Бесконечный лабиринт

Леон Строчник
                                     Бесконечный лабиринт
 
      Кто обивал пороги редакций знает, как это тяжело и унизительно. Большая часть коллективов в издательствах, статисты. С высшим образова­нием, со знанием литературы, «свояки», «сваты» и «браты». Поэтому, преодолев одну линию обороны, приходилось сталкиваться со второй, более изощренной, циничной и равнодушной.
     Однажды, сотворив очередной рассказ (компьютеров ещё не было), я по­пал в подобное заведение под названием журнал «Следопыт». Встретили, как и полагается, сухо. Недовольные взгляды. Мол, чего отвлекаешь от ра­боты уважаемых людей? Также мне как водится предложили подождать.
     У меня уже имелся кое-какой опыт, и я сразу взял «быка за рога». Не об­ращая ни на кого внимания, прошел прямиком к редактору. Постучался. И, о, чудо! Он сидел за своим столом и откровенно скучал в гордом одиноче­стве, втайне надеясь, что во внешнем мире его надежно прикрывают подчи­ненные. Однако, отступать некуда. На его лице возникла дежурная улыбка:
     – Чем обязан? Представьтесь!
     Я назвал свои имя и фамилию. Потом, скромно добавил:
     – Возможно, будущий писатель...
     – Вот, как?! Проходите. Присаживайтесь. В руках у вас я вижу рукопись?
     – Именно так. Тринадцать машинописных листов... Видите ли, я прочёл в конце последнего выпуска вашего журнала, что вы принимаете рассказы на­чинающих авторов.
     – Ага! Давайте ка сюда!
     И сказано это было так, что произведение моё уже заранее мысленно оправлялось в мусорное ведро.
     Надо отметить, криминальный боевик, над которым я корпел две ночи подряд, захватывал читателя с самых первых строк, и очень надеялся, что редактор, этот троглодит и диплодок, которому давно следовало бы отпра­виться на пенсию, снизойдет до прочтения.
     В какой то мере я не ошибся. Все тринадцать листов не ускользнули от его всевидящего ока.
     – Оу! - сказал он спустя десять минут, - Весьма недурственно! Современно и поучительно! Что ж...Приходите через три дня. Я пообщаюсь с коллегами. Может быть, мы и вставим куда-нибудь ваше вымученное чтиво.
     Домой я летел на крыльях. Мир уже не казался серым и скучным. Наобо­рот. Не смотря на пасмурную осеннюю погоду, развеселым и жизнерадост­ным. Оно и понятно. Впереди маячила известность.
     О, святая наивность! Откуда мне было знать, что: - У нас куча заказов из министерства культуры! У нас существуют «оплаченные» авторы! У нас весь архив завален произведениями, которые пылятся уже полгода.
     И ещё много чего «у нас», не вписывающиеся в моё представление об из­дании рассказа. Вообще интересно. Каждый писатель почти уверен, что его текст — это нечто уникальное. Неповторимое. Не имеющее аналогов в мире. И, что самое поразительное, именно благодаря этому убеждению литература и существует. Как, впрочем, и «железно-полезные» возвраты произведений. Даже иногда удивляешься про себя: - Ну, надо же?! Если бы они мне не отказали, я не заметил бы свои ошибки в корректуре! Не успел бы поменять некоторые слова, которые, что вполне естественно, спустя время потребова­ли бы своей замены!
     Финал, как вы уже догадались, оказался таким же как у всех. С не­большим дополнением - маленькой капли лести. Когда я, расстроенный и упавший духом, пришел забирать свой рассказ, оказалось, что его прочел весь коллектив. Одна женщина почти полчаса собирала листки разбросан­ные по разным столам. Я же, всё это время смотрел в окно и думал о том, что мир редакций, издательств и типографий, это — запутанный лабиринт, в котором где вход там и выход, и который сохраняет в себе раковые опухоли рациональной бездарности. Никто из сотрудников никогда и нигде не пуб­ликовался. Не издавался. Не становился известным. И всякий талантливый автор, приносящий свое гениальное творение, будет безжалостно раскрити­кован и вышвырнут на улицу. Не только из завести. Из злорадного принци­па.
     Думаете, сейчас что-нибудь изменилось? Вроде и компьютеры есть, и со­циальные сети, и всевозможные творческие серверы, где можно себя про­явить. Увы! «Наши» люди, мои старые знакомые, мои нежные доброхоты — по-прежнему остаются на своих местах. Как, стражи литературы. Как, не­приступные крепости, куда возможно тебя пропустят под старость, или же, по стабильной традиции — опубликуют после смерти!