К ТЕБЕ же и ВЕРНЁТСЯ...
В этом рассказе я попытался заглянуть в искореженное мышление убийцы-одиночки.
Сделаешь доброе дело – к тебе и вернётся.
Сделаешь злое дело – к тебе же и вернётся.
Истина, о которой большинство предпочитает не думать.
Сегодня Дженет, против своего обыкновения, задержалась на работе. По самому роду своей деятельности, в качестве бухгалтера, она привыкла всегда быть точной и пунктуальной во всём. В том числе, приходить на работу точно к началу рабочего дня, и, после окончания оного, сразу же идти домой. Но, раз в месяц, надо было подготовить отчёт за прошедший месяц, квартал или год. На это рабочего дня не хватало. Приходилось нарушать свои же, собой и установленные правила. Но грех жаловаться – дома ведь никто всё равно её не ждёт... Работа спорилась. Дженет знала своё дело назубок, легко и быстро орудовала цифрами, тщательно подготовленные данные были под рукой и всё сходилось. Наконец, работа окончена. Проверив и перепроверев ещё раз по ключевым цифрам, она пустила отчёт на принтер. Теперь можно идти. Не будет же она ждать, пока отпечатается вся эта трахомудия. Завтра просмотрит. Она взяла сумочку, висевшую на крючке с правой стороны её письменного стола, вынула зеркальце и осмотрела себя. Всё, вроде, ОК. Где ключи от машины? На месте. И она шагнула в холл, куда выходили двери кабинетов – её, вице-президента и самого хозяина предприятия. Эта последняя была почему-то открыта и когда Дженет поровнялась с ней, тот выскочил из неё проворно. «Excuse me, Jennet. Do you have a minute? I need to talk with you » Он уселся за пустой стол в холле, за которым никто не сидел: секретаршу давным-давно уже сократили. А ей показал на стул, напротив этого самого стола. «Have a sit. Listen to me; I am terribly sorry to say it to you. You’ve done a great job to our company. But we don’t need your service any more. Sorry about this. I hope, you’ll easy find another job and we’re giving you the best of our recommendations. There is a package for you. We have tried to compensate you as much as possible». С этими словами он выхватил из ящика стола толстый конверт. Что было в нём она знала, ибо сама всегда эти пакеты готовила для тех, кто в благодарность за свой долголетний и верный труд на благо хозяина, был вышвырнут за дверь также, как сейчас вышвыривают её саму.
Хорошо, что она сидела. От неожиданной новости у неё потемнело в глазах и она могла бы упасть. Мир, в котором она неторопливо жила в последние тридцать лет вдруг рухнул и бездна отрылась у неё под ногами. Дженет молча взяла пакет и пошла на своих подводящих как-то ногах к своей машине. О том, как она добралась домой, вспоминать она потом будет смутно. Заперев за собой дверь, она прошла в общую комнату, там села в кресло и просидела много часов глядя перед собой невидящими глазами. Света не зажгла и, хотя с полудня у неё во рту не побывало и крошки, ничего готовить себе не стала. Потом перебралась в постель и заснула крепкими липучим сном без снов и сновидений. Когда же, наконец, она сумела застваить себя разлепить глаза, было уже позднее утро. Сразу же мелькнула ужасная мысль: проспала на работу! И следом осознание того факта, что ни на какую работу ей идти больше не надо. Привыкшая мыслить определённо и чётко, Дженет трезво оценила свою ситуацию. Материально она не была не только катастрофической, но даже и плохой её назвать никак нельзя. Дженет жила одна, в доме, доставшемся ей от её родителей. Дом этот полностью выплачен и не заложен. Пять лет назад, он капитально был отремонтирован с заменой крыши и всех водопроводных труб. Теперь его хватит на многие десятилетия. Автомобиль свой, «Акюру», она тоже купила недавно, и эта марка отличалась долголетней безупречной службой. Все её бытовые услуги, страховки и ещё налог на недвижимость не превышали, вместе взятые, пятисот долларов в месяц. А её пособие по безработце, она знала, составит не менее тысячи двести. К тому же, были и сбережения, составляющие, как в Америке говорят, трёхзначное число тысячь. Не то, что Джанет была скрягой, трясущейся потратить на себя лишнее пенни. Нет, она ни в чём себе не отказывала. Просто, поступления, в виде, довольно-таки высокого, оклада, превышали намного её расходы. Разница оставалось на сберегательных счетах. Вот за тридцать лет и набралось малость. Плюс к этому значительная часть её доли страховки жизни родителей, погибших в авиационной катастрофе. Единственная алхилесова пята в её ситуации - это медицинская страховка. Но и тут беспокоиться не стоит. Она, без сомнения, легко найдёт себе какую-нибудь работу. Пусть самую низкооплачиваемую, зато со страховкой. А её-то на жизнь хватит до самой пенсии, с которой идёт государственное медицинское покрытие – Medicare. Вовсе не это беспокоило Дженет.
Калённым железом жгла её злая обида. Как Вил, владелец завода, поступил с ней, это после тридцати лет такой верной и добросовестной службы. Нет, нет, она не видела за собой ни малейшего греха и провинностей. Работу свою исполняла, как никто, лучше всех. И вела себя, как подобается, с достоинством, но незаносчиво, без всяких ссор и каких бы-то ни было трений и конфликтов ни с одним из сослуживцев. А людей на заводе работало шестьсот тридцать один человек (уж это она знала лучше кого бы то ни было). Она у всех у них была в почёте. За что же ей такое!? Впрочем, так как ей приходилось оформлять все рассчётные документы на увольняемых, то она знала: Вил, почему-то выставлял за дверь самых лучших работников, оставляя бездарей и посредственностей. Странная у него была, какая-то, кадровая политика... Ладно. Обида-обидой, но надо было продолжать жить как-то дальше. Не ложиться же ей живой в гроб из-за какого-то Вила. И она стала действовать, по своему обыкновению, размерено, чётко и целеустремлённо. В первую очередь, ей надо позавтракать – не умирать, ведь, с голоду. Она сжарила себе яичницу с беконом и сварила кофе. Поевши, помыла сковорду и тарелку, вытерла насухо руки бумажным полотенцем и села за компьютер. В конверте, полученном ею от Вила, была инструкция для потерявших работу, в которой предписывалось немедленно обратиться за пособием по безработице. Это оказалось легко. Выйдя на соответствующий сайт, она ответила на сотни вопросов и за какие-то полчаса всё оформила. Так как зароботки у неё были высокими, то ей следовало четыреста долларов в неделю – чуть ли не в два раза больше, чем ей надо была для того, чтобы продолжать прилично жить в соответствие с её привычками и потребностями. Чего ещё может быть нужно человеку!? Она получила долгосрочный оплачиваемый отпуск.
Потянулись похожие друг на друга дни, отличающиеся от прежних лишь тем, что не надо больше ходить на работу. Но и сидеть, ничего не делая, уставившись в потолок или в телевизор, она тоже не приучилась. В материалах из ведомства по безработице, каких ей поприсылали кучу, говорилось о необходимости «активно заниматься поисками работы». И она занималась. У Дженет не было совсем, так называемого, резюме – свидетельства, в котором перечисляется образование искателя работы, способности, места работы, время, проведенное на каждой работе и причина ухода. Дженет всю свою жизнь проработала в одном только месте и резюме у неё оказалось простым. Ещё, составила она и cover letter - сопроводительное письмо, в котором доказывалось почему это данная компания обязана взять на работу именно тебя, а не кого-то другого. Образцы всех этих материалов имелись на сайте безработцы. Оставалось только найти наиболее подходящее и, соответственно с твоими конретными условиями, слегка изменить. Вот эти-то две бумаги она и посылала по электоронной почте, обычной почте и по факсу, везде, где требовался соответствующий её специальности кандидат. Ответов пока не было. Причина была ясна. Человек, тридцать лет проработавший в одном месте, уже должен быть весьма не молод. А таких брали, как она это понимала, неохотно. Если только вообще нанимали. Она даже не расчитывала на должность, которую занимала раньше. Но и меньшую должность ей предложить не могли тоже, чтобы не сделать её «unhappy» - несчастливой. Такая ситуация её пока устраивала: зачем торопиться совать шею в ярмо, когда итак неплохо. Сомнения морально-этического свойства и угрызения совести за то, что она не работает, но ест, её не мучали. За тридцать лет работы она выплатила в эту копилку огромную сумму. Почему же теперь не взять из неё малую толику? Вот когда пособие кончится, тогда она и решит, что делать.
Дженет была одна, совсем одна. Она никогда не выходила замуж и детей у неё тоже не было. Где-то были у неё брат и сестра, племяники и племяницы. Но жили они в другом конце страны. Дженет им иногда звонила, а видились они ещё реже. Друзей она тоже себе не завела. Не то что бы, она была такой необщительной, просто не чувствовала к этому ни малейшей потребности. Не было её и в прихожанах одной из многочисленных церквей и церквушек, какие можно наблюдать в любой заселённой местности в США. А в том месте, где она жила, их было аж пять – католическая, лютеранская, баптистская и две непонятного направления. И опять же-таки, Дженет не была атеисткой. Для неё идея Бога была непреложной истиной... так же не относящейся к ней лично, как существование где-то в глубине Африки государства Бурунди. Какой бы не была эта церковь (или синагога, мечеть, пагода, в конце-концов), в ней всегда найдётся священик, готовый тебя выслушать и поддержать в трудную минуту и люди, одно лишь сочувствие которых, выльет бальзам на твои раны. Но мысль об этом ей даже в голову не приходили: она считала себя сильной достаточно, чтобы справиться с любой ситуацией. Ей никто нужен не был. Большую часть времени она проводила дома. Выходила редко. Один, реже два раза в неделю, в магазин за продуктами и, иногда, по пятницам в один из ближайших ресторанчиков – поужинать. И на том всё. На поиски работы, составление и рассылку писем у неё уходило где-то три – пять часов в день, не больше. Ещё час уходил на уборку в доме: Дженет была помешана на чистоте и всё у ней блестело. Нигде ни пылинки. Телевизор смотрела мало. По вечерам последние известия – что нового в округе, какая погода, что на бирже. Все эти сериалы, да всякие-там «мыльные оперы» она игнорировала: надуманные страсти-мордасти её никак не волновали. Всё остальное время Дженет проводила в раздумьях.
Теперь, находясь за бортом, как бы издалека, она могла переосмыслить ситуацию в её бывшей организации совсем по-иному, чем тогда, когда она сама варилась в этом котле. Многое стало проясняться. В первую очередь кадровая политика Вила. Он выгонял хороших специалистов с высокой зарплатой, заменяя теми, кто подешевле. В этой связи, увольнение её самой не было ни неожиданным, ни нелогичным, с его, Вила точки зрения, естественно. И вообще, в методах, какими он управлял предприятием, он был скрягой. Сколько раз, как бухгалтер, она видела по их финансовой документации, как стараясь сэкономит пенни, он терял тысячи. Говорить ему было бесполезно: никакой критики своих действий Вил не терпел. Он всегда был прав – и точка. Даже, когда был неправ. Её он пока терпел до тех пор, пока ему не показалось, что ей есть замена. На самом деле, равных ей не было. Но это она знала. А он знал? Острота её обиды притупилась, но сама обида, не только не прошла, но, приобрела новую форму, видоизменившись в острое ощущение чувства того, что тебя использовали, выжали как лимон, а затем, как этот самый выжатый лимон, выкинули в мусор. Поступать так с людьми нельзя! А он поступил. Будучи скрягой на своём предприятии, Вил себе отказывать ни в чём не любил. У него было несколько домов, в одном из которых, где-то за городом, была даже конюшня с лошадьми, яхта и три самолёта. Зачем одному человеку нужно аж три самолёта – этого Дженет никогда в жизни не смогла бы понять. Автомобилей было у него целых пять, но чаще всего, он ездил на Ролс-Ройсе – очень дорогой и одинаково плохой английской машине, которую она, Дженет ни за что не купила, даже если и владела бы половиной всего мирового запаса денежного фонда. Всё это хозяйство было оформлено в качестве имущесства компании и его содержание списывались, как накладные расходы на производство. И это шло через неё. Не любил он, также, отказывать себе в удовольствиях, особено в бабах. Многократно женился и расходился. От этих браков произошло многочисленное потомство, ни один из которых не унаследовал отцовских деловых качеств, более того, не годился ни на что. Это тоже знала наверняка, ибо не желая содержать их из своего кармана, Вил поустраивал всю эту ораву на разные должности на заводе. Какой от них был толк – все знали. Платили же зарплату им сполна. И их содержание тоже шло обузой на стоимость продукции.
Дженет пришла наниматься к Вилу совсем молодой двадцатитрёхлетней недавней выпускницей колледжа. Вил, который тогда был тоже на тридцать лет моложе, осмотрел её всерху донизу и снизу доверху пока, она шла к его столу. Задал ей множество вопросов и, к её крайнему удивлению, принял. Теперь и это стало понятным. Убедившись в наличии у неё знания своего дела, он нанял её за куда меньшую плату, чем любого другого, но уже с опытом работы. И по другой причине. Дженет тогда назвать красавицей было бы трудно, но она была не дурнушкой, великолепно сложена и, должно быть, ему приглянулась сразу же. Месяца с три ушло у неё на ознакомление со спецификой бухгалтерии этого завода и на приобретение кое-каких практических навыков. Потом она заработала самостоятельно и вскоре показала себя толковым работником. Но время шло, а в должности не повышали и зарплату не прибавляли. Считая, что заслуживает большего, она начала искать работу в других местах. По наивности, разговаривала с потенциальными нанимателями со своего рабочего телефона, не зная, что все телефонные разговоры служащих прослушиваются. Причём, практика эта была вполне легальна. Мол, для предотвращения злоупотребления и использования служащими служебного талефона для персональных нужд, и передачи ими конфиденциальной информации конкурентам. Неожиданно её вызвали к Вилу. “It’s look like for me, you’re not very happy here.” ”Why? I like my job here. It’s very interesting and challenging. I just don’t like money I have. I believe, I deserve more. And, as I could see it, you have all the possibilities to raise my pay.” “Oh, you’re cute! Why shouldn’t you come here about one hour earlier tomorrow? We’ll discuss it in quieter environment. I am waiting for you.” И он встал из-за своего стола и ушёл.
Предложение было сделано ей столь откровено и нагло, что это её ошарашило. Что она ему проститутка!? Конечно же, она не пришла. Где-то перед полуднем, Вил заглянул в бухгалтерию. Поговорил с той, этой, подошёл к её столу. Тихо, вкрадчиво, лишь она одна могла его слышать: “I was waiting for you. OK, I am given you one more chance. Last one. See you tomorrow same time.” Дженет, на этот раз уже, задумалась. Она, естественно, может и завтра не придти – никто ведь её силой заставить не может. Но тогда ей надо будет сразу же отсюда уходить: Вил страшно не любит, когда делается не по его. Это она, уже не раз, успела видеть на примерах других, кто дерзнул ему перечить. Она впомнила хождения по мукам, прежде чем она нашла эту работу. Не всё ли равно!? Она не была девственицей. В колледже Дженет попробовала всего, в том числе и этого. Подруги говорили: «Студент, он должен пить. Обязан прямо-таки». Ну что ж! Она взяла как-то бутылочку пива. Выпила – и это ей не понравилось. Больше она никогда в жизни не пила пива. Выпила и shot виски. И это ей не понравилось. Она больше не пила крепких напитков. И вообще ничего не пила. Ибо, когда разнёсся слух о пользе красного вина, она выпила рюмочку... Выкурила она раз и сигарету со всё тем же результатом. Подруги взахлёб болтали о радости, испытываемой, когда мужчина доводит тебя до оргазма. Они забыли ей сказать, что парень этот должен, по крайней мере, хоябы, нравиться тебе. Дженет же не нравился никто. Но она сама, как и любая молодая девушка, нравилась кое-каким парням, которые настойчиво предлагали ей свою «дружбу». И вот, выбрав из них одного такого, которого посчитала наиболее для этого дела подходящим, она позволила совершить с нею оную операцию. Ничевошеньки она не испытала! Правда, подруги говорили: сразу этого не происходит, надо время, пока приучишься кончать. Ну что ж, Дженет дала своему избраннику достаточно времени, но ни к чему она не приучилась. Хотя бедный парень из кожи вон вылазил, чтобы доставить ей удовольствие. И она дала ему от ворот поворот. Были потом ещё несколько связей с другими мужчинами, но никакого удолетворения от этого она так и не получила. Дженет решила больше не переводить время на это бесполезное занятие. А идея просто выйти замуж, чтобы иметь семью и детей, её, почему-то, совершено не посетила.
Дженет решила: какая разница!? Ну вставит он ей туда эту свою кожанную трубку, поелозит взад-вперёд, изойдёт – и всё. Одним больше, одним меньше – big deal! Приняв решение, она принялась приводить его в исполнение со свойственной ей практичностью и деловитостью. Утром встала в пять тридцать, тщательно вымылась, и надушив тело, одела самые лучшие трусики и лифчик, которые у неё были. Платье с полным разрезом спереди, на манер халата и на кнопках. Подъехала к воротам завода где-то в семь. Охраны у них не было: Вил не хотел на это тратиться. Просто, начальник второй смены запирал ворота на ночь. Контора имела цифровой замок и сигнализацию, включаемые и отключаемык теми, кому приходилось уходить последним или приходить первым. Работа в цехах начиналась в шесть и ворота были открыты. Заехала и запарковалсь на отведнном ей месте. Набрала код и зашла в дверь. Сигнализация уже отключена. Он здесь. Дженет быстро прошла хол и остановилась у двери хозяина. Тот тут же стал на пороге. На нём были тренировчного типа какие-то шаровары и серая рубашка-туника на выпуск. Молча кивнул ей, крепко, чуть ли не больно, взял за руку, чуть ниже локтя. Затащил в кабинет, закрыл дверь на защёлку. В другом конце кабинета была другая дверь, куда никому ходу не было. Он открыл её и они очутились в своего рода квартирке - спаленке с ванной. Дженет расстегнула и сняла своё платье на кнопках, повесила аккуратно на спинку стоящего тут же стула, спустила трусики. Хотела снять лифчик, но не успела. Вил, сумевший за это время проворно сбросить с себя шаровары, схватил её, повалил на кровать, развёл в стороны коленом её ляжки, и вставил. В отличии от мужчин, с которыми ей раньше приходилось иметь дело, хек у него был какой-то совсем не твёрдый. Но вошёл легко: он, видать его чем-то смазал. И, также в отличии от прежних мужичин её, он не сделал даже ни малейшей попытки доставить ей удовольствие. Просто отодрал, кончил и побежал в ванную, оставив её одну. Оттуда он не показался. Сердито вытерлась простынью (пусть только попробует что-то сказать!), встала, натянула трусики и платье. Зря она старалась! На её бельё никакого внимания обращено не было. Всё проишествие напоминало изнасилование, если бы только она сама на это не пошла. Теперь, сидя одна в своём доме, она преосмысливала весь эпизод. Зачем ему всё это было надо? И это тоже до неё дошло. Видимо, всю жизнь, ему хотелось изнасиловать женщину. Но, о том, чтобы проделать такое в реальной жизни и речи быть не могло: это означало бы для него тюрьму, позор, конец всему, что он так долго строил и копил. Вот он и разыгрывал свою фантазию на беззащитных жертвах: своих жёнах и зависимых от него женщинах, какой она сама и была в это время.
Дженет прошла к своему столу. О работе и речи не могло быть. Весь день, и ещё, потом, несколькими днями позже, она ловила на себе любопытные, тревожные и, как её показалось, сочувственные, взгляды бухгалтерш. Как она вскоре узнала, редко какая из женщин, занятая на «чистых работах», избежала такой же участи. Работниц, из котроых подавляющее большинство были мексиканки, он не трогал. Причём, Вила мало трогало, была ли та женщина замужем или нет. Те, кто не соглашался, выживались изощрёнными методами – мелкими придирками, предупреждениями и последующими увольнениями, «как несправляющихся с работой». Больше попыток сближения с ней он не делал. Через совсем небольшое время, ей прибавили оклад, потом ещё и ещё. Она стала быстро расти в должности: сначала старший бухгалтер, начальник отдела и, наконец, контролёр, то есть главный бухгалтер завода. Неплохо! Только вот, чем выше ты залазишь вверх по лестнице корпоративной структуры, тем с большей высоты приходиться падать и тем сильнее тебе доведёться расшибиться. И она расшиблась пребольно, что и говорить. И это всё он! Чем больше Дженет думала, тем больше Вил представлялся ей монстром, идущим по трупам, огромным пауком, спрутом, высасывающим из людей соки и легко отбрасывающим их безжизненую оболочку в сторону. Вдруг, увидела она совсем в другом свете, мелкую, как могло сначала показаться, подробность, на которую она сначала не обратила внимания. А зря! Недели две до её увольнения, на работу приняли молодую смазливую бабёнку, как она сама когда-то, ещё свежую, не затасканную ежедневной рутиной. Времена, конечно, поменялись. Теперь были “sexual harassment, gender discrimination ” и прочие штучки. Но Дженет была абсолютно уверена: он, правдами или неправдами, но сумеет «обработать» эту дамочку, которая, кстати, недавно вышла замуж. Нет! Нельзя допустить, чтобы и с этой молодой женщиной случилось то же, что и с нею самой. У новой работницы ещё не было своего стола и она кочевала с одного места на другое. Теперь Дженет вспомнила, как Вил доверительно сказал ей: “You’ll have your desk pretty soon .” Так вот, что он имел в виду!
Чем бльше Дженет сидела наедине со своими думами, тем больше укреплялась в ней идея остановить Вила от причинения зла кому-либо ещё, любой ценой. Причём, она беспокоилась не о себе. Уж ей-то вовсе даже неплохо живётся! Её заботы относились к другим потенциальным жертвам, и этой новенькой, так напоминавшей ей её саму, в особенности. А тут как раз, позвонила Шарлин. У Дженет было мало подруг в колледже. В то время, как её сокурсницы бегали на свидания, веселились, как могли, и шли «аут», то есть собирались где-нибудь в баре, пили, курили и болтали, она сидела дома за книгами, выполняла задания и проекты. Шарлин, весёлая смуглая еврейка с чёрными, как смоль волосами, была, пожалуй, исключением. Почему-то, она доверяла ей полностью. Ей с Шарлин было как-то легко и спокойно. Дженет даже позволяла Шарлин «вытащить» себя куда-нибудь – в бар, ресторан, на «мероприятие». Национальность Дженет не волновала: для неё вообще не существовала ни национальностей, ни рас, ни религий. Только лишь данная конкретная личность – и ничего больше. Хотя Шарлин была такой же гулякой, как и все остальные, но будучи невероятно способной, училась легко и закончила учёбу с отличными оценками. Легко нашла работу, вышла замуж, вырастила сына и дочь. Жила она на другом конце страны. Но каждый раз, когда Шарлин приезжала в ихние края или Дженет ездила либо в командировку, либо навестить брата и сестру, они встречались, проводя часы в разговорах о житье-бытье и вспоминая свои молодые годы. Шарлин остановилась в отеле Амбасадор и они договорились встретиться в холе отеля. Дженет переоделась в свою «наружную» одежду, и, впервые, с тех пор, как она потеряла работу, завела свою машину. Сели в баре. Заказали по маргарите – Шарлин полную, а Дженет – безалкогольную. У Шарлин жизнь была вообщем-то нормальной. Дети обзавелись своми семьями и она гордая бабушка двух внуков и двух внучек. С мужем... Ну как с мужем. Уже очень даже не молоды. Но, грех жаловаться. “How are you doing?” Дженет прорвало. Не привыкшая делиться ни с кем ни о чём, многословными длинными фразами, поведала ей события недавного времени. Мысли перебродившие в глубине её сознания выплеснулись наружу. “It couldn’t last that way anymore. He must be stopped. I’ll kill son of the bitch!”
“Listen to me. Yes, that one, your Will, is not an angel. Moreover, he is son of the bitch. But he provides jobs for six hundred people. As you put it, his heirs are good for nothing. When anything happens with him, they’ll start to fight each others, neglect the company and it to be closed or sold for nothing to competitors and eventually closed. All these people lose their jobs and it’ll be a tragedy.” Шарлин как в воду глядела: именно так всё потом и случилось. Пока что, она не придала угрозе ни малейшего значения. Такая, как Дженет никогда в жизни не может сделать подобных глупостей. Но она ошибалась. Если раньше идея «остановить Вила» имела общие и расплывчатые формы, то после разговора, она конкретизировалась. И в самом-то деле, как ещё ей остановить его? Выставить на всеобщее обозрение то, что произошло тогда за второй дверью его кабинета? Но ведь она же сама была во всём и виновата. Надо было хлопнуть дверью и уйти. Как она теперь понимала, самое большее через месяц, она бы работала в гораздо лучшем месте, которое она сама бы и выбрала. Написать в газету? Ну люди узнают. А изменится что-нибудь? Врядли. Подать не него в суд? В лучшем случае получит сотню – другую тысячь, которые ей совсем не нужны. Она ведь не этого добивается. Нет, для того чтобы Вил больше не мог творить зло, он должен быть мёртв. Вопрос убивать или не убивать больше не стоял. Вместо этого, обдумывались практические шаги – где, когда и чем. Первые два, проблемы не составляли. За эти годы она изучила привычки Вила, как свои пять пальцев, досконально. В обеденное время, он имел обыкновение исчезать куда –то и возвращаться часа через полтора. У него с другой стороны здания свой вход, возле которого он и парковал свою машину. Вот здесь его и можно было застигнуть в расплох. А вот последнее предстваляло собой трудность для неё. У неё были великолепные длинные и острые, как бритва кухонные ножи. Но сумеет ли она нанести правильный удар, чтобы он был убит наверняка? А вдруг выживет? Или, будучи намного сильней её, заберёт у неё нож. И тогда она никогда в жизни уже не сможет подобраться к нему. В гараже у неё оставались от отца разные инструменты, в том числе топоры. Топор лучше, но опять-таки, надо ударить по голове очень сильно. Вил был намного длинней её, и достать до головы – это тоже будет проблемой. Оставалось одно: застрелить. Из чего? Дженет знала, что есть такие магазины, где продают пистолеты. Но мысль отправиться покупать оружие в магазине казалась ей абсолютно невероятной и неприемлемой. И тут она вспомнила: ружьё!
Ружьё это отец купил, когда её ещё на свете не было. Оно, в коричневом чехле из какого-то кожзаменителя, всегда лежало на верхней полке стенного шкафа. Сколько она себя помнила, она ни разу не видела, чтобы он его оттуда вынимал и она даже не знала, как оно выглядит. Её это абсолютно не интересовало. Последний раз она наткнулась на него при ремонте дома. Убрала, а потом положила на место. Подставив специально для этой цели предназначенный стульчик, Дженет стала на него и достала ружьё. Чехол был покрыт слоем пыли (вот ведь упущение!). Вытерла пыль и не без труда открыла молнию, запирающую чехол. Пыли внутри не было, а были два кармана, содержащие деревяку и железяку. Она достала их. Нет, Дженет не была столь наивной, чтобы не знать, что вот эта самая деревяннрая часть называеттся butt, то есть приклад, а железная barrel – ствол. Так как ружьё было двуствольным, то и стволов было два. Она попыталась сложить вместе эти две части, но ничего не вышло. Этому мешала ещё одна деревянная часть, прикреплённая к стволам. На ней не видно было ни защёлки, ничего, и как отделить её от стволов, она не знала. Нет, кто-то должен научить её, как с этой штукой обращаться. Кто бы это мог быть? Юрий! Ну, конечно же Юрий, естественно Юрий, разумеется Юрий! Юрий уже много лет был владельцем сэндвичного магазина, в который она почти всегда ходила в обеденный перерыв. Ей нравилась не только еда, особено хлеб, но чуткое внимательное обращение с ней. Она, как бы стала членом этой дружной работящей семьи – самого Юрия, жены Гали и детей, Светы и Толика, помогавших родителям в свободное от школы время. Юрий ведь «русский», а все русские – gun crazy – помешаны на оружии. Это она знала потому, что на ихнем заводе работали несколько «русских». В этом тесном мирке все знали друг о друге больше, чем те знали сами о самих себе. Вот эти были gun crazy и она экстрополировала это правило на Юрия тоже, хотя сам он никогда об этих вещах не говорил. Дженет глянула на часы. Двенедцать. Она успеет. Вышла в гараж, положила ружьё в багажник и поехала по знакомой до каждой выбоинки дороге, по которой проездила тридцать лет.
Она запарковала машину со строны заднего выхода из магазина, обошла вокруг и зашла. Юрий был на месте, что-то там делал за прилавком. “Oh, Jennet! I didn’t see you for a while. Did you have a vacation” “No, my dear, I don’t work there any longer.” “We’re so sorry; we’ll miss you so much!” “I miss your food either. Perhaps, I’ll drop in, time to time.” Она, как всегда, заказала свой субмарин сэндвич и чашку кофе. Потом подошла к прилавку. “Yuriy, can you do me a favor?” “Of course, I can” – ответил он, даже не спрашивая, о чём речь. “I live in my home alone. And with this nowadays crime, I believe, I have to protect myself a little bit better. I have an old shotgun, which once belonged to my late father. But I don’t have any slightest idea how to handle it.” “Where is it?” “It is in my car, on the back.” По дичайшей случайности, Дженет попала пальцем в небо. На самом деле, очень многие иммигранты из бывшего Советского Союза и постоветских стран не только не были gun crazy, не только не имели оружия и ни малейшего желания его иметь, но и были противники того, чтобы кто-либо, тоже, его имел. Но Юрий к числу таких не принадлежал. Там он был охотником и имел двустволку-ижевку бескурковку. Приехав в Америку, он по объявлению в газете купил за семьдесят долларов ружьё, такое как у Дженет и поэтому знал его хорошо. Они прошли через магазин к двери во двор. Дженет занесла чехол с ружьём. В помещение, служившее оффисом, Юрий вынул ружьё из чехла, заглянул в стволы. Свинтил из трёх частей длинный стержень и, как-то закрепив на нём кусок тряпки, прочистил стволы. Потом он потянул с переднего конца за эту самую деревяшку, что присоединена к стволам и та, пусть нелегко, но отделилась. Протёр железную штуку спереди приклада. Достал пластиковую бутылочку промывочного спирта и залил в эту штуку. Поработал рычагом сзади. Потом ловко вставил стволы в ту железку и защёлкнул деревяшку на место. Теперь это было ружьё, каким она его видела в фильмах. Юрий быстро научил её нехитрой технике сборки/разборки ружья и как заряжать и разряжать его. “Please, pay attention at safety. See, when you turn this lever to load the gun, it automatically moves on safety. In order to shoot, you have to move it forward to firing position. See this red dot. It means that the gun is ready to fire.” Юрий достал откудо-то два прозрачных цилиндрика с буртиками. “There are so called snap caps – training rounds. I categorically don’t recommend clicking on empty chambers. It’s very bad for the gun’s health. Now you can learn how to shoot.”
Прежде чем дать ей потренироваться в спуске курков, взявши баночку, с торчащей из неё иглой, Юрий залил по несколько капель масла во все отверстия железки приклада. “Do you have any ammunition for that gun?” “No, I don’t have any.” “I guess, you’re not going to go hunting with this?” “No, I am definitely not.” Юрий отпёр шкаф, достал оттуда две плоские коробочки. Подумав, прибавил третью. “There is buckshot. It’s perfect self-defense rounds.” “How much I owed you?” “Nothing! You’re a valuable customer of ours and I am happy to do such little things for you!” Юрий разобрал и поместил обратно в чехол ружьё. Туда же положил патроны. Они ему ничего не стоили: как-то одна из его покупательниц, у которой сбежал муж, злая на него, как пантера принесла ему кучу оружия и боеприпасов, принадлежащих её неверному супругу. Среди этого были несколько пистолетов, riot gun , перезаряжательное оборудование и куча патронов, всяких и разных. За оружие она взяла полцены, несмотря на то, что честный Юрий сказал ей сколько что стоит. А остальное отдала так. В том числе и эти патроны с картечью, пусть весьма древние, но очень даже годные. Дженет тепло поблагодарила его и отбыла восвояси. Никто не видел их с ружьём, и Дженет, после, не выдала Юрия, оградив его, тем самым, от допросов, вызова в суд и прочих весьма неприятных вещей. На вопрос, откуда патроны, ответила, были вместе с ружьём и ей легко поверили. Но совесть долго ещё мучила Юру. Он знал Вила лично: тот тоже был любителем ихних сэндвичей и часто присылал за ними, а, иногда, заходил сам. Юра чувствовал себя соучастником. Ведь это он подготовил орудие убийства, обучил, как с ним обращаться и снабдил боеприпасами. Но, в конце-концов, он также, как и Шарлин, успокоил себя тем, что от такой, солидной, как скала особы, как Дженет, никто на свете такого ожидать бы не смог. Да, действительно, Дженет и была такой особой, солидной как скала. Придя домой от Юрия, она отрепетировала навыки, только что полученные ею, до полного совершенства. Особено со снятием с предохранителя: тот ей не раз и не два напоминал о себе. «Здоровье ружья» её не волновало и она, сколько ей это надо было, щёлкала курками вовсю.
Теперь Дженет была полностью готова к выполнению, как это предствлялось ей, «своей миссии». Нет, она вовсе не была душевнобольной, как обвинение потом пыталось это представить суду. Она просто взлелеяла идею и влюбилась в неё настолько, что уже неспособна была отличить реальное от воображаемого. Ей было совершено безралично и неинтересно, что с ней произойдёт. Приговорят к смерти – так приговорят к смерти. Если к пожизненой – так к пожизненой! Это её не трогало. Зато он, никому никогда неспособен будет сделать зло. Всё остальное не имело для неё значения. Итак, Дженет заперла все двери, оглядела, как она думала, в последний раз, свой дом, в котором прожила всю свою жизнь. Она не знала, и никак не могла знать, что в результате стечения многочисленных обстоятельств, её приговорят лишь к семи годам за voluntarily manslaughter , из которых она отсидит полсрока, выйдет оттуда с большой выгодой для себя и сразу же получит такую работу, о которой и мечтать бы не посмела. Но всё это будет потом. А пока, Дженет уложив в багажник ружьё и пачку патронов, поехала на свой бывший завод. Там были ворота, в которые завозили металлы и другие материалы. Она заехала в них и по аллее добралась до угла складского помещения, недалеко от вилова входа. Тут никого никогда не было. Приоткрыв багажник, она собрала там ружьё, зарядила, сняла с предохранителя и положила на дно багажника. Крышку она прикрыла, но не заперла. А чтобы крышка, по какой-либо причине не захлопнулась, проложила её приготовленной заранее деревянной планкой. И стала ждать. Ждать пришлось недолго. Подкатил чёрный Ролс Ройс, выскочил Вил и направился к своему входу. Дженет проворно выхватила ружьё из багажника, и, за считанные секунды очутилась в нескольких шагах от него. Вил стоял к ней спиной, отпирая дверь. Нет, так не годится! Человек должен знать, что с ним происходит. Она позвала его: «Вил!» Увидев направленные на него стволы ружья, Вил ничуть не испугался. “Oh, that’s you, Jennet. You’re crazy! OK, I admit treating you unfair. But look, this is my company, after all. I built it from scratch myself and I have right to do what I please here. Don’t do stupid things! Give me that gun and I won’t tell to anyone…” Вил медленно приближался к ней. Дженет поняла: он не верит, что она может это сделать. Вот сейчас он подойдёт совсем близко и отведёт стволы ружья её в сторону. Тогда… страшно даже подумать, что будет тогда. Во всяком случае, миссии своей она уж точно не выполнит. И Дженет, зажмурив глаза, один за другим нажала оба спуска. Её больно ударило в плечо, а выстрелов она не слышала. Когда она раскрыла глаза, Вил лежал ничком у её ног. Это спасло её от страшного вида человеческого лица, в которое всадили два снаряда картечи. Лужа крови растекалась по асфальту под Вилом. На Дженет нашло какое-то оцепенение. Аккуратно уложив ружьё у тела, строго параллельно ему, она отошла к своей машине, закрыла багажник, достала сумочку, из неё телефон, и медленно набрала 911.
Лафлин, Невада, 25 февраля 2013 года.
ПРИМЕЧАНИЯ, ПЕРЕВОД БОЛЬШИХ ОТРЫВКОВ АНГЛИЙСКОГО ТЕКСТА.
К стр. 1. Извините меня, Дженет. У Вас найдётся минутка? Мне нужно с Вами поговорить.
Садитесь. Послушайте меня. Мне очень жаль, что (мне) приходиться Вам это сообщать. Вы славно поработали для нашей компании. Но мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Я сожалею об этом. Надеюсь,Вы легко найдёте себе другую работу и мы дадим Вам наилучшие рекомендации. Вот пакет для Вас. Мы постарались компенсировать Вас, как можно лучше.
К стр. 4. Накладные расходы это те, которые не идут непосредственно на изготовление
самой продукции (как, скажем, материалы, рабсила, энергия). Это расходы на администативно-управленческий аппарат, вспомогательных рабочих и прочии непроизводственные расходы.
«Похоже на то, что Вы не очень-то довольны Вашим положением здесь?» «Почему же? Я люблю свою работу. Она очень интересна непроста. Я просто недовольна теми деньгами, которые мне платят. Я считаю, что заслуживаю большего. И, как я понимаю, легко можете повысить мою зарплату» «О, какая Вы славная! Почему бы Вам не придти сюда (переходит на стр. 5) на час раньше завтра? Мы обсудим это в более спокойной обстановке. Я жду Вас».
К стр. 5. «Я ждал Вас. Ну хорошо, даю Вам ещё один шанс. Последний. Увидимся завтра в
в то же самое время».
К стр. 7. «Как дела?»
«Так не может больше продолжаться. Его надо остановить. Я убью сукиного сына!»
«Слушай меня. Да, этот твой Вил далеко не ангел. Более того, он, да, сукин сын. Но он даёт работу шести сотням людей. Как ты это отметила, его наследники ни на что не годны. Если с ним что-то случиться, они перегрызутся друг с другом, запустят компанию и она закроется или будет продана конкурентам за бесценок и, тоже закроется. Все эти люди остануться без работы и это будет большой трагедией».
К стр. 8. Такие ружья изготовлялись известными фирмами Савадж, Мосберг, Марлин и
другими для гиганских универмагов Сирс и Мотгомери Ворд, и продавались населению по низким ценам при весьма удолетворительном качестве. Настоящий volksflint – ружьё для народа.
К стр. 9. «О, Дженет, я не видел Вас какое-то время. Вы были в отпуске?» «Нет,дорогой
мой, я больше там не работаю». «Какая жалость. Нам очень будет Вас нехватать», «Мне тоже будет нехватать вашей еды. Пожалуй, я буду заглядывать сюда время от времени».
«Юрий, вы можете сделать мне любезность?» «Конечно же могу». «Я живу дома одна. С этой сегодняшней преступностью, как я полагаю, я нуждаюсь в лучшей защите. У меня есть старый дробовик, когда-то принадлежавший покойному отцу. Но я понятия не имею, как с ним обращаться». «Где оно?» «В моей машине сзади».
«Пожалуйста, обратите внимание на предохранитель. Видите, когда Вы повернёте этот рычаг, ружьё автоматически ставиться на предохранитель. Чтобы выстрелить, Вы должны сдвинуть её (кнопку предохранителя) вперёд. Видите красную точку? Это означает, что ружьё готово к выстрелу».
«Это учебные патроны. Я категорически не рекомендую щелкать курками впустую. Это вредно для здороиья ружья. Теперь Вы можете поучиться, как надо стрелять».
«У Вас есть боеприпасы к этому ружью?» «Нет, у меня нет никаких». «Я полагаю, Вы не пойдёте с этим охотиться». «Определённо, нет».
«Это картечь. Совершенный заряд для самообороны». «Сколько я Вам должна?» «Ничего! Вы наш ценный посетитель и я счастлив сделать такую мелочь для вас».
К стр. 10. О, это Вы, Дженет. Вы сошли с ума! Ну хорошо, я допускаю, что поступил с Вами
несправедливо. Но понимаете, это моя компания, в конце-концов. Я создал её с нуля и имею право делать всё, что мне заблагорассудиться. Не делайте глупостей! Дайте мне это ружьё и я не скажу никому...»