- Ефрейтор Ковригин! - послышалась негромкая команда часовому.
- Я! - последовал ответ.
- На пост шагом марш!
- Есть!
И чуть погодя услышал он от сослуживца:
- Пост сдан!
- Пост принят!
Так было у знамени полка. Так или примерно так было в этот час на других постах в полку. Не повезло им крупно в тот год: хотя бы просто, как люди, встречали бы они, первая рота, Новый Год в своей казарме, а не в карауле.
Но самое обидное, что наступает семьдесят седьмой год, когда их призыв будет демобилизовываться по домам, и его тоже встретили они на посту. Нет, не одни они такие в армии, но всё равно обидно.
Ровно в полночь, когда наступает Новый Год, и люди за столом чокаются тем, что у каждого есть, они, десантники первой роты, заступают на свои посты. Одни ёжатся от двадцатиградусного мороза и пронизывающего белорусского ветра где-нибудь в поле или в лесу, где даже полушубок не спасает от холода. Другие в тепле, у знамени полка, у какого-нибудь склада, на КПП или КТП, всё делают для того, чтобы не уснуть. В любую минуту, ночью, может прийти проверяющий или дежурный по части, а с офицером не поспоришь.
Двух часов на свежем воздухе хватает с избытком, чтобы и осмотреться по сторонам, пройтись туда-сюда, сжимая в руках своё оружие, и с соседями поболтать — если они есть, подумать о далёком доме и родных людях, и о многом другом, если, конечно, обстановка позволит. А потом выпадет им ещё два часа бодрствующей смены - для молодых. И только потом - сон да и то не полностью. Так и пройдёт ночь.
А потом наступит первый январский день года, когда караул продолжается, когда идут твои сослуживцы на пост и в столовку за «рубоном». У кого-то совсем другого голова будет побаливать от встречи Нового Года, и он весь день до вечера будет лежать в казарме, на своей кровати - положено. А они заняты нелёгким военным делом. Ну, а уж затем...
Всему приходит конец. Кончился и их караул. Вернулись они вечером в роту. И захотелось ребятам с одного призыва встретить по-человечески Новый Год, свой, дембельский. Снарядили деньгами и верхней лёгкой одеждой того самого ефрейтора Ковригина за местными «чернилами», проводили его из тёплой казармы на улицу, тёмную и морозную, а дальше он сам продолжит свой путь — Ковригин такой, сообразительный малый.
Путь ему предстоял, можно сказать, неблизкий, но, как говорится, для бешеной собаки преодолимый. Благо не такие уж высокие заборы окольцовывали их военный городок. Главное, чтобы этот путь лежал подальше и незаметнее от КПП и штаба полка, то есть, дежурного по части, и поближе к магазину, которому ещё оставался час работы, а его должно было хватить.
Пройдя вдоль побелённого каменного забора до нужного места, Ковригин взгромоздился на него и, перебросив ногу, уже было собрался спрыгнуть с другой стороны забора в снег, но остановился.
И тут аж перекосило всё его лицо, когда он увидел, что делается там. А там к нему бежал солдат из патруля, за ним второй, а чуть дальше и офицер. Не успел Ковригин убрать с забора ногу, как за неё ухватился этот солдат из патруля.
- К-у-д-а? - нараспев проговорил он.
- Туда! - ответил Ковригин и дёрнул ногой.
Но тот держал крепко — как говорится, мёртвой хваткой.
Подбежавший второй солдат тоже ухватился за эту ногу.
- Слезай сюда! - скомандовал появившийся с ними офицер.
Воле-поневоле пришлось Ковригину слезать с забора.
- В магазин намылился? - спросил его капитан, когда ефрейтор предстал перед его глазами, стоящим на заснеженной земле и крепко держащим солдатами с обеих сторон, - Новый Год отметить хотите?
Ковригин молчал, уставившись в снег.
- Отметишь на «губе», - продолжал офицер, - Там сегодня много вашего брата.
Но ефрейтор молчал, как партизан. И тогда капитан сказал:
- Отвечай: фамилия, имя, рота, ваш дежурный из офицеров?
Ковригин ответил. Он жалел не себя - что попался: отсидит сутки-двое на «губе» - ничего страшного. Жалко ему своих ребят в каптёрке, ждущих с нехитрой закуской его «чернил», чтобы отметить дембельский год. Жалко ему стало своего взводного, почти ровесника лейтенанта Волина, к кому он был посыльным. Теперь уже ему не бывать им.
Услышав всё, что ему было нужно, капитан развернулся и первым направился в штаб к дежурному по части. За ним уныло поплёлся Ковригин, за которым шагали двое рослых патрульных солдат.
«От таких не убежишь!» - подумал про себя Ковригин.
Одно лишь радовало ефрейтора: больше они не держали его ни за какие части тела.
Меньше, чем через десять минут их ходьбы вдоль забора и через КПП, провожаемый сочувственными взглядами однополчан, вычищенными от снега дорожками в городке они пришли в штаб полка, где его данные записали в отдельную амбарную тетрадь у дежурного по части - офицера полка. После этого патруль отвёл Ковригина на «губу».
Но ему повезло — должно же хоть где-нибудь повезти! В это самое время мимо штаба проходил знакомый сержант Волков из родной первой роты, правда, из другого взвода. Обратив на себя его внимание и зная, что дежурным по роте сегодня назначен лейтенант Волин, Ковригин просил передать через Волкова лейтенанту, что он задержан патрулём и перепровождён ими на «губу» - пусть его там ищут.
Гарнизонная гауптвахта располагалась, слава богу, неподалёку от штаба полка. И легко одетый Ковригин не успел замёрзнуть, пока его вели туда. Возле ворот они расстались: уже один из солдат патруля повёл его на «губу», а остальные обогнули забор и скрылись за ним.
- Ловить отправились, - подумал про себя Ковригин.
Не обманул офицер, когда сказал, что на «губе» было в тот вечер много народу и довольно разнообразного. Кого там только не было! И молодые солдаты, и старослужащие, и сержанты, и даже старшина. Одеты, в чём были захвачены патрулём: в ношенных шинелях, в бушлатах, полушубках и прочей одежде. Неодетых тоже хватало — а ведь на «губе» было довольно прохладно. Кто дремал — лёжа или сидя, кто стоял, облокотясь на что-нибудь, а кто ходил, как зверь в клетке, из угла в угол. Были там поддатые, но большинство - трезвые.
Ковригин нашёл себе свободное место и стал ждать своей участи. А участь его должна была решиться завтра утром, когда определённое количество арестованных «гбешников» выйдет на очистку полковых туалетов, дорожек и прочих общественных мест. За час, что провёл он на «губе», ещё прибавилось двое однополчан: один молодой солдат - сразу видно, за чем его, бедного, «деды» посылали, и один старослужащий — был он неодет по-зимнему и лыка не вязал.
За этот минувший час стал замерзать Ковригин, пока его не окликнули по фамилии.
Ковригин узнал лейтенанта Волина. Под его ответственность забирался арестованный с «губы», о чём расписался лейтенант в гарнизонной амбарной тетради. Через несколько минут они уже шагали по направлении первой роты.
А ещё через некоторое время ефрейтор Ковригин заступил в наряд дневальным по роте. Но и тем он был доволен, даже когда говорил своим сослуживцам, что досталось ему от лейтенанта Волина ещё три наряда, и он не знает каких. Но то, что они будут, он не сомневался.
Сентябрь 2017 г.
Боровуха — Москва
Белоруссия - Россия