по вопросам спорта дал царю ценнейшую подсказку:
        -А что, ежели суперничество ваше с Фаддеем на футбольное поле перенести?
        -На поле? – переспросил Гордей. – На чьё?
        -Ясен перец, на нейтральное. Наше в мировые стандарты не вписывается.
        -И кто ж будет на нём играть?
        -Ихняя футбольная сборная супротив нашей. Условие, значит, поставим такое: кто берёт в игре верх, тот во всём остальном полное и безоговорочное первенство получает, безо всяких, так сказать, оговорок.
        -Оно,  конечно,  идея классная, - похвалил советника царь. – Но... Как мы их переупрямим?  Команда Фаддеева, поди, из одних чистопородных бразильцев составлена?
        Советник лукаво в рукав покашлял:
        -А мы гишпанцев самых лучших натурализуем. Вратаря оставим нашего. Он в Турции на разгрузке арбузов хватку голкиперскую оттачивал…
        На том и порешили.
        Отправил Гордей суседу предложение по электронной почте, изложил всё как следвает, подробно, и про поле, и про футбол, и про преференции для  победителя матча. Ждёт-пождёт ответа - день, второй, третий. На четвёртый приходит от Фаддея короткое сообчение: «Согласен. Судьи тож пущай будут нейтральные - швейцарцы».
      
        *****
      
        В назначенный день и час нейтральный стадион был забит под завязку. Атмосфера на трибунах стояла самая что ни на есть футбольная:  гомон,  крики,  свист,  галдёж,  бурление,  речёвки ободряющие,  песни патриотические с трибун волнами поле захлёстывают.  В гостевой ложе Фаддей и Гордей, в мягких креслах  развалившись,  чванно пиво цедят,  чипсами заедают.
        Вот и команды на зелёный газон вышли. Диктор громко составы объявляет. Одна сборная, та, что в сливочно-белом,  по именам судя,  бразильцы Фаддея, другая,  та,  что в ярко-красном, – гишпанцы Гордея.
        Свисток – и началось.
        Спервоначалу бразильцы тон задавали. Они и гол первыми забили. Отличился их быстрый,  как молния,  и ловкий,  как пантера,  обладатель «Золотого мяча» и «Золотой бутсы» голеадор Рибейру.
        Во втором тайме гишпанцы инициативу перехватили. Накатывали раз за разом на ворота противника, накатывали и,  в конце концов,  аккурат на последней добавленной минуте пропущенный мяч отквитали.
        Так игра вничью и завершилась. Дополнительное время тож победителя не выявило.
        Опосля стали бить одиннадцатиметровые. Полчаса бьют, час, два, три.  И хочь бы один кто из бьющих дрогнул и промазал иль вратарь чьи-то ворота спас! Нет!
        В обчем, вышла чистая камедь. Пять часов кряду игра идёт, а толку никакого. И болельщики уж засыпать стали – ночь на дворе в самом разгаре.
        Пошёл главный судья к царям – пущай решают, как дальше быть. Они кашу заваривали, им и расхлёбывать.
        Поглядели друг на дружку цари, ухмыльнулись.
        -Мир? – спросил Фаддей с прямизной, всегда его отличавшей.
        -Мир, - просто ответил Гордей.
        Обнялись они, как родные, решив команды футбольные распустить, а в гостевой ложе сей же час примирение отметить. Извлекли из походных несессеров фляжки с коньяком,  каклеты,  колбаски охотничьи,  огурчики,  помидорчики, сладкий болгарский перец.  То да сё,  разливать стали.  Ан тут оказалось,  что молодая супружница Гордея куда-то задевалась. Бросились искать. Туды-сюды,  по всем закоулкам рыскали чуть ли не с собаками, нет нигде – и шабаш. Потом стюарды наводку дали:  последний раз видели Полину на парковке в красном «Феррари» бразильского голеадора Рибейры.
        -Могёт, оно и к лучшему, - вздохнул облегчённо Гордей и, достав кисет, украшенный стразами Swarovski,  стал задумчиво свёртывать цигарку. – Давно хотел с ней разбежаться. Ведь из-за ейной проклятой зависти весь энтот сыр-бор и разгорелся. Правильно говорят:  бездонну кадку водой не наполнишь.
        -Не унывай, сосед, жена – дело наживное, - ободрил его Фаддей. – Давай лучше покумекаем насчёт отмены границ.

        *****

        Таким вот, стало быть, манером, братцы дорогие, коллизия энта к всеобчему удовольствию и разрулилась. Эх, кабы бы все жизненные истории выходили в результате на подобный нечаянный барыш! Тогда и счастья, пожалуй, никакого не надобно!