Тихий час. Дети спят. Не хочется спать мне одной. В спальне так тихо, что я слышу, как стрекоза бьётся в окно. За стеклом листочки опали с деревьев, холодно, вот она и залетела погреться. Мне хочется поймать стрекозку и согреть под одеяльцем, но вставать нельзя. Опустив под кровать руку, я нащупываю на полу свои тапки. Достаю один, слюнявлю пальчик и рисую на подошве. Забыв о сне, я очень стараюсь, и у меня получается целый домик. Рисовать во время тихого часа на тапочках приятное занятие. Лишь бы не спать... Подошва быстро высыхает, и рисунок исчезает.
В спальню входит воспитательница. Заметив, что я не сплю, прикладывает палец к губам, показывая жестом, чтобы не мешала спать другим детям. Потом присаживается на край кровати и шёпотом спрашивает:
— Томочка, ты почему не спишь?
Прищурившись, я капризно отвечаю:
— Мой животик болит, он мне спать не даёт.
Она улыбается и тихо говорит:
— Давай я попрошу твой животик не болеть.
Я смотрю на неё, такую красивую, и согласно киваю. Приподняв пижаму, она мягко массирует моё тельце, тихо напевая:
— Вот сейчас наш животик перестанет болеть, и Томочка заснёт.
Поворачивайся на бочок, положи ручки под голову и закрой глазки!
Я погружаюсь в сон. Мне снится мама. Я чувствую ее нежный взгляд. От мамы так вкусно пахнет! Для меня в этом запахе весь мир.
Ее руки успокаивают, убаюкивают. Я слышу, как она поёт. Вдруг кто-то, громко смеясь, подкидывает меня вверх. Я лечу и вижу их двоих — они улыбаются. Точно, это они — мои папа и мама. У меня захватывает дух, я попадаю в руки отца — и просыпаюсь.
Накануне в детском доме прошли новогодние праздники. Всем детям Дед Мороз принёс подарки и спрятал под ёлку. В кульках много конфет, пряники, вафли, печенье, по одной шоколадке, по одному яблоку и апельсину. Дети безмерно рады и меняются конфетами. Заметив, что мы переели сладостей, воспитательница собирает то, что осталось от подарков, в один большой эмалированный таз и ставит его на кухонный сервант. После праздников шоколад делят на несколько частей и дают нам на полдник.
Вкусные новогодние запахи волнами ходят по комнатам. Днём это не чувствуется, но ночью сочные яблоки и апельсины источают неповторимый аромат, который проникает в мою постельку под одеяло, будоражит меня и не даёт уснуть. Я пытаюсь угадать по запаху, какие конфеты остались. Я хорошо помнила запахи всех конфет которые я хоть однажды ела. Так, это кажется конфета барбарис, а это запах «Алёнушки». Сильно пахнут вафли. Вообще-то в вафлях, я люблю только хрустящую корочку, приторная начинка мне совсем, совсем не нравится. А вот большую плитку шоколада ни с чем не спутаешь, я бы от нее ни за что не отказалась и съела бы прямо сейчас! Конфеты так и просятся в мой животик. Что же делать с моим носом? А может, в подушку его спрятать?
Как же я люблю Новый год! Как мне хочется конфет! Я уже большая, если встану на стульчик, то смогу дотянуться до тазика с подарками. Как говорит наша воспитательница, надо подумать!
Ночью меня будто кто будит. Я иду в комнату, подхожу к серванту, встаю на стульчик и дотягиваюсь до заветных подарков.
Достаю конфет столько, сколько могу съесть. Бумажные фантики прячу под подушку. Утром об этом происшествии забываю. Детям свойственно забывать то, что происходит с ними ночью. Эта история повторяется, пока мне не надоедает прятать конфетные обёртки.
Я просто бросаю их под кровать. О ночных похождениях быстро догадываются соседки, и уже вместе за пару ночей мы опустошаем половину конфетных запасов, пока, наконец, воспитатели не догадываются убрать их подальше от наших глаз. Старенькая нянечка баба Шура, убиравшая в спальне, наверное, догадывалась, чьих рук это дело, но меня, как и других детей, за конфеты не ругали. А может, я просто не помню?
Вскоре от сладкого, как сказали воспитатели, у меня загноится средний палец руки. Дети, увидев мою перебинтованную руку, любопытствует, что же я чувствую? Мне это нравится, я кажусь себе знаменитостью и стараюсь привлечь к себе как можно больше внимания. Демонстрирую свой марлевый кокон подробно объясняя всем, как сильно он болит. Воспитатели, завидев меня, спрашивают:
— Ну как, Томочка, сегодня твой пальчик не болит?
Поднимая вверх повязку, чтобы всем было хорошо её видно, я с важностью отвечаю:
— Смотрите, какой большой мой пальчик, значит, болеть будет ещё долго!
Мои подружки с восхищением смотрят на меня, а я купаюсь в всеобщем внимании и заботе.
Как мне нравятся такие минуты. Я чувствую себя настоящей героиней.
Нянечки пораньше укладывали детей спать и когда те, как им казалось, засыпали крепким сном, уходили домой, оставляя на всю ночь свет в коридоре. Дети лежали тихо-тихо, боясь шевельнуться. Находясь здесь с ранних дней своей жизни, они уже знали, что если никого нет из взрослых, то хоть закричись, никто не придёт на помощь.
В спальне малюток всегда была тишина, будто никого там и не было. Были такие дети, которых ночью надо было поднимать на горшок, иначе они писались в постельку. Этим детям доставалось больше всех, и они всегда плакали. Ночью, несмотря на лампочку в коридоре, в спальне было темно и страшно. Чтобы не бояться темноты, я крепко-крепко закрывала глаза, чтобы не видеть пугающие тени, бродящие между нашими кроватками, и старалась проснуться только утром.
Как-то поздней ночью отключилось электричество. Не найдя взрослых, две группы младших детей, напуганные темнотой, выбежали на улицу. Дети стали кричать, но на наши крики никто не отзывался. В посёлке горел свет. Мы дрожали от страха. Что делать? Возвращаться в кромешную тьму детской никто не осмеливался, а идти в посёлок через чёрную степь — далеко и опасно.
Старшая группа, пытаясь успокоить, окружила нас, но видя, что и они напуганы, мы ещё громче заплакали, взывая о помощи. Не зная, кого звать, каждая группа звала своего наставника, а потом хором стали звать маму.
— Мама, мама, — кричали мы.
Было очень страшно. Шестьдесят детей стояли в степи и захлёбывались плачем. Это было жуткое зрелище. Оно до сих пор в моей памяти.
Плач услышали местные жители, жившие через колхозное поле, и на лошадях прискакали к нам на помощь.
Вспоминая тот случай, я часто думала, почему мы в ту ночь звали родителей? Ведь многие из нас не знали и никогда не видели их. Видимо, все малыши в мире в момент опасности зовут на помощь своих мам, даже если их у них нет.
Как-то ночью меня разбудил плач. В темноте я пошла на звук.
Пройдя в группу, поняла, что плачут где-то на кухне. Звуки раздавались из кухонного шкафа. Распахнув дверцу, я увидела девочку. Это была Оленька.
— Почему ты в шкафу плачешь? — спросила я.
— Мне страшно! Я боюсь, — и закрыла лицо руками.
Оля появилась у нас недавно. Это была худенькая девочка. Кожа ее была до того белая, что хорошо выделялась синева над подбородком.
Ее часто носили на руках из-за учащенного дыхания, от которого она задыхалась.
Еще некоторое время я уговаривала её вернуться, но она ничего не хотела слушать. Девочка просидела в шкафу всю ночь, я же, охраняя её от чего-то страшного и напугавшего её, уснула рядом. Утром её увезли в больницу. Позже из рассказов я узнала о причинах ночного происшествия. Олегу, мальчику из старшей группы, пришла в голову мысль напугать ночью девочек из средней группы. Проникнуть через кухню в нашу спальню было легко. Олег подкрадывался к кроватям девочек, будил их и страшно закатывал глаза. Мы реагировали на это по-разному: некоторые просто со сна не понимали, в чем дело. А вот новенькую Олю он сильно напугал.
Олега отправили в интернат для детей с задержкой психического развития, и мы больше его не видели. Оленька тоже к нам так и не вернулась. Сказали, что не выдержало сердце. Что это значило, мы ещё не понимали.
Подобные истории чаще происходили ночью. Днём, находясь под неусыпным надзором воспитателя, и подчиняя кому-то свои желания, дети скрывали эмоции. Кто с чужим ребёнком будет возиться? Воспитатель, в силу своих обязанностей и ограниченного времени, скорее даст подзатыльник, и малыш, в страхе, что будет наказан, сделает все, что от него требуют.
Потому, особенно в ночные часы, с нами случались всплески неконтролируемых эмоций и фантазий. Вопреки здравому смыслу, дети рисовали красками на столах, раскидывали и ломали игрушки, путали детские поделки, которые сами собирали старательно днём, пачкали и рвали книжки, и один раз даже выкинули свои подушки и напольную дорожку через окно второго этажа. Такое поведение, скорее всего, было знаком нашего протеста против частого насилия над волей.