Кира поставила чашку горячего кофе на столик и с ногами залезла в кресло. За окном голый вымерзший сквер. Середина декабря. Осень давно закончилась. А зима никак не наступала. То шел мокрый снег, который смешиваясь с городской пылью, быстро становился грязным, частично таял, частично замерзал небольшими хмурыми кучками то здесь, то там. То начиналась сухая крупяная метель, ненадолго присыпающая серые улицы тонким слоем сухого колючего снега, который затем порывы ветра раздували по углам, закоулкам и тупикам. То стояли просто пасмурные морозные ветреные дни. Сегодняшний был одним из таких. Ветер гонял в сквере сухие скукоженные холодом листья, пересыпал с места на место серые остатки сухого снега, оголяя землю в одном месте и прикрывая в другом. Сквер был почти пуст. В такую погоду никому не хотелось гулять. Только один старик с палочкой медленно и упорно обходил его аллеи. Кира невольно поежилась, представив резкий неприветливый ветер, вытряхивающий из тебя тепло так же, как он стряхивал листья и снег со скамеек сквера.
“И охота ему гулять в такую погоду”, – подумала она, потянувшись за чашкой кофе.
Кофе согревал теплом и вкусом и прогонял остатки неги, в которую собирались погрузиться душа и тело, предвкушая одинокий, не загруженный ничем выходной.
Тишину в квартире нарушало только тиканье старых механических часов с маятником. Сын на тренировке, дочь еще вчера забрала к себе бабушка. Муж в командировке… возможно… Кира тряхнула головой. Так, не думать об этом, не думать о навязчивых подозрениях, не думать о все возрастающем отчуждении между ними, не думать о его холодных и равнодушных глазах и словах. Не думать, сейчас не думать, сегодня не думать.
Сегодня она одна дома. Сегодня можно не делать ничего, ничего, кроме того, чем она собиралась заняться уже давно, но все откладывала, или не было времени, или желания. А вот сегодня все есть и время, и желание. Кира глянула на стол. Краски, кисти, карандаши, бумага, все готово. Ей снова хочется рисовать, очень хочется. Что-нибудь летнее, яркое, красочное. Морской пейзаж, летнюю клумбу, яркий рассвет, что-то, что разбавит эту холодную колючую серость за окном и в душе, что-то, что согреет, возродит интерес и надежду.
С чего начать? Как же давно она не держала в руке карандаш. Сейчас что-нибудь простое. Легкими линиями обозначила гряду холмов, уютные домики вдалеке, край озера, цветочный луг. Главное краски, яркие, насыщенные. Кира развела голубую акварель. Смешивая ее с другими цветами, стала рисовать небо. И вдруг обнаружила, что небо получается слишком темным, грозовым. Так не пойдет… Только собралась исправлять, раздался телефонный звонок. Кира вздрогнула от неожиданности. Она уже так глубоко погрузилась в творческий процесс, что возвращаться оттуда не хотелось. “Надо было отключить все телефоны”, – с досадой подумала она.
– Привет.
– О! Иринка, привет. Как ты там?
– Да неплохо. Можешь сейчас ко мне приехать?
– Да, – не задумываясь, сказала Кира.
С сожалением глянула на стол, на подсыхающее грозовое небо и пошла собираться.
Иринка – ее близкая подруга и сейчас она была очень больна. Она никому не говорила, что с ней, что за диагноз, как протекает болезнь и ее лечение, но по тому, что раз в месяц на десять дней она ложилась в больницу на курс химиотерапии, все понимали: ситуация очень серьезная.
Ирина жила одна в недавно купленной просторной однокомнатной квартире. Замуж она так и не вышла, детей не было, все ее родные жили в другом городе. Сюда же она приехала когда-то давно учиться, да так и осталась. Друзей и просто хороших знакомых, готовых прийти на помощь, было много. Она была заядлой туристкой, любила горы и не просто ходила туда, но и водила группы. Там-то в основном и завязывались продолжительные или не очень дружеские и приятельские связи. В основном там, да. Пожалуй, только Кира была исключением из этого правила. С Ириной Кира познакомилась на одной из прежних своих работ. И как-то незаметно, но очень крепко сдружились. Не сразу их потянуло друг к другу.
Кира, занятая семьей, детьми, домом, была далека от проблем Иринки, у которой на тот момент не было своего жилья, да и личные отношения все не складывались. Отпуска они проводили по-разному. Кира, если позволяли средства, все семьей на каком-нибудь недорогом заграничном курорте. Если не позволяли, у мамы на даче. Ирка в какой-нибудь старой или новой компании в горах, либо простым участником, либо руководителем группы. Возвращаясь, обе рассказывали о своих поездках-походах и Кира в глубине души завидовала Иркиным рассказам о горах. А Иринка, смеясь, обещала, как только выйдет на пенсию, непременно купит путевку в тихий отель на берегу моря и заляжет неподвижно на пляже на целую неделю.
Потом незаметно выяснилось, что обе они очень глубоко чувствуют и любят музыку и живопись. И им нравится обо всем этом неторопливо разговаривать. Обе стали друг для друга отдушиной от повседневной суеты, накапливающихся проблем, серой неостановимой громада бытовой и рабочей рутины. Они уже давно не работают вместе и встречаются редко, но обе очень дорожат этими встречами. Время от времени то одна, то другая набирает номер.
– А давай встретимся и поболтаем.
– Давай.
Углубляются интересы, ширятся темы разговоров, непременная чашка кофе с круассанами и по-прежнему, насколько выделено времени, разговоры по душам и о душе. И вот теперь Ирка зовет опять, поговорить. “Может быть все-таки хочет поговорить о своей болезни”, – думает Кира, торопливо проходя унылый сквер.
Этой осенью они встречались только раз после первого больничного этапа. Потом Иринка особо ни с кем не встречалась. Не хотела. Чувствовала слабость после курса химиотерапии. Да и вообще, видимо боялась расспросов о своей болезни, не хотела их, убегала от них. Созванивались по телефону. Иринка бодренько докладывала, что все нормально, но в гости не звала. А тут вдруг пригласила.
Кира забежала в магазин, купила их любимые вкусности и фруктов побольше. Витамины Ирке сейчас очень нужны. И вот они уютно устроились на большой кухне перед окном, за которым открывался потрясающий вид на еще не замерзшую речку, на маленькие домики на другом берегу, а дальше за ними почти у горизонта темно-серая полоса лесопарка. Новый микрорайон застраивался на северной окраине города. И пока перед Иркином домом не было никаких высоток.
Выглядела Иринка отлично. Только затейливо повязанный на голову платок напоминал о тревожных Кириных мыслях. Говорить о болезни она опять отказалась. Сказала только, что в понедельник у нее последний курс, а затем ее отпустят до весны. “А дальше видно будет”, – беспечно закончила она. И снова говорили о прочитанных книгах, о просмотренных фильмах, о планах на будущее.
– Я немного окрепну и мы с тобой съездим в горы, – мечтала Иринка. – Заберемся на какую-нибудь цивилизованную турбазу и будем делать небольшие вылазки на день, на два. Я уже тоже не хочу с тяжелым рюкзаком за спиной по горам мотаться. Хочу просто наслаждаться их красотой.
– Давай, – загорелась Кира.
Позвонила Лара, их общая подруга, тоже с той самой прежней работы, где они познакомились. Лара – единственная, кого они иногда приглашали на свои интимные посиделки. Она вносила в их беседы эмоциональную категоричность, это часто разворачивало разговоры от внутренней глубины к внешним событиям, но не нарушало общей атмосферы их общения.
Вот и сейчас Лара пришла со своими пирогами, с рассказом об общих знакомых и с апокалипсическими ужасами, творящимися в мире. Сварили еще кофе.
– Мне сегодня приснился сон. – Ирина помедлила, словно прикидывала, стоит ли рассказывать или нет. Взглянула в темное уже окно. – Я иду в гору, на вершину. Она теряется где-то в вышине. Мне не видно ее. Снег ослепительно белый. Я никогда не видела такого белого снега. Я вообще такого белого цвета никогда не видела. Это был невероятный, потрясающий белый цвет. Склон крутой, но мне очень легко по нему идти. И вдруг вспоминаю: я же руководитель группы, а почему-то иду первая. (По туристским правилам руководитель группы впереди ставит самого сильного участника, а сам замыкает движение). Оборачиваюсь и вижу, что все отстали и где-то очень далеко внизу, у начала, у кромки снега. Я думаю, надо бы спуститься к ним, но вместо этого кричу: “Давайте сюда”. И снова продолжаю подъем. Мне нравится эта вершина и что-то зовет меня вверх.
Ира замолчала. Кира с Ларой переглянулись. Они знали об Иркиных вещих снах, так она их называла. Когда ей снился чистый белый снег, непременно вскоре кто-то из близкого ее окружения умирал, неважно кто, родственник или просто знакомый. При этом и сам сюжет сна был неважен. Часто он был самый незамысловатый и никак ни с кем не связан. Просто в нем был чистый белый снег, непременно сугробом, большой или маленькой горкой. И когда в ближайшие дни кто-нибудь сообщал Иринке о чье-нибудь смерти, она обязательно связывала это событие со своим сном. Кира вовсе не считала это никакими-то там вещими снами, просто случайным совпадением.
– Сама же говоришь, что не перед всеми смертями ты видела сны со снегом, – убеждала она подругу.
– Не перед всеми, – соглашалась Иринка. – Но после каждого такого увиденного сна, я получала известие о чье-нибудь смерти.
И сейчас у Киры тревожно сжалось сердце. “Да нет. Все будет нормально”, – поспешила она себя успокоить. Иринка засмеялась.
– Мы непременно с тобой летом заберемся в горы, – сказала она, глядя на Киру. – Группы водить я уже не буду. Это решено.
Кира облечено вздохнула.
– Непременно.
Возвращаясь домой, Кира с теплом вспоминала встречу и гнала от себя тревожные мысли. “Иринка нормально выглядит. Все у нее будет хорошо”, – убеждала она себя.
Через день после возвращения из больницы с последнего цикла химиотерапии Иринке стало плохо. С каждым днем состояние ее ухудшалось и ухудшалось. Через десять дней она умерла в больничной реанимации.
Прощались с ней в Рождественский сочельник. Целый день шел чистый-чистый, белый-белый мягкий и спокойный снег. Он укрывал серую промерзшую землю белым ковром, своей чистотой даря надежду на воскресение и новую встречу.
Кира сквозь слезы смотрела на медленно падающие белые хлопья.
“Иринка сейчас поднимается на свою белую гору. А меня оставила у ее подножья. Тогда, три недели назад, она позвала меня попрощаться”.
Снег шел весь день и всю ночь и весь следующий день и всю следующую ночь. С того дня в городе началась настоящая красивая снежная зима.