ВЛАДИМИР ЛЕВИТИН
Второй из серии детективных рассказов в книге "Проза".
МИЛАЯ ПТИЧКА.
РАССКАЗ.
После дела «любителя чёрного пороха» за Лэрри прочно установилась репутация очень толкового и способного следавателя. Он действительно успешно расследовал ещё несколько таких вот безнадёжных дел. Но сам Лэрри так не думал. Ему просто везёт, а везти всё время не может. И прав он был! Как-то его вызвал начальник отдела и сказал: «Слушай, это такая уж мистика! Сколько лет тут работаю, но такого ещё встречать никогда не приходилось. Сделай, что можешь, а не выйдет – ни у кого к тебе претензий не будет». Да дело, действительно, походило на нечто сверхъестественное. Шутка ли! Человек был застрелен из своего собственного револьвера внутри своей запертой квартиры, а убийца как-то умудрился исчезнуть без следа. Произошло это в одном из кодоминимумов среди юрисдикции шерифского отдела. В в семь часов вечера, молодая женщина, одна дома с ребёнком, услышала за стеной выстрелы. Пуля пробила стену в нескольких дюймах выше головки ребёнка. Она испугалась и набрала 911. Полиция прибыла почти мнгновенно. На это было две причины. Одна – на выстрелы вообще приезжают быстро. А вторую причину читатель скоро узнает. Дверь квартиры, где стреляли была заперта. Внутри явно работал телевизор, ибо слышался голос коментатора: шла игра. На стук не открывали. Пришлось позвать управляющего и тот мастер-ключом открыл дверь. Приняв все меры осторжности, зашли в квартиру и осмотрели её. На стуле перед телевизором обнаружин был мужчина, который сидел в неестественной позе, свесившись вниз. Он был мёртв. И больше никого. Только на жердочке, торчащей из огромной клетки, сидел огромный же попугай. В футах полтора от убитого, на журнальном столике, лежал длиноствольный револьвер с шестью пустыми гильзами в барабане. В убитом, управляющий признал хозяина квартиры, Била (Вильяма) Бенета. Похоже было на то, что выстрелив в Била, убийца разрядил револьвер куда попало. Четыре пули застряли в мебели, а одна, пробив стену, полетела в соседнюю квартиру. Затем, стрелявший положил револьвер на столик и исчез. Но куда и как?!
Были тщательно обысканы территория как самого кондоминимума, так и вблизи от него, но никаких подозрительных лиц обнаружено не было. Окна были заперты изнутри и не открывались. Словом, действительно мистика. Однако, мистика – мистикой, а вести это дело надо. И, тщательно изучив все материалы в деле, Лэрри решил, как всегда, начать с осмотра места проишествия. И он позвонил матери погибшего, в веденье которой теперь, до решения вопроса о наследстве, находилась его квартира. Представился. «Вы, как я это понимаю, хотите осмотреть, так называемое, место проишествия?» «Именно так». «Тогда приезжайте. Я как раз еду туда. Ждите меня у ворот. Если приеду раньше, то подожду Вас. Меня, между прочим, зовут Дэби». Кондоминимум с одной стороны примыкал к району, заселённому, пусть небогатым, но всёже благополучным средним классом. Но по другую сторону его, через улицу, находились известные на всю округу «стэнфордские трущёбы», по имени улицы, отделяющей кондоминимум от них. Трёхэтажное здание было устроено террасами, чтобы каждой квартире доставалась своя доля солнца. Лифтовые шахты были отдельными башнями в стороне от здания и соединялись с ним крытыми галлереями. По периметру территории кондоминимума проходил высотой не меньше шести футов забор, сваренный из стальных прутьев. Дэрри машинально подумал, что ловкому малому такую ограду перескочить за считанные доли секунды ничего не стоит. Внутри ограды устроен был, в свою очередь ограждённый, плавательный бассейн. Вокруг – никого, лишь у самого бассейна на топчане возлежала недурная собой молодая женщина. Парковки разбиты как внутри, так и снаружи ограды. Подъехал добротный кремовый Кадиллак, не новый, но, по всей видимости, хорошо ухоженный. «Вы Дэби?» «А Вы Лэрри? Можете запарковаться тут или заехать за мной вовнутрь», Лэрри предпочёл последнее: не оставлять же служебную машину без присмотра. Дэби было, на вид, около пятидесяти пяти. Лицо её выглядело, а, может, и в самом деле было, несколько грубоватым, крупным, обветренным, со взглядом проницательных карих глаз. Поднялись на третий этаж. И тут раздался крик. Не то это был воинственный клич индейца, не то гудок локомотива, предупреждающий об опасности. И Лэрри невольно вздрогнул, но тут же сообразил: попугай. Да, попугай был великолепный геочинтовый макао . Лэрри невольно залюбовался птицей. «Что, Вы ищите попугая своим дочерям? Возьмите этого...» Лэрри поразила проницательность этой женщины. Как может она знать, что у него дочери и что он, действительно ищет для них попугая?
Они посетили множество зоомагазинов (Pet Stores) и осмотрели десятка с полтора, птиц. Одни, как вот этот, стоили неимоверно дорого, да и места занимали много. Те, что поменьше, казались им примитивными и несерьозными. Опыта у них в этом вопросе не было никакого и они не знали на чём остановиться. А тут... «Скольо Вы за него хотите?» «А ничего! Я отдаю вам его так!» «Вы имеете хотябы малейшее представление, сколько такая птица может стоить!?» «Представьте себе, что да! Это я, кто купила попугая своему сыну в его новую квартиру, чтобы ему не было скучно одному. Если же Вас волнует юридическая сторона этого дела, то я полная хозяйка птицы – у меня все документы на неё – и я вольна ею распорядаться по своему усмотрению». «Почему Вы хотите избавиться от птицы? Для Вас тяжело ходить и смотреть за ней?» «Нет, это мне не трудно, тем более, что ходить-то можно не каждый день. И даже жалобы соседей на громкие крики – это тоже не причина. Причина у меня другая. Вы вот ищите убийцу моего сына. До сих пор не нашли и никогда не найдёте. Потому что не там ищите. Это ведь попугай убил его». «Э-э!» подумал Лэрри. И опять она, словно, заглянула в его мысли. «Вы, небось, думаете, старая женщина умом тронулась. Ничуть! Я в своём трезвом уме. И рассуждаю очень просто. Только они в были вдвоём в комнате и больше никого. Как это произошло я не знаю, да и это мне не важно. Я знаю только одно: кроме него некому – и точка! Убивать птицу или сдать его обратно в зоомагазин я не хочу: он не со зла это сделал. Со зла эти попугаи могут укусить и, притом, страшно. Но стрелять со зла они не могут никак. Но и держать я его не хочу. Так же как ни одного пенни денег за него. У меня ещё мысль есть. Возьмите эту птицу, понаблюдайте за ней, может Вам чего-то ясно станет. Я жду вас в восемь. Смотрите, возьмите две большие машины, в одну всё не поместится. А заодно соседей расспросите. Сейчас тут никого дома нет. Соседка, та самая, к которой пуля залетела, так она вообще здесь жить боится. Когда будете уходить – захлопните замок». И она отбыла.
Её логику трудно опровергнуть и, всёже, она казалась дикой. Допустим, обезьяна – у неё руки есть – может взять револьвер и выстрелить. В принципе. И, при том, только один раз: во-первых она испугается, а во-вторых, отдача вырвет оружие из её рук. Но попугай... Лэрри покосился на попугая. Да, у него были огромные лапы, но охватить ими рукоятку револьвера их не хватит. И потом, надо взвести курок и нажать на спуск. Это можно было бы сделать второй лапой, но на ней попугай стоит... Нет этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Сначала попугай глухо ворчал, а потом начал орать, и, при том, так сильно и громко, что трудно было выдержать. К счастью, у него в портфеле были заглушки для ушей, используемые при стрельбе, и он поставил их. Теперь жить было кое-как можно и Лэрри начал осматривать квартиру. Она, «трёхкомнатная» по американским меркам, то есть состояла из трёх спален, общей комнаты, кухни, которая могла служить и столовой, и двух совмещённых санузлов, с ванной в одном и душем в другом. У Лэрри и самого была похожая квартира, только в отдельном доме с гаражом и двором. Необычно было другое. Вместо неизменного ковра повсюду и линолиума в кухне, полы были везде деревянные, а кухня и санузлы выстланы плиткой. Над ванной и в душевой – кафель. А это недёшево. Надо взять на заметку. Лэрри отыскал все шесть пулевых отверстий. Ни одно из них, до окончания следствия заделано не было. Все они были на высоте около двух футов, может чуть выше. Стой Бил, его бы ранила в ногу. Больно, конечно, но остался бы жив. Это тоже как-то странно. Бумаг у покойного никаких совсем не было, разве что счета за услуги. Нижние ящики письменного стола были с замками, но сейчас не заперты. В одном из них, справа был ящичек от револьвера (сам револьвер забрали) и принадлежности для чистки, а в том, что слева – несколько пачек патронов 38 Спешиал. Одна пачка была распечатана и из неё взято шесть патронов. Это всё, что только можно было узнать. Лэрри попытался найти соседей, но, как это правильно отметила Дэби, никого дома не застал.
«Стэнфордские трущобы» заселены мексиканцами, многие из которых нелегальны. О! Это были колоритные фигуры. В будние дни днём, они, обычно, работали или ещё что-то там делали. Дети соответсвующего возраста ходили в школу. Ихние femme, те что сами не работали, шастали с многочисленным потомством поменьше. Было тихо, спокойно. Но в выходные, уже в пятницу вечером (в этот день давали зарплату) начиналось веселье. Тут тоже, дальше громкой музыки и громких же криков дело не доходило. Но не так уж редко бывало и наоборот. Тогда слышались крики совсем иного рода и часто выстрелы. Дрались члены одной семьи, родственники, друзья, соперничющие группировки. Из ревности, из-за неоплаченных долгов, оскорблённого мачо, а то и просто так, по пьянке, из за ничего. Такой сабонтуй как раз и происходил в пятницу вечером, в день смерти Била. Обычно, в «трущёбы» полиция заглядывала редко, ибо «отцы и матери» города – безпринципные и безсовестные политиканы, готовые за сотню голосов мать родную продать – приказывали мексиканцев не трогать. Но в случае стрельбы и поножовщины деваться было некуда. Вот почему на звонок биловой соседки так быстро приехали: ведь они были совсем рядом. А что касается мексиканцев, то подозревать их в убийстве Била никак не следовало: они за пределами барио никогда никого не трогали. Да и внутри жили некоторые белые люди, те, кто не мог позволить себе квартиру в лучшем месте – и их тоже не трогали. Соседство «трущоб», впрочем, сильно сбило цены на квартиры. Изначальная цена «трёхкомнатной» квартиры в этом кондоминимуме была сто десять тысячь – обычная цена в описываемые нами времена. Больше здесь делать было нечего. Вернувшись в отдел, Лэрри сотставил и послал судье запрос на выдачу разрешения расследовать финансы покойного.
За обедом Лэрри сообщил семье новость: им отдают большого красивого попугая. И, притом, бесплатно. На вопросы как и почему, он сказал, что женщина, хозяйка птицы, так хочет и это надо уважать. Надо приехать к восьми и двумя машинами. У семьи Праттов было три автомобиля. Хонда-Аккорд для лэрриных поездок на службу, Тойота-пикап для бизнеса и добротный Бьюик для общего пользования, особенно для путешествий. Взяли последних две. Лэрри сел в пикап, а Сюзан с детьми – в поместительный Бьюик. Вечером всё пространство для парковки было забито машинами. Они въехали по очереди за кем-то и стали, где могли. Дэби уже ждала их. Она сказала, что птицу зовут Бэрдо (Birdo), что, примерно, так и означает «Птица», что помимо обычного попугайного корма, желательно давать ему кусочек яблока и банана. Кроме того, он ещё любит овсянное печенье «Mother Cookies» и вафельные лепёшки «Eggo». Подстилка на дне клетке – покрошенная скорлупа грецкого ореха, обладающая микроцидным свойством. Её надо менять через каждые две недели. Всё это она им даст для пользования на первых порах. А когда кончится, можно по этикеткам найти такое же в зоомагазинах. «Вот инструкция по обращению» - и вручила им книгу о попугаях макао. Тем временем, Лэрри заглянул к соседям по площадке. Но это ничего не дало. Соседки рядом не было, как Дэби и предупредила, а третий сосед ничего нового к тому, что было уже известно добавить не смог. С большим трудом Дэби удалось уговорить птицу пойти в специальную транспортировочную клетку. Стационарная клетка была на коллёсиках и её удалось спустить вниз на лифте и, разобрав на две части – саму клетку и подставку – погрузить в пикап. Остальные предметы, хоть занимали много места, но были не тяжелы. Клетку с птицей Лэрри взял с собой в кабину пикапа. Ехали по ночным улицам. Фонари на столбах на секунду заливали кабину ярким светом и сразу же наступал мрак. «I don’t like it! (Мне это не нравится!)» Лэрри вздрогнул: кроме него в кабине никого не было. Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил: это сказала птица. Причём, совршено по делу. Кому понравится, если, среди ночи, отрывют от привычной обстановки и куда-то везут в неизвестность.
Клетку поставили в общей комнате. По совету Дэби, под клеткой и вокруг настелили прозрачный пластик, щедрым рулоном которого она их наделила, и слой газет. Вскоре им стало ясно зачем. Расставили по своим местам, заполнили кормушки и поилки. И только после этого открыли транспортировочную клетку. Попугай, щурясь от света ламп неспеша прошёл к своей клетке. Ловчей любого скалолаза пробрался по прутьям к своему насесту на уровне дверцы, взобрался на него, да так и остался сидеть. Было уже поздно, а детям – пора спать. Свет в общей комнате выключили и все ушли из неё. Первые несколько дней попугай дичился, ни с кем не хотел вступать ни в какие контакты, но не отказывался брать пищу. Потом потихоньку да помаленьку начал оттаиваить. И стал разговаривать. По утрам, младшая Синтия, приносила печенье. «Here is a cracker (вот печенье)». «Cracker-cracker» - ворчал попугай, но уже более добродушно. Как оказалось, держать попугая очень даже и нелегко, и не просто. Что более всего нелегко было перенести – его крики. Начинал где-то с полудня и орал около получасу. В «инструкции» написано: с этим никак нельзя ничего поделать. К счастью, в это время, почти всегда, никого не было дома, а до соседей крики доносились слабо. В выходные во время криков одевали наушники. Птица всюду ставила нашлёпки. Так как попугай был большой, то и нашлёпки тоже. И, наконец, он разбрасывал свою пищу, переводя её, рылся в кормушке, находя то, что ему нравилось, а всё остальное оставлял нетронутым. Сначала эти остатки выбрасывались в мусор, но потом додумались высыпать их за пределами двора для других птиц, в изобилии водящихся вокруг дома. И. всёже, попугая держать стоило, ибо это было удивительнейшее существо.
С попугаем можно было разговаривать, чуть ли не как с человеком. Увидев кого-то из семьи, он вежливо осведомлялся: «How you doing? (Как дела)» Получив заверение, что всё в порядке (I am fine, thank you), отмечал удолетворёно «Good! (хорошо)». Однажды, в выходной, когда Сюзан чистила клетку и вокруг неё, попугай спросил у неё строго: «What are you doing (что вы делаете)?» Она ответила: «Cleaning your mess. You are a pig (убираю после тебя. Ты свинья)». Попугай глянул на себя, пожал плечиками: «Don’t I look like a pig (неужели я выгляжу, как свинья)?» В это было трудно поверить, если бы все не видели всё своими глазами и не слышали своими ушами. Раньше вечером всей семьёй собиралась у телевизора, теперь это была клетка с попугаем. И тот никогда не обманывал их ожиданий. Лэрри ещё подумал: вот в публичных школах детям забивают голову чепухой, именуемой «эволюцией». С неба, мол, в воду ударила молния и образовался первый одноклеточный организм. А их него развились все живущие на земле. Если даже допустить, что это так, на самом деле, и произошло, сколько квадрильонов квадрильонов лет понадобилось, чтобы из амёбы получилась хотябы инфузория туфельку. А уж такое вот совершенное творение, как этот попугай... Нет уж! Это был Кто-то, мудрый, всезнающий, всепредвидящий, кто создал этих всех тварей и человека тоже. Сам Лэрри, как и его жена Сюзан были глубоко верующими людьми. Они ходили в ближайшую к ним лютеранскую церьковь. У них обоих не было ни капли немецкой крови, но лучше ходить в лютеранскую, чем ни в какую. Как полицейский следователь, Лэрри, как никто другой, знал тёмную изнанку жизни, всю эту грязь, подлости и отвратительные вещи, люди делали друг-другу. И большинство из этого, также как и почти все преступления, были результатом безбожия и вытекающим из него полным отсуствием моральных норм, ценностей и уважения к другим людям. Все убийцы, с которыми ему, по роду его деятельности, пришлось иметь дело, будучи все разные, но имели одну общую черту – бездуховность.
В этом безнадёжном деле, самым неясным был мотив преступления. Ограбление? По свидетельству Деби, её сын никогда не держал деньги дома, кроме трёх двадцаток на всякий случай. Одна была у него в кармане, вторая в ящике стола и третья – в автомобиле. Все три оказались на месте. Из всего в квартире ценность представляли только попугай и револьвер Кольт Питон - дорогой, из нержавеющей стали с восьмидюймовым стволом в калибре 38 Спешиал только . Их тоже никто не взял. Единственное объяснение тому, как убийце удалось улизнуть, заключалось в следующем. Убийца и жертва хорошо знали друг друга и поэтому первый мог находиться в квартире. Они о чём-то поспорили и гость, убив хозяина, тут же убежал, захлопнув замок. Но квартира была заперта на два замка. ОК, мог же у убийцы быть ключ? Конечно мог. Очевидно, это индивид, действующий расчётливо, чётко и хладнокровно. И он закрыл дверь на верхний замок (на это нужны доли секунды), чтобы сбить следствие с толку. Он же умудрился не оставить никаких следов пребывания своего в квартире. Не исключено, также, решение убить Била было принято заранее и был составлен подробный план его осуществления. И в первую очередь надо было незаметно взять и зарядить ревоьвер... По свидетельству Дэби, кроме попугая, стрельба в цель, у её сына – единственное увлечение: к этому, с раннего детства, его приучил отец, из оружия которого он стрелял. Начав зарабатывать и будучи ещё неженатым, он, при первой такой возможности, купил своё собственное. Бил признавал только самое лучшее и этот Кольт и был самым лучшим. Дэби утверждала: её сын был ответственным владельцем оружия и всегда держал его незаряженным. Револьвер был заряжен из запасов Била. Впрочем, этот мог, зная какие у Била патроны, принести свои, а потом, опять-таки за считанные секундки забрать шесть из пачки, заведя следствие в тупик. Конечно мог! Вообщем, задача теперь сводилась к отысканию этого типа.
Дэби не знала о существовании у своего сына особых друзей. Время от времени. он виделся со своими одноклассниками или посещал встречи с ними (reunions). Постоянные отношения у него были лишь с бывшей женой и была у него ещё подруга (girlfriend). Всё, что она о ней знала это имя Мэги. Впрочем, её легко найти, ибо Бил, на всякий случай, дал ей номер её телефона. Ну а адрес бывшей она, конечно же знала. Дверь открыл высокий, пожалуй. полный, вялый и бледный мужчина лет сорока пяти. «Я хотел бы поговорить с миссис Бенет». «Дженет, это к тебе». И исчез, не спросив даже, кто он такой, что, куда или зачем. «Дженет» была на нижнем пределе среднего роста, с длинным лошадинного типа лицом, невыразительными голубыми глазами, не шибко густыми волосами, цвет которых определить было непросто, плоская спереди и сзади. «Это Сэм. Я с ним... я у него... ну, Вы понимаете...» «Да, понимаю. Мне бы хотелось распросить Вас подробней о бывшем муже и, в частности, причине Вашего развода с ним». «Вы знаете, я сама толком этого не пойму никак. И придраться, вроде, к нему нельзя. Не пил, не ревновал, не скупился, а чтобы хоть пальцем тронул – об этом речи и быть не могло. А знаете что! Теперь, кажется до меня это дошло: слишком правильным он был, а это невыносимо! Вот, например, купить что-то для дома надо. Говоришь ему. Чтобы он когда-нибудь возразил – никогда! Надо - надо. И вот начинаются поиски самого лучшего по самой лучшей цене. Уже сама не рада, что сказала, уже не хочу этого, да не тут-то было. Обязательно найдёт. Хотябы раз напился, скандал бы устроил или, не дай Бог, ударил – и то легче бы было. Короче, терпела я так четыре года. А потом, вижу, если так будет и дальше продолжаться, я или с ума сойду, или саму себя убью, или кого-нибудь... Ой, стойте! Я его не убивала, честное слово!» «Успокойтесь, мэм. Никто Вас в убийстве не обвиняет. Продолжайте, пожалуйста». «Ну ладно, говорю я ему: наш брак – это ошибка. Давай разойдёмся. А он: давай. Взяли адвоката, всё по согласию. Он взял на себя алименты. Было у нас на сберегательном счету десять тысячь – так он их разделил честно по пять. Мы жили на квартире. Я осталась, а он ушёл жить к матери. Ну я с этой квартиры съехала в меньшую. Мыкалась так-сяк, пока не встретила Сэма. То есть как! Я его с детства знала, но у нас ничего не было... Ну а вот...» «Сажите, а после развода, Вы видели своего бывшего мужа?» «А как же! Мы постояно встречаемся. Он каждую пятницу ребёнка берёт и, вообще, по делам сына приходится вместе ходить...» «А как Бил относился к Сэму». «О, очень хорошо! Сэм и его знал ещё ребёнком. И, к тому же, ему всё равно: у него ведь есть, была, то есть, эта рыжая кобыла...» «Вы её знаете?» «А как же! Мэги Вилкинс. Медсестрой у врача-дерматолога, доктора Клеменса, работает», «Сежите, Вы бывали в новой квартире Била?» «Конечно нет! Мы всегда встречались в нейтральной зоне. Он ко мне не заходил, я - к нему». «И последний мой вопрос к Вам: знали ли Вы каких-нибудь друзей Била?» «А у него их не было! У таких, как он друзей не бывает!»
Если кто-то и был кобылой, так это сама Дженет. Мэги, действительно была рыжей. Но круглое лицо её со смешливыми голубыми глазами, маленькими прижатыми ушками, вздёрнутым носиком и высоким лбом, пусть с некоторой натяжкой, можно назвать даже миловидным. Тонкая талия и в меру выступающие груди и жопка делали её фигуру никак не уродливой. «Давно Вы знаете Била?» «Года два с чем-то». «Как вы познакомились?» «Не поверите! На курсах как пережить развод... Я не понимаю, что ей от него надо было! Мужик как мужик. И это совсем неплохо делал. Не злой, не скупой, не занудный – что от него ещё надо?!» «Как часто вы встречались?» «Обычно, раз в неделю. Потому как когда придёшь с работы, пока то да это, поешь что-нибудь... и отдохнуть хочется. Другое совсем дело в выходной. Никуда спешить не надо...» «Мне сказали, на выходные он брал сына». «Правильно Вам сказали. А что ребёнок? Он нам никак не мешал, Вы знаете, что я имею в виду. Хорошенький такой бутуз, умненький ласковый. Я пока своими детьми обзавестись не спешу. А так наигрался вдоволь и отдал. Любо-дорого!» «Были ли Вы, когда-нибудь, в его квартире?» «Да нет. Не то что он не приглашал, а так как-то получилось», «Где же вы встречались?» «Когда у меня, а чаще куда-нибудь ездили и ночевали в отелях» «И это с ребёнком?» «Ну а как же! Конечно с ним. Всегда что-нибуль интересное видели. Вот ему и радость». «Скажите, Вы знали кого-нибудь из друзей Била?» «Да нет. Может были у него друзья, но мне, как-то, соприкасаться с ними не пришлось». Да, пожалуй, при отношениях такого типа много друг о друге не узнаешь. Тем более, что похоже на то, что к этому никто из них и не стремился. Теперь оставалось только поехать к Билу на работу. Тем более, что он, наконец, получил от судьи ордер на получение всей финансовой информации Била от кассы взаимопомощи (Credit Union) работников авиационной промышленности, где Бил держал свои деньги. В бухгалтерии надо было просмотреть его рассчётные листки – всё это необходимо сделать, ибо деньги, чаще всего, являлись той движущей силой, которая и вела к убийству. Кроме того, надо было опросить сотрудников и охрану: не заметили ли они чего. И он отправился.
Гиганский завод, разместившийся на территории никак не менее квадратной мили, один из бесчисленных филиалов известного крупного авиационного концерна. Здесь выпусклись истебители, бомбардировщике, ракеты и космические корабли, а также, как это принято в такого рода предприятиях, пассажирские самолёты. Бил, как раз, работал в цехе, изготовляющем мебель для салонов авиолайнеров. Это обстоятельство полностью исключало шпионаж или доступ к военным тайнам в качестве мотива убийства. Площадка для парковки посетителей (visitors parking) находилась возле центральной проходной и Лэрри оставил там свою машину. Он вошёл в огромный и светлый хол. Там находились в изобилии столики и кресла, В противоположной входу части хола находилась проходная – проёмы с охранниками возле них. Слева от проходных за застеклённой стеной имелись в ней какие-то конторки. Одна из них была бюро пропусков. В США любой и каждый может пройти в самый секретный завод, если у него есит дело, а то и без. У Лэрри дело было, и ему тут же выдали пропуск для посетителей (visitor badge) на липкой бумаге, который он приклеил себе на грудь. Распросив охранника, где расчётный отдел, он направился прямо туда. Показал ордер и попросил их выпечатать рассчётные листки Била за последние три года . О деле Била все знали и к просьбе Лэрри отнеслись сочувственно. Они обещали всё сделать как можно быстрей. Так как выносить из завода никакие бумаги не разрешается, то материал, снабжённый соответствующим разрешением, будет направлен по заводской внутренней почте в бюро пропусков, где он сможет его получить. А пока Лэрри, распросив у бухгалтерш, где билов цех, туда и пошёл. Здесь он получил о покойном самые лестные и восторженные отзывы. Рубаха-парень, знающий своё дело специалист, руководил своими людьми умело и правильно. Незаносчивый, охотно принимал участие в «мероприятиях» и сам устраивал «партии», правда всегда в ресторанах. Нет, никаких его друзей никто из них не знал, ни с кем из сотрудников он не дружил. Ему пожелали удачи в поимке убийцы. На этом в цеху дело закончлось. Сберкасса авиаторов имела множество отделений во многих штатах. Но и тут было одно, прямо на проходной в одной из контор за стеклянной стеной.
Там он предъявил ордер и попросил все месячные отчёты и копии всех чеков, какие Бил выписывал в уплату или ложил на свой счёт. Ему сказали: это займёт много времени и предложили оставить адрес, по которому можно будет прислать требуемую информацию. Лэрри оставил им свою карточку, и написал номер ячейки своей внутренней почты. Завод охранялся охранным агенством высшего класса, своего рода, частной полицией, впрочем, без права ареста и ношения оружия за пределами охраняемых объектов. Охранники были одеты в чёрную форму с бляхами на груди, нашивками на руковах и, даже, ну совсем как полицейские, носили дубинки. Лэрри зашёл к начальнику караула и попросил разрешения опросить охрану, которое тот, узнав в чём дело, охотно дал. Пропуск в завод происходил следующим образом. Каждый работник обязан был иметь badge– карточку с фотографией и именем владельца. Была на пропуске и другая информация, такая как табельный номер, место занятий (цех, контора, лаборатория) и время работы. Но наружную охрану это пока не интересовало. Бадж можно было прицепить к петлице рубашки или пиджака, к сумке или просто держать в руках. Люди шли сплошным потоком мимо фигур в чёрном, каждый погруженный в свои мысли и не обращая на них ни малейшего внимания. А те же, ничего не упускали, всё видели, всё замечали, всё помнили и всё о них знали. Зайдя в караульное помещение, где охранники сидели, ожидая выход на пост или отдыхая, Лэрри назвал себя и попросил вспомнить, не приходил ли к Билу кто-нибудь. Поднялась небольшого роста и аккуратно сложенная негритянка: я знаю. Она рассказала вот что. Где-то год назад, в холл пришёл высокий статный мужчина, очень даже ничего собой. Он присел за один из столов и позвонил со стоящего на нём телефона. Минут через пять вышёл Бил. Они о чём-то (она не слышала о чём) поговорили и Бил сел писать. Она готова поклясться, что он выписывал чек. Спрятав чек в карман, симпатичный мужчина ушёл. «Вы бы смогли его опознать?» «О, ещё бы! Такие классные мужики не часто встречаются!» Это было уже нечто. Незнакомцу чек не выписывают. Значит, это и был тот, кого он разыскивает. Времени было уже почти пять и Лэрри, прихватив в бюро пропусков рассчётные листки, поехал к себе в отдел сдать служебную машину: «помощникам шерифа» его категории брать домой государственную машину категорически запрещалось.
В момент своей гибели, Бил Бенет получал оклад жалования (salary) двадцать шесть тысячь в год. С частыми премиальными (bonus) и сверхурочными (overtime) доходило до тридцати двух . Четверть этой суммы, по указанию Била, автоматически перечислялось на алименты. Ещё около пятисот уходила на высчеты. Оставалось двадцать три с половиной или, чуть меньше двух тысячь в месяц. Пять сотен он переводил на сберегательный счёт. А на оствшиеся 1375 он жил. ОК, без роскоши, одному прожить можно. А квартира? ... Тут в отдел заехала курьер и, подкатив свою тележку поближе, бухнула на лэррин стол тяжёлый пакет. Из сберкассы... Его зарплата автоматически переводилась на билов текущий счёт в сберкассе, а он расплачивался чеками или кредиткатой от той же сберкассы. То есть все расчёты Била, должны были быть отражены в имеющихся у него документации. Вот у него оплата коммунальных услуг. Есть! Оплата счетов в отелях и ресторанах, и всякие покупки. Есть! Стоп, стоп, стоп! А где же ссуда? Жильё обычно покупается так. Вносится задаток, примерно, пятую часть необходимой суммы, а всё остальное выплачивается потом в виде ссуды. Оплаты такого рода начисто отсуствовала. Так же как и задаток. Как это невероятно ни звучало, но ответ мог быть только один: Бил купил квартиру за наличные. Допустим, он сумел сбросить таким путём цену до ста тысячь. Модернизация квартиры стоила никак не меньше пятнадцати. И это у мастера с чистым доходом двадцать три с половиной тысячи в год, откладывещего шесть тысячь. Лэрри присвистнул. И опять же-таки напрашивлся сам собой единственный ответ: у Била был ещё какой-то источник дохода и место, где левые эти деньги, он держал. И, несомнено, смерь Била была как-то связана с этим доходом. И тут Лэрри повезло. Рассматривая операции годичной давности, он нашёл копию чека на десять тысячь, выписанного на имя некого Джери Вертинга. Как же он сам не догадался по описанию охраницы? Вот это да! А копнув ещё глубже, Лэрри обнаружил, как Бил, вскоре после развода, снял со своего сберегательного счёта пять тысячь, почти оголив счёт. Назад он эти деноги не положил. Лэрри тут же позвонил Дэби, спросил нет ли у неё фотографии билова класса. Она сказал что есть и он может в любое время приехать к ней и посмотреть. И на той фотографии, конечно же, был Джери...
Джери был хорошо знаком правоохранительным агенствам в нескольких штатах. О, это была колоритная фигура. Он умело и ловко оперировал на тонкой линии, отделяющей законное и незаконное, правильное и неправильное. Скажем, будет популярная игра. Как и что, но у него оказывается большое количество билетов. И их перепродают, как вы легко можете догадаться, по гораздо большей цене, чем купили. Часть идёт продавцам, другие расходы, но и Джери «кое что» достаётся. Ни в одной из всех этих «операций». лично, он сам не участвовал. Только всё организовывал. Остальное делали, часто. не знающие друг-друга, «исполнители», которым он щедро платил. В личных контактах был исключительно щепетилен и честен. Никого не обманывал и всегда возвращал долги. Так что, репутация у него была безукоризненой. Таким образом, Джери не обманывал, не обворовывал никого лично. Он обманывал и обворовывал всё общество вцелом и предъявить ему обвинения в чём-либо конкретном было трудно. Полицейские испытывали удовольствие, задержав его по разному поводу, но ненадолго: по причине отсуствия даже возможности преъявления, ну хоть каких-нибудь обвинений, его тутже приходилось выпускать. Джери, как заметила весьма правильно, охранница, высоким статным мужчиной с крупным лицом, открытым и мужественным, источающий обаяние и сразу же завоёвывающий доверие каждого, с кем бы он не говорил (не у полицейских!). Джери всегда носил с собой красивый портфель из коричневой кожи, а на поясе у него был, совершенно легальный, складной нож Бак (Buck) в кожанном футляре, который он мог выхватить и раскрыть за доли секунды. Как-то раз, в один не шибко прекрасный день, два сосунка-наркомана решили ограбить (а, кто может это знать, после и убить) Джери, полагая, что у него в портфеле куча денег. Перестрели в «тёмном переулке» и один сзади приставил ему пистолет к затылку. В мнгновение, Джери присел и сосунок выстрелил в своего сообщника, а сам оказался с перерезанной глоткой: за кратчайшее время Джери успел выхватить и раскрыть нож. Его, конечно же арестовали и выпустили – чистый случай самообороны. Деньги Джери носил редко. «Исплонители», оставив себе свою долю, остальное вносили на указанный им счёт. В любом месте, где бы он ни оперировал, у Джери имелась группа отчаянных головорезов, готовых взять на себя вину, если понадобиться. Из них он набирал телохранителей и исполнителей другого рода «работы». Одного из мелких продавцов, решившего присвоить выручку и смыться, нашли с перерезанной глоткой. Джери опять растовали и опять выпустили: его видели в совсем другом месте десятки людей. Больше желающих шутить шутки с ним не находилось. Вот таким был этот самый Джери.
Огнестрельного оружия Джери не носил и не имел. Как большинство мошеников, он его не любил. В этом отношение он оригиналом не был. А орининалом делало его то, как он распоряжался деньгами, окзавшимися в его распоряжении после очередного дела. Он не вкладывал их в ещё одну «операцию» с целью получить ещё больше. Нет. Оставив себе на счету «заначку», он отправлялся в Лас Вегас, Атлантик Сити или в им подобные злачные места в низовьях Миссисипи, снимал себе номер эдак за пару сотен за ночь и жил в нём, не отказывая себе ни в дорогих обедах, ни в дорогих женщинах. Но кутилой вовсе не был, а если и играл, то так, по мелочам. Не то, что не хотел на это тратиться, а просто не видел в азартных играх смысла. Когда у него оставалось тысячь с две, он съезжал из гостиницы и направлялся в одно из мест своей деятельности. И вот тут-то надо было однозначно и без всякой возможности вывернуться, найти участие покойного Била в джеринных делах. И это ему удалось. Лэрри заметил, что в момент выписки чека на десять тысячь, таких денег у Била на счету не было. И он покрыл чек чеком из сберкассы «Береговой Сберегательный Банк». Ага! Это было излюбленное место хранения левых денег, ибо администрация готова была зубами и ногтями защищать «тайну вклада». И опять пришлось обзаводиться ордером на раскрытие информации. С ним он пошёл в сберкассу. «С судьёй не спорят». И они там и не спорили, а простотянули и тянули резину. Понадобился личный звонок судьи с грозным общанием «прикрыть вашу грязную лавочку», прежде чем он получил нужный материал. Тут у Лэрри глаза на лоб полезли. Первый взнос был на одиннадцать тысячь, вскоре после снятия пяти тысячь со сберегательного счёта в сберкассе авиаторов. Потом было снято десять тысячь, а положено двадцать две. И так далее. Избыточная сумма быстро росла. А вот и двадцать тысячь на задаток при покупке квартиры и с поледующей выплатой в восемьдесят тысячь. Все операции (transaction) по снятию с этого счёта и возвращению денег на счёт проводились только с помощью денежных сертификатов (money order или cashier check). Наличность не бралась и чеки не выписывались, лишь за исключением того единственного, которым Бил и выдал место своего тайного хранения денег. На этом счету, в момент обнаружения, было ещё около шестидесяти трёх тысячь. Теперь Лэрри легко мог представить себе, как всё на самом деле происходило. У Джери появилась нехватка оперативных денег, он попросил у своего бывшего одноклассника и тот дал. Но когда Джери принёс вместо взятых пяти тысячь сертификат на одиннадцать тысячь, законопослушный Бил всполошился. Но Джери умел уболтать любого. «Возьми. Во-первых, ты их заработал, а во вторых, если мне понадобится, я буду знать где взять». Постепенно, Бил вошёл во вкус. А что касается этого злополучного чека, то, видимо, нужда в деньгах возникла у Джери внезапно. У него везде сидели свои люди и превратить даже ещё необеспеченный чек в твёрдую валюту ничего не стоило. Итак, связь Била с Джери теперь полностью установлена и стало возможным предъявить последнему обвинение в убийстве первого.
Лэрри позвонил в оперативный отдел. Трубку снял сержант. Лэрри представился. «Я бы хотел, чтобы, как только представиться такая возможность, задержать Джери Вертинга и дать мне знать». «А вы хотите с ним побеседовать?» «Именно этого я и хочу». «Ну тогда, выйдете из своего здания и пересеките улицу. Зайдёте, сами знаете куда, и в 313 сможете побеседовать о чём хотите». «Вы его задержали?!» «Да! А чего он!» Вот так удача! И он, не теряя времени направился в тюрьму. У Лэрри не было личных контактов с Джери: они работали в разных отраслях. Поэтому Лэрри представился и объяснил, по какому делу он пришёл. «Да, я и сам хотел, чтобы этого нашли». «Скажите, Вы ведь не станете отрицать, что знали Била?» «И не подумаю! Мы выросли на одной улице и учились в одном классе». «А будете Вы отрицать денежные дела с ним?» «Нет, не буду. Ему уже ничего повредить не может». «Понимаете, только на основании моих данных, то Вас уже можно посадить за неуплату налогов. Но я не по этому ведомству. Я расследую убийства». «Я Вас очень даже понимаю, только я тут причём?» «Вы едиственный человек, которого Бил мог бы пустить в свою квартиру. Это я точно выяснил». «Ну, допустим, я там был. Даже ночевал несколько раз, но что из этого вытекает?» «А то, что только Вы могли совершить это убийство». «Ну и ну! Хоть мы с Вами никогда не встречались, но, я уверен, Вы всё обо мне знаете. Вы ведь знаете: я никого ещё не убил». «Лично». «Ну хорошо, пусть будет так. Но в этом случае Вы обвиняете именно меня. Вы знаете, я этими наганчиками никогда не пользовался и, даже, не знаю с какого конца к ним подойти. Но, допустим, знаю. Дальше, я просто не знаю, где эта проклятая штука была, но, допустим,знал. Ключа от квартиры у меня нет: он мне ни к чему, но допустим, был. А теперь вот, объясните мне, пожалуйста, зачем мне надо было убивать своего банкира, резать курицу, несущую золотые яйца?» «А как я знаю! Может, не поделили чего, из-за бабы...» Презрительная улыбка появилась на джериных губах. «Вижу я, Вы в это дело закопались порядочно. И Вы, надеюсь, понимаете, что делить нам нечего: мы обитали в разных мирах. Что касается баб, то этот самодовольный мещанин не только никогда не имел мало-мальки стоящей бабы, но даже такой и не видел...» «Ну, вообщем, кроме Вас некому». «Да» - согласился вдруг Джери – «Какой чушью это не является, но, на самом деле, так оно получается, что кроме меня некому...» По предоставленным Отделу Окружного Прокурора (Distric Attorney) материалам, там предъявили Джери обвинение в убийстве Била Бенета и он был арестован. Все наперебой поздравляли Лэрри: хоть какое-то слово было сказано в этом абсолютно безнадёжном и непонятном деле и, наконец, он был первым, кто добился преъявления Джери обвинений в хоть чём. И только сам Лэрри чувствовал: здесь что-то не то. Ведь Джери был прав. Ему не было ни малейшего смысла убивать Била. Абсолютно никакого.
Со времён дела любителя чёрного пороха, Лэрри, понемногу, сам того не замечая, пристрастился к срельбе. Сначала сам, а потом вместе с женой. А увидив, как девочка лет шести стреляет из огромного револьвера, он прививёл в тир и своих детей – шестилетнюю Ситнтию и девятилетнюю Беверли. Теперь он понял для чего нужны барные стулья. Стул подтаскивали к прилавку и на него усаживали ребёнка. Оружие опиралось на мешок-упор с песком и так ребёнок стрелял. Всем стрельба ужасно понравилась. Поездка в тир стала к них целым событием, после которого шли в ресторан на ланч. Как у любого полицейского, Лэрри полагалась скидка в магазинах полицейского оборудования. Там-то он нарвался и купил очень недорого Кольт Питон из нержавеющей стали и с шестидюёмовым стволом. Только не такой, как у Била, а нормальный 357 Магнум . Но даже в этом исполнении спуск был лёгкий и курок взводился легко, так что девочки вполне с ним управлялись сами. Ещё были куплены малокалиберный пистолет Ругер и малокалиберный же карабин 22/10 этой же фирмы. Патронов, выдаваемых на тренировки, стало уже нехватать и Лэрри, по совету Бэрни начал перезаряжать свои боеприпасы. Правда, оборудование у него было попроще и пули он не отливал сам, а покупал. Иногда Бэрни подкидывал свои. Помимо экономии в стоиммости, это позволяло устраивать мягкие заряды пороха для детей. После поездки в тир чистили оружие. Делалось это, обычно, в гараже, но, чаще, во дворе, чтобы дома не было не совсем приятного запаха раствора для удаления порохового нагара. В этот раз во дворе находился ещё и попугай, которого время от времени выносили подышать свежим воздухом и переменить обстановку. По совету Дэби, попугаю подрезали крылья, чтобы он не смог полететь и повредить себя. И вот, в этот момент, птица сидела на специально для этого устроенном насесте под деревом. Увидев оружие, попугай, вдруг, страшно закричал и начал рваться со своего места. Беверли взяла птицу на руки и пришла с ней к столику, на котором лежали револьверы. Вдруг, попугай спрыгнул из её рук на столик и направился прямо к Кольту Питону. Штука эта была ему явно знакома, ибо она напоминала револьвер Била. Подойдя ближе, он упёрся мощной лапой в рукоятку, а в огромный клюв свой взял курок. Оттянув курок чуть ли не до боевого взвода, он отпустил его. Раздался щелчок. Он повторил онную операцию ещё и ещё, раз десять, пока ему это не надоело и он, подняв лапу, попросился опять на руки. Все стояли в изумлении молча. «Ты смотри – наконец-то вырвалось у Беверли – если бы gun (здесь, револьвер) был заряжен, он так вот мог всех нас тогда перестрелять!» «Правильно, дочечька, правильно!»...
Придя в отдел, Лэрри попросил у начальника отдела разрешение и на следственный эксперимент и выделение на это средств. Репутация у Лэрри была безукоризненная и, без лишних вопросов ему разрешение дали. Он позвонил в тюрьму и попросил хозяйственных рабочих изготовить из ударопрочного стекла или пластика ограду 4 Х 5 футов и высотой в 3 фута. В перезарядочной мастерской заказал две дюжины патронов с восковыми пулями (такими патронами на тренировках по-настоящему стреляют друг в друга). Когда всё было готово, он попросил пригласить представителей Отдела Окружного Прокурора, прессы и Дэби на свой следственный эксперимент. В своё время случай с Билом обсасываля на всех каналах телевиденья и в газатах. На столе соответствующего размера, внутри прозрачной ограды, лежало несколько револьверов, в том числе Питон Била. Лэрри поставил клетку с попугаем вовнутрь ограды. Увидев оружие, попугай дико и страшно заорал. Лэри открыл клетку. Птица неспеша направилась к револьврам. Сразу же узнал «свой». Подойдя ближе к Питону, перекусил проволоку, которая крепила к спусковой скобе бирку «Вещественное доказательство». Упёрся мощной лапой в рукоятку и клювом начал оттягивать курок, чтоб потом его отпустить. Раздался выстрел и восковая пуля расплющилась об ограду. Многие из присуствующих вздрогнули. Но не попугай! Он ничуть не испугался. Он стрелял опять и опять, пока не израсходовал все патроны. Причём, каждый раз револьвер поворачивался. Поигравшись ещё немного, попугай пошёл в свою клетку, при этом не забыв, прежде чем войти, похвалить сам себя: «Pretty bird (Хорошенькая птица)!» Убравши клетку из ограды Лэрри сделал заявление (statement). «У меня, конечно, нет доказательств, но скорее всего (вы видели как умело птица обращается с оружием), Бил приучил своего любимца играть с оружием. Это была большая ошибка с его стороны: ведь револьвер не игрушка! В день гибели Била произошли два события. Первое – играла его любимая команда. И обитатели «Стэнфордских трущоб» устроили драку со стрельбой. Слыша крики и выстрелы, Бил, на всякий случай, зарядил револьвер и положил на журнальный столик, я полагаю, дулом от себя. Это была ещё одна ошибка: нельзя оставлять заряженное оружие без присмотра. А что случилось дальше вы все только что видели. Увидев револьвер, попугай начал орать так громко, что слышать комментатора стало невозможно. И Бил открыл клетку... Смерть Била была нелепым и трагическим несчастным случаем, в котором никто не виноват, Во всяком случае, может быть, сам потерпевший».
Лэрри подошёл к Дэби, держа в руке клетку с птицей. Увидев бывшую хозяйку, тот у неё вежливо осведомился : «How you doing?» Услышав в ответ обычное «I am fine, thank you», прокомментировал «Good!» «Что и говорить, не заставь Вы нас взять птицу, мы бы никогда в жизни не узнали тайну гибели Вашего сына. Я поражаюсь Вашей прозорливости и тому, как вы сразу всё поняли». «Никакой такой «прозорливости» у меня нет. И этих всех ваших штучек я не знаю. Я рассуждала просто. Вот Вас, я вижу, совесть мучает за то, что Вы птицу взяли бесплатно. Так пусть она Вас больше не мучает. Вы нашли мне наследство и оно покроет все расходы. Так что мы квиты». Долго необычный этот случай обсасывался в печати и по телевиденью. Левые средства массовой дезинформации не переминули тут же выставить свой любимый тезис, как опасно держать в доме оружие. Выпуская Джери, Лэрри сказал беззлобно: «Опять выкрутился, гад». «Почему же Вы так?» «Вы ведь паразит на теле общества». «Допустим, что так. Но я-то беру у всех понемногу и только у тех, кто мне сам даёт. А вот государство забирает силой у таких, как Вы и кормит нигеров. Так кто тогда настоящий паразит – я или они?» «Спорить не стану. Только вот, я себе думаю: Вы же совсем неглупый человек и не без способностей. Почему бы Вам не развить успешный бизнес, завести семью и детей. Ведь не век же вы сможете жить так. А что потом?» Джери не стал высмеивать Лэрри. Не хочу, мол, корпеть, как вы все, «от девяти до пяти» и жить с одной бабой, да ещё детишкам задницы подтирать. Нет, он посмотрел на Дэрри серьозно и понимающе. «Понимаете, у каждого есть свои взгляды на жизнь и свои, если можно так выразиться, ценности. Вам ваши кажутся единственно правильными в жизни, а мне мои. Впрочем, я может быть подумаю над Вашими словами. В них смысл есть».
А спустя некоторое время, состоялся суд. Такие суды бывют нечасто, но они и не так уж необычны. Тому суду предстояло решить, не является ли попугай злобным существом, опасным для оружающих. В этом случае его следовало уничтожить. На суд пришли всей семьёй и принесли попугая. Когда все расселись и суд готов был уже приступить к делу, маленькая Синтия, плача сказала судье: «Please, please, don’t kill my bird! He is good! (Не убиваёте, пожалуйста, мою птицу! Он хороший!)». Судья посмотрел на неё и пообещал: «I will do what I could (Я сделаю, что смогу)». Давали показания Дэби, Сюзан и сам Лэрри. Из их свидетельств следовало, что птица вовсе не злобная, любит детей и что в их доме нет и никак не может быть никакого доступа для птицы к заряденному оружию. Судья тут же и постановил:
1) птица злобным существом, опасным для окружающих не явояется;
2) птица никогда не должна находиться в одном помещении с револьверами;
3) семье Праттов поручается забота о птице и соблюдение условия 2.
На этом суд и окончился. Судья улыбаясь сказал Синтии: «See, you got your bird back. Take a good care of him (Как видишь, ты получила назад свою птицу. [Ты должна] хорошо о нём позаботится)». Они пошли к своему автомобилю через площадь перед зданием суда. Многие оглядывались на них: какая хорошая семья – отец, мать, две прелестные дочурки. И такая милая птичка...
Май 1986 года
Продожение в книге "Проза".