Дор со вздохом осмотрел парковочную площадку для автомобилей на нижнем уровне, куда можно было проехать исключительно по спецпропуску. У капитана и канцлера такие пропуска были, остальным Гарт выписал разовый допуск, и теперь стоянка была заполнена самыми разными машинами, некоторые были с проблесковыми маячками, а некоторые с пуленепробиваемыми стёклами и бронированными дверями.
Почти у самого лифта стоял чёрный блестящий автомобиль представительского класса с мигалками и эмблемой министерства специальных служб. В этот раз Рифус Гарт прибыл в Дом Правительства как подобает государственному канцлеру, с пронзительным воем сирен, двумя "кортежниками" по бокам, со слепящими проблесковыми и перекрытием улиц. Город должен был видеть, что происходит нечто экстраординарное.
В самом дальнем углу парковки, отделённый от автомобиля министерства частоколом столбиков с номерами, тёмной громадой возвышался микроавтобус с узкими, как бойницы, зарешёченными окнами и серо-жёлтой полосой вдоль корпуса — спецтранспорт государственной тюрьмы, выдерживающий чуть ли не прямое попадание снаряда, оборудованный защитой от химических атак, поджогов и попыток взлома; настоящая крепость на колёсах. Внутри, зажатая между громилами-караульными, со скованными руками сидела, низко опустив голову, худая измождённая женщина с длинным носом и мышиного цвета волосами. Лоре Грис предстояло свидетельствовать перед премьером и кабинетом министров, но пока она была намертво пристёгнута к жёсткому сиденью автозака.
Рядом с тюремным микроавтобусом стояла почти точная его копия, лишь полоса была красной, а броня на корпусе чуть потоньше. Внутреннее помещение для арестованных было разбито на две части, разделённые звуконепроницаемой перегородкой. В первой сидел, также в наручниках, Артур Пейнз, а во второй женщина, в которой только очень наблюдательный человек признал бы красавицу Беллу. Сейчас роскошная блондинка казалась тенью самой себя, бледная, заплаканная и без косметики. Руки Беллы были свободны, но, кажется, её это совсем не радовало.
Чуть поодаль, почти неразличимый на фоне тёмных стен, стоял неприметный автомобиль с опущенными шторками. Дор скользнул по нему взглядом. "Бедняга из сателлита тоже, небось, на похожей ездил... интересно, он ещё жив?"
Сам Дор тоже решил на этот раз воспользоваться своим правом на маячки, и его машина с визгом летела по шоссе, заставляя водителей провожать её ошарашенными взглядами. Сейчас чёрный седан с красными номерами занял своё место у столбика номер три.
Неподалёку виднелся серый автомобиль Альда; рядом стоял служебный кроссовер, привёзший Саю и Алби; Мозг добрался до правительственного квартала на автобусе и подпирал стену, таращась бесцветными буркалами на "Фералы" и поминутно пытаясь сплюнуть, а почти у самого выхода недоумённые взгляды притягивал простенький мопед. Отец Никлас предпочитал скромность во всём и транспорт выбрал себе недорогой и практичный. Небольшой мопед смотрелся в окружении "кортежников" и махины автозака как котёнок среди рыжих волков.
Гарт подошёл к Дору и несколько секунд молча изучал лицо подчинённого. Дор Стайн выглядел спокойным, но канцлер видел, что молодой человек похож на натянутый канат, хоть внешне это почти не проявлялось. Только зрачки были чересчур расширены, отчего глаза Дора казались целиком залитыми чернотой. "Ну что ж, вот и пришла пора выяснить, насколько хорошо я тебя вымуштровал. Одно дело Берга провоцировать, выпрашивая какой-то жалкий вертолёт, и совсем другое — обвинять премьер-министра. Только не сорвись... сателлитчик. Потому что защитить тебя сегодня я не смогу". Вслух же Гарт отрывисто бросил:
— Пойдёмте, Стайн. Остальные ждут вызова в холле, кроме арестованных. Кайт, по звонку конвоируете мадемуазель Грис, вы, Ледс, сопровождаете нашего миссионера, если понадобится, то и Беллу. Ред, на вас этот типчик, Флинн. В вашем присутствии он вряд ли начнёт возникать.
Двери лифта призывно распахнулись, приглашая собравшихся поехать на верхний этаж, в самое сердце Ойкумены, туда, где принимались законы и назначались министры, туда, где решались судьбы, а сегодня должно было решиться ещё несколько.
* * *
— Вы ведь психолог. — Сая смотрела на Дира с каким-то странным выражением в глазах, смесью страха, горечи и... надежды. — Вы можете хотя бы предположить, чем там... — она выразительно покосилась на закрытые массивные двери, — всё закончится?
В огромном холле с мягкими удобными диванчиками для посетителей, изящными светильниками и картой Ойкумены во всю стену Сая чувствовала себя испуганным зверьком, которого уже окружала свора охотничьих псов.
— Мадам Стайн, — Альд с трудом подавил раздражённый вздох, — я не знаю, как мне убедить вас, что всё закончится так, как надо капитану и Рифусу Гарту. Вам нужна психология, что ж, извольте. В этом расследовании ключевую роль играет человеческий фактор. Не сложные конструкции с обрубанием концов и наймом киллеров, не изощрённые интриги и не страшные тоталитарные секты, призывающие идти за Грань. Человеческий фактор, мадам Стайн. На нём всё держится. И я, как психолог, постараюсь на этом сыграть, когда придёт время. А возможно, канцлер даже не вызовет меня в качестве свидетеля, если предъявленных доказательств окажется достаточно.
— Канцлер запретил подключать к этому делу "Гипнос"... — Сая с такой тоской вперилась Диру в глаза, что тот чуть было не отшатнулся. — Почему? Ведь мы могли бы...
— Нет, мадам Стайн, — Альд покачал головой, — канцлер совершенно прав. Забудьте вы уже про теорию вероятности, про всякие процентные соотношения и прочую лабуду. Есть только два варианта исхода, пятьдесят на пятьдесят. Вы хотели бы видеть... м-м-м... вторые пятьдесят процентов? И я не хотел бы. Сейчас не надо заглядывать в будущее, которое не изменишь. Проект "Гипнос" разрабатывался не для этого. Сейчас всё зависит от нас самих, а не от стимулированных сновидений и радиоактивной водички.
— Я так хочу верить, — прошептала Сая, отвернувшись от вербовщика, — что... Дора не посадят в тюрьму...
— Прошу вас, не паникуйте раньше времени. Насколько я успел узнать вашего мужа, его не так-то легко скинуть со счетов.
— Вам хорошо, — девушка упрямо кусала губы, так и не подняв головы, отчего Дир видел только русый затылок и чуть подрагивающие плечи, — вам не за кого переживать, у вас никого нет. Вы не знаете, каково это: бояться за близкого человека... Простите. Кажется, меня куда-то не туда понесло.
— Я тоже любил, — спокойно сообщил Дир, — но это было так давно, что я уже и не вспоминаю.
— Простите, это не моё дело, — Сая чувствовала себя форменной идиоткой. Ну вот кто её вечно тянет за язык? Но Альд Дир, казалось, совершенно не смутился.
— Это уже и не моё дело тоже. За давностию лет. Вам не за что извиняться. Вы ведь, кажется, говорили, что мой главный талант вызывать страх? Я надеюсь, это... м-м-м... своеобразное умение мне сегодня не пригодится.
— Вас арестуют... Знаете, вы будете смеяться, но за вас я тоже боюсь. Потому что... Я знаю, что вы все правы, только кому нужна эта правда... Я боюсь, господин Дир. Очень.
— Вы пережили столько настоящих страхов, а сейчас теряете голову от простого разговора в кабинете? Я вас умоляю. Здесь вам нечего опасаться.
Сая уныло кивнула, не сильно, впрочем, веря словам Альда. Он подошёл на шаг ближе и провёл рукой в миллиметре от её волос.
— Не бойтесь, — повторил он, — если я хоть что-то понимаю в людях, Рифус Гарт не оставит на Спайте живого места. Как и ваш муж.
Алби, приоткрыв рот от удивления, наблюдала эту сцену, а потом внезапно повернулась к Сиду. Лейтенант Кайт смотрел на Саю и Дира с самым сумрачным видом. Словно почувствовав этот взгляд, Альд Дир что-то тихонько бросил Сае и подошёл к сослуживцам.
— Кайт, хватит так зыркать. Ты во мне дыру прожжёшь. Мои разногласия с мадам Стайн закончены, и нам нечего друг другу предъявить. Чего и тебе желаю.
— Думаешь, я тебе поверил? Сая никогда тебя не простит...
— Однако ж. Ридс и впрямь волшебник, как ни крути. Мадам Стайн простила меня. Не забыла, но простила. У меня такое впервые, Кайт. Можно забыть, но не простить, и это удел слабых душ. А можно простить, не забывая ничего. Мадам Стайн нашла в себе эти силы, и я готов снять шляпу, потому что это не может не вызвать уважения. Сейчас я для неё объект шуток и подначиваний, это реакция компенсации. Чудно, воистину чудно, — он покачивался, перекатываясь с каблука на мысок, — меня, насильника и садиста, получающего наслаждение от вида боли, моя жертва простила. А ты, Кайт, так и умрёшь непрощённым. Линда Хард слишком хорошо помнит, как ты свинтил из семьи.
— Для тебя, — Сид с трудом держал себя в руках, — Линда была всего лишь частью операции. И я помню ваше прощание. Знаешь, больше всего на свете я хотел тогда вломить тебе в челюсть, хоть Линда для меня уже ничего не значит.
— Линда Хард, — Альд прищурился, и Алби невольно передёрнуло, — сейчас ждёт ребёнка. Братика или сестричку Мэта.
— И что? — непонимающе вытаращился Сид. — Мне до этого какое дело? Подожди!.. Но Ральф...
— Ребёнок от меня, — бросил Дир и снова покачнулся, как кобра перед броском, — мы теперь с тобой товарищи по несчастью, оба в своё время покувыркались с Линдой в койке, и от обоих она залетела. Мы... слово забыл... в общем, теперь в каком-то смысле родственники.
Сид только молча открывал и закрывал рот, разом позабыв все слова. Алби даже сделала шаг назад. Она никому не говорила о просьбе Мэта, но Дир внезапно сам решил сообщить Сиду новость.
— Ну что ты как штырёк. Раз в жизни и я могу заняться сексом с женщиной так, чтобы она потом не мечтала повеситься. У твоего сынка будет братик или сестричка. И воспитывать этого ребёнка Линда будет сама. Мне это не надо, от алиментов моих она отказалась. Так что нам с ней нечего делить. А ты, повторюсь, умрёшь непрощённым. Я был светлой полосой в её жизни, а о тебе она и слышать не хочет. Как странно шутит судьба... — И Дир направился в комнату для курения, оставив Алби и Сида в немом изумлении смотреть ему вслед.
* * *
Дор ни разу в жизни не был в зале заседаний кабинета министров, он никогда не продвигался дальше приёмной канцлера и даже подумать не мог, что когда-нибудь перешагнёт порог Дома Правительства. Его должность не подразумевала частых визитов в массивное здание с колоннами, отделанное под старину. Гарт, как мог, описал ему регламент генерального расследования и строго-настрого приказал говорить только по существу, только когда к нему обратится он, Рифус Гарт, и только о том, что касается "Истоков".
— Наша задача доказать кабмину, что Магнус Спайт изначально был в курсе всей этой вакханалии и сам имел к ней непосредственное отношение. Наше личное к нему отношение кабмин не волнует. Все свои взбрыки, самоотводы, ментальные взломы и чьи-то там челюсти в сателлите оставь для мемуаров. Мэта Харда оставь для мемуаров, не гробь парню жизнь. Все эти семейные скелеты оставь гнить в их шкафах. Ты будешь тупо рапортовать о ходе расследования "Истоков", подробности за тебя расскажут свидетели, и только те свидетели, которых я позволю вызвать. Не забывай, нам нужно не просто доказать причастность премьера к этому дерьму, но и обезопасить самих себя. Ты не можешь позволить дискредитировать свой отдел.
— У нас слишком мало прямых доказательств... — начал было Дор, но осёкся под пристальным взглядом немигающих светло-карих глаз.
— Отставить нытьё. Повторяю: наша задача убедить кабмин. Если они поверят, отлично. Не поверят или Спайт заартачится — на этот случай в нашей колоде два джокера, как и полагается. Один это Стейн Амбис, которого Фрост и Трей будут ломать в присутствии членов правительства, другой... На твоём месте я бы начал с другого. Да. Так и поступим. Метальный взлом отложим до суда.
— Должен ли я докладывать о провале "Гипноса"?
— Да. — Гарт щёлкнул пальцами и едва удержался, чтоб не сплюнуть. — Хакер нужен нам во всей красе. Она хорошо помнит ту историю?
— Так точно, — глухо сказал Дор, — но это из разряда фантастики...
— А у нас вся жизнь это боевая фантастика, которая обывателям типа мадам Хард и не снилась. В общем, ты меня понял. Без моего позволения рта не раскрываешь. И вот ещё, — Гарт подошёл поближе, — забудь о том, что ты человек, что у тебя могут быть какие-то свои переживания и эмоции. Ты машина, моя машина. Которая не имеет права на сбой.
— Я вас не подведу, — тихо сказал Дор, — я сделал выводы из прошлых... недоработок.
— Хотелось бы верить, — хмыкнул канцлер, — потому что я твою задницу больше прикрывать не буду. Свою бы прикрыть. Ну, что встал? Пошли, хоть на кабинет министров вблизи посмотришь.
Зал заседаний был длинным и вытянутым, с панорамными окнами с одной стороны и десятками мониторов с другой. Во главе стола сидел толстячок-премьер, за его спиной тяжёлыми складками тянулся к полу государственный флаг. Почти в самом углу притулился столик пресс-секретаря. По обе руки от премьера, по шестеро с каждой стороны, сидели министры, и лишь одно кресло, справа, совсем рядом с Магнусом Спайтом, пустовало. Сегодня Рифус Гарт не собирался садиться за стол. Он прошёл к небольшой трибуне с парой микрофонов; обычно оттуда велись доклады глав ведомств. Но сейчас за трибуной стоял государственный канцлер, притягивая к себе полные нескрываемого любопытства взгляды. Не каждый день объявлялось генеральное расследование, не каждый день парковка Дома Правительства была забита самыми неожиданными автомобилями и не каждый день канцлер притаскивал с собой своего цепного пса, замершего сейчас неподалёку от пресс-секретаря. Пресс-секретарь неосознанно вжимал голову в плечи, не желая встречаться взглядом с лысым киборгом, и только безостановочно стенографировал любое произнесённое в стенах зала заседаний слово. Магнус Спайт решил возродить эту древнюю практику, обоснованно полагая, что помимо видеозаписей неплохо было бы иметь и подробнейшие стенограммы. Пресс-секретарь своё дело знал, но сейчас подушечки его пальцев взмокли от пота, оставляя на глянце планшета расплывающиеся следы. Нынешнее заседание было совсем непохоже на обычные министерские доклады.
— Рад приветствовать вас, — премьер прямо-таки лучился доброжелательностью, но Дор видел, что толстячок уж слишком дружелюбен. И слишком напряжён. Министры могли списать это на объявление генерального расследования — вещи настолько редкой, что пришлось бы лезть в архивы, чтобы выяснить, когда такое было в последний раз. Магнус Спайт был напряжён, но держал себя в руках превосходно.
— Я вижу, вы и капитана с собой взяли. Что ж, господин Гарт, время каждого из нас довольно ценно, ваше в частности, как и капитана Стайна, я полагаю. Мы слушаем вас очень внимательно. Признаюсь, не каждый день у нас собирается комиссия.
— Я благодарю кабинет министров за оперативный отклик и за то, что каждый нашёл время прийти сегодня сюда. Дело, из-за которого я объявил генеральное расследование, проходит по статье "Измена Родине" и подрывает основы государственной безопасности. Это дело касается Внешнего мира.
Зал заседаний взволнованно зашумел. Дор украдкой покосился на пресс-секретаря. Залысины несчастного стенографиста красноречиво блестели. С первых строк доклада стало ясно, что канцлер припас для министров те ещё сюрпризы.
— Тишина, — недовольно буркнул премьер, которого этот ажиотаж совсем не радовал. Через пару секунд шум стих.
— Благодарю. — Гарт бросил взгляд на Магнуса Спайта. — Господин премьер-министр, господа, я прошу сейчас выслушать меня и моего подчинённого, командира особой бригады, выслушать очень внимательно, и вы поймёте, что генеральное расследование в данном случае не моя блажь.
Министры не отрывали глаз от человека за трибуной. Дор незаметно сцепил пальцы за спиной. Началось. Теперь отыграть назад уже невозможно, Рифус Гарт запустил этот маховик, и всё, что оставалось Дору, — ждать сигнала.
— Несколько месяцев назад капитан Стайн доложил мне об одном необычном посетителе, который хотел попасть к нему на приём. С того момента и берёт отсчёт дело, которое я назвал "Истоки" и взял под личный контроль. Капитан ознакомит вас с подробностями, именно он вёл дело и возглавлял расследование. Прошу вас. — Гарт вышел из-за трибуны, освободив место для Дора. Тот, помедлив буквально долю секунды, подошёл к микрофонам.
— Десятого апреля сего года, — он почувствовал странную расслабленность и одновременно кураж, — моей аудиенции запросил священнослужитель...
— Простите? — Министр юстиции даже поправил очки от неожиданности. — Кто?
— Священник отец Никлас из церкви святого Михаила в Западном квартале.
— Священник? Запросил аудиенции у вас? — Кроме премьера и канцлера больше посвящённых в эту историю не было, и министр юстиции был неподдельно удивлён.
— Да, господин министр. Святой отец был чрезвычайно встревожен еретическими, как он выразился, слухами среди прихожан, а так же ещё некоторыми вещами. Он сам вам всё расскажет. — Дор прикоснулся к передатчику, через минуту двери распахнулись, и в зал вошёл пожилой худощавый человек с лицом, изборождённым морщинами, и седым ёжиком волос. На его шее белела колоратка.
Все взгляды обратились на сухонького священника, который отчаянно робел в присутствии столь высокопоставленных особ. Он периодически нервно сжимал пальцами простое деревянное распятие, а губы его что-то неслышно шептали, как подумал Дор, молитву.
— Разве не вы, капитан, должны поведать нам подробности дела? — Ортис Фейн скривил губы в полуусмешке-полугримасе. — Вы что, хотите притащить в зал заседаний правительства всяких... свидетелей, видимо? Вы сами неспособны доложить ситуацию?
— Я мог бы обойтись рапортом канцлеру. — После приснопамятной стычки с Бергом Дор научился держать себя в руках не в пример лучше. — Но эту историю лучше меня расскажут те, кто был её непосредственным участником, свидетелем или... потерпевшим. Всё началось с визита святого отца в мой кабинет. Я прошу вас выслушать его. Отец Никлас уже немолод, давайте не будем заставлять его лишний раз волноваться.
— Вы меня простите, капитан, — Ортис Фейн сознательно опустил обращение "господин", — но сколько у вас припасено таких "свидетелей"? Мы что, должны тратить время на каждого? Рифус Гарт заявил, что вы доложите подробности, ну так докладывайте.
— А вы, господин Фейн, видимо, давно не освежали в памяти регламент генерального расследования, — подал голос Гарт, всё-таки занявший своё место по правую руку канцлера, — который гласит, что кабинет министров обязан выслушать все свидетельства, изучить все вещественные доказательства, отчёты и экспертизы, после чего инициировать или не инициировать передачу дела государственному прокурору. Вы, господин Фейн, выслушаете и меня, и капитана, и святого отца. А так же ещё нескольких свидетелей, чьи показания настолько важны, что я велел доставить этих людей в Дом Правительства.
Дор не знал, чем вызвана взаимная неприязнь государственного канцлера и министра промышленности, хотя подозревал, что господин Фейн сам был не прочь возглавить самое денежное министерство Ойкумены. В конце концов, если уж Спайт из своего цензурного смог пробиться, то минпром...
Гарта Фейн бесил ровно по тем же причинам, а ещё Рифус Гарт знал, что все мечтания лысоватого министра никогда не сбудутся. Своего потолка Ортис Фейн достиг и мог лишь скрежетать зубами.
— Если господин Фейн более не возражает, то продолжим. Прошу вас, отец Никлас.
Старый священник неуверенно подошёл к трибуне и обернулся на Дора. Тот кивнул:
— Расскажите господам министрам всё, что вы рассказывали мне и Альду Диру. Это очень важно. Надо показать, с чего всё началось.
Отец Никлас кивнул, снова тронул распятие на груди и тихо, немного запинаясь, начал говорить, наклонившись чересчур близко к микрофону, отчего его голос иногда перекрывался шуршанием или треском.
— Ко мне в храм, я служу в церкви святого Михаила, однажды пришёл незнакомый юноша...
Пожилой священник говорил уже полчаса, и за это время лица собравшихся то вытягивались, то, наоборот, морщились от недоверия пополам с изумлением, а министр юстиции безостановочно вытирал платочком вспотевший лоб. Даже Ортис Фейн замер, не веря своим ушам, настолько святой отец говорил чудовищные вещи. Дор искоса наблюдал за премьером, но Магнус Спайт, знакомый с рассказом отца Никласа из доклада, лишь вежливо слушал, склонив круглую голову набок. По лицу Гарта вообще ничего невозможно было прочесть, хотя канцлер в глубине души слегка самодовольно улыбался. Первый свидетель достаточно серьёзно озадачил кабмин. От священника не отмахнёшься как от сателлитского угонщика или полусумасшедшей заключённой. Гарт мысленно поздравил себя с удачным началом. Пусть в кабмине собрались такие же атеисты, как и он сам, но где-то глубоко внутри у каждого человека присутствует определённый трепет при виде священника, искренне преданного своему делу: нести людям слово Божье. И только бедолага пресс-секретарь исходил седьмым потом, скрупулёзно фиксируя каждое слово старого пастора. Пальцы у пресс-секретаря дрожали.
— ...и я попросил господина капитана принять меня. Я... это ведомство... только там меня могли выслушать и не счесть умалишённым... — голос отца Никласа был уже почти не слышен, и старый священник опустил голову. Воспоминания о том разговоре с мальчишкой терзали его душу каждый божий день, и хотя Альд сказал, что они поймали главаря секты, отец Никлас так и не простил себе, что не нашёл тогда, в храме, подходящих слов.
— Благодарю вас, святой отец, выпейте воды, вы охрипли, — Дор аккуратно оттёр отца Никласа от трибуны и поправил микрофон, не дав министрам опомниться, — после этого рассказа я немедленно запросил аудиенции государственного канцлера, который взял это дело под личный контроль. Такие вещи, как призыв колонизировать Внешний мир, нельзя спускать на тормозах, прикрываясь свободой вероисповедания. Я отдал распоряжение погранслужбе усилить контроль рубежей, мой заместитель объездил чуть ли не все храмы Ойкумены в поисках каких-либо подобных речей и, к сожалению, нашёл. Я допросил мальчиков, которые пугали священников, считая это частью дурацкой игры. Квесты, очередное модное увлечение нынешней бесполой молодёжи. Юные мажоры не отдавали себе отчёт в опасности таких разговорчиков, потому что считали Внешний мир очередной страшилкой глупых взрослых. Мой заместитель так же вышел на женщину, которая попала в эту секту,"Истоки", завоевал её доверие, и она написала чистосердечное признание, на основании которого мои люди задержали этих уверовавших во время их очередного собрания. Миссионер был доставлен к нам, допрошен с применением ментальной трансляции и полностью признал свою вину. Он признал, что проповедовал о грядущем Эдеме во Внешнем мире, которого достигнут избранные. Об этом, думаю, наш гуру расскажет сам. Впоследствии были задержаны ещё несколько проповедников, и сейчас секты "Истоки" не существует. Адептами занимается полиция, наставниками мы.
— Подождите... — Министр транспорта тёр виски. — Не так быстро, капитан, вы нас форменным образом запутали... Вы хотите сказать, что ваши люди ликвидировали эту... угрозу? Больше никто не хочет "раствориться во Внешнем мире"... боже, что за безумие...
— Так точно, господин Кейл. Секта уничтожена.
— Тогда... — Дин Кейл поднял на Дора подслеповатые глаза, и капитан увидел, что министр попросту обескуражен. — Тогда зачем Рифус Гарт объявил о генеральном расследовании? Если это дело закрыто и секты больше не существует? Что же он намерен расследовать?
Дор не успел ответить, как канцлер встал со своего места и внезапно широко улыбнулся. Дор, знакомый с улыбочками начальства не понаслышке, мысленно поёжился. Пришло время тяжёлой артиллерии. Он отошёл на всякий случай от трибуны, но Гарт решил вещать, опершись на спинку кресла, чем вызвал гримасу неудовольствия у Ортиса Фейна.
— Господин Кейл задал очень нужный и своевременный вопрос. Действительно, господа, секта уничтожена, её главари помещены в изоляторы, ждут суда и смертной казни, а паства пожинает плоды своей преступной доверчивости. Капитан Стайн весьма вкратце обрисовал ситуацию, заострив внимание на результате. Но результат этот был достигнут путём человеческих жертв. Погибли несколько ни в чём не повинных граждан Ойкумены, которые не имели к секте "Истоки" никакого отношения. Они погибли, чтобы те, кто организовал этот чудовищный культ, смогли остаться безнаказанными. Признаюсь, я впервые вижу такое безжалостное обрубание концов. Любое тайное общество имеет свой мозговой центр, и его задача, помимо всего прочего, не дать себя обнаружить. Я расскажу вам подробно об этой светлой голове. Но для начала я хочу показать вам одного из миссионеров. Того самого, которого схватили первым. Я хочу показать его вам, чтобы вы поняли степень угрозы, господа. Введите! — бросил он Дору, не обращая внимания на взволнованные шепотки. Магнус Спайт заинтересованно приподнял голову. Он, так же, как и все остальные, ни разу в жизни не видел проповедника Хала.
Норт Ледс ввёл Пейнза, держа того чуть повыше локтя. Когда Дор предостерегающе поднял ладонь, Норт остановился, не давая Артуру-Халу приближаться к министрам. Руки Артура были скованы, но глядел он прямо и без страха, словно и не витал над ним призрак смертельной инъекции. Дор прищурился и довольно хмыкнул про себя. Его указания были исполнены в точности, Артуру вставили обратно его линзы, подкрасили начавшие отрастать волосы, обновили загар и выдали новую футболку и штаны. Сейчас проповедник выглядел в точности так, как в зале "Морского сада".
Зал ахнул, а Магнус Спайт так натурально приоткрыл рот. Сходство было впечатляющим.
Первым опомнился министр юстиции.
— Гарт, как это понимать?! Этот... проповедник... он что, ваш человек?
— Кгхм. — Смешок у Гарта вышел похожим на карканье. — То, что этот типчик сидит у Стайна на минус тридцатом, ещё не делает его моим человеком. Но оцените изящество решения. Оттенок кожи просто изумительный. И глаза, я такие только у капитана видел. Даже мои светлее.
— Да кто это? — чуть ли не в голос закричал Ортис Фейн. — Что это за клоунада? Вы утверждаете, что этот человек не модификант? А я с этим не соглашусь! Он как две капли воды похож на своего конвоира!
— Капитан, — Гарт устало повернул голову, — прошу вас, уделите господину Пейнзу несколько минут вашего времени. Иначе говоря, поиграйте с ним в гляделки. Смотрите, господа. Об особенностях модификации вы все имеете представление.
Дуэль Дора и Артура продолжалась ровно минуту, после чего несостоявшийся проповедник, шипя, зажмурился.
— Он моргает как и все люди. Он не владеет бесконтактным боем. Он не умеет даже держать пистолет. Это всего лишь бывший научный сотрудник, которому однажды снесло крышу. Паяц, скоморох, примеривший чужие обноски. Он будет приговорён к смертной казни, но он даже не знает, почему должен был выглядеть как модификант. Он не знает даже этого слова. Но это слово известно его покровителю.
— Я сейчас решу, что это вы. — заметил Магнус Спайт, чем вызвал очередной изумлённый вздох зала заседаний. — Уж больно необычную картину мы тут наблюдаем.
— Так и должно быть, — кивнул Рифус Гарт, — потому что "Истоки" лишь верхушка айсберга. Айсберга, призванного меня потопить. Только вот меня даже Внешний мир не сожрал, за столько-то лет. Куда уж людям. — Он улыбнулся, будто веселясь собственной шутке, и с любопытством оглядел Артура Пейнза ещё раз. Тот замер, столкнувшись взглядом с канцлером, а потом негромко произнёс:
— Моё раскаяние не снимает с меня вины. Я знаю, что меня казнят. Но я верю в суд Божий, который выше всех людских судов. И я точно знаю, что тот, кто совратил меня с пути истинного, последует моей дорогой. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.* — Всё это Артур Пейнз говорил, глядя на всех и ни на кого, но озноб пробирал каждого, кто слышал священные строки, произносимые тихим и спокойным голосом.
И в этот момент Дор буквально на долю секунды увидел в глазах премьер-министра странный блеск, который капитану был слишком хорошо знаком. Страх за свою жизнь.
* — Послание к Римлянам апостола Павла, гл.12, ст.19
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/10/10/1653