Каменный гость. Школа драматического искусства

 

     Семья командировала меня в театр Васильева на «Каменного гостя». Сам Васильев, обиженный на Москву за то, что отняла у него полтеатра, в Париже, а худ.руком Москва назначила его любимого ученика- Игоря Яцко, обожаемого мною актёра. Человека- карнавальной наполненности! Толстый, с косичкой, со свинячьей мордой, задранным носиком, короче - неотразим.

     А на этот раз давали версию оперы и балета, причём на афише значилось: пение- такие-то, речь- сякие-то ,и среди них– Яцко ! А за него я была согласна и на Даргомыжского.
  Словом, начинается спектакль. Мы усаживаемся на невыносимые скамьи, созданными для пыток- жутко жёсткие с перилами вместо спинки- у самой шеи (в других залах театра у зрителей перед грудью сетка, и можно на неё иногда прилечь, чтобы прийти в себя от восторга и усталости, а здесь- пыточная камера!). Но в первый момент ничего этого не замечаешь- потому что белые изящные перегородки посреди сцены забирают всё внимание.
  Десять  минут опоздания – и на сцену маршевым  строем выходят пять  Пушкиных – во фраках, цилиндрах, садятся на разбросанные по сцене стулья- ноги широко расставлены,    руки на коленях, взгляд  - довольно осмысленный - прямо в глаза зрителей - и пять минут сидят и молчат. Для меня это- миг блаженства! Изумительная мизансцена, живопись, элегантность-  ну хоть бы ничего большеи не начиналось! Жалко было только, что не было среди них Яцко.
 Неожиданно - а, может быть, этого они и ждали - на заднем плане прошла маленькая горбунья и уселась за рояль. Миг - и с нечеловеческой силой она ударила по клавишам! Народ обмер! Такого удара никто не ожидал от хрупкого существа.
   И сразу из- за  кулис выскочила бойкая молоденькая штучка, явно беременная - и прыгнула на свой стул, который с моей стороны зала не просматривался. Ах, если бы ещё и не прослушивался её голос- дивное сопрано с переходом на взвизгивание и с идиотическим смешком-  понятно, что Лаура идолжна выглядеть недоразвитой.
 Немножко попев (рояль практически всё заглушил), она вдруг решила показаться и моей половине зрителей:  выбежала левее, держа в руках кий, и начала плясать тарантеллу, тыкая этим кием во все стороны. Вот в этот момент сидящие Пушкины оживились и стали пытаться увернуться от кия. Удалось. На этом спектакле она никому глаз не выбила. Спела, сплясала- и пошла РЕЧЬ.

  Мужички по очереди стали произносить текcт, растягивая слова, педалируя каждый слог. Это было смешно и приятно - Пушкин всё-таки.

  Дальше– по тексту: молоденький, наголо  остриженный Гуан убивает - не вставая со стула, Карлоса, и все маршевым шагом уходят со сцены.
  Горбунья попила воды и снова навалилась на рояль. Из- за кулис двое –по виду носильщики - вынесли свечи, искусственные цветы и какой-то мусор - раскидали всё по полу, ушли. Появился тот же Гуан (никакой) и выпорхнула Анна. Очень низкое контральто, с очень длинной и долгой вибрацией - и опять странная речь Гуана с выталкиванием воздуха после каждого слога – и, наконец, маршем они уходят.
    И наступает момент истины: тем же тяжёлым быстрым шагом выходит новый Гуан –Игорь Яцко -  и всё становится осмысленным и прекрасным!  Он без обычной  косички, и без серьги в ухе (худрук всё-таки!)- глаза горят, живой, весёлый, наполненный воздухом—зал встречает его овацией. Он садится на тот же стул - но это уже Спектакль! Так, как он умеет перебегать глазами с одного лица на другое - не умеет никто!  Кажется, что он говорит именно с тобой! И хотя дальше он говорит с теми же паузами между слогами - но теперь это не кажется кунштюком, настолько дивный, глубокий голос, наполнный энергией, проникает прямо в душу, что всё ему прощаешь!
  Дальше где-то справа, там, где мне не видно, падает в обморок Анна, и Гуан в освободившееся время встаёт, идёт к авансцене, берёт бюст Вольтера из папье-маше, вынимает из заднего кармана фрака нож – и одним махом отрезает ему верхнюю часть черепа - под одобрительный гул зала!  Затем он режет её на две  части – и одну зачем-то протягивает Анне.  Она в ужасе поёт: «Диего! Что это?»
   А дальше носильщики приносят ему большую игрушку— два фехтовальщика дерутся нашпагах.Он начинает дёргать верёвочки, феховальщики начинают быстрее убивать друг друга.
Яцко начинает дико хохотать, зал тоже. После чего он уходит со сцены и очень долго хохочет за кулисами над нами.
   Поклоны: стройным маршем выходят все Пушкины и Яцко.Они сами хохочут - и зрителям ничего другого не остаётся!
   И на улице я понимаю, что смеюсь от радости – жизнь прекрасна!