(Из серии "Знакомьтесь, Я Василий")
Меня неожиданно уволили. За что? Не понял. Не успел я приступить к своим рабочим обязанностям, как подходит начальник. Глаза жёсткие, словно у ёжика иголки. Цвет лица серый.
– Василий, с завтрашнего дня ты у нас не работаешь.
Не иначе как у его жёнки оказался любовником мой тёзка. Другого повода я не нашёл. Обидно. Отработал смену, получил расчёт и поплёлся к дому. Спалось не очень. Всю ночь мне снился Василий. То есть, сам себя во сне разглядывал. Как ползу по карнизу и лезу в окно начальника. Падаю у его ложа и прошу отменить оглашённый приговор. А он даже глаза не открывает. Храпит на всю вселенную. Я его за ногу, а он как завизжит женским криком, и прямо мне этой ногой по зубам. Тут замечаю сквозь неожиданные слёзы, что это его жена Мария Потаповна. Я её хорошо знал. Не раз к мужу на работу приходила. От страшной ошибки и зубной боли шарахаюсь к спасительному окну. Но тут из туалета выбегает сам начальник и хватает меня за горло. Его толстые губы злобно шепчут мне в ухо:
– Ты уволен. Уволен навсегда. У-во-лен.
От такого стресса я вдруг замечаю себя на полу у своего скрипучего дивана. Осознав прояснившимся умом, что всё это кошмарный сон, тяжело падаю снова на постель. К утру я окончательно обессилел. Один и тот же сон в пяти сериях. Как я с ума ещё не сошёл? Но не всё оказалось иллюзией. Зуб слева, куда врезала женская нога, действительно болел. Пятикратный удар по одному и тому месту – не шутки. Вот и материализовался болевой эффект. Не дождавшись утра, я выскочил на улицу, мыча от невыносимой боли, и стремглав влетел в дежурную аптеку. А ещё через пару часов, я сидел в кресле стоматолога. Мой избитый зуб приказал долго жить и окончил своё существование в оплёванной урне.
Шагаю по улице с кривой физиономией и поневоле сравниваю себя с волком, которого ноги кормят. Что делать? Куда пойти? Где тот хлев, в котором овцы блеют? Моё голодное внимание прилипло к витрине, за которой в красочных обёртках свисали гроздья колбасных изделий. Пройти мимо было невозможно. Зайти в манящую дверь ещё труднее. Но я не растерялся. Напряг все свои голодные извилины и ярко представил несчастных животных, из которых делают такую вкусную снедь. Помогло. Горделиво приподнял изувеченную утром челюсть и зашагал прочь, ощущая себя наполовину вегетарианцем. За поворотом стояла Она – старая женщина с вещевым мешком и с лопатой в руке. Мы часто не понимаем всего происходящего вокруг нас. Но стоит только попасть в затруднительную жизненную ситуацию, как вдруг обнаруживаем, что обладаем шестым чувством. Не знаю, откуда оно берётся. Может, из головы, а может, и из сердца. Но мне кажется, из пятой точки.
– Эврика! – воскликнул я. – Вот решение всех проблем.
Через полчаса я держал в руках лопату, от которой пахло свежей краской. Старенький деревенский автобус, натужно кряхтя на подъёмах, вёз меня на загородные дачи. Покачиваясь на ухабах постсоветской эпохи в такт скрипучим рессорам, я в который раз подсчитывал, во сколько обойдётся нанимателю мой труд за сотку перелопаченной земли. Согласился сам с собой, после долгих раздумий и внутренних споров, что много просить не стоит, но и даром работать не дело. Пятёрка за час физической работы вполне меня устроит. Тут надо ещё учитывать экономическое состояние нанимателя, возраст, пол, внешнее состояние домика. Да и ещё уйму видимых и невидимых, явных и скрытых причин. Вплоть до психологического состояния потенциального нанимателя. Его характер, надёжность обещанного слова и так далее... В общем, непростое это дело – продать себя за пятёрку. Приближаясь к месту назначения, я вдруг ясно осознал, что мне срочно надо придумать личную рекламную речь. Когда я и моя лопата опустились со ступенек транспорта на землю, в голову стукнула здравая мысль назвать себя «Терминатором».
– Ей! – закричал я удаляющимся бывшим пассажирам с котомками за плечами и сумками в руках. – Вас приветствует гениальный копальщик огородных участков! Его имя Терминатор! Копаю без передыха сотку земли за один час за пятёрку в руки! Если кому надо побыстрее, Терминатор включит вторую скорость своих железных рук за почти бесплатное вознаграждение ценою в два рубля! Ваш участок превратится в течение одного дня в футбольное поле, которое никогда не зарастает травой! Налетай! Нанимай! Про себя не забывай! Здоровье превыше денег! Отдайте их мне, и вы никогда не сломаете себе спину! Половина дачников, человек семь, остановились и внимательно выслушали мою спонтанную речь. После чего шестеро продолжили путь.
– Терминатор, говоришь, – улыбнулся сгорбленный старичок.
– Терминатор, – подтвердил я и приставил лопату к ноге. – Последнего выпуска.
– Какого-какого? – переспросил старикашка, приложив ухо к моей груди.
– Издеваешься, что ли? Если надо копать и готов платить, так и скажи. Вскопаю, как ни один трактор не копал. Не пожалеешь.
Старик махнул рукой, приглашая меня следовать за ним.
«Вот повезло», – радовался я удаче, старательно шагая за хозяином.
Его участок размером в шесть соток меня несказано обрадовал. Я наклонился и сгрёб в пригоршню жирную землю.
– Лепота! – вырвалось из моего горла непонятное слово.
Оно было явно не русским и, конечно, не заграничным. Я почувствовал всю сладость весенней работы. Запахи хвойного леса, пение птиц, свежее дыхание ветерка на лице.
– Лепота! – повторил я уже сознательно незнакомое слово. Именно это сочетание звуков соответствовало моему настроению. А если ещё к этим возгласам прибавить несколько осязаемых хрустящих пятёрок, то больше человеку ничего и не надо. Работодатель кивнул, и я с радостью вонзил инструмент в податливый грунт. Через минут двадцать моя спина слегка стала ныть, а на покрасневшем лбу появились солёные струйки. Но меня это не огорчало. Я трудился до тех пор, пока мой взбодрённый работой организм потребовал питья. Я взахлёб пил прохладную воду, любезно поданную мне хозяином, и удовлетворённо осматривал вскопанную мною землю.
«Десятка в твоём кармане, товарищ Терминатор, – хвалил я себя, – к вечеру она утроится».
Подумал немного и охладил свой бойцовский пыл, сделав поправку на усталость. «Остановимся на четвертаке», – решил я окончательно. Сгорбленный старичок спешил ко мне.
– Терминатор, – обратился он. – Пора тебе пообедать.
Я сердечно поблагодарил его и присел с миской борща на лавку.
– Лепота! – сказали мои уста и с жадностью распахнулись навстречу ложке. Рядом с моим рабочим местом, за низенькой оградой соседнего участка, трудилась бабка. Худенькая как жёрдочка. Её голову прилежно укутал цветной платочек. Седая прядь нежно прилипла к мокрому лбу. Да и сама она была похожа скорее на росток. Старушка упорно старалась втиснуть лопату в неподатливую землю, и с ещё большой натугой после удачной попытки переворачивала пласт земли, после чего размахивала лопатой, пытаясь этот пласт превратить в крошево. Я опустил ложку в полупустую миску. Мне вдруг нестерпимо захотелось ей помочь. Я оставил борщ на лавке и перешагнул на чужую территорию.
– Давайте Вам помогу немножко, – предложил я.
Она отказалась, ссылаясь на отсутствие средств оплатить мой труд.
– Да я бесплатно. За счёт обеда, – я решительно завладел орудием труда. Жалко бабку. Хотя бы чуточку помогу. Но не успел я осуществить свой добрый замысел, как мой работодатель грозно окликнул меня. Я подчинился. Виновато отдал лопату хозяйке и вернулся на свой участок работы.
– Ты, Терминатор, не дури, – увещевал меня старик. – Я тебе предоставил обед не для того, чтобы ты Маруське помогал. Терминатору тоже надо отдохнуть, подзаправиться, сил набраться, подзаработать побольше. А ты шмыг – и к моему врагу в огород прыгнул. Сколько лет у нас здесь дачи, столько мы с ней враждуем. Крикливая баба она. Всё норовит мне пакости сделать. Ты не смотри на её внешний вид. С виду она всегда выглядела паинькой, а как только покажешь ей палец – сразу откусит. Не заметишь даже. То камни со своего огорода на мой побросает, то шланг перережет. А сколько мы с её покойным Петром воевали за межу! – старик разнервничался. – Всю землю выкопал её мужик и перебросил на свой огород, а канаву засыпал глиной. А если по-честному – половина земли моя была...
– Да не хочу я слушать Ваши сплетни, – отрезал я жалобы старика.
– Это не сплетни! – взвизгнул он. – Это жизнь! Ты ещё молод! Молокосос! Эта баба попила мне уйму крови за все годы нашего соседства. Скажи ему! – крикнул он женщине. – Я, что, не прав?
Я протянул ладонь.
– Давай мою десятку. Я увольняюсь.
– О нет, уважаемый Терминатор, – сгорбленный старик покачал головой. – Мы договаривались вскопать весь мой участок. Ты своего обещания не выполнил. А значит, твоя десятка осталась моей.
Я крепко сжал рукоятку шанцевого инструмента. Плюнул под ноги бывшему работодателю и перешагнул межу. Бабка улыбнулась.
– Добрый ты человек. И награда для тебя будет достойная. Я не слушал её слов. Меня душил кашель. С яростью вгрызаясь лопатой в твердую землю, я гасил внутренний пожар обиды на старика. Бабка Маруся куда-то исчезла. Её сосед тоже. Я продолжал работать. Дарма. Но – о чудо! – оказывается «дарма» и по своей воле работать было не так и тяжело. Лопата в моей руке без труда переворачивала грунт. Порою мне казалось, стоит разжать пальцы ладоней – этот примитивный агрегат из ручки и железа сам исполнит свои нелёгкие обязанности. Что-то звякнуло. Лопата наткнулась на камень, довольно большой. Наверное, не один год его обходят стороной. Но я же Терминатор! Негоже оставлять препятствие на своём пути. И я усиленно начал его обкапывать. Признаюсь, уж очень мне захотелось этот огромный камушек поместить за границу участка с другой стороны. Подарок старику сделать за мой неоплаченный труд. Это была работа на грани моих возможностей. Всё, что мне удалось из задуманного, это кульнуть его разок в сторону бывшего работодателя. Я устало уселся рядом с камнем.
«Может, кто сможет подсобить?» – не унимался мой обиженный ум. Бабка Маруся семенила мне на помощь:
– Ай да молодец! – восклицала она. – Сколько себя помню, этот камень был бельмом в глазу у моего Петра.
Она обошла его по часовой стрелке. Потом против часовой. Поцокала языком. Призадумалась.
– А куда же мы теперь его денем? Раньше его видно не было. А сейчас словно памятник на огороде.
Я с ней согласился.
– Придётся закапывать, – сказала она.
Я разочарованно посмотрел на неё.
– Закапывай, – махнула она маленькой ручкой и засеменила в свою избушку. «Очень жаль», – пробубнил я и в сердцах вонзил лопату рядом камнем. Раздался глухой удар. Бум.... Лезвие воткнулось в деревянный настил. Я присел и с любопытством разгрёб землю. В углублении, где покоился этот тяжёлый монстр, неожиданно наткнулся на прочную крышку, окованную железным обручем.
«Люк», – мелькнуло у меня в голове. «Клад», – ёкнуло в груди. В висках бешено застучали молоточки.
Оглянулся – никого. Только брачное пение птиц да далёкое стрекотание трактора. План созрел мгновенно. Я быстренько присыпал землей откопанный лаз, а рядом лихорадочно стал копать углубление для камня. Я работал на третьей терминаторской скорости. Через минут пятнадцать камень был надёжно утоплен рядом с обнаруженным люком. Верхушка его слегка приподнималась над поверхностью, словно опознавательный знак для моего будущего пришествия. Надо же выяснить, что же это за тайный ход, о котором никто не знает. И чтобы не расстраивать своей находкой старую женщину, решил промолчать. Не ровен час, обрадуется. Возомнит, что там клад какой-нибудь. А она старенькая, вдруг сердце не справится с потрясением. Это что же, я потом виноват буду в её преждевременной кончине? Докопал я огород к вечеру. Поблагодарила хозяйка меня. Говорит:
– Ты, Василий, не расстраивайся, что не смогла тебе заплатить. Добрые дела всегда приносят обильный плод. Иди и жди.
Я с ней согласился. Полностью. Ушёл и стал ждать глубокой осени. В такую пору на дачах пусто. И в эту же ночь я увидел странный сон. Моя бабка Маруся наклонилась надо мной и тихонько так говорит:
– Василий. Вставай. Осень пришла. Пора нам в погреб спускаться.
Я проснулся весь в поту. Больше не заснул. К утру решил исправить свою кривую натуру. Я шёл знакомой дорогой. Бабка Маруся стояла у калитки и смотрела на меня.
– Доброе утро, мил человек. Рада тебя видеть.
– Доброе, – буркнул я.
Присел.
– Разговор у меня к Вам.
Старая женщина улыбнулась. Мило. По-доброму. И мне показалось, уж очень проницательно. Мы сидели за стареньким столиком. За окошком прилежно трудился на своём участке сгорбленный старик. Тихо тикали ходики на стене. Подо мной поскрипывала древняя табуретка в такт моему дыханию.
– Об этом лазе я слышала от своей бабки, – отозвалась хозяйка. – Она мне рассказывала, что в этих местах, ещё до советских времён, была помещичья усадьба. Когда раздавали дачные участки, моя бабка уговорила меня взять именно этот участок. Я долго не соглашалась, пока она не рассказала мне удивительную историю.
Я раскрыл рот и приготовился слушать. Хозяйка не спешила. Встала, остановила ходики. Открыла скрипучую дверку облезлого шкафа. Достала серенькую косынку, повязала вокруг головы вместо платка и торжественно присела на низенькую кровать.
– Вижу, не отступишь от своего решения спуститься в подземелье. Слушай Ваcилий, и запоминай...
К подземному путешествию я особенно не готовился. Занял у соседа десятку с надеждой вернуть ему долг, если вернусь. Смеётесь? А зря. Всё услышанное от бабки Маруси было правдоподобным, интригующим и... опасным. Хотя я и обозвал себя Терминатором, но это ни о чём не говорит. Я такой же человек, как и вы. Чувства страха не лишён с рождения. Скажу без лишней скромности, считаю себя натурой с долей риска чуть выше среднего статистического индивидуума. Могу перешагнуть разумную черту в угоду человеческим ценностям. Хотя, если по правде, эти шаги происходят не от ума. Просто неожиданно стукнет в груди маленький молоточек и... Думаю, он стучит у всех в определённый момент жизненных обстоятельств. Только не каждый его слышит, или делает вид... Занял, значит, десятку. Купил спички, свечи, еду. Там магазинов нет, а жрать хочется везде. На следующий день я стоял у камня.
– Василий. дорогой мой. Может, именно тебе придется узнать то, чего так хотела моя бабка. Да хранит тебя Господь. Да поможет Он тебе в твоём нелёгком деле, – старая женщина перекрестила меня. – С Господом.
Я нагнулся и с трудом сдвинул окованную крышку погреба. Дохнуло сыростью и темнотой. Кислый двухсотлетний запах опалил ноздри. По спине пробежали холодные мурашки. Я пожалел об обещанном. Жалостливо взглянул на бабку в поисках снисхождения. Она опустила голову. Пришлось с трудом шагнуть на первую ступень. Она неприятно заскрипела. Я снова поднял голову в надежде. Бабка Маруся отвернулась. Я вздохнул и шагнул в глубину. Две. Три... Семь... Тринадцать... Это уж слишком. Так я до центра земного шара дойду. Нога коснулась каменного основания. Далеко вверху ярко светился голубой квадрат небосвода.
«Эх, Терминатор, – обозвал себя. – Вечно лезешь туда, где умные стороной обходят. И зачем тебя дёрнуло расчувствоваться от сказанного старухой?» Я зажёг первую свечу.
***
Свежий ветерок мчался навстречу. Мы бежали за луной.
– Вася! – кричала Алёна. – Я всё равно догоню её!
Мягкие стебли трав хлестали по босым ногам. Пугливо вспорхнула сонная птица. Далеко впереди, в сосновом бору, обижено застучал дятел. Мы бежали, взявшись за руки, по ночному полю. Счастливые! Молодые! Влюблённые! Навстречу Луне, к звёздам. Они сплелись яркой серебряной лентой Млечного Пути. Мерцали, играли, пели. Алёна упала на траву, потянув меня за собой.
– Васечка, милый, – её руки нежно и крепко обвили мою шею. – Я такая счастливая! Кто только мог подумать, что, уезжая в гости к дяде, я встречу здесь парня с удивительным взглядом и улыбкой, способной покорить весь мир. Ты мой хороший. Милый. Красивый, – её пухлые губы приблизились к моим устам.
– Ты только не бойся, – успокаивала она меня. – Не смотри, что я барыня, а ты батрак. Мы люди, а это главное. И я тебя люблю. Очень.
Над нами бесшумно пронеслась сова. Вдали раздался лай собак. Я насторожился: «Это не просто лай. Это поиск... Погоня...» Я вскочил.
– Бежим.
Далеко, на краю поля, кто-то кричал: «Сюда! Сюда!» Нас догнали на опушке леса.
– Не трогайте его! – истошно кричала Алёна, пытаясь вырваться из крепких рук управляющего.
– Барыня, успокойтесь. Мы исполняем волю Александра Петровича. Немножко вправим Ваське мозги, и всё. Отлежится недельку – узнает, кто он такой, если позабыл, – спокойно рассуждал Егорыч. – Негоже нам, мужикам, на хозяевов глаза подымать. А тем более на барынь.
Пьяный Фома неистово бил меня кнутом. Я закрыл окровавленными руками голову.
– Паршивец, – зло шептал сквозь гнилые зубы Фомка. – Я тебе всё припомню. И за Любку, и за выбитый зуб. Увидит твою обезображенную морду, вмиг отвернётся от тебя. Всё равно будет Любка моя! Забудет харю твою на всю жизнь.
Меня связали. Бросили в подъехавшую повозку. Кто-то ещё раз сильно ударил в бок. Я почувствовал, как что-то хрустнуло внутри. Острая боль была настолько сильной, что заглушила на миг ноющие раны. Я начал проваливаться в темноту. Далёкий голос Фомы удержал меня на краю сознания:
– Поделом ему. Вот если барин теперь его в рекруты отдаст, тут уж моей зазнобе деваться будет некуда. Дура девка. Не видит, на кого глаз положила. – Да кому ты такой нужен? От тебя на версту горилкой воняет. Собаки разбегаются, не то что бабы, – раздался голос его напарника.
– Ты, Гришаня, лучше помолчи, а то огрею ненароком, – зло зашипел Фомка. – Пшла, хромая, – Гришка подстегнул лошадь.
– Эй, Фома! – кричал вдогонку управляющий. – Запри его в барском остроге! И больше не трогай хлопца! Шкуру спущу! Понял?
– А что тут неясного, – пробубнил батрак. – В рекруты калек не берут. Он громко рассмеялся от сказанной фразы и тяжело хлопнул Гришку по спине. – Эх! Загужу до утра. Радость-то какая у меня сегодня. Завтра вся деревня узнает, каков Васька. А я вот возьму и к Любке свататься пойду. Вот увидишь, смирится девка, как наша кобыла. Он с размаха хлестнул животное по испуганным ушам.
***
Тусклый огонь свечи погасил яркие образы и осветил кладку камней. Я мотнул головой. Не хватало ещё расстройства моего сознания. Никогда со мной такого не приключалось. Разве что во сне.
«Терминатор, – строго приказал я себе. – Ты свои киношные замашки брось. Тут тебе правда, а не вымысел».
Я осмотрелся. Видно, бабкина бабка не врала. Информация о каменном гроте оказалось верной. Интересно, как давно ступала сюда нога человека? Неожиданно на свечу упала капля воды – шлёп. Я оказался в полной темноте. Присел, нащупал мокрый огарок. Вытер его и снова зажёг. Небольшая каменная площадка метра в три окружала основание лестницы. Чуть в стороне пламя свечи осветило чёрный квадрат огромного колодца. Я с опаской приблизился к краю провала. Глубоко вниз шла такая же лестница, по которой я только что спустился. Мне это очень не понравилось. Всё моё существо противилось совершить ещё один переход в глубь многоэтажного каменного туннеля. «Они что, метро тут строили в прошлых веках?» – разнервничался я. Ещё раз обвёл взглядом замкнутое пространство. Одна лестница вверх, где я недавно птичек в огороде слушал. Другая вниз. Любой здравомыслящий человек выбрал бы первую. Но мне, помимо моей воли, надо спуститься по второй. «Дурак», – обозвал я себя вслух и шагнул вниз. Седьмая ступень лопнула под ногой, и я свалился на каменное дно. Поневоле пришлось поблагодарить древних строителей за короткие пролёты между этажами подземного сооружения. Представляю, если бы они не поленились. Я зажёг вторую свечу.
***
Грузная тень управляющего заслонила дверной проём.
– Васька! – окликнул он. – Давай на выход! Барин зовёт.
Я с трудом встал на ноги. Управляющий грубо подтолкнул меня к выходу. В большой горнице, куда меня привели, сидел Александр Петрович и его супруга Ольга Авдеевна. Эта полная женщина имела скверный характер. Ее слово было законом не только для слуг, но и для главы семейства. Вечно недовольная, она могла целыми днями слоняться по многочисленным комнатам и помещениям обширной барской усадьбы в поисках виновных. Хриплый голос хозяйки часто срывался на зловещий шёпот, когда очередная жертва оказывалась во власти её буйных чувств. Вот и сегодня ей предстоит стать справедливой судьёй в судьбе этого безмозглого батрака, вздумавшего крутить шуры-муры с её любимой племянницей. Ольга Авдеевна зло осмотрела виновника.
– Александр Петрович, – обратилась она к мужу. – Смотрю я на этого негодяя и вот что думаю.
Пухлая рука женщины неожиданно взлетела вверх и прихлопнула наглую муху на её щеке.
– Нам таких батраков не надо. Вместо того, чтобы работать на барском дворе и благодарить хозяев за каждый кусок съеденного хлеба, он своим извращённым умом опозорил наше поместье на всю округу.
– Да, да, – согласно кивал головой барин, бережно насыпая курительную смесь в любимую трубку. – В рекруты его. Вот и весь сказ.
– Какие рекруты? – зашипела барыня. – Какие такие рекруты? – повторила удивлённо она.
Александр Петрович непонимающе уставился на жену.
– Спалить гада! Чтоб костей его не осталось на земле, – ядовитая слюна потекла по её жирному подбородку.
– Вы чего, уважаемая супруга? – стараясь погасить её неуёмную ярость, возразил муж. – Пусть послужит России-матушке сполна. Не ровён час, война с иноземцами грянет. Вот Васька кровью вину свою и искупит. А коль Господу будет угодно, вернёт его на радость Прасковье. Один он у неё остался.
Барыня подскочила, схватила меня за ворот рубашки:
– За то зло и позор, которым он облил, словно навозом, весь наш барский род, Вы, уважаемый Александр Петрович, желаете ему преспокойно здравствовать и есть харчи нашего государя? Нет. Не жить ему на земле!
Она с силой оттолкнула меня. Я упал.
– Егорыч, – позвала хозяйка стоявшего наготове за дверью управляющего.
– Слушаю, барыня, – перешагнул порог слуга, низко кланяясь.
– Опусти Ваську в старый грот. Дай ему кусок хлеба и воды. Пусть идёт на все четыре стороны, – женщина язвительно улыбнулась. – И не забудь закрыть хорошенько лаз.
Барин растерянно моргал глазами, пытаясь возразить супруге.
– Это... это... убийство. Так нельзя...
– А Алёну завтра же отправьте к её родителям. Чтоб я её у нас больше не видела. Тоже хороша. А ещё барышня, – перебила мужа женщина, и добавила: – Позор! О какой порядочности и благородстве можно говорить? Ах, и зачем я в молодости согласилась на Ваше предложение? Лучше бы осталась старой девой.
Закончив тираду, Ольга Авдеевна вышла из залы. Егорыч вопросительно смотрел на хозяина. Барин уронил на пол трубку, виновато поднял на слугу глаза и тяжело махнул рукой.
***
По каменной кладке подземелья пробежало отражённое пламя свечи, смывая только что увиденные мной образы. Боль в боку внезапно растворилась, и голоса далёких событий исчезли, словно чья-то невидимая рука повернула ручку приёмника. Наступила тишина. Её покой нарушала редкая капель подземных вод. Я не на шутку испугался. Что-то с моей головой не в порядке... Видения, звуки, яркие ощущения. Словно прошлое решило поиграть с моим сознанием. А главное, весь строй галлюциногенных событий точно соответствовал бабкиному рассказу. Более того, он дополнялся такими подробностями, о которых невозможно знать. Я вытащил из кармана бутерброд и тщательно стал его жевать. Мне надо было собраться с мыслями. Всё это, конечно, в пределах моей психики. С ума, надеюсь, не сойду. Но... Если по логике... Хотя какая может быть логика в таком необычном месте? И всё же, судя по событиям, происходящим со мной здесь и там, скоро должна наступить развязка. Я был убеждён: стоит мне зажечь третью свечу, как снова окажусь в прошлом, да ещё заточённым в подземелье. А вот этого мне очень не хотелось. С меня было достаточно и реальности. Я хмуро осмотрелся. Ага. Вот ещё один спуск чернеет в метре от меня. Поджидает жертву. А вон и капля воды повисла над головой. Того и гляди шлёпнется прямо на горящую свечу. Дудки! Я решил не торопить события. Отодвинулся подальше от чёрного отверстия вниз и заслонил рукой горящий фитиль. Не помню, сколько я так просидел в бездействии. Наверное, порядочное время. Во всяком случае, когда вновь взглянул на свечу, она готовилась к вечному сну.
«Василий, – обратился я к себе. – Терминатору не свойственно дрейфить. Подстегни его под зад, и пусть он идёт впереди тебя навстречу к прошлому». Нога осторожно опустилась вглубь. Скрип ступенек заставил Терминатора понервничать. А Василия, идущего за ним, слегка поиздеваться: – Это тебе не кино. Здесь славой и деньгами не пахнет. Тут можно голову сложить. И никто о тебе не узнает. Это только на буржуйских экранах вы супергерои. А у нас в российских подземельях одна сырость, страх и ни одного зрителя. Кому охота спускаться в эту навозную яму? Только дуракам, как ты, дорогой Терминатор. Заплутал ты. Понадеялся на удачу, а найдёшь фигу.
От такой речи я повеселел. Бодро шагнул с последней ступени и осмотрелся. На краю глухой площадки сиротливо вжалась в стену низенькая дверца. Тяжёлый засов, окованный ржавым железом, был сдвинут в сторону.
– А вот и начало конца, – прошептал я.
Терминатор спрятался за мою спину, а потом и вовсе исчез. Я лихорадочно стал вспоминать рассказ бабки Маруси. Что там должно быть? «Его заперли в подземелье. Вернее, меня. Нет. Это его, Ваську. А меня? Меня пока нет. Надо мной было небо. Я сам добровольно сюда пришёл. А он – Васька – по приказу барыни. А я – Василий. Главное, не перепутать, кто есть кто. Значит, Ваську опустили в подземелье».
Закрыл Фомка лаз над головой плачущего юноши по приказу Егорыча. С радостью закрыл, сволочь пьяная. А Любка как узнала, чуть глаза ему не выцарапала. Побежала к молодой барышне. Рассказала о беде. А когда пришли Алёну домой отправлять по немилости Ольги Авдеевны, не нашли девку. Всю округу облазали. Нет её. Срочно запрягли скакуна для Александра Петровича. Умчался он в поместье племянницы в надежде, что она уже у родителей. На другой день вернулся чернее сажи. По всему поместью страшный слух разошёлся. Мол барыня утопла от горя. Убежала на реку и бросилась в омут. Уж очень полюбила она батрака Ваську. Целых две недели дежурили холопы барские на реке в надежде выловить утопленницу. Так и не нашли. А ещё через месяц пришло в усадьбу письмо от матери барышни. Отец Алёнки помер от горя. С того дня слёг Александр Петрович. Ноги у него отнялись. Строго-настрого приказал управляющему не пускать к нему Ольгу Авдеевну. А ей что? Как с гуся вода. Весь двор барский ещё сильнее под себя подмяла. Вздохнуть слугам не даёт.
Однажды ночью, когда весь честной народ спит, кто-то заметил, как девка Любка шмыгнула за дверь к барину. А наутро управляющего Егорыча закрыли по приказу хозяина в остроге. А ещё через день случился в доме господ страшный пожар. Сгорело всё, что могло сгореть. Из людей спаслись все, кроме Александра Петровича и Ольги Авдеевны. Да ещё Егорыч тоже сгорел за закрытыми дверями острога. Ушлые люди поговаривали, что во всём виновата Любка. Якобы она что-то знала о судьбе барышни Алёнки, рассказала барину. Ну а он...
Горячий воск свечи опалил запястье, вернув меня к действительности. «Вперед», – скомандовал я и осторожно потянул дверь на себя. Протяжный скрип нарушил двухсотвековую тишину. Спёртый сухой воздух дохнул в лицо, и в груди учащённо застучало, перехватило дыхание. Я переступил порог. Пламя свечи вздрогнуло... Заметалось по маленькому гроту, осветило пол...
– Как? – вскрикнул я. – Как она здесь оказалась?
Они лежали, крепко обняв друг друга. Он и она. Любимый и любимая... Двое навеки влюблённых... Не Ромэо и не Джульетта. А Василёк и Алёнушка.
Я стоял, склонив голову над их косточками. Хрупкими... нежными... Сплетёнными в прекрасный орнамент... Любовь сваяла из них небывалую красоту, окутала нежностью последние движения. Вознесла на пьедестал высших человеческих ценностей верность. Разве может исчезнуть из мироздания совершенство? Затеряться среди времен? Сгореть под обломками? Сгинуть в морской пучине? Сгнить глубоко под землей? Никогда! Оно должно жить! Вечно! Горящий фитиль заколебался и медленно угас. Я с волнением зажёг третью свечу.
Маленький грот озарился нежным светом. Камни превратились в жемчуг. Белый, голубой, розовый... Твёрдый холодный пол окрасился в золотистый цвет... И о чудо! Я не поверил своим глазам. На золотом ложе лежали двое. Он и она. Василёк и Алёнка.
– Любимый, – шептали её губы.
– Любимая, – отвечали его уста. Пряди длинных волос девушки блестели словно солнечные лучи. Нежные пальчики скользили, едва прикасаясь, по щекам юноши. Он уткнулся лицом в её грудь и жадно вдыхал аромат девичьего тела. Нет во всей вселенной прекраснее запаха любимой! Запаха вечного блаженства и радости... Обойди всё мироздание, и на краю его не найдёшь неповторимый шелест дыхания любви. Какое совершенство в каждом движении! Вздохе! Взгляде!.. А глаза... Все звёзды вселенной не имеют и доли того огня, который горит в глазах единственной... Умолкни, мироздание! Замри! Два сердца говорят! Две вечные души...
– Василёк мой.
– Алёнка моя.
Я затаил дыхание, боясь помешать диалогу двух молодых сердец. Мне вдруг нестерпимо захотелось тоже любить. Как миллионам живущих и живших на земле... Как этим двоим, ушедшим в вечность...
Я осторожно поставил свечу на золотое основание их дворца и тихо вышёл за древнюю дверь. Я брёл в кромешной тьме, ощупывая окружающее пространство, ища дорогу назад. Карабкался по скрипучим ступенькам наверх. На душе было спокойно и радостно. Я знал: пока горит свеча, они видят, дышат, чувствуют... А свеча обязательно будет гореть вечно. Ибо у настоящего огня любви никогда нет конца.
***
Бабка Маруся встретила меня вопрошающим взглядом. Я обнял её.
– Всё в порядке. А иначе и быть не может. Она улыбнулась:
– Я так и думала. И бабка моя тоже.
– Эй, Терминатор, – окликнул сгорбленный старик. Он подошёл к меже и протянул мне десятку. – Возьми. А то я себя неважно чувствую. Словно вором стал. Не за тебя, за своё спокойствие переживаю.
Бабка Маруся продолжила разговор.
– Михалыч, не держи на меня зла. Глупости всё это. Что нам делить уже? У каждого будет своя личная межа. Главное, чтобы с миром уйти в своё время. Не обижаясь и не обижая. Прости. А?
– И то правда, Маруся. Что нам сейчас надо? Мир в сердце да здоровье, он перешагнул межу навстречу хозяйке. Засмеялся. – Сорок лет моя нога не ступила на твою землю.
– Давай-ка, соседушка, ко мне на чаёк, – бабка Маруся зазывно замахала руками. - Посидим втроём, по балакаем чуток. Молодость вспомним. Ведь даже плохое с годами становится прекрасным.
На том дружно и порешили.
А ещё через пару дней в мою дверь позвонили.
– Василий, – бывший начальник виновато смотрел на меня. – Погорячился я. А тут ты под руку... Приходи завтра на работу. Да! Совсем забыл! Тебе премия положена от вышестоящего руководства и надбавка почасовая.
Я согласно кивнул. Ну какой безработный откажется от такого предложения?