Продолжение. Начало: главы 1,2,3,4,5,
6,7,8,9,10,11,12,13,14,15,16,17,18,19,
20,21,22,23,24,25
Глава двадцать шестая
Весна 19-го года выдалась очень тяжелой.
Они жили в постоянной тревоге. В начале лета чудом повидалась Маня с любимым братом Витенькой.
Он пробирался из Киева к своим, в Красную Армию, и пробыл у сестры только несколько часов.
Витя привез страшную весть: в Гельсингфорсе погибли трагически старший брат Женя и его жена.
Маня и Лука горько оплакивали Женю, он мечтал о морской карьере, такой красивый, честный и справедливый…
Замученную Дору тоже очень жалели.
Горе безутешное сменилось тоской: Маня узнала, что и Павлик пропал без вести.
Предчувствовала она, что больше не увидит любимого младшего братика. Так оно и случилось.
Совсем скоро стало известно, что Павла убили зверски мародеры. Сначала искололи штыками,
а потом отвезли на лодке на середину Днепра и утопили…
Горько Маня оплакивала своих братьев. Как было не плакать? Слишком молодыми ушли они, мучительно настрадавшись, и Манечка очень любила их…
Маленькое семейное счастье обоих сельских фельдшеров омрачалось все больше и больше.
Побои, грабежи, издевательства терпели люди повсюду…
Ни государственной власти, ни защиты от бандитов не было.
Но Бог хранил их семью, и они как-то держались, хотя работали очень много,
с утра до ночи, и по очереди смотрели за крошечной дочуркой.
Наконец, весной 1920 года, перед Пасхой, когда стали пропускать пассажирские поезда до Овруча,
приехала Леночка, меньшенькая сестричка, любимица отца, и Манечке стало немного веселей
в редкие свободные минуты.
Май был чудесным, теплым. В один прекрасный день, когда из лесу пришла Леночка, в веночке, с цветами в руках, а Маня была занята больными, подъехала подвода с польскими солдатами. Они ворвались в пункт и, выкрикивая угрозы, стали делать обыск. Рассыпали все лекарства, стерильные перевязочные материалы… Потом связали фельдшера и Леночку, бросили на подводу и укатили.
Маня выбежала на дорогу, но только пыль клубилась вдалеке. Вернулась она в дом, схватила на руки маленькую Галочку и приговаривая: «Лушенька, дорогой мой! Леночка родная…» – рванулась за подводой. Если бы не больные, которые удержали ее, она разбилась бы о камни вместе с ребенком.
Что делать? За что?.. И стоят перед глазами муж, без кровинки в лице,
и плачущая сестричка… Ведь ей только-только 19 лет минуло, а арестовали
Леночку потому, что кто-то указал офицеру: это жена фельдшера.
Прибежали односельчане, успокаивали Манечку, утешали, а она прижимала свою Галочку к груди и горько плакала. Что делать? Что делать?! Слышит, как все наперебой твердят, чтобы она написала о невинном аресте мужа и сестры, а они, крестьяне, подпишутся под прошением. И вот составила Маня на польском языке прошение (она, слава Богу, владела польским), под ним подписалось полдеревни. На другое утро, с рассветом, взяла на руки Галочку и пошла пешком до Овруча, а было до него семнадцать верст…
Не помнила, как добралась с ребенком. Солнце пекло по-летнему. В комендатуре ее не принимали и не хотели обращать внимания на прошение. Пришлось умолять часовых, которые сжалились, позволили заглянуть в щелку. И увидела она своего Лушеньку, связанного, с синяком на лице… Не понятно только, как с ног не свалилась. А он, бедный, разглядев жену с доченькой, вскрикнул и уронил голову...
Часовые скоренько вывели Маню на улицу и дали воды. Ребенок крепко обнимал мать своими ручками, и это помогло ей не лишиться сознания. Она только прижимала Галюсю к себе – боялась, чтобы у нее не отняли доченьку. Пришлось ей вернуться домой ни с чем. Повалилась Маня на постель без сил, а утром рано опять подхватила ребенка на руки, взяла узелок с передачей, которую собрала Анна, и снова отправилась в дорогу…
В комендатуре встретили вежливо и сказали, что «пани Николенко» может присутствовать на военно-полевом суде, который состоится сегодня, где вынесут приговор ее мужу и сестре. Однако прошение не приняли Время тянулось бесконечно.
Наконец Маню ввели в подвальное помещение, где стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол. За ним сидело несколько человек в военной форме, они переговаривались и усмехались. Ее поставили сбоку.
Дверь открылась, и конвойные ввели Луку и Лену со связанными руками. Маня крепко держала ребенка, но Галочка что-то весело лепетала и ручкой показывала на папу. Слезы лились у несчастной матери из глаз, она не могла их унять. Леночка крикнула: «Не плачь, Маня, перед кем ты плачешь?!» Ее толкнули прикладом, и она, бедная, умолкла, но не проронила ни единой слезы. Лука был бледен, глаза его сверкали, он молчал…
Самый старший, в парадном мундире, стал говорить, что пойманы политические преступники, большевистские агенты, что их завезут в литовскую крепость, где умрут они голодной смертью, и обрисовал прочие ужасы… В глазах у Мани помутилось, она вскрикнула, и ее живо вытолкали за двери. А вслед донеслось: «Пусть все узнают, как мы наказываем большевиков!»
Когда она пришла в себя, то бросилась обратно, стучала и рвалась в двери суда,
куда никого не пускали.
Маня все не унималась, тогда офицер вынул из кобуры револьвер и навел на нее, но Галочка протянула свою ручку и стала лепетать: «Дай, дядя, дай, дай», – и рука поляка опустилась, он поспешно ушел. Бунтарку часовые усадили на скамью, стали успокаивать, говоря, что сейчас придет другой, хороший начальник, и она к нему должна обратиться, он обязательно поможет.
Долго сидела Маня и ждала, Галочка уснула у нее на руках, а слезы не высыхали, глаза ослепли от слез. Наконец, к трем часам дня, ей сказали, что идет комендант. Только Маня не может подняться, ноги отнялись...
Видит как сквозь туман, что он сам к ней подходит и спрашивает: «Чего пани плачет?»
Тогда она протягивает свое прошение, которое не приняли в суде, и сбивчиво рассказывает
о безвинно арестованных муже и юной сестре, которых хотят увезти и заточить в крепость,
погубить ни за что…
Говорила она на польском языке сносно, он внимательно выслушал и ответил:
– Обещаю вам, что сделаю все возможное, потому как вижу, что фельдшер с девицей
арестованы по ложному навету. Мне все понятно, даю честное офицерское слово, что вечером
вы увидите своего мужа и сестру. Идите домой, вам и вашей славной дочурке нужен отдых.
Погладил Галочке ручку, поклонился и ушел с прошением. Лицо его показалось Мане знакомым…
Стало как-то легко на сердце. Она поднялась и быстро ушла. Как будто бы на крыльях летела
назад, в село. Неизвестно почему, но она поверила коменданту и успокоилась.
Может, он был тоже подпольщиком? Ведь и в Польше действовала подпольно партия большевиков.
Да, да, она вспомнила: похожий на него человек приходил на лесные сходки к Луке,
кажется, его звали Юлиан Решке…
Не помнила Маня, как пришла домой, выкупала Галочку, накормила, а сама упала на кровать.
Чувствует, что с ней очень плохо, голова кружится, в ушах звон… Очнулась среди ночи.
Темно. Вдруг слышит стук сапог, кто-то идет... Подумала, если опять явились поляки
делать обыск, то не выдержит и умрет. Но сквозь звон в ушах уловила родной голос:
«Мусенька…» – и близко-близко лицо мужа, его губы... Но все расплывается, путается
в голове. Через силу спросила: «Где Лена?» – и провалилась куда-то в черноту,
но все-таки напоследок осознала: «Она в безопасности…»
Потом, как сквозь сон, видит: засуетился Луша, надел халат. Анна, кажется, пришла,
но все как-то нечетко, вдали, слова неразборчивые, еле-еле доносятся звуки...
И что-то теплое, липкое внизу живота... Кровь! Она истекала кровью…
Кровотечение фельдшер остановил тампонированием, тут же сделал вливание, укол камфары и кофеина,
дал выпить сердечных капель. Сознание медленно воротилось.
Анна заварила крепкий кофе и стала поить Манечку с ложечки.
Затем Лука сказал:
– Анна, зарубите курицу и сейчас же сварите бульон, чтобы получился только один стакан.
Проследите, чтобы моя жена выпила весь, до капли. Очень прошу, не оставляйте ее одну
и помогайте во всем. Утешайте, как можете. Я скоро буду.
Поцеловал он жену и Галочку, взял немного продуктов, смену белья и той же ночью ушел.
Еще просил Анну, чтобы молчала как рыба и никому ничего не рассказывала.
Не прошло и часа – налетели поляки с криками: «Где муж?» Маня лежала такая беспомощная
и равнодушная ко всему, что они отвернулись и стали допрашивать Анну.
Та только плечами пожала, мол, откуда мне знать? Сами видите: жена фельдшера пришла
из города и теперь умирает от кровотечения. Маня была как с креста снятая, они обнажили
головы, один за другим вышли тихонько из комнаты и уехали.
Манечке стало жалко дочурки, подумала, что в самом деле – она уже мертвец.
Анна к утру сварила бульон, накормила бедняжку, как ребенка, и она уснула.
Проспала ровно сутки.
Едва проснулась, сейчас же Анна подала хороший завтрак: два яйца всмятку, кофе с молоком и хлеб с маслом. Но подниматься с постели не разрешила, только принесла Галочку, дитя весело лепетало. Слезы капали сами собой, невольно Маня думала только об одном: «Где теперь мой любимый Лушенька? Где моя сестричка Леночка?..» Как ни успокаивала ее заботливая Анна Степановна, Маня не находила себе места, представляла ужасные картины… Если поймают мужа и найдут сестру, что их ожидает, какие пытки?!
Слабость еще долго не оставляла Маню, но нужно было принимать больных,
просили даже экстренно оказать помощь в соседнем селе. Все относились
к молодой фельдшерице душевно, с сочувствием. Люди не оставили ее в
тяжелые минуты. Делились продуктами, утешали…
*******************
Продолжение следует