Без родины 2 - Глава 7
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
На следующий день у меня возникает сильное беспокойство по поводу ямы перед храмом. Нужно ее заделать, причем капитально. Причина первая – человеческие кости слишком доступны для вандалов, вторая – народу будет трудно пройти на молебен. Но если работу я могу выполнить сам, как мне достать стройматериалы?
Я подхожу к Валентине Николаевне с вопросом:
– Глава сельсовета, а ты знаешь, где лежат черепа неизвестных воинов? И скелеты местных жителей, чьи могилы разорили при строительстве дороги?
– Знаю. – Отвечает она, – но не воинов, а монахов. В первые годы советской власти при храме существовал неофициальный монастырь. Священник божий был человек, тянулись к нему духовные чада. Из Москвы, Серпухова приезжали. Коммунисты дождались праздничной службы на рождество, и ночью со всеми расправились. Моя бабушка так рассказывала.
– Третья версия, чьи черепа, – говорю я со вздохом, – но, наверное, теперь это не важно, все равно не установить. А важно то, что они практически на открытом воздухе. Надо схоронить.
– Надо, – соглашается она.
– Я сварил бы металлическую конструкцию, и бетоном залил, но где металл взять? Его понадобится много! Укрепить, как следует.
– У председателя совхоза, где же еще!– подсказывает Валентина Николаевна.
– Мне не послышалось, про совхоз? Его давно нет!– говорю я с недоумением.
– Совхоза нет, а председатель есть. Он один остался, раньше в совхозе водителем был. Сейчас на пенсии. Ему банк, где земли совхоза заложены, приплачивает. Чтобы он в качестве официального лица подписывал документы. А ты не знал, как тут дачники появляются?
– Если честно, нет. Но чем мне этот зицпредседатель поможет? Я в его подписи не нуждаюсь!
– А под его управлением еще остался мех двор. Сейчас это платная стоянка. На ней арендаторы держат посевную технику. В конце стоянки есть овраг, куда совхоз в хорошую жизнь сбрасывал все, что считал лишним. Тебе ведь новый металл не нужен? – спрашивает Валентина Николаевна.
– Нет, конечно.
– Тогда пошли домой к председателю! Он разыщет в овраге ферму от сломанного подъемного крана. Разрежешь ее болгаркой, и все дела! – говорит Валентина Николаевна так легко, что я начинаю и в самом деле думать, что это просто.
– Что, бесплатно? – с недоверием спрашиваю я.
– Для храма бесплатно. Он уже подходил, предлагал помощь. Но если ты нас обманешь, больше меня не беспокой. Я не то, чтобы помогать, я тебя видеть не захочу! – строго говорит она.
Валентина Николаевна закрывает сельсовет навесным амбарным замком, ключ отдает в амбулаторию, с которой делит дом, и мы отправляемся искать председателя совхоза. Им оказывается сплошь седой и морщинистый дед. Он словоохотлив: засыпает нас кучей вопросов, и, не дожидаясь ответа, переходит к следующей теме. Однако показывает себя человеком дела: и уже через час на личном тракторе притаскивает к храму все необходимое.
– А на цемент возьми у Ивановой бабки,– говорит мне Валентина Николаевна.
– Что за Иванова бабка? – осведомляюсь я.
– Инвалид на коляске, живет во втором доме от остановки. Ты наверняка ее видел. Она все лето провела у трассы, продавала березовые веники для бани. Сейчас не выходит, помирать собралась. Звонила, говорила, что желает перед смертью пожертвовать на храм. Хочет попасть на службу в загробном мире. – Задумчиво глядя куда-то в небо, говорит глава сельсовета.
– Я что, с умирающей деньги возьму?– с возмущением спрашиваю я. Это кажется мне кощунством.
– Она верующая, отец Лаврентий иногда приезжает ее причащать. О том, что копит не на похороны, а на храм, знают все. Если ты возьмёшь у нее деньги и потратишь, как она мечтает, ей помирать будет легче. Только смотри у меня, без обману!– еще раз предупреждает Валентина Николаевна.
Иванова бабка встречает меня, сидя на кровати в своей избе, за недостатком ухода грязной и неприбранной, впрочем, как и сама она. Долго рассматривает, вытирая слезящиеся глаза мозолистыми пальцами, как я выгляжу. Потом без тени эмоций, на уже лишающемся жизни лице, дает мне деньги, пытаясь при этом приложиться к моей руке, как будто я священнослужитель. И без того смущенный, я совсем теряюсь. Не придумав ничего лучшего, я целую засаленный платок, покрывающей ее лоб. Она вдруг улыбается, и на секунду я интуитивно вижу, какой она была, молодой и полной сил.
Выйдя на улицу, я оглядываюсь. Бабка Иванова смотрит в покосившееся окошечко, и, шевеля черной от пыли занавеской, на прощанье медленно машет мне ладошкой. Я машу ей в ответ, сажусь в машину и заглядываю в конверт. Денег она дала немного, но купить цемент этого хватит.
Чтобы выполнить задуманное, я на следующий день приезжаю к храму пораньше. Но то, что я вижу, а, вернее, чего не вижу, вызывает у меня сильное расстройство: металла, который мы вчера приготовили, нет. Следы, говорящие о том, что он здесь был, есть. А его самого нет. И, вокруг ни одной живой души. Похоже, свидетели того, что здесь произошло ночью, отсутствуют.
В состоянии полной растерянности я сижу в ГАЗели, когда появляется пожилая крестьянка. Она гонит корову по дороге, в сторону поля.
– Вы тут никого не видели? – спрашиваю я, скорее для очистки совести, чем действительно надеясь узнать что-нибудь.
– Че, сперли что-то? – спрашивает она хриплым, простуженным голосом.
– Ага – грустно отвечаю я.
– А ты ничего не бросай в Настино без присмотра, не маленький! Кто тут только не шарашится! Каждый час машина с «лапой» проезжает, железо ищет! Вчера у меня бочку ржавую сперли, а че в ней веса? Да на тебе лица нет! Ценное было? – откашлявшись, спрашивает она.
– Нет, ничего, ничего, все в порядке! – пытаюсь отговориться я. Но крестьянка, не поверив мене, огорченно цокает языком и гонит тощую корову дальше, наполняя округу печальным звоном ее колокольчика.
Я окончательно понимаю, насколько безвыходно мое положение: я теперь ничего не могу сделать. Что ж, нет, так нет. Я, по крайней мере, попытался. Я принимаюсь думать, как мне вернуть уже купленный цемент в магазин, но вспоминаю про Иванову бабку. Как я принесу ей деньги обратно? Она их не примет! Да и Валентина Николаевна перестанет мне верить, скажет, что я опять всех обдурил. Что же делать?
Я решаюсь приобрести необходимое количество металла на свои личные деньги, и уже через два часа возвращаюсь обратно. Непомерно загруженная ГАЗель едва ли не скребет днищем по асфальту. Поскольку возле храма, как выяснилось, ничего оставить нельзя, мне пришлось съездить в магазин с цементом в кузове.
Когда я разгружаю машину, появляется помощница Валентины Николаевны, Надя. Глядя по сторонам, она спрашивает:
– Я слыхала, у тебя металл украли?
– Не совсем! – отвечаю я, опустив глаза, – была заминка, но сейчас ситуация под полным контролем!
– А куда ферму дел?– спрашивает она, справедливо подозревая меня во лжи.
– Сменял на новый металл, причем очень выгодно! – уверяю я.
– Ну–ну! – смеется Надя, и, оставив пластиковую бутылку с молоком, уходит.
Молоко поднимает мне настроение, которое, впрочем, вновь портится, как только я вижу, что мой электрогенератор не хочет нормально работать. Это похоже на сглаз какой-то, честное слово!
Я ругаюсь вслух, когда на дороге останавливается большой черный джип. Из него под характерные звуки индийской музыки выходит человек неизвестной мне национальности с очень темным лицом. Как быстро выясняется, на русском он изъясняется сносно, хотя и с сильным акцентом. Приятно улыбаясь, иностранец спрашивает:
– Я извиняюсь, чем вы тут занимаетесь?
– Пытаюсь вход в храм отремонтировать. А вам-то что? – недружелюбно спрашиваю я.
– Наша фирма хочет купить этот участок земли, а храм сделать местом культурного отдыха. Как музей – объясняет он.
– Какое место отдыха? Это же кладбище! Или в вашей стране принято среди покойников развлекаться? – я прыгаю в яму, беру в руки ком земли, и, очистив, показываю, – эта кость была частью чьего–то пальца. И так тут везде, где ни копни!
Иностранец бледнеет, ему становится нехорошо:
– Простите, пожалуйста, мы об этом не знали. Конечно, никакого отдыха здесь не будет. А там? Тоже кладбище?– он показывает на другую сторону оврага, где виднеется недостроенное здание, давно брошенное совхозом.
– Нет, – отвечаю я,– там, насколько мне известно, все хорошо.
– Спасибо! – говорит он, и направляется к джипу.
Я опять пытаюсь привести в чувство генератор, однако, несмотря на мои отчаянные попытки, тот не хочет заводиться. Иностранец замечает мои мучения, возвращается, и неожиданно предлагает мне подключиться к электрической линии, которую он недавно протянул в уже купленное им здание.
– А сколько это будет стоить? – Любопытствую я.
– Бесплатно. И я, вам провод дам. – Говорит он.
– Вы христианин? – спрашиваю я.
– Нет!– он категорично качает головой,– я индиец, эмигрировавший из Пакистана. У нашей семьи нет конкретной религии. Но это ничего не значит, мы верим, что Бог есть. Мой отец ведет бизнес в Китае, и помогает восстанавливать буддийский храм. Так мы служим Богу: поклоняемся ему по правилам той местности, где живем.
После некоторых колебаний я соглашаюсь принять помощь. Пакистанец достает бухту кабеля из своей машины, объясняет, где точка подключения, и оставляет меня. Потратив еще два часа на разную техническую канитель, я начинаю ремонтировать вход.
© Copyright:
Виталий Поршнев, 2017
Свидетельство о публикации №217092700063