Так и хотелось задать риторический вопрос, как говорится, такой вопрос, на который не может быть ответа, но который выпукло показывает, что намерения и мысли ваши безбрежно высоки, а помыслы чисты и свежи, как воды горных рек.
И он прозвучал:
- Так что будем делать?
- Зарезать.
- Утопить.
- Ощипать и поджарить.
- А что это даст?
- Магическое действо пропадает с уничтожением мага.
- Опасно.
- Наивно.
- Можно предложить ему свои услуги.
- Будь спокоен, до сих пор он разрешения не спрашивал.
- Какая у тебя информация по «контуру», может, от нее плясать надо?
- Поверхностная.
- А чем нам ее углубить?
Боб посмотрел на Севу как на полоумного.
- А чем, по-твоему, Вирул занимается? Это при его-то возможностях!
- Зачем же ему это?
- Какая разница!
- Не скажи.
- Я так понимаю, что Вирул загнал его в некий лабиринт, из которого Леший должен найти выход.
- А если не найдет?
- Выход-то один.
- Перспектива! А когда найдет, вернется?
- Вернется, когда захочет.
- Как это!
- В этом-то вся прелесть.
- Тогда ему надо как-то помочь.
- Ха, самому захотелось? То-то!
- Кстати, а вы помните, как все произошло?
Все изумленно уставились на Полтиныча, который невозмутимо посапывал на любимом диване Лешего.
- Ты о чем? - спросил его Боб. - И вообще… давай, присоединяйся.
- Почему, собственно? Вы люди ученые, давайте, двигайте науку.
- Язва!
- Хотя, - Полтиныч потянулся, - я тоже заинтересован, чтобы он поскорей вернулся.
- Ну, ну?
- А вы не испугаетесь? Я не умею пользоваться аптечкой.
- После всего произошедшего!
Полтиныч приподнялся, приняв горделивую позу.
- Итак, да будет это произнесено, да будет известно вам, но останется сокрытым, - торжественно произнес он, что даже на глазах Боба навернулись проникновенные слезы. - Я хранитель того, что вы и этот «попугай» называют Контуром. Я должен охранять его тайну.
- Во-от как! - восхитился Боб.
- Ну, так верни его скорей.
- Этого я так просто не могу. Представьте себе, что вам нужно восстановить весь ход решения задачи, начиная от исходных данных, а вы видите только некоторые промежуточные вычисления. Что вы сможете?
- Создадим логическую цепочку.
- И ошибетесь в конечном результате. Но это не самое страшное. Если же вы при этом испортите настоящие исходные условия, вы никогда не получите нужный ответ. Смекаете, чем это грозит?
- Надо заставить Вирула сделать это.
- Опять! Заставить его невозможно. Он над вами посмеется. А вот создать свою задачу, свои условия для него - над этим стоит задуматься. Как известно, логика - это закономерность. Разрешите шарадку, будьте добры. Целое слово –напасть, без одной буквы – сласть, без двух – союз.
- Беда – еда – да.
- Молодец, а обратно можно пойти, например, таким путем: да – ода – мода. Это я так, к слову.
- Да уж, кончай эти детские игрушки. Дело предлагай, раз ты сам заинтересован.
- А что такое «Вирул», кто-нибудь скажет?
- Есть такое понятие «вирулентность», - ответил Сева, - означает болезнетворное свойство вирусов, то бишь микробов.
- Что-то здесь не то. Он нас дурит. Ему бы скорее подошло «Виртуал» - от «виртуальный», что моделирует некие процессы, физически не происходящие, но позволяющие объяснять переходы между действительными физическими состояниями.
- Да, это ближе к его поганой сущности.
- Ну, ну, не увлекайся оскорблениями.
- Я еще не то скажу…
- Мы находимся в состоянии частицы, координаты и скорость которой не могут одновременно иметь определенные значения. В классической механике можно предсказать движение механической системы в будущем, а в квантовой поведение частицы в следующие моменты принципиально неоднозначно.
- Тупик какой-то.
- Ничего подобного. Заметь еще, что микрочастица обладает свойством проникать через объекты. Она существует в квантовом пространстве. Очень малом.
- Лешего распылили что ли?
- Это вопрос! Однако любую задачу можно решить, даже если не хватает исходных данных. Только ответов будет больше одного.
- Больше одного Лешего нам не надо.
- Смешно.
- Очень. Что предлагаешь конкретно, если развить эту мысль?
- Когда я слышу слово «конкретно», мне хочется выть.
- Вот-вот. Красиво рассуждаем, теории цитируем, а то и изобретаем, а толку от этого!
- Заучились ребята, - согласился Полтиныч.
- Сам-то тоже ничего не можешь.
- Я не говорил, что ничего.
- Ну-ка!
- Сейчас я расскажу вам одну историю. Или две. Или больше. А ваше дело - думать, поскольку только больной может лбом тыкаться в стену, что-бы переместиться в другое пространство. Я все-таки в вас верю, друзья мои.
Господин Сочинитель
Он жил один в однокомнатной квартире. И только благодаря тому, что в этом большом городе, в другом его конце, жили родители этого несчастно-го, случившееся стало известно на следующий день.
Никаких следов насилия. Бездыханное тело в полном покое лежало в постели, словно наслаждаясь неурочной тишиной, стоящей за раскрытым окном. Тишиной такой глубокой, что капля воды, изредка стекающая из крана где-то в другом помещении, за стеной, и падающая в раковину, издавала звук отдаленного грома. Равномерный этот стук здесь, где все должно было бы замереть, отсчитывающий еще что-то в жизни или вне нее, сначала удивлял, потом раздражал, а через некоторое время порождал страх.
Спустя несколько дней было получено медицинское заключение, полное загадок в виду всяческого отсутствия сколько-нибудь серьезного объяснения трагического случая. Происшествие это так бы и осталось загадочным, если бы не была обнаружена странная рукопись погибшего, занимавшегося из любви к искусству литературным сочинительством. Здесь нас, прежде всего, интересуют обстоятельства. Итак…
«Я не ставлю здесь заголовка, потому что это не выдуманная история, а рассказ о некоторых событиях моей жизни, которые складываются сами со-бой, я бы сказал, в дьявольскую цепь, но которую я обнаружил слишком поздно.
Даже маленький пустяк может ужасать, если предначертание или безысходность события становится очевидной. И случайно ли у первого из этих двух слов такой «странный» корень? Иль это может быть наша страсть видеть невидимое, домысливать несуществующее. Но как бы ни была хрупка связь между фактами, она существует, и только высшим силам подвластна ее истинная суть. Она не доступна простым смертным, но подсмотреть за ней можно. Этот дар нельзя назвать каким-то «особым зрением», он просто есть земная мудрость. Найдите ее в себе, как находят недомогание и боль, и как теряют суетность. Но найдите ее задолго до предсмертного вздоха, ибо тогда это будет мудрость смерти…»…
- Позволю себе прерваться. Итак, в таких случаях говорят, что кто-то накаркал. Сочинительство было у него более чем потребностью. И приносило странные плоды. Ни одно из сочинений, которые он начинал, не было за-кончено - по одной и той же причине, столь невообразимой, что, несмотря на сложившуюся закономерность, он сам понял это слишком поздно. Когда я узнал его историю, у меня возникло желание изменить ее. Мог ли я это сделать? И да, и нет. Но я стал наблюдать за ним. Вы удивляетесь, о чем это я? Это я расскажу дальше. Но вернемся…
«…Все начиналось просто. Просто и незаметно. Много позже эти мелочи я восстановил в памяти. А сначала я ничего такого не мог и чувствовать. Как-то я написал рассказ об аварии в метро. В сущности, это просто была попытка представить поведение людей в столь необычной ситуации. Я от-правил этот рассказ в редакцию одного из журналов, и вскоре получил ответ, что это неплохо, но кое над чем надо поработать. Но тут в реальности произошла авария, которую я вообразил. Тогда я потерял всякий интерес к этому рассказу.
Потом я написал о моем друге. В рассказе это был страстный книголюб, до такой степени увлекавшийся чтением, что все больше терял связь с реальным миром, так что, в конце концов, от него ушла жена. Я просто положил этот рассказ в стол, хотя он мне очень нравился, но сделан он был в подражание русскому писателю Павлову. А через полгода от моего друга ушла жена.
Так продолжалось и дальше: я писал рассказ за рассказом, выдумывая сюжеты и обстоятельства, отнюдь не лицеприятные, а они со временем обретали реальность, можно сказать, материализовывались.
Это меня стало настораживать. Я стал обращать внимание и на другие мелочи и удивлялся, что прогнозы мои, как правило, оказывались правильными. Я уже стал казаться себе злым пророком. Я не мог не сочинять, но сочинять было опасно. Что же теперь мне было делать? Оставалось одно – проверить на самом себе. И я принялся за этот рассказ…»
- И что же с ним случилось на самом деле? - спросила Вероника.
- То, что и описано.
- Странно.
- Ну и что? - сказал Сева. - О чем здесь речь? О предвидении? О фатальности?
- О том, что экспериментаторам надо думать…иногда, - проворчал Полтиныч, явно недовольный произведенным эффектом.
- Нет, здесь речь о чем-то другом: о связи реального и вымышленного, - задумчиво произнес Боб.
- И что в этом особенного! - возразил Сева. - Вымышленное есть продукт реального мышления, реальных обстоятельств.
- И никакого обратного воздействия?
- Наверное, есть, - усмехнулся Сева, - на тех, кто в желтом доме.
- Утрируешь.
- Ничего другого, извини, не наблюдаю.
- Это при твоих-то способностях!
- В чем же эта связь, если ты понял?
- Ладно, - прервал их Полтиныч. - Слушайте вторую историю.
Господин Сочинитель-1000
Мать мучилась, рожая его, а он не хотел выходить, ибо там был мир, который не совместим с ним. Он умер в утробе.
Полтиныч замолчал.
- Это все? – спросил Боб.
- Угу.
- И как это понимать?
- Ну, хорошо, последнюю.
Господин Сочинитель-100
Дневник кончался так:
«Сегодня я написал свой первый рассказ об аварии в метро и назвал его «Люди во тьме». Кажется, получилось не очень плохо. Но вот, что я поду-мал: а что, если осуществить его в реальности и посмотреть, как это все будет на самом деле!
Я выяснил, как осуществляется энергопитание. Я заложу мину в самое ответственное место, а сам пойду под землю и буду наблюдать…»
- Так, - сказал Боб. - Есть такая теория, что человек вновь и вновь проживает свою жизнь. В подавляющем большинстве случаев у людей возникает ощущение, что что-то уже происходило, человек просто повторяет жизнь, повторяет ошибки, радуется тому, чему радовался. Но у некоторых людей складывается по-другому.
- Но тогда, - сказал Сева, - они же меняют не только свою жизнь, но и жизнь других людей.
- Вероятно, такая зависимость очевидна.
- Пусть так. Значит, чтобы вернуться в начало, нужно дойти до конца?
- Согласен, как это ни печально.
- Это могло произойти с Лешим?
- Нет, конечно. Во-первых, он был бы все равно здесь. Во-вторых, каждый одиночный оборот не может дать сколько-нибудь существенного изменения. Обрати внимание, какие числа называл Полтиныч.
- Слишком навязчивое предопределение. Постой. Но всегда ли возвращение происходит в начало?
- Здорово! - подскочил Боб. Вот это да! - Он бросился целовать Севу. -Молодец! Все гениальное просто! И это дает контур! Вот в чем оно, дело-то. Ах, Полтиныч, коварный. Нет, чтоб сказать два слова, наворотил, ух-ты. - Боб принялся плясать.
Сева остудил его:
- Ну и что?
- В самом деле, - Боб остановился и повернулся к Полтинычу. - Ты хочешь, чтобы мы на основе твоих малосвязанных рассказов угадали, где зарыт «философский камень»?
- Я этого и не прошу.
- Вот мило!
- Я хочу только одного, раз уж вы не можете сделать никаких выводов. Так вот: вы ничего не можете сделать. Это может только Вирул. Он ищет так же, как и вы. Я должен этому помешать.
- У нас уже были споры: изжарить его, ощипав, или удавить бельевой веревкой.
- Нужно другое: чтобы он решил, что этот путь ошибочен.
- Ха! Как его убедить?
- Он не дурак, но и не гений. И он тоже может ошибаться.