В последнюю армейскую зиму в наше расположение приходит гонец и сообщает, что меня ищут повара для какого-то важного разговора. Встречаюсь с ребятами в столовой перед обедом. За столом с чайком завязывается неторопливый разговор и меня начинают убеждать заняться с их точки зрения очень выгодным бизнесом. У кашеваров с их слов совершенно случайно образовался солидный излишек тушёнки и мне, зная мои обширные связи с внешним миром через КПП, предлагают поучаствовать в реализации ценного продукта на сторону.
Я нахожусь в прекрасном настроении и отвечаю им особо не раздумывая:
- Представьте себе такую картину, я после дембеля женюсь, родятся сыновья. Подрастут и спросят: - Папа, а ты что в армии делал?
И я им отвечу:
- А я в армии не боевую задачу с оружием в руках в карауле выполнял, а в хозвзводе отжирался и крысятничал, воровал еду у своих же армейских друзей и продавал её на сторону, карманы свои деньгами набивал! То-то удивятся детишки!
Мы с этими предприимчивыми скобарями- поварами начинали службу, были вместе в карантине и быстро сдружились. Они ещё тогда узнали про возможность затесаться в хозяйственный взвод на тёплые места и подбивали меня уйти в повара вместе с ними. Меня их предложение не вдохновило, я ответил, что если уж мы попали в ракетные войска, то надо полностью пройти всю службу по максимуму, а не над котлами с кашей. А то потом что ты вспомнишь на гражданке? Что и когда варил на обед, завтрак и ужин и выучил наизусть нормы закладки брюквы и турнепса?
Повара не на шутку рассвирепели, они из-за сытного своего положения уже успели привыкнуть к почитанию и заискиванию всей многочисленной армейской своры от рядовых до офицеров, очень недовольны моим прямым ответом и тихонько бормочут себе под нос проклятья и ругательства в мой адрес.
Я в ответ беззаботно смеюсь им в лицо, подпольное альбомное производство позволяет жить по армейским меркам довольно широко, и предлагаю поварам устраивающий всех компромиссный вариант. Могу помочь им совершенно бесплатно с реализацией тушёнки, а взамен в любое время суток, если мне захочется покушать жареной картошечки с мясцом или рыбкой, я присылаю к ним гонца, и они должны немедленно поднять наряд по столовой и в кратчайшие сроки выполнить моё желание.
Щекастые служивые в колпаках заметно приуныли, они надеялись дать мне заработать по рублику с банки, а здесь я предлагаю им только дополнительное напряжение. После оживлённого обсуждения стороны пришли к консенсусу – я свожу их с покупателями, сам в продаже участия не принимаю, а взамен один раз в неделю в ночное время имею полное право на метровый противень жареной с лучком картошки с мясом или рыбой, причём деликатес я буду употреблять в казарме! Сбудется мечта всего голодного первого года службы!
За следующую неделю я не спеша нашёл старого знакомого гражданского питерца, работающего на сборке ракет и сделал заманчивое предложение. Он пообещал забрать любое количество тушёнки, в середине восьмидесятых этот ценный продукт в пору всеобщего дефицита шёл «на ура».
Договорились о месте и времени обмена денег на товар, но повара, опасаясь видно за свои не в меру разжиревшие задницы, ведь в случае поимки всем светили реальные немаленькие сроки, всё-таки слёзно попросили меня проконтролировать процесс, им ну никак не отлучиться сейчас надолго из столовой… Встанет всё отлаженное производство каш и супов намертво! И пресловутый бром для снижения потенции некому будет сыпануть щедрой пригоршней в кисель!
Вся рисковая операция по незаметному хищению калорийной армейской собственности прошла быстро и чётко. В назначенное время в стремительно надвигающихся северных сумерках из кузова ГАЗ-66 хозяйственного взвода несколько объёмных и увесистых тюков быстро вылетают в придорожный сугроб, я в это время совершенно случайно топчусь рядом, за несколько минут быстренько засыпаю мешки снегом и потом неторопливо покуриваю. Через полчаса подъезжает гражданский автобус, и тяжеленные мешки уже с немалым трудом совместными усилиями мы стремительно затаскиваем в салон. Получаю от покупателя увесистую денежную куклу, которую не считая заталкиваю поглубже в карман куртки.
Вечером передаю сильно нервничающим поварам нажитое непосильным трудом и требую после отбоя приготовить противень картошечки с рыбкой, те радостно соглашаются. Всё это время они видимо ставили себя на моё место и были уверены, что я кину их с деньгами, соблазн всё присвоить был для них велик, сумма ведь была по тем временам умопомрачительная.
На ужине я совершенно не прикасаюсь к каше и этим сразу же вызываю веские подозрения моих внимательных товарищей по оружию:
–Ты что, посылку получаешь сегодня? Или уже успел где-то подхарчиться? Колись давай!
Я только лениво отнекиваюсь, мысленно представляю себе их удивление, когда гонец после отбоя притащит дымящийся противень с ароматной картошкой из столовой. Такого в казарме ещё никогда не было, считалось большой удачей выпросить у высокомерных поваров лишний кусок, ну а что бы они специально для кого-нибудь готовили что-то вкусненькое…. Да ещё на вынос из столовки…. Это была фантастика.
После отбоя выжидаю, пока ответственный по подразделению прапорщик уходит домой и посылаю самого толкового молодого из наряда в столовую, подробно инструктирую, кого найти и что делать.
Он появляется обратно довольно быстро с полным противнем дымящейся картошки, на его плече весело болтается противогазовая сумка с хлебом, сахаром и маслом. Неповторимый аромат жареного лука и картошки уверенно распространяется по казарме, все служивые, кто ещё не успел заснуть, изумлённо тянут шеи и таращатся на исходящую паром гору армейского деликатеса.
Я чрезвычайно доволен и делаю знак ребятам из своего призыва, им повторять не нужно, быстренько находятся ложки и дружной компанией мы рассаживаемся в ленинской комнате. Картошка просто превосходная, сочная, с хрустящей корочкой, с морковкой и лучком…. А поверху лежат большие куски обжаренной в муке рыбы!
Первые минуты ребята набивают рты в полной тишине, нарушаемой лишь аппетитным похрустыванием поджаристой корочки на зубах, потом по мере насыщения потихоньку завязывается неспешная беседа и возникает самый главный вопрос вечера:
- А ну-ка признавайся давай, это что же нужно было тебе сделать фантастическое для этих наглых поварят, что они готовы после отбоя специально для тебя приготовить такой шедевр?!!
Я только довольно и сыто улыбаюсь, это мой звёздный час, ни для кого ещё в роте не было такого почёта. Меня пытаются расколоть, но я только счастливо гну пальцы и говорю, что теперь меня так будут кормить до самого дембеля, в любое время суток… Как только захочу…Ну и естественно, люди, которые будут помогать мне в нелёгкой службе, будут обязательно приглашены за щедрый стол.
Потом с доставкой деликатеса в расположение возникли проблемы, кто-нибудь из офицеров обязательно болтался после отбоя в казарме, и совершенно не было возможности устроить праздник живота.
Возобновилась славная пищевая традиция перед дембелем, когда наш призыв сняли со всех ответственных направлений и бросили во внутренний наряд. Меня поставили дежурным по роте, своих друзей, которые напрашивались в наряд со мной в надежде на улучшенное питание, я безжалостно отшил.
Делать любые самые простейшие движения по наведению порядка они уже в силу своего «преклонного армейского возраста» не хотели, а получать справедливый нагоняй от руководства за бардак в казарме я желанием особым не горел.
Поэтому остановил свой выбор на молодых бойцах. Не стал играть в демократию, просто остановил трёх первых попавшихся мне на пути сынков и сказал им, что бы сегодня готовились к заступлению во внутренний наряд по роте со мной во главе. Предстоящая дополнительная нагрузка с ограничением сна у молодых вполне ожидаемо особой радости не вызвала.
Во время подготовки к ужину встречаюсь в столовой с моими румяными должниками – кормильцами в белых колпаках и объявляю о том, что я планирую забить себе место постоянного дежурного по роте и теперь через сутки жду от них щедрого угощения.
Сразу же после отбоя посылаю дневального в столовку, тот возвращается, загруженный жареной картошкой, хлебом и маслом. Ребята из моего призыва радостно галдя и толкаясь шумной толпой дружно бегут к ленинской комнате, но я их останавливаю на пол пути и объявляю, что теперь вначале харчится наряд, а уж потом они.
- Что, нам после молодых хавать? - раздаются дружные возмущённые голоса.
- Да, после молодых! А кто недоволен, тот может идти спать.
Гул стихает и дружной толпой ребята отправляются в курилку. Я с двумя салагами сажусь за пиршественный стол. Они, несколько месяцев не видевшие нормального питания, не верят своему счастью и уплетают угощение за обе щеки. Меняем дневального на тумбочке и тот радостно присоединяется к нам.
Я предлагаю им через сутки снова заступить в наряд со мной, обещаю ещё более щедрое угощение. Салаги только довольно качают головами с набитыми ртами, мечтательно закатывая глаза. За такой ужин они готовы сутки летать по казарме, наводя идеальный порядок.
После этого зову своих старичков, они энергично уплетают картошку, но еле-еле осиливают всё количество. Я рассказываю свой план – через сутки заступаю в наряд по роте с молодыми дневальными и каждый мой вечер в наряде обещаю такое же щедрое угощение. Молодых дневальных никому не трогать, я сам решаю, что им делать.
Через сутки всё повторилось точь-в-точь, но кто-то из молодых после отбоя проходил мимо ленинской комнаты и увидел, как дневальные из их призыва уплетают дополнительный паёк. Стало ясно, почему эти трое так уцепились за наряд и сами рвутся туда, несмотря на повышенную нагрузку.
На следующий день молодые своим узким призывным кружком устроили срочное совещание, распределили по справедливости дежурство на ближайшую неделю и радостно выстроились в очередь за мечтой любого ракетчика в непростые восьмидесятые годы – объёмным противнем жареной картошечки…
И наступило замечательное время – после отбоя гора еды в казарму, спокойная ночь и с утра с появлением наших офицеров в казарме молодые летали по расположению, как пчёлки, предвосхищая все мои пожелания по наведению идеального порядка и вызывая снисходительно- поощрительные офицерские улыбки.