Глава 1. 13. Будь он проклят, ваш Монмартр!

Виорэль Ломов
Елена Прекрасная
Повесть

На мне сбывается реченье старое,
Что счастье с красотой не уживается.

И.В. Гёте

Часть I
Тетушка

Он показывал Филипу пошлый, вульгарный Париж, но Филип глядел на него глазами, ослеплёнными восторгом.

У.С. Моэм


Глава 1.13. Будь он проклят, ваш Монмартр!

Елена проснулась ни свет ни заря и почувствовала легкую, тоньше комариного писка, тревогу, какая охватывает на пороге перемены в жизни. Взглянув на записку с новосибирским адресом бабки Клавдии, Лена увидела подпись: «Любящая тетушка». Племянница впервые задумалась о том, какие чувства связывали ее с Кольгримой и насколько они были искренни. Не кривя душой, она призналась самой себе, что чрезвычайно привязалась к тетке.
Вещи уже были собраны — тетушка постаралась. Сверху чемодана лежали платья, джинсы, маечки, трусики и прочие женские штучки; в коробке несколько пар туфель и босоножек; в одном дорожном несессере туалетные принадлежности и парфюм, в другом дорогие украшения. В шкатулке красного дерева Лена обнаружила нужные документы, приличную сумму в рублях, пластиковую карточку Сбербанка России.
Девушка подошла к зеркалу и долго стояла перед ним, словно ожидала от него, как от тетушки, совета или хотя бы подсказки, как ей поступить. «Надоело выворачиваться наизнанку», — досадовала она. Зеркало безмолвствовало. «Конец мистике!» — с облегчением подумала Лена. Сев на банкетку, она уставилась на свое отражение. Неожиданно зеркало показало подборку ее фотографий, разворачивающихся в видео — и сиюминутных, и прошлых, и будущих. Непостижимым образом стекло с амальгамой воссоздало множество ее отражений в один момент времени, и они были вроде как слившиеся, но не сливаемые. Так бывает, когда держишь в руках альбом с фотографиями умершего человека — вся жизнь его вдруг раскрывается перед тобой в одно мгновение. «Как же это я заскочила так далеко, что вижу всю свою жизнь? — подумала Елена. — Пожалуй, пора сочинять стихи «про жизнь». А можно ли писать их с нечистой душой?
Да безразлично для стиха / греховна жизнь иль без греха — / вязанка дров в душе сгорела, / согрев озябнувшее тело… Нет, наверное, лучше — безумна жизнь или тиха.
И тут Елена явственно услышала голос дядюшки Колфина: «Непостижима суть стиха. / Вот так-то, барышня! Ха-ха!» Ей показалось, что вокруг нее лопаются и осыпаются зеркала…
Да, это лопнуло зеркало. Елена подошла к тому, что от него осталось. Зеркало ощерилось, как акулья пасть, острыми зубами осколков стекла. В зияющей дыре виднелась прихожая тетушкиной квартиры. «Как я оказалась по ту сторону зеркала? Когда сочиняла стихи?» — недоумевала девушка. Нельзя было, не поранившись, пролезть в черную раму и попасть внутрь помещения. Девушка попробовала вынуть треугольные сколы, но они не вынимались. «Что же делать? — размышляла она. — Вернуться? А куда вернуться?» И не успев принять решение, оказалась в «Ротонде» за столиком напротив Модильяни. Тот вертел в руках карандаш, не решаясь провести первую линию. Похоже, художник был озадачен своей оробелостью перед чистым листом бумаги. К тому же у него дрожала рука. Моди рассеянно посмотрел на визави.
— О! Откуда ты? Не знаешь, где мой кушак и кофта? Хоть убей, не помню.
«Пить надо меньше», — услышала Лена подсказку, но не озвучила ее, а сказала:
— Да ты же сам сунул их в мой пакет. Вот они.
— Какая у тебя сумка, материал непонятный… Что это? — Амедео потрогал полиэтиленовый пакет. — Где купила?
— По случаю. В России.
— В России? Не может быть!
— Почему не может быть?
— Да там такого не может быть! Там, брр, мороз и ни одного стоящего художника!
— Как ни одного? Ну да, откуда тебе знать… А Маревна?
— Какая Маревна? — бранчливо спросил Амедео. — Не знаю никакой Маревны!
«Ну да, ты с ней еще не знаком», — сообразила Елена: — Узнаешь еще.
— Чего хорошего в большом пространстве? В нем всё мелко! — стал спорить Амедео. — Хорошо может быть только на мольберте или на этом столе с листом бумаги! — Он яростно провел линию, прорвав бумагу. Со злостью посмотрел на Елену. — Чего хорошего в вашей Сибири? Разве сравнить Монмартр с Сибирью?!
— Да уж! — засмеялась Елена. — Нашел с чем сравнивать Монмартр! С Сибирью! Левретку с медведем! Его и с Арбатом-то не сравнить!
— Не знаю такого, — зевнул Моди. — Слушай, Элен, что ты пристала ко мне со своей Сибирью? Ты же направилась вроде как в отель? Вот и иди. Я потом загляну к тебе. — Художник провел еще одну линию, сморщился, чертыхнулся и скомкал листок.
— Можете не утруждать себя, сударь! — по-русски сказала Елена. — Будь он проклят, ваш Монмартр!
Девушка встала и, никого не видя, стремительно вышла из кафе. Моди удерживающим жестом вскинул вдогонку русской барышне руку, но потом прощально махнул ей вслед.
— Папаша Либион! — хрипло крикнул Модильяни. — Абсент с шампанским!


Конец первой части

Рисунок из Интернета