Их малость присыпало снегом.
А они всё так же сидели на скамейке в скверике.
Стойкие, верные.
Верные неизвестно чему и кому.
А впрочем, почему же. Приблизительно известно.
Патриоты родины. Той, которая пропасть во ржи. Которая не существует. Но непременно будет существовать.
Рожь побило градом. Но хотя бы пропасть-то всё же осталась.
И всё давай о своём, о девичьем, - о демиурге, подвигах, о славе. Забыли всё на горестной земле. Своё лицо в его пустой оправе оставил пьяный Лёня на столе.
Ну и куда, скажите, после этого?
Только стихи читать, до изнеможения.
Дни становились короче, смеркалось всё раньше. Всё раньше теперь требовали родители Петю и Дашу домой. Частенько Лёня со Скороходовым подолгу оставались на заветной стихотворской скамейке вдвоём. Алкоголь пился медленно, оставляя место для неспешной беседы. Всё написанное было давно прочитано, и не по разу. Дело клонилось к прозе, суровой, как суглинок, присыпанный снегом.
Скороходову нестерпимо хотелось самсы. Он не терпел неуютной готовки. Хасравийка, озвезденевшая от вседневной работы, подала ему самсу не слишком подогретую.
- Подогрейте нормально! – потребовал он.
- Скороходов, ты чего напрягаешь тётку? Она наверняка работает сутками! – подсказал ему деликатно Лёня.
- Я деньги платил! – Возразил тот в полном обалдении от заявленного вопроса.
- Ты чего, буржуй? – спросил Лёня в полном и искреннем изумлении.
- Ну, ладно, - сказал Лёня и взял заново слегка подогретую самсу не глядя.
Прошли до лавочки. Пришлось о чём-нибудь думать и звездипеть…
- Знаешь, - сказал Лёня, - я, кажется, отследил предыдущую инкорнацию Пети.
- В смысле?
- У меня есть предположение по поводу того, кем он был он был в юности. Я в молодости был знаком с одним молодым поэтом. Его звали Вадим… Ну, он молодым и умер. Старше был меня лет на десять. Он, как и Петя, очень морочился – кому нужны его стихи. Стихи хорошие, кстати. Не опубликованы до сих пор… Ну и вот. У него с Петей похожи были многие черты характера. И трепетность такая нервная, но скрытая, и склонность к мрачности иногда… Стал я тут об этом думать и внезапно сообразил, что у них и кинетика, и мимика в чём-то похожи. А теперь смотри: Петя меня всё опекает, как младшего. Тебя – нет. Ты для него не менее важен, а может, и более, но как-то по-другому. Мне кажется, Петя где-то на подкорке помнит, что я тогда был его младше…
Лёня взглянул на Скороходова. У того в глазах плясал испуг:
- Ты что, серьёзно во всё это веришь?.. В бессмертие, в переселение душ?..
- Ну, что значит – верю… Я, вообще-то, ни во что не верю, и предпочитаю не употреблять этого глагола. Тут, с одной стороны, область предположений, а с другой – область опыта.
Скороходов тяжело вздохнул, помолчал.
- Мы с женою осенью же были в Хасравистане, - сказал он вдруг. – Ты знаешь! Какой там всё-таки плов!
- А? – ошалело откликнулся Лёня.
- Просто вот то, что у нас называют пловом – это полная профанация!
Дальше его внезапно понесло. В течение получаса он подробнейшим образом описывал все ингредиенты хасравийского плова, способы их обработки, мельчайшие оттенки их качеств. Как можно догадаться, вегана Лёню особенно вдохновило описание процесса приготовления мяса. Ему очень хотелось прервать нежданную кулинарную тираду, но сделать это не было никакой возможности. Скороходов говорил не переставая, на одном дыхании, и в то же время – с какой-то задушевностью, заглядывая другу в глаза и кивая, словно речь шла о чём-то сокровенном, их связующем. Когда тема плова была исчерпана, он большим скачком перешёл к особенностям турецкой кухни; его загипнотизированный слушатель сам не заметил этого момента.
Лёне отчего-то стало душно, хотя по двору гулял морозный ветерок. Ему нестерпимо захотелось поскорее домой – к родной Машутке, котам и книгам. Он судорожно силился допить пиво, едва ли не впервые в жизни пожалев, что взял его слишком много. Когда, наконец, он одержал над пивом победу, бутыль Скороходова ещё не была пуста, и он вовсе не спешил с ней расстаться.
Положение спасла Маша, зазвучавшая из мобильника:
- Ты там на какой стадии?
- Уже собираемся!
- Жду! – произнесла она, подражая интонации Этуша в бессмертном фильме.
Отжав мобильник, он сказал:
- Слушай, пошли. Маша ждёт.
- Ну сейчас, я допью. Это буквально минут пятнадцать…
Плавно и непринуждённо Скороходов перешёл к экскурсам в немецкую кухню, которые продолжались всю дорогу до метро и далее – всю совместную часть их дороги домой.
На пересадке, помахав другу рукой, Лёня выдохнул. «Что это было? – размышлял он. – Заклинание-бобок против страха смерти? Психотерапия в мой гностический адрес?.. Детство-то у него позади голодноватое, нельзя и этого не учесть… Но ведь раньше такого за ним не водилось, - ну чтоб столько сразу!»
Когда Маша открыла ему дверь, Мурзик, по своему свободолюбивому обычаю, выскочил наружу. Будучи изловлен и ухвачен, он оглушительно мурлыкал, оправдывая своё имя.
«Тоже ведь вкусовые изыски любит, - подумал Лёня. – Но у него это как-то гармонично».
9
Лёня стоял перед фруктово-овощным ларьком у проспекта и тихонько ждал, боясь кашлянуть. Ему неловко было отрывать молодого продавца-хасрави, склонившегося над книжкой. Тот всегда читал книжку, когда не было очереди. От метро доносился бешеный тамтамовый бой Капитана Тремора.
Хасрави поднял голову, чтобы потереть уставшие глаза, и лицо его при виде Лёни озарилось улыбкой.
- Здравствуйте, мой генерал! – воскликнул он почти без акцента.
- Что Вы, Арчан! За что Вы меня так? Никакой я не генерал, да и вообще человек мирный.
- Для меня Вы – генерал! Как Ваша новая книга подвигается?
- Со скрипом. Но идёт.
- В институте есть сейчас у Вас занятия?
- Вообще-то каникулы, но мои решили всё равно ходить.
- А бабушки здоровье как?
- Да более-менее. Как сами?
- Давление что-то прыгает. Высокое, - тут в аптеке бесплатно измеряют…
- Я сейчас покупки закину и таблетки Вам принесу.
- Спасибо! Что брать будете?
- Килограмм яблок. Вот этих, средних.
- Сейчас всё сделаем, - улыбнулся Арчан с хитрым видом.
Нагнувшись, он долго рылся в ящиках. Взвесил яблоки, назвал цену. Лёня расплатился. Хасрави нагнулся опять, опустил яблоки куда-то и, наконец, выставил в окошечко ларька увесистый пластиковый пакет.
- Много что-то! – спужался Лёня уже по весу.
- Тут всё правильно! – ответил Арчан.
Лёня взял пакет и сунулся в него. Поверх яблок лежали полдюжины бананов, три груши и лимон.
- Ну вот, опять! – горестно возопил поэт. – Сколько всё это стоит?
- Сколько Вы мне дали, - кивнул хасрави.
- Давайте хоть так! – Лёня извлёк из кармана ещё полтинник и стал совать в окошко, но продавец бесцеремонно оттолкнул его руку:
- Никаких!! Это для бабушки. У нас в Хасравистане старикам всегда почёт.
- Ну что мне с Вами делать?! Мне же Вас так и разорить недолго!
- Не разорите! Всё в порядке.
- Ох!Ну, ладно, сейчас с таблетками ещё спущусь.