С возрастом детство становится ближе, словно разрастается внутри, возникает мир объёмный и глубокий. И в него можно легко войти.
Я в родном саду сбегаю вниз, к колодцу, к самой ранней вишне. Утром проверяю, есть ли новые спелые вишенки? Хотя сама не даю им вызреть, срываю – ждать невозможно.
Этой вишни уже нет сейчас, но там, в том времени она осталась. И это чувство – вечность, вдруг понимаешь, как это может быть – времена сосуществуют рядом. Можно пробежать по ним как по земному расстоянию. Всё рядом. И рядом даже ты сама разного возраста, множество разных твоих тел и состояний души. Но в тоже время почему-то ощущаешь, что, несмотря на всю эту изменчивость, есть только Ты - одна. Словно присутствует какое-то неизменное Я, оно скрепляет и хранит всю твою личную вселенную души и тела, сцепленных с пространством-временем, в которых ты существуешь.
Я помню ту жизнь - семидесятых, она была такой неторопливой, а вне большого города тем более. Пространство: много воздуха и тишины, и много места. Застывшая такая тишина, словно время там остановилось. Неторопливо, домов и людей мало, каждый человек наперечёт.
Все здоровались друг с другом, а если незнакомый кто шёл – с ним знакомились обязательно. И я человек новый – недавно народившийся, меня так часто спрашивают: «Ты чья?» Я обижаюсь, как это я – чья? Но так по давнему обычаю заведено: узнают, прежде всего, чьего ты рода, определяют тебя.
В то время есть ещё бабушки, которые носят длинные юбки, платки завязывают глухо, и всё время ходят в платке. Они говорят смешные слова: «Надысь» и «Ась», и «Слухай сюды». И, если вдуматься, родились они в начале двадцатого, а то и в конце девятнадцатого века – «ещё до революции», как говорят.
Мир моего детства, как ни странно, полон ещё девятнадцатым веком – его неторопливостью, уютом, обустройством быта. Вот, колодец ещё с тех времён, какой-то дом и пруд, сады, хоть и переродившиеся, сохраняют место и общий облик, сорта яблонь и груш.
Мои дедушки и бабушки ещё из «до революции», воспитанные людьми девятнадцатого века. Бабушка сшила мне простую тряпичную куклу. Я её так люблю, мне кажется, она теплее всех – красивых магазинных. Она оттуда – из таинственных глубин истории. «Как раньше» - так говорили, это значит «до»…
А дедушка где-то достаёт ещё кусковой сахар, - он чуть прозрачный, твёрдый, - и готовит мне чудное лакомство своего детства – жжёт его на свечке – жжёный сахар. И это что-то невероятно вкусное, а запах… И это тоже «до»…
Так, даже время, в котором тебя не было, вплетается в твою личную вечность. И глубина его неизмерима….