Лев Макарович работал в столичном НИИ, куда катался каждое утро и вечер вдоль всей рыжей ветки, размышляя о насущном. То есть о диссертации. Глаза его давно потухли, на голове сверкала лысина. Искренне ненавидя метро, НИИ и свою специальность, он уговорил-таки всю свою внутреннюю суть забыть об этом, смириться и жить как все. Лев Макарович не знал, в чём дело, но каждую осень ходил к психотерапевту лечить «сезонную депрессию», чья этиология также была под вопросом.
И жил бы так дальше наш покорный слуга, если бы на встрече выпускников не выяснилось, что Вася Мерзляковский, Коля Жбан, Саша Аськин и вся их шайка лейка, дружным маршем прошагавшая после девятого в ПТУ, сейчас на мощных спорткарах катаются по выходным на дачные коттеджи и три раза в год летают на острова. Конечно, Лев Макарович изначально знал, как ценится интеллектуальный труд в наше время и не претендовал на небесные звёзды. Главной целью было получить достойное образование. Но кому это надо, зачем и для чего, никогда не думал. И сейчас, имея лысину, постоянно обостряющийся флюс, гипертонию и сезонную апатию, наш герой сначала замкнулся, а после, оказавшись в родных стенах, рассвирипел и озверел от давящей несправедливости.
Первым с окна полетел телефон, а за ним и ноутбук. Чтобы все воспоминания о паскудном НИИ и диссертации испарились напрочь. Затем наш герой купил билет в один конец в родной Залихватск-Обнищаевск, устроился работать там дворником, получая те же копейки, что в НИИ. В свободное время он не делал абсолютно ничего (разве что временами смотрел телевизор и общался с местными маргиналами), забил на все свои амбиции, на мучившее ранее чувство вины в те моменты, когда ему казалось, что он бессмысленно теряет время. Он наконец заметил звёзды над головой, женился на уютной полной женщине. Они растили детей.
Лев Макарович превратился в тот самый средний класс, в ту категорию людей, которая высмеивается нынче столичными интеллигентами — язвительными, суетливыми, самоутверждающимися и глубоко несчастными людьми. Глаза его горели, с любовью и заботой он выпалывал сорняки, подметал улочки, улыбался прохожим. А потом шёл домой, счастливо жевал состряпанные женой пирожки с чаем, катал на коленках детей и смотрел на закат. На уходящее солнце, озаряющее всё мгновенной вспышкой, которую можно увидеть лишь забыв о таблицах, формулах и строчках; о диссертации и коллегах; о НИИ и метро; о деловом костюме и сухих столичных приветствиях.
« Боже, как я рад, как я рад, что забыл науку, что абсолютно в ней не сведущ ныне. Я пишу с ошибками.
Я живу и радуюсь, что живу.
Все мои амбиции упираются в незатейливые достижения вроде симметрично убранного мусора и аккуратно собранной осенней листвы у тротуара. Душа моя спокойна и радостна. Я забыл, что значат внутренние метания.
Всё идёт так как должно быть.
Даже если будет иначе.»