Дина, Дина-Донна, динь-дон…
Лёня ждал её у входа в метро.
Вот она. Длинные волосы, прямые как водопад, струятся из-под банданы мимо плеч.
Они обнялись.
Пошли неспешно рядом по близлежащей аллее. Здесь, в одном из последних чудесных уголков пропитавшейся выхлопами Москвы, можно долго гулять среди листвы в тишине и покое.
Листва едва начала осыпаться. Всё вокруг играет красным, жёлтым, зелёным.
- Как ты живёшь?
- Да вроде бы ничего… Правда, заработков так себе хватает. Работать я умею, а вот зарабатывать – не очень, - вздохнула она.
- Надо мне попробовать что-нибудь подыскивать, - задумался Лёня.
- А ты как?
- По-всякому… Пишу. Скучаю. В устройстве мира ничего не понимаю…
- Не понимаешь чего?
- Ну-у… Ты застала в своём детстве такие календарики: повернёшь в одну сторону – одна картинка, в другую – другая? Тут та же фигня. Вот – эта долбаная жизнь. Из множества кирпичей сложенная. Некоторые из них периодически валятся на головы моих товарищей… Сложишь кирпичи так – выходит закон кармы и мировая гармония. Сложишь эдак – и видишь ад кромешный, который давно пора разрушить к ядрени корени.
- И что же тебя смущает? – спросила Дина.
- То есть как – что?.. Одно другому несколько противоречит.
- На самом деле противоречий нет. Их просто не существует, - сказала она.
Дальше они долго говорили о чём-то таком странном, по поводу чего Скороходов наверняка покрутил бы пальцем у виска.
Пройдя по длинному овалу аллей, вернулись к метро.
- А Маша-то как там?
- Ну, ничего, кажется.
- Как насморк её?
- Вроде поутих.
- Передавай ей от меня привет!
- Конечно! Она по тебе тоже скучает. Хотя, разумеется, не в том смысле, в каком я…
- Загляну к вам как-нибудь.
- Это было бы здорово!
Ещё несколько станций метро – рядом. Разлука пересадки...
… Поднимаясь по эскалатору у своей станции, Лёня услышал оглушительный барабанный бой. Что бы это было? Военный переворот? – или же революция?!.. С трудом продавил массивную деревянную дверь выхода, нажав на толстую чугунную ручку (знакомые феминистки, побывав у него в гостях, прозвали эту дверь «абортарием»).
На тротуаре неподалёку от выхода высилась груда больших картонных коробок, перед которой дном книзу была поставлена большая шляпа. Позади груды стоял во всём величии своей славы Капитан Тремор и с неистовой силой лупил по коробкам барабанными палочками. В глазах его горело какое-то лихорадочное зарево. Улица сотрясалась от грохота и грезила неведомым праздником.
Лёня опустил в шляпу гривенник и направился к дому.
Поднялся на лифте, позвонил в дверь. Когда ему открыли, он невольно вскрикнул.
На пороге стояла Маша в бандане точь-в-точь такой (и с тем же рисунком), какую он сегодня впервые увидел на Дине.
Маша никогда прежде не носила банданы.