Жёлтый ломтик луны

               
1.
Байкал не был охотничьей собакой в подлинном смысле этого слова. Хозяин, местный пчеловод, не натаскивал его специально, но никогда не отказывал друзьям, которые просили:
— Данилыч! Одолжи Байкала на денёк! На кабана иду…
Илья Данилович лишь одно требовал:
— Побожись, что сбережёшь собаку…
— Вот те крест!
— Смотри! Она у меня колымская, не расплатишься!
А сберечь «колымку» было не просто. Пёс так яростно шёл на зверя, таким  звонким лаем заливался в полуметре от острых рогов и свирепых клыков, что запросто мог стать их жертвой, но отскакивал вовремя... 

  Это на охоте. Остальное время Байкал верно служит старику-пчеловоду. Пёс зорко охраняет пасеку, дом, птичий двор, где любят похаживать крысы, хорьки, ласки… Этих сторож душит сам, а лает лишь на медведя или тигра. Таких случаев немного, но всякий раз старик приходит ему на помощь. Не убивает зверя, избави Бог!, но его ружьё двенадцатого калибра так гулко сотрясает ночную тишину, что хищник надолго забывает дорогу на пасеку.
               
Сегодня Илья Данилович проснулся рано, за окном ещё не рассвело. Но верная Дуняша, супруга его, уже возилась у плиты.
— Врач тебе что велел? — хмуро спросил старик. — Спать вволю,  как душа позволит!.. 
— Это в обычные дни, — виновато улыбнулась жена. —  А сегодня мы внучку встречаем! 
— Эка невидаль? — сделал он беспечное лицо. — У нас их пятеро!
Бабка даже руками всплеснула от изумления.
— Ах ты бессовестный! Жанка у нас первая вышла замуж! Кто тебе правнука подарит, ежели не она? 
 — Шучу я, — улыбнулся дед. — Сам жду не дождусь нашу красавицу!

Стариков тоже звали на свадьбу, но хворая бабка отказалась наотрез, а он куда же без неё? Послали молодым конверт с деньгами и большую банку мёда: чтобы жизнь была сладкой! Но сразу же после свадьбы Жанна позвонила и заявила категорически, что сами приедут к ним в ближайшую субботу:
— Всей свадьбой нагрянем!
— Господи! Да где же мы вас разместим? — ахнула бабка.
— На сеновале, бабуля! 
Трубку взял дед.
— Приезжайте всем табором, внученька. В тесноте да не в обиде! 
— Какой табор, дед? Со стороны жениха будут трое-четверо, остальные все наши… Одно прошу: чтобы лодка была и костёр возле озера! 
— Непременно, моя ласточка!
— Тебе будет с кем поговорить, дедуля. Писателя привезём, коллегу.
— Что за писатель?
— Увидишь! — и трубку положила, хитрюшка.

В своё время, когда пасека была лесхозной, а Илья Данилович считался одним из лучших пчеловодом края, приехал к нему журналист — болтун, хвастун, любитель выпить…
— Я поживу у тебя, Данилыч?
— Да Бога ради!
— Книжное издательство просило… Оно меня ценит!
Журналист спал в мастерской, рыбачил на озере, помогал хозяину мёд качать, рои сажать, парился в бане, пил медовуху, и всё выпытывал, выпытывал у Данилыча его секреты: про пчёл, про мёд, про жизнь лесную пасечную.…
Потом он пропал до осени, а когда нагрянул вновь, привёз книжку: «Город Улей и его обитатели». Сверху над цветным рисунком пасеки были указаны два автора: журналист и пчеловод. 
— А это зачем? — нахмурился Илья, ткнув пальцем в свою фамилию.
— Как зачем?! Мы работали вместе? Вместе. Значит соавторы! — рассмеялся журналист и беспечно махнул рукой: — Медовуха есть?.. Наливай, коллега!

Весёлая детская книжка разошлась по всем библиотекам края, об ней писали в газетах, её читали по радио… С тех пор друзья Данилыча — лесники, рыбаки, пчеловоды, охотники — иначе, как «писатель», его не называли. 
Жанна с малых лет любила книжку деда, гордилась им и вот теперь везёт какого то «коллегу» — писателя тоже.
               
К приезду «табора» начали готовиться заранее. Первым делом перетряхнули на солнышке все перины, подушки, одеяла… Байкал вертелся рядом и пытался ухватить перину зубами, но бабка гнала его прочь. Мужу поясняла:
— Это молодым не грех поваляться на сеновале, а сватов разве можно положить в сеннике?! 
Когда горницу прибирали, спросила с сомнением:
— А как с иконой быть, Илюша? Ею в нашем роду всех молодых благословляли. Помнишь?
— Как же!
Икону благоверного князя Александра Невского привёз с Поволжья ещё прадед его Дуняши — вахмистр Отдельного Корпуса пограничной стражи. Позже икону пришлось прятать в сундуке, но перед свадьбой её неизбежно доставали…   
— Но нас до свадьбы благословляли, а они уже расписаны… Как быть, Илья?..
Данилыч к вере относился уважительно, но церковных тонкостей не знал. В любом случае предпочитал здравый смысл, который никогда его не подводил.
— По-моему, не обидится Александр Ярославич. Хуже, ежели мы его вообще не вспомним в такой день…  Благословляй!

2.               
Пасека раскинулась на краю леса, а если спуститься по тропке вниз, то выйдешь на широкую луговину с изобилием трав и озеро под белым пологом тумана.
Верный пёс трусил за хозяином след в след, но не скулил от радости, как городской холёный шпиц, которого вывели погулять. За ночь Байкал столько набегал, что скорее он вывел на прогулку хозяина…

Первое, куда зашёл человек, а пёс остался рядом, была баня. Накануне хозяин возился в ней долго: таскал воду из озера, рубил дрова, готовил веники… Сегодня осталось спичкой чиркнуть, что он и сделал. Печка затрещала, ожила, из трубы повалил густой дым.

Следом хозяин вынес из предбанника ведро комбикорма, и Бакал заинтересовался прогулкой всерьёз. Комбикорм предшествовал рыбалке, а она — множеству приятных ощущений. Поэтому к хозяйской лодке он подбежал первым.
— Что? Поплавать захотелось? — усмехнулся хозяин. — Ну садись, душа морская!
Байкал вспрыгнул в плоскодонку и уверенно разлёгся на её носу. Свой собственный нос он опустил  до самой воды, заглядывал в неё, вдыхал озёрный аромат —  блаженствовал!

Хозяин сел на корме, начал неторопливо грести — ни шума, ни всплеска…  Внизу, между камышами, кувшинками и прочей водной зеленью время от времени проплывали рыбины… Пёс провожал их жадным взглядом: ну вот же она, хозяин! Лови!
Даже хвост его участвовал в воображаемой рыбалке: сворачивался кольцом,       замирал, бил себя по спине!.. Но ни рычать, ни лаять не может себе позволить умный пёс: рыбалка — дело молчаливое.

А хозяин достиг своей цели, выбирает из воды очередную крылатку, и золотистые лини, лещи, караси падают на дно лодки, выгибаются, плещутся в мокрой жиже… Байкал наблюдает молча. Когда-то, будучи молодым и глупым, он попытался коснуться лапой метровой щуки… Его визг наверняка слышали на том берегу озера. С тех пор он только наблюдатель...
   Но вот хозяин разбрасывает в воду комбикорм. И он, и пёс с удовольствием отмечают, как молодь жадно набрасывается на эту «манну небесную», которую сыплет им сверху седовласый «бог».
— Жизнь продолжается! — с улыбкой говорит старик.

Они возвращаются, плоскодонка вновь на берегу, куда выпрыгнул и Байкал. Хозяин переложил добычу в садок, и рыба вновь плавает, но убежать не сможет, нет! А приедут дети, внуки — они любят готовить уху, пусть и занимаются!

 Старик взялся за самое трудное. Ополоснув лодку, он раскачал её и, держа обеими руками, вылил грязную воду. Затем, тяжело дыша, опустил плоскодонку. Алое солнышко, которое поднимается из-за горизонта, завершит работу. Его лучи высушат лодку, прогреют, и молодожёны уплывут на ней в озерную даль….
Илья Данилыч положил руку на грудь. Последнее время глупое сердце нет-нет да   напоминает о себе. «Отца инфаркт сгубил в неполных шестьдесят. А мне на двадцать больше дал Господь!» —  перекрестился дед.
Теперь одна мечта была у него: дожить до правнука!

3.
Дом пчеловодов — пятистенка, на две избы. В главной —  русская печь, кухня, горница, светлица…  Здесь правят хозяйка и рыжий кот её, Мурзик. На эту половину, где всегда уютно и чисто, Байкала не пускают. Да он и сам сюда не просится.

Гораздо лучше на меньшей половине — в мастерской хозяина. Здесь из мебели лишь печь голландка да верстак у окна. Тут зимою каждый день, а с весны до осени в ненастную погоду хозяин мастерит улья, рамки для пчёл, плётёт из камыша утеплительные маты…

На этих матах, высохших до тёплого шуршания, хозяин и сам любит вздремнуть, и друзей своих укладывает: рыбаков, замёрзших во время подлёдного лова, охотников, гонявшихся по снегу за кабанами…
Своя камышовая лежанка есть и у Байкала тоже — возле двери. В зимнюю пору, когда на улице завывает пурга, пёс дремлет на ней и слушает шорох рубанка, стук топора, вдыхает дивные запахи сосны и кедра, пихты и берёзы…

В обычные дни негромко мурлычет радио: от работы оно не отвлекает, и хозяин это ценит. Но когда нагрянут гости, мастерская оживает родными голосами. Тут уж не уснёшь! Маты сдвигаются к верстаку, на нём появляются кружки, миски, пахнет салом, хлебом, ветчиной, начинаются разговоры, шум и смех… В разгар застолье нет-нет да и Байкалу перепадёт  что-нибудь вкусное…

А иногда (нечасто, но бывает!), кто-нибудь из охотников приведёт с собой лайку тоже, но сучку... В такой вечер Байкал о еде забывает, — все лучшие косточки ей, разумеется! Он и неделю может голодать, лишь бы отпустили их на мороз, во двор. О, сколько славных укромных мест покажет он своей подруге!

;4.
«Табор» явился ближе к обеду. Солнце светило вовсю, когда раздались из леса автомобильные гудки, одна за другой показались легковые машины и, продолжая гудеть, остановились возле дома. Байкал от страха спрятался под крыльцо, а хозяева, одетые во всё праздничное, вышли встречать молодожёнов. И они явились — красивый, как греческие боги!

 Жанна была в джинсовом костюме, но на голове фата — не придерёшься! Рядом юный супруг — коротко стриженный, рослый, тоже в чём-то спортивно-праздничном.
Внучка бросилась к старикам целоваться.
— Дедуля, бабуленька! Знакомьтесь: мой муж Виталий. Спортсмен, аспирант…
— …скажи ещё «комсомолец и просто красавец!», — добавил новобрачный, и от того, что припомнил он любимую комедию их молодости, старикам понравился сразу.
— Очень рады… Совет да любовь! — сказал  Илья Данилович и протянул внучке огромный букет осенних цветов.
Евдокия подняла икону:
— Пусть благословит он вас на жизнь долгую, счастливую! 
Молодожёны перекрестились, за ними приезжие: родители жениха, его дед — белобородый старец лет под восемьдесят.  Он вгляделся в икону и громко произнёс:
— А князь сказал: «Не в силе Бог, но в правде!».
Ему ли эту мудрость не принять
И эту правду ни ему ли знать,
Когда вся жизнь — в гонениях и травле!
Ему ли не понять «Не в силе Бог!».
…И Он услышал — тот, кто всех сильнее,
Но нет, не лёд Он сделал голубее,
А силой духа русичам помог!

Поэту хлопали. Внучка напомнила пчеловоду:
  — Я тебе говорила, дед? Андрей Захарович профессор, он пишет книги.
Бородач отмахнулся:
— Книги — это громко сказано, милая. Скорее новеллы, эссе. Но сегодня я приехал порыбачить! Баста!
Илья Данилович поддержал сверстника:
— Предлагаю по бокалу нашей медовой — за знакомство — и каждый займётся своим, кому что нравится. Рыбалка, баня, грибы, орехи… А праздничный стол будет вечером, на озере, у костра… Правильно, внучка?
— Всё верно, дед!

Байкал, увидев сыновей и внуков хозяина, тут же выбрался из-под крыльца, всех любовно облаял, всех облизал, и вообще делал вид, будто никто и не думал пугаться этих дурацких машин. Вместе с хозяином он провожал молодых до озера, показывал дамам грибные места, а мужчинам — навес, где надо резать барашка для шашлыка и петуха для ухи…... 
А потом они пошли на озеро — туда, где белобородый старик ловил окуней.
— Ты с попутчиком, сват? — обрадовался профессор, увидев хозяина и его собаку. — Лайка? Универсальная порода наших мест!
Хозяин кивнул, соглашаясь:
— Охотник, сторож, рыбак… И просто мой товарищ неразлучный…

Приезжий подсёк очередного окуня, вытащил его и только потом продолжил разговор:
— В Японии не бывал, Илья?
— Не довелось, к сожалению.
— А я пацаном ещё, аспирантом… Неделю жил в Нагасаки, учил японский … Ты слышал про 26 Бакинских Комисаров, сват?
— Конечно…
— А у них есть памятник 26-ти распятым христианам... Первый порт, где высаживались европейцы, первая торговля с ними, первые приверженцы Христа — это всё Нагасаки! 
Голос у белобородого зазвенел.
— Даже если ты воюешь с ними, всё равно: христианам стыдно этого не знать! Могли бы пожалеть японскую Голгофу! — Он в сердцах вытащил удочку, пропало желание рыбачить. — Я тебе больше скажу, сват. Второй после Хиросимы должна была стать не Нагасаки — Кокура!
Пчеловод недоверчиво хмыкнул:
— Впервые слышу, сват…
Профессор пояснил:
— В городе Кокура был большой арсенал императорской армии, его и хотели уничтожить американцы… Но густая облачность не позволила произвести прицельное бомбометание. Лётчик трижды выходил на цель, потратил массу горючего — всё напрасно! И тогда он взял курс на Нагасаки…
Илья припомнил:
— «Малыш», «Толстяк»… Мы учили на сержантских курсах.
Профессор усмехнулся:
— Сейчас я скажу такое, чему не учат ни на каких курсах. — Он протянул руку к Байкалу и погладил его по голове. — Старик-японец мне рассказывал, что за минуту до взрыва свора собак неслась прочь из города!
Байкал был типичной лайкой — из тех, которые смело идут на медведя, но терпят хозяйского внука, который больно дёргает за уши. В присутствии хозяина пёс позволял гладить себя даже постороннему. К тому же (с этим редко встречался Байкал) хозяин сам с большим почтением относится к этому  белобородому старцу.
Вот и сейчас он смотрел на него почти изумлённо: 
— Ты хочешь сказать?.. 
— Да! Собаки обладают тончайшим инстинктом самосохранения. Они могли перехватить флюиды смерти, которые нёс американский Боинг!   
Данилыч поёжился:
— Ты так говоришь,  сват, что мурашки по коже! Я этого ничего не знал.
— Многие не знали. Я хотел написать большую книгу о Нагасаки — мне разрешили  брошюру для служебного пользования. О собаках в ней вообще ни слова. В ту пору это считалось мистикой.
— И что же? Спаслись они — эти собаки?
Профессор пожал плечами:
— Старик говорил, что они скрылись в лесу…  Но больше их никто не видел. Одичали, наверное.

Какое-то время старики сидели молча, размышляя. В 1945 они были мальчишками, но помнили этот победный, этот трагический год.
— Я до сих пор не могу понять, сват, — сказал хозяин. — В том году создали ООН… И разместили не где-нибудь, а в Штатах. В стране первой атомной бомбы!
Белобородый усмехнулся.
— Верно мыслишь, сват. Главная цель ООН — быть арбитром, разводить воюющее стороны. Так?
— Ну так, да…
— А какой ты арбитр, если война для тебя — мать родна? Если потрясаешь сильнейшим в мире оружием?.. — Профессор поднял палец. — Тут нужна   страна, которая в центре воюющей Европы сама не воюют уже лет двести, со времён Наполеона!
— Швейцария? — предположил хозяин.
— Браво, Данилыч! Две мировые войны, революции, вооружённые конфликты, а она и сама не воюет, и воюющим странам служит посредником. США-Куба, Англия-Аргентина, Карабах, Кипр — все через неё!
— А Красный Крест? — напомнил Илья.
— Сейчас и Зелёный тоже, — подтвердил Андрей. — Швейцария — это добрая дюжины мировых организаций. Совет по правам человека — он тоже заседает в Женеве!

 Со стороны костра послышался удар железом по наковальне. Вскочил на ноги и гавкнул Байкал. Хозяин пояснил:
— Ужин готов! Пойдём к столу, сват?
— Хорошая реакция у твоей собаки! — похвалил профессор, любуясь Байкалом. — В Нагасаки могла спастись!

 5.
Костёр на берегу тем ярче, чем ниже садится солнце. Оно опустилось за кромку леса, озеро стало фиолетовым, утки готовились к ночлегу и дружно крякали, усаживаясь в камыши… 
 В свете костра был хорошо виден дубовый стол, украшенный букетами цветов, бутылями спиртного, изящным фарфором, который не пожалела для гостей хозяйка.

Илья дождался тишины и сказал: 
— В древности мёд и свадьба были неразлучны. Рождалось дитя — ставили бочку мёда. Его так и называли: «ставленная». Мы с Дуняшей добавляем хмель ядрёный, изюм мочёный, но всё остальное как в старину. Родилась Жанна — поставили, вышла замуж — пьём!.. Ну? За молодых?!
Все содвинули бокалы, выпили…
— Медовое шампанское! — со знанием дела оценил отец жениха. — А если вдуматься, какой внутренней силой обладали наши предки! И набеги, и пожары, и чума, а они хранят прикопанную бочку, потому что верят: будет свадьба! и внуки будут! Страна не погибнет, пока каждая семья хранит мечту о продолжении рода своего!
— За, молодых! 
— Горько!!!

Деревенская свадьбы оказалась не хуже городской. Не было ни тамады, ни ресторанного оркестра, но молодой муж хорошо играл на гитаре, жена ему прекрасно подпевала, и вышел дивный студенческий дуэт:
                Ночной костёр — рубины россыпью,
                Ночной костёр нас сделал взрослыми…

А затем слово взял белобородый:
— Вы как хотите, друзья, но не могу не вспомнить наше время. Твоё тоже, сват! — он указал на пчеловода и начал читать — громко, с пафосом, одобряя слова кулаком:
                Мы все росли в просторнейшей из стран!
                Уж то восторгом наполняло душу,
                Что отделяет Тихий океан
                От Балтики шестая доля суши.
                Гордились мы со школьных малых лет
                Походами Олега и Дежнёва,
                Воспитаны литаврами побед
                Суворова, Петра и Пугачёва…
Поэма заканчивалась обращением к павшим:
                Как хочется, чтоб это было так,
                Чтоб тот и тот, познавшие Мессию,
                Сошлись, как братья, Блюхер и Колчак,
                Погибшие за Матушку Россию!
 
Байкал решил пройтись под столом. Там после гулянки всегда оставалось немало прекрасных вещей.
Люди не умеют есть кости! Они подолгу возятся с ними, но так и оставляют нетронутыми. Байкал поступает иначе. Он одним махом хватает её — и в пасть! А там белоснежные острые зубы расправляются с ней так, что хруст стоит!

 Набив глотку до отвала, пёс побрёл искать хозяина, который оказался в бане. Два старика и старший сын, Василий, только что вволю напарились, искупались в озере и теперь сидели в предбаннике, укутавшись в ванные полотенца. Говорил белобородый:
— Заметь, полковник:  и Кеннеди, и Хрущёв — они оба были фронтовиками!
— Вы думаете, что это решило?..
— Конечно! Человек, который прошёл ту войну, понимал, что значит разжечь новую — ядерную!
Хозяин вздохнул:
— Карибский кризис — это наша юность! 
Профессор поднял палец:
— Самыми трудными, сват, были первые послевоенные годы. В Америке атом, а у нас нет!  — Он обернулся к Василию. — Про  «Дробшот» слышал, полковник?
— Сто ядерных зарядов на наши города? Как же!
— Сегодня и названий таких нет: Горький, Молотов, Сталинск… 
— Помню, как летали над нами их В-29, — вздохнул пчеловод. — Я мальчишкой был, а злость брала. Высоко летали, гады!
— Мы хвалим Сталина за Победу, за Берлин, но мало кто помнит, что он победил ещё раз, в Семипалатинске! — Поэт повысил голос: — Я напишу когда-нибудь поэму «1949-й». Там будут такие строки:
«Кто построил русский атом?
Сталин, Берия, Курчатов,
С ними — миллион фронтовиков!»
— И Берия? — удивился пчеловод.
— А как же! Это он курировал ядерную программы...
Пчеловод криво усмехнулся:
— Мы мальчишками пели: «Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков!».
— Хороший был мужик Маленков, но куда ему против Лаврентия?! — отмахнулся профессор. — У того в руках было всё, что требовалось для бомбы. И разведка, чтобы добывать чужие секреты, и «шарашки», где делали центрифуги, и зэки, копавшие уран из рудников…
Василий пьяненько предложил:
— Давай за них — за всех!

Снова выпили, закусили. Илья Данилович усмехнулся.
— Мне десять лет было, когда началась ещё одна война, южнее. Отец   рассказывал: у них на границе и подземные блиндажи, и окопы в полный рост, и новейшее вооружение… Каждый день ждали новой большой войны!
— Со вчерашними союзниками! — сокрушался Василий.
— А что делать, сынок? Великий Рузвельт нашёл бы, как примерить родные народы… А его преемник — увы!
— Три года воевали! — сжал кулак полковник. — Больше миллиона  положили с обеих сторон, а как была меж ними 38-я параллель, так и осталась!..

Профессор вздохнул:
— Есть народы, у которых особая судьба… Тяжёлая, но им другой не надо, они гордятся этой. Как у того японского капрала, который в одиночку держал оборону на  острове в Тихом океане…
— По моему, я видел фильм о нём, — вспомнил полковник.
— Япония капитулировала, а капрал ушёл в джунгли, вырыл пещеру и тридцать лет вёл свою войну: с голодом, жаждой, дикими животными… Когда его нашли и доставили на Родину, капрал признался землякам: «Мне мучительно стыдно, что я вернулся живым». Вот он: настоящий солдат!

Данилыч нахмурился:
— Ты хочешь сказать, что все северяне — это те же «капралы»?
— Может быть. Южная часть полуострова сразу капитулировала перед цивилизацией Запада и утопает сегодня в роскоши… А северяне до сих пор считают себя в состоянии войны, живут бедно, но гордо!
Полковник усмехнулся:
— А для того, чтобы не мешали им жить, в своих «пещерах» делают ядерное оружие и время от времени запускают его — через ту же Японию…
— Похоже, свой Сахаров появился у них: теперь уже и водородную бомбу смастерили! — поддержал профессор.

Воцарилась тишина, и хозяин воспользовался ею:
— Однако, прохладно становится, друзья. Предлагаю в мою хижину... Байкал! Веди нас до дома, бродяга!

Все четверо перебрались в мастерскую. Там было уютно и тепло. Собаке бросили шмат сала, сами выпили по кружке медовухи и окончательно согрелись.
— Понять северян можно, — сказал Илья Данилыч. — Свою цивилизацию Запад слишком нахраписто внедряет, через кровь! Но и эти «испытания» — они тоже чреваты. А вдруг собьется с курса очередная ракета?
— Такого быть не может! — стукнул кулаком по столу полковник.
— Не говори гоп, сынок. Ну а если?.. Мы со сватом пожили, ладно. Тебе ещё рано, полтинник — не возраст! А внукам нашим? Правнукам?! Им ещё жить да жить!

Все трое горестно задумались. Прервал молчание хозяин:
— Вот ты сказал, сват, что человечество не переживёт третьей мировой... А Земной шар в целом?.. Он осилит?..
Белобородый глубоко вздохнул:
—  В семидесятых  я был во Вьетнаме. Видел джунгли, сожженные напалмом. Сколько редких животных погибло, сколько птиц перестало селиться на отравленных землях!!! — Профессор умолк, но неожиданно вновь повеселел. — А сегодня, говорят, и обезьяны вернулись на старые места, и птицы…  Жизнь своё берёт!
 
6.
Воскресный день был днём прощальным.
Все снова собрались за «озёрным» столом, снова звенели бокалы и струны, пели про любовь и осень:
— Он замечает, что листва на клёнах тает,
Что тихой грустью полон мир,
И только грусть в моих глазах не замечает,
Не замечает мой кумир! — пела Жанна...

 — Мне дела нет до тех, кто эти плечи,
Кто эти губы прежде целовал,
Ведь я и сам до нашей с вами встречи,
Увы, увы! — другим принадлежал! — отвечал супруг.

Пели про чужие страны: ведь молодые улетали в свадебное путешествие…
— В Малазийском порту, где лазурные волны,
раскалённый песок, оживлённый причал,
где деревья в цвету, лавки щедростью полны,
я однажды зимой моряка повстречал….

 —   Всё забываю, куда вы летите, сынок?   
— На Гавайские острова, мама. Там, если помнишь, «аборигены съели Кука»...
— О, господи!
 
Так с шутками и смехом «табор» рассаживался по машинам, махал на прощание хозяевам. Последней подошла прощаться Жанна.
— Всё было классно, дед! Особенно сеновал… — она обняла старика и шепнула на ухо: —  Мне кажется, он уже во мне …
— Кто?
— Твой правнук, дедуля!

Машины вновь загудели, как накануне, и одна за другой скрылись в лесу. Байкал бежал за ними и громко лаял. А хозяин всё глядел им вслед и улыбался, вспоминая весёлую внучку.
Заглянул в дом. Бабка спала, утомлённая наплывам гостей. Он укутал её одеялом и прикрыл дверь.
Прошёлся по пасеке, зашёл в омшаник. «Зимняя гостиница» для пчёл проветривалась и дарила особый горький аромат. Пахло мёдом, сосной и солнцем…
— Всё хорошо! — сказал Данилыч сам себе, хотел вздохнуть…  и не смог. 
Острая боль пронзила грудь, вздох был равносилен лезвию ножа. Ноги подкосились. «Отец умер так же!» — вспомнил Илья Данилович, прижался спиною к воротам омшаника да так и остался сидеть — будто выпил лишнего на дружеском застолье. 
 
7.
Байкал бежал за машинами долго. Временами он видел, что внутри сидят хорошие люди, тот же белобородый, например, но сзади машины казались ему злобными мерзко пахнущими существами, и пёс облаивал их что есть мочи.

Зато обратная дорога по тихому осеннему лесу была чудесна. Байкал обнюхал каждую ветку, попавшуюся на пути, легко, беззлобно облаял каждую белку на дереве…Он понимал, что сегодня это не добыча, а потому и в голос свой не вкладывал ни ярости, ни злости. Наверное, и белки это понимали, потому что не прятались от лайки слишком высоко в красной, жёлтой, зелёной листве.

Короче, из леса вернулся Байкал не скоро. Ещё издали он увидел хозяина на пасеке и лёг в тени под деревом — решил вздремнуть. Но забыться полным сном не давали утки, которые сегодня слишком раскричались. «Не наша стая, залётная!» — подумал пёс и приоткрыл глаза, чтобы проверить.
В небе творилось что-то невообразимое. И местные, и прилётные птицы носились кругами, их гвалт будоражил всю округу. Такое бывало, когда с неба обрушивался тайфун, и верный пёс решил предупредить хозяина.
 
Днём Байкал побаивался пчёл и на пасеку заходил редко. Но сегодня преодолел свой страх и подполз к старику,  который в странной позе сидел о ворот омшаника… Глаза его были открыты и словно смотрели в синее небо, но охотничий пёс очень хорошо знал разницу между живым и мёртвым взглядом…

Он сел в ногах хозяина и завыл. Плакать Байкал не умел, но та великая любовь, которую он испытывал к этому человеку, то горе, которое обрушится на него после смерти хозяина — всё выразилось в этом горестном, тоскливом вое.

Одновременно он почуял непреодолимый страх. Ноги словно сами подбросили его и понёсли вдаль — от пасеки, от озера, от дома — от всего, что он знал и любил в этой жизни.
Куда ведёт его неумолимая сила, Байкал не знал, но птицы в небе летели в том же направлении, и дикие звери, встречавшиеся по пути, неслись туда же. Песцы, хорьки, бурундуки сегодня вовсе не пугались охотничьей собаки, а мчались бок о бок с ней — будто во время лесного пожара. Неведомый страх, такой же пугающий, как огонь, сроднил их в единое братство живых существ, которым угрожает смерть.

И что-то вдруг грянуло с чистого неба, сзади. Байкал в это время нёсся по дну оврага, и яркие лучи блеснули выше, не задев его. Но бурундук, бежавший сверху, в мгновенье ока вспыхнул огнём, словно спичку поднесли к бедняге!
Его предсмертный визг заставил всех прочих прибавить ход, а Байкал сделал вывод, что только овраги и спасают от таинственной смерти. К счастью, их было много, и умный пёс перескакивал из одного в другой.

А тайга уже пылала: занялись сухостой, сосёнки… Жар был пока невелик, но что-то  столь же грозное, как всё остальное, уже догоняло их… Байкал успел забиться в чьё-то бывшее логово, когда страшный грохот и рёв пронеслись над тайгой, вековые деревья ломались, как щепки, и тут же присоединялись к всеобщему великому пожару.

Судя по всему, логово было старинным, со множеством ходов и разветвлений. Байкал что есть силы грёб влажный песок, углублялся внутрь метр за метром.  Но дым и гарь преследовали его по пятам. Ещё немного, и он  навсегда останется в этом грязном  вонючем логове… Но откуда-то пахнуло влагой, пёс принялся рыть из последних сил и… сорвался с берега в воду!
То была река — широкая, а потому спасительная. И хотя мимо проплывали горящие стволы деревьев и едкий дым нет-нет да забивался в глотку, Байкал был умелым пловцов и удалялся от огня всё дальше и дальше…

Усталый, мокрый, но живой, пёс выбрался на другой берег реки — пологий, болотистый, вязкий… Добрёл, шатаясь, до сухих камышей и там уснул, уткнувшись мордой в лапы. Во сне он вздрагивал от страха и повизгивал, как забытый всеми щенок.

Проснулся Байкал под утро. За рекой догорала тайга. Серый дым висел над нею так густо, что не оставлял надежд на чудо. Всё зверьё, не сгоревшее в адском пламени, наверняка задохнулось в дыму.
Байкал поднял голову к небу. В разрывах между всполохами дыма и пламени показалась половинка луны — унылая, желтоватая, будто долька лимона в чашке чая. Одинокий охотник вытянул морду и завыл на блеклую луну — тоскливо, горестно, протяжно.
 

                28.300 знаков с пробелами.               
                23.09.2017
                Юрий Кузнецов-Арбеков.
 
 

Об авторе.
    Кузнецов Юрий Александрович (Юрий Арбеков) — сын военного моряка, жил в Североморске, Мурманске, Смоленске, Балтийске, ныне в Пензе. Член Союза писателей и Союза журналистов России, автор 30 книг прозы, поэзии, драматургии, произведений для детворы, лауреат литературных премий им. Лермонтова, Карпинского, журнала «Сура», интернет-журнала «Эрфолг»,  Диплома Вооружённых Сил «Твои, Россия, сыновья!»…
      Публикуется в журналах «Наш современник», «Сельская молодёжь», «Литературная газета», «Московский Парнас», «Алтай», «Литературный меридиан», «Дальний Восток», «Енисейский литератор» (Красноярск), «Сура» (Пенза), «Огни Кузбасса» (Кемерово), «Нижний Новгород», «Русский переплёт», «Детектив+» (Киев), «Теегин герл» (Калмыкия), «Меценат и Мир» (Армения), «Звязда» (Минск), «Зарубежные задворки», «Континент», «Материк», «Эрфолг», «Эдита-Гользен» (Германия), «Лексикон» (США, Чикаго), «Неформат» (Россия-Канада и др.    
Дом. адрес:  Россия, 440014, Пенза, Ахуны, 2-ой Дачный пер., дом 10, кв.1, Кузнецову-Арбекову Ю.А. Тел. (841-2)  62-96-13,  моб. +909-318-1776.   
E-mail  arbekov@gmail.com