Жданов Иван Антонович (рабочее название).
1.
Еще ребенком, человек, едва освоив речь, начинает засыпать взрослых вопросами об окружающем мире, о себе и о других людях. Как я появился на свет? – и в ответ слышатся сказки про аистов или про капусту в огороде или про покупку в магазине, отнюдь не правда, что и чувствует ребенок, с детства научаясь лжи. Зачем надо спать? – когда совсем не хочется. Почему люди умирают и куда они деваются после смерти? – и взрослые не всегда могут ответить на такие «детские» вопросы.
Человек взрослеет и, познавая мир, получает ответы на некоторые вопросы. Но их место занимают вопросы другие. В чем смысл жизни? Что нас ждет после смерти «на том свете»?
Подобные вопросы люди задавали себе на протяжении всей истории человечества.
_________________________
Жданов Иван Антонович, офицер в отставке, служивший в ракетных войсках, а теперь проживающий в пригородном поселке в своем особняке, который успел он построить, пока достаточно был «молодой», здоровый, сильный, теперь, однако, старый, сухой и сутулый с поседевшими волосами, - как-то в жаркий летний вечер, ближе к ночи, возвращался из города в свой поселок на пригородном поезде – ехать было около 30 километров. В городе он был в больнице, - у него случился инсульт и увезли его туда на скорой. Сразу после больницы он еще заходил к нотариусу и писал завещание, поэтому и припозднился и вместо автобуса ехал домой на поезде, который отходил поздним вечером. Вот поэтому в вагоне всё время пока он ехал, его не покидали грустные, серьезные мысли о близкой смерти, о суете сует мирской жизни (уж не пойти ли в монастырь, как модно стало сейчас), о бренности бытия вообще.
Пригородные поезда в последние годы почему-то стали ходить полупустые. Их даже закрывали, и не пускали по нескольку месяцев из-за нерентабельности. Но открывали и запускали в меньшем количестве вагонов по просьбам и жалобам жителей пригородов, которые ездили утром рано на работу в город.
На станции, первой от города (в 5-ти километрах), в его вагон вошел блондинистый господин, средних лет, «при галстуке в костюмчике» или наоборот, с поношенным портфелем, какие уже не носят, - и сел напротив. Как редко можно встретить человека понимающего и принимающего разговор. Разговорились.
Да, – говорил Иван Антонович, задумчиво глядя в окно на мелькающие деревья лесополосы и домики садовых участков; вдоль всей железной дороги были расположены сады-огороды различных СНТ, поэтому станций-остановок было много, и ехать до пригородного поселка было долго, - «на каждом столбе» останавливался поезд.
- Вы женаты? – спрашивал он, повернувшись к собеседнику, и едва тот кивнул, не дожидаясь ответа устного, Иван Антонович продолжал, будто спешил высказаться. – Я вот тоже был женат, а женился поздно, когда на пенсию вышел, - у нас, военных, пенсия раньше, аж в 45 лет.
Жениться никогда не поздно. Я женился в 48 лет. Нельзя человеку быть одному. Ну, с детьми не получилось. А жена была старше меня на 4 года. Она тут учительницей, так что «без детей - детей хватало». И ушла она на тот свет раньше, болела. Всю жизнь мне «везло» с одиночеством…. –
И дальше Иван Антонович пересказывал свои «скитания» по разным воинским частям, как он объехал полстраны, побывал и в Сибири. Улыбаясь, констатировал: «В кабинете один сидишь всегда, по частям ездишь, на учения и то поговорить было не с кем, только всё о работе, о вооружении, о тактике и стратегии. Грустная жизнь прошла».
Белокурый господин слушал внимательно, отвечал на вопросы коротко и, по-видимому, был неспешного скромного нрава. Он назвался страховым агентом и сказал, что едет в деревню Пумба по делу о пожаре. Он спросил, - не слышал ли Иван Антонович о большом пожаре в Пумбе. «Ну конечно слышал, как не слышать. – Два дома сгорели дотла, говорят, и еще пострадали соседские. Так мне в больнице сказали».
- Да ведь это в девяти километрах от меня, от нашего поселка, господи ты боже мой! – сказал он будто обрадовавшись. – Но, простите, сейчас на станции ты машин не найдешь, неужто такси из города вызывать? Брось. По-моему, самое лучшее – у меня переночевать, а утром спокойно поедете, хоть на первой маршрутке. –
Страховой агент подумал и согласился.
Когда приехали на станцию, солнце уже стояло за домами, освещая крыши красным светом, и вскоре скрылось совсем. Всю дорогу от станции до конца поселка шли молча. Проходили мимо кирпичного завода и цементного предприятия, где за заборами все еще раздавался производственный шум.
- Неужели в две смены работают, - глядя на вечер, спросил Ивана Антоновича страховой агент.
Только за лесопосадкой открылся относительно новый коттеджный поселок. Этот район отделялся от основного поселка. Тут даже на въезде стоял шлагбаум. Это было «элитное поселение», и жили тут люди из начальствующих: директор завода, главный бухгалтер и прочие, как пояснил Иван Антонович.
Его дом третий от шлагбаума, в сторону по перпендикулярной к основной улице.
Дом, мало того, что был двухэтажный, состоял еще из двух половин: в одной была большая гостиная «зала» с диванами, легким столиком посередине и большим камином в углу, а в другой половине была кухня, туалет с ванной комнатой со стиральной машиной и небольшая спальная комната, в которой и спал показывающий свой дом Иван Антонович. Второй этаж пустовал. Мебель была тускло подморённая в красный, срубленная, будто бы, топором плотника, под старину. Стены в синих обоях, с вкраплениями белых цветочков, абсолютно голые, - ни одной картины. Зато в правых углах во всех комнатах треугольные полки с иконами и потухшими лампадками перед ними.
- А это! – проследил взгляд гостя хозяин, - Учительница моя на старости разуверилась в теории Дарвина, а «пришла» к Богу Всемогущему! – объяснил он. – Раньше и гости бывали к ней частенько и разговоры вели умные…. –
Прошли на большую кухню с длинным столом на 6 персон, по стульям, у углового шкафа со стеклянными дверками, за которыми стояли фигурные красивые бутылки и бокалы с рюмками. В другом углу была плита и раковина, с полками-шкафами для посуды. Холодильник у дверей был достаточно наполнен. Имелась и ветчина и огурцы в банке, так что стол был накрыт, как бы «само собой», к бутылочке водки. «Какая же встреча, если за неё не выпить!».
Первую рюмочку выпили с тостом: «за знакомство, - Фёдор – Иван Антонович».
Один выпил задумавшись, а другой, Иван Антонович – с веселым, оживленным видом, как человек, который имеет что-то рассказать интересное.
Разговор начал Фёдор, страховой агент. Он посетовал, что, вот, начальство ругалось – ведь должен был еще днем выехать по страховому случаю, а я дожидался звонка и выехал только вечером. И куда сорвался? Последний автобус в 19-00. А лето, и казалось так светло, как днем. Раз уж на вокзале в городе оказался, то уж, думаю, поеду на пригородном поезде (автовокзал от железнодорожного в 500 метрах). А тут и поезд идет медленно. Вот и маршрутка, как ты говоришь, последняя в 19-30 до Пумбы этой. Еще и погорельцев искать… - где они теперь, у соседей? У него было своё огорчение.
- Мир не без добрых людей! – говорил Фёдор медленно и тихо, покачивая головой. – Жаль, что добрые люди все состарились.
- Совершенно верно. Согласен – ответил Иван Антонович.
- Время уходит и всё теряется во времени, и очень жалко, что в нашем городе уже нет людей отзывчивых и добрых, которые бы могли поговорить, посоветовать, помочь. И вообще, - поговорить не с кем стало. Старики и те редкие, кто умеет вести умную и интересную беседу. А это большая потеря качества жизни. «Даже интеллигенция не возвышается над пошлостью; уровень развития людей интеллигентных, уверяю вас, нисколько не выше, чем у низшего сословия» - где-то я вычитал. –
- Совершенно верно, - одобрял слова Фёдора, умствующего страхового агента, Иван Антонович, наливая и по второй рюмке и яростно закусывая. Проголодался он за целый-то день.
- Вот, вы сами наверное знаете – продолжал Фёдор тихо и с расстановкой, - что в наше время все равнодушные стали. Уже всё стало неинтересно и незначительно людям (прибыли не приносит). Даже высшие духовные проявления человеческого ума, только с точки зрения практической пользы оцениваются. А ведь ум-разум – проводит резкую грань между животными и человеком и намекает на божественное происхождение людей. Поэтому даже ваша жена, - учительница, потянулась к символам, к атрибутике этого Божественного. Во всей интеллигенции модным стало почему-то обращаться к религии. Это такая-некая мечта человеческого разума о бессмертии, которое предлагает любая религия, бессмертие которого нет. Ум, разум желает скрасить для человека существование в этой материальной суете. Ум служит человеку единственным источником наслаждения. А когда мы не видим и не слышим вокруг себя проявления ума, - значит мы лишаемся наслаждения. Правда у нас есть книги. Я в последнее время полюбил книги читать. Но это совсем не то, что живая беседа и общение. И такое сравнение можно сделать: книги – это как ноты, к нашему настроению, а беседа – это уже как пение, музыка звучащая. Ноты читать одно дело, только тебе одному понятное. И то не каждый ноты понимает. –
Наступает молчание после второй и третьей рюмки. Гость и хозяин плотно закусывают.
- Эх! – выдыхает Иван Антонович. – Захотел ты от нового поколения ума! И книги-то не читают. –
И он рассказывает, как жилось раньше здОрово, и весело и интересно, какая была у нас умная интеллигенция, и какое было уважение и дружба. Давали деньги взаймы безо всяких расписок. Он вспомнил, как брал у местных большие суммы вначале строительства своего дома, как к нотариусу возил его директор того же Кирзавода.
А какие были походы на природу всем командирским составом с женами. Как служил он около Енисея в Сибири. А жена одного батальонного командира, странная женщина, одевалась в военную форму и уезжала в город одна. Говорили все, что в крупном городе у неё был роман с каким-то другим офицером и форму она одевала, чтобы проникать в другую часть к своему ухажёру. Муж же ничего так и не узнал, пока ездил он по учениям по командировкам – жена налево ездила. И никто не предавал огласке, хотя знали все, подозревали. А может просто она ездила гулять, без романов всяких. Не то что теперь: всё про всех известно. Честь была раньше среди мужчин.
Фёдор слушает и будто не слышит; он о чем-то думает и прихлебывает пиво. Которое было вынуто из холодильника со спором: ёрш получится, голова будет болеть, - ну и что, когда еще два человека понимающие встретятся, первый раз что ли, переживём. Иван Антонович обещал проводить страхового агента и помочь найти тех погорельцев завтра, чтобы тот смог подписать и выправить все бумаги.
- Мне часто снятся умные люди и беседы с ними, - говорит он, неожиданно перебивая Ивана Антоновича. – Мои родители были прекрасные преподаватели, тоже как твоя жена учителями всю жизнь, правда, отец преподавал в Педагогическом университете. Мне кажется, что если бы я тогда послушал его, то был бы неплохим профессором. Но я выбрал практическую сторону и пошел в финансовый техникум, в маленьком городке. Тогда я просто стремился избавиться от родительской опеки. Молодые всегда хотят погулять на воле: дискотеки и девушки и прочее. Учеба была побоку. Так и не вышел из меня финансист. – Взгрустнулось и Фёдору и это созвучно оказалось утреннему настроению.
- Да. Может быть, теперь бы я находился в самом центре среди умственных людей, в театры ходил бы и обсуждал спектакли…, - продолжал Фёдор. – Конечно, ум-разум тоже не вечен, свойственно и уму умирать и возрождаться, я думаю. По истории глядя. Вот, те же Египтяне сначала достигли огромных высот цивилизации, - и пирамиды и медицина у них была. Потом Египет пал, а Римляне поднялись и тоже оставили нам наследие: стихи, там и книги. Потом опять варварский период. В первые века Христианство было поднялось и опять в Средневековье начали убивать, ведьм, сжигать до самого Возрождения. Так прослеживается взлет и падение ума-разума. И у нас тоже самое творится. То упали до репрессий, убийства миллионов в лагерях Гулага, - потом поднялись до полетов в космос и развития электроники, поэзия и литература шестидесятников, опять же. А теперь падаем вниз, как будто – кнопочки давим и об уме-разуме забываем снова. – Будто открытие сообщал Фёдор Ивану Антоновичу, даже голос его из тихого перешел в патетику.
Не глядя собеседнику в глаза, тихо и с паузами, Фёдор продолжал говорить об умных людях и об их достижениях, а Иван Антонович внимательно слушал его и соглашался: «правильно. Совершенно верно».
- Жизнь – это как ловушка для ума-разума. Когда мыслящий человек достигает возмужалости и приходит к нему зрелое сознание, то он невольно чувствует себя в ловушке, из которой и выхода-то нет. На самом деле, подумай, - против нашей воли вызваны мы какими-то случайными связями хромосом из небытия к жизни… Зачем? Хотим узнать смысл и цель своего существования, а природа не дает ни одной подсказки, в природе всё хаотично и непредсказуемо или же мы встречаем одни нелепости. Стучимся мы в её кладовые: пытаемся закономерности выявить- а там одни вопросы: то квантовый мир открываем, в котором вообще трудно разобраться без бутылки… - в этот момент Иван Антонович берется за бутылку в реальности и наливает по последней.
- И вот, приходит к человеку смерть, - продолжал Фёдор, - тоже против воли, с которой бороться никак невозможно. Люди как в тюрьме, в камере принудительного общения, связанные общим несчастьем, - чувствуют себя легче, когда сходятся вместе. В жизни оно так, - не замечаешь ловушки, когда люди умные, склонные к анализу и обобщениям, сходятся вместе и проводят время в обмене свободных идей. В этом смысле ум-разум дает наслаждение незаменимое. –
Под последнюю и Иван Антонович сказал свое слово. Выпили с тостом: «за жизнь!»
- Ничего. Всё пройдет, но общение это хорошо и это наслаждение. Вот общаюсь я с женой своей, с Тамарой, с её фотографией и так хочется верить в бессмертие, - что мы с ней встретимся на «том свете». А ты веришь в бессмертие души? –
- Нет, уважаемый Иван Антонович, не верю и не имею основания верить. Бога нет, так научили меня и отец мой и мать, а потому и бессмертию не бывать. –
- Признаться, и я сомневаюсь. Но видел, как преобразилась моя Тамара, когда крещение приняла в пенсионном возрасте. А у меня такое чувство поднимается, после того, как выпью немного, вот как сегодня, - что будто я никогда не умру. Ой, думаю себе, старый хрен, - умирать уже пора! А в душе какой-то голос шепчет: не верь, не умрешь!... –
Вначале двенадцатого гость и хозяин улеглись по своим приготовленным местам. В гостиной было постелено на раскладном диване, а Иван Антонович прошел к себе в маленькую спаленку тут же на первом этаже недалеко.
Конец.