Лежа в постели, я вспоминал этот день: все его тонкости и то, как он удивительно закончился. «Вот это да! Полетали!» —¶ думал я. Ирбрус, как ни странно, ничего не сказал мне. Не ругал, не был строг. Только перед тем, как открыть дверь, чтобы зайти в дом после наших ночных полетов, приложил палец к губам и сказал:
– Тсссссс. Никому ни слова об этом приключении. Ни моим родителям, ни твоей маме. Нам же не нужны неприятности?
И мы зашли в дом. Кстати, очень скоро все узнают об этом приключении. Но об этом чуть позже. Во всем том, что сегодня произошло, мне было непонятно одно: что об этом думает мама. Нужно с ней обязательно поговорить. С рассветом она сама зашла к нам в комнату и присела ко мне на кровать.
– Тан, — позвала она тихо. — Ты не спишь?
– Нет, мама, я думаю.
– О чем?
– О том, что мир такой большой, а я его совсем не знаю. Я ничего подобного не видел раньше и не увидел, если бы нас не изгнали. Может, Небеса нам сделали подарок, а не наказали нас?
– Это трудно назвать подарком, взамен наших знаний они забрали жизнь твоей сестры.
– А почему ты встала так рано? Как ты себя чувствуешь?
Маленькая Маар Ра спала в это время в кроватке напротив, и мы говорили очень тихо, чтобы не разбудить ее. Я привстал с подушки и посмотрел на маму. В первый раз я видел, как она светилась. Не обычно, а как ракушка изнутри переливается перламутром.
– Мама, ты светишься, — это всё, что я мог сказать.
– Это всё потому, что я люблю.
– А раньше ты что, не любила?
– Раньше я не знала, что любят меня.
– А теперь знаешь?
– Теперь знаю.
И она улыбнулась загадочной улыбкой.
– А ты знаешь, что у него есть дети? — серьезно спросил я и нахмурился.
– Да, сынок, Ирбрус говорил, что ты с ними уже познакомился, — ее ответ звучал так мягко и робко, что даже немного сбил меня с толку.
– Да, — протянул я, не понимая, как ее не смущают его дети.
– А сегодня он обещал нас познакомить со своими племянниками. И нам предстоит выпустить Есат и Веруда, — сообщила мне мама, и я понял, что ровным счетом ничего не понимаю в отношениях взрослых. Что ж у них всё неясно так, неровно, не гладко, а наоборот запутано, непонятно и криво. Именно последнее слово, как мне показалось, наилучшим образом подходит для взаимоотношений взрослых.
– Да, день будет насыщенным, — сказал я. — «Но вряд ли он будет интереснее вчерашнего», — добавил я мысленно.
Маар закрутилась в кроватке и открыла глаза. Первыми ее словами были: «Мама, ты светишься!»
– Да, доченька, тебе нравится?
– Да, класиво, — она улыбнулась и протянула ручки к маме. — А почему не светится Илблус?
– Не знаю, может, так нужно, — ответила мама. А я подумал, а ведь действительно, я только раз видел, как он светился, когда Ирбрус встретил своих детей после долгой разлуки. Больше он светился, может, он врет и маме, что любит ее. Мама забрала Маар с собой, и они отправились на кухню помогать хозяйке дома готовить блины по особому рецепту мудрой Га. Я тоже вышел в теплую комнату. Истим занимался растопкой печи, аккуратно придерживая бороду, чтобы она снова не пострадала от огня. Ирбруса нигде не было, и я решил помочь хозяйкам носить посуду на стол из кухни. Как ни странно, я понимал всё, что они говорили: и мама, и Марьен.
– Сегодня Ортрист не ночевал в своем маленьком домике, — сказала хозяйка дома, кроша приправы в тесто для блинов. — Я это заметила по тому, что он не съел свой ужин.
– Может, у него появилась подружка? — предположила мама.
– Ах, как было бы хорошо, и они бы прекратили свои полеты, наконец.
– Но ведь их полеты — это доход для всей семьи, — удивилась Гея Ра.
– Да, но это и мои нервы. Я бы хотела, чтобы Ирбрус занялся обычной охотой или чем-то поспокойнее. Он может быть даже торговцем! Но ловец снов — это опасно и заставляет его нарушать законы.
В это время в дверь зашел сам Ирбрус со светящимся лицом и сообщил радостную новость:
– Ортрист женится!
– О, Небо! — воскликнула Марьен, подняв руки вверх. — Ты меня услышало, неужели это случится?
– И кто она? — спросил я, сгорая от любопытства.
– Это Игария из рода Мурдадык! — объявил Ирбрус.
– Но она же старше него зим на двести, — сказал до этого безучастный Истим.
– Ничего, дорогой, не в возрасте дело, — возразила ему жена. — Она чудесная девушка из приличной семьи. Мама жениха, наверное, на седьмом небе от счастья!
Марьен так радовалась за мадам Минчури, что, казалось, женит своего сына, а не чужого. Весь разговор проходил во время приготовления завтрака, и мало-помалу мы все перебрались за стол. Теперь уже мы радовались за счастье семьи Ортриста, поглощая блинчики с различными приправами.
– А когда же свадьба, сынок?
– Им нужно хорошенько подготовиться, подобрать жилище, подумать о том, кого пригласить на свадьбу. Думаю, зим через восемь–десять, — сказал Ирбрус.
И радость на лице его мамы исчезла, а я чуть не поперхнулся от смешка, который вырвался при виде этой картины.
– Как десять зим? Но… но… но… ты никогда не женишься!
Совсем расстроенная, она встала из-за стола и, не убирая посуды, ушла к себе в комнату. Нас это позабавило. И все продолжили поедать блины. Через некоторое время Марьен вышла от себя в праздничном платье и сообщила нам, что направляется проведать мадам Минчури, так как давно с ней не встречалась, и им нужно обсудить много всего важного. Мы улыбнулись и проводили ее взглядом до дверей. Понятно было, что мама Ирбруса пошла к Минчури для того, чтобы узнать все подробности и постараться уговорить ускорить процесс приготовлений к свадьбе, зачем так долго ждать? Марьен видела личную заинтересованность в том, чтобы Ортрист поскорее женился, и не хотела упускать ни единой возможности ускорить этот процесс. «Игария ему не даст летать за бергерами, эта девушка сумеет повлиять и перевоспитать этого бесхвостого любителя приключений», — так думала Марьен, когда уходила в гости к госпоже Минчури.
«Вот мы и влипли», — подумал я. Конечно же, подружка поделится с Марьен рассказом о вчерашней ночной вылазке и нашем путешествии.
Мы переглянулись с Ирбрусом, как нашкодившие мальчишки. После завтрака я помог маме помыть посуду, а Ирбрус, закончив все дела, повел нас к своим племянникам. Истим нес Маар на плечах по поселку, и она хохотала над всем, что видела перед собой. Ее забавляли пасущиеся вдали овцы и стога сена, накошенные предусмотрительными хозяевами.
– Но если у вас нет дождей, как тогда растет трава? — спросил я.
– Охотясь, бергеры летают над землей, вот подземные воды и следуют за ними, напитывая собою каждый куст и каждый лист.
– А откуда у всех бергеры? Ведь не в каждой семье есть ловец бергеров?
– Я могу продать яйцо бергера, если сам в нем не нуждаюсь. Такир когда-то снабдил почти всю деревню такими птицами. Он был богатым человеком.
– Так его жена может не работать? Зачем же ей тогда ходить к Деревьям дружбы, если она не нуждается в деньгах?
– Это ее любимое дело, к тому же, она женщина, а для них прикоснуться к этим деревьям как будто поговорить с собой, получить ответы на многие вопросы, успокоиться и радоваться жизни, — ответил мне мудрый Истим.
Гея шла рядом с Ирбрусом, путь был неблизким, и он поддерживал ее, чтобы она не поскользнулась на камнях.
Мы подошли к дому сестры Ирбруса — Истей. Она была младшей сестрой из двоих. Она открыла двери и весело заулыбалась нам, держа на руках младенца. А рядом бегали еще двое малышей. Ее муж был на охоте в это время, поэтому встретить его нам не удалось. Истей, как и ее родители, была высокой женщиной с огненнорыжей шевелюрой и голубыми глазами. Пока мы все знакомились и рассаживались за столом, в центре круглой комнаты, похожей на нашу, к нам присоединились дети старшей сестры — они были чуть постарше детей Истей и прибежали сами из какого-то тоннеля-лабиринта. Дети окружили Ирбруса. Всем хотелось слышать новые истории из его жизни. Приключения и подвиги — вот что интересовало их. Старшая сестра — Софар — появилась чуть позже, но она зашла в главные двери дома. Поблагодарила отца за то, что он ей прислал листик дерева дружбы, чтобы сообщить, что вся семья собирается вместе. Женщины занялись приготовлением чая, мама помогала им, как могла, правда, она не знала многих тонкостей, да и откуда ей было знать, какие листья с чем перетирать и как настаивать? Я носил кружки на стол и смотрел на то, как маленькая Маар, не церемонясь, растолкала всех детей около Ирбруса и залезла к нему на руки, сообщив всем, что это «мой Илблус». А он не спускал ее с рук, рассказывая обо всех наших приключениях и злоключениях. Мы засиделись допоздна, весело и интересно проводя время. Истим беспокоился о жене, которая ушла без бергера, а ведь уже начинало сереть, зимние дни были очень короткими. Но на его опасения Небеса откликнулись взмахами тяжелых крыльев, доносящихся снаружи. Марьен к дому Истей прилетела на Ортристе, который заботливо ее подбросил обратно после того, как она погостила у его мамы.
Марьен вошла в дом и радостно сообщила:
– Наш дорогой Ортрист женится! И это будет в этом году, я говорила с его мамой, и мы решили, что более благоприятного времени и быть не может. Она мне рассказала, как романтично было сделано предложение руки и сердца, и я растаяла. Оказывается, Ортрист парень с фантазией. Вы представляете, он объяснился в любви своей избраннице в полете! Это так романтично!
Мы с Ирбрусом переглянулись, видимо, мадам Минчури не очень-то хотела оглашать подруге реальные события того вечера и выставлять сына окончательным недотепой. А это значило, что вчерашняя наша вылазка останется в секрете. Что не могло нас не порадовать. На стол поставили ужин, как же вкусны были все блюда! Очень мне понравилась баранья нога, запеченная в тесте с грибами. А сколько тут было разновидностей сыров и брынз! Не передать словами. Даже попробовать все у меня не получилось. Мама вела себя очень скромно, она постоянно находилась под пристальными взглядами всех женщин за столом. Всем хотелось расспросить Ирбруса о незнакомке, с которой он пришел, но вряд ли он бы стал рассказывать, поэтому неудовлетворенное любопытство читалось в глазах каждой из присутствующих дам. Шло время, за окнами наступила ночь, а мы всё сидели и обсуждали приключения на реке Сома.
С наступлением вечера в каждом из нас прорезалось легкое свечение. Все светились розовым, красным, золотистым, только я бирюзою, а мама — нежным перламутром. К моему удивлению, свет лился даже из Маар. Я никогда не видел, чтобы она светилась. А тут на руках у Ирбруса она… она... да она же...
– Его дочка? — тихо проговорил я, глядя на маму.
Мама кивнула мне в ответ.
– Ирбрус, Маар твоя дочка? — громко при всех за столом, но не обращая на окружающих никакого внимания, спросил я, изумленный этой новостью. Ирбрус осмотрел Маар со всех сторон — она светилась ярче огня в печке, скрыть это было невозможно. Маар возмутилась, что ее так бесцеремонно крутят, не спросив ее, можно ли. Ирбрус заулыбался и сказал:
– Точно моя.
За столом все притихли в ожидании этого ответа.
– Она светится отцовской любовью, — проговорила Софар.
– Гея, а ты светишься взаимной любовью, — заметила Истей.
– Наверное, да, — опустив глаза, ответила смущенно мама.
– Я ничего не понимаю, — сказала Марьен. — Будьте добры объясните, что тут происходит?
– Мама, — сказал Ирбрус, не спуская Маар с рук, — сейчас я всё объясню, но не перебивайте меня, пожалуйста. Объясню, начиная с самого начала, чтобы было понятно всем присутствующим.
И все замерли в ожидании.
– Много лет назад, еще когда я не свалился с Ортриста, я был влюблен в девушку по имени Лецин, она жила в нашем поселке, как вы помните. Красивее ее я никого больше не видел. Стройная, невысокая, всегда беззащитная и трепетная, рядом с ней хотелось быть, чтобы защитить ее. Как мне казалось тогда, она была самим совершенством и идеалом. Лецин улетела с вербовщиками тогда, когда я охотился на очередного бергера. Больше я ее не видел. По слухам знаю, что она стала в городе из камня весомой фигурой — с ее внешностью это было несложно. К тому же она изменила имя и стала не Лецин, а Лец Ин. Чем еще больше понравилась городу с каменным сердцем. После расставания я очень быстро забыл ее, не понимая, почему, ведь именно на ней я когда-то хотел жениться и с ней посадить семя Дерева дружбы в саду Пайтэ. Но Небеса распорядились по-другому. Я встретил Гею Ра. Эта особенная девушка никогда не принадлежала мне, она всегда была во власти своих мечтаний и снов. Сколько раз я хотел покинуть тот поселок, в котором жила она, но ни разу, даже, когда Гея гнала меня, я не мог уйти надолго. Я тогда много думал о том, насколько внешняя красота отличается от внутренней. Как просто расстаться с внешностью, даже с самой красивой, и насколько тяжело отпускать внутреннюю красоту. Мы с Геей знакомы десять зим, об этом свидетельствуют ожоги в форме рыбы на моей спине. Это дикие нравы того поселка, ничего не поделаешь. Как она смогла остаться такой особенной в том месте, я до сих пор не понимаю. Когда на моей спине было всего две отметки в форме рыбы, Гея родила мне сына. Его пришлось забрать, потому что он светился так же, как сейчас светится Маар. Я бы мог не подходить к нему, как это делали другие мужчины деревни, и никакого свечения не было бы, но это было выше моих сил. Еще до того, как великий Ушия из рода Мир дал ребенку имя, я его забрал к нам в деревню. Тогда Гея меня ненавидела, но ей пришлось смириться с тем, что ребенку будет лучше у моих родителей, чем в лапах ловцов. Когда на моей спине появилась четвертая отметка, Гея родила мне еще одного мальчика. По той же причине я забрал и этого ребенка. Больше она ничего не хотела от меня. Она меня ненавидела. Она меня гнала. И когда родилась Маар, она сказала, что это не мой ребенок. И не подпускала меня к девочке, а я привык жить так. Мне хотелось, чтобы у этого ребенка было хоть что-то от меня, и я купил у Ушия еще одну букву к ее имени. После я просто жил в деревне для того, чтобы воровать сны Геи Ра, ведь как и раньше, это приносило огромную прибыль. Но когда Маар стала подрастать я понял, что Гея меня обманула. Рыжих мужчин, кроме меня, в поселении Гай не было. Меня держат вдалеке для того, чтобы не отдавать еще одного ребенка.
– А почему ты ее не забрал вместе с ребенком еще тогда, когда на твоей спине было всего две рыбы? — не выдержала Софар и перебила брата.
– Софар, ты не представляешь, насколько слепо люди той деревни подчиняются правилам. Гея боялась гнева Небес, за то, что покинет деревню. Речь о летающем саргусе ее пугала, она считала меня вором и не хотела связываться со мной. В порядочности своих намерений я не мог ее убедить.
– Так что же будет теперь? — спросил я.
Мое лицо было как камень, я не знал, какие эмоции я испытывал, но всё это явно выбило меня из колеи.
– Теперь, я надеюсь, твоя мама согласится посадить со мной дерево Пайтэ.
– А что это значит? — спросил я.
– А это значит, что я ей расскажу все секреты приготовления снадобья из этого дерева, — растрогавшись, расплакалась Марьен.
– Можешь называть меня дедушка, — обратился Истим к моей сестре, и подкинул Маар под потолок. – И вас это тоже касается, молодой человек, — добавил он, поворачиваясь ко мне.
Это был удивительный рассказ. Мы ничего не знали, а теперь всё оказалось таким простым и ясным. Не веселился один Ирбрус. Он смотрел на маму, и в глазах его читался настойчивый вопрос. Гея Ра сидела напротив него и молчала, опустив глаза. Все женщины за столом с любопытством рассматривали ее в этом чудесном свечении и ждали ее ответа, могут ли назвать ее теперь женою брата и сына?
– Гея? Если ты сейчас ничего не ответишь, я не знаю, что сделаю! — грозно, но в шутку произнес Ирбрус, как бы поторапливая ее с ответом.
– А я могу увидеть сыновей? Или это будет свадебным подарком? — не поднимая глаз спросила мама.
– Так ты согласна? — спросила Марьен с дрожью в голосе.
– Да, — тихо ответила Гея, смотря в глаза Ирбрусу.
– Ура! Он больше никуда не полетит! — закричала мама Ирбруса.
А он только лукаво подмигнул мне и сказал многозначительно:
– Конечно, куда ж я теперь полечу, я же женатый человек.
А Истим, заметив этот взгляд, потрусил неодобрительно обожженной бородой и снова подбросил Маар. Еще немного времени прошло в обсуждении наших деревень и их обычаев, нравов, занятий мужчин и женщин. Мы говорили обо всем, и свет за столом, исходящий от нас, залил всю комнату. Только почему-то Ирбрус всё еще не светился. «Может, он не умеет», — думал я. — «Или это какая-то болезнь». Даже Истим с Марьен светились, у них был такой золотой свет, он не раздражал глаз и не был ярким.
– Так светятся бабушки и дедушки, — сказала мне Софар на ухо.
После маминого «Да» отношение в семье ко мне изменилось. Я как будто стал ближе для них. Роднее, что ли. Наверное, это и были те семейные узы, о которых, когда-то говорила мудрая Га. Из глубины комнаты послышались шаги, и через секунду в нее ворвались два рыжих мальчика. Это были Такир-младший и Зуяд. С ними в комнату зашла Минтер. Она стояла вдалеке, а мальчишки, рассекая своим светом темноту, забежали в комнату и бросились на шею Ирбрусу.
– Папа, я видел сегодня сову.
– А я ее нарисовал.
– А мне нужна белая краска.
– Нет, это мне нужна белая краска.
– Нет, это я рисую маму!
– Нет, это мой рисунок.
– Они видят сны, такие же, как и ты, Гея, они так же хорошо рисуют, — обняв Такира-младшего и Зуяда, сказал Ирбрус.
– И они рыжие, — сказала мама, расплакавшись.
– Все в меня. Самый красивый цвет волос, — гордо произнесла Марьен.
Софар, Истей и Ирбрус переглянулись.
– Да, мама, быть рыжим это не просто цвет волос — это состояние души.
И все засмеялись. В ту же дверь, что и Минтер с мальчишками, зашел мужчина — хозяин дома. Это был муж Истей. Смуглый коренастый с ямочками на щеках он нес на спине забитого зверя. Но, увидев такую компанию за столом, подтолкнул Минтер к центру комнаты от дверей и подошел с ней к нам.
– Вы тут что, не всех принимаете, почему Минтер не за столом? — грозно спросил он.
– Ой, — хозяйка дома вскочила со стула, — ты вернулся? Ужин уже почти готов, присаживайся.
Истей убежала в кухню за сковородой чего-то ароматного, того, что она готовила во время наших бесед, пока рассказывал Ирбрус, чем очень всех выводила из себя. Но ей это прощали, ведь скоро вернется муж с охоты. А когда он голоден, даже ямочки на щеках его не делают добрее. Он зол.
Он сел за стол и посадил Минтер рядом, видимо, они хорошо дружили, и за нее он был горой.
– Рад видеть тебя в своем доме, — достаточно сухо обратился к Ирбрусу хозяин.
– Здравствуй, Карлест, как охота?
Вся публика за столом затихла. Было видно, что хозяин не в духе.
– Что нового? Чем ты сегодня удивляешь народ? — не отвечая на вопрос Ирбруса, продолжал Карлест.
– Он женится! — бесцеремонно объявил Истим, которому не очень нравилась заносчивость зятя.
Карлест не был выдающимся охотником. Ничем не прославился в поселке, лучшее, что у него было — это жена и дети, так думал Истим. Поэтому он завидовал Ирбрусу. Немножко совсем, но всё же. Ему не нравилось, что неженатый человек, детей которого воспитывает вдова его брата, является героем для его собственных детей, а не родной папа, ежедневно приносящий завтрак, обед и ужин в дом. И его чувства можно было понять.
– На ком?
Это удивительное сообщение немного смягчило его настрой выгнать Ирбруса из дома.
– На Гее, — тихо сказала Минтер, сидя рядом с хозяином дома.
– А дети? Она их возьмет себе? — недоумевал Карлест.
– Это ее дети, — опустив голову, ответила Минтер.
– Что значит ее? Такир, Зуяд? А где она была раньше?
Маме от этих слов стало плохо, она еще не окрепла окончательно от болезни. Ирбрусу не нравился тон хозяина дома, но приходилось терпеть этот допрос.
– Да, — сказал Ирбрус, — это дети мои и Геи. Она не могла их воспитывать потому, что так сложились обстоятельства. И если у тебя есть еще вопросы, попрошу их выяснять со мной наедине, а не искать публики или свидетелей. Не нужно в это втягивать женщин.
– Это ты всегда ищешь публики, а не я. Ты для них герой, так пусть любуются истинной сущностью своего любимца!
В этот момент Истей подала сковородку с мясом и шариками из грибов с овощами. Но Карлест есть не желал, он демонстративно откинул вилку и грозно посмотрел на жену. Ей пришлось ретироваться снова в кухню. Он как будто специально голодом разжигал свои эмоции.
– Что теперь будет с Минтер? Она воспитала этих детей, а ты их собираешься отобрать у нее. Сначала Небеса отобрали у нее мужа, теперь ты отберешь у нее детей. Что ей останется? Старость?
– Я думаю, Минтер слишком молода, чтобы думать о старости, но если тебя так волнует то, что с нею будет, я тебе скажу. Она воспитала двух прекрасных мальчиков, за что я ей очень благодарен. Но это не значит, что я их хочу забрать. Дети — не вещи. Они не шкаф или сундук. Их нельзя забрать или передать. Двери нашего дома всегда открыты для Такира и Зуяда, а они сами выберут, где им лучше. Для них всегда будут расстелены постели и приготовлен завтрак, но бочки с краской я оставлю у входа в лабиринт Минтер. Она по праву может зваться их мамой, и я хочу, чтобы она стала крестной мамой каждого моего сына.
Такой ответ успокоил немного Карлеста, хотя было видно, что он хотел ссоры, а не перемирия. В этот подходящий момент подоспела Истей с огромной кружкой чая, подвинула к хозяину вилку и предложила немного поесть. Еще злясь на то, что у Ирбруса получилось снова украсть сердца зрителей своей мудростью и правильностью принятых решений, Карлест положил первый кусок мяса в рот. На этом дуэль была выиграна Ирбрусом. Хозяйка дома заботливо сняла бергера с пояса мужа и отнесла вниз, ярко-алый шар был огромного размера. Я таких не видел никогда, как впоследствии выяснилось, самый злобный бергер принадлежал Карлесту. Он, как и хозяин, был вспыльчивым и агрессивным. Синие бергеры хоть предсказуемы, от них знаешь, чего ожидать. А красные ужасны своим вспыльчивым нравом, так впоследствии говорил Ирбрус, обучая меня охоте на бергеров.
Пока Карлест ел, Минтер обратилась к Гее.
– Тебе плохо?
– Да. Мне плохо от того, что я лишаю тебя детей.
– Не переживай, значит, так надо.
– Я бы не хотела, чтобы так было, — и мама наклонила голову. — Я тут гостья, мне всё чужое. Я бы хотела, чтобы ты мне всё рассказала про детей, ведь мой будущий муж ничего сам о них не знает. Пока они росли, только ты была с ними. Может, я приду завтра к вам, а вы мне покажете, как вы живете. Если это не слишком большая просьба...
– Конечно нет. Я буду рада. Наоборот. Они тебя давно рисуют, с того момента, как ты появилась в этой деревне, у них появились странные сны.
– А ты тоже видишь сны? — спросила Гея.
– Да. Это дар Небес. Я знаю, кто о чем думает и правду ли мне говорят.
– Так, может, тебе начать красть сны? Думаю, Ирбрус бы тебя научил, — Гея улыбнулась.
– А ты отпустишь мужа? — лукаво подмигнула Минтер.
– Ради тебя да!
В этот момент в комнату ввалился муж Софар. Так же, как и Карлест, он вошел не в центральную дверь, ведущую на улицу, а вышел из подземелья.
– Ух, и холодно на улице, — сказал он. — Хотел прийти по земле, но побоялся замерзнуть. Как у вас тут пахнет, а мне кусочек достанется или я опоздал?
Трое малышей бросились к нему на руки, всех он расцеловал, каждую рыжую голову, и подойдя к жене продолжил:
– Ну что, дома есть нечего, хорошо, что есть родня. Истей, покормишь меня?
Хозяйка мигом вскочила и хотела было отложить пару кусочков мяса со сковороды мужа, но Карлест прикрыл еду рукой так, что стало понятно, что он делиться не намерен. И хозяйка бросилась на кухню. Глядя на всю эту картину, я не понимал, чем гордится Ирбрус. В его семье тоже не всё гладко и хорошо.
– Истей, вернись к нам! — закричал муж Софар. — Я уже нашел что поесть, тут стол ломится от еды.
И сильной рукой он потянул сковороду Карлеста на себя.
– Ты же поделишься, да?
Трудно было отказать этому большому человека. Его звали Окил. Это его братья все служили у тех, кто нами правит. И было понятно, почему. Красив, силен, настойчив, а главное — убедителен. Карлест не смог ему перечить и поделился ужином. Обнимая рядом сидящую жену, Окил спросил:
– Что нового? По какому поводу собрались? Что за кислые мины?
Он был веселым человеком, очень громким и счастливым.
– Ирбрус женится, — сказала ему Софар.
– Ну наконец-то, это же должно было когда-то случиться! Нам нужен праздник! А это прекрасный повод.
– Такир и Зуяд — дети этой женщины, — пережевывая мясо со сковороды, проговорил Карлест.
– Отлично! Отлично! Вот и хорошо! — восклицал Окил.
– И маленькая дочь! — зудел Карлест.
– Ну, главное, чтобы дети были общими, это же отлично. Дети — это радость! Да, дорогая? — обратился он к супруге.
– Не все дети общие, — сказал я. Опережая Карлеста, готового подавиться, только бы сказать эту фразу. — Есть я. Я не общий, я только мамин.
– А где папа? — полюбопытствовал Окил.
– Его нет.
– Как нет? Погиб на охоте? — не понимал Окил.
– На рыбалке, — ответил я с таким видом, будто гордость моего происхождения переполняла меня.
– Подожди, Ирбрус, дружище, ты что, себе выбрал женщину из племен рыбаков? Она же получеловек!
– Зачем вы так про мою маму, мы люди, такие же, как и вы, — возразил я.
– Да уж, — многозначительно произнес Окил.
Ирбрус встал. Все остальные молчали, вдыхая раскаленный воздух. И сказал:
– Мою жену зовут Гея Ра. Завтра мы посадим дерево в саду Пайтэ. Между деревьями, которые посадили вы и ваши родители, между деревом моих родителей и деревом Такира с Минтер. Ни одно дерево нашего рода не дало гнилых плодов, ни одно не пропало, и все плодоносят. Как твое, Карлест, так и твое, Окил. Как бы мы ни относились друг к другу и что бы мы ни думали, мы всегда остаемся открытыми людьми, и если что-то думаем, то говорим всё открыто. Ни одно дерево нашего рода не пропало еще, и я вам всем обещаю, мое дерево не пропадет. Пусть и должно оно было быть посажено давным-давно, до рождения первенца. Всех желающих приглашаю завтра на рассвете в сад Пайтэ.
С этими словами он вышел из-за стола, поблагодарил хозяйку, попрощался со старшей сестрой и, забрав Маар Ра, вышел в заднюю часть дома, уводящую нас в подземелье. Я с мамой шли следом, а потом Марьен и Истим. Шли опять долго. Но знаете, что было особенного в нашем походе? Ирбрус светился! Так же, как и мама, но ярче — перламутр и розовый свет озаряли нам путь. Это заметили все! Как будто Ирбруса подменили. Он стал шутить, всё время, пока мы шли, он подбадривал маму и меня, родителей и Маар. Всем после этого разговора стало тяжело на душе, только Ирбрус наконец засветился и радовался. Зайдя в наш дом, он сел на стул в круглой комнате и сказал:
– Я хочу есть. — И только сейчас я вспомнил, что он не дотронулся ни до одного блюда, стоявшего на столе.
– Сынок, а чего бы ты хотел? — спросила его Марьен.
– Всего, мама, всего. Я сегодня счастлив как никогда, мне, наконец, плевать на всё, что думают обо мне. Я свободен! Знаете, у меня есть один сувенир от мудрой Га. Сейчас я его принесу.
И на столе вскоре появилась бутылка вина. Мама и Марьен приготовили что-то поесть. А Истим уложил Маар спать.
Собравшись за столом, все подняли кружки с рисунками Такира и Зуяда, в которых было вино, и выпили прекрасный напиток — подарок мудрой женщины.
С рассветом Гея вышла в большую комнату. Это была теперь ее часть дома. Как много еще предстояло здесь сделать и изменить по ее вкусу, но на сегодня важнее всего было посадить дерево Пайтэ. Ирбрус остался ночью в комнате, которую до этого занимала Гея. Ему нужно было побыть одному. Когда мама вышла, то увидела, что по теплой комнате ходят все обитатели дома в ожидании ее.
– Я проспала? — спросила она. — Но ведь только начало светать?
– На собственную свадьбу опоздать не получится, дорогая, пока я за всем слежу, — сказала моя бабушка.
Это Марьен настояла, чтобы я ее так называл. И повела маму в свою комнату. После возвращения оттуда, на маме уже было не прежнее красное платье, которое она носила всегда, а белоснежное, как свечение вокруг нее сегодняшним утром. И длинная кожаная куртка без рукавов, надетая поверх платья. Такая же, как и прежняя, но только белого цвета. На Ирбрусе ничего не изменилось, но он был свежее выбрит, а волосы его были пострижены. Маар на руках Истима любовалась мамой и хлопала в ладоши.
Мы вышли во двор, а там нас ждал Ортрист с мадам Минчури. Оба саргуса пригнули головы, и мы вскарабкались на них. Ирбрус со своими родителями — на друга, а мы на мадам. Мама сидела впереди, а я с сестрой сзади. Саргусы взлетели! Как это было красиво, это первый мой полет днем, и теперь я точно знал, что ничего не хочу так сильно, как летать. Какое чудо, как это прекрасно: облака, ветер, солнце, земля где-то там далеко, как нереальная! А я скольжу в пространстве, как завороженный, и мне кажется, что надо мной не властно время, притяжение земли, соблазны мира и семейные дрязги… Как много может дать один полет! Саргусы влюбили меня в небо. Я знал, что больше никогда не буду тем же Таном, который только что оторвался от земли. Пусть по ней ходят все остальные, я хочу летать!
В садах Пайтэ мы приземлились очень мягко, ничего не поломав и не покорежив, даже рога мадам не нарушили пейзажа.
Спустившись вниз, Ирбрус показал то место, где нужно посадить дерево. Действительно, рядом росли деревья его родителей и брата. Семя для посадки нового дерева дала Ирбрусу мама, она его специально хранила. Это было самое крупное, по ее мнению, семя, которое дало когда-то дерево их с мужем любви. Никто больше не пришел на эту церемонию, но нам было всё равно. Ирбрус достал лопату и отрыл немного земли. Следуя обычаям, Гея своими руками посадила семя, а Ирбрус его засыпал землей.
– А вода? — спросила мама.
На что Ирбрус ей просто отдал одно яйцо бергера розового цвета и сказал:
– Сейчас будет вода.
Он выпустил своего бергера, синяя птица вырвалась из его руки и взметнулась в небо, но вернулась обратно. Она кружила вокруг рук Геи, на которых лежало яйцо с бергером — Есат. Веруду дали свободу, но он не хотел улетать, ему нужна была именно эта птица — его птица, своя птица, единственная.
– Ну! Отпускай ее! — громко сказал Ирбрус.
– Я не умею, — робко произнесла мама.
– Скажи «ты свободна!» и всё!
– Ты свободна.
После этих слов Есат вырвалась из шарика. Она металась сначала ничего не понимая, а потом, увидев Веруда рядом, успокоилась и начала лететь рядом с ним. Когда они были вместе, они искрились, а не просто излучали свет. Они были пламенем, огнем, миром для двоих. Несколько раз, как мне показалось, на прощанье Веруд плавно проскользнул над семенем, которое было только что посажено. Они улетели вместе. А на землю в этот момент рухнуло что-то внушительное, мы все обернулись. Это был папа Ортриста, а на его шее сидела вся семья, приглашенная вчера Ирбрусом.
– Мистер Минчури немного тяжеловат и неповоротлив, поэтому мы слегка опоздали, — произнес Карлест.
– Да, он нормально движется, прекрасная осанка и крылья, если б ты меньше копался, мы б успели — возразил ему Окил.
– Мужчины, мы не опоздали, мы прибыли вовремя, можем попросить молодоженов снова раскопать и закопать зерно, — пошутила Истей.
Минтер вела Такира и Зуяда, а Софар несла большой поднос с вкусностями, приготовленный по случаю бракосочетания.
– Ну что, теперь вы Гея Арбейд? — с улыбкой произнес муж старшей сестры, Окил.
– А что, я меняю название рода, вступая в брак? — удивилась мама.
– Да, дорогая, это необходимо! — сказала Марьен, — Я Марьен Арбейд и Минтер тоже. Это нормально. И все ваши дети — Такир, Зуяд, и Маар принадлежат к роду Арбейд!
А я — Тан Ра!