Меня они всегда впечатляли тем, что короткое время находишься в замкнутом пространстве с иным микрокосмом, а потом расстаешься навеки. Контакт более тесный, чем с официантом, продавцом, операционистом банка и даже врачом.
Разнообразие характеров бесконечно. Ценю замкнутых молчунов за профессионализм и то, что дают возможность уйти в себя. Это часто дает оглушительный результат, если ты едешь по ночному городу. Не люблю развязных фальшивых трепачей, но редко их пресекаю. Люблю искренних: каждое слово - от души. Обожаю смешных: едва покинув Сапсан и сев в машину на вокзальной площади, еще по-старинке, на переднее сидение, чтобы насладиться лучше Невским, я спросила:
- Пристегиваться?
- Ну, если вам одного бюстгальтера мало, - пожалуйста, - меланхолично ответил коренной питерец неопределенного возраста….
Настал двадцать первый век в московском транспорте - фантастическое удобство и доступность по цене городского такси (достаточно ткнуть в телефон). Слушая при этом частые жалобы водителей на невыгодность работы, опасаюсь, что моим хождениям в народ скоро придет конец. Но много и очень довольных работой и заработком.
Немалый кайф поездок в том, что быстрота, доступность и удобство позволяют переключить все внимание на людей. Это совершенный интернационал: русские из Саратова и Вятки, Донецка и Одессы, молдаване с русскими именами, но своими фамилиями, армяне, азербайджанцы и более редкие птицы: калмык с вьетнамским именем и при том – не буддист, болгарин из Молдавии: абсолютный братушка, которому мне не жалко было выкопать из памяти и предъявить болгарские слова “киша”, “чедыр”, “пушить забранено” и спеть славянскую песню “У рану зору” - пусть и совершенно не в масть - хорватский, эквивалент "Шумел камыш".
Хорваты, уж коль о них речь, - люди очень неравномерные, но славянского в них так много! Хотя бы эта песня. Даже провославные и просто приятные люди среди них, конечно есть. Хотя подчас хорватская холодность, всплески усташеской жестокости, мстительность, неприятие православных - похлеще польского злого католичества. От времени, проведенного в цветущей Югославии конца 70х, осталось много теплых воспоминаний и ни одного омраченного. Элегантный Загреб, роскошное Адриатическое побережье, радушие и прекрасная кухня, - все было пронизано покоем, благополучием и радостью жизни. А с улиц Белграда, где проходил международный театральный фетиваль, я увезла тогда фотографию уличного плаката “Лажа и паралажа”: в Москве мне просто не поверили!
…Как можно было бомбить этот рай? Стравливать малые народы, превращая их в пешки в большой денежной игре?
Но вернусь к такси: этим исчерпывается список интернационала, с которым довелось повстречаться. Тоже характерно: отсутствие иных в списке. Не то что ни одного немца – американца – француза: украинцев, евреев, татар, чеченцев тоже встретить пока не довелось.
Ирина Станиславовна - неугасимая звезда московского такси - явилась на вызов, словно ангел, весенней ночью. Худая, живая, с голыми плечами, вылезающими из многослойного трикотажа (не без элегантности и стиля). Девчонка, у которой, как выяснилось, шестнадцатилетний сын, фонтанировала радостью жизни, любовью к машине и труду, полнейшим счастьем от свободной профессии, восторгом от родного города. Да, - восторгом от Москвы, осыпанной проклятьями. Я не тянула ее за язык: она искренне упивалась красотой города и мчалась по нему стремительной амазонкой, - рисково, но четко. Вжавшись в сидение, я между делом спросила о стаже и пережитых авариях (вспомнив свои). Ирина Станиславовна весело признала, что по молодости ей въехали в зад...
Я с трудом подсчитала разницу стажа: мои двадцать пять против ее одиннадцати. Очередной раз приходится признать: рожденный ползать летать не может, - мне при одиннадцати было как до звезды до ослепительной амазонки, родившейся с рулем в руках.
Любопытно, что она оказалась человеком абсолютно удовлетворенным и заработком, и условиями, и машиной.
- Просто мужики хотят сидеть на жопе и ездить только в Шереметьево и обратно, откомментировала она мое наблюдение, что таксисты часто ноют. Ирина Станиславовна была, как она утверждала, очень неслабым экономистом, но как только фирма умерла, сделала единственно верное,- спросила себя:
- А что бы ты хотела делать?
Она откровенно ответила себе на этот вопрос, и вот:
- Я же ловлю бешеный кайф, не хожу в проклятый офис, а мне еще и платят за это!