Глава первая
Ночное дежурство подходило к концу. Вероника любила эти предутренние часы. В теле ощущалась какая-то невесомость, голова немного кружилась, в кончики пальцев закоченели. Тело и душа требовали большую чашку крепкого кофе, но прежде ей нужно было заглянуть ещё в одну палату. А потом можно и кофе.
Вероника Николаевна Чижова работала педиатром в большой, многопрофильной больнице, состоявшей из нескольких корпусов, растянувшихся, как шутили сотрудники, на целую остановку. Больница имела статус областной, это означало, что основная часть поступающих на госпитализацию пациентов были сельскими жителями. За три года, что она тут работала, Вероника научилась любить этих людей, ещё не совсем разучившихся уважать врачей. Конечно, пациенты, а в случае Вероники и их родители, встречались всякие, но каких-то по-настоящему серьёзных конфликтов у неё пока ещё не было. Горожане среди пациентов тоже встречались, но значительно реже, они попадали в больницу либо по скорой (у них даже существовал особый экстренный день один раз в неделю, когда больница была дежурной клиникой по району), либо на платной основе. Для «платников» были оборудованы специальные VIP – палаты, одноместные, с отдельным санузлом и обстановкой, больше похожей на гостиничный номер, чем на обычную больничную палату.
Было в больнице и отделение санитарной авиации для тех случаев, когда нужно было срочно доставить пациента из области или, ели требовалась выездная консультация (в случае, например, если пациент был не транспортабелен), доставить к нему нужного специалиста. Собственно говоря, слово «авиация» здесь не совсем подходила, хотя вертолёт действительно имелся, чаще обходились машинами скорой помощи или заочными консультациями.
Её отделение находилось в корпусе номер пять, разместившемся в глубине этого «больничного городка». Пятый корпус ещё называли детским, потому что все отделения в нём были педиатрическими. На первом этаже размещались приёмное отделение, охрана, боксы дл инфекционных больных и столовая, на втором было детское отделение номер один, на третьем - отделение детской пульмонологии [Пульмонология - раздел медицины, занимающийся изучением, диагностикой и лечением заболеваний лёгких и дыхательных путей.], и, наконец, на четвёртом располагалось детское отделение номер два, оно же отделение раннего возраста, в котором лежали малыши до трёх лет. Вероника работала в педиатрическом отделении номер один, но во время дежурства на её ответственности был весь детский корпус. Кроме того, дежурного педиатра могли вызвать в какое-нибудь другое отделение, находящееся в другом корпусе: детское хирургическое, детское неврологическое, отделение нейрохирургии, эндокринологическое, гематологическое, офтальмологическое, ЛОР-отделение, словом, в любое, где ребёнку срочно требовалась консультация педиатра.
Поначалу было ох как не просто ориентироваться во всех этих корпусах, этажах и переходах, особенно ночью, но теперь Вероника уже могла хоть с закрытыми глазами попасть в любое отделение, ноги сами бы её привели, на «автопилоте». Сейчас её путь лежал в детское пульмонологическое отделение.
В маленькой одноместной палате горел слабенький ночник, посреди палаты (чтобы обеспечить доступ с любой стороны) стояла детская кроватка, в которой под кислородным колпаком лежал Тёма Никулин, пациент с бронхолёгочной дисплазией [Бронхолегочная дисплазия — это хроническое заболевание лёгких, которое развивается в основном у недоношенных детей и проявляется симптомами дыхательной недостаточности], находившийся тут уже много недель. Бледный, с одутловатым личиком, слишком маленький для своих почти семи месяцев. Сейчас Тёма спал, но когда он открывал глаза, то было заметно, какой у него серьёзный, совсем не по-детски усталый взгляд. Его мать, Наташа, молодая женщина с пышными формами, голубыми глазами и толстой русой косой (Вероника, глядя на неё, думала, что редко приходится видеть настолько славянский тип внешности) дремала на большой кровати одетая, даже во сне чутко прислушиваясь к дыханию мальчика. Последний раз Наташа по-человечески не высыпалась с тех пор, как родила Тёму. «Господи, ну вот за что им это?» - в который раз подумала Чижова. В чём провинился этот ребёнок? А его мать?
- А? Что, Вероника Николаевна? – встрепенулась Наташа.
- Ничего, ничего, спит… У вас всё в порядке?
- Да, всё нормально, спасибо.
Вероника жестом показала молодой маме, что та может спокойно отдыхать дольше.
Вернувшись к себе в ординаторскую, она села за компьютер, вошла в электронную историю болезни Никулина и написала «Ночь провёл спокойно. Во время обхода ребёнок спит». На дежурстве, после утреннего обхода врачам разрешалось будить детей и оставлять такие короткие записи.
Все. А вот теперь можно и кофе.
Горячий напиток сделал своё дело, уже после первый глоток, Вероника почувствовала, как утреннее оцепенение проходит, кровь по венам бежит веселее, можно начинать новый день.
После планёрки, на которой дежурные отчитываются, а пришедшие на работу коллеги узнают обо всём случившемся за ночь, было бы здорово поехать домой и поспать, но уже начался новый рабочий день.
Вероника завтракала в кафе со своей подругой Мариной Шубиной, неврологом. Она уже почти доела свою рисовую кашу, а Маринка едва поковырялась в омлете, зато болтала без остановки. Пепельно-русые волосы ниже плеч, зелёные глаза, бойкий характер, ей, как и Веронике, двадцать семь лет, но выглядит иногда почти ребенком. Милейшее существо! Однако, если её разлить, то с Мариной происходит метаморфоза: от всей её хрупкости и «мимимишности» не остаётся и следа, выпрямившись во все полтора с небольшим метра, с горшим, как у кошки, глазами, она может так «припечатать», что мало никому не покажется.
- Привет, девчонки!
К их столику, водрузив поднос с сырниками и кофе в пластиковом стаканчике, подсела Саша Чернявская, ещё одна врач-педиатр. Когда-то они с Вероникой учились в параллельных группах, но в студенческие годы практически не общались, а вот теперь, благодаря работе, подружились. Саша вызывала у Вероники восхищение и даже, если признаться честно, некоторую зависть. И дело было не во внешнем превосходстве, хотя Веронике и нравились Сашины чёрные весёлые кудряшки, яркие чёрные маслины-глаза, точёной формы носик (пожалуй, чуть длинноват, но её нисколько не портит, скорее, делает интереснее) и ладная фигурка. Да и рост у неё хороший, метр семьдесят два, в то время как самой Веронике природа, не слишком расщедрившись, отмерила всего какие-то метр шестьдесят. Но главное было в какой-то внутренней свободе, в мироощущении, что ли. Саша всегда смотрела на вещи, по сравнению с более серьёзной Вероникой, легко и просто, так сказать, не слишком заморачивалась, жила «для себя», всегда была ухоженной, каждый год во время отпуска ездила отдыхать в новые места, даже занималась дайвингом. Подумать только – дайвингом! Сама Вероника, к своему стыду, всю жизнь жутко боялась воды. Нет, Сашка действительно крутая. Вероника же совсем погрязла в работе, а после развода, случившегося два года назад, жила не «для себя», а просто одна.
- Вы уже слышали последнюю новость? – Саша заговорщицки понизила голос, - про Асадова и Алёну Дмитриевну?
Алёна Дмитриевна Полякова, эффектная блондинка, работала у них терапевтом меньше полугода. Вероника слышала от Марины Шубиной, что Алёна Дмитриевна разведена, одна воспитывает дочку шести с половиной лет.
- Да ладно! – Марина просто обожала всякие больничные сплетни, которые всегда распространялись со скоростью лесного пожара (как кто-то выразился, «у нас тут тоже своя маленькая деревня, ничего не скроешь»).
- Ну а что, она красотка, всех мужиков с ума свела. Только надолго ли это у них...
- Угу, у нашего Ренатика это обычно на пару месяцев, не больше.
Саша повернулась к молчавшей Веронике:
- А ты как думаешь, Ника?
- Не знаю, наверное…- вяло пробормотала она.
- Она сегодня с дежурства, ей всё – равно, – махнула рукой Марина.
Вероника снова промолчала. Никто не знал, до какой степени ей было не всё - равно.
***
Это началось далеко не сразу. Молодой, обаятельный хирург, конечно, привлёк её внимание, но это было так, ничего серьёзного. Ну да, симпатичный, с задорной, мальчишеской улыбкой. Маринка быстро ввела её в курс дела и рассказала, что Ренат Асадов – главный сердцеед больницы, тридцать четыре года, в анамнезе развод и двое детей, «мальчик и ещё мальчик», после развода мужик «гуляет», сменил уде немало подружек. В коллекции: кардиолог, анестезиолог, врач МРТ [Магниторезонансная томография (МРТ) — томографический способ исследования внутренних органов и тканей использованием явления ядерного магнитного резонанса.] (между прочим, все исключительно красивые женщины, в чём, в чём, а во вкусе Ренату Шамильевичу отказать нельзя), несколько медсестёр, девушка из отдела кадров и менеджер из отдела госпитализации. Это только. Диагноз ясен: бабник. Такие мужчины, как Асадов, Веронику никогда не интересовали. Кому, в самом деле, захочется быть очередным экспонатом в обширной донжуанской коллекции? Вот и ей семьдесят пятой быть не улыбалось.
Но однажды всё резко изменилось, как будто в тёмной комнате включился свет. Как-то раз она зашла по какому-то вопросу в ординаторскую к хирургам, и Асадов непринуждённо поздоровался, пожав ей руку. Простое рукопожатие, но Вероника почувствовала, как по телу прошла горяча волна. Сначала она приписала это действию недавно выпитого кофе, и, может быть, тому, что у неё уже давно не было близости с мужчиной. Но это состояние не проходило. С этого самого дня каждый раз, встречая Рената Шамильевича, она испытывала всё то же смятение чувств и просто не могла заставить себя посмотреть ему прямо в глаза. А глаза у Асадова были удивительные, они имели особенность - меняли цвет в зависимости от освещения и от настроении, становясь то зелёными, то голубыми, то серыми, то вовсе какими-то жёлтыми. Вероники стало ужасно обидно, что он не пытается её «закадрить», пусть даже у него была сотня баб. Чем, интересно, она хуже них?
И она стала придирчиво рассматривать себя в зеркале. Фигура, которую женщина, менее критично настроенная к себе, назвала бы стройной, показалась ей слишком плоской, неаппетитной, золотисто-каштановые волосы недостаточно яркими и блестящими. Грустно смотревшие из зеркала большие серые глаза, хоть и опушенные длинными густыми ресницами, выглядели усталыми. Совсем не впечатляющее, унылое зрелище! Понятно, почему он ей не заинтересовался, уж кто-кто, а он-то знает толк в женщинах. Вероника предприняла попытку немного сметить имидж: подстригла волосы, которые обычно собирала в пучок или в «конский хвост» под каре (и серьёзно взвешивала, не перекрасится ли ей, например, в блондинку), стала больше внимания уделять мейкапу, сменила парфюм и прикупила пару-тройку новых вещей. В медицине это называется «терапия отчаяния». Жалкие, тщетные попытки. Впрочем, не такие уж жалкие, она получила за последнее время много комплиментов, а кое-кто из молодых хирургов даже попытался с нею пофлиртовать. Но, увы, не Ренат, а ей-то ведь нужен был именно он, не кто-то другой. Ну что ей делать, бегать за ним? Кокетничать, соблазнять мужчин она никогда особенно не умела, не было в ней этой женской сексуальной томности, той самой манкости, по крайней мере, она ни разу в себе этого не замечала.
И вот теперь такой удар. Ну, а чего ещё она ожидала?
Вероника вспомнила песню, которую слышала вчера утром в маршрутке:
«Взорван мозг, оборвано сердце – захлопнута последняя открытая дверца...» - теперь она очень хорошо понимала, о чём это.
Конечно, Алёна Дмитриевна писаная красавица, она такая яркая, фигуристая, уверенная в себе. И она ходит на высоких каблуках! Сама Вероника носила на работе обувь на невысокой удобной танкетке, ведь когда целыми днями ходишь из палаты в палату, из одного корпуса в другой, особенно во время дежурства, на шпильках особенно не побегаешь. У Поляковой что, ноги никогда не устают? Красота, конечно, требует жертв, но до определённого предела, хотя предел у каждого свой. Зато какие стройные и длинные ножки у нового терапевта, какая соблазнительная походка! Вот что значит настоящая женщина. Когда Алёна Дмитриевна только начала работать в их больнице, то произвела истинный фурор, стоило ей появиться в любой ординаторской, как её мигом окружали коллеги мужского пола, и каждый из них хотел угодить. Один спешил предложить сесть на свой стул, воспользоваться его компьютером («одну секундочку, Алёна Дмитриевна, я только клавиатуру протру…»), другой налить кофе, угостить конфетами. Вероника вспомнила своё собственное появление в больнице и с сожалением вынуждена была констатировать, что подобной реакции и близко не наблюдалось.
Теперь Асадов и Алёна Дмитриевна вместе. До конца дня она проходила, будто с камнем на сердце и дома эта тяжесть не отпустила, стало, пожалуй, только хуже.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/24/1211