Икона

Калинина Татьяна Петровна
    Я вам расскажу давнюю историю. Как-то летом меня и моих племянников, а мы были почти ровесниками, повезли погостить в адыгейский аул к моему отцу. Лето стояло жаркое. Небо безоблачное. Вода в разливах реки Кубань тёплая настолько, что тела не чувствовали прохлады. Одним словом - благодать!
   
  Ну так вот. Отец жил в то время с чужой для меня женщиной, которую велено было  звать мне тётей Верой. Хозяйственная она была. Целый день хлопотала, но всё почему-то вне дома, а мы дети были предоставлены самим себе. Вернее моих племянников оставляли на меня, как на старшего ребёнка в семье, хотя разница между нами составляла пять лет. А было мне в ту пору всего-то около одиннадцати лет.

  Да. Ответственнее в те послевоенные годы были дети. Я и обед умела приготовить и не кукольный, а самый настоящий из трёх блюд.
   
  Нашла я у отца заброшенные старые удочки, состоящие из длинной тонкой палки, оснащённой леской и крючком. Аналогичные смастерила и младшим мальчишкам. Не ленились же просыпаться чуть свет, чтобы успеть дойти до залива ещё до восхода солнца. Никто нас этому не учил, а рыбалка всегда удавалась! Часов в девять утра мы уже возвращались с большим уловом. Не поверите, но приносили мы до ста рыбёшек! Это сегодня в реках нет рыбы, в лесах зверя, а тогда всего было в изобилии, но не о том речь.

  А вот что интересно: комнат в доме у отца было много. Одна из них считалась залом, и нас, детей, туда попросту не пускали. Говорят, любопытство не порок. Вот как-то тётя Вера ушла в город. Во дворе было жарко. Младшие ребятки играли в песке, а я любопытства ради и зашла в запретную комнату.

  Ничего там не было особенного. Обычная сельская комнатка со скромной утварью. Вот только в самом углу комнаты выше уровня моей головы размещались на полочках в деревянных рамках небольшие иконы. Под ними был расшитый ручник - украшение такое, и маленькая медная лампадка.

  Рядом висели портреты не знакомых мне людей и отца в военной форме.
Портреты меня не заинтересовали, а вот иконы я рассматривала с любопытством человека, впервые увидевшего образа. Надо сказать, что я года два уже занималась в детской художественной школе. Я понимала, что не картинки это, а чьё-то творчество. Удивительное творчество.

  Написаны иконы были аккуратно, детали выписаны мягкой кистью, цвет фона гармонировал с ликом святых. Особенно мне понравилась самая маленькая икона, написанная на изнаночной стороне клеёнки. С неё в упор на меня смотрел молодой ещё мужчина с бородкой, и что удивительно, хотя глаза его были направлены в мою сторону, но именно они не были прописаны так, как это делалось на портретах людей. От этого взгляд казался ещё более проникновенным, будто он обо мне всё знает и видит меня насквозь. Куда бы я не отошла от иконы, за мной следовал этот тёплый и уверенный взгляд.

  Я долго всматривалась в миниатюру, меняя положение по отношению к иконе то вправо, то влево, то удаляясь, то приближаясь к ней.
За этим занятием и застала меня тётя Вера.

  Я растерялась, будто совершила проступок. Мне хотелось поскорее выбежать из комнаты, но что-то удерживало меня и не отпускало прочь.
Тётя Вера заметила моё внимание и поинтересовалась, нравятся ли мне эти иконы.
Я молча кивнула головой и указала взглядом именно на понравившееся мне изображение.

  - Это Иисус Христос. Боженька наш, сказала тётя Вера. - Если тебе нравятся иконы, попроси, чтобы и тебе купили в церкви такие же.

  Ну как скажешь чужому человеку, что не ходит у нас в семье никто в церковь и никогда не согласятся купить мне то, на что с порицанием посмотрят и соседи наши, и школьные учителя. Атеизм в то время всюду приветствовался. Всех инакомыслящих принято было считать суеверными и отступниками от уверенности в коммунистическое завтра.
Поэтому я снова и снова урывками приходила к понравившейся мне иконе, чтобы ещё раз понаблюдать за тем, как могут смотреть глаза, которые не имеют даже зрачков.

  Уже лето оканчивалось. Пора было уезжать. Однажды я набралась смелости и попросила отца подарить мне понравившуюся детской душе иконку, но тётя Вера категорически отказала даже отцу.

  Тогда я, воспользовавшись отсутствием тёти Веры,  достала свою коробочку с акварельными красками, вырвала листик из альбома и принялась рисовать этот лик с иконы. Я впервые рисовала портрет. Впервые делала копию от руки. Не знаю, какие силы и кто мне дал, но мне удалось достичь полного сходства с исходным изображением.

  Я держала в руке только что написанный мной портрет и сравнивала его с иконой.
Теперь на настоящей иконе лик казался печальным, а на моём рисунке лик светился добротой и лаской, будто изображение с полотна перешло на мой лист бумаги.

  Я привезла этот дар судьбы с собой в город. Лист был не прочным, поэтому я смастерила из бумаги подобие рамки. Вот в таком виде на самом видном месте в доме всю мою жизнь лик Христа сопутствовал мне всюду, куда бы не заносила меня судьба.
Это Ему я доверяла все свои девичьи тайны. Я чувствовала, что Он слышит меня и отвечает на мои сложные вопросы. Если некому было пожалеть меня или утешить, если не с кем было поговорить или посоветоваться, я беззвучно всматривалась в святой лик и утешение само приходило ко мне.

  Шли годы, десятилетия. Казалось бы, что могло остаться от маленькой акварельной работы ребёнка спустя шестьдесят лет? Не поверите, но рисунок выглядит так, будто я только что окончила свою работу над ним.

  Что тогда произошло, кто водил моей детской рукой, я не знаю. Но желание ребёнка обрести Боженьку было реализовано. Он со мной, тот святой лик Иисуса Христа.

  Вот такая история приключилась в моей жизни.