Сатирикон. Достоевский

 
     « Записки из подполья» ДОСТОЕВСКОГО, РАЙКИНА И ФОКИНА



«Я – злой человек…
Я  -- плохой человек…»
(Достоевский)
  Полагаю,  что этот эпиграф адресован режиссёру…

Спектакль в «Сатириконе» начинается с карнавального выхода Константина Аркадьевича --   сумасшедший темп,  пластика,  чудный маленький оркестрик…
   Видно,  что актёр в прекрасной форме,  что по прежнему велик его потенциал:  он готов к любым сложным ролям  -  и по смыслу, и по глубине,  и по ритму.
   Но его подводит любовь к друзьям – режиссёрам,  которым противопоказано разрешать делать всё,  что вздумается с актёром и со зрителем без учёта умственных способностей того и другого.
   То,  что режиссёр придумал в спектакле -  всё удалось!  Пиррова победа: сделано всё,  чтобы смысл речей был тёмен,  и лишь танцы,  прыжки и вскрики остаются в памяти ошеломлённого зрителя… О чём философском  там бренчал  под овации и смех любимый актёр,  осталось непонятным, но впечатление от первой части спектакля проникнуто обоюдной радостью и актёра и зрителя…
   Совсем не то ощущение во второй части,  вызывающей тоскливую оторопь:  унылый бесконечный монолог борца с проституцией и самоедством человека,  судьба которого нам неизвестна и неинтересна.  Слушать это невероятно тяжело.  Текст совершенно несценичен. Обездвиженному на стульчике актёру  трудно с воодушевлением произносить очень плохо написанный текст( да-да,  Достоевский хорош не во всех своих размышлениях,  даже для чтения,  а уж дидактика для глаз и ушей -  казнь  египетская…).
   Не спасает ни театр теней,  ни исподнее,  в котором выходит герой, ( напоминающий Митеньку Карамазова,  отторгнутого от мира цивилизованного,  как только его раздевают до кальсон),  ни босые,  безукоризненной формы ступни…Да и пол-то холодный,  и зритель со страхом и нежностью ждёт,  когда  же,  наконец,  режиссёр разрешит актёру надеть носки -  и момент их медленного,  подробного натягивания вызывает в зале шумный вздох облегчения:  любят, любят у нас любимого актёра Константина Райкина!
   Но вот он уже не босой,  но всё ещё в нижнем белье -  уже в более ускоренном темпе заканчивает наставления себе и проститутке,  затем ещё одна массовая теневая проходка; сцена пуста --  и,  чисто по правилам Аркадия Исааковича -  мгновенно экипированный в вечерний костюм актёр выходит на поклоны,  сбирая дань восторгов,  которые исторгает  зал, благодарный за наконец-то возникшую тишину после громких банальных наставлений.
   Спасибо!  Нас теперь долго будет мучить жизнь проституток и судьба любимого артиста в нелюбимых нами,  холодных руках режиссёров...