Дом, в котором она родилась и с этих ступенек сбегала, чтобы встретиться с подругами зимой на горке, ковыляла на коньках до залитой площадки, из этого дома её увозили на операцию и никто не знал - вернётся обратно или нет... Вернулась!!! В родной дом, в центре Ленинграда, рядом с Петропавловской крепостью, но, в котором не было еще центрального отопления, а была только печка, топили ее дровами, (дрова стояли поленницами во дворах, а потом их переносили в подвал, и у каждого был свой отсек в подвале - никто ничего не воровал), не было холодильников, не было газа, а были керосинки и керогазы на большой коммунальной кухне, не было телевизоров,а были кухонные посиделки, вечерами собирались соседки-одиночки из квартир на площадке и вели долгие разговоры обо всем (а она сидела рядом и слушала - интересно). Не было ни душа, ни ванны - были бани, и её с детских лет водили в баню. Там она и потерялась однажды на несколько минут среди шкафов с синими дверцами мужского отделения. Чьи-то сильные руки затащили её в полумрак, задрали подол и жадно вылизали, а потом воткнули в рот горячую солоноватую плоть. Сколько ей было? Десять? Одиннадцать? Она почти стёрла этот эпизод из своей памяти, помнила только, как в голове пульсировала мысль - разве можно совать ЭТО в детский ротик?
Как вкусно пахло отглаженное мамой чистое белье, которое выдавалось раз в неделю. Не было ни стиральных машин, ни горячей воды, ни электроутюгов - только чугунные, грелись на газу....все руками делалось на кухне... Поэтому, корме трусиков и чулочек, (колготок тоже не было), все остальное выдавалось один раз в неделю после бани. ...
Из этого родного дома она пошла, счастливая и очень красивая, в первый класс с огромными бантами и букетом гладиолусов (тогда считались самыми роскошными цветами), летела как на крыльях домой с пятерками, и еле тащилась, как все - с двойками, поднималась на второй этаж и робко звонила в дверь.
Как давно это было. "Мама, мамочка...Я ничего не забыла" - шептала она по ночам.
И регулярно посещала бани. Чтобы сквозь стену вообразить и зряче увидеть мужское отделение, поискать чьи-нибудь сильные жилистые ладони с крючковатыми пальцами. Всегда при этом стояла с широко открытым ртом. А ночью набрасывалась на мужа. Или на того, кто был в бане?