Были ли античные философы, – первой величины, – людьми верующими? Были. Не в Бога, но в богов. Ведь др. греческая мифология – это изумительное по своему духовному замыслу и произведению, – осуществлению, – духовно-чувственное оформление язычества. Идолопоклонства. Политеизма. Многобожия. Строго говоря, еще не религии, но проторелигии – религиозности. Др. греки знают не богов – но божества. В их строгой иерархии (ну, как в земной основе). Есть бог богов Зевс (Зевес), есть Гера, есть, – своеобразно воспроизведена, – вся иерархия рабовладельчесного социума, град божий возникает и формируется по образу и подобию града земного, платоновская идея отождествления органа и организма, института и социума: государства и общества цветет и пахнет, развивается и процветает; про тотальную антропоморфизацию этого феномена, – цивилизованного язычества: мифа, – и говорить не приходится. Складываются все элементы протоцеркви: сакральные центры (храмы), обслуживающий персонал (протоклир), система пожертвований и жертв: экономическая детерминанта рождающегося качественно нового этапа религии – монотеизма. Строго говоря – собственно религии, учитывая, что политеизм – это стихийная система верований, форм такого почитания: фетишизм, табуизм, тотемизм, манизм, анимизм и пр. Богов, повторяем, нет, божеств – не счесть. Религии нет – есть религиозность.
Еще «штрих к портрету». Вопрос о диалектике единичного (язычество, политеизм) и всеобщего (монотеизм). Переход (транзитив) от первого ко второму осуществляется через различные культурные формы (включая и, если иметь в виду христианство, древнегреческую мифологию (цивилизованную форму язычества), однако в чисто сакральном смысле непосредственно между политеизмом и монотеизмом – то, что уже не первое, но еще не второе (последнее). То, что их опосредует. Общая (уже не единичная, еще не всеобщая) форма. Собственно, в случае с христианством таких форм четыре: иудейство, фарисейство, саддукейство и манихейство. Беспорно, наиболее плодотворным для христианства источником было иудейство. Литературной основой христианского (Новозаветного) учения, безусловно был Танах (Ветхий Завет), цитируемый в Новом Завете свыше 350 раз, да и вообще, первые христиане вплоть до начала ІІІ столетия н.э. Священным Писанием считали и почитали именно Танах.
Безусловно, повторяем, влияние на становление христианства, – хотя и в значительно меньшей мере, чем иудаизма, – вероучений фарисеев, саддукеев, манихеев.
…И, к слову – женщина (окунитесь внимательно еще раз в античную мифологию): равна с мужчиной. Не занимался специально подсчетами, но в иерархии божеств: богов, титанов, героев, нимф, муз и т.п. мифологического «чиновного люда» гендерное равенство соблюдено. И никаких тебе феминизмов, суфражизмов и прочих матриархатов.
…Какой самый страшный грех (какая самая большая опасность) таился в искушении, к которому призывал первых людей постпред падшего ангела (дьявола), свернувшийся кольцами(змий - искуситель) в тени отдельно стоящего фруктового дерева системы «яблоня», густо увешанного аппетитными, зрелыми, манящими плодами. Сорт яблок не уточняется, да это и не суть важно, ведь иногда они – не источники витаминов и не просто предмет гастрономического удовольствия, но: «плоды из древа познания добра и зла». Так я повторяю, – риторический для многих, – вопрос: какое из зол и чем – самое опасное, самое страшное?
Правильно, обещание, – искушение, – того, тем, что: «Будете как боги».
А ведь Бог – это субстанция. Ну т.е. – всё. Всё есть он. И всемогущество, и всеблагость, и всеведение и все прочие «все» – это лишь модусы этой самой субстанциальности: несотворимости, неуничтожимости, вечности, бесконечности, безначальности, неисчерпаемости. Абсолютности. Т.е. абсолютной самодостаточности. Беспредпосылочности. Ну, короче говоря, всего того, что есть имманентными характеристиками субстанции. Единости. И – единственности. Бог.
А тут: «боги». Как минимум, – для начала, трое: сам Бог, Ева, Адам…
К слову, атом Демокрита «не тянет» на субстанцию по похожей причине: в виду допущения им (Демокритом) существования наряду(!) с атомами – пустоты…
А тут уже: граница, прерогативы, пределы, определенность, ограниченность, не всё, но: нечто, некто… И где здесь Бог?! Как всё? Как субстанция? Я уж не говорю о его человекоподобности (кстати сказать, а кто видел: что мужик, средних лет, кудрявый, с благообразным и добродушным выражением лица, в ночнушке, на облачке сидящий и ножки свесивший (ну, как он в сущей иконографии представлен).
…А ведь: «Бога никто никогда не видел…» (Новый Завет, Первое соборное послание апостола Иоанна Богослова). Не верите? Ну вот вам еще из Евангелия от Иоанна: «Бога не видел никто, никогда…». А еще раньше, в Танафе (Ветхом Завете) Моисею Богом было сказано (правда, «сказано»): «Лица Моего нельзя тебе увидеть: человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх.33.25). Так что (кого) же изображают? Бога?! Субстанцию?!!..
И благовествование им (изображающим) в этом не указ?! Ну, ну…
Впрочем, не в этом мы усматриваем нашу скромную задачу: множить количество каких-то нестыковок, несуразностей etc. в обьекте критики.
А в том, чтобы попытаться обосновать вывод: какой обьект, такая и критика. Ну в том смысле, что все 10 веков: V – XV, – то, что называется Средневековьем, – уделом философии было жалкое признание ее как «служанки богословия» и представлена она, – философия, – этого периода (и едва ли не исчерпывается этим) вялотекущей дискуссией крайне скучных, чтобы не сказать – недалеких, даже по тем строгим временам, представителей «номинализма» и «реализма». Ну зачем же, – философии, – так разбрасываться собственным богатством?! По сути, добровольно обьявить белым пятном, философской пустыней … целое тысячелетие(!!!) своей, земной, ближайшим образом – европейской, духовной истории. Только потому, что «есть мнение»? Есть жесткая (сколь жесткая, столь и глупая) идеологическая установка?!!
Чего тут больше: элементарного невежества или так понятой и исполненной задачи по борьбе с «религиозной наркотой»: с «опиумом для народа» – трудно сказать. Особенно, учитывая, сколько, и чего, и как, об этом, – со всех сторон, – уже сказано, говорится и еще сказано будет.
Нет, наша задача попроще. Обосновать вывод, что вся, ближайшим образом – в составе западной, европейской духовной культуры история философии, от истоков (VIII-VII вв. до н.э.) и до средины XIX столетия, а строго говоря (с учетом т.н. кризиса в естествознании на рубеже XIX-XX вв.) то – до начала XX века – это есть история длившегося свыше двух - с - половиной - тысячелетий конкурса на замещение вакантной должности субстанции. И целое тысячелетие на эту вакансию баллотируется: Бог! И все это, – заметьте и зафиксируйте, – как принципиальнейший момент! – происходило в составе развития той формы (и содержания) духовной человеческой культуры, которая называется: философия.
Фи-ло-со-фи-я.
Час философии и в жизни отдельного человека, и в жизни людей (стран и народов), и в жизни всей, – земной, – цивилизации, земного человечества пробивает в тот час и в тот момент, когда мышление окончательно созревает в своем поступательном развитии: от единичного через общее дорастает до всеобщего. До всеобщности. Становится категориальным мышлением. К слову, это прекрасно знал один из «отцов церкви» – Дионисий Ареопагит: «Бог начинается там, где заканчиваются наши представления о Нем». Впрочем, уже даже общее неподвластно представлению. Его можно только мыслить. Да и то: при том непременном условии, что самое мысль образована. Диалектикой материалистической. Материализмом диалектическим.
Стихия философии – это стихия всеобщности. Или так: специфика философии заключается в том, что она начисто лишена специфики. Ее мир, ее, повторяем, стихия – это стихия всеобщности. Не случайно в истоках любой философии (и «античной» и философий (школ, течений, направлений, авторов etc.) ориенталистского происхождения, – др. Китай, др. Индия, др. Шумеры, др. Египет, др. Вавилон etс.) – поиск первоначала. Архэ.
Того, что «в основе всего». Из чего всё и во что всё. Праматери всего сущего и осуществляющегося. Субстанции. Абсолютной самодостаточности. Того, что есть причина самоё себя. Бытия и небытия в бытии и небытии любом и всяком. Того, что несотворимо, неуничтожимо, вечно, бесконечно, безначально, беспредельно, неисчерпаемо etс. Суб-стан-ци-и.
И вода Фалеса, и пневма (воздух) Анаксимена, и апейрон Анаксимандра, и число Пифагора, и единое Парменида, и атом Демокрита, и огонь Гераклита, и четыре стихии (вода, воздух, земля, огонь) Эмпедокла, и понятие Платона, и монада Ляйбница, и бог-природа Спинозы, и идея Гегеля, и еще много, много иных и разных претендентов на замещение вакансии субстанции – в этом ряду. И каждый претендент, – как водится, – со своей программой. И, как водится же – со своим «приданным»: категориальным, логическим, мировоззренческим, методологическим… И это – нормальный, – ибо естественный, – ход процесса, как и его промежуточные результаты. И если бы не было этого процесса, этой тенденции, то не пришлось бы говорить и о результате: о конституировании в середине ХІХст. философии донаучной в качестве таковой – научной. Как наука. И одним из важнейших условий такого бесконечно счастливого для общечеловеческой культуры события, – конституирования философии как научной, – было адекватное, единственное (ибо истинное) из вариантов всевозможных (названных и неназванных) замещение вакансии действительной субстанцией: материей. Ма-те-ри-ей.
…Говорим «одним из важнейших», а не «самым важным» вполне сознательно и намеренно. Чтобы не отвлекаться от главной задачи и замысла данной работы, приведу слова высочайшей философской культуры советского философа, Генриха Степановича Батищева (можно было бы и своими словами, но если другие сумели сделать это короче и лучше, то зачем выпендриваться?). Так вот. «Только для того, кто ничегошеньки не понял в научной философии, дело может представляться таким образом, будто в ней есть хотя бы одно слово, которое было бы гуманистически нейтральным».
Конечно и безусловно: ядром и сердцевиной научной философии есть учение о действительном гуманизме. О гуманистической действительности. Здесь и теперь сказанным о гуманизме мы и ограничимся. Кому интересно и необходимо, ищите в других наших работах: этой проблематике посвящена львиная их доля. Ну, и не в наших – тоже ищите. Ведь: «кто ищет, тот…».
Однако же ж, повторяем и подчеркиваем, для того чтобы философия стала научной, не менее важным (принципиально важным) было замещение вакантной «должности» субстанции.
…Целое тысячелетие претендентом на статус (роль, место, «должность») субстанции был монотеистический Бог.
Бог, выраставший из традиций политеизма, уходящих своими корнями в глубину тысячелетий и тысячелетий, в зарождение, в исток, в младенчество и человека, и людей и человечества. Верование, трепет, почитание – первобытная религиозность первобытного проточеловека и протообщества: первобытной общности. У каждой гентильной общины, у каждого рода, племени, фратрии – свои кумиры, свои идолы, свои божества.
…Античный мир – это, фактически, тоже языческий (в религиозном измерении) мир. Но это язычество, если можно так сказать, культурное, восхитительное. Это, повторяем – античная мифология. Со множеством, – хотя и иерархизированных, субординированных, – богов, титанов, муз, героев...
Не следует забывать, что древние греки, – тотально, – верующие люди. Верующие в своих богов. И, профессионально служащие им. В соответствующее время и в соответствующих местах. Это касалось в первую очередь философов античного мира. Всех, без малейшего изъятия. К слову, многие из них, подобно Гераклиту, были вполне, если можно так выразиться, официальными «служителями культа». Последний – один из самых ярких представителей античного, – стихийного, – материализма и такой же диалектики, был «штатным» жрецом в одном из храмов Эфеса.
Еще в VI ст. до н.э. основатель школы элеатов Ксенофан, резко возражал против «грубых религиозных взглядов толпы», а, равно, и против откровенной антропоморфизации (человекоуподобления) богов в творчестве Гомера и Гесиода; сам же Ксенофан мыслит богов (бога) не религиозным человекоподобным существом, но философской идеей, идеей всеединства. Всеединое и всеохватывающее – вот что такое Бог. Секст Эмпирик, разделяет взгляды Ксенофана. Утверждает: «у Ксенофана Бог сросся со всем». Парменид (друг и ученик Ксенофана): «Единое, вот что такое Бог».
Слово сказано: Бог есть всё. Это – имманентное качество… субстанции. У Платона Бог есть высшее (наивысшее) Благо. Не это ли исток идеи всеблагости христианского Бога?
Настоящим мостом, по которому становящаяся Европа перешла от духовной культуры античности к духовной культуре Средневековья и, – ближайшим образом, – к христиансткому монотеизму, был неоплатонизм. Именно последователи Платона (Плотин, Прокл, Порфирий, Ямвлих etc.) на протяжении более трех столетий осуществляют развитие, разрабатывают концепцию единого по существу и триединого в олицетворении Бога.
К слову, нельзя, хотя бы крайне бегло, не упомянуть здесь отношение к данной проблематике «самой светлой головы из древних»: Аристотеля. Любопытно, что корпус из 14 книг, которые Стагирит посвятил теоретическим наукам («первой философии») он назвал «Теология» (Богословье). Нам она известна в версии того названия, которое уже в I-м в. н.э. ей дал Андроник Родосский, разместив ее в творческом наследии Аристотеля после «физики» – «Метафизика». Сам же Аристотель под теологией понимал (подразумевал) имманентно философские темы: бытия, сущности, цели, начала, причины etc. Именно эти абстракции предельного (всеобщего) порядка в их совокупности Аристотель называет Богом.
Мы не будем, – здесь и теперь, – касаться дальнейших исторических судеб античной философии. И не только ввиду того, что они были весьма грустными и печальными, эти судьбы. Античный (древний, рабовладельческий) мир исчерпал себя. По объективным основаниям. Он полностью исчерпал (актуализировал) свой потенциал и безвозвратно утратил историческую перспективу.
Исчерпал экономически (труд сведенного к вещи среди вещей, отождествленного с «говорящим орудием» раба).
Исчерпал политически: Римская империя была раздавлена своей собственной тяжестью. Провинциальный городок (Рим) стал городом; город стал столицей; столица стола полисом; полис стал империей; империя возомнила и вознамерилась, – возжаждала, – стать миром… Позже Александр Сергеевич напишет сказку о мужике - рыбаке и его неудачном браке с алчной старухой. Мораль сказки предельно проста: «хотеть не вредно»…
Исчерпала себя эпоха – исчерпалась и та форма жизни духа, в которой она, – эпоха, – как скажет впоследствии Г.В.Ф. Гегель, «схватывается»: философия. Античная философия.
И фактическим убийцей (а, может, избавителем от старческих мучений; как это нынче там, у «продвинутых Европах», называется: эвтаназия?). Так вот, таким то ли убийцей, то ли избавителем (гуманисты, мля!) от ненужных мучений, – исчерпавшей себя, как и эпоха, вызвавшая ее к жизни, – античной философии, стало христианство. И, ближайшим образом – христианская теология.
Ну, а с чисто юридической точки зрения юридические законы рукой человеческой пишутся, а: «своя рука – владыка»… все выглядело вполне пристойненько, безупречненько и даже, по-своему, гуманненько: последняя философская школа античности, – неоплатонизм, – была запрещена в Афинах в 529 году богобоязненным и благочестивым византийским императором Юстинианом Великим. Декретом. Школу закрыть, деятельность «языческих философов» запретить, книги философские, – включая и находящиеся в Александрийской библиотеке, – сжечь. И жгли. Несколько лет исключительно, либо же преимущественно философскими трудами (свитками) отапливали римские термы (бани общественные)…
Короче, «предписываю», повелел правитель, на античке поставить жирнющий крест. Ну, в смысле: повелеваю. И крест поставили. Как символ веры. Ну, христианство же …
Однако же ж, декретом можно запретить идеи и закрыть школу, декретом можно даже, – чтоб неповадно и страшно было, – установить способы наказания для строптивых (инсургентов) и несогласных (диссидентов). Декретом нельзя запретить … думать. Размышлять. Мыслить. Творить. Развитие запретить декретом невозможно.
К слову сказать, у истоков канонического, теоретического христианства, среди создателей христианского вероучения: люди, получавшие образование философское, – и, судя по всему, образование неслабое, – в неоплатонизме: Климент Александрийский, Василий Великий, Кирилл Ерусалимский, Ориген, Григорий Назианзин, Августин Блаженный, Афанасий Великий, Григорий Богослов и множество других создателей, адептов и апологетов канонического христианского вероучения.
Так что преемство было. Да еще какое! И было, – поступательное, прогрессивное, – развитие европейской философской мысли. Я бы сказал – грандиозное. Целое тысячелетие: V-XV вв.
«…Если бы у лошадей была религия, лики своих святых они изображали бы с лошадиными мордами». Так, или очень похоже, сказал Ф.Энгельс, подчеркивая одну, очень принципиального свойства особенность монотеистической религии: ее ярко выраженный антропоморфизм. Человекоуподобленность. И христианства, и, – в разной мере, разумеется, – всех остальных мировых монотеистических религий.
«По образу и подобию своему…». В этом выражении – огромный смысл. По существу – прямой ответ, по крайней мере, на два вопроса: о происхождении такого феномена культуры, каким является религия (и, касаемо христианства, предшествовавшие ему античные философия и, в особенности – мифология); о том, каким желает, стремится, должен, – и может, – быть … человек. Каждый, многие, все.
В основе появления феномена религии (спонтанного мифа, фантазии etc.) – способность человека, – и только человека, – к трансцендированию. Как действительному, так и к реальному, включая трансцендирование мнимое, фиктивное, иллюзорное… Буквально трансцендирование, трансгрессия есть: «выход за предел». (Попутно замечу, что попытка противодействия такому выходу, – в культуре, – в случае, если он, – выход, – является действительным, есть беспредел). Выход же реальный в своих истоках – это форма духовно-чувственного преодоления того (и тех), что, – и кто, – в человеческих практиках, в чувственно-предметной деятельности – не преодолевается. Не одолевается… По крайней мере – пока. Вот почему Бог – это «тот, кем желает, кем стремится стать и быть человек». Вот почему «место рождения Бога – могила человека» (Л. Фейербах). Т.е. предел человеческого, – и ничто иное, – детерминирует появление беспредельности (и, наверное, не без этого) – беспредела, – религиозного. С такой же поразительной лаконичностью, точностью и изумительным изяществом Людвиг Фейербах, – безусловно, самый компетентный, состоятельный и обстоятельный исследователь и критик христианской версии монотеистической религии в домарксистской традиции, – указывает на те «три кита», на которых зиждется религиозная вера, религиозное мировосприятие, мировоззрение, мирочувствие, мироотношение, словом – миробытие: горе, невежество и нищета. Нищета духа, души, тела. Словом: «место рождения Бога – могила человека».
Уберите, – сразу, или постепенно, – три эти основания из жизни человеческой, и потребность в трансцендентном, запредельном как «потустороннем» – исчезнет.
…Но, никуда не исчезнут клир, администрация, церковный аппарат, теологи etc. Т.е.: верующие по профессии. Ведь, пока есть потребность в Боге, вере, религии, до тех пор исправно удовлетворяются… нужды и потребности вышеуказанных, – вполне земного и естественного происхождения и похождения, – людей. А ведь человек – слаб…
Короче говоря. Религия (как и спонтанный миф, как и рабство, и капитализм etc.) – не могла не возникнуть. В свое время. Как историческая, вернее сказать – прото - и предысторическая необходимость. Как уже говорилось, вначале – в виде религиозности.
Однако, в отличие от качеств внекультурной, – «первой», – природы (семечко, росточек, бутончик, цветочек, плод … все) качества природы «второй», культурной живут принципиально иной жизнью. Жизнью, над которой властен, в которой правит интерес. Человека, людей, человечества. Именно в адекватном ответе на этот вопрос – разгадка очень многих, может, даже чересчур многих, загадок, – и очень нередко: «загадок», – и прежней, и нынешней, и, определенное время – будущей нашей «бучи кипучей». Однако же не каждый второй (и, подозреваю: даже не каждый сотый) из нас, из нотариально заверенных философов, – что уж говорить о «простых» людях, – имеет хотя бы малейшее представление (не говоря уж: владеет ею, способен использовать ее свободно) о методологии превращенных форм. О феномене объективированной видимости. А оно ж не нами сказано: «ignoratio est no argumentum». Невежество – не аргумент. И еще: чем дальше от истины – тем ближе к крови.
Вот и не «волокём», не «рубим», – уж не говорю: не понимаем, – почему капитализм (строй, общественно-экономическая формация, способ общественного жизнеустройства, последняя фаза предыстории etc.), возникнув как историческая необходимость, реализовав в своем становлении (актуализировав) весь потенциал имманентно присущего ему исторического творчества, исчерпал (как в свое время – рабство) – и тем самым: окончательно и безвозвратно (необратимо) утратил свою собственную (сказать бы: имманентную) перспективу, уперся в необходимость своего собственного (диалектического по основанию и началу!) отрицания. Как самоотрицания. Но! Есть же возможность «трансценденции». Не трансценденции, но «трансценденции».
Ну, т.е. законсервировать, продлить себя искусственно, продержать определенное время «на уколах» и аппаратах («искусственного дыхания», «искусственного кровообращения», «искусственной жизни», «искусственной культуры» etc.).
Продлить свое существование. Свой хронотоп. За горизонт, за пределы исторической необходимости. За пределы своей сущности. За пределы своей меры. А это уже не жизнь, но – агония. Тогда пробивает час уже не диалектического отрицания, но его превращенной формы: «отрицания зряшного», разрушения, насильного слома как разрешения противоречия антагонистического. Цена – неимоверная. А нынче – и вовсе: реальная перспектива рукотворного Апокалипсиса в пределах, – масштабах, – земной цивилизации. Т.е. – вполне реальная возможность самоликвидации ее, родимой. (Вон, нынче Ким Чен Ын с Трампом активно и, что самое интересное: на полном серьезе, дискутируют на сей счет…).
…Что-то очень похожее мы имеем и в случае феномена религии.
В традиционной, – огроменной и постоянно нарастающей, – религие ведческой, включая и ту, которую было принято называть научно-атеистической, литературе, общепринятым, – общим местом, – является вывод о том, что Бог есть тем, кем человек желает быть. Иными словами, идея (образ) всемогущего (а заодно и всеведущего, всеблагого etc.) Творца и Вседержителя появляется там, тогда и постольку, где, когда и поскольку появляется предел, граница реальным (но не действительным!) возможностям человека. Людей. Человечества. Возможностям практически осуществлять (опредмечивать/распредмечивать, овеществлять, воплощать, вотеловлять, «отелесивать», объективировать etc.) человеческие цели: идеальную форму бытия его нужд и потребностей, интересов и запросов, идеалов, надежд, упований, мечт etc. Свободно вырабатывать, – творить, – самое эти цели, мечты, потребности, способности, идеалы etc.
Это была, – и есть, разумеется, хотя и в значительно меньших масштабах, – форма преодоления в иллюзорной, в исключительно чувственно-мыслительной форме, тех вызовов, проблем, вопросов и задач, перед которыми становился человек, ставали люди в практиках своего жизнебытия. Так сложилась контроверзная дихотомия: «Бог – убогие». Сосредоточение, – в гипостазированной, предельной, всеобщей, абсолютной форме (ВСЕблагость, ВСЕмогущество, ВСЕведение etc.) главных и основных характеристик человека (людей, человечества) на одном полюсе: Бог; и полная, – в идеале – абсолютная, – лишенность всего этого – на полюсе втором: у-Богие. Нет Бога без у-Богих; нет у-Богих без Бога. Нельзя аплодировать одной рукой. Диалектика. Хотя и в существенно деформированной, т.е., повторяю, в жестко контроверзной, форме. Зыбкой связующей эти два полюса единого целого есть… само это целое. Связь. Relation. Религия. Отношение. Все остальное, – устройство этого культурного феномена вы и без меня себе достаточно полно представляете. Хотя бы: представляете…
По «каналу связи» проходит много импульсов (в основном: от Бога к у-Богим, в виде предписаний, императивов, требований, запретов, обещаний, посул, угроз etc.), хотя есть и встречные: мольбы, молитвы, упования, надежды, пожелания, просьбы etc. От Бога же, повторяю: тоже много разного и всякого, но главное: весть. И не просто весть, но весть благая. Евангелие. И, если брать каноническое христианство, то целых четыре. От Матфея, Марка, Луки, Иоанна. А еще, кроме молитв, мольб, просьб, упований – отчеты. Исповеди и молитвы. О страданиях, об искуплении, о преданности абсолютной, о беззаветной вере, о любви безграничной и безусловной, о готовности жертвовать безоглядно… Ясно, что контакт опосредован. Церковью… Ведь любую линию связи надобно обслуживать и поддерживать в исправном, работоспособном, – надлежащем, – состоянии. И знают об этом не одни только радисты, телефонисты, электрики, компьютерщики etc…
Оно ж как: не согрешишь (а тут даже и напрягаться не приходится: еще лишь родился – уже грешен (первородный грех потому что) – не покаешься; не покаешься – не вознесешься; не вознесешься – не воздастся…
И все же, все же, все же … Еще и нынче 9/10 нотариально заверенных профессиональных философов (имею в виду исключительно, тех, которые получали регулярное (то, добротное, советское!) философское образование, которое базировалось на научной, а не до – , вне –, квази, либо же и вовсе на антинаучной, философии (касаемо антинаучной, то, конечно же: «философии») … не поняли всей глубины вывода уже цитированного нами выше Дионисия Ареопагита: «Бог начинается там, где заканчиваются наши представления о нем». А вы, – коллеги, – еще смутно помните, – хочется думать, – что следующей за представлением, – генетически, в ряду форм отражения в земном случае развития материи, – формой отражения есть сознание. В своем истоке: «Идеальный образ материального мира». Сознание, в свою очередь, развивающееся. Себя осознающее, сиречь рефлектирующее …Обыденное (здравомыслие), рассудок, разум… Erudition. Ratio. Speculatiоn…
Представление же дает: картинку единичного. Исключительно. Именно представление, если им ограничиваться, доводит ;бразы до образ;в. Ну, т.е. до изображаемых ликов Святых. И Матери Божьей, и Сына, и Самог;. И еще много кого. Смотрите на киот, на иконостас… Изображенных на иконах, повторяю, и вполне себе представляемых… А то как же прививается религиозность, начиная с самого нежного возраста?!!
Уже общее – непредставимо. Невоображаемо. Что уж говорить – о всеобщем. А, ведь, в монотеистической религии, и в частности – в христианстве, Бог – воплощенная всеобщность. Мало того – субстанция. Абсолютная самодостаточность. Т.е. образ предельно обобщенной плоти. Телесности. Духа. Души. Человеческих…
И, подозреваю, три ипостаси Бога были бы куда как более органичны, и идея Троицы – менее уязвима для критики, ежели бы это были: Бог - как - тело, Бог - как - дух и Бог - как - душа… Хотя, все равно, уязвима, ибо – человекоуподоблена, т.е. определенна. И, даже, – в представлении, – оединичена…
Средневековая духовная традиция не могла не перерасти, – вырастая непосредственно из них, – те формы жизни духа, которые знал и подарил человечеству опыт античной культуры. Классической во многом, культуры. Одной из колыбелей земной культуры. Ближайшим образом – культуры западной (в отличие от ориенталистики: др. Индия, др. Китай, не менее древние Египет, Вавилон, Шумеры), которая, при бесконечном количестве «точек совпадения», безусловно, эксклюзивна. Уникальна. Своеобразна.
…Мы бездарно отдали на откуп кому угодно: проходимцам от философии (и от «философии», разумеется), мразям, чья профессия – «идеолог», кротким и воинствующим теологам, просто неисчислимым колониям разносчиков и паразитов – субъектов крайне сомнительной интеллектуальной деятельности, невнятным и нередко – просто глупым «научным атеистам» etc. то, что отдавать ни при каких обстоятельствах не следовало. Говоря: «то», я имею в виду много чего. Но, ближайшим образом, вещи архипринципиальные , главные из которых суть:
- понимание Бога как субстанции;
- понимание того, что христианство – это религия раба. Религия рабов. Это – последняя надежда, последнее упование, «последний вздох угнетенной твари», последнее убежище рабов;
- то, что принято называть «коммунистическими идеями раннего христианства»: идея социального равенства, национального равенства, добра, справедливости, блага, любви – для всех…;
- феномен антропоморфизации христианского Бога;
- конституирование именно в христианской религии понятия, – категории, – «человек», «человеце» – как имени существительного;
- то же самое: характеристика (наряду со: Всевышний, Провидение, Вседержитель etc.) Бога как творца. Как Творца;
- обращение к теме творчества (в сакрализированной форме – творения) etc.
Можно было бы и дальше продолжать этот ряд, но у нас здесь и теперь – иные и более специальные, мы бы сказали: сугубо специальные, цели и задачи.
Осуществим, – предельно лапидарное, – обоснование, а, вернее сказать – характеристику каждого из вышеприведенных пунктов (тезисов).
Конституирование Бога как субстанции убирает как недоразумение, просуществовавшую свыше 15 столетий жесткую демаркационную линию (понятно, что у «линии» есть авторы, сторонники, апологеты, адепты etc., но сейчас это не суть важно), осуществившую жесткое размежевание, – устойчиво закрепленное в свое время в традиции научной философии, понятно: в преподавании, и вполне себе благополучно дошедшее до нашего времени, – на «богословие», теологию etc. и … собственно философию. Последняя же была, фактически, редуцирована к жалким, и на философию-то с трудом превеликим тянущим «номинализму» и «реализму». Которые, в свою очередь, жизнерадостно были, – а, вернее, редуцированная к ним философия была, – в полном объеме названа, читай: заклеймена, «служанкой богословия» и так по сегодняшний день и влачит это самое свое существование. И это самое клеймо. Сей жребий жалкий свой влачит.
И надо было дождаться работ Т. Мора и Т. Кампанеллы, чтобы … начать отсчет духовного опыта традиции «утопического гуманизма» (социализма, коммунизма). Согласно общепринятой точке зрения. Доктрине. Сказать бы нынешним птичьим языком «философии» постпозитивизма: парадигмы.
Именно в христианстве, – в христианской философии; подчеркиваем, не просто «в средневековой», но в христианской, – впервые были со всей определенностью, – подчеркиваем, впервые, – сформулированы и начертаны на его знаменах два императива, практическое исполнение которых еще и сегодня насущная, – насущнейшая, – задача и потребность человека, людей, человечества. По крайней мере: задача их, – действительного и в действительности, – исполнения в форме практической всеобщности.
Это – исходные императивы всякого общества, которое желает называть себя гуманистическим (действительно гуманистическим).
1. «У Бога нет бедных и богатых. Перед ним все – равны».
2. «У Бога нет ни варвара, ни эллина, ни иудея. Перед ним – все равны».
Перед нами: исчерпывающе определенно и к тому же – предельно лаконично сформулирована двуединая задача: достижение социально-экономического и национального равенства людей. Заметьте: равенства, но не уравнительства.
И разве не вокруг практического решения двух этих проблем – все борения последних двух тысячелетий? Борения на всех мыслимых: духовных, чувственных, материальных ристалищах; борения, облекаемые в экономические, политические, идеологические (включая и религиозные), мирские и сакральные, кровавые и бескровные, мирные и немирные etc. формы? Но сформулированы, а, значит, поставлены они, – впервые, – со всей определенностью: в христианстве. В раннем христианстве. И попробуйте, – разумеется, в секуляризованной, т.е. десакрализованной форме поставить эту двуединую задачу, – социально-экономического и национального, – освобождения четче, однозначнее, определеннее!
Да, первоначальное христианство – это и есть классическое начало, исток и тайна, – да, разумеется, наивного, – гуманизма! Но отнюдь – не утопического! Ведь что значит: «утопический»? Цели и задачи – кто б спорил. Но вот средства их достижения в практической реальности, не говоря уж – в действительности, либо не предлагаются вовсе, либо, – на поверку, в практиках своего осуществления, применения, использования, – предлагаются негодные. А вот Мор, Кампанелла, а за ними: Мабли, Морелли, Кабе, Вейтлинг, Сэн-Симон, Фурье, Оуен – это уже … после канонической версии христианства, представленной в …. Ветхом и Новом Заветах.
К слову, мы особенно подчеркиваем это, и до сих пор еще ускользающее от внимания исследователей обстоятельство: обзывать утопическими вышеназванные цели первоначального христианства, равно как и цели традиции наивного гуманизма, представленные авторами от Мора до Сэн-Симона, Фурье и Оуэна – неверно. По целям (но не по средствам) это не утопии, но идеалы. А чем отличается утопия от идеала? Первая – неосуществима. Второй – неосуществлен. Покамест. Пока что. До определенного строка.
И, как следствие: необходимость радикального пересмотра, – научно-философской, разумеется, – западной истории философии этого отрезка: V-XV вв. Своей собственной автобиографии. Сиречь – истории философии! Да и то сказать: к чему отдавать, – добровольно! – на откуп вчерашним, сегодняшним и, какое-то время, полагаю, –завтрашним, – мародерам и проходимцам от философии такой огромный пласт имманентно-философской духовной культуры?!! Не говоря уж о том, что это просто (элементарно) исторически не верно. Не исторично. Антиисторично. Сиречь: антинаучно.
Откуда, (какой природы) такая стремительная экспансия христианства, в чем источник его, поразительной по силе и по длительности, внутренней пассионарности, энергетики; какого происхождения та безоглядная и массовая, – поразительная своим самоотвержением, – жертвенность, которую демонстрировали на заре зарождения и утверждения, – не заре нашей эры, – его, христианства, первые адепты и рядовые сторонники, последователи, неофиты etc.?
А все дело в том, – повторяю и подчеркиваю, – что христианство – это религия раба. Ответ, – вариант ответа, – на его сокровенные вопрошания и ожидания, чаяния и упования. Т.е. того, абсолютно, – количественно, – преобладающего «человеческого элемента» античного мира, античной культуры, который… и не человек вовсе.
Кто есть человек в данном мире, в указанной культуре? «А» – свободнорожденный. «Б» – мужик. Женщина, даже свободнорожденная – просто друг (подруга) человека…
Кто есть раб? Res. Вещь. Вещь среди вещей всех прочих. Голое средство. Говорящее орудие. Есть молчащее – соха, есть мычащее – вол и есть говорящее – раб. Ну, а с вещью – как с вещью…
Ну, и, наконец – о творчестве (о творении, в сакрализованой форме). О творцах. Вот как-раз об этом я и не буду в этом эссе говорить… ровным счетом ничего. Ну, просто-таки – ни единого слова. По той простой причине, что сказал, – и нынче продолжаю, – я о творчестве … больше всех. И – больше всего из того, что говорю (пишу). О творчестве как философской теме и проблеме, разумеется. Ибо так случилось и вышло, что это – абсолютная доминанта, магистральная тема моих научных разысканий вот уж свыше 40 (сорока) лет. Замечу, что и определенный промежуточный итог исследовательских усилий моих, – докторская диссертация (1994 г.), – назывался простенько, но со вкусом: «Творчість як предмет філософського дослідження» («Творчество как предмет философского исследования»). Да и за прошедшие после защиты почти 25 (двадцать пять) лет интерес мой к этой теме отнюдь не остыл, не ослабел. Совсем даже наоборот. Ищите. Читайте. Размышляйте. Словом – напрягайтесь. Ибо: у нищих, – а тем более у ленивых, – слуг нет. Правда, об этих, особенно последних (ленивых) не скажешь: «а на нет и суда нет»…
Ну, и в завершение данной вещицы – два замечания, дабы избежать возможных недоразумений и упредить праздные и досужие, – не исключаю: вполне даже искренние, – изумления, недоумения, вопросы, упреки и обвинения.
Замечание первое. Адресуюсь к тем в первую очередь, читателям, которым не нужно объяснять разницу между философией научной и не. Различающим философию и «философию». Ну, т.е. к людям понимающим. Прошу: не возбуждаться; прошу реагировать на прочитанное без нервов и без визга поросячьего. В смысле: теоретического. И – без кликушества идеологического и доносов политических. Ну там: «На Боженьку потянуло?!!». Во-первых, говоря –Бог, имею в виду, – третий раз кряду уж повторяю, – и до сих пор не понятую все теми же, инвариантными, 9/10 нотариально заверенных философов, всю глубину мысли Дионисия Ареопагита: «Бог начинается там, где заканчиваются наши представления о нем». И, во-вторых, тоже уж коий раз повторяю и подчеркиваю, – Бог – это субстанция. Одна из многочисленных донаучных версий её. А в научной, – научной, а не до, – анти, – псевдо, – квази, – суб – и т.п. «философии» этот вопрос уже давно решен, а, вернее сказать: выбор сделан. Выбор обоснованный и доказанный научно. Материя. Ма-те-ри-я.
…Кстати, версия, сыгравшая свою, – очень важную, можно сказать – тоже уж коий раз повторяю и подчеркиваю, – определяющую, – роль в самом факте конституирования философии как научной, как науки.
Так что ключом к пониманию сущности человека (людей, человечества) как субъектностей действительного гуманизма (а способом бытия последнего в форме практической всеобщности как раз и есть творчество) является и выступает корпус научной, – единственно и исключительно научной, – перманентно развивающейся философии в полном ее составе. Диалектического материализма – как теории. Материалистической диалектики – как методологии. Только так и не иначе. И – никаких кунштюков. Имитаций, симулякров, версий, парадигм, прозвольных (от: произвол) умозрительных вымученных конструктов еtс.
Скажу больше, – перефразируя известную мысль основоположника, можно сказать: анатомия Бога – ключ к анатомии человека (понятно, что «анатомия» в данном случае – фигурал). Заметьте: человека, а не раба, пролетария, буржуя, спортсмена, бухгалтера, корейца, буддиста, демократа, партократа, пенсионера, женщины, пешехода etc. Целостного человека. Человека как цели. А не средства. Каждого, многих и всех.
Замечание второе. Мог бы и своими словами, но вспомнил, как в свое время изысканно и мощно ту же мысль выразил Зигмунд Фрейд, и решил процитировать его.
«Единственный, кому моя публикация может причинить вред, это я сам. Мне придется услышать самые нелюбезные упреки по поводу моей поверхностности, ограниченности, недостатка благородного идеализма и непонимания высших интересов человечества. Но, с одной стороны, эти выговоры для меня не новость, а с другой, если кто-то уже в молодые годы не захотел зависеть от расположения или нерасположения своих современников, то что его может задеть в старости, когда он уверен в скором избавлении от всякой их милости и немилости? В прежние века было иначе, тогда подобными высказываниями человек заслуживал верное сокращение своего земного существования и ему быстро предоставляли удобный случай сделать собственные заключения о загробной жизни. Но, те времена прошли, и сегодня подобная писанина даже для автора неопасна. В самом крайнем случае его книгу будет запрещено переводить или распространять в той или иной стране. Естественно, как раз в такой стране, которая чувствует себя уверенной в высоком уровне своей культуры. Но если человек вообще проповедует отречение от желаний и преданность судьбе, то он уж как-нибудь сумеет перенести и этот урон» (З.Фрейд, Будущее одной иллюзии).
P.S. Фиксирую внимание читателя на том, что ключевым словом в названии этой публикации есть не «религия», но «эссе». Религия как феномен человеческой, – земной, – культуры т.е. не одно только христианство, разумеется, есть не просто эпизод последней, но, в известном смысле: одна из основных несущих ее, – культуры, – конструкций. И соответствующим предмету должно быть его осмысление. И – изложение. Тем более – научное. Воспроизводящее, – адекватно, истинно, сущностно, – сей предмет во всех его связях, отношениях, взаимодействиях etc. И уж во всяком случае – в его сквозном генезисе: политеизм – монотеизм – деизм – пантеизм – атеизм…
Ну, а эссе, оно и есть эссе.
Ну, вот, как-то так.