Что я здесь делаю?!
Как я здесь оказался?!
Здесь везде знакомые мне люди, но я не знаю, кто они. Есть и незнакомые, и их я тоже не знаю. И как-то нет разницы между знакомыми и незнакомыми. Ведь всё равно не знаю, кто они.
И нечего удивляться. Я вот родственников своих всех знаю, а встречу – не всех узнаю. Знать и узнать как-то не всегда соприкасаются.
Все мы вроде как в подвале какого-то огромного старого замка. Полукруглые каменные своды, где высокие, а где прямо нависающие над головой.
Один низкий свод хорошо освещён, он бледно-абрикосового цвета. Под ним стоят люди, человек пять, у них на головах надеты мешки. Кто они, я не знаю. То есть, может и знаю, но я же лиц их не вижу. По умолчанию известно, что их сейчас будут казнить. А я должен смотреть. И не только смотреть, я должен с этим согласиться. Я должен это принять, и не должен возражать.
А я внутри не принимаю и не соглашаюсь, но молчу. Потому что знаю. Если скажу, что я против, то мне тоже наденут на голову мешок и поставят рядом. А те, кого я знаю, и те, кто меня знает, будут молчать.
И я молчу. Только незаметно отворачиваю голову, чтобы на это не смотреть. Мне не хочется видеть. А как только представилась возможность незаметно отойти, я ухожу. Я так и не увидел, как их казнили. Может, головы рубили. Или расстреливали. Или удушили. Мне конечно интересно, но я не хочу этого знать. Зачем? Результат ведь один.
Я хожу под сводами и не знаю, куда идти. Снова смотрю – стоят с мешками на головах, а вокруг люди. Люди уже другие, и своды другие, с голубой подсветкой. Я тут никого не знаю. И они на меня не обращают никакого внимания. Слушают такого эпатажного мужичка, жёлто-рыжего с чубом. Он очень пафосно выступает, кого-то клеймит. На карточного шулера похож, но не наш рыжий бестия.
И я начинаю понимать, что тут другой суд. Тут не те, кто за, казнят тех, кто против, а те, кто против будут казнить тех, кто за. И я должен согласиться с тем, что нужно быть против, а если по-другому – мешок на голову. Или достаточно будет просто молчать?
Очень хреново на душе-то. Я предаю одних своих, чтобы другие свои были довольны. Я предаю чужих, чтобы другие чужие были довольны. Куда ни крутанись – везде лучше молчать.
И как же быть? Я ж знаю, что среди тех, кто за, есть много тех, кто против. И среди тех, кто против, есть те, кто за. Значит, все, поголовно все – притворяются?!
Но не только ведь я знаю. И другие - знают. Все знают, что все притворяются. И всех ведь можно понять – все жить хотят. Ценой жизни тех, кого казнят.
Может, лучше примем еврейскую традицию агнцев резать и жечь? Чтобы своих хотя бы не резать? Но ведь это не спасло тех, кто чужой евреям, да и их самих – тоже.
И тут я узнаю. Откуда узнаю, не спрашивайте, - сам не знаю. Если под сводами борьбы с несогласными не находят несогласных, то их назначают. Всё равно нужно вывести человек пять, с мешками на головах. А если под сводами борьбы с согласными не выявляют на всё согласных, то поставят своих, несогласных. А чтобы не видно было, что свои – мешок на голову.
Когда мешок на голове - кто разберёт, согласная там голова или несогласная? А хоть кто и разберёт – всё равно лучше молчать. Все молчат.
Я всё-таки увидел своды, под которыми никого не было. Но там было всё засрано. Только своды были чистые, с побелкой, с подсветкой. Своды трудно засрать, можно только вымазать. А потом замазать. Но если останешься под такими чистыми сводами, то всё равно будешь в говне.