Король оглядел со своей высоты стройные ряды воинов. И остался доволен: его солдаты и офицеры были в полной боевой готовности. Они были красивы и сильны, все в ослепительно белом, как и сам король. А главное – тактика предстоящего сражения была хорошо продумана задолго до битвы.
Единственное, что тревожило короля, это вражеская армия, ибо она тоже выстроилась в строгие ровные ряды и тоже выглядела внушительно.
Бойцы противника были в чёрном. На фоне Жёлтой пустыни они казались её собственными порождениями, так органично сливались с безжизненным ровным пространством и так согласны были с ним по цвету. Пустыня была жёлтой, с чёрными вкраплениями выжженной земли.
Король не стал дожидаться, пока враг ударит первым, и отдал приказ выступать.
Пехота пошла вперёд, и первые минуты всё проходило по плану, разработанному лично королём, ибо он был ещё и главным полководцем.
Пехотинцы продвигались уверенно и смело. Враг искусно защищался.
Король начинал тревожиться: дело шло слишком медленно. Тогда он решил бросить в бой великолепную конницу. Всадники кололи пиками без разбора, умудряясь поразить противника, даже когда он находился вне поля зрения всадника.
Но враг удумал наступать с флангов. Тяжёлая артиллерия загрохотала слева и справа, и королевская пехота отступила, неся потери.
«Пора выдвигать полки боевых слонов», – подумал король.
Те ринулись в бой отважно и резво, несмотря на свой тяжёлый вес. Наездники, вооружённые до зубов, разили врага отравленными стрелами. Да так, что многие из рядов противника в панике бежали, а иные оставались лежать на поле брани бездыханными.
Но вот беда! Король увидел, что у чёрных воинов не меньше боевых слонов, чем у него. И эти чёрные звери мечут тучи стрел в его солдат.
Встревоженный король вдруг заметил посреди Жёлтой пустыни, в самом сердце сражения, своего любимого визиря. Король не посылал его в бой, берёг до последней возможности, однако его белый визирь, как видно, принял решение самостоятельно и теперь дрался как лев против вражеского слона.
Если бы король был живописцем, наблюдающим эту сцену с безопасного места, он бы создал прекрасное батальное полотно. Тучи жёлтой пыли; его визирь в белоснежном военном одеянии высшей касты наносит удар за ударом по громадному зверю, покрытому попоной. Слон вертится, точно ужаленный, наездник рубит воздух вокруг себя тяжёлым сверкающим мечом, и визирь тоже крутится, как дервиш, уворачиваясь от страшных движений врага.
Но королю было не до живописи. Он сокрушался, видя, что в жестокую битву включился и чёрный визирь противника, что и этот царедворец – воин отменный, бесстрашный и ловкий. Шлем его украшен чёрными перьями коршуна; и, точно хищная птица, чёрный визирь бьётся не на жизнь, а на смерть.
Редели ряды королевской пехоты белого воинства.
И вот уже нет ни единого пехотинца на жёлто-чёрной пустынной равнине.
Как было горько несчастному белому королю видеть падение его редутов, гибель слонов, поражение артиллерии, от которой осталось единственное орудие. Враг хитёр и коварен: он заслал в стан королевской армии опытного диверсанта, и тот вот-вот проникнет в шатёр белого визиря.
Но где сам визирь?.. Боже! Рука этого смельчака вдруг дрогнула. Визирь сделала неверный шаг – и упал, сражённый булатным мечом чёрного визави.
Вражеский визирь ликовал! А его проклятый шпион уже занял шатёр белого царедворца и замахал победным флагом.
Король, бледный, как эта ровная степь, остался один. Вкруг него хохотали и визжали чёрные устрашающие лица врагов.
Нет, король не сдавался. Ежесекундно оглядываясь, он пытался уйти от смертельной опасности, перехитрить супостатов. И ему это удалось! Он оказался на свободе!
Но нет. Ядовитая стрела чёрного визиря настигла его в тот самый миг, когда королю привиделась воля. Он повалился набок. Он гибнет. Он неподвижен.
«Хватит! – подумал Диктатор. – Шахматы – это, конечно, прекрасно. Особенно перед боем, для тренировки ума. Но – проиграть самому себе! Каково?»
Он в сердцах отодвинул шахматную доску, встал и вышел из шатра.
С его высокого холма открывался отличный вид на Жёлтую степь, где там и сям чернели квадраты выжженной земли. Бои шли не первый день. Но сегодня предстояла решающая битва.
Диктатор с удовлетворением отметил, что его бойцы – в ослепительно белых мундирах, а боевые слоны – в белоснежных попонах, что его артиллерия выбрала удачно скрытые от врага ложбины. Он видел и знал, что и пехота, которая выстроились в идеальные колонны, полна решимости ударить по врагу безжалостно и мощно.
Диктатора не смущало то обстоятельство, что и враг выстроил свои ряды ничуть не хуже и что вражеские солдаты тоже подготовлены отлично и не уступают его бойцам ни в числе, ни в мужестве, ни в военном искусстве.
Смущало другое. «Как так выходит, – размышлял Диктатор мучительно, – что, играя в шахматы сам с собой, я сам себе проигрываю? Вот и сегодня: я играл белыми, а значит, был на их стороне. Но выиграли чёрные».
Диктатор вдруг остановился от поразившей его новой мысли.
«Такое возможно только при условии, что во мне – или вне меня? – существует кто-то другой. Кто же он – ещё один Диктатор? Или кто-то повыше? Кто же?.. И, главное, получается, что я – не хозяин себе! А Хозяин, похоже, тот, который невидимо где – в небесах ли Владыка, внутри ли меня…».
Диктатор внезапно утратил весь свой боевой дух. Он запрокинул голову, всмотрелся в то, что за облаками, и принялся истово молиться о победе над врагом – молиться кому-то далёкому, который, наверное, там, в синеве, глубине, высоте.