Всё! Я захлопнула книгу. Коэльо , как всегда, не разочаровал меня. « Вероника решает умереть»-это название прочитанной мною книги. Я улыбнулась, блаженно закрыв глаза.
Моя Вероника всегда любила жизнь. Мысли о конечности бытия её грешную голову не посещают даже теперь, когда ей глубоко за…Ну-ну, не буду о возрасте женщины, которая до сих пор впитывает жизнь каждой порой своей души, а душа, как известно, не пропитывается секундами, днями или годами – она наполнена вечностью.
Душа моей Вероники, даже сегодня, запертая в иссушенное зловредным временем тело, все так же, как и в самом начале своего земного пути, с необузданным интересом взирает на танцующий в сумасшедшем ритме современный мир.
Книги, песни, фильмы, друзья, общение в онлайне, страсти у соседей, голодающие дети и бедствующие старики, проститутки, бизнесмены, учителя, уборщицы, китайская еда – всё интересно Веронике, все ее будоражит, волнует, возбуждает ее воображение.
Я компаньонка Вероники Андреевны. Слово «прислуга» ее смущает.
В первый день нашего знакомства, она повелительным жестом призвала меня к себе, а сидела она в плетеном из лозы кресле-качалке на маленьком балкончике сплошь уставленным горшками с цветущими фиалками, и строго сказала:
-Я уверена, что на холодном кладбищенском граните золотыми буквами напишут: « Гаржецкая Вероника Андреевна – жила слишком долго, познала слишком мало, за что и была наказана смертью.» Но, пока я еще живу и дымлю, тут она смачно затянулась сигаретой, вставленной в длинный темный мундштук, и выпустила дым изо рта удивительно правильной формы колечками, - называй меня просто по имени. Тебе , ведь , не трудно? А, мне так привычней.
Я согласно кивнула.
Через пару дней, Вероника, удивленно наблюдая, как я ,стоя на коленях, драю щеткой старинный дубовый паркет, вдруг спросила:
-Мила, а любовник у тебя имеется?
Я искренне рассмеялась:
-Да. Конечно. Каждый вечер встречаемся. Утром нет времени – спешу на работу в супермаркет. В обед- закупка продуктов для семьи. После обеда – к Вам. А вечером, после того, как приготовлю ужин, вымою посуду, уберу в кухне, поглажу бельё – я принимаю душ с лавандовым гелем, чищу зубы, и иду к нему на романтическую встречу. К моему любимому и единственному. Падая в его теплые объятья, успеваю спланировать завтрашний день, и отдаюсь ему вся! Он овладевает мной мгновенно, стоит только моей щеке коснуться подушки. Он всегда рад мне. Имя ему- Морфей. Ночь любви, проведенная с ним так чудесна, что я плачу, вырываясь из его нежных, но цепких объятий, и не успев еще толком открыть глаза, уже скучаю…Потому, что безумно его люблю!
Вероника улыбнулась:
-Да ты поэтесса! Красиво сказала. А, записывать свои мысли не пробовала? У меня есть онлайн-друг, хороший и умный мужчина, писательствует помаленьку. Он бы оценил твой талант. Но, я серьезно – у тебя есть мужчина для тела?
Я удивленно посмотрела на нее:
-Это как это, Вероника? Должен быть отдельный мужчина для тела? А, отдельный, для души? Тогда и для кошелька нужен мужчина?
-Конечно. А, где ж ты найдёшь хороший вариант « три в одном»? Нет, милая, такого не бывает. Мужчина может выполнять только одну функцию на «отлично». Мы, женщины, многофункциональны - этим мы и отличаемся от сыновей Адама. Я всегда ценила в мужчине только то качество, которым он владел виртуозно!
В тысяча девятьсот пятьдесят первом году, когда мне было семнадцать, я, как и многие мои сверстницы, поехала покорять столицу актерским талантом. Наивная провинциальная дурочка думала поразить приёмную комиссию стихами Симонова, которые он в начале войны актрисе Валентине Серовой посвятил : « Жди меня, и я вернусь…» Как же я горько плакала, когда пришлось мне вместо студенческой жизни вкусить горький хлеб строителя, запивая его кефиром из широкого горлышка стеклянной бутылки. Москва стремительно росла в высоту, бодрые песни комсомольцев разлетались по железобетонным перекрытиям новостроек, раздвигая границы столицы всё дальше и шире.
Какие мужчины были на стройках в те годы? Студенты, переселенцы, фронтовики. В то далекое послевоенное время, как ты помнишь из учебников, мы поднимали страну, расширяя горизонты коммунизма-ленинизма, и мечтали о светлом будущем, которое мы построим за пару лет. Целомудренное воспитание, неопытность в любовных делах, наивность в представлениях о семейной жизни, как о крепкой ячейке общества – играло мне не на руку. Я влюбилась в первого мужчину, который обратил на меня внимание, и смачно хлопнув по мягкому месту тяжелой ладонью, мечтательно присвистнул : « Эх, Верка, я бы с тобой в ночную смену строительством коммунизма занялся!»
Вероника прикрыла глаза , вспоминая те далекие годы:
-Как я трепетала, предвкушая первый поцелуй! И, тем большее было разочарование, когда мой жених, хромой красавец- прораб, поочередно потискав мои девичьи груди мозолистыми ладонями, поспешно прошептал мне в ухо: « Давай, Верка, раздевайся, нужно проверить тебя, не яловая ли ты, а то, бездетным квартиры в Москве не видать. А, я рисковать не хочу. Так что ты не кочевряжься, если тяжелой станешь – поженимся, а нет – так и попрощаемся по- комсомольски!»
Странное чувство брезгливости испытала я в ту ночь. « Не криви ты так морду, Верка! Все этим занимаются! А, ты думала как детей-то делают? Это тебе не халву жрать, это ответственное дело! Я к тебе со всей душой, а ты так кривишься, будто я урод какой. Знаешь, сколько девок хотели бы, чтоб я с ними…А, я тебя выбрал! Ты девка-огонь! Деревенская! Кровь с молоком! Ну-ка, давай-ка повторим! А, там, глядишь, и тебе понравится, во вкус войдешь, еще и просить меня об этом будешь каждую ночь!»
Вероника брезгливо вытерла ладони влажной салфеткой, и продолжила:
-Понесла я. Обрадовалась, и жениха обрадовала. Он честным оказался. Расписались в ЗАГСе. Квартиру получили. Родила я сына. Мальчик был хилым, и умер через месяц после рождения.
Что же мой первый муж делал лучше всех? Он был прекрасным хозяином. Ремонт в квартире сделал сам, без посторонней помощи. Руки у него были «золотые» - кран починить, унитаз установить, положить паркет, застеклить окна – запросто! Жадность и хозяйственность - для него эти слова стали синонимами. Скрупулезность и занудство – характерной особенностью. Я же, живя с ним, сделала для себя открытие – я не могу быть обычной советской женщиной-лошадью.
Мне надоело мешать раствор днем, и терпеть примитивные телодвижения моего законного мужа по ночам. Я опять попробовала поступить в театральный. И, опять отрицательный результат. Но, мне удалось устроиться костюмершей в один из театров. В двадцать лет театральная жизнь казалась необычной и увлекательной, а гастроли стали для меня спасением от мужниных ночных пыток-попыток «создать» наследника социализма, тем самым укрепив « коммунистическую ячейку общества».
А, гастролировать нам приходилось часто! Новые города, интересные люди, культурный, и умеренно пьющий коллектив меня вдохновляли на выдумки. Мне нравилось придумывать костюмы, искать в библиотеках иллюстрации модных платьев той, или иной эпохи, создавать эскизы.
Возвращаться домой, к мужу, в новенькую квартиру, мне совершенно не хотелось. Меня завораживали ночные откровенные разговоры с актрисами, веселые сабантуи с театральной труппой, приятные заигрывания режиссера. Особенно мне хотелось нравиться ему – мужчине опытному, интеллигентному, начитанному, и такому загадочному в приступах неимоверной грусти. В такие моменты глаза его становились глубокими, отстраненный взгляд скользил по поверхности бытия, не замечая буйства весенних красок, и моего влюбленного лица. Жаль, я не знала еще тогда, что люди творческие, зачастую бывают эксцентричными истериками, страдающими депрессиями, и другими эмоциональными расстройствами.
Пятая «пятилетка» (пятый пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства СССР после окончанияВеликой Отечественной войны.) пролетела. Что я помню из жизни великой страны? Шестого марта тысяча девятсот пятьдесят третьего года в шесть часов утра по радио объявили о кончине Сталина. На острове Куба бушевала революция. Во всех кинотеатрах страны показывают фильм «Овод» с Олегом Стриженовым в главной роли. Первая в мире атомная электростанция в Обнинске заработала на полную мощность. Союз Советских Социалистических Республик неуклонно двигался к коммунизму! Народ работал до изнеможения, не представляя себе, как на самом деле живут такие же рабочие люди в «странах загнивающегося капитализма.
В пятьдесят пятом я ушла от мужа. И, стала жить с человеком, перед которым благоговела, робела и испытывала восхищение. Мне казалось, что это и есть воспетая поэтами, настоящая любовь!
Ты знаешь, Мила, что любви не бывает «настоящей», или «ненастоящей»? Любовь – это не вино, радующее, веселящее и бодрящее человека пару часов, а потом коварно вбивающее в голову острые гвозди боли. Так действует не любовь, так насмехается извращенная и больная эмоциональная привязанность.
Этот мужчина имел странную власть над моей психикой, над моим телом. Он, режиссер от Бога, вынуждал меня играть, понятные только ему, роли. Как профессиональный кукловод умело дергал за ниточки моих эмоций, заставляя подчиняться малейшему движению его пальцев. Он восхищался моим телом, медленно касаясь ладонями моей кожи, или часами рассматривая меня спящую. Именно с ним, я узнала, что такое секс. Да-да, мы знали это слово. И, заграничные журналы с красивыми картинками часто попадали в наши руки. И, песни зарубежные мы слушали.
Мила! Хватит драить мой паркет! Вымой руки, и приготовь для нас чай. Я уже утомила тебя своими воспоминаниями.
Чай Вероника любила черный, без сахара. Я с удовольствием наблюдала за движением ее рук. Изувеченные ревматизмом, покрытые коричневыми пигментными пятнами, с удивительно блестящими ногтями, руки грациозно колдовали над чашками с чаем, будто два огромных длинноногих паука, ткущих невидимую паутину времени над темными колодцами памяти.
Яркое солнце желтыми пятнами дразнит глаза. Говорят, что только глаза не стареют, остаются все такими же, какими были двадцать, тридцать, пятьдесят лет назад…Это неправда. Глаза покрываются белесой пленкой прожитых лет, туманятся воспоминаниями, теряют азартный блеск раннего утра, прощаясь с полуденной томностью, неизбежно приближаясь к закату, становятся похожими на застоявшийся остывший чай в фарфоровой чашке жизни.
Вероника любит смотреть, как я примеряю ее драгоценности. Это не те штамповки, которые продаются сейчас в ювелирных магазинах. Это раритетные вещи, изготовленные специально для нее, по особым эскизам.
Тяжелое изумрудное сердце , сдерживаемое потемневшими оковами из серебра, пытается врасти в кожу моего пальца, пульсирует в весенних солнечных лучах, будто живое, дрожит радостно от соприкосновением с теплой кожей моих рук.
Унизанное мелкими росинками аметистов роскошное колье обнимает мою шею, и огромный синий камень, уютно располагается в ложбинке между грудей. Аметист – камень вдов, он и выглядит, как застывшая во времени женская слеза.
Тонкие нитки длинных сережек, игриво поблескивают бриллиантами, весело подмигивают хозяйке с каждым поворотом моей головы.
-Диадема еще нужна,- вздыхает Вероника,- она бы шикарно смотрелась на твоих смоляных волосах. Но ее пришлось продать, и на вырученные деньги лечить моего сумасшедшего мужа-режиссера.
Я приседаю в глубоком реверансе, и склоняю голову в смиренном поклоне:
-Буду Вашей фрейлиной! Ток ванную вымою, приготовлю Вам гречневую кашу с котлетами, и тогда почитаю Вам книгу, а Вы пока подумайте, что бы Вам хотелось сегодня услышать, августейшая Вероника?
Она задумчиво покусывает кончик мундштука:
-Ты знаешь, Мила, когда в шестьдесят первом Юрий Гагарин впервые облетел на космическом корабле « Восток-1»нашу планету, я увлеклась фантастикой. Мы тогда все в такой эйфории были! Человек в космосе! Невероятно!
Да…Нас вынудили строить Берлинскую стену, бесцеремонно расстреляли рабочих в Новочеркасске, проводили денежную реформу, а мы гордились тем, что первый советский человек побывал в космосе…Странное наступило время…Время « шестидесятников» - борцов за мир без границ, читающих повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» , и влюбленных в стихи молодых поэтов - Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулинаой, Рождественского, Окуджавы...
Мой муж тоже находился в странном душевном состоянии. Ему, то было безудержно весело, и он приглашал друзей и пил до потери сознания, а то, вдруг, на него нападали приступы ужаснейшего маниакально-депрессивного состояния, и тогда он с подозрением обнюхивал мое нижнее белье, в поисках малейших признаков супружеских измен. Его безумные, блестящие, как камни в этом колье, глаза, пугали меня. Появляющуюся на макушке лысину прикрывали жидкие, вечно сальные, волосы, вызывающие во мне тошноту. Гнилые зубы…Запах…Запах его тела был похож на запахи рыбного рынка, запах человека гниющего изнутри, человека обреченного на неизбежную трагическую гибель– этот запах впитался в мою память так же крепко, как и запах табака, запах вымытой сцены в театре, запах духов « Красная Москва».
Веронику передернуло, лицо ее побледнело.
-Двадцать первого июля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года Нил Армстронг, американский астронавт, сделал первый шаг на поверхность луны, а мой муж сделал последний шаг в своей жизни – шагнул в открытое окно на седьмом этаже.
Что же он делал лучше всех? Он умел возбуждать. Возбуждать интерес. Возбуждать желание. Возбуждать мои творческие способности. Возбуждать мое тело.
Я стала вдовой в тридцать пять лет. Брежневская « Эпоха застоя» в стране, совпала с « эпохой запоя» в моей жизни.
Элитные сорта вин, или коньяк, ну, на худой конец, водка! Нет, в те времена можно было взять пару бутылок «бормотухи» , и упиться ею до потери человеческого вида. Женский алкоголизм, Милочка, это ужасная вещь. Когда на работу выходишь через раз, тебя не уволят из жалости. Когда ты пьешь алкоголь, как воду, чтобы утолить жажду…Когда организм уже не испытывает потребность в воде или в еде, а требует только «Портвейна», ты не можешь ни о чем думать, только о том, что в сумочке у тебя спрятана «исцеляющая» бутылка.
А, если бутылки нет? А, если денег тоже нет? Можно что-то продать! Хорошо, что свои драгоценности я отдала на сбережение своей соседке по даче. Эта женщина, каждый раз , завидев меня издали в « веселом настроении» , пряталась. Она боялась, что я зашибу ее. Боялась, но мои побрякушки не отдавала мне. Надеялась, что я опомнюсь, возьму себя в руки, излечусь.
Излечиться в великой стране было возможно с помощью трех С: санитары, снотворное, сердечное. Первая клиника по лечению алкоголизма открылась еще в шестьдесят четвертом году, и называлась Лечебно Трудовой Профилакторий ( ЛТП).
В тот « хмельной» период у меня появился новый мужчина – сантехник из нашего ЖЭКа. Он пришел по вызову соседки- у меня протекал унитаз, а я не реагировала на ее просьбы исправить возникшую неполадку. Он очень любил меня.
Саркастическая улыбка скользнула по ее губам, оживив их. Тело Вероники затряслось от сдерживаемого хохота.
-Мила, он приносил мне бутылку самогона ранним утром, чтобы я опохмелилась, и чувствовала себя лучше! Настоящий товарищ! Друг по несчастью.
-Вы в него влюбились?
Наконец Вероника, не сдерживаясь ,захохотала:
-Мила, я засыпала в луже своей мочи, а просыпалась в море собственной блевотины! Мой дом превратился в помойку, а я в синюшнее, спитое, трясущееся тщедушное бесполое существо с отечным и одутловатым лицом. Мужчина мой выглядел не лучше меня, но был настоящим мужиком – здоровым, потным, небритым и вонючим. Однажды мы в пьяном угаре пробовали предаться любовным утехам, но из этой затеи ничего не вышло. Не помню подробностей, но проснулась я с огромным фингалом на лице, и со сломанным ребром. Вот тогда я поняла, что ногами коснулась дна.
Чему научил меня мой сантехник? Нужно быть избирательной! Выбирать то, что необходимо тебе, то, что соответствует твоим параметрам, твоим потребностям, а не брать « что дают». Видишь, каждый мужчина в твоей жизни, даже самый гнилой, может тебя чему-то научить.
Солнце шаловливо играло с драгоценными камнями, прикасалось к их граням, заглядывало в их таинственную глубину, пытаясь пощекотать их души. Они отбивались от его заигрываний, разбрасывая разноцветные яркие блики по всей комнате, создавая праздничный антураж. Солнцу все равно, шалить ли с изумрудами, рубинами и бриллиантами, или баловаться с крашенными стеклышками…Какая разница, если игра их света одинаково завораживающе прекрасна, и возникает только от его, солнца, поцелуев. Стоит солнцу забыть о камнях, увлечься чем-то иным, и камни поблекнут, утратят свои яркие краски, спрячут волшебное сияние глубоко-глубоко внутри. Солнце единственное умеет пробуждать в драгоценностях их истинную суть.
Удлиненный овал лица, высокий лоб, аристократичный нос с тонким кончиком и нервно подрагивающими ноздрями, тонкие сухие губы, смуглая кожа, исхлестанная глубокими морщинами, будто шрамами, вытертые и выцветшие брови и ресницы, тонкие седые волосы собраны в тугой узел на затылке. Когда тонкие веки устало прикрывают глаза, и она, покачиваясь в неизменном кресле-качалке, дремлет – я исподтишка рассматриваю ее. Она напоминает мне древний гербарий, потерявший свой сочный цвет, свежий аромат, но сохранивший свою фактуру и оригинальные особенности для исследования и восхищения . Время выпило ее жизнь, и опьянев, забыло о существовании Вероники.
-Хороший Вы человек, Вероника!- произношу я однажды.
Лицо ее моментально сереет, в глазах появляется странный блеск. Тело вздрагивает, напрягается, мелко дрожит. Ладони сжимают подлокотники кресла так сильно, что кожа на них натягивается, и становится гладкой, будто у молодой девушки. Из-под плотно сжатых губ вырывается тяжелый болезненный стон, а из глаз сочится жемчужная влажность, лишая лицо Вероники маски умиротворенности.
-Хороший человек…
Голос ее становится злым:
-Плоское выражение! Хороший человек – это тот, кто кормит бездомных собак и людей? Или, это тот, кто не убил , не возжелал, не воровал и жил с молитвой на устах, и страхом в сердце? Или этот тот, кто почитал Суворова, и жил по его призыву: « Сам погибай, а товарища выручай!»? Так, кто может называться «хорошим» человеком?
Она тянется всем телом к тумбочке, где лежит початая пачка сигарет, нервно достает никотиновую палочку, и минуя мундштук, вставляет ее между своих бескровных пергаментных губ. Огонек зажигалки раболепно склоняется в поклоне, и Веронику окутывает сизый дым горьких воспоминаний.
-Ты не представляешь, Мила, как это больно быть бездетной! Когда умер мой первенец, я страдала от того, что потеряла свое продолжение. Эта маленькая ямка вырытая на кладбище, стала точкой в конце пути, который я надеялась пройти – перешагнуть через нее, и продолжать жить той же жизнь с тем же человеком - для меня это было невозможно.
Я, как ты помнишь, свернула на другую дорогу, с другим мужчиной. Надеялась ли я на зарождение жизни в себе, после полных необычных фантазий ночей? Да! Как и любая другая женщина, жаждущая исполнить свое предназначение. В какой-то определенный период жизни навязчивая мысль о беременности не давала мне покоя, волновала меня. И, мамы с колясками, важно прохаживающиеся в парке, и румяные щечки соседских детишек – умиляли и наполняли мою душу щемящей тоской. Я , по знакомству, а иначе в те времена было не возможно, - попала на прием к профессору гинекологии. До сих пор , вспоминая эту встречу, ощущаю влажный от моей потной ладошки фиолетовый четвертак, помятый и плотно зажатый в кулаке.
Я бежала домой по асфальтной дорожке, выстукивая задорную детскую песенку каблучками гэдээровских туфелек, улыбкой на лице удивляя прохожих. Весна – время сиреневого цвета, парадов и воздушных шаров, и моих солнечных женских надежд!
Все это моментально убил смех моего мужа. Весеннее небо затянулось мрачными тучами цинизма после его слов : « У нас никогда не будет потомства! Я, к огромному моему счастью – не смогу продолжить свой род! Только убогие плодятся и размножаются!»
Когда он умер, я осталась совершенно одна, пыталась найти выход на дне граненного стакана…Да, ты помнишь все, что я тебе рассказывала, не буду возвращаться к этим дням.
Так вот, в восьмидесятых наступило время «перестройки» - время кооперативов, совместных предприятий, гласности и тотального дефицита. Новая государственная идеология больно ударила по нам, обычным трудягам. Мы ринулись совершенствовать социализм, и забыли о постройке коммунизма. А , мне уже было пятьдесят – время нянчить внуков. И, снова проснулся во мне материнский инстинкт. Да с такой силою – цунами просто!
Я жила в то время одиноко в этой огромной квартире.
Однажды, когда осень оплакивала вместе со мной молодость, возвращаясь с работы, я увидела светловолосую головку, мелькнувшую на лестничной площадке, и быстро спрятавшуюся в темном углу подъезда. Сырость и промозглость осеннего вечера никак не располагала к детским играм в нашем парадном. Да, и детей такого возраста я никогда не наблюдала в своем дворе. Я могла бы просто пройти мимо, но, как ты заметила – я же хороший человек!
Мальчишке было не больше пяти лет. Тощий, щуплый, и удивительно светлоликий, с огромными, широко распахнутыми глазами, и испуганной улыбкой. Его звали Васька.
То извечное, что живет в каждой женщине, огромное и теплое, всепоглощающее – вырвалось из меня жарким потоком, и вцепилось в этого мальчишку мертвой хваткой.
Когда я смотрела, как он глотает мои котлеты не жуя, почти целыми – что-то тяжелое давило в районе моей грудной клетки, сжимало туго мою гортань, и я, только и могла, что молча гладить его мягкие, словно пух одуванчика, волосы.
У Васьки была мать-пьяница. Отец…Отец, конечно же был летчиком-космонавтом, выполнявшим очень важное правительственное задание.
Ты можешь представить, Милочка, с каким трудом я доставала макароны и сосиски, ведь в то время полки магазинов были красиво уставлены баночками с морской капустой, и даже обычное молоко было дефицитом. Но, как же радовалась я , видя, как Васька жует конфеты «Кис-кис», закрыв от удовольствия свои любопытные глазенки.
Моя жизнь наполнилась смыслом. Достать по блату колготки, носочки, штанишки, свитерочки. Сводить в парикмахерскую. Смастерить вместе с мальчиком кораблик. Почитать перед сном сказку. Удивлять и удивляться вместе с ребенком – это радость, настоящая и полноценная радость. Чувствовать его мягкую ладошку в своей руке. Видеть его сияющие глаза. Брать его с собой на работу и с гордостью показывать сотрудникам смышленого Ваську. Никому не объясняла я откуда он взялся в моей жизни. Да, никто особенно и не интересовался – у каждого были свои дела.
Но, перед новогодними праздниками появилась она- проблема. Мать Васьки. Пришла, обдавая смрадом перегара и нечистот, стала, пошатываясь на пороге, улыбнулась беззубым ртом, и мальчишка, забыв обо мне, побежал к ней, раскинув руки: « Мамулечка-роднуля! Я так соскучился!». Как маленький крабик, повис на своей пьяной мамаше непосильным грузом, обхватил руками за грязную шею, и заплакал от счастья.
Острой иглой прошила мое сердце обида, ревность и злость. А, мамаша, ухмыльнулась, сплюнула комок желтой слюны : « Подарить не могу, а продать, если хорошо заплатишь – продам! Только за хорошие деньги продам. Кроме тебя у меня еще покупатели имеются.»
Сумму, которую запросила за продажу своего ребенка, я не смогла собрать. Тогда, от злости и бессилия, я позвонила своему другу полковнику милиции. Ваську забрали в детский дом, откуда он сбежал, и как сложилась его жизнь дальше - я не знаю. Я искала его, долго искала, но напрасно. Мать Васи отправили на принудительное лечение, во время которого она повесилась на собственноручно сплетенной веревке из лоскутов простыни.
Хороший ли я человек после этого, Мила?
Вероника курит. Руки ее дрожат. Огонек сигареты становится кроваво-красным. Закат за окном заливает комнату теплым терракотовым светом, смешиваясь с сигаретным дымом укутывает Веронику, прикрывая ее тонкую сухую фигуру, извивающиеся узловатые вены на дряблой шее. Я не вижу – я слышу, как вздрагивает ее грудная клетка, от глухих всхлипов, будто от выстрелов. Память , как снайпер – стреляет без промаха. Старые настенные часы задумчиво опустив стрелки по-стариковски бубнят : « Так-так, так -не- так, так-так…».