Чаепитие с проверяющим

Александр Егоровъ
История эта приключилась в середине семидесятых годов прошлого – уже - века. Как раз в то время началась компания по разделению сети политучебы на партийную – для тех, кто постарше – и комсомольскую, для молодежи. Особенного энтузиазма это разделение не вызывало, в том числе и в институте, где я тогда работал младшим научным сотрудником, а заодно был заместителем секретаря комитета комсомола по политработе. Институт, сразу скажу, химический. Более того, работающий в области органической химии. Был я тогда молодой, падкий на новое, дерзкий и упрямый.  Что и обусловило дальнейшее. Заведующий райкомовским отделом  пропаганды и агитации без особого труда – новое! – уговорил меня создать в институте комсомольскую политсеть в составе трех семинаров высшего звена. Сразу скажу, мое сообщение, что я согласился создавать в институте комсомольскую политсеть, никакого восторга у секретаря комитета комсомола не вызвало. Но я же упрям. Тем более, что партбюро отнеслось к этому куда лояльнее. Правда, сказали, что свободных пропагандистов у них нет, но предложили альтернативу: двух молодых коммунистов, только что вышедших из состава комитета комсомола. Эта альтернатива меня более, чем устраивала. Третьим пропагандистом вызвался быть я сам. Дерзким был.

Перед началом учебного года мы втроем собрались, разобрали темы из Методических разработок ЦК ВЛКСМ и сразу же сошлись в одном: занятия должны быть интересными. И, забегая вперед, этого мы добились. Были случаи, когда находившиеся на больничном ребята приходили на занятия. Хотя мы никогда за пропуски не ругали, даже о причинах пропуска не спрашивали. Только для этого потребовалось вести их – скажем так – по мотивам этих разработок.  В общем-то, прием не новый, снимают же фильмы и ставят спектакли по мотивам литературных произведений. Правда, о ведении политзанятий по мотивам Методических разработок ЦК ВЛКСМ мы еще не слышали. Но ведь кто-то же должен быть первопроходцем.

Должен сказать, что внутренних проверок наших занятий я не боялся. Дело в том, что старые коммунисты, входящие в Методсовет института, узнав о создании комсомольской политсети, потребовали кооптировать меня в состав оного, причем сразу в качестве заместителя его руководителя. А посему занятия всех трех семинаров, включая и мой собственный, проверял я самолично. А вот внешних проверок вряд ли удастся избежать. И таковая нагрянула. Где-то в середине января позвонил молодой человек, представился и сказал, что горком комсомола поручил ему проверить один из семинаров нашей комсомольской политсети. Я сразу же предложил мой. Из разговора я узнал, что проверяющий – психолог, более того, специализирующийся на психологии ведения учебного процесса, а потому рассчитывает, что его проверка поможет мне исправить соответствующие ошибки в ведении занятий. В наличии которых он не сомневается.

Конечно, я мог объяснить ребятам ситуацию и провести образцово-показательное – с точки зрения горкомовского проверяющего – занятие. Но этого я делать не стал, а подготовил этому психологу небольшой сюрприз.

Итак, в назначенный день за полчаса до начала семинара в наш институт явился проверяющий. Занятия наши проходили в помещении, которое дирекция института отдало комитету комсомола в полное распоряжение. Поднялись мы туда, расположились. Ответил я на его общие вопросы, типа, состав слушателей, тема занятия и тому подобное. Постепенно и ребята подтянулись.  Начал я занятие. Время от времени посматриваю на проверяющего. По его лицу видно, что отзыв будет отрицательным. Это меня, естественно, не удивляет. Честно говоря, с его точки зрения, разумеется, видел только один положительный момент: высокая активность слушателей. В обсуждении участвовали все.

Занятие подошло к концу. Пристально смотрю на старосту семинара. Ира отвечает мне чуть заметным кивком. Мол, договоренность помню. Проверяющий разве что не подпрыгивает, явно намереваясь тут же приступить к размазыванию меня по стенкам. Остужаю его пыл, говоря, что это помещение мы должны сразу же покинуть, а потому предлагаю спуститься в лабораторию, где я работаю. И обсудим занятие, и чай попьем. Вру, при этом, на голубом глазу, поскольку именно в этом помещении, отданном дирекцией института комитету комсомола в безраздельное пользование, можно сидеть хоть до утра, а вот лаборатории к десяти вечера надлежало покидать. За этим ревностно следили ответственные дежурные по институту. Впрочем, ни до десяти часов, ни, тем более, до утра я сидеть не собирался. Спускаемся этажом ниже, завожу проверяющего в нашу лабораторию, где вовсю работает аспирант. Вообще-то работать одному не полагается, но это правило частенько нарушалось.

- Боря, - говорю я аспиранту. – Товарищ проверял мой семинар, если мы тут посидим, поговорим, мешать не будем?

- Нисколечко, - отвечает Боря. – Даже лучше: подсобишь в случае чего. Да, чай попейте. В той колбе заварка, а в той кипяток. Я недавно выбрал момент, хлебнул чайку.

Так, условленными фразами обменялись. Молодец, Боря, даже чай подготовил. Усаживаю проверяющего в кресло, наливаю в кружки чай, достаю печение и устраиваюсь на стуле напротив него, всем своим видом показывая готовность воспринимать его критику. И она сразу же обрушивается на меня.  Плохо все. Таких, как я, вообще нельзя допускать до ведения политзанятий. Мои надежды на то, что хоть активность зачтут в плюс, не оправдались. Проверяющий счел это свидетельством того, что я не в состоянии управлять слушателями, пускаю занятия на самотек.

- А ведь не зря есть психология ведения учебного занятия, - высокопарно произнес он.

И тут же почувствовал себя в родной стихии, обратившись в токующего глухаря. Минут через пять я уже с трудом сдерживал  зевоту. Да и Боря многозначительно поглядывает на меня. Мол, не пора ли кончать и по домам. Еще как пора.

- Боря, наши разговоры тебя не отвлекают? – спрашиваю я.

- Саша, я не вслушиваюсь, - озабоченным голосом говорит Боря. – Не до того.  Не нравится мне, как реакция себя ведет.

Наверное, реакция, и впрямь, изготовилась разбушеваться, поскольку через пару минут весь вытяжной шкаф объят пламенем. Это Боря аккуратно и незаметно вытащил наконечники отводов из поглотительных цилиндров. Фосфин же, соприкоснувшись с воздухом тут же вспыхнул. Эффектно, но не опасно. Картинно вскакиваю, роняя стул. Проверяющий, оборвав фразу, ошеломленно смотрит то на меня, то на бушующее пламя. Я же хватаю огнетушитель и устремляюсь Боре на помощь. Передав мне борьбу с пожаром, Боря отскакивает к двери и хватает второй огнетушитель. И мы сообща начинаем имитировать борьбу с огнем. Во-первых, как бы ненароком не погасить пожар, а во-вторых, не стоит чрезмерно опустошать огнетушители. Проверяющий делает попытку вскочить, да только ноги плохо его слушаются.

- Куда?! – пресекаю я сие поползновение. – На тот свет захотел?!

Проверяющий падает назад в кресло, вжимается в него, съеживается. Так, с поверяющим все в порядке. Можно продолжать спектакль. Только бы Ира не замешкалась.

В химическом НИИ звук работающего огнетушителя – сигнал тревоги. Все хватают свои и устремляются на помощь. Ира, молодец, выскакивает в числе первых.

-  Ребята, ничего страшного не случилось, - говорит она, улыбнувшись. – Там Саша и Боря  вправляют мозги проверяющему.

- Ну, это дело святое.

И, облегченно вздохнув, все расходятся по своим рабочим местам. Остается только Валера, общественный инспектор по технике, безопасности.

- Ира, я сейчас Саше подыграю, - говорит он и подмигивает девушке.

Его лицо принимает встревоженное выражение. Он буквально врывается в нашу комнату.

- Что, и у вас пожар?

- Да, Валера. Реакция новая, первый раз провожу, - бросает ему Боря, не отрываясь от борьбы с огнем.

- Сами-то справитесь?

- Пока справляемся.

- Это хорошо. А то на этаже еще два пожара. Там дела куда хуже.

Валера направляется к двери и, уже взявшись за ручку, оборачивается.

- Гостю-то противогаз дайте. Понимать же должны, с какими веществами работаете. А вдруг что выбросит?

- О, черт, Валера, забыл, - говорю я и, сорвав с крюка висящий рядом противогаз, швыряю его на колени проверяющему. – Надеюсь, пользоваться им умеешь.

Отмечаю, что проверяющий уже утратил дар речи. Это хорошо. Мы с Борей продолжаем спектакль, обмениваясь соответствующими ситуации репликами, должными показать проверяющему серьезность обстановки и при этом вселить в него в него хоть какую-то надежду.

- Черт, огонь никак не отбрасывается.

- Похоже, пожар только усиливается. Боря, попробуй захолодить огнетушителем колбу.

- Пробую. Не помогает.

- Боря, а рвануть не может?

- Все может случиться. Реакция-то никем еще не изучалось. Ощупью иду.

- Если рванет, могут сдетонировать мои перхлораты. Черт, я их как раз сегодня выделил. Тогда не только нам, но и соседям мало не покажется. Может, подмогу кликнем?

- Хочешь добавить еще двух-трех покойников? К тому же, мы же не спросили, где еще ЧП. Дай бог, чтобы не у Кузьмина.

Скашиваю глаза на проверяющего. Так его лицо обрело-таки столь мне желанный, естественный оттенок. Зеленоватый.

- Ты прав. Боря. Смотри, а ведь огонь стихает. Кажется, справляемся.

С этими словами я незаметно опускаю наконечник одного отвода в поглотительный цилиндр.

- Не говори гоп. Тебе это только кажется.

И Боря выводит из игры второй отвод.

- Сашка, а ты же прав. Справились, чертяка.

Через пару минут пожар ликвидирован. Облегченно вздыхаем – играть надо без халтуры – и возвращаем огнетушители на их штатные места. Подхожу к проверяющему.

- Понимаешь, задача нашего института – идти в неизведанное, - говорю ему. - А потому всякое случается. День на день, конечно, не приходится. Продолжим обсуждение? Тебя пожар прервал на середине фразы.

Проверяющий только мотает головой и, с трудом выбравшись из кресла, шатающейся походкой направляется к двери. Присоединяюсь к нему, незаметно показывая Боре поднятый вверх большой палец. Теперь надо пройти через весь этаж до лифта. Боясь, что бедолага заподозрит неладное, ну, нет в коридоре никакой беготни, стараюсь отвлечь его разговором. Куда там. Идет как заводная кукла. Похоже, вообще ничего не замечает. И точно. Убедился в этом, когда довел его до лифта. Дело в том, что в нашем институте торцы коридоров представляли собой окна от пола до самого потолка. И вот проверяющий все той же механической походкой устремляется в окно. Останавливаю его. Но вот мы и внизу. Проверяющий сразу же направляется к двери.

- Куда ты? А пальто? На дворе же январь, а не июль.

Беру из его дрожащих рук номерок, приношу пальто. Проверяющий выхватывает его у меня и, даже не надев, убегает.

Через несколько дней звонок. В те времена было положено перед тем, как передать акт о проверке в соответствующую инстанцию, показать его проверяющему, обсудить. И получить подпись проверяемого. Бывало, хотя и нечасто, что после обсуждения акт переделывался. Чаще проверяемые приписывали к акту свои возражения, объяснения и уточнения. Так вот, позвонил мне проверяющий. Мол, акт готов, надо встретиться.

- Хорошо, - говорю. – Когда?

- Завтра.

- Завтра, так завтра. Подъезжай к такому-то времени и поднимайся сразу ко мне в лабораторию. Охрану я предупрежу, чтобы пропустили.

В назначенное время звонок.

- Спустись. Я у вас в вестибюле.

Спускаюсь. Стоит, как сирота казанская.

- Ты чего не поднялся? – спрашиваю.

- Давай здесь все обсудим.

- Как это здесь? Мне же надо вникнуть в замечания. Обсудить надо. Может, у меня возражения будут.

- Ты прочти здесь. Может, и обсуждать ничего не надо.

Протягивает мне экземпляр акта. Вот это да. Не акт, а хвалебная ода. Что же касается психологии ведения занятия, то я, оказывается, редкостной самородок. Проверяющий, профессиональный психолог, почерпнул у меня много полезного не только для своей пропагандистской деятельности, но и для научной работы. Что ж, неплохо мы с Борей сработали. Не ожидал я такого акта. А где же замечания-то? Ага, вот и они. Два замечания. Трое слушателей опоздали к началу занятия, несколько человек пришли на занятие в рабочих халатах. И все. Конечно, я подписал акт, почему бы не подписать.

- А все же, может, поднимешься? Погода-то мерзкая, а тебе ехать, - предлагаю я без всякого заднего смысла. – Чайку попьешь на дорожку.

- Нет! – вскричал проверяющий.

И только его пятки сверкнули в проеме двери.