Вот снова ночь,
и мне не спится,
И память, подлая,
глумится,
Над в кровь истерзанной душой...
И героизм в том не большой,
Что я забыть о Вас не в силах.
А может статься на перилах,
Тех,
что когда-то Вы касались,
Мне ваших рук следы остались.
И вот теперь,
когда домой,
Я по ступенькам поднимаюсь,
Лишь одного я опасаюсь,
Того,
что не сдержусь я снова!
Ведь целовать я их готова,
Губами жадными ловя,
остатки
теплоты тех рук,
Что вы оставили, мой друг.
Когда б узреть, мой бог, могли Вы,
Души истерзанной порывы,
их искренность и чистоту,
То будь в раю я, иль в аду,
Меня б нашли вы без труда,
Чтобы отдаться навсегда,
той,
что безмолвно Вами бредит...
Увы,
слепой лишь не заметит,
Как я робею перед вами...
Да разве ж выразить словами,
тоску, что сердце мое гложет?!
Вы воспротивитесь, быть может,
сказав, что лгу я без труда...
Но не солгут мои уста,
Те,
что в порыве страсти новом,
расцеловать теперь готовы
ваш каждый палец на руках!
Того не выразить в стихах,
Как я сгораю от любви,
Что безответной остается...
Судьба и плачет и смеется.
Смешно ей то,
что ведь когда-то,
Два этих сердца бились рядом.
А плачет грустная судьба,
Что непослушная раба,
пытаясь больше обрести,
Все растеряла по пути...