С Людой я не был близко знаком. Она училась со мной на одном курсе в Харьковском мединституте и я регулярно видел её на лекциях. В перерывах мы эпизодически общались на общеинститутские темы. Люда была хромая, полненькая неказистая девушка, очень тихая, очень скромная и прилежная. Никаких амурных перспектив она не имела и на них не рассчитывала. Но неожиданно случилась одна любовная таки история, закончившаяся скандалом. Я совершенно не ожидал ничего подобного и был даже потрясён случившимся. То есть никакого романтического безобразия типа яда и кинжала не произошло. Но всё же история неожиданная.
На нашем курсе учился немолодой, так мне тогда казалось, и довольно упитанный араб. Откуда именно, из какой страны, не помню. У нас в институте числилось довольно много, скажем дюжина, палестинских арабов. Они на первомайской демонстрации, а может и на седьмое ноября, шли отдельной группой в национальных одеждах, с полотенцами на головах. Когда колонна останавливалась, они расходились в круг, доставали бубны и начинали под их аккомпанимент, или лучше сказать бряцание, распевать Мустафу с одновременным отплясыванием внутри круга. Говорят, до сих пор они в Израиле с ностальгией вспоминают время учёбы в Харькове и ежегодно собираются в годовщину выпуска. Но этого араба я среди них никогда не замечал. Он отличался словно бы барскими замашками и похоже был не из бедных. Видно, приехал из какого-то нефтяного королевства или княжества. Вот он присмотрел Люду и начал к ней подъезжать. Не знаю уж влюбилась ли в него Люда или просто захотелось и ей какой-никакой личной жизни, хоть бы и с пожилым арабом, но она ответила ему взаимностью. С тех пор её замечали в общежитии для иностранцев. Она регулярно навещала араба в его отдельной комнате. Рассказывали, что араб обращается с ней вполне в духе присущих его народу традиций. То есть, она ему прислуживает за обедом, ходит в магазины и вообще ведёт себя как положено арабской женщине. Ничего зазорного возможно в этом и не было. Так араба с детства учили и так оно и есть во многих странах. Беда в том, что в наших краях и в то время, то есть в начале семидесятых, обращали внимание не столько на арабские народные традиции, сколько на то, что араб, в отличие от Люды, не являлся гражданином Страны Советов. Люду выгнали из института за связь с иностранцем. Так это тогда называлось. Заодно её выгнали из комсосмола, унижали на общеинститутском собрании, и так далее. Мне передавали, что Люда на грани самоубийства. Наши девочки бегали и сидели с ней в общежитии по очереди. Сама Люда приехала из Житомира, где остались её родители. Представляю себе что они пережили и что за молва ждала Люду по возвращении. Она впрочем и не вернулась. Люда, как говорят, устроилась мед.сестрой в Харьковской области, где никто о ней ничего не слыхал. С араба, естественно, как с гуся вода. Он и не понял что произошло и в чём он собственно виноват. Правильно не понял, между прочим. Ни в чём он не виноват за исключением ханских привычек.