За синими морями, за зелёными лесами, за высокими горами лежали в плодородной долине два царства-государства по суседству.
В том царстве, что размерами помене, сидел на троне Гордей, человек уж давно не молодой, сивый, хоша и крепенький, грудь колесом, усы рыжие шваброй, борода метёлкой, не шибко, правда, грамотный, зато с природной хитрецой.
В том, что размерами поболе, царствовал Фаддей, мужчина из себя видный, авантажный, лет средних и такого же росту, телосложения плотного, с завитым русым волосом, красной лентой на затылке перевязанном, кончивший два курса в аглицком Кембридже.
Цари энти, надобно заметить, промеж собой завсегда ладили, в гости друг к дружке хаживали, за ручку чинно-благородно здоровкались, чуть день рождения чей - беспременно ценными подарками обменивались, кой-когда на заморских курортах вместе с жёнами животы грели, а на последнем саммите по случаю международного дня открытых дверей порешили даже границы меж собой упразднить для облегчения взаимной негоции. Словом, жизнь суседская у них была безмятежная, как в раю. Энто и понятно: близкий сусед лучше дальней родни.
*****
Длилась, однако, идиллия дружеская недолго.
Началось всё с того, что в один распрекрасный майский вечер молодая супружница Гордея, красавица Полина, в прошлом звезда "Плейбоя", откушивая кофей на открытой веранде, сообчила мужу таку новость:
-Сказывают, сусед твой разлюбезный в резиденции своей цирюльника завёл парижского разливу, и дам, и кавалеров стрижёт и бреет во всех местах оченно художественно.
Царь бублик прожевал, бороду рукой обмёл, чаем мятным запил, поинтересовался:
-А кака-така от лягушатника польза?
Царица чуть не задохнулась от возмущения - тонкий носик её спелой вишенкой разгорелся.
-Вишь ты! Не догоняешь, старый, что ль? Тут, ежели как следвает мозгами пораскинуть, вопрос престижу в полный рост встаёт.
-Ась?
-Престиж, говорю, на кону, глухая ты тетеря.
Царь лукавые глазки в очки спрятал:
-На каком-таком коню?
-Сам ты конь.
Царь ус прикрутил, хмыкнул:
-Тебя, поди, тож не сосновой шишкой причёсывают.
-Хочь и не сосновой, а чтоб завтрева у нас был цирюльник не хужей, чем у твово суседа.
-Старого-то куды денем?
-В конюхи его. Андестенд?
Хлопнул царь рюмку анисовой, крякнул не по-детски, пряником медовым занюхал и, развернув подшивку прошлогодних указов (их он периодически перечитывал от корки до корки для освежения памяти), тихо молвил:
-Гут.
А сам подумал: «Жена не сапог, с ноги не сымешь».
*****
Слово своё Гордей сдержал. Выписал цирюльника-стилиста из самого Милану, краснодипломника тамошней цирюльно-визажной академии. Но на энтом дело не остановилось.
Ровнохонько через неделю, воскресным вечером в опочивальне, Полина промурлыкала Гордею в засыпающее ухо:
-Хочу жирафу!
-Каку-таку жирафу? – встрепенулся царь, приподняв голову с подушки.
-Таку, как у Фаддея.
-А разве у него есть жирафа?
-То-то и оно! Намедни из Южной Африки привёз. Теперича перед резиденцией евонной на лужайке травку щиплет.
-И чё?
-Какого, спрашивается, рожна выкобенивается?
-Действительно, - согласился царь. – Какого рожна?! Очень уж он себе позволяет… Ежели бы страуса завёл, тогда ещё куда ни шло… А то – жирафу! Разбульонился не в меру, уксус кембриджский!.. Ладно, не тужи, Полинка. Чай мы коньяк тож не из стаканов пьём. Будет тебе жирафа пятнистая, дай срок.
Так незаметно для себя втянулся Гордей в суперничество с Фаддеем. Что сусед ни сделает, он чичас же с ослиным упрямством беспременно повторит. Будто под чужую копирку жить стал.
Обзавёлся Фаддей звездочётом, и Гордей обзавёлся.
Отоварился Фаддей морской яхтой, и Гордей прикупил подходящую. Пригодится!
Разжился Фаддей бронированным «Гелендвагеном», и Гордей «Майбах» пуленепробиваемый в гараж царский на видное место поместил - заезжим прынцам арабской благородной крови пыль в глаза пускать.
Начал Фаддей возводить домину-небоскрёб, и Гордей от него не отстаёт, тоже на небоскрёб замахнулся, журавлей-кранов в столице понатыкал, ходит, любуется.
Пригласил Фаддей к себе из Берлина умственного немца, генератора бизнес-идей, и Гордей почитай из самого Гейдельберга профессора взял в штат на полное довольствие.
«А что, - сообчил он Полине, - от яйцеголового очкарика тож пользу можно поиметь: хочь тебе пояснение сделает по сурьёзной технической части, хочь письмо, хочь речь какую мудрёную, формулами пересыпанную, на компе грамотно в «ворде» наберёт. Энто тебе не гуманитарий фасонистый на цыплячьих ножках».
Ну, в обчем, пошло-поехало…
Когда Фаддей узнал, что с ним суревнуется сусед, осклабился и процедил скрозь зубы:
-Эвона! Вот глуздырь, язви его душу! А с виду – нормальный царь…
И, вынув из кармана айфон, сейчас же спикеру Законодательной Избы распоряжение сделал: проголосовать единогласно за новую статью бюджетных расходов на всякие-разные представительские нужды.
После чего мельница суперничества закрутилась, завертелась с новой силой.
*****
Прошёл год... Ничего, окромя отощавшей казны, падающего рубля и роста безработицы он Гордею не принес. Борьба амбиций вышла для него боком - стабильность наступила такая, что и просвета не видно. Одна думка теперь точила Гордея, словно червь: как тихо да мирно отступиться от дела, которому отдано столько сил и денежных средств, и не потерять при энтом своё лицо.
И тут советник по вопросам спорта дал царю ценнейшую подсказку:
-А что, ежели суперничество ваше с Фаддеем на футбольное поле перенести?
-На поле? – переспросил Гордей. – На чьё?
-Ясен перец, на нейтральное. Наше в мировые стандарты не вписывается.
-И кто ж будет на нём играть?
-Ихняя футбольная сборная супротив нашей. Условие, значит, поставим такое: кто берёт в игре верх, тот во всём остальном полное и безоговорочное первенство получает, безо всяких, так сказать, оговорок.
-Оно, конечно, идея классная, - похвалил советника царь. – Но... Как мы их переупрямим? Команда Фаддеева, поди, из одних чистопородных бразильцев составлена?
Советник лукаво в рукав покашлял:
-А мы гишпанцев самых лучших натурализуем. Вратаря оставим нашего. Он в Турции на разгрузке арбузов хватку голкиперскую оттачивал…
На том и порешили.
Отправил Гордей суседу предложение по электронной почте, изложил всё как следвает, подробно, и про поле, и про футбол, и про преференции для победителя матча. Ждёт-пождёт ответа - день, второй, третий. На четвёртый приходит от Фаддея короткое сообчение: «Согласен. Судьи тож пущай будут нейтральные - швейцарцы».
*****
В назначенный день и час нейтральный стадион был забит под завязку. Атмосфера на трибунах стояла самая что ни на есть футбольная: гомон, крики, свист, галдёж, бурление, речёвки ободряющие, песни патриотические с трибун волнами поле захлёстывают. В гостевой ложе Фаддей и Гордей, в мягких креслах развалившись, чванно пиво цедят, чипсами заедают.
Вот и команды на зелёный газон вышли. Диктор громко составы объявляет. Одна сборная, та, что в сливочно-белом, по именам судя, бразильцы Фаддея, другая, та, что в ярко-красном, – гишпанцы Гордея.
Свисток – и началось.
Спервоначалу бразильцы тон задавали. Они и гол первыми забили. Отличился их быстрый, как молния, и ловкий, как пантера, обладатель «Золотого мяча» и «Золотой бутсы» голеадор Рибейру.
Во втором тайме гишпанцы инициативу перехватили. Накатывали раз за разом на ворота противника, накатывали и, в конце концов, аккурат на последней добавленной минуте пропущенный мяч отквитали.
Так игра вничью и завершилась. Дополнительное время тож победителя не выявило.
Опосля стали бить одиннадцатиметровые. Полчаса бьют, час, два, три. И хочь бы один кто из бьющих дрогнул и промазал иль вратарь чьи-то ворота спас! Нет!
В обчем, вышла чистая камедь. Пять часов кряду игра идёт, а толку никакого. И болельщики уж засыпать стали – ночь на дворе в самом разгаре.
Пошёл главный судья к царям – пущай решают, как дальше быть. Они кашу заваривали, им и расхлёбывать.
Поглядели друг на дружку цари, ухмыльнулись.
-Мир? – спросил Фаддей с прямизной, всегда его отличавшей.
-Мир, - просто ответил Гордей.
Обнялись они, как родные, решив команды футбольные распустить, а в гостевой ложе сей же час примирение отметить. Извлекли из походных несессеров фляжки с коньяком, каклеты, колбаски охотничьи, огурчики, помидорчики, сладкий болгарский перец. То да сё, разливать стали. Ан тут оказалось, что молодая супружница Гордея куда-то задевалась. Бросились искать. Туды-сюды, по всем закоулкам рыскали чуть ли не с собаками, нет нигде – и шабаш. Потом стюарды наводку дали: последний раз видели Полину на парковке в красном «Феррари» бразильского голеадора Рибейры.
-Могёт, оно и к лучшему, - вздохнул облегчённо Гордей и, достав кисет, украшенный стразами Swarovski, стал задумчиво свёртывать цигарку. – Давно хотел с ней разбежаться. Ведь из-за ейной проклятой зависти весь энтот сыр-бор и разгорелся. Правильно говорят: бездонну кадку водой не наполнишь.
-Не унывай, сосед, жена – дело наживное, - ободрил его Фаддей. – Давай лучше покумекаем насчёт отмены границ.
*****
Таким вот, стало быть, манером, братцы дорогие, коллизия энта к всеобчему удовольствию и разрулилась. Эх, кабы бы все жизненные истории выходили в результате на подобный нечаянный барыш! Тогда и счастья, пожалуй, никакого не надобно!