Триллер.
Любителям инфернального не рекомендуется.
Часть I.
День шел к концу.
Точнее, наступало то прекрасное время, когда сентябрьское солнце, проваливаясь за горизонт, еще освещает все вокруг и нежно щиплет землю розовыми и золотистыми лучиками.
Конец рабочего дня, самый конец, когда не грех всерьез подумать, что будешь делать вечером.
Фрэнк Гамильтон как раз собирался определиться на этот счет, но помешал звонок дежурного по управлению:
– Господин лейтенант, прошу прощения, тут парень к нам на пополнение прибыл. Пропустить его к вам или прогнать к чертям до завтрашнего утра?
– Не надо гнать, Гарри, – узнав сотрудника по голосу, ответил Гамильтон, – пусть поднимется.
Честно говоря, он уже успел забыть об этом пополнении. Маленький город – маленькие проблемы.
На патрулировании улиц должны быть две машины с двумя полицейскими в каждой. И трое – в управлении, в резерве. Вот и вся их сменная вахта.
После того, как проводили на пенсию очередного работника, потерянную единицу попросту замещали за счет резерва. И успели к этому за четыре недели привыкнуть. Тем более что событий было совсем не много – несколько магазинных краж, да неожиданный визит десятка рокеров на грязных мотоциклах. Воришек, как обычно, найти не удалось, а рокеров, по утверждению городской газеты, начальник полицейского управления, то есть он, Фрэнк Гамильтон, самолично выгнал пинками за пределы города. Обычное журналистское вранье, конечно, никого он не пинал и не бил, но впрочем, действительно в той истории можно было вести себя и покорректней. В который раз Фрэнк подумал, что слишком подвержен провинциальным манерам, к которым привык с пеленок, прожив в этом городе от самого рождения до тридцати пяти лет.
– Можно? – в дверь просунулась черная с мелкими завитушками голова.
– Можно.
Появилась вся фигура – длинная и тонкая, с той самой головой наверху и с очень большими подвижными глазами. Новенькая форма, в руках документы курсанта-выпускника полицейской школы.
– Садитесь.
– Спасибо, сэр, я постою.
– Я сказал, садитесь.
Гамильтон просмотрел направление, потом аттестат.
– А это что за письмо?
– Это лично вам, от начальника нашего курса.
Лейтенант с некоторым удивлением взял конверт:
– Боже правый, так вас учил мой приятель по полицейской академии? А я и не знал, что он ушел на преподавательскую работу.
– Да, сэр, отличный педагог. Мы очень любили друг друга, поэтому он написал вам обо мне.
– Вы любили своего начальника? Это очень трогательно. И он вас, значит, тоже?
– Конечно, сэр.
Гамильтон начал читать и вскоре с улыбкой произнес:
– Что ж, очень приятно узнать, что у него в жизни все так хорошо складывается.
– Двое прекрасных малюток, сэр! – радостно вставил прибывший.
– Да, про малюток я прочитал. Теперь про вас, хм, вот: «Прости за такой подарок. Мозги у парня явно набекрень, но хуже всего, что он постоянно пускает их в ход».
Лейтенант коротко взглянул на сидящего напротив новичка, физиономия которого сразу приобрела крайне недоуменное выражение.
– «Глаз с него нельзя спускать ни на минуту, – продолжил он, – и по возможности не выпускать из здания полиции на улицу – оно для всех безопаснее будет».
– Там так и написано, сэр?
– Ну вот, – Гамильтон протянул ему листок, зажав в пальцах верхний краешек.
Тот несколько секунд вглядывался в текст, потом, встряхнувшись, объявил:
– Но это ведь не все! Посмотрите, сэр, чем письмо заканчивается!
– «С большим приветом, надеюсь, что посетишь нас...»
– Нет, чуть выше.
– «Впрочем, это не самый худший экземпляр из того, что в этом году у нас было»... н-да.
– Вот видите, сэр! – почти победно провозгласил новичок.
– Вижу... Жить пока будете в гостинице, тут, на соседней улице. А завтра приступите к работе.
Он нажал кнопку на пульте:
– Майкл, зайди, пожалуйста.
Почти тут же дверь отворилась и в кабинет вошел сержант, лет сорока пяти, крепкий, коренастый и абсолютно лысый.
– Это сержант Фолби, – указывая на него новичку, проговорил Гамильтон. – А это, Майкл, твой новый подопечный.
– Дик Терье, – бодро вскакивая, представился тот, – э, точнее Ричард.
– Хорошо, Ричард, – хлопая его по плечу, произнес сержант, – когда ему приступать к работе, шеф?
– Я не хочу, чтобы он зря болтался. Пусть завтра же с утра отправляется с тобой на патрулирование.
– О‘кей.
На лице Дика Терье появилось новое выражение, и без того большие с беломраморными белками глаза раскрылись еще шире.
– Прошу прощения, господин лейтенант, мне в голову пришла блестящая идея!
– Только одна, Дик? – флегматично переспросил тот, одновременно приводя в порядок галстук и приготавливаясь все-таки завершить сегодняшний рабочий день.
– Да! Меня ведь никто еще не знает в этом городе, так?
Оба полицейские сделали легкие кивки головами.
– Значит, я могу внедриться в местную мафию! – с жаром продолжил он. – А легенду мы можем сейчас придумать. Лучше всего – будто я освободился из тюрьмы и ищу дружков на свободе... А? Ну как?
– Неплохо, Ричард, совсем неплохо. – Гамильтон уже открыл стенной шкаф и начал надевать пиджак. – В первой части идея просто блестящая.
– Благодарю вас, сэр!
– И если заменить твою полицейскую форму на грязную рубаху и тертые джинсы, – поддакнул сержант, – насчет тюрьмы никто не усомнится. Но мафии у нас в городе нет, сынок, вот ведь беда-то.
– Нет?
Фолби удрученно замотал головой. Гамильтон тоже выдал скорбную гримасу.
– Тогда какие-то преступные группировки?
– Очень сожалею, – вполне серьезно произнес лейтенант, – но этого у нас тоже пока что нет.
– Тогда в чем же ваша главная задача, сэр?
– Главная задача? – Полицейские переглянулись, уже с трудом выдерживая серьезность на лицах. – Главная задача в том, чтобы не допускать преступлений со стороны работников полиции.
– Ну да, – подтверждающе закивал сержант, – а какая ж еще?
Парень с ошарашенным видом посмотрел на обоих, пытаясь понять серьезность сказанного, но, нисколько в этом не преуспев, почувствовал себя расстроенным.
Гамильтон, тем временем, подошел к дверям, сделал прощальный жест рукой и вышел из кабинета. Фолби похлопал мощной лапой по плечу растерянного новичка и тоже подтолкнул его к выходу:
– Ну, что ты глаза растопырил? Пошли, и нам пора.
* * *
Лейтенант привык, не спеша, прогуливаться после работы. Вернее, эта привычка сложилась у него в последние два года, после развода, который счастливо совпал с его назначением на должность начальника полицейского управления города. Сейчас бы, впрочем, он даже признал их развод еще более удачным событием, чем скачок по служебной лестнице. Три года странной, угнетавшей обоих супружеской жизни. Двух совершенно ненужных друг другу людей, простое общение которых ежедневно требовало взаимных усилий. И никаких ссор, измен – просто все время было тягостно и грустно. А когда это вдруг закончилось, она сразу уехала из города, хотя к тому не было никаких причин. Фрэнк только позже понял несомненную правоту ее поступка – надо было совсем освободиться друг от друга, знать, что можно спокойно идти по улицам и не бояться встретиться.
Он очень любил свои недолгие одинокие прогулки вечером, а в последнее время ощущал в них постоянную потребность и понимал, почему.
В конце концов, ему придется покинуть этот город. Где он родился, вырос и, кроме нескольких лет учебы в академии, провел все взрослые годы.
Жизнь глубже и сильнее привязанностей. Она бьет невидимыми крыльями и рано или поздно уносит человека в неведомое, как взрослое тело птицы уносит прочь маленькое, любящее свое гнездышко сердце. Этому бесполезно противиться. Пройдет год или немного больше, и он уедет в большой город, в стихию, уже предопределенную ему жизненным законом. Потом, оттуда, память будет много раз возвращать его в такой как сегодня вечер, потому что душа всегда остается детской и просится домой.
И еще одно стало частью его неторопливых раздумий.
Энн.
Энн Тьюберг.
Их знакомство, как и все в этом городе, началось бесконечно давно.
Выпускные торжества в местной школе. Тогда единственной в городе.
Они стояли в ряд в актовом зале перед родителями и учителями, а их директор произносил последние прощальные и напутственные слова. Когда он закончил, и все зааплодировали, на сцену как горох посыпались малыши, шести-семилетняя городская поросль, которой еще предстояло осенью перешагнуть этот порог. У каждого в руках – цветы и книга. Фрэнк стоял с края, и малышня, двигаясь с другой стороны стремительным ручейком, налетала на неодаренные жертвы. Вот и рядом с его соседом Эдди Бартоком появился клоп и уже начал протягивать маленькие ручонки, но неожиданно остановился, и решительно перейдя к Фрэнку, протянул подарки ему. Кто-то в зале заметил этот пассаж и расхохотался. Фрэнк тоже засмеялся, а Барток, получая подарок уже от другого клопа, состроил комичную обиженную гримасу. Потом малыши, вложив в их руки свои крошечные лапы, радостно и нестройно запели. К счастью, только два куплета, и Фрэнк, воспитанный дома на классической музыке и не терпевший самоделок, с удовольствием поблагодарил своего крошечного патрона за краткость, а тот, приподняв стриженную пепельную головку, смотрел на него большими серыми глазами. Потом ручеек потек назад и маленькая фигурка, перед тем как скрыться, снова посмотрела на него долгим светлым взглядом.
– А между прочим, оно – девица,– тыкая в ту сторону пальцем проговорил Эдд. – Ты пользуешься успехом, старик, поздравляю.
Оно... Энн Тьюберг, двадцатипятилетняя женщина с коротко остриженными светлыми с пепельным оттенком волосами, чуть вздернутым носиком и большими серыми глазами.
В старших классах она училась далеко отсюда в колледже при известном университете, потом заканчивала сам университет, и Фрэнк увидел ее снова лишь года три назад в супермаркете, который, как и некоторые другие торговые заведения города, принадлежал ее отцу. Энн очень скоро стала управляющим этого магазина и, судя по всему, прекрасно справлялась. Злые языки утверждали, что мистер Тьюберг завалил родную дочь работой, и ей некогда вздохнуть.
Ее любили – его недолюбливали. И хотя в действительности отношения между отцом и дочерью были самыми теплыми, схожего в их характерах действительно было мало.
Тьюберг, что называется, мягким нравом не отличался. Служащие его откровенно боялись, и ездить на людях он хорошо умел. Платил неплохо, но и выгонял без церемоний, а в маленьком городе терять работу было опасно. Фрэнку, который с детства не выносил, когда обстоятельства используют против человека, Тьюберг был малосимпатичен, хотя тот всегда старался продемонстрировать ему любезность и дружеские отношения.
Энн, кажется, ни разу в жизни не вспылила и не злилась ни на кого всерьез. И очень мало интересовалась тем, что любят почти все женщины: побрякушек она не носила, косметикой не пользовалась и всем нарядам предпочитала спортивного фасона одежду.
Гамильтон увидел ее три года назад и не то чтобы сразу узнал, а почувствовал что-то очень знакомое. Они несколько секунд смотрели друг на друга, а потом она, слегка покраснев, пожала плечами и произнесла:
– Ну да, это я.
Тут Фрэнк сразу же все вспомнил: «Знаете, – ответил он, – подаренная вами книга стоит на полке и постоянно попадается мне на глаза, а пели вы... ну, очень безобразно».
«А мне вы тогда понравились как раз по этой причине». – Фрэнк удивленно поднял брови. – «Да-да. Я же видела, как вас от нашей песни с души воротит. Значит, душа есть, человек – душевный. А это – такая редкость в наше время».
Она всегда так шутила – серьезно без всякой улыбки, глядя в упор большими серыми глазами.
Года два они обменивались приветствиями и короткими разговорами и только в последнее время стали иногда встречаться, посещая вечером ресторанчики или кафе. И Фрэнку очень нравилось, что в их нерегулярных встречах не было ничего обязательного, и нравилось даже, что вниманием Энн пытаются завладеть другие, хотя ухлестывания Эдди Бартока, как и все его поведение, вызывало легкую брезгливость. Эдд, конечно, неисправимая скотина, и, видимо, это врожденное свойство, сколько Фрэнк помнил Бартока с ранних детских лет.
Двигаясь к центру города, он мог спокойно поразмыслить – зайти или нет за Энн, чтобы провести с ней вечер. Или поужинать одному у телевизора, а потом часа два спокойно почитать или послушать музыку. В последнее время он стал совмещать эти два занятия – возраст напоминал о себе – тридцать пять лет – время зрелости, а что он успел узнать об этом мире? Почти ничего.
Фрэнк вспомнил вдруг, что ведь сегодня среда – день, когда он звонит маме и сестре за две тысячи миль отсюда. И оба его маленьких племянника желают непременно с ним поговорить, поэтому мама всегда намекает, что лучше бы звонить пораньше. Вот сегодня он точно не опоздает.
Через несколько минут Гамильтон подошел к углу своей улицы и уже хотел повернуть, но какая-то странная фигура преградила ему дорогу. Он сделал шаг в сторону, чтобы разойтись, и услышал негромкий голос:
– Простите, сэр, вы ведь Фрэнк... Фрэнк Гамильтон, правда?
– Святая правда, – он окинул взглядом худощавого, чуть выше среднего роста незнакомца: – Мне надо перекреститься?
– Я, может быть, зря тебя побеспокоил Фрэнк... просто шел мимо... и сразу тебя узнал, а меня ты, наверное, не помнишь? Конечно, столько ведь времени прошло.
Кажется что-то знакомое в голосе.
Гамильтон вгляделся в лицо – длинное, скуластое. Короткая стрижка, выпуклый лоб. Большой тонкогубый рот с грустным полу улыбчивым выражением, и то же выражение в глазах.
– Гильберт?! Господи, Гильберт! Это ты! – Гамильтон схватил его большие чуть влажные руки.
– Фрэнк, ты меня узнал... я рад, я тут совсем недавно... ходил по улицам...
– Очень рад тебя видеть, Гильберт!
– Спасибо, Фрэнк.
– Слушай, давай зайдем ко мне, поговорим обо всем.
– Нет, Фрэнк, спасибо, мне неловко тебя затруднять.
– Да ну, прекрати! А впрочем, мы можем вместе поужинать. Идет? Я только заскочу домой и переоденусь. Подождешь меня десять минут?
– Да, Фрэнк, я подышу пока этим воздухом, я от него совсем отвык.
Гамильтон почти уложился в обещанные десять минут. И успел переговорить со своими: «Знаешь, мама, я только что встретил Гильберта, помнишь его?» – «Конечно помню, – ответила она, – это тот мальчик, над которым вы, поросята, все время издевались в школе, а его несчастная мама... Ты знаешь, Фрэнк, такого бы никогда не случилось в крупном городе». – Она давно считала, что сыну нечего здесь делать и конечно мечтала, чтобы он перевелся к ним на север.
Когда Фрэнк выскочил на улицу, Гильберт по-прежнему стоял там на углу, глядя в его сторону.
Не видя еще лица, Фрэнк сразу почувствовал то давнее детское выражение его небольших карих глаз: Гильберт всегда опускал голову и смотрел слегка исподлобья, в глаза, с одним и тем же выражением ожидания. Хорошего или плохого. Его взгляд предлагал дружбу и ждал ответного тепла, но вместе с тем в нем всегда сквозили сомнение и готовность к грубостям и обиде.
Если вспомнить академические лекции по психологии, Гильберт несомненно относился к разряду «жертв». И это хорошо ощущали другие, тем более дети, чем в школе и пользовались.
Многие – шутя, незлобно, и Гильберт не обижался. Но некоторые, и первым среди них был Барток, получали от травли товарища искреннее удовольствие.
– Фрэнк, я, наверное, выбил тебя из привычной колеи, ей-богу, мне неловко.
– Да ниоткуда ты меня не выбил, я рад тебя видеть! Знаешь, давай поужинаем в пивном ресторане, тут неподалеку. Ты, может быть, помнишь пивной бар Коули?
– Да.
– Теперь это ресторан, с официантами и превосходной кухней.
– И Коули по-прежнему там?
– Да, крепкий старик, ну, пошли.
* * *
Пивной ресторан был одним из самых популярных заведений города. Рестораном он стал лет восемь назад, а до этого представлял собой большой крепкий бар, принадлежавший старику Коули. Стариком его звали всегда.
Вряд ли кто-нибудь задумывался, сколько Коули лет, но то, что за семьдесят – точно. Могло быть и много больше. Фрэнк с детских лет помнил его уже очень немолодым человеком, хотя и тогда, и сейчас в нем было столько здоровья и сил, что, как говаривал сержант Фолби, «и палкой его не убьешь». Крепкий, почти квадратный, стриженный всегда под короткую скобку с ненужным седоватым чубчиком, и с постоянным медно-коричневым оттенком толстой и гладкой кожи. С серыми подвижными глазками на широкой физиономии. Судя по всему, Коули до сих пор продолжал пользоваться собственными зубами и в услугах дантиста нуждался мало.
Вкалывал он зверски, и жену имел подстать. Экономили на всем, и в первую очередь на прислуге. Лишних не брали. Взваливали работу на себя. И хотя теперь он добился многого – в зале обслуживали официанты и на кухне трудился опытный персонал – Коули и его жена с утра до ночи были тут же и не бездельничали ни минуты. Детей у них не было, и зачем на старости лет так убиваться, наращивая и без того изрядный капитал, многие в городе не понимали.
Внутри ресторан был отделан деревом и очень своеобразно сочетал темные, почти черные столы и стулья со светлой отделкой стен. Вместе получалось и легко, и торжественно.
Когда они вошли, из-за нескольких столиков Гамильтона поприветствовали знакомые, а еще через несколько секунд сам Коули спешил к ним навстречу со свойственным ему видом занятого, но дружелюбного хозяина, и Фрэнк вдруг подумал, что, кроме этого гостеприимного выражения, он, пожалуй, никогда не видел улыбки на его лице.
– Вы уже больше недели не были у нас, Фрэнк! Вот тут, я думаю, вам будет всего удобней, присаживайтесь, пожалуйста. Это ваш приятель? Рад приветствовать! – Он повернулся к Гильберту, а тот посмотрел на него с полуулыбкой, с чуть опущенной головой. Все как в детстве.
– Вы не узнаете его, мистер Коули? Это же Гильберт Хьюз.
– А!.. Рад приветствовать, рад приветствовать!
Трудно было понять за этими радушными восклицаниями, вспомнил ли Коули нового гостя или нет.
Он сам принял у них заказ, предварив его энергичными советами – что лучше взять и почему.
– Да-а, ресторан отменный, – проговорил Гильберт, медленно обводя помещение взглядом. – Знаешь, когда-то мама, потеряв работу, пыталась устроиться сюда посудомойкой. Тогда здесь был еще только бар... А почему ты стал полицейским, Фрэнк? Ты ведь хотел изучать литературу, европейское средневековье, кажется.
– Сначала я так и сделал, – Гамильтон замолчал, и тень мелькнула в его глазах, – и даже проучился первый курс в Бостоне. Потом какие-то ублюдки убили нашего преподавателя. Абсолютно безобидного пожилого человека. Прямо на улице, вечером. И я вдруг понял, что не смогу заниматься высокими чувствами, материями прошлых веков, когда в этом времени возможны такие мерзости.
– Ты хорошо его знал? Он был твоим любимым педагогом?
– Нет. Просто вел у нас одну из учебных дисциплин.
– Ты молодец, Фрэнк, – Гильберт опустил голову и задумчиво провел рукой по светло-коричневой скатерти. – В тебе всегда было что-то благородное. Помнишь, ты пытался защищать меня? – Он улыбнулся и чуть поднял на него глаза, все также – из-под слегка опущенного лба.
Официант с резным деревянным подносом в руках начал проворно расставлять большие бокалы и тарелки с закусками.
– Ну, а ты? Чем ты занимаешься?
– Биологией. Ну это, так сказать, в самых общих чертах. А точнее – биохимией клеточных структур, нейрофизиологией. Работал в биологическом центре в Хьюстоне, а последние два года занимался исследованиями с японцами, в Токийском университете.
– Так значит, у тебя складывается прекрасная научная карьера?
Хьюз неопределенно пожал в ответ плечами:
– Я как-то об этом не очень думаю, кое-что получается, конечно. Но, знаешь, чем глубже я проникаю в маленький, в микроскопический живой мир, тем больше меня беспокоит одна особенная мысль... и даже угнетает... Но, может быть, тебе это не интересно, Фрэнк? – Он вдруг встрепенулся и растерянно посмотрел на Гамильтона, опасаясь совершить нелепость.
– Продолжай, пожалуйста, и давай хлебнем пивка.
Пиво было великолепным, щекотало горло пузырьками чуть горьковатой влаги, вобравшей в себя все желто-зеленое здоровье земли и солнца.
Хьюз молча покрутил в руках полупустой бокал, любуясь пенистой желтизной напитка, сделал еще глоток и заговорил уже более спокойно и уверенно.
– Понимаешь, в этом крошечном мире клеток, молекул – бесконечное богатство жизни. Я не могу привыкнуть к тому, как он разнообразен, умен и сложен. Перед наукой только еще раскрываются его глубины. И в то же время, это всего лишь часть человека – кусочки его плоти. А что же сам человек? В чем его собственная глубина и величие? Нет, я не говорю об отдельных талантах, гениях. Я об обычных людях...
Теперь Хьюз смотрел по-другому – искренно и удивленно; смотрел на Фрэнка, но говорил так, как будто именно от себя ожидал ответа.
– Внутри человека все служит друг другу, оказывает помощь, а не враждует. И я все время мучаюсь вопросом – почему из маленьких прекрасных частей складывается тупое, грубое и злое? Нелепость! И иногда это выводит меня из строя, Фрэнк. Зачем работать, открывать новое, когда человек остается тем же, чем был.
– По-моему, ты и прав, и не прав, Гильберт. Я тоже много думал о таких вещах, хотя и приходил к ним с иной стороны. Природа состоит из двух половин – плохой и хорошей. Это старая истина. И люди тоже – одни стремятся вверх, других тянет вниз, а у многих две эти силы уравновешены, и их никуда не тянет. Поэтому для нас, людей образованных и сильных, одна задача – подниматься самим и другим помогать это делать.
– И убирать с дороги зло?
– Конечно. Мы для этого рождены – эта наша обязанность, судьба, если хочешь.
Подошедший официант быстро заменил пустые бокалы на полные.
– Знаешь, Фрэнк, – Хьюз снова опустил голову и начал водить пальцем по скатерти, – знаешь, когда я много лет назад уезжал из этого города, я думал, что вернусь сюда лишь чтобы постоять на могиле матери и тут же уехать снова. – Он еще ниже опустил голову. – А потом решил – нет, поживу в старом доме, может быть, встречу тебя... других мне встречать не хотелось.
Он вскинул голову и, неожиданно весело посмотрев на Гамильтона, поднял бокал.
* * *
Ресторан закрывался к половине первого ночи, и это было торжественное время для Коули, почти святое. Весь день и вечер он крутился волчком, за всем следил и приглядывал, бесчисленное множество раз мотался из кухни в зал, не забывая при этом заботливо поговорить с каждым знакомым гостем, а таких обычно бывало не меньше половины. К концу вечера требовалось понять, понравилось ли новое блюдо или новая закуска и сделать до двенадцати звонки поставщикам с заказами назавтра, чтобы было все нужное и не было лишнего. Господи, сколько денег можно выбросить зря, если не следить вот так за каждой мелочью. И за весь день и длинный вечер он перекусывал изредка, мимоходом.
Только теперь наступало его время – короткое и счастливое.
Он шел на кухню, где персонал заканчивал свою работу, не спеша осматривал противни, жаровни, ванночки для приготовления салатов и приправ и накладывал себе то, что хотел. Заглядывал в оставшиеся банки с деликатесами.
Здесь был своего рода маленький спортивный азарт. Он никогда не позволил бы себе открыть новую банку для личного удовольствия. Товар для клиентов – его капитал. А вот найти что-нибудь повкуснее из консервных остатков было занятием весьма притягательным. И что-то всегда находилось. Вот и сейчас он извлек из глубин высокой жестянки отменный кусок постного копченого канадского лосося, а из фигурной стеклянной банки – кучку фаршированных чесноком испанских маслин. Вскоре к этому добавился и желто-золотистый ломтик заливной осетрины с лимоном. Ну что ж, неплохо на закуску... если прибавить сюда швейцарского сыра.
Коули в глубине души считал, что хорошая пища может быть собрана вместе и употреблена без всякой последовательности и разбора, хотя никогда не сообщал об этом вслух.
Теперь предстояло подобрать основное блюдо, и он заколебался между говядиной с густым соусом из грибов и каперсов и фирменным произведением его ресторана – ломтями жирной свинины, тушеной с баклажанами, помидорами и луком. Весь фокус был в том, что в качестве кипящей основы для овощей и мяса использовали мелко порезанный, настоянный на легком вине чернослив. От этой особенной пропитки незамысловатая на первый взгляд еда приобретала незабываемый и никогда не приедавшийся вкус, очень нравившийся завсегдатаям его ресторана. Вот и он сейчас решился на этот выбор и, поставив тарелки на поднос, направился в зал.
Там он садился за один из столиков переднего ряда, и заканчивавший работу бармен приносил ему два высоких бокала пива. Датского. С плотной и пушистой, как взбитые сливки, пеной.
Миссис Коули всегда не одобряла такой обильный ужин на сон грядущий.
– Когда-нибудь это плохо кончится, вот посмотришь, – частенько говаривала она.
– Когда-нибудь обязательно кончится, – бодро соглашался супруг и с аппетитом наворачивал.
Сегодня жена присела на соседний стул и довольно проговорила:
– Может быть это случайность, но в последние дни посетителей стало больше, зал каждый раз почти полон.
– Да, – подтвердил Коули, – и это очень заметно по выручке. – Он отхлебнул из бокала и продолжил. – Знаешь, кого сегодня привел с собой Гамильтон? Хьюза, того мальчишку, чья мать повесилась лет двадцать назад. Помнишь?
– Конечно, помню. – Приятное выражение на лице старой женщины сменилось на беспокойное. – Она ведь незадолго до этого приходила к нам просить работу. – Миссис Коули посмотрела в пол и, помолчав слегка, пошевелила седой головой. – У нас тогда было место... может быть, стоило пойти ей навстречу...
У Коули от возмущения вилка с куском свинины застыла в воздухе.
– Ты понимаешь, что говоришь, а?! Ты понимаешь?! Пустить сюда распутную женщину, которую весь город считал позором? Да мы бы всегда были маленьким задрипанным заведением, куда никто бы не заходил кроме пьянчуг и случайных проезжих!
– Конечно, – кротко согласилась жена и добавила: – Она плохо поступила, связавшись с этим мексиканцем.
– С грязным поденщиком, оборванцем! Только самая последняя шлюха могла поселить у себя такую шваль!
– О, прошу тебя, не горячись и не говори таких слов.
– Шлюха!.. И я никогда не скрывал того, что об этом думал, – уже более спокойно добавил Коули, возвращаясь к еде. – А знаешь, из мальчишки вышел толк. Кто б мог подумать, он стал ученым, в разных странах побывал. – Коули отпил из бокала и сообщил уже совсем довольным голосом: – Ему наш ресторан очень понравился. Он даже попросил меня расписаться на нашей фирменной салфетке – говорит, что коллекционирует салфетки всех первоклассных ресторанов. Вот так-то!
* * *
Вечер совсем оттеснил сумерки, но на безлюдной зеленой улице с симпатичными особнячками было светло от окон и фонарей, отблески которых достигали газонов и цветочных кустов перед домами. Люди в домах отужинали или еще сидели за столами, кто-то был в городе, в кино, у друзей, как в доме с потухшими окнами, к которому вприпрыжку шла небольшая девочка, возвращаясь домой с музыкальных уроков. Размахивая скрипичным футляром, она весело и чуть карикатурно напевала что-то из той немецкой классики, которой ее только что усердно пичкали.
Поравнявшись с неосвещенным особняком, она толкнула небольшую калитку и, продолжая напевать, направилась по дорожке к крыльцу. На середине девочка внезапно остановилась и посмотрела в сторону на газон с высокими в человеческий рост кустами чайной розы.
– Ой, здра-сьте, кто к нам пожаловал, – растягивая слова, произнесла она, потом положила на землю скрипку и подбежала к кустам. – Ну-ка, ну-ка, – она скрылась за кустами. – Ай!!.. Что это?! – Она тут же стремительно выскочила, отбежала к дорожке и удивленно посмотрела на руку. – Зачем... как больно... ой!
Девочка растерянно поглядела вокруг, в надежде на помощь, но дом смотрел на нее темными глазами.
И что-то страшное вместе с болью зашевелилось внутри у ребенка. Из глаз вдруг ручейками побежали слезы.
– Мама... мамочка... – жалобно позвала она в пустоту и заспешила на непослушных ногах к дому. Но у крыльца ее качнуло, и потеряв направление ребенок остановился. Тут же качнуло сильней, повело в сторону и бросило на землю. Маленькое тело попробовало приподняться, дернулось сбоку набок... дернулось еще и через несколько секунд застыло. Дом смотрел на это равнодушными черными окнами, на улице не было ни машин, ни прохожих, и странные розовые кусты не шелохнули ни одним своим листочком.
* * *
Поначалу, вернувшись домой, Гамильтон находился в отличном настроении. Они прекрасно посидели, все было на классном уровне, и Гильберта так хорошо было видеть после стольких лет.
Хотя такие встречи наводят и легкую грусть, потому что прикасаешься к далекому прошлому, как ко вчерашнему дню. Двадцать лет миновали, а он сейчас помнит все так пронзительно ясно, что страшновато делается. Это уже не память, а ощущения. Непосредственные и неотличимые от тех, что были тогда.
Как будто он еще сегодня утром отправился в школу, а вот сейчас, вечером, присев на край стула, думает о том, что нужно сделать завтра.
Что часть предметов можно не учить – его недавно спрашивали по ним и завтра наверняка не спросят... Что надо побольше работать на баскетбольных тренировках, с такой техникой, как сейчас, ему не удержаться в основном составе и могут посадить на лавочку для запасных... На ночь не забыть выучить очередную порцию в двадцать французских слов... потом мама просила его, наконец, постричься... и, черт возьми, надо как-то прекращать это безобразное издевательство над Гильбертом. Это уже хамство, а не шутки. И скотина Барток заводит всех остальных. Неделю назад, когда Фрэнк попробовал с ним мирно по-приятельски поговорить, тот посмотрел на него зло и нагло и заявил, чтобы Фрэнк не лез куда не надо, не то хуже будет. Фрэнк не стерпел такой угрозы, и если бы их сразу не растащили... Нет, так ничего не добьешься – Барток выше на целую голову и сильней...
Зазвонил телефон, но Гамильтон не сразу его услышал, только третий сигнал вывел его из оцепенения.
– Вы еще не спите, шеф? – говорил сержант Фолби. – Тут одна очень скверная история.
– Что именно?
– Погибла девочка, подозрение на змеиный укус. Дочь Уолтера, директора нашего городского госпиталя.
– Как это случилось?!
– Они с женой были в гостях, а девочка возвращалась с музыкальных уроков. Ну, и в саду на их участке... укус в руку.
– Нужно срочно поднять всех полицейских и прочесать окрестности, предупредить жителей вокруг.
– Прошу прощения, шеф, но я уже отдал такой приказ.
– Спасибо, Майкл, молодец. – Гамильтон на секунду задумался. – Знаешь что, если в ближайший час поиск ничего не даст, надо его прекратить и сделать новую попытку утром, тем более, жители предупреждены, и ночью змея не опасна.
– Хорошо, шеф, я понял. Черт побери, ведь ни одна змея не заползала в город за много лет! Говорят, их и в пустыне-то осталось мало. К тому же ей надо переползти автостраду – чего ее понесло?
– Не знаю, Майкл, в природе всякое бывает. Труп девочки отправили на экспертизу?
– Да, в госпиталь, в патанатомическое отделение. Но сцена была ужасная, миссис Уолтер, она не хотела отдать нам тело, пока муж не затолкал ей в рот какие-то сильные таблетки... несчастные люди!
Гамильтон хорошо знал эту семью. Мэри Уолтер была тремя годами младше него и училась вместе с его сестрой. Теперь он вспомнил, что сестра крестила девочку, а он сам недавно заезжал к ним в дом по какому-то делу к Биллу и разговаривал о музыке с десятилетней Джейн. Веселый талантливый ребенок, и так вот... Ему самому страшно об этом думать, а что же сейчас чувствуют несчастные родители – Мэри, Билл?
Завтра придется звонить и рассказывать о случившемся маме и сестре...
Чтобы хоть как-то сбросить с себя комок ужасных мыслей, он набрал телефон госпиталя, представился и попросил связать его с дежурным патанатомом. Пришлось несколько минут подождать. Потом голос на другом конце назвался и заговорил:
– Я только что закончил экспертизу, завтра утром мы доставим официальное заключение к вам в управление, но сомнений нет – это укус гремучей змеи. Осенью их яд особенно интенсивен, к тому же укус пришелся прямо на несколько крупных сосудов, так что потеря сознания должна была произойти секунд через восемь-десять, и почти тут же – смерть.
* * *
Сержант Фолби заехал за ним в восемь утра. Тут же на переднем сиденье расположился Дик Терье.
Гамильтон хмуро поздоровался, готовясь к неприятной процедуре – надо было прибыть на место происшествия, где по всей форме составят протокол о случившемся, и не явиться при таких обстоятельствах лично самому было бы просто непристойно.
Фолби протянул ему стопку сделанных при ночном осмотре фотографий. Девочку к тому моменту унесли в дом, но место, где она лежала, было обведено меловым контуром. На других снимках в стороне от дорожки к дому виднелись освещенные фотовспышкой следы на влажной темной травянистой почве. Отдельно был зафиксирован оставленный на дорожке футляр со скрипкой... Гамильтон некоторое время внимательно разглядывал снимки, и что-то в них ему не понравилось.
– Змею, конечно, не нашли, – пробурчал он и, не получив ответа, вспыльчиво проговорил: – Я спрашиваю, обнаружили змею или нет?! – Раздражение, конечно, не было уместным.
– Никак нет, сэр, – умышленно выделяя каждое слово, проговорил сержант, – змею обнаружить пока не удалось.
– Пока не удалось, сэр, – подтвердил Терье, хотя его-то никто не спрашивал.
– Ну ладно, – сказал примирительно Гамильтон, – это ведь мне, а не вам сейчас с родителями разговаривать.
Они все трое вышли из машины, и лейтенант, нажав кнопку звонка у калитки, тут же толкнул ее и пошел по дорожке внутрь.
Входная дверь открылась и на пороге появился Билл Уолтер. Он был в черном траурном костюме, как будто похороны уже начинались.
– Если вам не нужно больше тело для экспертизы, Фрэнк, – заговорил он сразу, – я хотел бы похоронить Джейн сегодня, во второй половине дня. Жену приходится держать под сильными подавляющими психику препаратами, долго этого делать нельзя, а в нормальном состоянии она не выдержит всю эту процедуру похорон.
– Конечно, Билл. Заключение у нас уже имеется. Как Мэри?
– Через каждые полтора часа спрашивает: «Джейн мертва?». Я говорю: «Да, мертва» и заставляю ее выпить новую таблетку. Я заказал катафалк на четыре часа...
Гамильтон кивнул головой и сжал его руку:
– С нашей стороны не будет никаких задержек, Билл, но я вынужден еще попросить вас подписать протокол.
– Да, я понимаю.
– И будьте любезны показать нам футляр от скрипки, – раздался вдруг сзади высокий голос Терье и Гамильтон резко повернул голову. – Футляр, сэр, – извинительно сверкая белками, повторил Терье.
Судя по выражению лица сержанта Фолби, тот уже вознамерился дать новичку затычину, но тут же схожая мысль заставила Гамильтона повернуться к Уолтеру:
– Да, Билл, если нетрудно, вынесите нам футляр на минуту.
– Хорошо, я сейчас, раз нужно...
Гамильтон услышал, как Фолби сзади удивленно крякнул.
Еще через минуту Уолтер вышел с черным кожаным футляром в руках и протянул его Фрэнку. Тут же из-за его плеча попробовала высунуться черная физиономия Дика, но тяжелая лапа сержанта убрала ее назад.
Лейтенант внимательно осмотрел футляр... очень внимательно... Новенькая кожа, абсолютно ровная, нигде ни царапины.
– Спасибо, Билл. Сержант, покажите, пожалуйста, где надо расписаться господину Уолтеру.
Пока Фолби вынимал протокольный бланк, а Уолтер расписывался, он еще раз проглядел фотографии, отметил расстояние от дорожки до ближайших розовых кустов и то место, где потом упала несчастная Джейн: Снова не все получалось, но теперь уже было понятнее – что.
* * *
– Ты проявил проницательность, Дик, – похвалил его Гамильтон, садясь в машину, – если бы девочка столкнулась со змеей на дорожке или случайно на газоне, она бы конечно стала защищаться футляром и на нем остались бы следы.
– Странно получается, – проговорил Фолби, запуская мотор, – значит, Джейн не уронила футляр, а положила на дорожку и пошла к кустам. Спрашивается – зачем?
– А, может быть, она из тех, кто не боится змей? – затараторил Терье. – Я знал таких людей, которые любят всяких пресмыкающихся, пауков...
– Э, нет, сынок, – прервал его сержант, – здесь не то место. Рядом пустыня, и каждому ребенку еще с малых лет внушают, что змея – это смерть, и никто с ней тут в салочки играть не станет. – Он полуобернул голову к заднему сиденью. – Что будем делать по поиску этой гадины, шеф?
– Продолжать поиск силами полиции мы не можем, – ответил Гамильтон. – Пусть люди сами проявляют бдительность, мы сделали необходимые объявления по радио и в школах.
– Да, к тому же Барток раструбит об этом в своей газете на всю Америку.
– А кто такой Барток, прошу извинения? – поинтересовался Терье.
– Главный редактор городской газеты, – ответил Фолби, – и если бы он не был приятелем нашего начальника, я бы добавил, что это порядочный сукин сын.
– Хм! – раздалось с заднего сиденья, что, видимо, значило: «совсем-то наглеть – не нужно».
* * *
В управлении Гамильтону пришлось неcколько часов заниматься мелкой текучкой: под утро в городе была зарегистрирована попытка угона автомобиля, вдобавок, из столицы штата сообщили, что по их маршруту могут передвигаться два вооруженных преступника «в розыске», и Гамильтон инструктировал полицейский состав. Потом разбирались с задержанным ночью торговцем наркотиков – мелкой сошкой. Целый час был потрачен на безуспешные попытки вытряхнуть из него информацию о каналах доставки этого зелья в город. Торговец не кололся, прикидывался дурачком, и лейтенант довольно скоро почувствовал раздражение и злость, хотя и не рассчитывал здесь на быструю победу. Всему виной было это ужасное утро и похороны в четыре часа, к которым нужно успеть переодеться, заехать за венком... Он все не мог придумать подобающей надписи на венках от себя, сестры и мамы... Потом позвонил в похоронное бюро и продиктовал что-то совсем простое.
* * *
Людей на похоронах было очень много: почти все сотрудники госпиталя, которым управлял Уолтер, школьные товарищи Джейн – многие с родителями, учителя, друзья, соседи.
Фрэнк, дождавшись своей очереди, подошел, поставил в общий ряд венки и сжал холодные неподвижные руки Мэри.
– Спасибо, Фрэнк, – еле слышно проговорила она.
Бледное отечное лицо, потерявшее возраст и всякое выражение жизни – та девочка, которая приходила на дни рождения его сестры, радовалась, смеялась, и которой, кажется, так недавно было столько же лет, сколько Джейн. Уолтер поддерживал жену за плечи и только кивал проходившим в траурной шеренге людям.
Потом маленький коричневый гроб с серебряной окантовкой медленно поехал вниз и, кажется, он уходил вглубь земли, в другой мир, и человеческие глаза хватали эти последние мгновения.
После похорон Гамильтон пошел не к выходу вместе со всеми, а по кладбищу вдоль могил. Хоть город был небольшим, историю он имел давнюю, почти трехсотлетнюю. И вся она была здесь.
Странно, но это стирало остроту отдельной боли за потерянную человеческую жизнь – сотни имен, далеких и близких дат, удавшихся, неудачных, а порой и несчастливых судеб.
С одним и тем же концом.
Всегда непонятным людям.
И боль одной утраты растворялась в общей печали всей человеческой жизни. Вблизи надгробий.
Гамильтон уже минут десять медленно шел без всякого направления, огибая могильные памятники, иногда прочитывая надписи на них. Неожиданно впереди среди могил он увидел человека и тут же узнал его. Это был Гильберт. Он возился, согнувшись, у памятника и обернулся на звук шагов.
– Фрэнк?.. Здравствуй... Ты в траурном костюме... наверно, умер кто-то из знакомых?
– Да, – Гамильтон хотел рассказать, но увидел надпись на надгробии: «Маргарит Хьюз». И дата – ровно двадцать лет назад. Тут же лежал букет цветов, видимо, только что положенный Гильбертом.
– Посмотри. – Он показал на выбитое с рваными краями углубление в камне в том месте, где вверху обычно располагается позолоченный крест, а теперь сохранился только след от его окончания. – Видишь, это дело рук человеческих. Кому-то мама мешала и после смерти. Не поленились прийти сюда и изуродовать могилу. Наверно, это сделали настоящие христиане, а? И знаешь, я не стану ничего поправлять. Пусть так и будет, как им хочется.
Гамильтона передернуло от злобы:
– Морды бы разбить этим мерзавцам!
Он расстегнул ворот рубахи и расслабил галстук.
Опять эти двадцать лет – как один день.
Он хотел тогда пойти на похороны. И пошел. Но когда повернул за угол на улицу, где жили Хьюзы, увидел уже тронувшуюся похоронную процессию. Катафалк и Гильберт.
Один Гильберт шел за ним.
По пустой улице. В дешевом черном слишком длинном для него пиджаке. И Фрэнк замер, глядя издали в его спину. Он должен был догнать и пойти рядом. Он знал, что был должен... От каких-то небольших поступков зависит вся жизнь, и человек становится или не становится, чем должен.
– Душно что-то, – сказал Гамильтон, снимая пиджак. – Ты долго собираешься здесь оставаться?
– Нет, я уже хотел идти. А кого хоронили?
– Дочку моих знакомых. Ее укусила змея.
– Настоящая змея, Фрэнк?! Ее поймали?
– Нет. Наверно уползла назад в пустыню.
– Когда это случилось?
– Вчера, когда мы сидели с тобой в ресторане.
– Боже мой! – Гильберт сел на каменный бордюр и закрыл голову руками. – Боже, какая нелепость. Несчастный неповинный ребенок. Как все чудовищно и дико в этом мире, Фрэнк! – Он резко встал и посмотрел на Гамильтона влажными, полными боли глазами.
Неправда, что глаза умеют говорить – они умеют и кричать – странным беззвучным криком.
– Успокойся, пожалуйста, – Гамильтон сделал шаг и положил руку на угловатое плечо Хьюза, – никогда нельзя предаваться отчаянию.
Тот опустил голову, а потом медленно покачал ею из стороны в сторону.
– Ты не прав, Фрэнк, – произнес он почти спокойно и снова повел головой, – ты не прав... Отчаяние одно из чувств, данных людям природой, и мы не можем его отвергать. – Он вдруг поднял голову и посмотрел открыто и ясно. – Нельзя принимать мир – каким есть. Он гадок настолько, насколько мы сами ему это позволяем. – И Фрэнк вдруг почувствовал силу в его худом неуклюжем теле.
* * *
Как ни печален был этот уже клонящийся к вечеру день, но Гамильтону все-таки нужно было вернуться в управление и довести до конца разные дневные мелочи. Около часа он потратил на просмотр сводок и отчетов, потом снова возился с торговцем наркотиками. Обыск в доме у того не дал никаких результатов, и допрос снова ни к чему не привел.
Два раза он разговаривал с полицейским управлением штата, где настаивали на тщательном патрулировании автострады, потому что разыскиваемые преступники до сих пор не были пойманы и мотались где-то неподалеку.
Под конец заявился Терье.
– Я только что с патрулирования автострады, – бодро объявил он.
– Это достаточно отметить у дежурного, – недружелюбно ответил уставший Гамильтон.
– Я так и сделал, сэр.
После этого сообщения Терье замолчал и, улыбаясь одними блестящими белками, уставился на лейтенанта.
– А-а, – подождав немного, протянул тот, – так значит, ты просто зашел вечерком поболтать к начальнику?
– Не совсем, сэр, я хотел доложить об одном наблюдении.
Гамильтон как раз подумал, что придется сегодня звонить маме и рассказывать о бедной Джейн... впрочем, можно было отложить это и на завтра, там у них уже ведь поздновато, а ему сегодня необходимо зайти за покупками, в доме нечего есть.
– Очень странная машина, сэр.
– Что?
– Очень странный автомобиль шел по нашей автостраде.
– Он имел какое-то отношение к скрывшимся преступникам? – насторожился Гамильтон.
– Нет, никакого. И человек, который там сидел, не имел ни с одним из них ни малейшего сходства. Но сам автомобиль, сэр.
– Что с ним, Дик, я плохо пока понимаю?
– Он был на манер скорой помощи. Такой высокий фургончик с небольшими затемненными окнами. Но главное – внутри: широкий длинный стол, сэр, отполированный, почти зеркальный.
– Ну и что там было, на этом столе?
– Совершенно ничего, а на полочках вдоль стен несколько странных предметов, вроде медицинских принадлежностей. Еще на полу валялся целлофановый пакет с продуктами с эмблемой нашего супермаркета.
– Так машина из нашего города? – уже машинально спросил лейтенант, чувствуя сильное желание поскорей отправиться домой и как раз зайти в этот самый супермаркет, потому что с самого утра он ничего не ел.
– Нет, сэр, машина из другого штата, номер я конечно записал. И знаете, водитель так неохотно открыл салон, когда я этого потребовал, так неприятно на меня взглянул...
– Дик, – Гамильтон встал из-за стола, – я не имею права говорить подчиненным грубости, но почему ты все-таки решил, что глядеть на тебя приятно каждому? И если ты меня отпустишь, я бы прямо сейчас пошел и чего-нибудь съел. Можно?
– Конечно, сэр. Идите.
– Спасибо, Дик. – На лице лейтенанта изобразилось благодарное чувство. – Редкая мне перепала удача – иметь таких добрых сотрудников!
* * *
Контора супермаркета находилась в том же здании, в его задней боковой части. Войти туда можно было и из торгового зала, и с улицы.
Конторские служащие уже заканчивали работу, когда Энн прошла за полупрозрачную стенку в кабинет к отцу и протянула ему стопку платежных документов на подпись.
– Вот этот счет, – она отделила одну бумажку от прочих, – подписывать нельзя. Они недопоставили нам сто килограммов стирального порошка.
– Послушай, – мистер Тьюберг откинулся на спинку кресла и снисходительно скривил губы, – это старые партнеры, клянутся, что завтра привезут остаток.
– Вот завтра и перечислим им деньги, – спокойно проговорила дочь.
– Нет, все-таки вы, молодое поколение, совсем не похожи на нас, стариков, – произнес Тьюберг, с явным удовольствием поглядывая на умную красивую дочь. – Старых партнеров ты зажимаешь, а глупого бухгалтера уволить не даешь.
– Нам нужны не старые, а надежные партнеры, папа. А у бухгалтера уже хороший опыт работы, и нельзя увольнять людей направо и налево.
– Я всегда считал, что нельзя увольнять только по состоянию здоровья, а за глупость это обязательно нужно делать!
– Глупость – тоже состояние здоровья, папа.
– Ну ладно, поступай как знаешь. Пожалуй, я пройдусь по торговым залам.
Энн вышла в общее помещение, передала счета и, переговорив со служащими, направилась в свой кабинет, но через широкие ведущие в торговый зал стеклянные двери увидела Гамильтона и, чуть поколебавшись, направилась туда.
Войдя в супермаркет, лейтенант поспешил к тому отделу, где продавались готовые либо почти не требовавшие приготовления продукты и, как обычно с ним бывало, стал рыскать глазами по полкам, не очень хорошо понимая, чего же именно он хочет.
– Очень приятно, что первый полицейский города не пренебрегает нашим скромным ассортиментом, – прозвучал вдруг мелодичный голос у него за спиной.
– Энн... добрый вечер, – Гамильтон радостно улыбнулся этой единственно приятной за весь день встрече.
– Похоже, ты так хочешь есть, что не знаешь на что наброситься?
– Ты угадала, я целый день ничего не ел и озверел немного.
– Послушай, оставь эти банки в покое. Так и быть, приглашаю тебя поужинать в ресторанчике напротив. Да, да! – продолжила она, не дав ему времени на ответ. – А то от тебя ведь приглашения нескоро дождешься.
– Простите, мадам! – груженная пакетами тележка попробовала объехать Энн. – О, Фрэнк, ты тоже здесь... еще раз прошу прощения, мадам, – Гильберт неловко попытался отодвинуть тележку, которая застряла посередине между ними тремя.
– Познакомься, Энн, это мой старый школьный товарищ, Гильберт Хьюз.
– Очень приятно, – Энн протянула ему руку, – я вас раньше никогда не видела.
– Я не живу здесь уже много лет, приехал недавно и ненадолго.
Еще кто-то приблизился сзади и положил руку Гамильтону на плечо.
– Ха-ха, Фрэнк, рад вас приветствовать! – мистер Тьюберг был в отличном расположении духа, – давно вас не видел. Может, поднимемся в бар и махнем по рюмочке?
– Ты опоздал, папа, я уже пригласила его поужинать.
– Ну-у, тогда мне придется выпить одному, куда мне с ней тягаться, не так ли, господа.
– Кстати, мистер Тьюберг, – Гамильтон кивнул на застывшего по другую сторону Хьюза, – это Гильберт Хьюз. Может быть, помните мальчика из нашего города? Теперь он профессор, прибыл сюда из Токио.
Глаза Тьюберга на несколько секунд потеряли свое бойкое щегольское выражение, он приумолк, и пауза чуть-чуть затянулась:
– Нет... разве упомнишь всех наших мальчишек и девчонок. Но, очень рад вашим успехам, сэр! – Он сделал движение, пытаясь протянуть Гильберту руку, но помешала неловко поставленная тележка и рука застряла в начале пути. – Ну что ж, не буду вам мешать, молодежь. – Тьюберг тут же разулыбался и с общим прощальным жестом исчез в глубинах торговых стеллажей и полок.
– Я тоже пойду, – сообщил Хьюз, – надеюсь, до скорой встречи.
* * *
Красный солнечный диск сел краем на горизонт и, наступило недолгое время тишины и ласковых красок, которые всегда бывают чуть странными в начале осени, когда синий купол неба еще источает тепло, а земля не измучена дневным палящим зноем, и ей не нужен отдых от солнца. И все живущее на пространствах огромной пустыни чувствует это спокойствие и теплоту.
Пустыня начиналась сразу за автострадой с другой стороны от города, уютно раскинувшегося в зеленой долине. Природа устроила здесь все сама – городу никогда ничего не приходилось забирать у пустыни, и они жили своей жизнью, не нуждаясь друг в друге.
Красное солнце опиралось на горизонт, и человек с удовольствием смотрел на него. Он любил эти минуты, когда можно смотреть широко открытыми глазами на прекрасное светило. Это прибавляло сил, помогало собраться.
Он затянул молнии на высоких, доходящих до самого паха сапогах и присел, потом потопал ногами, проверяя, хорошо ли все подогнано. Поверхность у сапог была покрыта пластинками из очень тонкого темно-зеркального металла. Свободные от них места были только на сгибах у колен и щиколоток. Такие же длинные до локтя перчатки, только с внутренней их стороны на ладонях и пальцах отсутствовало защитное покрытие. Человек внимательно осмотрел каждый обтянутый эластичной материей палец, проверяя, нет ли хотя бы маленькой морщинки. Он остался доволен и позволил себе за это еще чуть-чуть посмотреть на красный солнечный диск. Потом быстро пристегнул к поясу небольшую сумку и покрутил в руках метровый стек – все в порядке и все готово.
Почва здесь была песчано-каменистая вперемежку с островками стелющихся колючих кустарников. Они, да еще отдельные груды камней больше всего интересовали человека.
К кустарникам, едва достигавшим его колен, он подходил осторожно, раздвигая крючковатым концом стека на вытянутой руке колючие переплетения. Каменные скопления человек сначала обходил, и лишь потом резким энергичным движением стека отворачивал отдельные камни, проверяя – что кроется под ними.
Гремучая змея – страшный противник, и особенно, когда она прячется в камнях. Тут гремучка чувствует себя запертой – ей некуда бежать – и она отчаянно нападает. Страшнее всего, что имея мощное, почти двухметровое тело, она может, опершись хвостом о камни, подняться на две трети в воздух и ударить страшными зубами в пах или даже в пояс. Тут яд подействует быстрее, чем сыворотка, которую нужно еще успеть достать из сумки.
Ходят слухи, что гремучка предупреждает о себе характерным треском. Бывает, что предупреждает, а бывает, что и нет.
В очередной куче камней было пусто и человек двинулся дальше. Все чаще под ногами стали попадаться норы грызунов, и это хорошо – значит, уже не очень долго ждать.
На его пути оказался очередной совсем маленький островок колючек.
И вот!
Он быстро отшагнул назад.
В двух метрах, изгибаясь синевато-серыми дугами, шипела змея. Раздвоенный язык стремительно вылетал и скрывался, неподвижные абсолютно черные без зрачков глаза впились в него в безумной злобе. Готовая к мгновенному бою, она не собиралась покидать свое законное место.
Враг не уходил, и ее ненавидящее рыльце с гадкими светлыми ноздрями пришло в постоянное движение. Вверх, вниз, в стороны, в такт с изгибами пружинистых, готовых к броску колец. Но человек спокойно наблюдал с опущенным стеком, оценивая врага. Он знал, где начинается граница боя, и был чуть дальше от нее. Он уже внимательно огляделся, потому что рядом с одной змеей может таиться другая – сюрприз из траурного разряда.
На этот раз все было спокойно, и человек, чуть покачавшись из стороны в сторону, вдруг резко шагнул вперед, и тут же мощное двухметровое тело бросилось ему навстречу!
Но, что-то случилось... пружинистые кольца потеряли друг друга, а в маленькой смертоносной голове на миг появился туман. Цель была рядом, но тело, лишившись опоры, не слушалось. Человек знал, что делал – змея налетела на выброшенный стек и поднятая наполовину в воздух беспомощно извивалась. Он тут же бросил ее на землю и, пользуясь короткими мгновениями растерянности, прижал крюком голову.
Хорошо, что с первого захода, уж очень крупный экземпляр. Теперь надо дать ей чуть побесноваться – пусть пар немного выйдет.
Прошла минута бешеных и бесполезных усилий... и вот, когда в неистовом безумстве мускулов почувствовался спад, человек перевел стек в левую руку, еще раз взглянул на незащищенную внутреннюю часть правой руки, потом стремительно нагнулся и точно вонзил большой палец в ямку между затылком и шеей с одной стороны, а указательный и средний – с другой. Еще через мгновение змея висела в воздухе, тщетно стараясь обвить его руку хвостом. Но ничего не получалось, и злобно раскрытая светло-розовая пасть была бессильна. Лишь в глубине маленьких черных глаз метались искры ненависти и страстное желание: убить! убить! убить!
* * *
Фрэнк и Энн сидели за столиком небольшого хорошо знакомого ресторанчика. За окнами сгущались сумерки и им в ответ, освещая прохожих, ярко загорелись уличные фонари.
– Знаешь, – немного подумав, сказала она, – наверно это не очень важно, но мне показалось, что отец странно отреагировал на твоего приятеля. По-моему, он не был искренен, когда сказал, что его не помнит.
– Да, – с досадой признался Гамильтон, – это я виноват, ляпнул от усталости. Просто лет двадцать назад здесь случилась одна очень скверная история.
– Когда мне было пять лет?
– Да, ты, конечно, об этом не знала... мать Гильберта повесилась. – Он помолчал, не будучи уверен, что стоит продолжать, но увидел в ответ тот самый взгляд больших серых глаз, которые посмотрели на него тогда, двадцать лет назад, посмотрели, чтобы понять.
Он подождал, пока официант отойдет от столика.
– Она была доброй, совершенно безобидной... может быть, не очень умной и немного расхлябанной... Но, во всяком случае, из тех людей, которые никому не переходят дорогу и не задумываются – как их оценивают другие. Странно сейчас об этом говорить, время меняется... тогда она завела приятеля. Мексиканца. Какого-то простого парня, который нанимался у нас на сезонные работы к фермерам. Поселила его у себя. Ну, и город это не перенес. Она работала мелким администратором у твоего отца. – Опять подошел официант, поставил что-то на стол, и Гамильтон на несколько секунд прервался. – Так вот, когда обыватели решили, что ее личная жизнь их сильно касается, он ее выгнал. Потом ей не удавалось нигде устроиться.
– Тому, кто торгует, приходится во всем подчиняться публике, Фрэнк, – не очень уверенно сказала Энн, и Гамильтон, стараясь закончить тему, поспешно подтвердил – конечно, приходится.
Она хотела еще что-то сказать, но не успела; подвинув кресло к их столику, в него вдруг бухнулся крепкого сложения брюнет с привлекательной, хотя несколько конфетной и потасканной физиономией. Одет он был очень хорошо и даже чуть франтовато.
– Привет, ребята, привет! Фрэнк, дружище, ты ужинаешь с дамой, не снимая полицейской формы. Я понимаю это как намек другим мужчинам, что ухаживания за ней могут иметь серьезные последствия. Сразу тебя предупреждаю, старина, что это типичное превышение власти и завтра же я опубликую протест в своей газете. Ха-ха! Энн, девочка, ну неужели ты до сих пор не поняла, что сделала трагическую ошибку на том выпускном школьном празднике? Как можно было? При твоем-то уме! Но ошибку еще не поздно исправить. Я завтра зайду в офис поговорить о продлении вашей рекламы в газете, и давай сразу решим все остальное, а? Ну чего тянуть, и при чем здесь полиция – это дело сугубо гражданское.
– Слушай, Эдди, – ответила тут же Энн своим спокойным мелодичным голосом, – когда ты перестанешь быть нахалом? Ладно, можешь не отвечать, понятно – не скоро. Поэтому могу сообщить, что если официант успеет принести мне бифштекс до твоего ухода, ты первый попробуешь его на вкус.
– М-мм?.. А, кажется, я понял, что ты имеешь в виду. Ну ладно, пока! До завтра. – Однако, двинувшись прочь, он вдруг остановился и, сделав трагическую мину, с сокрушенным выражением произнес: – И все-таки ты о-очень ошиблась, когда подошла в тот день к нему, а не ко мне!
– Возможно, надо было подойти к кому-нибудь третьему.
Кажется, Гамильтон слегка поперхнулся, отпивая из бокала.
* * *
Солнце совсем опустилось за далекий пустынный горизонт, оставив земле лишь тоненький краешек, и человек направился назад, туда, где он оставил свою машину, припрятав ее за небольшим холмом, чтобы не видно было с дороги.
Охота прошла успешно – в мешке злобно и беспомощно возилась настоящая добыча. Вчера ему попадались только небольшие особи – почти змееныши, и он правильно сделал, что не стал с ними связываться. Вот теперь в его распоряжении настоящая сила и настоящий яд. Всегда надо преодолевать обстоятельства и идти на максимум!
А поначалу день не складывался и не сулил удачу, в особенности после этой дурацкой встречи с полицейским на дороге, когда тот негритенок, выкатя белки, вперился во внутренность его машины.
Конечно, проверка связана с розыском каких-то преступников, потому что прежде всего полицейский внимательно посмотрел ему в лицо, а потом потребовал открыть заднюю дверь в салон – искали людей, это ясно. Но все же событие неприятное. Надо теперь выезжать из города с другой стороны, чтобы, по крайней мере, не нарываться опять на этот пост.
Солнце исчезло, и тьма стала стремительно охватывать землю, но человек уже видел вдали бледные контуры своего автомобиля.
* * *
Сегодня вечер в пивном ресторане Коули прошел как обычно, и сам он уже поужинал, а в зале и на кухне только что закончили уборку. Прислуга ушла, и в чистом полуосвещенном помещении наступила приятная долгожданная тишина. Миссис Коули тоже уже собралась уходить в их дом по соседству, но сам хозяин решил на полчаса задержаться.
Сегодня прошла четвертая баскетбольная встреча «Феникса» с «Быками» из заключительной финальной серии. Результат уже был известен – «Феникс» выиграл и счет побед сравнялся. Но Коули хотел посмотреть спортивный отчет для полуночников, где повторяли все интересные моменты встречи. Тому были две причины: во-первых, он болел за «Феникс» и даже поставил в тотализатор тысячу на то, что тот выиграет по сумме встреч, а во-вторых, он никогда не спешил отсюда домой, ощущая этот зал не менее родным и уютным для себя местом. К тому же, был повод позволить себе третий бокал пива – по случаю победы любимого клуба.
– Мог бы смотреть в телевизор и дома, – произнесла, уходя, миссис Коули.
– Ну-ну, я скоро, – ответил он. На экране уже появлялась знакомая баскетбольная заставка.
Вспомнив про тысячу долларов, Коули подумал, что чикагские «Быки», конечно, играют в более стабильный, построенный на хорошо отрепетированных схемах баскетбол, более, в общем-то, надежный, и он, пожалуй, здорово рискнул своей тысчонкой. Зато взрывные импровизации «Феникса», его талантливые лидеры просто приводят в восторг. Даже чикагскую публику, ведь сегодня игра идет на чужой площадке. Хватило бы только у команды пороху на все встречи финальной серии.
Коули сделал большой глоток из бокала и, отвлекшись на секунду от экрана, услышал неясный шорох. Где-то справа, за спиной. Он машинально обернулся, но в зале, разумеется, было пусто, и он снова устремил взгляд на экран.
Хоть результат и был известен, но действие не переставало волновать. Начинался четвертый тайм, а «Феникс» выходил на него, проигрывая шесть очков. Шесть! Как же они из этого выберутся?
Команда начала отлично – выиграла вбрасывание и провела прекрасный трехочковый мяч. Впрочем, «Быки» через десять секунд ответили тем же самым, сохранив свое опасное преимущество.
Опять раздался непонятный шорох метрах в пяти-шести сзади и он хотел было повернуться, но маленький защитник «Феникса» как молния пронесся к кольцу и, обыграв двух рослых чикагцев, сумел отыграть два очка. «Браво!», – воскликнул спортивный комментатор, и совершенно с ним согласный Коули все-таки повернулся в ту сторону, откуда только что послышались непонятные звуки.
И снова он ничего не увидел и уж собрался опять вернуться к телевизору, когда заметил, что широкая занавеска у окна как будто колеблется.
Это Коули не понравилось. Окно из сплошного стекла и не имело форточек и створок, а значит, воздух подуть не мог. Он, сам не зная почему, обвел глазами пустой полутемный зал и снова уставился на занавеску. Теперь она была неподвижна, но странное ощущение не проходило...
Материя вдруг дрогнула, будто кто-то живой шевельнулся, скрываясь за ней.
– Что за дьявольщина, черт возьми, – недовольно выговорил Коули, испытывая не столько гнев, сколько недоумение от чьих-то странных и неуместных шуток, и, словно в ответ на его голос, занавеска опять колыхнулась. Еле заметно. Как если бы спрятавшийся, боясь быть обнаруженным, старался замереть, но выдавал себя от волнения и неловкости.
– Да что это еще за новости! – резко поднявшись и направляясь в ту сторону, проговорил хозяин. – Крысы, что ли, у меня завелись? Или кому-то не терпится получить перед сном оплеуху?!
Он подошел к занавеске и откинул край.
Что-то внезапно метнулось в воздухе и резко ударило его, отбросив на два шага назад!
Ошеломленный, он несколько мгновений не мог ничего понять, но вдруг почувствовал острую пронизывающую горло боль. И тут же увидел, как на его светлую рубаху быстро падают тяжелые густые капли.
– Что за черт, да это ведь кровь... – Он удивленно произнес слова в полный голос, но сам услышал их далекими и глухими.
Темная неживая кровь продолжала течь, заливая рубаху, и Коули оцепенел, не понимая происходящего. «Быть может, это просто сон», – мелькнуло у него в голове, но тут же новый острый приступ боли заставил его очнуться и мысль о помощи, как гибнущая птица, забилась, обращаясь к небу. Он попытался закричать, позвать... кого угодно! Но вместо крика вырвался натужный хрип, дыхание перехватило, как будто бы вокруг не стало воздуха.
Он сделал новое усилие... но все потемнело и кануло.
* * *
Гамильтон приехал как всегда к положенному утреннему часу на службу и окунулся в работу.
Вчера поздно вечером позвонил телефон и он по номерному определителю понял, что это Гильберт: «Прости что в такое время, – извинился тот, – но тебя долго не было дома. Ты еще не ложишься спать?» – «Нет, все в порядке, я смотрю баскетбольную встречу». – «Ах да, и у меня телевизор на этой программе... вон какой красивый мяч забросили. – Это был тот самый мяч маленького защитника, одного из самых знаменитых спортсменов Америки. – Я ненадолго тебя оторву. – Он сделал небольшую паузу. – Дело в том, что мама перед смертью оставила записку. Однако судья тогда решил не давать ее мне до совершеннолетия». – «Наверно правильно, Гильберт, они не хотели тебя лишний раз травмировать». – «Наверно. Сегодня я разговаривал в городском суде. Там заявили, что я могу получить ее без всяких препятствий, записка у вас в полицейском архиве. И я бы очень тебя попросил...» – «Конечно, конечно, – заверил Гамильтон, – я завтра же с утра дам необходимое распоряжение».
Он с этого утром и начал, потом просмотрел поступившие из столицы Штата оперативные сводки, и уже заканчивал инструктаж сотрудников, когда как снег на голову пришло сообщение о старом Коули.
Его жена, возвратившись домой, сразу отправилась спать, пола¬гая, что муж очень скоро вернется. Утром, заглянув в его комнату, решила, что тот отправился до завтрака по каким-нибудь хозяйственным делам, что иногда бывало. Постель он тоже всегда сам застилал... Ресторан начинал работать в десять утра, и вот около этого времени пришедшие на работу служащие и обнаружили труп хозяина.
Что именно произошло, никто из них не понял и, судя по залитой кровью груди и горлу, все решили, что он был ночью зверски зарезан. Об этом и сообщили.
Гамильтон немедленно выехал. Во второй машине, заскочивший в госпиталь за медэкспертом Фолби, сразу вслед привез самого Уолтера.
– Шеф, – чуть смущенно проговорил он, – я просил господина директора послать кого-нибудь из сотрудников, но он сам пожелал.
– Ей-богу, не стоило, Билл, – сказал Гамильтон, пожимая тому руку перед входом в ресторан.
– Ничего, Фрэнк, мне сейчас лучше поработать.
– Понимаю. Тогда пошли.
Около входа толпились служащие и уже собралась изрядная куча окрестных зевак, по преимуществу женского и детского пола. В дверях, как и положено, стоял полицейский.
– Вот эти двое, сэр, – он показал на мужчину и женщину, – они первыми увидели труп.
– Сержант, снимите с них протокольные показания. Прошу вас, Билл.
Труп старика Коули лежал недалеко от дверей вдоль первого ряда столиков. Один стул был повален, возможно, самим хозяином, когда он падал, в остальном – никакого видимого беспорядка. На стойке бара, не выключенный с ночи, продолжал работать телевизор, а на ближнем к нему столе стоял недопитый бокал и тарелки со вчерашним ужином – вот и все. В зале уже трудились фотограф и эксперт, который как раз снимал отпечатки пальцев с бокала.
Минуты две пришлось подождать, пока фотограф делал снимки трупа во всех необходимых ракурсах, потом Гамильтон кивнул Уолтеру, и тот быстро направился к телу, открывая на ходу белый выпуклый кейс.
Крови было очень много, наверное, вследствие повреждения крупных артерий и вен. Кровь запеклась, почти закрывая горло, растеклась крупными пятнами по рубахе и по полу около головы.
Прежде всего Уолтер бросил кусочки засохшей крови в две разные пробирки, потом осмотрел белки глаз покойного, приложил какую-то тоненькую бумажку к зрачку и, еще с минуту поколдовав, объявил:
– Смерть произошла 8-9 часов назад, значит...
– Где-то в первом-втором часу ночи.
– Да, Фрэнк... далее, насколько я сейчас могу судить, ран в грудной клетке нет. Кровь натекла сюда сверху. А в области горла и местной сосудистой системе раны не резаные, а колотые. Прочие подробности – через полтора часа. Пусть труп немедленно доставят к нам в морг, я сам всем займусь.
– Огромное спасибо, Билл. – Они вместе направились к выходу. – Как Мэри?
– Спит в основном. Снотворное и седуксены... отправлю ее на специальное лечение в ближайшие дни.
– Еще раз спасибо.
Гамильтон вернулся в помещение и приступил к обычной в таких случаях работе – опросу свидетелей, проверке того, что было или могло быть украдено.
– Здравствуйте, шеф, – услышал он вскоре за своей спиной, – я могу чем-нибудь помочь?
– По-моему, сейчас не твоя смена, Дик?
– Да, сэр, но я узнал о случившемся и подумал, что могу быть полезен.
– Можешь, можешь, – подтвердил подошедший Фолби, – помоги-ка для начала труп в санитарную машину отнести.
По-видимому, Дик Терье, предлагая свои услуги, не это именно имел в виду, однако долго думать ему не пришлось – мощная рука сержанта повернула его длинное тело на сто восемьдесят градусов и отправила в указанное место.
– Что с миссис Коули, – спросил Гамильтон, – с ней можно поговорить?
Фолби сомнительно покачал головой:
– Вряд ли. Кто-то из служащих очень постарался: прибежали к ней в дом с криком – «Вашему мужу горло перерезали!». Старушка тут же и прилегла, сейчас с ней врач.
– Шеф! – Терье поспешно к ним приблизился, протягивая на ладони связку ключей. – Это было в кармане покойного, наверно здесь есть и ключ от сейфа.
– Возможно ты прав, пошли посмотрим.
Сейф стоял в углу за стойкой бара.
Сначала его внимательно осмотрел эксперт и снял отпечатки с панелей и ручек.
– Ну, то что его никто не пытался взломать, я сразу могу поручиться, – заявил он, уступая место сержанту.
Тот попробовал один ключ, потом второй, крутанул ручку и приоткрыл толстую бесшумную дверку.
На верхней полке лежали какие-то счета и документы, на двух нижних – деньги – несколько пачек на средней полке и мелочь внизу.
– Я так понимаю – это дневная выручка? – спросил Гамильтон, обращаясь сразу ко всем.
– Именно так, – ответил кто-то из служащих, – деньги в пачках сам мистер Коули отвозил утром в банк, а мелочь так и оставалась для текущих нужд.
– А сколько этих, крупных, примерно было?
– Позвольте взглянуть, – говоривший служащий придвинулся к сейфу, –... да на глаз... это похоже на ту сумму, которая ежедневно отвозилась в банк.
– Значит, деньги в сохранности, – задумчиво произнес лейтенант. – Может быть, что-то ценное пропало? Из оборудования? Дорогие столовые предметы?
При полном молчании несколько человек отрицательно покачали в ответ головами.
Держать здесь своих людей дальше не было смысла. Гамильтон приказал всем возвращаться в управление, оставив на месте двух сотрудников с заданием – подробно опросить всех работников и соседей о событиях последнего времени, связанных с любыми ссорами, конфликтами, неурядицами между Коули и другими людьми. И поинтересоваться более отдаленным прошлым – не обмолвился ли он когда-нибудь о старых врагах, недоброжелателях, даже если они были в юности.
– Понятно?
– Понятно, сэр, – ответили оба.
– На все это вам не более двух часов.
* * *
Не успел Гамильтон войти в свой кабинет, как пришлось разговаривать по телефону с Бартоком.
– Да, Эдди, – ответил он сразу, – убийство. Но пока нет заключения медэкспертизы, ничего конкретного сообщить не могу... Не знаю... Единственно, что можно сейчас с определенностью утверждать, – ограбления, как такового, или явных попыток к этому не обнаружено.
Почти тут же в кабинет вошел Фолби и как-то между прочим вслед за ним втиснулся Терье.
– Только что позвонил врач от миссис Коули, она пришла в себя, сообщила следующее, – Фолби посмотрел на листок бумаги, – я вот просто записал. Она уходила последней. Двери в служебные помещения уже были заперты. Оставалась открытой только входная дверь. Муж оставался один, хотел посмотреть вечерний отчет о баскетбольном матче.
– «Феникс» играл с «Быками» и выиграл во второй финальной встрече, – радостно сообщил Терье.
– То, что твой «Феникс» случайно выиграл, ничего не объясняет, – проворчал, не оборачиваясь, сержант.
– Во-первых, не случайно, – завертел белками тот, – а во-вторых, разрешите одно предположение, господин лейтенант.
Гамильтон согласно кивнул – делать-то пока все равно было нечего.
– Входная дверь ведь осталась открытой, так? – начал Дик.
– Так, так. – Фолби грузно опустился в кресло и положил ногу на ногу.
– Ну вот. Значит, вполне возможно, что кто-нибудь из соседей тоже зашел взглянуть на этот матч. Коули болел за «Феникс», мне один из служащих сказал, что он поставил тысячу в тотализатор.
– Да что такое для Коули тысяча, – проворчал Фолби, – его капитал тянет за миллион.
– Ну, все равно, – горячо продолжил Терье, – тот, второй, мог быть болельщиком «Быков». На этой почве они могли повздорить и...
Тут он по кислым физиономиям начальства все-таки понял, что немножко увлекся, и закончил на уже вопросительной ноте:
– Но теоретически, так оно могло ведь быть?
– Не могло, – вяло проговорил Фолби, – не могло, потому что, даже если отбросить все прочие твои глупости, «Феникс» у «Быков» больше ни одной встречи не выиграет, и это любому дураку понятно.
На физиономии Дика изобразился протест, но в этот момент в кабинет вошли сразу несколько человек: один из оставленных для опроса в ресторане полицейских, эксперт с данными об отпечатках пальцев и о прочих деталях, а почти следом – фотограф, который стал тут же на длинном столе для оперативных совещаний раскладывать фотографии.
Очень скоро выяснилось, что ни одной новой серьезной ниточки не появилось.
Соседи и служащие, как один утверждали, что обстановка в последнее время была самая мирная, дела шли прекрасно. А по части врагов – для человека, прожившего в небольшом провинциальном городе всю или почти всю жизнь... да если бы что и было, кто бы этого не знал!
Эксперт доложил, что никаких посторонних отпечатков на сейфе, бокале, столе, сидя за которым хозяин смотрел телевизор, не обнаружено. Входная дверь захватана многими руками, и там ничего не разберешь.
В общем, как говорится, дело ясное, что дело темное, и это было написано у всех на лицах, когда снова зазвонил личный телефон Гамильтона.
– Фрэнк, это Уолтер, – услышал он в трубке, – я закончил экспертизу.
Гамильтон тут же включил общий динамик, чтобы слышали все собравшиеся.
– Фрэнк, это не убийство, – прозвучал голос Уолтера, – то есть человек его не убивал. – Он чуть-чуть помолчал. – Его убила гремучая змея. – В кабинете вдруг наступила неестественная тишина. – Вы меня слушаете, Фрэнк?
– Да-да.
– Потеря крови – просто следствие попадания ее зубов в крупные вены. – Уолтер коротко откашлялся. – Большое количество яда в крови, хватило бы и половины, чтобы убить человека, рядом ведь мозг. Мы через час пришлем вам официальное письменное заключение.
Еще пару мгновений продолжался общий столбняк, потом так же неожиданно все загалдели, а еще через несколько секунд Гамильтон, хлопнув по столу ладонью, крикнул:
– Тихо!!
И после небольшой паузы спокойно и быстро заговорил:
– Срочно связаться с мэрией и объяснить, что в городе появилась опасная, очень агрессивная змея, мобилизовать все муниципальные службы и добровольцев для прочесывания. В особенности в районах, прилегающих к автостраде. Настоятельно предложить гражданам не только в вечернее, но и в дневное время ходить только по асфальтовым дорожкам. Запретить детям играть на травяных газонах. Далее, вдоль автострады с обеих сторон стоят металлические решетки. Надо их проверить – ведь проползла же змея сюда из пустыни, прежде чем убила двух человек.
– А почему вы думаете, шеф, что старика и девочку укусила одна и та же змея?
– Я так совсем не думаю, поэтому тем более надо проверить решетки вдоль всей дороги у города.
* * *
Гамильтон понимал, что в ближайшее время в городе может начаться паника. А противопоставить этому можно только организованность, чувство локтя у людей. Поэтому он сам в срочном порядке побывал в обеих школах и на многих улицах, вместе с администрацией организовывал добровольные отряды. И город напрягся и заработал.
Решили, что сводки прочесывания будут сообщаться из каждого района в управление полиции, а там будут составлять общую карту проверенных участков, и к вечеру город должен быть весь покрыт чистыми зонами.
У госпиталя в полной готовности дежурила машина экстренной помощи с сывороткой, кровью для срочного переливания и прочими необходимыми средствами.
Все это потребовало времени и многих мелких усилий, так что к середине дня Гамильтон возвратился в свой служебный кабинет изрядно измотанным. Как раз вернулась и бригада, проверявшая заградительные сетки вдоль автострады.
Честно говоря, лейтенант делал эту проверку для очистки совести, поскольку не сомневался, что, ограждая скоростную трассу от животных, детей и случайных прохожих, ее устроители не заботились о незначительных щелях и прорезях у грунта.
Так нет же!
Три километра городской линии оказались наглухо перекрытыми! Проволочная сетка, в которую и пальца не просунешь, была намертво впаяна в бетонный бордюр. И нигде никаких повреждений!
Проводивших проверку сотрудников этот факт привел в явное замешательство.
– Откуда же, господин лейтенант, было взяться змее, если не из пустыни? – спросил один из них, и Гамильтон, кажется, чересчур раздраженно, сказал, что не отвечает за местную фауну.
Но все-таки, действительно, откуда?
Вдобавок ни с того ни с сего приперся Эдди Барток, и вид у него был такой, как будто в городе готовятся к рок-фестивалю.
– Ну как делишки? – поинтересовался он, усаживаясь на край стола, – поймали гадов? Мне уже надо вечерний номер верстать.
– Слушай, убери задницу с моего стола, – раздраженно ответил Гамильтон.
– А чего ты злишься, – Эдд пересел в соседнее кресло. – Знаешь, кого я сегодня встретил на улице? Придурка этого, Гильберта Хьюза.
– У Хьюза полное профессорское звание и он уже отработал в нескольких первоклассных лабораториях мира.
– Иди ты! Кто бы мог подумать? Так надо мне у него интервью взять, что ли... с портретом. Хотя, ха-ха, как вспомню, как я бил его и по заднице и по морде, ха. Ладно, заскочу к тебе через часок за новостями.
У Гамильтона побелели от этого хамства губы, но прежде, чем он успел ответить, от Бартока и след простыл.
– С-скотина! – все-таки выговорил лейтенант.
– Вы что-то сказали, шеф? – в дверях появился дежурный.
– Нет, ничего. Есть новости?
– Есть, но немного странные. В сквере недалеко от центра только что найден мертвый пудель. Хозяйка уже объявилась. С утра он убежал гулять... но в общем, другое важно – у него на лапе заметили две точки запекшейся крови. Приказать отправить его на экспертизу?
– Да, обязательно. Где, говорите, это случилось?
– В ста метрах от концертного зала.
– Черт возьми, практически в самом центре! А местность вокруг уже прочесали?
– Заканчивают, сэр.
– Хорошо, отправьте труп собаки на проверку.
Гамильтон тут же поднял трубку зазвонившего телефона. Это опять был Уолтер.
– Простите, Фрэнк, что беспокою, но думаю, могу сообщить нечто немаловажное. Мы проверили яд, от которого погибла Джейн, и тот, что убил Коули. Так вот, есть различия, несколько показателей, о которых я не буду сейчас распространяться...
– Это разные змеи?
– Да, вне всяких сомнений.
– Спасибо, Билл, это очень важно. Еще одна просьба – в ближайшее время к вам привезут труп собаки. Есть подозрение, что и она погибла от змеиных укусов.
– Да, Фрэнк, конечно, мы все проверим и сообщим о результатах.
Минуты две Гамильтон сидел в молчаливом оцепенении, не чувствуя ничего, кроме собственного бессилия. По крайней мере за последние десять лет ни о каком проникновении змей в город никто и слыхом не слыхивал. Да и в пустыне их уже было мало – природа там вообще становилась бедней. И вдруг в городе появляются две ядовитые твари, непонятным, если не сказать фантастическим образом, преодолевшие двухметровую заградительную сетку.
Перебраться верхом змея не могла чисто физически, пролезть под сетку, как теперь выяснилось, тоже не имела возможности.
Но и это не все.
Допустим, что, как-то оказавшись в городе, змея пристроилась в кустах и укусила неосторожную девочку.
Так.
Но как она оказалась в ресторане, где все для нее, как для любого дикого животного, чуждо и страшно: свет, запахи, наконец, люди? Вдобавок ко всему, в зале только что произвели уборку, вымыли пол, когда же она проникла в помещение? То есть не она, а та, другая... Тьфу, ну зачем он бросил курить!
И не очень было понятно, что делать дальше: запрашивать военные подразделения?
Нет. Итак, весь город на ноги поднят и ясно, что к вечеру не будет ни одного не обшаренного уголка.
– Господин лейтенант! – на этот раз дежурный не вошел, а влетел в кабинет. – Господин лейтенант, не знаю, как их назвать – нашли останки змей, точнее, обуглившиеся скелеты. Везут сюда!
– Где нашли?
– На свалке за городом. Какие-то школьники не поленились туда добраться. К ним выехал Фолби и будет здесь минут через пятнадцать.
Дежурный смотрел на Гамильтона не моргая, полными от удивления глазами. И Гамильтон подумал, что сам, наверное, так же выглядит.
– Вызовите фотографа, надо все это как следует отснять на пленку! – ляпнул он уверенно и громко, и это почему-то принесло облегчение им обоим.
– Ну да, сэр! – обрадовался дежурный. – Я сейчас позвоню в лабораторию.
Прошли обещанные пятнадцать минут, но Фолби еще не приехал. Гамильтон вышел в соседнюю комнату и пару минут рассматривал уже на две трети заштрихованную карту города, а часы показывали только начало четвертого. Оставалось прочесать не так уж много городских территорий.
Живых змей не было, зато вдруг объявились две мертвые.
Он не спеша вернулся к себе в кабинет. Фолби по-прежнему отсутствовал, зато появился Терье.
– У тебя что, новости? – спросил Гамильтон.
– Да не совсем, – начал тот, но зазвонивший телефон прервал его на полуслове.
– Я ассистент господина Уолтера, – сообщили на другом конце. – Он просил передать вам, что в крови у погибшей собаки яд гремучей змеи. Более подробную информацию дадим несколько позже.
Гамильтон помрачнел и некоторое время сидел, барабаня пальцами по столу, потом поднял глаза на терпеливо ожидавшего Дика.
– Так что у тебя?
– Помните, я вам вчера вечером говорил про автомобиль на автостраде? С таким странно оборудованным салоном?
– А... да, вспоминаю.
– Я потом проверил – мимо следующих постов эта машина не проезжала, а поворота в город нигде ведь дальше нет.
– То есть, она повернула в пустыню – ты хочешь сказать? Постой-ка! Опиши мне, пожалуйста, снова, что ты там увидел внутри.
– Стол, примерно полтора метра в ширину два в длину с чуть закругленными вверх краями, абсолютно гладкий, полированный – не могу сказать, из какого именно материала. Что-то вроде медицинских или аптечных склянок, прикрепленных на специальной полочке... Да, палка, метр-полтора, валялась на полу, кажется с крючком на конце... Ну, что еще...
– А больше ничего не надо, Дик. Это был змеелов.
– Змеелов, сэр?!
– Несомненно. Этот стол предназначен для змей. Они в таких условиях совершенно беспомощны, скользят и, не имея способа оттолкнуться, не могут ни выбраться, ни сделать бросок на человека. Там у них берут яд и отпускают назад в пустыню.
– Что же это выходит, сэр?! Какой-то фанатик ловит в пустыне змей, а потом забрасывает к нам в город?! То-то мне не понравился этот человек, смотрел так исподлобья.
– Подожди, Дик, не торопись. Сначала нам надо его заполучить. Потом разберемся. Сообщи дежурному номер и описание машины, чтобы передал патрульным постам. Если змеелов сегодня появится, пусть сразу не задерживают. Сколько у нас там расстояние между постами – около двух километров?
– Примерно так.
– Так вот, если он проедет один пост и через пять минут не минует другой, пусть тут же доложат. Вышлем группу захвата – он нам нужен с поличным. Ты понял?
– Все понял, сэр.
Через десять минут наконец-то появился Фолби.
– Ну, странный я привез сувенирчик, – заявил он, нарисовываясь в дверях кабинета с большой брезентовой сумкой в руке.
Следом за ним вошли дежурный по управлению, фотограф и несколько любопытных сотрудников.
Фолби поставил сумку на стол для совещаний, не спеша расстегнул молнию и медленно вытянул два прозрачных целлофановых пакета.
– Вот, – предложил он, – можете рассмотреть и даже потрогать эту пакость.
В каждом пакете было по мерзкому обожженному до черноты змеиному скелету. С мощными позвоночными костями, явно от очень крупных экземпляров. Обгоревшие с пустыми глазницами черепа сохранили злобное выражение и, казалось, застыли, готовые пустить в ход два длинных, выступающих из верхней челюсти ядовитых зуба.
– Почти свеженькие, – объявил сержант, переходя от стола к креслу и закуривая, – из последних мусорных контейнеров. Но вот, из каких именно районов, установить сейчас невозможно.
Фотограф начал щелкать камерой, люди отступили на шаг, и на минуту сделалось тихо.
– Проехала, господин лейтенант! Проехала машина! – Терье ворвался в кабинет как угорелый и чуть не налетел на сидящего в кресле Фолби. Потом отыскал глазами Гамильтона. – И на следующем пункте не появилась!!
– О, господи! – Фолби схватился за сердце рукой. – Кто проехала? Куда проехала? Шеф, не велите ему так пугать животных.
– Каких животных?
– Пойдем, покажу. – И прежде чем взбудораженный парень успел разглядеть лежавшие на столе предметы, сержант подвел его туда и резко ткнул физиономией в один из пакетов, нос в нос со змеиным черепом.
– Ва-а! – заорал несчастный. – И-и-и!
– Прекрати немедленно, Майкл! – рявкнул Гамильтон. – Нашли время для шуток.
Он подождал еще чуть-чуть, пока сотрудники дохохочут, и коротко рассказал о странной машине со змееловом.
– Интересный поворот событий, – в наступившей затем тишине задумчиво произнес сержант, – ведь в нашем округе отлов змей запрещен уже несколько лет. И все профессионалы об этом отлично знают... Будем брать? – он выжидательно посмотрел на лейтенанта.
– Да. Из засады. Он обязательно нужен с поличным. – Гамильтон посмотрел в окно, где солнце хоть и светило ярко, но все-таки уже снижалось к горизонту, потом взглянул на часы: – У нас не более часа на подготовку, в сумерках он вернется с охоты.
* * *
Машину им удалось найти довольно быстро – сначала увидели следы от покрышек на грунте при съезде с автострады, а вскоре за холмами обнаружился и сам автомобиль.
Обложили его по всем правилам и очень быстро. Гамильтон не без удовольствия отметил слаженные действия своих подчиненных, а значит, и свою хорошую работу по подготовке сотрудников. К тому же страшная гибель двух неповинных сограждан подстегивала и ожесточала людей. И эта засада была их единственной зацепкой – прочесывание города ни к чему не привело: змеи-убийцы как сквозь землю канули.
Психологическая подготовка к засаде настраивает на длительное ожидание, и это – самое скверное в подобных делах. Однако сегодня им будет гораздо легче – преступник обязательно явится, и не позднее того времени, когда сумерки совсем сгустятся. Но это не помешает двум наблюдателям заранее обнаружить его через приборы ночного видения, а скрип шагов по песку будет слышен им всем за много десятков метров.
Сам Гамильтон вместе с Терье, которого он на всякий случай решил держать к себе поближе, расположился у колес фургона. По его сигналу Дик должен дать мощный свет и, следуя ему, сработают все боковые прожектора.
Пошли тоскливые минуты ожидания, тягуче складываясь сначала в первые полчаса... час... полтора. Сумерки постепенно стали замазывать воздух своей полупрозрачной акварелью.
Молчание – закон.
Наверно, не очень легкий для Дика: Гамильтон несколько раз чувствовал, как тот напрягает все силы, чтобы не прошептать ему что-то на ухо. Он мысленно улыбнулся и подумал, что наступает, пожалуй, наиболее ответственный момент – небо совсем почернело и темень пошла на землю.
И тут же его браслет издал тихий журчащий звук! Значит, служба ночного видения обнаружила объект!
Терье тоже услышал сигнал и сразу же так напрягся, что Гамильтону пришлось чуть заметно похлопать его по спине, давая понять, что важнее всего спокойствие.
Спокойствие... ему ведь тогда было почти столько же лет, как и Дику. Они тоже поднимались из засады, но преступник успел высадить в ответ всю обойму, и его ровесник упал рядом, скорчившись, судорожно хватаясь за живот. Фрэнк перевернул товарища на спину и увидел страшный, кровавый, плывущий изо рта пузырь и мертвые застывающие глаза.
Он еще раз чуть заметно похлопал Дика, оставив руку на его плече.
Теперь стал отчетливо доноситься хруст далеких шагов, спокойных, размеренных.
Гамильтон прекрасно ориентировался в звуках ночной пустыни и мысленно зафиксировал расстояние. Было уже довольно близко – метров около пятидесяти. Теперь важно не ошибиться и вовремя дать сигнал. Надо считать шаги... десять... двадцать... тридцать... сорок... Давай!
Он скомандовал, уже срываясь с места, чтобы выиграть драгоценные мгновения и взять живым того, кто несет с собой смерть!
Человек вдруг оказался в самом центре света, поразившего его и принудившего закрыть лицо рукой.
– Руки за голову!! Немедленно!! Стреляю!!
Человек выпустил из второй руки мешок и двинул ее к бедру, но был в тот же миг сбит на землю настигшим его лейтенантом.
– Не двигаться!!
Неизвестный неуклюже барахтался на земле, с трех сторон подбегали полицейские, и Гамильтон уже мог, скосив глаза заметить, что в большом прочном мешке что-то рвется и дергается. Где-то недалеко, снимая все на кинопротокол, шуршала камера.
Щелкнули наручники, человек уже стоял, придерживаемый двумя полицейскими. Его широкополая ковбойская шляпа налезла на лоб и совсем закрыла лицо... Сержант уже вытащил у него небольшой пистолет.
– Между прочим, – прохрипел незнакомец, – я имею разрешение на оружие.
Гамильтон рассматривал его несколько секунд, а потом сделал шаг и резко сбил шляпу на затылок.
Исподлобья на него взглянули маленькие серые глаза, без вражды или боязни, лицо совсем незнакомое – лейтенант мог поручиться, что никогда не видел этого человека в городе. Значит, он наверняка не местный житель.
– Мы что же, – спросил Фолби, кивая на живой мешок, – и эту дрянь потащим к себе в управление?
– Нет, конечно, надо их немедленно выпустить. – Однако, поскольку Гамильтон не сказал, кому именно это надо сделать, никто и не двинулся.
Что-то вроде каверзной усмешки мелькнуло на лице змеелова:
– Если никто не возражает, – медленно выговорил он, – я сделаю это, не снимая наручников.
И поскольку никто не возразил, он нагнулся и потянул за конец бечевки. Люди, отступив на пару шагов назад, образовали большой полукруг, а в руках сержанта блеснул револьвер.
Сорвав бечевку, змеелов тут же уцепил мешок за нижний угол и опрокинул его в свободную от людей сторону.
– Не бойтесь, – хрипловато прожурчал его голос, – сейчас им не до вас.
На землю вывалились две крупные гадины и беспорядочно завозились, путаясь в собственных кольцах. Яркий свет ослепил их абсолютно черные ничего не видящие глаза, бессмысленные и не знающие страха, потому что в этом мире для них не было врагов. В нем жили только они и их будущие жертвы.
Понемногу сориентировавшись, они начали отползать в пустыню, и лейтенант сделал знак не мешать им в этом.
* * *
В кабинет Гамильтона, кроме него и Фолби, ввалилось еще несколько человек, но он возражать не стал – понятное и заслуженное любопытство.
Арестованного посадили как и положено – на стул напротив. Сбоку от лейтенанта, по обычаю, сел сержант. Остальные – кто где.
Гамильтон не спеша рассмотрел изъятые при обыске водительские права и кредитную карточку. Сумма стояла порядочная, да и автомобиль у этого человека совсем не из дешевых. Он нажал кнопку на панели и произнес:
– Ваши показания будут фиксироваться на магнитную ленту, что является официальным протокольным свидетельством для судебных органов. Кроме того, обязан сообщить, что все ваши ответы могут быть использованы против вас.
Лейтенант сделал небольшую паузу.
– Назовите полное имя и фамилию.
Незнакомец назвал, и это вполне соответствовало тому, что значилось в документах.
– Ваш возраст?
– Пятьдесят два года.
Похоже было, что не меньше. Гамильтон внимательно всмотрелся в его лицо.
Узкое с морщинами вокруг тонкогубого рта, нос вытянутый с горбинкой, белесые негустые волосы, но главное – глаза – маленькие, глубоко посаженные, без признаков страха или робости.
– Основной род занятий?
– Собственно, я мог бы ответить, что это не ваше дело, но если вы будете любезны и снимете наручники...
Строго говоря, в наручниках уже не было никакого смысла, Гамильтон кивнул, и их быстро сняли.
Человек удовлетворенно погладил запястья:
– Я владелец двух кафе, – он назвал город, – это в ста пятидесяти милях отсюда.
– Мы знаем, где это, – проговорил лейтенант, – а к нам сюда зачем пожаловали?
Человек оскалился:
– Хобби, решил вот заняться змеями.
– Лицензию имеете? На отлов?
– Имею два кафе, я же сказал. И очень неплохих. – Он весело посмотрел на Гамильтона, давая понять, что и не думает скрывать главный способ своих доходов и унижаться перед всякими. И видимо, чтобы окончательно это подчеркнуть, добавил: – Кажется, я слышал, что отсутствие лицензии карается штрафом в три тысячи долларов. Что ж, если так, я готов подвергнуться этому наказанию.
Гамильтон сочувственно покачал головой и еще раз внимательно рассмотрел задержанного.
Этот человек определенно ему очень не нравился. С самого начала. И дело тут было не в самоуверенности и даже прямом нахальстве. Этим его давно уже нельзя было вывести из равновесия. Не нравилось то, что поведение пойманного было чересчур убедительным.
Гамильтон примерно знал, какие деньги зарабатывают нелегальные змееловы. Знал, что занимаются этим настоящие мастера и яд они сдают в особые частные фармацевтические заведения по очень высоким ценам без всякого оформления сделок, налогов и прочего. Сухой змеиный яд в десятки, а иногда, в зависимости от качества, в сотни раз дороже грамма золота. Конечно, у такого специалиста со временем хватит денег на покупку кафе или ресторана и штраф в три тысячи долларов – не велика беда. Но все-таки, зачем ему так открыто подчеркивать свою личность и злить полицию? Зачем нужно было после вчерашней проверки на автостраде сегодня снова приезжать ловить змей на тот же участок? Места в пустыне мало? Человек с таким опытом должен был учитывать, что полицейский может распознать его. К чему же риск? Ведь это только в первый раз нарушитель наказывается на три тысячи, а при повторе – минимум год тюрьмы и двадцать пять тысяч долларов штрафа. Он что же, собирается закончить со своим ремеслом или он не тот, за кого себя выдает?
И, будто читая чужие мысли, незнакомец вдруг произнес:
– Жаль, конечно, три тысячи для меня тоже деньги, но может быть это к лучшему – я уже начал понимать, что змеи – не очень подходящее для меня занятие.
Надо было менять режим допроса. Гамильтон скосил глаза на сержанта и тот, потянувшись в кресле, начал не спеша подниматься.
– Ну-да, – лениво проговорил он, – со змеями такая возня, что хуже некуда. Я в детстве тоже держал ужа, – он подошел к человеку и посмотрел на него сверху вниз, – и черепаху!
– Причем здесь черепаха, – вздрогнув от неожиданности, пробормотал тот.
– Вот именно не причем, – Фолби обошел стул и начал не торопясь прохаживаться сзади, – уползет себе куда-нибудь, и черт с ней, потом соседи принесут или сама отыщется. И никто не в претензии. – Он вполне фамильярно положил сзади руку на плечо змеелова. – А ты ведь не черепах распускал, ты после дойки яда змей прямо в городе сбрасывал. Дескать, сами уползут, да? А они вот сделали нам два трупа – маленькой славной девочки и старика, поившего полгорода пивом. Такой пустячок. Для тебя. Но прости, не для нас, дружочек. Так что отвечать ты будешь не только за незаконный промысел, – Фолби похлопал его по плечу, – а за смерть двух людей. И твоему адвокату еще надо будет доказывать непреднамеренность действий. Вот так, дорогой мой. Если не возражаете, господин лейтенант, его сразу можно засунуть в камеру, а завтра отправить в столицу штата – пусть там заканчивают, награды зарабатывают и чины.
– Что он говорит, а? – человек попробовал вскочить, но мощная лапа сержанта без труда приковала его к стулу. – Что он говорит?! – его маленькие зрачки злобно впились в Гамильтона. – Да пишите что хотите на свой магнитофон, мне плевать! Все равно ничего, кроме штрафа, суд мне не сделает. – Он быстро взял себя в руки. – И ты там, сзади, – человек чуть повернул голову, – запомни, я не меньший христианин, чем ты, и близко не сведу змею с человеком!
– Ты такой же христианин, как и я? – спокойно и почти ласково спросил сержант.
– А как ты думал, сукин сын?
– Майкл! – крикнул Гамильтон, но опоздал на полсекунды. – Майкл, честное слово – это безобразие!
– Ничего, – неожиданно произнес задержанный, поднимаясь, садясь на стул и потирая шею, – мне самому вряд ли следовало переходить на брань. – Он помолчал и добавил: – Если у вас в городе два трупа от змеиных укусов, лучше бы поговорили со мной без запугиваний. Я двадцать пять лет занимаюсь змеями и мог бы быть полезен. Но только без этих глупостей – я змей в городе не сбрасывал. И для протокола больше ничего не скажу. Если хотите по-человечески, убирайте эту пленку. – В воцарившейся тишине он выразительно посмотрел на бутылку с минеральной водой, и когда кто-то подал ему стакан, с удовольствием выпил.
Гамильтон, как и любой полицейский со стажем, множество раз был свидетелем «откровений» со стороны преступников и хорошо знал им цену, но все-таки, поколебавшись, нажал на кнопку, вытащил кассету и помахал ей в воздухе:
– Там пусто.
– Я вам верю... Так вот. Я змеями занимаюсь уже двадцать пять лет. То есть как профессионал-одиночка. А до того еще несколько лет учился этому мастерству у других, поэтому очень хорошо знаю и змей и змееловов.
Он помолчал, ожидая вопросов, и, не дождавшись, продолжил:
– Крупных змей с хорошим ядом сейчас в пустыне немного и становится год от года все меньше. Вы говорите – кто-то выбрасывал их в городе? – Он нервно качнул головой. – Ни один змеелов такого не сделает. Змея – это наш капитал. И после того, как у нее выбран яд, ее обязательно отпускают на то место, где она жила и где ее со временем можно будет найти. – Он покосился на лежавшую на краю стола кассету. – Скажу вам, чего вы, возможно, не знаете – змееловов совсем не мало, спрос на яд растет, а змей совсем немного. Пустыня поделена, каждый работает на своем участке и не обидит там даже змееныша.
– Хорошенькое дело, – сказал Фолби, – не так уж, значит, и пустынна наша пустыня?
– Не так уж. Теперь еще один важный момент. Змея долго набирает яд – три-четыре недели. Значит, если бы какой-то дилетант, взяв яд, выпустил змей в городе, они поначалу бы не были смертельно опасны для человека.
– А разве змея не может накопить яд, проживая на городских газонах, в траве, кустарниках? – спросил Гамильтон.
– Может, но странно, что ни одна из них не была обнаружена за это время.
– Почему странно, ведь, побывав в руках у человека, они могли быть напуганы и где-нибудь таиться?
– Вот это вряд ли. Претерпев насилие, гремучая змея становится очень злой, подвижной, в особенности в чужом, враждебном для нее месте. Кроме того, можете мне поверить, она прекрасно ориентируется, хотя никто не знает как. Змеи стали бы прорываться к себе, в пустыню.
Гамильтон встал из-за своего стола и направился к другому, за спиной змеелова, где в прозрачных целлофановых пакетах лежали обугленные скелеты.
– Подойдите-ка сюда. Вас это может заинтересовать.
Тот встал и, разминая ноги, направился было к столу, но неожиданно замер:
– Боже... что это?.. Кто это сделал? – проговорил он, оглядываясь назад на полицейских.
Гамильтон заметил в его лице нечто новое, похожее на растерянность.
– Они, что, представляют интерес для гурманов? – спросил он застывшего посреди комнаты человека.
– А? – через несколько секунд переспросил тот.
– Их едят?
– Не думаю. То есть индейцы их раньше ели, и мне самому один раз пришлось попробовать... – человек продолжал смотреть на обугленные скелеты как загипнотизированный. Потом скривил болезненно губы и повернулся к Гамильтону: – Но если бы какие-то клубы гурманов заказывали их, уж я-то за столько лет работы слышал бы о таком.
Он снова посмотрел в ту сторону:
– Постойте! Взгляните, если бы их готовили в пищу, то наверно бы расчленили – порезали поперек на куски. А скелеты целые. Что же их целиком от головы до хвоста глодали?
* * *
За окном давно царил вечер, скоро нужно было заканчивать работу и закрываться.
– Зайди, пожалуйста, Энн, – попросил ее отец по селектору.
В его кабинете торчал Барток. Видимо, разговор между ними подошел к концу, и оба были очень довольны, потому что их смех она услышала еще прежде, чем вошла.
– Ты, конечно, не видела мой сегодняшний вечерний выпуск? – Барток протянул ей сложенную вдоль газету.
– Да я никаких твоих выпусков не читаю, – она небрежно развернула газету и сразу наткнулась на огромный заголовок: «НАШЕСТВИЕ ГРЕМУЧИХ ЗМЕЙ НА ГОРОД», и ниже, но тоже крупным шрифтом – «ДЕТИ, СТАРИКИ И СОБАКИ – ТОЛЬКО ПОЛИЦЕЙСКИЕ НЕУЯЗВИМЫ, НАВЕРНО ПОТОМУ, ЧТО ДЕРЖАТ СЕБЯ ОТ ЭТОГО ПОДАЛЬШЕ».
– Ну как? – довольно осведомился Барток.
– Круто подано, а? – тоже с очень довольным выражением вставил отец.
Она тут же швырнула газету на стол.
– И вы для этого меня позвали?
– Нет, Энн! – отец встал и снова, развернув газету, показал ей фотографию чего-то похожего на одноствольное охотничье ружье, но с очень странным обрезанным стволом. – У Эдда гениальная идея, – отец постучал пальцем по фотографии, – эта штуковина бьет дробью и с пятнадцати метров разносит в клочья любую мишень. Каждый не умеющий стрелять человек может спокойно прибить гремучку даже не целясь! Я уже сделал заказ на оптовую партию в сорок тысяч штук, вот почему нам полезно, чтобы публика была слегка подогрета газетными новостями. К тому же, мы не сделаем этим ничего дурного, – он развел руками с выражением наивной простоты на лице, – разве плохо будет, если люди лишний раз подстрахуются?
– Все равно неприятно зарабатывать на несчастьях, папа.
Мистер Тьюберг выразительно изогнул брови, демонстрируя, что он и сам этому не рад, а Барток попросту хмыкнул и поспешил проститься.
* * *
Они так славно обо всем договорились со стариком Тьюбергом, что просто хотелось петь. Но прежде необходимо было заскочить в редакцию.
Там, за плотно закрытой дверью своего кабинета, Барток провел короткое, но очень важное совещание с двумя помощниками – ответственным секретарем редакции и еще одним особо доверенным сотрудником.
Речь шла о завтрашнем утреннем выпуске.
На столе уже лежала фотография мертвого пса, принадлежавшего родственнику секретаря и почившего в соседнем городе от какой-то случайной болезни. Очень выразительное цветное фото – серый с черными пятнами охотничий пес лежал на усеянной желтой листвой траве с окаменело вытянутыми лапами и судорожно сжатыми веками. Ощущение возникало печальное, и Барток остался доволен.
– Отлично, – заявил он, – это на сто процентов годится! Теперь, вот какой должен быть сопроводительный текст: «... верный пес не позволил змее проникнуть в дом и вот, бедняга, поплатился»... А дальше, повышая тон: «Дескать, до чего в родном городе дожили! Ну ладно, сегодня спасла несчастная собака, а завтра кто?!»
Секретарь одобрительно хмыкнул.
– Теперь об этом мальчугане, – Барток взглянул на другого сотрудника, – кем он тебе приходится?
– Родным племянником.
– Твердый парень, не подведет?
– Можешь не сомневаться – лгун прирожденный!
– Отлично, тогда, значит, напишешь примерно так: «Мальчик выбежал утром делать зарядку, а в кустах – змея, и на него! Смелый мальчуган бросился в дом, схватил со стены отцовскую винтовку, но не попал, а змея, не будь дура, немедленно убралась. А если б парень палил из дробовика», – Барток довольно развел руками, – «которые как раз с утра завезли в магазин мистера Тьюберга... Причем недорого... Особенно для тех, кто ценит свою жизнь!» Все поняли, ребята? Ну действуйте, а я на заслуженный отдых.
– Нет, варит у него голова, – уважительно проговорил секретарь, когда за Бартоком закрылась дверь.
– Варит, – согласился сотрудник, – на пакости.
И оба засмеялись.
* * *
Барток любил свой одинокий дом, но спешил туда только в те, к сожалению, еще редкие дни, когда дела хорошо складывались, и ближайшее будущее окрашивалось розовым цветом. В такие моменты он всегда стремился поскорее вернуться, чтобы спокойно и с удовольствием подумать о хорошем. О плохом, или просто о нудных заботах лучше думалось в редакции, в маленьком, не очень удобном кабинете. Там все требовало усилий, и в такие вечера он подолгу задерживался на работе, неосознанно стараясь не вносить в дом серых тягостей.
Сегодня он спешил, сегодня был праздник!
Дело сделано беспроигрышное. Уж он-то отлично знал – что в этом городе завтра начнется.
Паника!
И все будут хватать тьюберговские ружья – лежалое старье, которое тому достанется почти даром, а продано будет по очень хорошим ценам. И двадцать пять процентов прибыли получит он, Барток. За отличную идею и отменную психическую обработку населения.
О той сумме, которую завтра старик Тьюберг переведет на его счет, ему нельзя было и мечтать. И вот, как с неба свалилось!
Это нужно было отметить.
Он не слишком тяготел к еде и напиткам, но всегда имел дома небольшие запасы деликатесов, как частичку дорогого благополучия, на которое он в силу редких обстоятельств может возыметь заслуженное право.
Он быстро и аккуратно переоделся, зажег в столовой яркий свет. Потом достал и расстелил красивую новую скатерть.
В шкафчике уже полгода стояло коллекционное красное калифорнийское вино, и он собирался сохранить его до Рождества или Нового года, но не было нужды больше ждать. Теперь он часто сможет покупать себе такие штучки. Когда захочет.
Тут же на столе появились отменные сардины и толстый кусок замечательной немецкой колбасы, настоящей, из-за океана. Когда он начал ее резать, белая обкладка сама сползла с темно-розовых кружочков, и воздух пронзил тончайший аромат – как будто все лучшие копчености мира собрались вместе, чтобы удивить и порадовать человека. Германцы – старая нация, и все, что они делали, передавалось и улучшалось из века в век – все, от роскошных готических храмов до колбасы.
Он всегда хотел посмотреть Германию, да и вообще Европу, но даже не планировал этого на ближайшие годы. Теперь вот поедет и посмотрит.
Ему вдруг захотелось поскорее выпить за это за все. И, откупорив бутылку, стараясь быть аккуратным, он быстро налил почти до краев высокий слегка расширяющийся бокал.
Прекрасное вино было очень темным и загадочно-прозрачным, казалось, что там внутри, в бокале, безмерная глубина, таинственный и манящий мир. Он поднял бокал выше к свету, и новые искристо-розовые оттенки заиграли по его краям, там, где вино сливалось с хрустальными стенками бокала.
Что-то скрипнуло в соседней спальной комнате... ну да, ветер качнул фрамугу... кстати, сколько лет вину? Он поставил нетронутый бокал и вгляделся в яркую этикетку – одиннадцать лет. Он так примерно и думал. Но снова скрипнуло в соседней комнате... конечно, осень. И начинаются обычные нудные ветра. Рано для них еще. Он протянул руку к изящной хрустальной ножке бокала, но что-то не понравилось ему вдруг.
Он ведь запирал сегодня в спальне фрамугу! Да, он всегда это делает уходя.
Теперь какой-то легкий шорох... шаги... Или это показалось? Да нет же, как будто что-то действительно еле слышно движется... совсем близко, у него за спиной.
– Что там за чепуха! – досадливо произнес он вслух и собрался обернуться.
Но пол неожиданно качнуло, и воздух поплыл как раскаленный на жарком солнце. «Землетрясение! – сразу подумал он. – Надо бежать на улицу!»
Он хотел... но не смог, и понял вдруг – почему. Гигантские иглы впивались с двух сторон в его шейные позвонки, пронзали тело до самых ног. Боль вмиг проникла в голову и сразу сковала ее. И неожиданная и страшная мысль, что его убивают, заставила в страшном напряжении искать немеющей рукой по скатерти нож, чтобы ударить назад... во врага... теряя сознание он зацепил бокал, судорожно переломив его тонкую длинную ножку...
* * *
После того, как змеелова увели, сотрудники тоже разошлись по рабочим местам и в кабинете остались только Гамильтон, Фолби, да Дик Терье, который околачивался у противоположного стола, рассматривая целлофановые пакеты с выгоревшими змеиными трупами.
Все молчали, ожидая, когда дежурный, запросив Федеральную информационную службу, доставит полные данные о змеелове, если у них, конечно, там что-то есть на него.
Вскоре поступила стандартная распечатка, согласно которой задержанный не числился среди лиц на полицейском учете. Кроме того сообщалось, что его имя, возраст и другие данные, согласно общей гражданской картотеке, сходятся: женат, сын-студент, владеет двумя небольшими кафе. Исправный налогоплательщик. К тому же, имеет собственный дом с участком в два акра и неплохой пай в крупном ремонтном бюро легковых автомобилей.
– Послушай, Фрэнк, – осторожно произнес Фолби, – ну за каким хреном такому серьезному мужику подбрасывать к нам в город змей?
–... никогда не обращался к психиатрам, – спокойно дочитал справку Гамильтон. И, повернув голову в сторону Терье, вдруг несколько раздраженно спросил: – Что ты там делаешь, Дик?
– Да так... смотрю...
– Может быть, змеи все-таки попали в город через автостраду, минуя заградительную сеть? А, Майкл? – спросил в свою очередь Гамильтон.
– Да не могли они этого, чтоб мне не сходя с места провалиться! Не могли!
– Ну ладно, объясни-ка тогда вот такую вещь. Миссис Коули совершенно категорически утверждает, что плотно прикрыла за собой входную дверь, когда покидала ресторан. Все другие служебные двери уже были закрыты на ключ к тому времени. Коули всегда сам все проверял после ухода служащих. Так вот объясни, каким образом змея оказалась в зале?
– Может быть, проскочила, когда шла уборка – люди входили и выходили.
– Ну да, и никто не заметил двухметровое чудовище с погремушкой на конце. А на свет и шум она полезла потому что уж очень ей хотелось пивка попить, да?
– А что ты ко мне пристал! – неожиданно вскинулся Фолби. – Я ее, что ли, туда принес?
– Не кричи на начальника – это дурной пример для молодого поколения, – с еле уловимой иронией, но вполне примирительно проговорил лейтенант.
– Я же не говорил, что змеи пришли сами, – тоже уже спокойно произнес сержант, – ну очень уж непохоже, чтобы этим занимался такой мужик.
– Да, совсем непохоже, – неохотно согласился Гамильтон и тут же, подвинув свежую вечернюю газету поближе к сержанту, ткнул пальцем в громадные заголовки. Фолби наклонился и покачал головой.
– А это как тебе нравится? – лейтенант показал на крупно изображенный внизу газеты короткоствольный дробовик.
– «С тридцати метров, – прочитал из-за его плеча сержант, – вы уложите любую змею, не боясь причинить вред окружающим». Я что-то вообще не знаю этого оружия, – добавил он.
– А мы сейчас посмотрим, – лейтенант подошел к полке, взял толстый справочник и, снова усевшись в кресло, начал листать.
– Вот, – вскоре объявил он. – Предназначался для коммунальных служб, главным образом для уничтожения крыс в городских трущобах. Уже пятнадцать лет не применяется. Примерная цена того времени – 120 долларов.
– А здесь они, – Фолби заглянул в газету, – предлагают это залежалое старье за 590. Ну что ж, несколько миллиончиков папаша Тьюберг положит себе в карман. И, надо думать, Бартоку отстегнет немало.
Лейтенант мрачно кивнул, и тут они оба взглянули на Дика, который продолжал свои пристальные разглядывания змеиных останков.
– Послушай, малыш, – спросил Фолби, – похоже, тебе приятно любоваться этой пакостью?
– Как, сэр?
– Да я говорю, не извращенец ли ты у нас? Ну, как тебе объяснить – может быть, у тебя такие сны бывают – идешь по городу и вдруг обнаруживаешь, что на тебе нет штанов. Или хочется иной раз сделать самому себе больно, ну половые органы дверью слегка прищемить или что-нибудь в этаком роде?
– Э... неловко даже такое слушать, сэр, ей-богу неловко. Вы бы лучше с господином лейтенантом подошли сюда. Мне кажется, я что-то заметил. Немаловажное...
Оба поднялись, устало и неохотно.
– Фу, гадость, – подходя, процедил Фолби.
– Посмотрите, пожалуйста, на змеиные черепа.
Даже сейчас эти мощные треугольные конусы с пустыми выгоревшими глазницами и длинными загнутыми зубами вызывали легкий озноб. Вся цель создавшей их природы, казалось, состояла исключительно в том, чтоб сотворить орудие убийства – стремительное и беспощадное.
– Ну, в чем проблема, Дик? – спросил Гамильтон.
– А вот, присмотритесь, – тот ткнул концом шариковой ручки в основание черепа, – видите, вот последний позвонок, который крепит затылочную часть, а дальше странный треугольный пропил.
На обгоревших костях трудно было что-либо заметить, но, присмотревшись, Гамильтон увидел действительно странную прорезь почти до трети длины черепа.
– Там у дежурного должны быть резиновые перчатки, – совершенно равнодушным тоном сообщил он.
– А? – неуверенно переспросил Терье.
– Ага, сынок, – Фолби сочувственно похлопал его по плечу, – у тебя отменный талант натуралиста. Действуй дальше.
Терье вернулся через минуту, надевая на ходу красные резиновые перчатки. Он развязал пакет и осторожно взялся за ту часть змеиного черепа, что была подальше от зубов. Череп легко отделился. Теперь профессиональный интерес полицейских отогнал брезгливость и все трое стали внимательно всматриваться.
Без особых знаний анатомии они быстро поняли, что искусственный подпил черепа для того и нужен был кому-то, чтобы снять его с позвоночника... и совершенно то же самое у другой змеи.
– Молодец, Дик, – похвалил Гамильтон, – отличная наблюдательность.
– Так-то оно так, – сержант вернулся на свое место в кресло сбоку от стола начальника, – но для чего это делалось?
– Значит, хотели вынуть мозги, никакого другого объяснения тут не придумаешь, – тут же ответил Терье.
– А какие у этой дряни вообще могут быть мозги, – проворчал сержант. – Может, вызвать этого змеелова, шеф? Узнать, что он об этом скажет?
Лейтенант чуть подумал и отрицательно покрутил головой:
– Завтра мы с ним, конечно, поговорим об этом. – Он устало прошелся по комнате. – Город весь прочесан, пока вроде бояться нечего. Пусть эксперт задержится и осмотрит целлофановые мешки, нет ли там каких-либо отпечатков пальцев или чего-то характерного, хотя я почти уверен, что ничего такого там нет.
Их рабочий день закончился, но в дверь вошел кто-то из полицейских с канцелярской папочкой.
– Вот, господин лейтенант, из архива. Вы заказывали.
– Что это? – удивленно спросил Гамильтон – Ах ну-да, он совсем забыл: «Дело Маргарит Хьюз». – Спасибо, положите на стол. Ну, ладно, ребята, мне надо кое-что почитать. Отправляйтесь отдыхать до завтра.
– Если ночью ничего не произойдет, – сверкнув белками, выдал Терье. Его по-мальчишески увлекала эта странная история.
– Ничего не произойдет этой ночью, – подталкивая его в спину, сообщил Фолби, – а знаешь что произойдет завтра вечером?
– Что?
– «Быки» обыграют «Феникс», и значит – закончится борьба за кубок.
– Спорить могу, что не обыграют! – взвился Терье, но Гамильтон не услышал продолжения, даже если бы ему этого хотелось. Спор перешел в соседнюю дежурную комнату.
– А на что ты можешь спорить, сынок? Ты еще и первой зарплаты не получил, да и брать с тебя деньги мне неловко. Знаешь, – Фолби внимательно посмотрел на Дика, – эй, ребята! – дежурный и еще двое полицейских с любопытством подошли поближе. – Вот если «Быки» завтра выиграют у «Феникса», этот малый сострижет свои кудряшки под ноль, чтобы голова сверкала как зеркало. Согласен, Дик?
– Согласен! Ну, а вы... э... – все засмеялись, а Фолби довольно погладил свою и без того лысую голову, – а вы пройдетесь босиком по всему полицейскому управлению, вот!
Фолби добродушно и несколько пренебрежительно протянул руку:
– Согласен, разбейте кто-нибудь, ребята.
* * *
Письмо значилось под седьмым номером в списке «Дело М.Хьюз». Фрэнк отлистал десяток страниц и увидел вшитую в папку желтоватую бумажку форматом поменьше обычного листа. Чисто профессионально он сразу осмотрел ее другую сторону и увидел, что это бланк в прачечную. Мать Гильберта просто использовала его обратную чистую сторону. Видно – первая попавшаяся под руку бумажка... Когда вдруг пришло решение, что жить дальше нельзя.
Фрэнку совсем не хотелось читать. И в принципе, согласно правилам, он совершенно не должен был этого делать. А следовало просто изъять письмо из «Дела» и официальным уведомлением переслать его Гильберту. И так, конечно, нужно было поступить... но Фрэнк слишком помнил тот день, когда он спешно надевал траурный костюм и неуклюже старался завязать отцовский черный галстук – вся семья была тогда на отдыхе в Майами – потом, как положено обрядившись, он, торопясь, пошел по переулкам, чтобы не опоздать к похоронам. Он думал, что друзья, соседи, школьники их класса уже направились туда. Фрэнк всю дорогу опасался насчет того, что правильно одет, и не был уверен, что нескольких его собственных долларов хватит на приличный букет белых роз. Он мало знал покойную миссис Маргарет, но Гильберт говорил, что ее любимыми цветами были именно эти.
Он тогда так торопился, что порой перебегал через лужайки перед чужими домами, извинительно кланяясь. А потом, слегка задохнувшись, выскочил за угол и увидел в ста метрах от себя уже двинувшийся катафалк, за которым... шел один Гильберт... И он застрял на этом проклятом углу.
Сколько бы он отдал, чтобы догнать тогда и пойти рядом.
На стыд всему городу, погубившему эту пусть странную, но незлобивую работящую женщину, не мешавшую ведь никому.
А он струсил, остался за углом.
И на следующий день, когда Эдд Барток пустил какую-то шутку насчет вчерашних похорон, а Фрэнк бросился на него и завязалась драка, в душе он рад был, что их быстро растащили, хотя нужно рвать все дурное на куски. А теперь этот гад зарабатывает на том, что устраивает панику в городе. Он набрал домашний телефон Эдда, но к телефону не подходили, и он довольно быстро положил трубку. Нет, так тоже нельзя – спускать всех собак на случайного человека. Он вдруг вспомнил всякие глупости: что их дни рождения совпадают, что Эдд никогда не был жадным, бескорыстно помогал подработать другим мальчишкам, сам никогда не торговался за собственный труд... И что он ему скажет? Что нельзя зарабатывать на том, что в городе беда? А Эдд спросит – что именно он, Гамильтон, главный полицейский города, сделал, чтобы ее ликвидировать? Тоже выходило глупо.
И вот письмо.
Фрэнк еще некоторое время потянул, зачем-то заглянув в ящики, где ничего нужного для него сейчас не было, потом быстро начал читать.
Почерк был крупный и разборчивый, но, вместе с тем, очень торопливый.
Милый сын
Прости, пожалуйста. Я уверена, что только в этом – единственный выход. Когда ты совсем повзрослеешь – обязательно поймешь, что тебе это не могло причинить большого вреда. Прости, у меня нет времени.
Твоя мама
Было отчетливо видно, как в слове «Твоя» дрогнула ее рука. Она уже была ни там, ни здесь. И ей не хватало времени. Нужно было уходить. Туда. Где она уже переставала быть матерью своего сына.
Гамильтон осторожно вынул письмо из папки, сложил его вчетверо и поместил во внутренний карман полицейского пиджака.
* * *
Дома Гамильтон выпил стакан минеральной и бухнулся в кресло. Есть совсем не хотелось. Он собрался выпить еще воды и уже налил в стакан, когда вспомнил, что так и не позвонил сестре и матери. И это уже становилось неприлично.
Подошла сестра.
– А мама? – спросил Фрэнк.
– Ты знаешь, у нее что-то вроде легкого гриппа и она пораньше легла.
– А, ну и к лучшему.
Фрэнк быстро рассказал, что у них творится. Сестра почти все время молчала. И только спросила, как чувствует себя Мэри и положил ли он венок на могилу ее крестной Джейн.
– Положи, пожалуйста, еще один, из красных роз, когда пройдет сорок дней, – попросила она, – я вышлю деньги.
– Не вздумай, – возмутился Фрэнк. – Ей богу, не хотел взваливать на тебя рассказ об этом всем для мамы, но видишь, как получилось. Придется тебе это сделать.
– Ничего, – спокойно ответила сестра.
Фрэнк слишком хорошо знал ее характер, и это спокойствие не обманывало – она будет плакать потом, долго, наверно всю ночь.
Положив трубку, он застыл в кресле.
Надо было встать, переодеться, поесть все-таки, и лечь спать. Со снотворным.
Если нет никаких идей и ничего не можешь сделать, надо просто копить силы на будущее. В последние годы он прекрасно усвоил эту привычку.
* * *
Он всегда отлично высыпался после снотворного, но в отличие от обычного пробуждения, приходил в себя в таких случаях не сразу. Нужно было еще пару минут, потягиваясь, посидеть на краю кровати, пройтись вполне бесцельно по квартире, и только потом начиналась обычная зарядка, душ и прочие утренние дела. А главное, голова в это время, как говаривал все тот же Фолби, «должна очувствоваться». Но только он сбросил с себя одеяло, позвонил дежурный из управления и ошарашил: «Укушена насмерть еще одна собака. А в другой части города мальчик, увидев гремучку на своем участке, стрелял в нее из отцовского ружья, но не попал».
– Сейчас буду, – ответил Гамильтон и уже через минуту выскочил из дома.
Вскоре после его прибытия в управление ситуация стала проясняться. Полицейская система заработала вовсю, и быстро выяснилось, что стрелявший в змею мальчик приходится родственником одному из сотрудников Бартока.
Гамильтон набрал номер и потребовал главного редактора. Его на месте не было – сказали, что наверно очень скоро будет, потому что домашний телефон молчит.
– Ответственного секретаря давайте, – холодно произнес лейтенант.
– Я слушаю.
– Где та собака, которая была укушена ночью?! Нам необходимо провести экспертизу.
– Видите ли, – неуверенно заговорили на том конце, – это моя собственная собака и она уже похоронена.
– Ничего, мы отроем, – уже ни в чем не сомневаясь, заявил Гамильтон, – сейчас за вами приедет полицейская машина.
– Видите ли, – после небольшой паузы еще менее уверенно произнес голос...
– Вижу! Сейчас за вами приедут. Но прежде, чем покажете могилу собаки, дадите расписку об ответственности за дачу ложных показаний – это год тюрьмы, в случае чего…
– Мистер Гамильтон, господин лейтенант! – Тут же заговорил человек. – Мы подневольные люди, вы же понимаете! Я не хотел, и эта собака умерла две недели назад своей собственной смертью.
Гамильтон прикрыл трубку рукой – в комнату ввалился Фолби.
– Все врет противный мальчишка, – поняв вопросительный взгляд начальника, тут же проговорил он. – Ни в кого он не стрелял – этакая маленькая каналья!
– Ну вот что, – сказал Гамильтон в трубку, нервно вздохнувшую на другом конце, – если через сорок минут Барток не явится ко мне в управление, я направлю официальное донесение в городской суд, и можете не сомневаться – вашу газету закроют, да еще со штрафом, на который уйдет все ваше редакционное имущество!
* * *
Город с утра встал в очередь за оружием.
Многие брали по два-три ствола – для себя и членов семьи.
Папаша Тьюберг был в полном восторге, тем более, что люди требовали большой боекомплект, и он уже послал грузовичок за дополнительной партией патронов. Что называется – действительность превосходила ожидания.
– Все как по маслу! – не скрывая своего настроения, произнес он, входя в контору. – Битва решена, и мы победили! Только у меня как у Наполеона, ха-ха, во время решающего сражения появился насморк. И, черт возьми, забыл дома платок!
– Вот тебе мой, – Энн протянула ему красивый сине-белый четырехугольник, – он совершенно чистый.
– Спасибо, дорогая! Ты прости, но тебе надо будет сегодня чуть задержаться. Сама понимаешь, какие у нас финансовые дела.
– Хорошо, папа, – ответила дочь, довольно, впрочем, холодно, – я доведу все до полного порядка.
– Ну отлично, я вернусь в торговый зал.
Помимо самой продажи дробовиков тут же в зале двое сотрудников проводили для всех желающих бесплатный инструктаж, хотя оружие было совсем простым и особых навыков не требовало.
Посуетившись около часа в зале, Тьюберг полез в очередной раз за носовым платком, но, порывшись в карманах, его не обнаружил.
«Куда он делся?.. Видно, обронил последний раз где-то у прилавка». Пришлось идти в галантерейный отдел и покупать там новый платок за собственные деньги. Он уже собрался высморкаться, но вдруг почувствовал, что насморк прошел сам собой. – «Нет, до чего же чудесный день!»
* * *
Их вызвали звонком из газеты. Дежурному сообщили, что, беспокоясь непривычным отсутствием главного редактора и следуя строгому указанию господина лейтенанта об его срочном розыске, кто-то из сотрудников заехал к Бартоку домой и, после безуспешных звонков в дверь, увидел его сквозь стекло бездыханным в одной из комнат.
Полиция тут же выехала двумя машинами.
Прежде чем войти, Гамильтон приказал внимательно осмотреть все вокруг: двери, окна, траву и дорожку к дому.
Дверь была прикрыта, но не заперта на внутренний замок. Окна были закрыты, и только пятисантиметровая щель оставалась над ведущей в спальную комнату, расположенной на двухметровой высоте, фрамугой. Гамильтон приказал уже проникшим в дом сотрудникам прикрыть ее изнутри, а потом, поднявшись на носки, надавил на стекло кончиками пальцев – фрамуга легко провалилась, образовав примерно такую же щель.
Тело Эдда было холодным – смерть наступила давно.
Квартиру начали аккуратно осматривать.
Эдд лежал лицом на столе, затылком кверху. И две тонкие черные запекшиеся струйки крови, уходя назад за воротник, очень четко обозначивались на шее.
На столе на светлой скатерти – темное пятно от разлившегося вина из сломанного бокала и кое-какая закуска...
По всему было видно, что он ужинал. Точнее собирался... один, без гостей.
– Если вам это важно, – сказал прибывший от Уолтера медэксперт, – я могу попробовать сделать анализ крови здесь, прежде чем мы заберем труп для полного осмотра к себе.
– Важно, – коротко ответил Гамильтон.
Разумеется, если это опять змея, она не могла проникнуть в дом через фрамугу, поднявшись на два метра по гладкой стене, и оконному стеклу.
– Осмотрите особенно внимательно все низы в помещениях, может быть, есть наружные вентиляционные отверстия.
В одном месте, на кухне, таковое вскоре действительно обнаружилось. Но это отверстие было напрочь закрыто мелкой стальной решеткой. Других не оказалось. Да и вообще не удалось найти никаких следов внешнего проникновения.
– Яд гремучей змеи, господин лейтенант, – объявил медэксперт, появляясь на пороге комнаты, – в большом количестве. Поскольку рядом головной мозг, – помолчав и разведя руками, добавил он, – смерть наступила очень быстро. Подробности чуть позже. Можно забирать труп?
– Можно, – мрачно кивнул Гамильтон. – Нет, погодите! Сержант, пусть-ка быстро доставят сюда змеелова. И без наручников.
Фолби вышел из дома. Тут же взвыли сирены одной из полицейских машин. А еще через десять минут в комнату входил осунувшийся небритый человек, без попыток изобразить дружелюбие на лице.
– Что это? – вздрогнув и неприязненно скосив глаза на Бартока, спросил он.
– Труп, как видите. Подойдите поближе.
Змеелов неохотно сделал еще два шага.
– Взгляните, – Гамильтон указал на две ранки на шее с запекшейся кровью. – Эксперт уже установил, что смерть наступила от укуса гремучей змеи.
Змеелов сощурился и оглядел комнату, потом снова повернулся к трупу.
– Подождите, – он напряженно сморщил лоб, – он что же был укушен вот так, сзади? Когда сидел за столом?
– Да, мы именно в этом положении его обнаружили.
– Чепуха какая-то. – Он раздраженно передернул плечами. – Змея не может ударить так высоко, да еще через спинку стула! Она не бьет выше паха. Да и то, когда ей некуда уже отступать.
– А прыгнуть она не могла?
Человек мотнул головой:
– Физически на это не способна. Гремучки не прыгают. – Он еще раз обвел глазами комнату: – Меня бы крайне удивило, если бы она подползла сзади и сама ужалила, ну, допустим, в ногу. С какой стати? Окажись она вдруг здесь, в чужой для себя обстановке, наверняка, прежде всего, забилась бы в угол, заняла оборону. Поймите, змеи, как и все животные, разумные существа. К тому же они пугливы... постойте! – Он вдруг стал присматриваться к ранкам на шее Бартока, а потом с расстановкой произнес: – Эт-то не укус гремучей змеи.
– Правильно, – изобразив простецкую рожу, подтвердил Фолби, – его комары покусали. Наглеют год от года. Сейчас как раз население в центре города оружие раскупает – в них стрелять.
– А, хи-хи-хи! – разразился Дик Терье.
– Замолчите все! – Гамильтон подошел вплотную. – Объясните, что вы имеете в виду.
– Во-первых, расстояние – немножко шире положенного. Во-вторых, что важнее, – асимметричное расположение ранок. Видите? Одна на полсантиметра выше другой. Как будто укус наносился слегка сбоку.
– Верно, – заглядывая через плечо, признал сержант.
– Так вот, змея никогда так не кусает. И, наконец, форма ранок: они слегка рваные. А отверстия от укуса гремучки исключительно точные – она бьет, а не впивается, не терзает. Понимаете?
– Черт возьми, похоже, что все именно так, – почти со злобой подтвердил Гамильтон. – Отправляемся в управление. Сержант, сразу же продемонстрируйте нашему консультанту, – он кивнул в сторону змеелова, – все фотографии укусов покойной Джейн, Коули и той собаки в парке – нет ли и там чего-то особенного?
Змеелова посадили в другую машину. Фолби и Дик уже уселись в кабину, но лейтенант, чуть помедлив, постоял у открытой дверцы, глядя на дом. Знакомый ему так же давно, как и его хозяин. И такой же мертвый теперь.
– Мы осмотрели все помещения, – сказал Фолби, когда Гамильтон занял свое обычное место на заднем сиденье. – Змею все-таки могли забросить через фрамугу.
– Ну?
– И она, озверев, кинулась на человека.
– А как потом убралась из дома? – спросил лейтенант и тут же сам ответил: – Преступник вошел через незапертую дверь, поймал ее и скрылся.
– Ну, да. По-моему это не очень плохая рабочая гипотеза.
– Не очень плохая, – уныло согласился Гамильтон.
– Позвольте сказать, господин лейтенант, – повернул свою голову с переднего сиденья Терье, – кто-то ведь недаром сжигал змей и делал непонятные вещи с их черепами. И у нас нет ни одного объяснения на этот счет.
– Умеешь ты вовремя напомнить о приятном, – срывая машину с места, проговорил сержант.
Дежурный сразу же доложил, что в Главном управлении штата ожидают его звонка, и лейтенант набрал номер с не очень приятным чувством. Курировавший его капитан был давним и хорошим знакомым. Фрэнк докладывал ему каждый день о положении в городе, но тот еще не знал последнего события, которое с уже очевидной последовательностью набрасывало на город огромную зловещую тень.
– Могу сообщить еще одну очень паршивую новость, – проговорил Гамильтон, – сегодня ночью погиб главный редактор городской газеты. Змея бросилась ему сзади на шею, когда он сел дома ужинать. Но наш змеелов утверждает, что она не могла так высоко достать, да еще через спинку стула, и укусы не похожи на змеиные, хотя экспертиза обнаружила в крови яд гремучки.
Фолби в это время уже раскладывал на столе перед змееловом фотографии предыдущих жертв.
– Я могу прислать тебе в помощь людей – детективов, экспертов, – предложили из Штата. – Скажи, что тебе нужно.
– Да ничего не нужно! Спасибо. Людей у меня хватает. Дорога между городом и пустыней полностью схвачена, к тому же там патрулирует вертолет. Так что пространство в шести милях вокруг города под полным моим контролем.
– Но змеи-то при этом в городе.
Гамильтон сразу прочувствовал всю глупость своего доклада.
– Ладно, Фрэнк, работай. Позвоню тебе вечером, – смягчая, закончил капитан.
* * *
Сначала змеелов заявил, что просто не понимает, как гремучка могла ударить Коули в горло.
– А если ее в него швырнули? – спросил сержант.
– И тогда бы не смогла. Змея всегда бьет в самую ближнюю выпуклую часть и укус пришелся бы в лицо. Могу предположить только одно – человек сначала упал или был сбит, а потом... – он на секунду замолчал и продолжил, кажется, сам не очень довольный своим объяснением, – ему бросили змею прямо на грудь.
Затем его удивили снимки собаки.
– Надо так понимать, – медленно заговорил он, – что собака напала на змею?
– А что здесь странного? – спросил Фолби.
– Гремучка прекрасно знает подобных зверей – шакалов, волков. Она их не боится и отползает прочь, предупреждая своей погремушкой на хвосте. Те тоже сразу понимают, что в эту сторону им двигаться не нужно. – Он внимательно всмотрелся в фотографию. – Ясно, что собака напала, увидев змею на газоне. А как нападают собаки – известно: выставляя вперед одну или обе передние лапы. Вот в эту самую ближнюю точку змея и стала бы бить. А в действительности укус высокий, около плеча и сбоку. Будто она сделала бросок по боковой дуге.
– А почему бы и нет?
– Не умеет она этого делать. Природой не приспособлена.
– А если собака схватила змею?
– Схватила?! Вы это серьезно? – змеелов воззрился на Фолби как на маленького ребенка, сказавшего невероятную глупость.
– Э... а что такого?
– Ну и ну! Да гремучка – самая быстрая из крупных змей мира! Даже храбрец-мангуст всегда погибает в схватке с ней. А ведь он одолевает кобру. Вы бы, лейтенант, свозили своих охламонов в зоопарк, нельзя так не знать родную природу.
– Может, и правда съездим? – не обидевшись, согласился Фолби. – Разберемся со всей этой ботаникой?
* * *
– Значит так, – начал Гамильтон, когда сотрудники управления собрались в его кабинете, – что касается последней смерти: теперь у нас есть все основания говорить об убийстве. Точнее, о цепочке убийств. В последнем случае змея не могла сама вползти в дом, как и убраться потом оттуда. Складывается, таким образом, примерно следующая картина: и в ресторан к Коули, и в дом к Бартоку – в каждом случае дверь была незаперта – вошел некто. Бесспорно, человек, и тому, и другому знакомый. Пришел не с пустыми руками. Как он управляется с этими тварями, можно только гадать, но, видимо, делает это очень ловко. А первой его жертвой стала маленькая Джейн – убийство без всякого рационального мотива, и это заставляет полагать, что мы имеем дело с весьма необычным маньяком. Гипотеза подтверждается и тем, что он сжигал потом своих змей-убийц. Кстати, и Джейн должна была знать его: родители утверждают, что она никогда не подошла бы вечером к незнакомому человеку. А девочка, ничего не подозревая, даже оставила футляр со скрипкой на дорожке и направилась к убийце, который стоял на газоне у розовых кустов.
– Была еще одна жертва, сэр, – пес в центральном сквере.
– Да, и вероятнее всего, что этот ненормальный просто забавлялся, или тренировался с новой змеей, что для розыска не суть важно. Есть еще одна существенная деталь.
Все внимательно слушали.
– Арестованный нами змеелов категорически настаивает на том, что, в двух во всяком случае, эпизодах укусы очень нетипичны. Это подтверждает гипотезу, что змея нападала из несвойственной ей позиции. Хотя, повторяю, – как именно маньяк ею манипулирует – малопонятно.
– Простите, шеф, но ведь не исключено, что этот змеелов просто морочит нам голову, – сказал кто-то, и Фолби одобрительно кивнул головой.
– Не исключено, – лейтенант пробарабанил пальцами дробь по столу, – не исключено, что змеелов в сговоре с преступником. Хотя не менее вероятно, что тот сам отлавливает змей в пустыне, и я сейчас говорю не о всех возможных вариантах, а о том, что нужно прорабатывать в первую очередь.
– Позволю себе напомнить, господин лейтенант, – осторожно встрял Дик Терье, – он еще вытряхивал мозги перед тем как сжечь змеиные трупы.
– Да, Дик, спасибо. Но, кстати сказать, он мог вытряхивать не только мозги, а и потрошить всю змею перед сожжением. Мы же не можем сейчас этого установить.
– Этот ненормальный, что же, пожирает их потом? – не без ужаса спросил кто-то из полицейских.
– Не знаю и знать не хочу! Патология гораздо разнообразней нормы, и надо не столько возиться с ее изучением, сколько активней уничтожать. Сейчас мы переходим на режим чрезвычайной ситуации. Всем выйти в город. Сами распределите между собой участки. Опрашивать всех, и особенно детей. Носит же он как-то с собой этих тварей. Может быть, шевелящиеся сумки кто-то заметил... Черт его знает! – Лейтенант раздраженно дернул себя за галстук. – Выясняйте все подозрительное. Нет у нас сейчас другого способа.
– Шеф, – поднимаясь вместе со всеми, произнес Терье, – а вот мой друг был в Гонконге в змеином ресторане. Так он говорил: эти китайцы управляются со змеями, как со щенками.
– Как только встретишь в городе какого-нибудь китайца, сразу тащи его сюда, – угрюмо откомментировал лейтенант.
Группа полицейских вывалила в соседнюю комнату, где Фолби тут же дегенеративно скосил глаза к переносице и прогундосил Дику:
– А ты знаешь, лучше тащи всех с косыми глазами подряд, а мы отловим гремучку и будем каждому в руки совать...
– Кто с ней управится – тот и преступник, – подхватил кто-то из полицейских под общий гогот компании.
«Дежурный! – раздался голос лейтенанта по селектору. – Немедленно вызовите кого-нибудь с местной радиостанции. Нужно сделать срочное сообщение по городу. Я пока надиктую на кассету. И, во-вторых, пошлите пару человек пошуровать на городской помойке. Подключите добровольцев. Если обнаружится еще один змеиный труп, пусть выясняют – из какого района завезена партия мусора».
Сделав это распоряжение, Гамильтон достал из ящика небольшой магнитофон и начал тщательно выговаривать фразу за фразой:
«Дорогие сограждане, с прискорбием вынужден сообщить, что этой ночью одной змеиной жертвой стало больше. У себя дома погиб главный редактор нашей газеты Эдд Барток. Полиции удалось установить, что это и другие змеиные нападения в городе не являются случайными. Они организованы человеком. И он наш горожанин. Более того – хорошо известный многим. В том числе, трем жертвам. Причина его действий, несомненно, должна быть отнесена к маниакальному психозу. Преступник очень умело манипулирует гремучками и, возможно, может незаметно нести змею с собой. В связи с этим, полиция просит вас неукоснительно придерживаться следующих инструкций».
Лейтенант сделал небольшую паузу.
«Воздержаться от передвижения по городу в вечернее и ночное время. Отменить деловые и дружеские визиты. Даже встречая своих знакомых в малолюдных местах, воздерживаться от общений и взаимно сохранять дистанцию. Обязательно запирать двери своих домов. Полиция со своей стороны сделает все возможное для вашей защиты, но просит повысить индивидуальную бдительность и сохранять спокойствие».
Он прослушал собственную запись и передал кассету дежурному. Не успел тот выйти из комнаты, как зазвонил телефон.
– Здравствуйте, Фрэнк. – Говорил Уолтер. – Мы сейчас провели анализы – Барток погиб от укусов той же змеи, что и собака в парке.
– Вы уверены в этом?
– Да, не приходится сомневаться.
Новость ошеломила! Сколько же в этом городе змей?! Ведь те, чьи полу сожженные тела они еще вчера обнаружили, Эдда убить не могли. Значит, есть как минимум третья гремучка!
Лейтенант встал и несколько раз быстро прошелся по комнате.
Теперь выходит даже, что те, сожженные, возможно вообще не причастны к случившемуся. Конечно, маньяк может жечь и потрошить одних змей, а убивать другими. Но что-то здесь не складывалось, подрывало логику.
А логика у психа-убийцы не просто существует – она по-своему очень строга. Довлеет, подчиняя его себе гораздо сильней и принудительней, чем логика нормального человека. В этом и состоит неудержимая сила психоза. Больной может действовать с любой изуверской фантазией, но двигаясь рационально – по одной жестко заданной сознанием схеме.
Тут что-то не получалось, не помещалось в рамки. И, значит, надо все с самого начала пересматривать.
Гамильтон подумал, что был слишком поспешен на недавнем совещании. Ведь он упустил из виду еще одну возможность – преступников могло быть двое. Один из них – вероятнее всего змеелов. Другой, тот, кому он поставлял гремучек в город и о ком, разумеется, умалчивает сейчас.
Неожиданно в кабинет почти влетели Фолби и дежурный по управлению. В руках у последнего порхали два открытых конверта.
– Вот! – Дежурный положил их перед Гамильтоном. – Один нам принесли из парка – он лежал на скамеечке. Другой нашли в каком-то из магазинов. Мы вскрыли, там...
– Шантаж?
– Так точно.
На каждом пакете неровными печатными буквами значилось: «Передать в полицию».
Внутри – листок бумаги, где неизвестный автор предлагал сегодня ночью оставить у рекламного щита «Пепси» на шоссе у въезда с автострады в город 500 тысяч долларов. Иначе, заявлялось в письме, нападения змей не прекратятся.
Все это писано от руки печатными буквами, но... Гамильтон вдруг почувствовал разницу в написании букв. Именно – сначала почувствовал и лишь потом, всматриваясь, стал убеждаться в правильности впечатления.
Вот буква H в одном письме везде вертикальная и ровная, в другом – с явным наклоном и ее левый бок заметно выше правого. У буквы S отличаются фигурки – вытянутые в одном и более округлые в другом письме.
– А вы не заметили ничего странного в этих письмах?
– Заметили, – Фолби передернул плечами, – сумма маленькая. При таких преступлениях могли бы затребовать побольше.
– Верно, Майкл, – согласился Гамильтон, – сумма для такого дела маловата. Может быть потому, что и расходов не было больших, но главное не в том. Письма писали два разных человека. Смотрите...
Он развернул оба листка в их сторону и, указывая карандашом в строки, поделился наблюдениями.
– Черт возьми, действительно, – резюмировал Фолби, – а я даже не обратил внимания. Значит, участвуют как минимум двое. Ну что, берем их сегодня ночью?
– Если они явятся туда, – высказал свое мнение дежурный полицейский. – Вполне возможно, что это лишь попытка нас проверить и завтра мы получим новое письмо.
В ответ сержант глубоко вздохнул и пару раз кивнул головой:
– Да, вариант весьма реальный.
– Не нравится мне это все! – Гамильтон забросил руки на затылок и откинулся на спинку кресла.
– Что именно?
– Да все не нравится. Шантаж посредством таких убийств? Это же пожизненное заключение. И на него идут ради полумиллиона долларов? У Коули в сейфе лежали тридцать две тысячи, но преступники даже не попробовали до них добраться. У Бартока в доме не было и следа грабежа.
– Да, – подтвердил сержант, – в ящике рабочего стола валялись три сотни – остались целы.
– И змей слишком много в этой истории – сожженных и еще живых. Ну ладно, – лейтенант быстро встал из кресла, – готовимся к захвату. Пошли, поработаем у карты.
Все трое направились в соседнюю комнату, где над столом дежурного размещалась огромная карта города и предместий.
* * *
Кэрри до сих пор не могла понять того, что случилось в ее жизни. Она оказалась вдруг в совсем ином мире – причудливом и большом. А главное – она сама стала совсем другой.
Раньше ее миром была поверхность земли. Стоило ей найти норку какого-нибудь грызуна, и она могла сделать ее своим домом хоть на день, хоть на всю зиму. И горе тому, кто не уносил вовремя оттуда ноги!
А все, что было сверху, было чужим, требовало внимания и осторожности. И когда что-то происходило там, над землей, она резко поднимала голову, сплетая сильные упругие кольца, и мелкой дробью подергивала кончиком хвоста. Она не слышала исходящего от этого звука, но знала, что предупреждает этим о себе, о своих гнутых, глубоко запрятанных зубах, о том, как ударив ими, она выплеснет накопившийся яд. И всегда чувствовала его в полостях под зубами. Чувствовала, когда он туго наливал их и приятно давил на стенки. Это было ощущение силы. Если яда не хватало, Кэрри беспокоилась, старалась почаще отлавливать и заглатывать всякую живность. Искала в зарослях какие-то травки и, отрывая их не зубами, а безгубой пастью, заглатывала. Это надо было обязательно делать, чтобы снова вернуть ощущение силы, уверенности в себе.
«Кэрри» – это первый звук, который она услышала, – и одновременно увидела человека, смотревшего на нее через тонкую мелкую решетку.
«Кэрри» – она почему-то сразу поняла, что это относится к ней, что это она – Кэрри.
Кэрри приподнялась, но вышло совсем не то, чего она хотела. Она прекрасно чувствовала свое тело, каждую клеточку, но тело было совсем другое.
Вместо привычных давящих друг на друга кольцами мышц у нее были четыре сильных лапы, и Кэрри почувствовала, что может легко передвигаться с их помощью по небольшому закрытому вольеру. Ей вдруг захотелось прыгнуть с одного его конца на другой и она тут же это сделала. Лапы и спина оказались такими сильными, что она полетела стремительней и выше, чем думала, но вместо того, чтобы врезаться в металлическую сетку, мягко извернулась и, оттолкнувшись от нее лапами, оказалась на середине вольера. Ей очень понравилось ощущение новой силы и она еще несколько раз проделала эти прыжки.
«Кэрри», – ласково произнес человек за сеткой, и в ее маленьких мозгах появилась непонятно откуда взявшаяся мысль. Нет не мысль, а убеждение – это друг!
Только теперь она заметила, что покрыта мягкой серой с черными полосами шерстью и у нее совсем новый хвост – без костяных колец на конце, которыми она предупреждала о себе врагов. На миг волнение охватило ее, но почти так же быстро прошло: она почувствовала, что ее главная сила – длинные зубы и приятно давящее ядом пространство под ними – при ней.
Человек приоткрыл дверцу вольера и поставил внутрь миску. Кэрри сразу поняла, что это еда и еда оказалась вкусной.
Человек снова открыл дверку и позвал ее по имени.
Кэрри осторожно вышла и сделала несколько шагов к своему новому другу.
– Пойди, погуляй, – сказал он и открыл дверь из дома.
Она подошла, постояла несколько секунд на пороге, потом легко прыгнула, ощутив под ногами чуть влажную землю, и не спеша побежала по травянистому газону.
Кэрри не умела удивляться, точнее, знала это чувство чуть-чуть, но все-таки маленькое очарование происходящего с ней все время присутствовало.
Она почему-то много знала.
Знала, что другие люди ничем ей не страшны и не опасны, что твердые дороги нельзя перебегать, если поблизости движется большое непонятное устройство. Не спеша двигаясь прочь от дома, она все время знала, где он. И что там будет пища, которую ей не надо больше искать.
Гуляла она спокойно и долго.
Если бы можно было выразить словами ее теперешнее настроение – ей решительно нравилась новая жизнь.
Не за кем было охотиться и не от кого защищаться, и если бы тот маленький человек вдруг не стал приставать к ней вечером, она ни за что бы его не тронула.
Она отошла тогда в сторону, но маленький человек не отставал. Кэрри еще раз отодвинулась, но человек вдруг решил схватить ее и черная молния яростно метнулась в ее голове!
Кэрри тут же отправилась домой и быстро забыла о происшедшем, только в полостях под кривыми зубами стало чуть меньше яда. Дома она вкусно и много ела, а потом улеглась в вольере спать.
Спала она долго, поздним утром опять поела и часа два гуляла по соседним газонам вокруг.
Потом, вернувшись домой, обнаружила у себя в вольере новый предмет. Она уже заметила подобные бумажки на столе и как-то видела, как ее хозяин вытирает похожей цветной штуковиной рот. Но эта – была другая, со своим запахом. Кэрри тщательно ее обнюхала и поворошила лапой. Потом... потом в ее голове вдруг появилось новое сознание – что этот запах принадлежит врагу. Которого надо найти и убить! И когда хозяин открыл ей входную дверь и сказал: «Иди, Кэрри, иди», – она стремглав бросилась на поиск.
И опять, насколько умела, она удивилась, что знает, в каком направлении ей искать врага.
Сгущались сумерки, и быстро двигаясь скверами, перебежав несколько раз большие твердые дороги, она вскоре увидела ярко освещенный изнутри дом.
Кэрри присела под небольшим кустом метрах в пятидесяти и стала присматриваться. Теперь главным ее чувством была интуиция, которая требовала осторожности, а значит – терпения.
Время от времени в дом входили и выходили люди. Кэрри ничего против них не имела. Но враг, она знала, был в доме и нельзя, чтобы кто-то помешал ей до него добраться.
В той природе, откуда она пришла, промахнувшийся погибает, поэтому нужно не только готовить удар, но и до последнего момента его скрывать. Она умеет, она много раз это делала. Жди, Кэрри, жди.
Она смотрела своими черными без зрачков глазами, готовая в любую секунду двинуться или остаться и ждать.
Много людей вошло и вышло... Когда темнота совсем сгустилась, она приблизилась и залегла в траве метрах в десяти от входа.
Теперь, когда открывались двери, она видела часть освещенного зала, столы, стулья, людей. Было много шума и движенья, а значит – надо было выжидать.
Через какое-то время Кэрри почувствовала, что дело меняется к лучшему. Люди стали чаще выходить из дома и, всматриваясь внутрь, она замечала, что там их становится меньше.
И вот их почти не осталось.
Кэрри мягкими прыжками в один миг очутилась у самых дверей и прижалась к стенке. Вскоре дверь отворилась в очередной раз и, с последним шагом выходящего человека, она бесшумно скользнула внутрь и спряталась под ближайшим столом.
Она уже нюхом почувствовала врага, но думала пока не о нем – нужно было понять, что вокруг.
Несколько человек в зале быстро передвигались, делали что-то на столах, двигали стульями.
Несколько раз она мягко проскальзывала под другие столы и стулья, когда люди проходили слишком близко.
Потом люди стали исчезать, и, наконец, в зале их осталось только двое.
Он... и еще один.
Бороться с двумя – очень опасно. И, чтобы этого избежать, Кэрри неслышно вспрыгнула на подоконник и спряталась за занавеской.
«Терпение, – подсказывал ей инстинкт, – терпение побеждает».
И вот! Второй человек ушел.
Но даже если бы Кэрри была не опытной взрослой змеей, а мелким детенышем, она не напала бы сразу.
Враг много двигался и не был понятен – отошел... повозился с каким-то ящиком у высоких перил, вернулся назад.
Кэрри ждала и одновременно принюхивалась – действительно ли нигде в помещении не осталось других людей?
Нет... никого.
Так значит, уже не следует тянуть!
Она шевельнула лапой, отодвигая материю, чтобы спрыгнуть вниз, но враг вдруг посмотрел в ее сторону.
Он видит ее или нет?!
Нет, вот он отвернулся... Теперь снова глядит сюда!
Кэрри заволновалась, но вдруг почувствовала, что только ее черные глаза впиваются в него через неплотную материю. Он сам ее не обнаружил... хотя и идет навстречу... Глупый враг!
Что может быть лучше!
Потом она быстро осмотрелась, нашла в полуподвале какую-то щель, выбралась наружу и неторопливой рысцой побежала к хозяину и к дому.
Только полости под ее острыми зубами были почти пусты.
Дома Кэрри сразу пошла в вольер, почувствовав исходящий оттуда запах пищи. Но к ее удивлению там стояли сразу две плошки. Она понюхала и стала есть из второй, жадно заглатывая небольшие очень вкусные кусочки. И не просто вкусные – в них было то, в чем она очень теперь нуждалась – те самые травки, которые она всегда долго искала в пустыне и отрывала безгубой мордой, чтобы ее полости под кривыми спрятанными внутрь зубами снова туго наполнились и сделали ее непобедимой.
Она хорошо поела и облизала плошку.
– Молодец, Кэрри, молодец, – сказал хозяин, – через день ты снова будешь в форме.
Только теперь, среди многих непонятных, но уже привычных предметов, она увидела кое-что новое – другой вольер в противоположном конце комнаты.
А в нем... она поняла.
Скоро Кэрри узнала, что этого, белорыжего, зовут Патрик. Утром, когда она, зевнув, приоткрыла глаза, собираясь поспать еще, хозяин произнес, открывая дверь на улицу:
– Ну иди, Патрик, иди, погуляй.
* * *
Время близилось к шести часам. День шел к исходу. Сегодня суббота и они закрывались в шесть – на два часа раньше обычного.
Мистер Тьюберг устал уже радоваться сегодняшнему дню. То, что их затея удалась, он понял еще утром, но такого размаха он, ей богу, не мог себе представить и в самых смелых мечтах!
Бедняга Барток... но его гибель так подстегнула людей, что даже те, что раньше презрительно посмеивались, встали в очередь за оружием. Переутомление от долгого радостного чувства производило приятную слабость в организме, и именно в этом состоянии он вплыл в контору своего заведения, где сотрудники уже укладывали бумаги в ящики, готовясь разойтись по домам.
Он открыл дверь в маленькое застекленное бюро дочери.
– Тебе придется сегодня еще поработать, дорогая. Надо подготовить бумаги для расчетов со всеми поставщиками оружия.
– И рассчитаться с родственниками Бартока, – довольно холодно добавила она. – Кажется, у него мать в Канзасе?
Хотя мистер Тьюберг принадлежал к людям совсем не робкого десятка, иногда ему очень не хотелось смотреть в глаза собственному ребенку.
– Какая доля ему причитается, папа?
– Одна четвертая, – честно сознался он, продолжая ощущать себя в следственном кабинете.
– Хорошо, я все сделаю, – уже с небольшой теплой ноткой в голосе сказала Энн. – Тебе, наверно, нужно пойти домой и отдохнуть.
– Отлично, дорогая, – обрадовано произнес мистер Тьюберг. Все напряженные моменты в отношениях с дочерью на него просто дурно действовали. – Я действительно устал, но к твоему приходу приготовлю хороший ужин.
«Конечно, – подумал он, выходя на улицу, – выкладывать такую кучу денег родственникам Бартока – излишняя щедрость. Вполне хватило бы и половины обещанного, ведь об их устной договоренности никто ничего не знал. Но... упокой, господи, его душу, хорошие отношения с дочерью дороже всего. Да и заработать сегодня удалось уж очень много».
Над городом опускались легкие сумерки, хотя было еще светло. Наступал субботний вечер, но людей на улицах было на удивление мало, а те, которые встречались, шли поспешно и с озабоченными лицами. Все маленькие магазинчики были уже закрыты, на нескольких кафе и барах висели таблички: «Извините, мы сегодня не работаем».
«Странно, – подумал было мистер Тьюберг, но тут же вспомнил радиообращение Фрэнка Гамильтона. – Да, непонятные эти убийства, – шевельнулось у него в голове».
* * *
Шантажисты указывали в обоих письмах, что деньги должны быть положены под рекламный щит не позднее шести часов вечера. Это уже было сделано. Сделано было и все остальное, и только сейчас Гамильтон и его помощники смогли перевести дух.
Сели за стол, чтобы выпить кофе и перекусить. Отправившийся в соседний ресторан посыльный наткнулся на закрытые двери, но персонал еще не успел уйти и быстро собрал ему пару пакетов с едой.
Только теперь, расположившись в дежурном помещении, Гамильтон, Фолби, и трое других оставшихся в управлении полицейских почувствовали настоящий голод. До этого суета и рабочее напряжение постоянно отвлекали, но стоило остановиться и расслабиться, усталость и голод вовсю о себе заявили.
Поработали за эти несколько часов действительно неплохо.
В одном из близких к будущему месту событий гараже под коттеджем стояла готовая к рывку машина с тремя полицейскими. Загнали обычный без отличительных знаков автомобиль. За рулем сидел одетый в гражданское сотрудник, другой – лежал на дне машины, третий – зашел незаметно с улицы.
Всегдашний патрульный пост на трассе с двумя полицейскими работал в двухмильном удалении, в обычном месте, о котором знал любой водитель города.
С противоположной стороны, не доезжая города полутора миль, с починкой тяжелого фургона на обочине возился одинокий шофер. А в его закрытом кузове находились трое полицейских мотоциклистов.
В пустыне за одним из холмов притаился вертолет с мощными прожекторными подвесками и хорошо вооруженным экипажем из четырех человек.
Но главное заключалось в технической новинке, на которую очень надеялись.
К указанному преступниками месту, открыто, так чтобы не вызывать подозрений у возможного с их стороны наблюдателя, подъехала полицейская машина. Из нее с обычным чиновничьим кейсом вышел сержант Фолби, не спеша зашел за рекламный щит и поставил кейс там, где требовалось. Денег в кейсе, надо сказать, не было ни цента, зато, после легкого прикосновения сержанта к неприметному месту на панели, внутри еле слышно заработал маленький механизм и за то время, пока сержант возвращался к автомобилю, буравчик из нижней части кейса вошел на полметра в твердую землю и пустил в две стороны горизонтальные усы. При внешне невинном виде кейс оказался прикованным к земле и недоступным простой человеческой силе. Но самое интересное должно было произойти потом, когда преступник потянет за ручку. Тогда тонкие гибкие пластиковые прутья вылетят с четырех сторон и обовьют тугой спиралью его запястье. Тут же радиосигнал поступит на станции всем участвующим в операции группам. Дальше – понятно.
Теперь нужно ждать.
Все понимали ненадежность таких ожиданий. Шантажисты очень часто меняют условия и способы передачи денег, и мотать нервы могут сутками. Все это шкурой чувствовали, за исключением, быть может, Терье, который по случаю отбытия всех полицейских на операцию был назначен дежурным по управлению и с плохо скрываемым удовольствием носил повязку на рукаве.
После еды Гамильтон направился к себе в кабинет, а прочие приготовились поволноваться у телевизора.
– Сегодня «Быки» вздуют твою птицу «Феникс», – обратился Фолби к Дику, – и ты походишь лысым, красавчик ты мой.
– А вот посмотрим, посмотрим, – затрещал тот в ответ, – не пришлось бы вам побегать по управлению босиком.
Фрэнк закрыл за собой дверь, стараясь не слышать этих детских шуток, и с неясным для себя самого грустным чувством подумал о странных сочетаниях трагедий жизни с глупенькими мелочами, которым так часто придают не меньший смысл. Он постарался поудобнее устроиться в кресле и закрыл глаза. Надо было использовать передышку от этого очумелого дня.
* * *
Весь следующий день Кэрри спала, ела, некоторое время гуляла недалеко от дома, когда этого захотел хозяин, и снова спала и ела.
Вечером она проснулась и видела, как хозяин выпускает из дома Патрика. Потом она снова проснулась, разбуженная открывшейся на улицу дверью, и заметила проскользнувшего в свой вольер бело-рыжего, а утром тонкими ноздрями уловила запах той пищи, которую она сама совсем недавно жадно проглатывала и которой уже не хотелось теперь, когда яд привычно давил на стенки острых кривых зубов.
Ее не очень-то волновали чужие проблемы. Она была прежней – очень сильной. Всемогущей Кэрри!
Солнце шло на закат, и она как раз подумала, что неплохо еще погулять вокруг дома, когда к вольеру подошел хозяин и открыл дверку, но не пригласил ее выйти, а бросил на середину какой-то лоскут. Кэрри присмотрелась. Лоскут лежал рыхлой массой, перемежая те самых два цвета, которые она каждый раз видела на верху того мира, в котором жила. Синий цвет неба и белый цвет красивых пышных облаков.
Кэрри подошла, понюхала, и будто маленький язычок пламени пробежал у нее в голове. Она вдохнула еще, и пламя, уже ярко вспыхнув, не ушло совсем, а притаилось, как огонь под углями.
Теперь она не просто внюхивалась, а искала среди разных смешавшихся запахов запах врага.
Вот он! Кэрри нашла его, и пламя, вылетев наружу, стало жечь и терзать ее мозг.
– Ну вот, – проговорил человек, открывая дверку вольера, – иди, Кэрри, теперь иди.
Входная дверь была уже приоткрыта. Кэрри быстро выскочила на улицу. И как и тогда, два дня назад, она знала, в какую именно сторону нужно идти.
* * *
Хоть Энн и хотела как можно быстрей все закончить, провозиться еще пришлось около часа.
Она работала не у себя в бюро, а за столом в общей соседней комнате, откуда через стеклянные до земли стены была видна вся смеркающаяся улица, а с другой стороны открытые двери вели в полуосвещенные торговые залы. Ей хорошо работалось одной рядом с улицей, в огромном помещении в полной тишине.
Обычно после такой работы она выходила на улицу, запирая стеклянную дверь офиса, и не спеша шла домой, за исключением тех, к сожалению, редких случаев, когда Фрэнк или кто-нибудь из небольшого круга ее друзей предлагал провести вечер вместе.
Она начала складывать в ящики бумаги, готовясь через минуту уйти, но что-то привлекло ее внимание на пустынной улице.
Кошка.
Серо-черный окрас.
Непородистая, худая.
Она стояла перед плотно закрытой стеклянной дверью и, опустив голову, принюхивалась, как будто пытаясь уловить запахи в помещении.
«Проголодалась, наверно, – подумала Энн, – хотя ведь здесь нет запаха пищи». Она отвернулась, укладывая последние бумаги в ящик, и еще подумала, что надо зайти в торговый зал и взять баночку консервов для бедной скотинки. Но тут раздались странные царапающие звуки, и Энн, взглянув на дверь, увидела, как кошка в судорожном напряжении пытается зацепить и потянуть на себя закрытую створку. Запертая изнутри, она не поддавалась, но это не останавливало, а усиливало натиск зверька.
Энн, как завороженная, смотрела на эту страстную и бессмысленную борьбу. Она вдруг заметила, как в новом атакующем порыве сначала задрожало, а потом, странно извиваясь от головы к хвосту, заколотилось кошачье тело, и тут же почувствовала холодок, побежавший от макушки вниз по позвоночнику.
Еще несколько секунд продолжалась эта безумная и бессмысленная борьба с непроницаемой дверью, которая потребовала, наконец, передышки.
Пока что странная кошка смотрела только на дверную створку. Теперь, приостановившись, она взглянула внутрь. Их взгляды встретились.
Энн вздрогнула от искры, пронзившей все ее тело! На нее смотрели выпуклые, зияющие черной пустотой глаза. В них не было ничего из этой жизни.
Цепенея от ужаса, она стала понимать, зачем здесь это существо – оно пришло за ней! Смерть стояла рядом и пыталась войти.
Стараясь сбросить страх и что-то сделать, Энн обвела глазами комнату и вдруг увидела открытую верхнюю фрамугу.
И в тот же момент ее увидела кошка. Зверь мгновенно сместился в ту сторону и собрался в комок для прыжка. Еще секунда, и кошачьи когти вцепились в деревянную планку и подтянувшийся зверь сунул голову внутрь... Энн уже бежала к дверям в торговый зал!
Всего несколько шагов... она должна успеть захлопнуть за собою дверь!.. Вот ручка... что-то движется за спиной... Она уже по ту сторону – нужно дернуть дверь на себя...
Страшная тварь взмыла в воздух, стремясь проскочить вслед в открытый проем, но Энн успела!
От сильного удара слегка задрожали стекла.
Зверь стоял с другой стороны, подрагивая и поводя головой из стороны в сторону в попытках отыскать новый путь к своей жертве!
И он неожиданно нашелся!
Дверь в торговый зал не доходила полностью до пола и кажущееся небольшим пространство вдруг оказалось роковым!
Тварь, приноравливаясь, попробовала щель лапой, потом, мгновенно распластавшись, стала просовывать морду.
Энн инстинктивно посмотрела вокруг в поисках средств для защиты. Сразу за ее спиной на полках и стеллажах тесными рядами располагались детские игрушки. Она схватила увесистую автомобильную модель и запустила ее в уже вылезшую кошачью голову. И почти попала, если бы не молниеносная ответная реакция – кошка стояла по другую сторону стекла, и леденящее шипение раздалось оттуда. И тут же зверь кинулся в сторону, пытаясь нырнуть под дверь в новом месте.
Энн лихорадочно схватывала все, что попадалось под руку, и швыряла под дверь, радуясь, когда в руке оказывались массивные предметы. Кошка все время отскакивала и маневрировала. Поняв, что инициатива сейчас у противника, зверь отодвинулся внутрь, хотя, не разумея стекла, отскакивал каждый раз от брошенного в его сторону предмета.
И Энн, пользуясь этим моментом, подбежала к наваленным около щели предметам – машинкам, пуфикам, большим и маленьким слонам – приминая их к отверстию, подбежала снова к стеллажам и бросила навстречу уже было двинувшемуся зверю новые предметы.
Внезапно она почувствовала, что устает и не сможет выдерживать это долго. Тварь будет пробиваться, пока у человека не истощатся физические или нервные силы, и Энн поняла, что это может наступить очень скоро.
Она еще раз подбежала и утоптала ногами набросанную и уже тяжелую груду предметов. С той стороны стекла опять раздалось шипение и... о, боже! длинный черный раздвоенный язык вылез вдруг из кошачьей морды с тонкими дрожащими гадкими нитями на конце.
Может быть, она сходит с ума? Энн надкусила губу и сразу почувствовала густую набегающую каплю крови, и тут же простая мысль блеснула в ее сознании.
Не чувствуя ног, она бросилась туда – ближе к выходу, – где среди прочей бытовой техники лежали радиотелефоны.
Она схватила первый же попавшийся, вытащила трубку-аппарат из коробки и стала набирать номер Гамильтона.
Он почти тут же ответил.
– Фрэнк, это я, Энн! За мной охотится кошка! То есть не кошка, Фрэнк, а что-то страшное! – она кричала, но ей казалось, что нужно еще громче.
– Где ты находишься?
– У себя в магазине!
И тут же она увидела, как там, в сорока метрах от нее шевелится куча наваленного хлама – чудовище нашло лазейку.
– Я бегу на улицу, Фрэнк!
Она бросилась к выходу.
Слава богу, ключ от входной двери при ней... вот он... нужно два раза повернуть... и не смотреть назад... все словно в кошмарном сне – неправдоподобно и медленно.
«Без паники, Энн», – сказала она себе с одновременным поворотом ключа... еще поворот. Вот дверь подалась. Вот улица... но что там сзади?!
Энн выскочила наружу и дернула ручку на себя. Спасение?
Да!
Вон они, те самые глаза смерти, глядящие на нее изнутри.
Кажется все. Теперь зверь попался, скоро подъедет Фрэнк... каких-то несколько минут.
Но только Энн это подумала, как кошка повернулась и кинулась стремглав назад, вглубь зала.
Проклятье! Она же может легко и быстро проделать обратный путь – через офис – фрамугу – на улицу. И значит, того гляди появится из-за соседнего угла.
На улице не было ни души. Уже горели фонари, но Энн этого не замечала. Не думая о том, она бежала в сторону, откуда могла прийти помощь – к полицейскому управлению. В этой части города не было никакого жилья и все магазины и офисы были давно закрыты.
Она не смотрела назад, но, добежав до перекрестка и завернув за угол, успела заметить стремительно летящий комок метрах в пятидесяти сзади. Поворот сэкономил ей пару секунд. Смерть шла по пятам и ее черные глаза настигали.
Энн повернула голову и увидела зверя метрах в пяти, уже готового прыгнуть – ей оставалось в жизни несколько шагов.
Отчаянье сильнее человека, и Энн, бессмысленно стараясь обмануть судьбу, схватилась за ближайший столб и резко обернулась вокруг него...
Зверь промахнулся.
Но моментально развернулся к жертве.
На миг они застыли друг против друга в нескольких шагах. Теперь зверь не спешил, готовясь к последнему удару. Энн не было страшно. Она почти ничего не чувствовала, потому что чувства уходящему из этого мира уже не нужны.
Смерть в кошачьем обличье сжалась в комок из мышц... но не прыгнула, а застыла.
Потом, дернулась вбок и повалилась.
Энн стояла у электрического фонаря, вцепившись в него рукой, и ничего не понимала.
* * *
Гамильтон сделал три слитных выстрела и одним попал.
Еще метров за сто они увидели выбежавшую из-за угла женскую фигурку, еще через пару секунд она, схватившись рукой за столб, описала дугу, и что-то крошечное мелькнуло в воздухе. Гамильтон тут же выхватил револьвер и наполовину высунулся из машины, готовясь стрелять в эту маленькую еще непонятную мишень. То, что это кошка, он увидел, когда уже давил на курок.
Первый выстрел прошел мимо, с брызнувшей асфальтовой крошкой у самой звериной морды – очень важная пристрелочная пуля из мчавшейся машины. Какой из двух следующих пуль он поразил свою цель, было неважно, он видел главное – попал. Фолби, понимая, что тормозить сейчас нельзя, проскочил мимо и лишь потом дал резкий тормоз и задний ход.
Энн стояла так же неподвижно у фонаря, и Гамильтон сразу понял, что она в столбняке.
– Ну-ну, уже все! Тебе ничто не угрожает! – Он выскочил из машины, засовывая револьвер в кобуру. – Пойдем.
Попробовал взять ее за плечи, но она цепко держалась за столб, оказывая бессознательное сопротивление. Гамильтон не без усилия отнял ее руку и медленно повел к автомобилю.
– Что это было, Фрэнк? – сейчас она стала приходить в себя и чувствовать все – потерю сил от смертельной гонки, бьющееся и отдающее в висках пульсами сердце...
– Посиди немного в машине и ни о чем не думай, – попросил Гамильтон, – мы быстро разберемся.
Фолби уже подошел к лежавшей на боку кошке. Большое пятно густой липкой крови расползлось по ее шкуре и подтекло на асфальт. Глаза были крепко зажмурены, передние и задние лапы окаменело вытянуты в последней предсмертной судороге.
– Отличное попадание, – с удовольствием сообщил сержант. – Для такой скорости, просто феноменальное. Чем-то не нравится мне эта тварь, – добавил он, поднося ногу к кошачьей морде, чтоб приподнять ее от земли.
Фрэнк вдруг увидел, как открылись черные безумные щелки глаз! Он не успел закричать – обнажившиеся внезапно кривые верхние зубы, вырвавшись, вонзились в сапог сержанта. Лейтенант уже выхватил из кобуры револьвер... но выстрела не сделал.
Это был последний предсмертный рывок мерзкой твари. Последний выплеск злобы. Они увидели, как затвердели и покрылись тусклым налетом ее приоткрывшиеся глаза.
Фолби потянул на себя сапог, но мертвая пасть двинулась за ним, не отпуская. Он дернул сильнее и освободился.
– Нога задета?
– Кажется, нет.
– Ну-ка проверь, если есть хоть царапина, надо немедленно делать прививки от бешенства.
Фолби быстро подошел к автомобилю, сел боком ногами наружу и стал расшнуровывать сапог.
Еще через несколько секунд он стянул его и удивленно присвистнул. Стоявший рядом лейтенант присел на корточки и тут же скомандовал:
– Снимай носок! Только аккуратно.
Под ярким светом уличного фонаря были отчетливо видны два больших темно-желтых расплывшихся по белой материи пятна.
– Нет, нога не задета, – проговорил сержант, – я бы почувствовал.
Тем не менее, они оба внимательно осмотрели его голую ступню – царапин не было.
– Теперь положи носок и ботинок в целлофановый пакет и дай мне еще один, побольше.
Фолби слазил в ящичек под сиденье и протянул лейтенанту пакет.
– Фрэнк, – слабым голосом проговорила Энн, – я могу чем-нибудь помочь?
– Ты молодчина, и помогаешь уже тем, что держишься в норме, – ответил тот, направляясь к кошачьему трупу, – посиди в машине, мы сейчас поедем.
Еще через минуту они укладывали в багажник два пакета со странным грузом.
– Чертовски неудобно ходить полубосым, – пожаловался сержант.
– Ну так сними второй сапог, – посоветовал Гамильтон, – земля еще не очень холодная.
– И то верно.
Фрэнк сел на заднее сиденье рядом с Энн и потрогал ее руки. Руки были холодные, спина и плечи подрагивали мелкой лихорадочной дрожью.
Фолби, чуть повозившись со вторым сапогом, повел машину.
– У нас где-нибудь есть бренди? – спросил Гамильтон.
– Бренди?! В полицейском управлении?! Шеф!
– Да прекрати ты!
– Кажется, есть. Помнится, кто-то из сотрудников купил сегодня для дома, но забыл взять с собой.
Пока Гамильтон помогал Энн вылезти из машины у дверей полицейского управления, сержант успел вынуть из багажника их трофеи и двинулся внутрь – с пакетами в одной руке и сапогами в другой.
В холле на них, словно смерч, налетел Дик Терье.
– Вот, сержант, вы сами себя наказали! – заголосил он на все помещение. – Вздула птица «Феникс» ваших «Быков», вздула!
– Фрэнк, – пошатнувшись в дверях, проговорила Энн, – сколько странных зверей в нашем городе.
– Он сам виноват, господин лейтенант, – радостно сообщил Терье, – не надо было так полагаться на «Быков», вот теперь идет по управлению босой, как гусыня.
– Фрэнк, – Энн дернула его за рукав, – почему нет зоосада в городе? Чтобы – они там, а мы здесь. Чтобы не вместе, Фрэнк.
– Пойдем, Энн, пойдем... Дик?
– Да, сэр.
– А ну тебя! Майкл, позаботься о бренди.
* * *
«Мистер Уолтер будет только утром, – сказала на другом конце провода дежурная медсестра. – Он повез свою жену в санаторий для нервных больных. Более двухсот миль отсюда».
В кабинете Гамильтона сидели Энн и Фолби, который уже успел раздобыть и напялить на ноги вполне приличные кроссовки.
– Может быть, кто-нибудь из его сотрудников проведет экспертизу животного? – не очень уверенно предложил он.
– Нет, Майкл, здесь нужен опытный специалист. Подождем до утра.
Вошел полицейский с тремя чашками кофе на подносе и небольшим стаканчиком.
– Это тебе, Энн, – кивая на стаканчик, сказал Гамильтон. – Выпей разом, запей кофе и расскажи, как все произошло.
Ее рассказ не был долгим, но очень не понравился Гамильтону. Едва дослушав, он потребовал дежурного, и, когда Терье появился в дверях, спросил:
– К нам поступали сегодня жалобы о нападении кошки или о чем-то в этом роде?
– Нет, сэр.
– А какое это имеет значение? – удивился сержант.
– А такое, что это животное ведь откуда-то шло. Людей на улицах было мало, но все-таки они были. Почему тогда животное выбрало Энн в качестве жертвы? Причем неудобной жертвы, которую трудно достать?.. Потому что оно действовало целенаправленно! – чуть помолчав, добавил он.
– Черт возьми, а ведь очень похоже, – пробормотал Фолби, недовольно поглядывая на новую обувь.
– Но почему?! Что я ему плохого сделала?!
Энн вскочила со стула и взволновано заходила по кабинету.
– Сядь, пожалуйста. Ты все выпила?
– Что?.. Да, все.
– Тогда, может быть, еще немного?
– Да не хочу я напиваться! Но я хочу знать, что все это значит!
– К сожалению, сейчас я тебе в этом не смогу помочь.
Ненадолго все замолчали.
– Тогда я поеду домой, – устало произнесла она.
– Нет, не поедешь. Переночуешь здесь, мы предоставим тебе удобную одноместную камеру.
– Ты шутишь, Фрэнк?
– Нет, Энн, я ведь не знаю, сколько по городу еще таких кошек бродит и почему они интересуются тобой.
* * *
Темнота и ночь опустились на город, и он затих за глухо закрытыми дверями и плотными шторами – люди боялись и чего-то ждали. Темнота обняла пустыню и только автострада продолжала жить по-прежнему: шумом и светом пробегающих между пустыней и городом автомобилей. Сейчас их было значительно меньше, чем днем – один-два в минуту, но каждый раз сидевшие в засаде люди слегка напрягались, ожидая момента, когда кто-то притормозит у рекламного щита. Те, что находились в вертолете в трех сотнях метров за холмами, могли свободно разговаривать, но не делали этого, а пилот не снимал рук со штурвала, готовый в любую секунду оторвать от земли легкую маневренную машину. О том, что, возможно, придется провести так всю ночь и никого не дождаться, старались не думать, хотя на скорую развязку никто не рассчитывал.
Поэтому, когда в час ночи прошел общий сигнал тревоги, многие не вполне в него поверили, но действовать начали мгновенно по установленному плану.
Вертолет сорвался и стремительно понесся над холмами, из ближнего к автостраде дома вылетела машина с полицейскими, и навстречу друг другу закрывая шоссе с двух концов рванулись патруль и мотоциклисты из откинувшегося задника грузового фургона.
– Спокойно! – обращаясь ко всем, произнес по рации Гамильтон. – Им теперь никуда не деться!
Кольцо стремительно смыкалось.
Люди в машине со стороны города увидели прикованную темную фигуру у рекламного щита и рванувшийся с места при их появлении мотоцикл. Мотоциклист сначала двинулся дальше по автостраде, затем, увидев идущую навстречу патрульную машину, повернул назад, но и тут ему пришлось искать новый путь к спасению от трех стремительно мчащихся навстречу полицейских мотоциклов. В результате он оказался на прежнем месте, замкнутый со всех сторон и прижатый нависающим вертолетом сверху.
* * *
Когда задержанные в коротких наручниках появились в кабинете Гамильтона, он и Фолби внимательно и молча их осмотрели. Потом обменялись взглядами.
Перед ними стояли два грязноватых латиноамериканца... Мексиканцы, скорее всего. Одному лет тридцать, другой – помоложе. Рожи противные. Но какие-то недостаточные. Шваль, сявки. Из тех, что могут ограбить подростка или спереть свитер в магазине, но вряд ли способны на большее.
Полицейские еще раз переглянулись, и лейтенант сделал едва уловимое движение бровями. Сержант тут же встал, расправляя мощные округлые плечи, и пружинистым шагом приблизился к арестованным.
– Отойдите-ка подальше, друзья, – нежным голосом сказал он двум другим полицейским. – Сейчас эти парни начнут летать по комнате. Я не хочу, чтобы им что-то мешало, кроме стен.
Потом его глаза стали страшновато прозрачными и внутри замерцали багровые блики.
– Говорите, сукины дети, кто вас послал забрать деньги у щита! Считаю до одного!
– Никто, никто, – затараторили оба, – никто не посылал.
– Так вы сами писали нам письма?!
– Сами, да сами, извините нас! – оба пытались заглядывать из-за широких сержантовых плеч на Гамильтона.
– Майкл, кажется, они хотят нам все рассказать. Или я ошибаюсь?
– Нет, сэр, мы все расскажем, все.
Фолби неопределенно пожал плечами и отошел на полтора шага в сторону.
Говорить начал тот, что помоложе.
Половина времени ушла на запинки и уверения в полной искренности. По сути же стало понятно следующее.
Оба они подвизались на сезонных работах на одной из окрестных ферм. По окончании чуть-чуть задержались в городе, а тут эта история. Они и решили немного подзаработать, воспользоваться случаем.
– Полмиллиона долларов – это значит немного?! – свирепо переспросил Фолби.
В ответ последовал поток заиканий о том, что они очень жалеют о случившемся, что американцы хорошие очень люди, что больше так они никогда не сделают...
– Да уж, – прервал их сержант, – теперь не раньше, чем через два года. Вряд ли вы получите меньше.
Молодцов увели в изолятор.
Фрэнк отпустил участвовавших в операции полицейских по домам, а сам решил остаться в управлении до утра.
Во-первых, до утра оставалось не так уж много времени. Во-вторых, надо было перехватить Уолтера, чтобы он безотлагательно провел экспертизу странного зверя. Наконец, Энн была рядом, и не совсем честно идти домой, когда она не может этого сделать.
– Пожалуй, я тоже останусь до утра, – решил Фолби. – И надо чего-нибудь поесть. Дик, посмотри, у нас там что-то оставалось после ужина.
– И зайди потом сюда, – добавил Гамильтон.
– Я практически не сомневаюсь, что эти мелкие мерзавцы говорили правду, – начал он, когда Терье и Фолби расположились в креслах, – но проверить – действительно ли они работали на указанной ферме и где болтались потом, нам необходимо. Пусть с утра этим займутся.
Терье вынул из нагрудного кармана книжку дежурного и сделал запись.
– Затем, как только появится Уолтер, свяжи его со мной.
– Записал... Шеф, вы действительно уверены, что эти ребята не имеют отношения к преступлениям в городе?
– Да, не сомневаюсь.
– Значит, преступления будут продолжаться?
Неожиданно тень пробежала по лицу лейтенанта и что-то мрачное появилось в выражении глаз. Некоторое время он просидел неподвижно, глядя мимо своих подчиненных.
– Вот что, Дик, – проговорил он наконец с некоторым напряжением, – сделай-ка вот что... Пусть все свободные полицейские завтра с утра опросят население и прежде всего подростков. Надо узнать, не покупал ли кто-нибудь в нашем городе кошек.
– Кошек, сэр?
– Да. Может быть, кто-то просил достать ему одну или несколько. Пусть все свободные сотрудники займутся этим делом, как только город проснется.
– Я понял, шеф.
– Знаешь, Майкл, – обратился Гамильтон к Фолби, когда за Терье закрылась дверь, – я все-таки посплю несколько часов здесь, в кресле. Поешьте без меня, мне совсем не хочется.
– Ты что-то понял?
– Может быть. Но пока об этом говорить не время.
– Ну, хорошо. А я все-таки полопаю и расположусь на диване в дежурке. Свет тебе потушить?
– Да, сделай одолжение.
* * *
– Господин лейтенант, господин лейтенант...
Гамильтон с трудом открыл глаза. Было совсем светло, и часы показывали около восьми. Терье суетился рядом:
– Мы не стали вас рано будить. Не было нужды. Уолтер уже вернулся и сразу приступил к экспертизе.
– Давно?
– С полчаса назад.
– Я поеду к нему в госпиталь. Если что-нибудь случится, звоните или приезжайте туда.
В госпитале ему предложили подождать в небольшом холле перед дверьми лаборатории, где вместе с ассистентом трудился Уолтер. Сестра очень кстати принесла ему кофе. Он выпил и тут же попросил еще.
– Вы видимо, плохо спали, сэр, – сказала ему сестра.
Гамильтон кивнул и поблагодарил.
Вторую чашку он выпил не спеша и, посидев в удобном кресле, отметил, что Уолтер работает уже не менее часа.
Дверь лаборатории резко открылась. Оттуда вышла женщина в зеленом халате, таких же брюках и шапочке. В руках она несла поднос с колбами и склянками. Почти тут же появился Уолтер. В его уставших глазах сквозили волнение и растерянность.
– Фрэнк! – увидев Гамильтона, произнес он. – Фрэнк, это монстр! Это кошка-змея, и я не знаю, чего там больше. Чудо биологической техники и самое страшное, что можно было придумать. На носке сержанта огромная порция яда гремучки. Слава богу, что у нее не хватило силы на полноценный укус. Фрэнк, моя Джейн погибла от этого чудовища!
– От этого именно?
– Да, Фрэнк, яд идентичен!
– Прошу прощения, господин лейтенант, добрый день доктор! – В холле появился Дик Терье, с подростком лет двенадцати, которого ему приходилось слегка подтаскивать за плечи. – Я нашел парня, который продал двух кошек. Вот он.
– Пройди вместе с доктором и посмотри на мертвую кошку, – тут же приказал Гамильтон, – может быть, это одна из них.
– Я не понимаю, – боязливо и недружелюбно возразил мальчуган, – я что, нарушил закон? Кошки были бродячие, нельзя их что ли продавать?
– Можно, можно, – похлопал его по спине Терье, – делай, что сказал лейтенант.
Уолтер пропустил мальчика внутрь, и еще через несколько секунд они оба появились на пороге:
– Та самая. Одна из двух.
– Кому ты продал кошек? – глядя в пол, чужим глуховатым голосом спросил Гамильтон.
– Человеку на соседней улице. Он недавно приехал в наш город. Генерала Ли, 16.
Фрэнк вздрогнул, хотя именно этого ждал. Он слишком хорошо знал этот адрес и все-таки надеялся... На что? Судьба всегда поворачивает человека лицом к самому себе.
– А как выглядела вторая кошка? – Терье начал записывать сбивчивые слова мальчишки, а Гамильтон сидел с опущенной головой, наверно впервые в жизни не умея взять себя в руки.
Нет, не впервые, тогда он тоже чего-то не смог, и черная ниточка потянулась к людям... от катафалка, с одинокой фигуркой за ним.
– Господин лейтенант... господин лейтенант, шеф! Я могу отпустить мальчика?
– Что?.. Да, можешь.
Дик Терье хотел еще что-то сказать, но удивленно уставился на начальника – он таким его еще не видел. Через полминуты он еще раз попробовал обратиться к своему патрону, и это подействовало. Гамильтон уже был собран.
– Что будем делать, шеф?
– Я сам проведу задержание, Дик. Поедем только на одной полицейской машине.
– Но там ведь еще одно чудовище, а может быть, не одно. Не лучше ли окружить дом?
– Нет, я все возьму на себя. Подготовьте нам официальное заключение, Билл. – Он поискал глазами доктора, но не увидел. – А где мистер Уолтер?
– Не знаю, наверно, в лаборатории.
Терье открыл дверь и заглянул внутрь, шаря глазами по комнате.
– Там пусто.
– Вы ищете доктора? – спросила та самая сестра, что угощала Гамильтона кофе. – Он уже несколько минут как уехал. Бросился к своему автомобилю и умчался.
– Где у вас телефон?!
– Вон, на столике.
Лейтенант, к удивлению Дика стремительно кинулся к аппарату:
– Дежурный?! Срочно направьте патрульную машину на Генерала Ли 16, я сейчас сам еду туда. Быстрее, Дик, ты приехал сюда на машине?
– Нет, пришел пешком из соседней школы.
– Черт возьми! Сестра, мне срочно нужна машина. Лучше всего скорая помощь!
– Но мы не имеем права снять ее с дежурства, даже для вас. Впрочем, если это так важно, я могу подбросить вас на собственном фордике.
– Спасибо. Тогда быстрее!
Им сразу же не повезло.
Они попали на случайный затор на ближайшей улице, и чтобы выбраться из него пришлось осторожно объезжать по неширокому тротуару неудачно вставший фургон.
Фрэнк нервно дергался на переднем кресле, и Терье осторожно осведомился – почему они так торопятся?
– Я слишком хорошо знаю свой город, – ответил лейтенант, но это мало что прояснило.
Однако еще через две минуты, когда они подъезжали к старым окраинам города, зазвучали далекие хлопки.
– Стреляют, шеф? – удивленно воскликнул Терье.
– Вот именно, – мрачно подтвердил лейтенант, и обращаясь к женщине за рулем, добавил: – Если можно, быстрее, пожалуйста!
* * *
Дом Хьюзов был обложен с трех сторон, по которым имелись окна, и к тому моменту, когда они подъехали, стрельба шла вовсю. Били не только по окнам, но и по входной двери.
Одновременно с их фордом подкатили еще два гражданских автомобиля, из которых выскочили люди с карабинами, присоединяясь к уже стреляющим. Тут же стояла их патрульная машина с двумя совершенно растерянными полицейскими, на которых просто не обращали внимания.
Завидя Гамильтона, один из них, разводя руками, прокричал:
– Мы ничего не в состоянии сделать, господин лейтенант! Я попросил прислать подкрепление!
– Правильно, – сказал Гамильтон и морщась посмотрел на дом, где уже не было ни одного стекла, а от оконных наличников и входной двери летели щепы.
Тут же из переулка вынырнула вторая патрульная машина с несколькими полицейскими и Фолби за рулем.
Однако никто ее не заметил. Все внимание привлек к себе неожиданно выскочивший из окна белорыжий кот!
– Чудовище! – закричали люди. – Не мазать, ребята! Их может быть много!
Сразу несколько пуль врылись в землю вокруг кота, и тот, понимая шестым чувством, что его хотят убить, заметался и зашипел, открывая змеиную пасть с черным раздвоенным языком.
Среди людей были неплохие стрелки, и через несколько секунд кот лежал бездыханный, бесформенный, почти разорванный на части.
Это прибавило бодрости.
– Наступай на дом, ребята! Надо прикончить ублюдка в его берлоге! Ближе к дому...
Но вряд ли кто-нибудь из наступавших успел сделать и пару шагов.
Вперед вырвался человек в полицейской форме и в несколько мгновений преодолел почти все расстояние до входной двери. Многие бездумно палившие в ту сторону люди испугались, и было действительно странно, что ни одна из случайных пуль не попала в него.
Фрэнк Гамильтон повернулся лицом к толпе.
Потом не спеша вынул револьвер и прокрутил барабан.
– Клянусь, что застрелю каждого, кто двинется к дому! – громко объявил он в наступившей тишине.
Это не понравилось, и неразборчивый ропот прошелестел в ответ. Потом нагловатый молодой голос прокричал:
– Защищаете школьного приятеля, лейтенант?!
– Да, – посмотрев в ту сторону, ответил Гамильтон, – и его, и закон.
Он провел взглядом по толпе и встретился глазами с Уолтером. Тот не выдержал и опустил голову.
– Фолби! Как только я дам знать, подгони машину прямо к входной двери.
Гамильтон подошел к двери и постучал:
– Гильберт, открой мне!
– Входи, Фрэнк, – услышал он изнутри, – дверь не заперта.
В гостиной был сразу виден причиненный пулями разгром: остатки от люстры валялись на полу, спинки нескольких стульев были разорваны и изувечены, на стене повисла сбитая, криво держащаяся картина. Еще какие-то мелкие предметы и куски материи вертелись под ногами. Битое стекло на подоконниках и рядом на полу.
Фрэнк увидел через открытую дверь другую комнату внутри дома. По-видимому, глухую, без окон. Комната была напичкана непонятными ему приборами и блоками и сверкала, как современно оборудованная лаборатория в рекламных журналах.
– Ты давно здесь не был, Фрэнк, – произнес Гильберт.
Он стоял на середине комнаты и смотрел на Гамильтона, но не так, как делал в детстве – опустив высокий коротко остриженный лоб. Сейчас его голова была высоко отброшена и что-то похожее на улыбку отпечаталось на лице, странно помолодевшем и почти красивом.
– Да, давно, – сказал Гамильтон. – Двадцать лет. Когда тебя увозили, я заходил проститься.
– Сейчас что-то схожее, правда?
Вместо ответа Гамильтон вынул из внутреннего кармана и протянул ему сложенный вчетверо листок бумаги:
– Вот, ты просил. Я нашел в архивах письмо твоей мамы.
Гильберт тут же взял листок обеими руками.
– Спасибо, Фрэнк, большое тебе спасибо.
Он неожиданно задумался, потом окинул комнату спокойным и почти веселым взглядом:
– Знаешь, я не буду читать письмо теперь. Я лучше возьму его с собой.
– Конечно, Гильберт, оно твое.
– Вот и хорошо. – Он положил письмо в нагрудный карман рубашки и защелкнул клапан. – Теперь я готов и совсем спокоен.
Пора было подавать сигнал сержанту, чтобы подогнали машину к дверям и самому прикрыть Гильберта при выходе. Это хороший повод, чтобы не надевать на него наручники. Впрочем, Гамильтон тут же подумал, что при любых обстоятельствах скорее снял бы с себя полицейскую форму, чем сделал это.
– Я задержу тебя еще совсем немного, Фрэнк. – Гильберт подошел к какому-то крупному серому ящику у стены и сбросил с него материю.
Лейтенант неожиданно увидел сетчатую коробку с огромным зашипевшим от внезапного света гадом. Гильберт сразу откинул крышку и сунул туда руки, разворачивая их внутренней стороной к змее. Сильное тяжелое существо два раза метнулось внутри и Гамильтон увидел, как оба раза дрогнул и качнулся нагнувшийся человек.
– Вот и все, – разгибаясь и поворачивая к нему побелевшее лицо, произнес он, – уже все...
На его руках чуть выше ладоней виднелись глубокие раны, и темная густая кровь, наполняя их, потекла и закапала на пол.
– Все-таки очень больно, Фрэнк, – он улыбнулся, неуклюже и виновато. – Мне было больно жить и умирать тоже больно... Я присяду?
Он попытался сесть на ближайший стул, но потерял равновесие, опрокинул его и повалился сам. Гамильтон тут же бросился помогать, но сумел лишь не дать ему удариться об пол и положил на спину.
Гильберт два раза напряженно проглотил слюну и, глядя вверх, проговорил:
– Я хотел чего-то другого, Фрэнк, не этого, нет...
Лейтенант вдруг увидел, как начинают синеть и подергиваться его губы. Тут же судорога прошла по всему телу, дернула голову с уже не видящим взглядом, но и в этот момент Фрэнк почувствовал, что еще живое сознание Гильберта продолжает говорить, пытаясь объясниться с ним и остающимися в этом мире людьми...
* * *
Как только лейтенант появился на пороге, Фолби стремительно подкатил машину. Тут же оказались еще двое полицейских с направленными на людей карабинами.
– Можно выводить, – злобно косясь на толпу, произнес сержант.
Гамильтон медленно повел головой из стороны в сторону и тот сразу же все понял.
– Вон оно ка-ак, – протянул он и, помолчав, обратился к стоящим рядом полицейским: – Спокойней, ребята, похоже, вам уже некого защищать. – Потом, обращаясь к толпе, прокричал: – Угомонитесь там! Кто очень хочет увидеть труп, через десять минут увидит. Смельчаки... – Он добавил еще одно слово, заставившее некоторых вздрогнуть. Потом повернулся к Гамильтону и спросил: – Я вызываю фургон?
– Да, Майкл, – Гамильтон положил руку на его сильное плечо, – сейчас мне не очень просто...
– Я понимаю, Фрэнк.
– Там у него в нагрудном кармане листок бумаги – письмо. Проследи, чтобы оно при похоронах с ним осталось.
– Хорошо, Фрэнк, не беспокойся.
Лейтенант сел в машину и запустил мотор. Толпа расступилась перед автомобилем, но сзади вдруг кто-то позвал его. Он остановился и вылез, полуоборотясь, опираясь на дверку.
– Господин лейтенант! – крикнул один из полицейских. – Там в клетке гремучая змея, что с ней делать?
– Отвезите в пустыню и выпустите. – Он посмотрел на стоящих вокруг людей и выговорил зло и громко: – Она не укусит. Если ее не трогать!
Через минуту он выехал на автостраду и медленно поехал прочь от города по ближайшей к обочине полосе. Еще через минуту дорога пошла на подъем, и в зеркальце заднего обзора отразился весь город, покоившийся в долине под тихим солнцем теплой осени.
Лейтенант продолжал медленно двигаться по почти пустынной дороге. В это еще утреннее время лишь изредка попадались встречные машины.
Загудела связь с городским управлением, и он снял трубку.
Говорил дежурный: «Господин лейтенант, звонят из Штата, хотят с вами соединиться. Что сказать?» – «Скажите, что я на операции и выйти сейчас на связь не могу». – «А в управление скоро вернетесь?» – «Не скоро». – Он повесил трубку и снова, облокотившись на руль, посмотрел на дорогу.
Что это?!
Он вздрогнул и выпрямился в кресле. Там, вдали, примерно в полумиле отсюда, ясно был виден черный старомодный катафалк! И совсем отчетливо – маленькая знакомая фигурка сзади... Один человек шел за ним.
Слава богу, судьба дала ему шанс! Лейтенант надавил до предела педаль. Теперь!.. теперь он догонит, обязательно догонит!
Дорога слегка заворачивала, и скорбная процессия скрылась за поворотом.
Через минуту Гамильтон уже подлетел туда, но, завернув, увидел недалеко от себя тупой широкий зад большого грузовика. Он так врубил полицейские сирены, что грузовик в панике кинулся к обочине, освобождая путь. Гамильтон пронесся мимо, ожидая увидеть...
Впереди, на много миль, простиралась пустая дорога.
Совсем пустая.
До горизонта.
Он сбросил скорость и резко остановился у обочины.
Почувствовал холодный пот на лбу, вышел из машины и сделал несколько шагов по шершавому грунту, стараясь привести в порядок нервы.
Сзади заскрипели тяжелые тормоза.
– Я могу быть чем-нибудь полезен, лейтенант? – высунувшись из кабины, спросил здоровый рыжий детина в стандартном водительском наряде.
Фрэнк отрицательно покачал головой. Потом, вдруг внимательно посмотрев на него, сказал:
– Не наезжайте на людей.
– Что это вы такое говорите, бог с вами, господин лейтенант! – растерялся тот. – Зачем бы я стал?!.. Я поеду?
Фрэнк кивнул.
– Бог с вами, как это можно, – снова проговорил шофер, запуская двигатель.
* * *
Энн проснулась после девяти, и оттого что много проспала, чувствовала себя хорошо и спокойно. Она сразу вспомнила, где находится и что было вчера, но это «вчера» отодвинулось, острые переживания ушли, вытеснились из эмоций в память. Она не спеша встала и оделась, подумав, что теперь в ее биографии есть и такой факт – сидела в одиночной камере.
Почему, все-таки, эта кошка за ней охотилась?
Мысль мелькнула, но не задержалась, – вокруг сейчас полицейские и где-то совсем рядом Фрэнк. Она улыбнулась, привела в порядок одежду и причесалась. Потом подошла к двери и постучала.
С другой стороны почти не проникали звуки. Она постучала еще раз, и почти тут же окошко в двери открылось. По ту сторону прочного органического стекла появилась физиономия полицейского. Кажется, вчера она его не видела.
– Хэлло, выпустите меня, пожалуйста, – сказала Энн в микрофон.
На лице полицейского отразилось крайнее удивление.
– С какой стати? – пережив это чувство, спросил он. – На данный счет я приказов не получал.
– Фрэнк... то есть лейтенант Гамильтон здесь?
– Нет, он давно уехал.
– А этот сержант, Фолби, кажется?
– Его тоже нет. Завтрак вам очень скоро принесут.
– Какой завтрак?! Выпустите меня, я же зря здесь сижу!
Полицейский уже собрался закрыть окно, но задержался и посмотрел на нее с радостным, почти детским изумлением.
– Зря? – с удовольствием произнес он, – зря, мы людей не сажаем!
– Эй! Да что же это! – Энн подняла кулак, чтобы ударить в дверь, но, приостановившись, задумалась...
– Что-то не так, – грустно и уже спокойно произнесла она, – что-то не так... с самого детства.
Часть II.
На город опускались сумерки. Ветер вдруг захотел погулять по улицам теплыми, чуть порывистыми кругами. Он словно пробовал и проверял все вокруг, не дружески и не враждебно. Пошевелив цветочными головками на клумбе, он обогнул ее и, взмыв одним дуновением вверх, потрогал листву деревьев. Потом явился с другой стороны, легко скользнул по лицу полицейского, охранявшего странный дом на улице Ли 16, дом с распахнутой дверью и зияющими пустотой окнами с рваными краями стеклянных осколков. Ветер ненадолго заинтересовался домом, заглянул внутрь, потом покрутил во дворе бумажки и мелкие щепки и, так же внезапно потеряв интерес, двинулся дальше, оставив за собой прежнюю тишину и безлюдный покой.
Полицейский во дворике перед домом в который раз посмотрел на неприятную широко раскрытую входную дверь, а затем на уличные фонари, которым уже следовало загореться...
Неожиданный шум обратил на себя его внимание, и он повернул голову к дому, чтобы понять, откуда тот происходит. Неохотно зашел за угол, но ничего не увидел. И тут же снова услышал странные негромкие звуки... только уже в стороне, за окутанными сумраком деревьями. Полицейский вернулся на прежнее место и от скуки начал глазеть на лежавшую футах в двухстах автостраду, отделявшую пустыню от города. Пустыня здесь простиралась на много десятков миль.
Странное слово, как будто там вообще ничего нет. В пустыне не так уж в действительности и пусто. Грунт ее совершенно не нужно представлять себе в виде песка. Грунт твердый, каменистый. Но не везде. Твердые пласты, оседая, пропускают кое-где наверх мягкую почву, и глубокие подземные воды порой пробиваются наружу маленьким ручейком. В таких местах разрастаются трава и кустарники и вырастают корявые деревца. И даже крупное дерево с жесткой корой и такими же листьями может вдруг обнаружиться посреди твердого покрытого редкими колючками пространства. Значит, корни его нашли в твердой толще щели, а через них подземную влагу.
Пустыня – это всегда остатки чего-то, что имело другую природу, иной рельеф. Поэтому там можно наткнуться и на острые выступы горных пород или на невысокие обветренные тысячелетиями известковые цепи с углублениями и пещерами, образованными от медленных разрушений...
Впрочем, пустыня и город жили совсем отдельной друг от друга жизнью, и вряд ли кто-нибудь думал о том, что происходит там, за автострадой.
Вручение наград проводил начальник полиции Штата в торжественном присутствии вице-губернатора, который жал каждому руку и произносил приятные слова.
Начинали, как положено, от младших к старшим.
– Ричард Терье!
Сержант Фолби чуть хмыкнул, когда тот отделился от них строевым неположенным в помещениях шагом.
– Вы награждаетесь медалью за отличное несение службы! – объявил начальник полиции.
– Вы очень хорошо начали свою службу, Ричард, – дружески добавил вице-губернатор.
– Можно просто Дик!
Фолби еще раз хмыкнул.
– Отлично, Дик, – не заметив этого нарушения регламента, поддержал награждаемого вице-губернатор, – нам нужна такая молодежь. Не сомневаюсь, что у вас отличное будущее!
Гамильтону показалось, что Терье не прочь поговорить об этом будущем поподробней. Однако Фолби, упреждая такой ход событий, негромко, но отрывисто кашлянул, и Дик, как положено, вернулся на место.
Потом сержант и сам Гамильтон получили свои награды.
– Задержитесь, лейтенант, – пожимая ему руку, проговорил начальник полиции, – я только провожу нашего гостя.
Гамильтон направился в его кабинет, попросив своих подождать его на улице.
– У вас отличный послужной список, Фрэнк, – заявил вернувшийся майор, – вам пора подавать на капитанское звание, и я не сомневаюсь, что вы его скоро получите. А значит получите и новое место работы, на старом вам уже нечего будет делать. Но у меня одна просьба – отложите ненадолго ваш раппорт. Мы до сих пор не поймали тех двух сбежавших преступников. Они могут находиться и в вашей зоне. Повремените еще один месяц, и можете не сомневаться, я активно поддержу вас при дальнейшем продвижении. – И почти просительно добавил: – У меня мало таких офицеров, как вы, на периферии.
– Можете не сомневаться, – Гамильтон сделала короткий кивок головой, – пока не решена эта проблема, пока я не буду уверен, что их нет в моей зоне или их не поймают в другом месте, я не оставлю свою работу.
– Вот и хорошо, благодарю вас, лейтенант!
Ожидая его, оба прогуливались у входа. Дик уже ел мороженое.
– Шеф, он просится в зоопарк, – ткнув в Терье пальцем, сообщил Фолби.
– В зоопарк?.. Ну что ж, пожалуй. Там, где-нибудь, в ресторанчике и обмоем награды.
– Признаться, я и сам в зоопарке с детских лет не был, – начал сержант и тут же перенес внимание на Дика: – Прикажите ему, шеф, выбросить мороженое. Сейчас с другого конца потечет, он запятнает полицейский мундир!
Вслед за этими словами Фолби ловко выхватил из рук парня остатки сладостей и сунул себе в рот.
– Ай, гра-бят!
Несколько прохожих недоуменно оглянулись на странных людей в полицейской форме.
– Тьфу, лезьте в машину! С вами никакого зоопарка не надо.
Лейтенант сам сел за руль.
– А ничего, вкусно, – прожевав мороженое, сообщил о своих впечатлениях Фолби.
– Да, сэр, – обращаясь к Гамильтону, вздохнул Терье, – никогда мне в жизни не удавалось доесть мороженное. В детстве всегда отнимали старшие сестры...
– Кто они у тебя, Дик?
– Обе работают в дорожной полиции. Одна, между прочим, сержант.
Эти последние слова он произнес, повернувшись в сторону Фолби.
– Хорошая семья, – цыкнув зубом, ответил тот, – и ты у нас хороший, и мороженое было хорошим.
Терье укоризненно покачал головой и еще раз вздохнул.
Гамильтон тоже не помнил, когда в последний раз был в зоопарке. И это оказалось так интересно, что полтора часа пронеслись для них как одна минута. И было весело. В особенности, когда огромная апатичная горилла вдруг уставилась на Фолби, а затем, к интересу публики, стала делать ему сквозь металлические прутья какие-то угрожающие знаки.
– Это он ее туда засадил! – воспользовавшись удачным моментом, объявил всем Терье. – Сколько ей дали, господин сержант?
– Что она сделала, сержант, убила человека?! – всполошившись, обратилась к тому очень пожилая дама.
– Нет, мэм, всего лишь мелкие дорожные нарушения. Ее скоро выпустят.
Крокодилы с лукаво-равнодушными глазами, бегемотица с маленьким неуверенно ставящим ножки детенышем, попугаи таких немыслимых окрасок, что начинало рябить в глазах...
Но в павильон со змеями все дружно идти отказались.
– Посмотрите, какие симпатяги! – проходя мимо вольера с пони, порадовался Фолби.
– Не такие уж они симпатяги, сэр, – возразил ему служащий, занимавшийся по другую сторону перил уборкой. – Они несговорчивые, упрямые, себе на уме.
– А с виду не скажешь.
– Да, сэр, бывают и просто злые. Но очень выносливые. Уже три года как мы маленькими партиями поселяем их в пустыне. Наши эксперты говорят, что они отлично там приживаются.
– Значит, кто-нибудь из них может забрести и в наш городок?
– А где он? – спросил служащий и, услышав, ответил: – Вряд ли, сэр, они очень независимые животные. Даже здесь, в вольере, некоторые из них стремятся обозначить свою территорию и могут лягнуть или укусить соседа.
Потом они отметили свои награды в тамошнем ресторане и, не спеша направляясь к выходу, увидели грустного мальчика лет десяти. Обратили внимание, потому что у ног ребенка стояла большая куполообразная клетка с крупной серой совой внутри.
– Принес своего друга, чтобы он посмотрел на собратьев, а? – поинтересовался Терье.
– Нет, сэр, – устало ответил мальчик, – хотел сдать этого филина в зоопарк, но его не берут.
– Так это филин?
– Очень хороший филин, сэр.
– А почему не берут? – спросил Гамильтон.
– Они сказали мне, что я должен выпустить его там, где нашел.
– Почему бы тебе так и не сделать?
Мальчик мотнул головой:
– Он поселился в деревьях напротив нашего дома. Ночью так громко ухает, что раздражает отца. Отец говорит, из-за него он не может спать, и если филин не уберется, пристрелит его. Я знаю, что он его пристрелит.
– Так выпусти его в другом месте.
– Он обязательно прилетит на прежнее, они отлично ориентируются, сэр. Я, ведь, прикормил его, чтобы поймать.
Гамильтон сочувственно кивнул мальчугану и они с сержантом двинулись дальше, но услышали за собой голос Терье:
– А сколько ты за этого филина хочешь?
– Ничего. Я отдам его вместе с клеткой.
– Даром?
– Если вы будете хорошо за ним ухаживать, сэр. Я могу его вам доверить?
– Можешь, – повернувшись в их сторону, ответил за Дика Фолби. – Можешь доверить ему пауков и сороконожек. Если даром, то он возьмет.
– У меня нет сороконожек, сэр, – вполне серьезно ответил мальчик.
– Какая жалость!
К их удивлению Терье, не раздумывая, взял клетку.
– А чем мне его кормить?
– Мясными обрезками, он их обожает.
– Так, – обращаясь к лейтенанту прокомментировал Фолби, – будем радоваться, что этот парень не обнаружил в своей канализации аллигатора.
* * *
Уже на следующее утро Гамильтон заметил, что Терье отирается около его кабинета и, вроде бы, хочет что-то сказать.
– В чем дело, Дик?
– Такая история, господин лейтенант...
– У нас по сводкам ничего не случилось.
– Это по поводу филина.
– Что с ним?
– Он так раскричался ночью, что соседи по дому хотели звонить в полицию.
– То есть к нам сюда? Жаловаться на тебя и твоего филина?
– Так, сэр.
– Ну и выпусти его на волю, до столицы Штата он отсюда не долетит.
– Я его уже прикормил, сэр. Видели бы вы, сколько он слопал. Если выпущу, он назад вернется. Он же себе не враг.
– Дик, что ты хочешь?
– Сэр, я подумал, дом на Ли 16, тот самый, сейчас потерял владельца. Поговорите в мэрии, и если наше управление выступит поручителем, я бы взял в банке кредит и отремонтировал дом.
– Хм, хочешь там поселиться? Вместе с филином?.. Хорошо, Дик, я поговорю, думаю, мне нетрудно будет это уладить.
– Спасибо, сэр. Еще я хотел доложить, что с нашего участка автострады сегодня утром в пустыню проехал джип. Мы задержали его для проверки.
– Что ему там нужно?
– Хозяин джипа – эксперт из того самого зоопарка. Он регулярно обследует местную фауну, в особенности следит за пони, которых они выпустили в пустыню.
– У него оформлено соответствующее направление?
– Да, документы в порядке. Обычно он проводит в пустыне несколько дней. Я предупредил насчет двух сбежавших преступников.
– Правильно. У него есть с собой оружие?
– Карабин, сэр.
* * *
Джип на небольшой скорости уже с полчаса двигался по пустыне, и его хозяин, расслабившись, покуривал за рулем сигару.
«Хорошо, что он сразу сунул в нос полицейским свои документы. Надо было опередить, прежде чем в их головы придет мысль осмотреть машину. Тогда трудно было бы объяснить, зачем он взял с собой на три дня такое огромное количество провианта». Он уже десятки раз продумывал свой план, но все равно продолжал делать это снова и снова. «Зиму они отсидятся здесь, и если не станут днем высовываться из пещеры, их невозможно будет обнаружить. Запасов провизии, с учетом того, что он доставит сейчас, вполне достаточно. А через четыре месяца он вывезет их на дне джипа. К тому времени местные полицейские уже привыкнут к нему. Потом ребята сами позаботятся о себе. И хорошо расплатятся с ним, раз сумели припрятать перед арестом два килограмма героина... И никому не придет в голову, что один из них его родной племянник, потому что сестра приняла фамилию мужа и связать ее прежнюю девичью, и такую распространенную в Америке – «Джонсон», с каким-то экспертом из зоопарка практически невозможно».
Джип прошел еще около мили и начал двигаться вдоль неровной известковой гряды высотой в тридцать-сорок футов. Человек уже увидел тот самый кустарник у подножия известкового выступа, за которым скрывалась дыра в пещеру, в получеловеческий рост, невидимая за колючими ветками.
* * *
– Хорошо, что мы с тобой вып-пили по двойной п-порции виски.
– Хорошо!
– Это я к т-тому, что пиво нужно всегда закреплять... п-понимаешь меня? Виски или бренди в конце, э-то обязательно.
– А мы так и сделали.
– Мы всегда п-правильно делаем... Постой, те-бе же сюда, в переулок.
– И-и! Мой переулок!
– Значит, иди п-прямиком к своей любимой змее.
– Она, слава богу, уехала, к матери, а твоя тебя дома ждет. Небось, будет шипеть?
– П-пусть...
Две фигуры на безлюдной окраинной улице обнялись, похлопали друг друга по спинам, и одна направилась неровными шагами в переулок, а другая последовала вдоль улицы дальше...
На секунду ее внимание привлек негорящий в сумерках фонарный столб.
– Э-лектричество экономят, г-ады, – прозвучало по этому поводу.
Потом еще что-то оказалось не так... с невысоким деревом в десяти футах от тротуара... Фигура ступила на газон, приблизилась и, чиркнув зажигалкой, поднесла ее куда-то к стволу... Зажигалка, вдруг, отлетела в сторону, фигура, попятившись назад, упала, и тут же, неожиданно проворно поднявшись, побежала вдоль улицы. Попробовала обернуться, отчего ее сильно качнуло, потом кинулась к калитке ближайшего дома и, не сумев открыть ее, в панике устремилась дальше. Еще через несколько секунд она скрылась за поворотом и сразу же раздался крик. Такой надрывный и нехороший, что люди в соседних домах бросились к своим телефонам.
* * *
Только три дня назад Гамильтон выхлопотал разрешение Дику на дом, а тот уже успел сделать там ремонт и завести в комнаты нижнего этажа мебель. И завтра на новоселье пригласил в гости все управление. Сметливый Фолби тут же решил совместить приятное с полезным, собрав со всех деньги хозяину на телевизор.
– Майкл, я тебе в четвертый раз говорю, что не знаю какой именно экран самый плоский, – они вышли из управления на улицу, и Гамильтон подумал, что уже два дня не видел Энн. – И вообще молодому полицейскому полезнее читать книги, а не смотреть всякую дрянь.
– Почему во множественном числе?
– Что?
– Полицейский должен читать только одну книгу.
– Какую же?
– Устав, разумеется.
– Хорошо, давай попросим Энн подобрать для Дика телевизор в пределах собранных денег. «И пригласить ее заодно немного посидеть в ресторане», – подумал про себя Гамильтон.
– Правильное решение, – согласился Фолби.
Для ресторана Гамильтон еще заскочил домой, чтобы переодеться, и только за полчаса до закрытия они оказались в супермаркете Тьюберга.
– Значит, телевизор для молодого полицейского, сержант?
– Да, мэм, мы собрали деньги, чтобы сделать ему подарок на новоселье.
– Хотите, наш специалист запрограммирует его так, что при включении экран будет показывать красивую картинку с дарственными словами от вашего управления.
– Отличная идея, Энн, но неплохо бы, чтобы он показывал что-то еще.
– Ты грубиян, Фрэнк. Наш магазин не торгует браком.
– Прости, не подумал. И я бы попробовал загладить вину за это в соседнем ресторане, после того как ты освободишься.
Большие серые глаза только искоса взметнулись на него, и от этого приятного ощущения Гамильтон на секунду потерял из виду все остальное.
Потом он попрощался с Фолби у выхода из магазина, а еще минут через пятнадцать появилась Энн. Не в том служебном своем костюмчике, а в элегантном коротком малиновом платье с белой меховой накидкой на плечах.
– Ну до чего же хорошо иметь собственный магазин, – вздохнул Гамильтон, подавая ей руку. – Неограниченные возможности!
– Ты хочешь сказать, что я использую вещи из торгового зала, а потом кладу их назад для покупателей? Это ужасно, Фрэнк! Ты не случайно стал полицейским. Врожденная подозрительность, я ее заметила в твоих глазах еще двадцать лет назад на том школьном вечере.
– Я тогда просто недоумевал – какого ты пола?
– Но через двадцать лет, хоть и с трудом, начал догадываться, да?
Они уже входили в ресторан, когда лейтенант услышал где-то вдали на соседних улицах тревожный сигнал полицейской сирены... Звук приближался. Энн тоже услышала сирену и уже смотрела на него вопросительным взглядом.
– Сейчас узнаем, – озадаченно произнес Гамильтон.
Он ободряюще взял в свою ее тонкую теплую руку.
Сирена взвыла уже совсем рядом, и через несколько секунд напротив тормознула дежурная машина с Терье за рулем и Фолби рядом.
– Еще раз добрый вечер, мэм! Шеф, Дик заехал за мной, а теперь – мы за вами, – высовываясь из окна, сообщил Фолби.
– В чем дело, Майкл?
Сержант покосился на людей, которые явно заинтересовались этой сценой.
– Лучше в машине, шеф.
Гамильтон почувствовал, как Энн сжала его руку.
– Можно я с вами, Фрэнк? Пожалуйста!
Фолби в ответ кивнул ему головой, давая понять, что опасного ничего не предвидится.
– Садись, только слушаться меня, если что.
– Да, Фрэнк.
– Куда мы едем, Майкл?
– Конец улицы Генерала Ли, – ответил за него Терье, – нападение гремучки на человека.
– Со смертельным исходом, – добавил Фолби.
– Что-о?! Что вы сказали?!
Гамильтону показалось – все потемнело вокруг и еще... что он сейчас взорвется! Видимо, то же самое показалось всем остальным, потому что Энн стала гладить его кисть обоими руками, а оба подчиненных в успокаивающих целях затараторили:
– Там уже работают наши...
– Да, шеф, они уже выехали и уже работают. Через какие-то пять минут мы все узнаем.
– У-у! – громко вырвалось из груди лейтенанта вместо несостоявшегося взрыва.
И на короткое время он просто попал в столбняк. Но вскоре голова заработала: «Опять гремучка... гремучка или ужасная кошка?.. Хорошо, что Энн сейчас рядом».
– Ты не выйдешь из машины. Слышишь?!
– Слышу, не волнуйся.
– Поднять все стекла на окнах! Дик, встанешь на охранение, когда приедем, если увидишь поблизости что-нибудь похожее на кошку, сразу стреляй!
– Да, шеф.
– Майкл, надо немедленно пригласить нашего знакомого змеелова на экспертизу укуса. Поговори с ним вежливо, мы все ему оплатим.
Впереди посреди дороги уже обозначились две полицейские машины и несколько человек на небольшом пятачке, освещенном треножниками с лампами дневного света.
Первые анализы на месте уже были сделаны, и, прежде чем подойти к лежавшему вверх лицом трупу, Гамильтон выслушал результаты.
– Яд гремучей змеи, шеф, укус в левую область лица, почти под глазное яблоко, смерть, из-за близости мозга, очень быстрая. Очень сильное опухание, но глубину ран и расстояние между ними удалось точно вымерить. В крови высокий процент алкоголя. Погибший был сильно пьян.
– Никакая кошка, когда вы прибыли, поблизости не слонялась?
– Мы, конечно же, обратили бы внимание, шеф.
Теперь лейтенант подошел к трупу...
Лицо все опухло, почти не разобрать. Безобразно асимметричное, потому что левую часть разнесло так, что не виден был глаз.
Гамильтон покосился на их машину. Нет, Энн оттуда, слава богу, этого не видит.
– Пусть при вскрытии трупа обратят особое внимание на ушибы на теле, на ладонях и локтевых суставах, – приказал он эксперту.
– Хорошо, шеф, но я не понял, зачем?
– Если он спьяну падал и угодил таким образом на гремучку, которая укусила его в лицо, то при падении должны быть мелкие характерные травмы.
– Да, теперь понял.
– Спьяну он мог и нагнуться к змее, – подсказал Фолби.
– Мог, я согласен... Постойте, вы его переворачивали на живот?
– Нет, – ответили сразу несколько голосов.
– Посмотрите, брюки, в особенности там, где колени. Они испачканы.
Сержант подошел и нагнулся, рассматривая труп, потрогал рубаху.
– На ней тоже есть земля, шеф. И, правильно, следы земли на коленках.
– Именно земли, Майкл?
Сержант потер у колен материю.
– Вне всякого сомнения. Прилипли кусочки... и даже сохранили влажность. Сегодня ведь утром был дождь.
– Но здесь на асфальте нет никакой земли, – глядя на хорошо освещенный овал, произнес Гамильтон. – Дорога даже не запылилась. И именно потому, что в первой половине дня был дождь. Откуда тогда земля?
– Значит, парень приземлялся еще где-то. – Сержант встал с корточек и обвел глазами окрестную темноту. – Проверить с утра газоны?
– Обязательно. На протяжении всей этой улицы, по которой он шел из города.
Больше делать было нечего.
– Вот что, Дик, – садясь в машину, проговорил Гамильтон, – в доме тебе оставаться опасно.
– Сегодня я всю ночь дежурю, сэр.
– Вообще опасно, понимаешь? Если это одна из тех чудовищных кошек, которой удалось уйти от нас, она может вернуться к собственному дому.
– Сэр, я ее просто прикокошу. А на ночь буду закрывать все окна и двери. К тому же, у меня есть отличный сторож.
– Какой сторож?
– Мой филин, сэр. Я выпускаю его, и он гуляет и немного летает по дому. Большая умница, уже поймал забежавшую полевую мышь.
Сержант тем временем набрал телефонный номер по записной книжке и через минуту сообщил:
– Наш змеелов сказал, что выедет к нам через два часа. Будет здесь уже утром. И говорит, что не возьмет никаких денег. Хороший, в сущности, малый. Что значит, вовремя дать человеку в ухо!
– Майкл, я же тебя просил.
– Да нет, шеф, я ведь не собираюсь исправлять так все человечество.
– Теперь надо решить, как быть с тобой, Энн.
– Что значит – «как быть»? Я есть хочу, между прочим.
Когда они снова входили в ресторан, Гамильтон посмотрел на часы – прошло всего двадцать минут. Люди, улыбавшиеся друг другу за столиками, еще ничего не знали. Но что будет завтра? Что если змеелов подтвердит его опасения, и по городу сейчас слоняется ядовитый кошачий монстр? Впрочем, пока что он разрядил свой яд в несчастного парня...
– Фрэ-энк, о чем ты думаешь?
– О том, что тебе нужно сегодня же уехать из города.
– Ты шутишь?
– А ты уже забыла охотившуюся за тобой месяц назад ядовитую кошку?
– Фрэнк, я тогда была единственным человеком, оставшимся в центре города!
– Энн, так будет лучше. Поужинаем, и я отвезу тебя в столицу Штата.
– Ты... как ты смеешь мной распоряжаться?! Я тебе не жена!
– Хорошо, устраним, наконец, этот пустяк. Я делаю тебе предложение. Теперь у меня достаточные основания?
– Ну, ты на-хал! А показался мне двадцать лет назад таким интеллигентным.
* * *
Дик позвонил ему в шесть утра, и Гамильтон, вскочив, быстро снял трубку, чтобы звонки не разбудили Энн.
– Это я, сэр, дежурный Терье. Змеелов уже приехал и работает над материалами осмотра тела.
– Хорошо, я буду через полчаса.
Он вернулся назад и несколько секунд смотрел на ее длинные загибающиеся ресницы. Потом приподнял голову и поцеловал в переносицу.
– Энн, дорогая... нужно вставать. Мы едем в управление.
– В управление?
– Я не могу оставить тебя одну.
Теплая рука обхватила его за шею.
– А хорошо, что мы вчера не поехали в столицу Штата, правда?
– Мы?! Это ты не поехала. И я уже понял, кто кем будет распоряжаться.
Фолби тоже уже был на месте, и они вместе со змееловом распивали кофе у Гамильтона в кабинете. Настроение, как показалось лейтенанту, было даже веселым.
Он поздоровался за руку с гостем и поблагодарил его за приезд.
– Могу вас успокоить, это не кошка, – сразу же поспешил прояснить ситуацию тот.
– Обычная гремучая змея, хи! – радостно улыбаясь, уточнил Терье.
– Ай, приятно-то как! – посмотрев на него, иронически согласился Фолби.
Змеелов тоже не смог удержать смешок.
– Нет, не подумайте, что мне не жалко того погибшего парня, – поспешил Дик, – но зачем людям надо напиваться, не понимаю.
– А ты, Дик, не пьешь?
– Нет, господин сержант. Один только раз попробовал в детстве, но меня так мутило, так начало рвать потом...
– Дик, – Гамильтон раздраженно мотнул головой, – детали ты нам позже расскажешь. – И обратился к гостю: – Как это могло произойти?
– Человек, видимо, низко нагнулся к змее, которая находилась где-то на газоне, она приняла стойку, а тот спьяну не понял, с какой угрозой имеет дело. Ударить его, лежащего, вертикально в лицо она бы не смогла.
– Итак, джентльмены, – прослушав все это за их спинами, объявила Энн, – я могу быть выпущена на свободу. Пойду работать.
– Не ходите только по газонам, мэм, – посоветовал Терье. – И еще, мэм, вы можете сделать теперь в городе отличный бизнес на высоких прочных сапогах.
– Спасибо, Дик. Если надоест работать в полиции, место менеджера по планированию товарного спроса тебе в супермаркете обеспечено.
Змеелов решительно отказался от всяких денег, и Гамильтон с Фолби пригласили его позавтракать перед отъездом где-нибудь в городе.
Через час они уже собирались вставать из-за столика, когда, извинившись, к ним подошел один из сотрудников управления.
– Кое-какие результаты с места прочесывания, сэр, – обратился он к лейтенанту.
– Нашли гремучку?
– Нет, сэр, нашли зажигалку погибшего парня. Ее опознал собутыльник. Валялась рядом с деревом в трех сотнях футов выше по улице. Там следы от его обуви, и, похоже, он в том месте упал.
– Больше нигде ничего не нашли?
– Больше нигде.
Гамильтон посмотрел на змеелова, на его чуть удивленно вздернувшиеся брови.
– Хм, видимо, сыграл свою роль алкоголь, – как бы про себя произнес тот.
– То, что парень после укуса пробежал расстояние в триста футов? – переспросил Фолби.
– Да, для трезвого это чересчур много. Укус под глазное яблоко вызвал бы страшный болевой шок. И сильное головокружение уже секунд через пять-шесть.
– Пять-шесть секунд?.. Среднему человеку, – прикинул Гамильтон, – для трехсот футов понадобилось бы больше, чем вдвое.
Змеелов неопределенно качнул головой:
– Видимо алкоголь в значительной мере блокировал болевой эффект. И у пьяных людей бывает сильная моторика.
К счастью, оповещение по городу о гремучей змее не вызвало паники. День прошел в общем-то спокойно.
А вечер Гамильтон провел уже в роли жениха в обществе мистера Тьюберга, в их доме. Из-за чего пришлось извиниться и не пойти к Дику на новоселье.
Будущий тесть угощал его очень дорогим шампанским, какими-то особенными деликатесами, и, постепенно нагружаясь сам, раз десять сообщил Фрэнку, что он ужасно рад, и что дочь у него только одна.
В конце концов, невесте это поднадоело и она разогнала компанию.
Вернувшись домой, Гамильтон позвонил матери и сестре на север.
– Конечно, я помню того маленького чудного ребенка, который всех насмешил на школьном вечере. Так это оказалась девочка?
– Мам, не могу же я жениться на мужчине.
– Да, слава богу, ты у меня старомоден.
И не успел он повесить трубку, как позвонил Майкл Фолби.
– Фрэнк, – он обратился по имени, значит – говорил не из управления, а из дома, – я знал, где ты проводишь время и поэтому не хотел беспокоить. Тут нам под вечер позвонили из Штата, у них пропал человек, предположительно на нашем участке.
Шампанское определенно давало себя знать, поэтому лейтенант потер лоб и произнес в трубку:
– Ну?
– Некто Джонсон, специалист из тамошнего зоопарка. Он выехал на три дня в пустыню обследовать фауну. Кажется, выпущенных на свободу пони. Прошла уже неделя, а о нем ни слуху ни духу. Просили помочь с розыском.
– Пусть вертолет с утра обследует на нашем участке пустыню.
– Я уже отдал приказание. Ну, все тогда?
– Тогда все... Да, как прошло новоселье у Дика?
– Великолепно! Только был один маленький конфуз. Мы так быстро сожрали торт-мороженое, что хозяину ничего не досталось.
– Где-то это уже было, – пробормотал лейтенант, прощаясь.
* * *
– Между прочим, это тот самый Джонсон, который проезжал мимо нас в пустыню.
– Какой Джонсон, Дик? И еще раз извини, что не был у тебя вчера, мы с Энн обязательно заглянем. Так, что за Джонсон?
– Которого сейчас ищет вертолет, сэр.
– Ах да, специалист из зоопарка.
Гамильтон до середины дня ушел в мелочи, несколько раз звонил Энн, составил рапорт в столицу Штата с просьбой выразить официальную благодарность змеелову за оказанную помощь, надо же как-то отблагодарить человека...
Потом, ему совсем не хочется пышной свадебной процедуры, на которую явно настроен его будущий тесть. Но Энн меланхолично заявила: «Не порть папе праздник. К тому же, может быть и у меня в жизни больше ничего такого не будет».
Да, никаких следов тех сбежавших преступников. Их, несомненно, нет в городе или на окрестных фермах, которые уже несколько раз проверены. В пустыне долго не скроешься, особенно без еды, одежды для холодных осенних ночей. Нужна поддержка со стороны. Но на их участке, кроме этого Джонсона, в пустыню никто не проезжал... хотя случай с его исчезновением странный.
– Сообщение с вертолета, господин лейтенант!
– Какое?
– Они видят джип и тело человека внизу. Они там садятся.
Гамильтон быстро прошел на пульт в дежурную комнату и взял микрофон.
– Что там у вас происходит?
– Только что сели, сэр, – ответил, узнав его голос, один из полицейских, – сейчас приступим к осмотру.
– Хорошо, жду сообщений.
Минуты через три на той стороне снова заговорили:
– У нас здесь труп, сэр. Явное окоченение. По бумагам в его автомобиле, это тот самый Джонсон. Но никаких следов на теле от ранений.
– А от борьбы вокруг? В каком состоянии автомобиль?
– Минуту... – прошло что-то около того. – Автомобиль в порядке, ключи в зажигании. Там у него еще карабин, сэр. Он даже не заряжен. Никаких следов борьбы. Что нам делать?
– Сфотографируйте все тщательно. Тело в вертолет. Второй из вас пусть останется и пригонит джип.
В дежурном помещении собрались все находившиеся в этот час на службе.
– Сержант, как только доставят тело, его нужно сразу отвезти на экспертизу в клинику Уолтера, – распорядился Гамильтон. – Всем можно расходиться. Пока никаких поручений не будет.
Потом он связался с полицией Штата и сообщил о случившемся.
– Господин лейтенант, – Гамильтон обратил внимание, что Терье уже не в первый раз порывается к нему обратиться, – я про карабин, сэр.
– Что именно, Дик?
– Они сказали, карабин не был заряжен.
– Я помню.
– Очень странно, сэр, я сам предупреждал этого Джонсона, что в нашей зоне могут скрываться сбежавшие преступники.
– Возможно, и не очень странно, Дик. У человека, который едет в джипе, прекрасный обзор. И он не чувствует себя в опасности. А позже он мог просто забыть о твоем предупреждении.
– Так-то оно так, сэр...
Вскоре прибыл вертолет, и теперь нужно было ожидать результатов вскрытия, за которое взялся доктор Уолтер.
Гамильтону снова захотелось позвонить Энн, чтобы просто услышать ее голос, но нельзя же бестолку отвлекать людей от работы. И подумав об этом, он вдруг сказал себе то, что постоянно чувствовал в последние два дня: он все время ждет сообщения об обнаруженной в городе гремучке, ждет... и не верит, что это случится. Он в это не верит.
Прошел час, но из клиники не звонили, и он решил сам туда подъехать и подождать результатов на месте.
В клинику лейтенант попал не сразу, потому что мысль о проклятой гремучке не давала покоя. Он проехал по улице Генерала Ли, останавливаясь у домов, поговорил с детьми и женщинами, напоминая о бдительности, и, когда оказался в клинике, Уолтер уже закончил вскрытие и ожидал его в своем кабинете.
– Ничего, что могло бы заинтересовать полицию, я не обнаружил, – начал доктор, попросив принести им обоим кофе. – Инфаркт. Обширный инфаркт. Экстренную помощь оказать было, естественно, некому, и человек скончался. Никаких следов насилия на теле. Никаких следов алкоголя в крови. Несчастный случай.
– Обычно нездоровые сердцем люди берут с собой в путешествия лекарства, но мы ничего, кроме стандартной автомобильной аптечки в его вещах не нашли.
Уолтер мотнул головой:
– Он не был сердечником, Фрэнк, я еще перед вскрытием запросил его медицинскую карту, вон она, на экране компьютера. Полгода назад ему в качестве профилактического осмотра делали кардиограмму. В целом нормальное сердце. На боли или одышку он тоже никогда не жаловался.
– Тогда почему инфаркт, такое бывает?
– В нашей практике, увы, все бывает. Иногда умирают в принципе совершенно здоровые люди. И это всегда либо кровоизлияние в мозг, либо инфаркт. Разрыв сердца, как в старину говорили люди, не умея объяснить такую внезапную смерть.
– Так это всего лишь обывательское выражение, сердце не разрывается?
– Конечно, нет! Рвутся только отдельные мышечные волокна, но сердцу этого достаточно, чтобы сбиться с ритма и перестать работать.
– Однако что-то ведь служит толчком к инфаркту у людей, не страдающих хроническими сердечными заболеваниями?
– Нервная система, прежде всего. Сердце, как и другие органы, управляется структурами головного мозга. Затянувшиеся нервные переживания, например, стресс, очень сильный испуг... Все это еще не до конца изучено, Фрэнк, пейте кофе.
– Спасибо, а сколько времени он пролежал в пустыне мертвым?
– Трое или четверо суток.
– Именно так, не более четырех суток?
Уолтер утвердительно кивнул головой:
– В этих пределах. Мертвая кровь очень характерно деградирует, и существующие методики позволяют достаточно точно определять трупные сроки. Вам это важно?
Гамильтон на секунду задумался...
– Важно.
Попрощавшись с доктором, он вышел из клиники, сел в припаркованный у входа автомобиль, но не завел мотор, а облокотившись на руль, стал все обдумывать.
«Умница Дик, сразу обратил внимание на незаряженный карабин. Покойный Джонсон провел в пустыне семь ночей. Значит, как минимум три из них он спал с незаряженным оружием. Иначе с какой стати он стал бы разряжать карабин на день?.. Но и днем в пустыне никто не может чувствовать себя вполне комфортно, тем более, что он был предупрежден полицейским о возможно скрывающихся где-нибудь здесь преступниках».
Гамильтон сразу же из машины связался с администрацией зоопарка. Узнав, кто звонит, трубку взял сам директор.
– Нас уже известили о чрезвычайно прискорбном событии, лейтенант, – поздоровавшись, сообщил он.
– Сочувствую вам. Но хотел бы задать пару вопросов.
– Пожалуйста.
– Покойный Джонсон не жаловался в последнее время на сердце, может быть, в разговоре с кем-нибудь из коллег?
– Нет, мы сами сразу стали друг друга об этом спрашивать.
– Скажите, он был несколько рассеянным человеком, да?
– Хм, вот уж никак бы этого не сказал. Я проработал с ним восемь последних лет. Наоборот, Джонсон был собранным, аккуратным. По-моему, вообще с отличной памятью.
– У него был карабин...
– Да, согласно инструкции, в пустыне наши люди должны находиться с заряженным оружием. Собственно говоря, эта мера безопасности исходит от вас, от полиции Штата.
– Конечно, я помню.
Гамильтону понадобилось еще несколько секунд, чтобы принять решение, потом он завел мотор и двинулся в управление.
– Итак, либо этот парень не очень нормальный, либо это связной, доставлявший преступникам жизнеобеспечение и поэтому чувствовавший себя вне всякой опасности. Еще раз выражаю признательность полицейскому Терье за наблюдательность. Сиди, Дик, не надо вставать. Завтра с раннего утра все управление будет задействовано в операции. Основная группа пойдет по следам джипа. – Лейтенант подошел к карте пустыни и повел указкой от автострады вглубь: – Здесь он заехал, а вот где оказался. Создается впечатление, что он двигался сначала прямо, потом смещаясь в правую сторону по дуге. В десяти милях от автострады как раз по направлению этой дуги начинаются известковые возвышения. Это самый ответственный участок. Двигаемся по нему медленно, осматривая двумя группами. Первая – разведывательная, со мной, вторая обеспечивает огневое прикрытие с дистанции двести футов. Позже подключается вертолет. Состав групп...
* * *
– И тебе обязательно возглавлять эту операцию самому?
– Что ты беспокоишься, дорогая, десять вооруженных до зубов человек в шлемах и бронежилетах, плюс вертолет с пулеметным оснащением против двух мелких мерзавцев. И это еще, если удастся их обнаружить.
– «Мелкий мерзавец», Фрэнк, это выражение из несочетаемых смыслов. Мелких мерзавцев не бывает, точно также, как не бывает мелких святых. Папа сказал, когда тебе дадут капитана, ты уже больше не будешь самолично захватывать преступников, это правда?
– Правда, Энн, это запрещено инструкцией. Какие у тебя теплые лапы...
Ночь в пустыне всегда светлее, чем в прочей местности. Потому что какой-то свет все равно есть, и он отражается от каменистой поверхности. А если на небе, как сейчас, висит не закрытая облаками белая луна, видно вокруг лучше, чем в сумерках.
Два человека вылезли, наконец, на свежий воздух и тут же поплотнее застегнули куртки, почувствовав холод.
– Отлично! – вдохнув свежий воздух, произнес один.
– Да, только в городе, где сейчас твой дядя, намного лучше. Можно посидеть в баре с бутылочкой...
– Не трави душу. Нужно перетерпеть, и все это будет.
– Пойдем сегодня в ту сторону.
– К автостраде? Это опасно.
– До автострады отсюда почти десять миль, а мы только одну милю пройдем и назад.
Оба двинулись не спеша, разминая ноги и время от времени наполняя до отказа легкие чистым прохладным воздухом.
Неожиданно темный силуэт замаячил невдалеке перед ними, и люди, испугавшись, приостановились... Силуэт начал медленно двигаться в сторону.
– Тьфу, это ж пони!
– Точно. Чего он ночью не спит?
Они, успокоившись, направились дальше.
Пони тоже почему-то вздумал оказать им компанию и некоторое время, будто сопровождая, двигался на одной и той же дистанции. Потом исчез, как сквозь землю провалился.
Минут через тридцать они приостановились.
– Ну что, назад?
– Слушай, а давай еще потопаем. Можно пройти еще милю и с вершины гряды будет виден местный городок. На огоньки хоть посмотрим.
Идея понравилась и оба уже быстрее двинулись дальше.
– Вон, видишь тот холм? – вскоре сказал один из них. – Сейчас поднимемся на него и увидим город.
– Дядя бы этого не одобрил, – засомневавшись, ответил второй.
– Ладно, догоняй!
Первый начал быстро подниматься по склону гряды, второй неохотно за ним последовал, потом приостановился и посмотрел на большую луну, которая слишком уж хорошо обливала пустыню своим мертвым беломолочным светом.
– Эй, а тут неплохая пещера! Поднимайся ко мне!
– На кой она тебе черт нужна?! – недовольно отозвался оставшийся внизу. – Слушай, нам лучше вернуться!
– Большая! – сообщил тот, что был наверху.
Обе машины двигались очень медленно, потому что кто-то из полицейских должен был идти впереди, чтобы указывать следы проехавшего здесь джипа. К счастью, сильным ветрам еще не подоспело время, и вот уже шесть миль позади, а они еще ни разу не потеряли след.
Сейчас слева от них начиналась известковая гряда, и Гамильтон дал команду задней машине держать нужную дистанцию. Нужную – значит, не позволяющую полоснуть из засады оба автомобиля сразу одной длинной очередью. Этого ему показалось мало, и он, оставшись рядом с водителем, приказал Терье и Фолби выйти наружу и идти с правой стороны под прикрытием корпуса. Недовольный такой прогулкой сержант только искоса взглянул на начальника, давая понять, что если на то пошло, и ему самому надлежит выполнить то же самое. Гамильтон сделал вид, что не заметил.
* * *
Теперь лейтенант пристально вглядывался в гряду, пробегая ее глазами от верхушки к подножию. Еще через несколько минут он связался с вертолетом и дал команду подняться для патрулирования над грядой. На тот случай, если преступники, услышав издали их приближение, попробуют уйти дальше в пустыню или у них есть выход из укрытия на другую невидимую отсюда сторону.
– Стоп! – неожиданно скомандовал он водителю.
Впереди вверху обозначилось что-то очень похожее на дыру в пещеру. Гамильтон показал на нее рукой сержанту, и тот, присмотревшись, кивнул головой.
Дик Терье тоже увидел ее:
– Господин лейтенант, разрешите мне провести разведку?
– Не разрешаю.
Он снял с крючка висевший у сиденья автомат и скомандовал общую готовность.
Через несколько секунд водитель по его приказу рванул машину и она понеслась с огромной скоростью вдоль гряды.
Проскочив то место, где наверху теперь уже совсем отчетливо зияла темная пустота, он приказал остановиться и замер сам в открытой кабине, наблюдая дыру в прицел.
Все было тихо... и, подождав еще чуть-чуть, лейтенант дал команду оставшимся подтянуться.
– Вряд ли они стали бы там прятаться, не замаскировав вход, – поделился своими сомнениями Фолби.
– Я тоже так думаю. Пошли туда Дика, раз ему не терпится, и еще кого-нибудь из полицейских.
Две фигурки полезли вверх, пробрались с двух сторон к большому в человеческий рост отверстию, затем Дик, с фонарем в руке, ринулся в пещеру, а второй полицейский, как и положено, опустившись у входа на колено, подстраховал его сзади.
Сержант хмыкнул и глотнул воды из бутылочки:
– Похоже, наш суперагент вернется ни с чем, а?.. Ну вот, появился.
Дик появился на краю пещеры, и обе фигуры начали спускаться вниз. Гамильтон дал команду задней машине готовиться дальше в путь.
– Ничего нет, сэр, там совершенно пусто, – сообщил сбежавший по склону полицейский.
Лейтенант недовольно посмотрел на склон, где Терье притормозился и начал очень медленно двигаться вниз, рассматривая все время что-то у себя под ногами.
– Надо было оставить эту маленькую ищейку в управлении, шеф, – пробурчал Фолби и, повернувшись в ту сторону, крикнул: – Что нам дальше делать, сэр-полицейский?! Прикажете объявить перекур?!
Несколько глоток загоготало от этой нехитрой шутки, но Терье, ничуть не смутившись, спустился со склона и приостановился уже внизу, шагах в сорока от них.
– Господин лейтенант, подойдите, пожалуйста, сюда! – раздался его тонкий голос.
– Вас требуют, шеф, – показывая в ту сторону, пригласил сержант, – поторопитесь.
Это опять всем понравилось, но Гамильтону ничего не оставалось, как выйти из машины.
– Ну что там у тебя, Дик? Ты всех ведь задерживаешь.
– А вот, вы взгляните.
– Куда именно?
– Сначала на склон. Наверху это не так заметно, а с середины – как будто идет дорожка. Там камни вывернуты, я нагибался и проверял. А здесь, подойдите, пожалуйста, ближе, присыпанная земля... Мягкая, видите? И мелкие камушки свободно валяются сверху. Тут что-то рыли или закапывали.
* * *
– Осторожнее вынимайте! – скомандовал Гамильтон, когда, отрыв мягкий в этом месте грунт, они обнаружили всего на метровой глубине человеческий труп.
– Труп свежий, шеф, – опытным глазом сразу определил Фолби, – не удивлюсь, если его закопали этой ночью... Видимо, ударили ножом в шею. Вон, сколько крови.
Лейтенант, тем временем, уже хорошо рассмотрев лицо, вынул из внутреннего кармана листок с двумя фотографиями и, даже не заглядывая в него, протянул Фолби:
– Это один из них. Если не ошибаюсь, там сказано, что у него на внутренней стороне левой руки, от кисти до локтя, большая татуировка: кинжал, обвитый шипастой розой.
Сержант нагнулся к трупу.
– Она и есть.
– Значит, вчера они здесь сводили счеты. Второй прячется где-то недалеко, и терять ему уже нечего. Всем быть готовым к действиям! Двигаемся дальше по следам джипа. Труп в полиэтиленовый мешок. Дик, ты останешься охранять тело! – скомандовал Гамильтон.
Сержант одобрительно кивнул головой, и когда они подходили к машине, тихо проговорил:
– Правильно, слишком уж рвется в бой неопытный мальчишка.
Обескураженный Терье пришел в себя, лишь когда обе машины тронулись. Обида так переполнила его, что он сорвал с головы защитный шлем и бросил его в сторону! Потом топнул ногой и в горьком переживании плюхнулся на рыхлую землю рядом с трупом.
Просидев так минут пять, он поднял голову и тяжко вздохнул... К тому же, захотелось пить, а они увезли с собой воду. Он еще раз вздохнул и хотел было уже подняться, когда заметил на некотором отдалении суслика или какого-то похожего на него зверька. Продолговатое тельце подвижно перемещалось между колючек. Да, наверное, это был крупный суслик, хотя мордочку зверя толком не было видно. Тот вертелся, рыская по земле, неожиданно и стремительно перескакивал... Потом, отдалившись от Дика, вдруг кинулся вперед, прихватывая что-то лапами. Показалось, зверек схватил нечто похожее на мышь.
«Странно, разве эти животные хищники?» – подумал Терье и тут же услышал далекую автоматную очередь. Такую знакомую по учебным стрельбам... Еще одну. Но, здесь же не стрельбы!
* * *
Двое полицейских с задней машины уже ринулись вверх по гряде, чтобы оказаться сверху неожиданно обнаружившей себя огневой точки. Другие, вырулив в пустыню и обогнув машину Гамильтона, стали бить длинными очередями по прикрывавшему стрелка кустарнику. Сержант тоже стрелял туда из-под машинного колеса. Все это хорошо запечатлелось в сознании Гамильтона, пока он вытаскивал из машины раненного водителя.
Тот был в сознании.
– Куда попало?!
– В плечо, господин лейтенант.
– Терпи, сейчас вколю обезболивающее. Нигде еще не задело?
– Похоже, что нет, – пытаясь улыбнуться, но вместо этого морщась, ответил раненый.
– Командуй, Майкл! – распорядился Гамильтон. – Минуту я буду занят.
Ответный огонь на подавление был так интенсивен, что когда лейтенант залепил подчиненному дырки от сквозного ранения, а выходная на спине здорово разворотила ткани, от кустов, прикрывавших бандита, и след простыл. Но позиция у противника оставалась очень удобной, сравнительно небольшое отверстие в твердом грунте создавало что-то вроде непробиваемого дзота... Фолби уже надевал на автоматный подвесок гранату.
– В дыру не цель, Майкл, сделай один предупредительный рядом.
Выстрел был выполнен именно так, как нужно. Грунт перед дыркой в укрытие шарахнуло в разные стороны, и часть его полетела внутрь.
Гамильтон поднес ко рту мегафон:
– Слушай меня внимательно! Ты уже ранил полицейского, и мне не ставили задачу брать тебя живым! Вторая такая штука влетит прямо в дырку! Не заставляй нас скрести твои остатки со стенок!
Наступила тишина... Лейтенант выждал с полминуты и снова поднес мегафон:
– Я считаю до трех! Раз... два...
– Эй, там, не торопитесь! – раздалось изнутри. – А вы не убьете, когда я вылезу?!
– Вылезай, твою... ! – громче всякого мегафона заорал Фолби. – Пока я не пустил фугас тебе в рыло!
Человек сначала выбросил автомат, потом показался сам, и через несколько секунд был в наручниках.
– А сильно я вашего ранил? – сразу поинтересовался он, приконвоированный к машине. – Это я со страху начал палить, со страху, потому что спал!
Вертолет забрал раненого. Полицейские вытащили из укрытия заготовленное там на зиму барахло, и машины развернулись в обратный путь.
– Куда делся твой напарник? – спросил Гамильтон, не поворачивая головы назад, где рядом с сержантом сидел арестованный.
– Э...
– Ну дальше!
– Он тово...
– Помер, что ли? – помог Фолби.
– Помер.
– Сам? – сержант дернул его за наручники. – Облегчай душу-то, облегчай!
– Сам... нет, не сам.
– В ухо тебе дать или еще по какому месту?! Чтоб не цедил в час по слову!
– Не бейте, я так скажу. Значит, эта... все дело случилось сегодняшней ночью. Тут, милях в двух к городу, наверху пещера. Он полез, а я остался внизу...
Человек внизу вздрогнул и прислушался... Чик-чик-чик, донеслось до него откуда-то неподалеку, чик-чик-чик...
Черт возьми, да это гремучка! Точно, он уже слышал в пустыне такой звук, и дядя предупреждал, что в подобных случаях надо быть начеку, не идти в ту сторону... Но откуда звук раздавался? Слишком короткие вибрации змеиного хвоста не позволили понять направления, а сейчас, когда они прекратились, кажется, что эта проклятая змея может быть где угодно... И на каком расстоянии она находится? Шагах в двадцати? Или меньше?
Человек почувствовал неприятно побежавший холодок от лопаток к затылку и ему захотелось не двигаться... Хоть бы эта тварь еще раз застучала своим хвостом, иначе как разглядеть ее темно-серые кольца на таком же почти что грунте?
– Слушай, ты там! – прокричал он. – Здесь рядом гремучка! Спускайся оттуда, к чертовой матери! Только осторожно!
– Что?! – раздалось ему в ответ, так, будто говорили из комнаты за закрытой дверью.
– Вылезай из этой сраной пещеры!
Он хотел добавить еще несколько слов, причем самых крепких, но что-то случилось там наверху, стремительно задвигалось и полетело вниз вместе с посыпавшимися в его сторону камнями. Теперь раздались хрипящие захлебывающиеся звуки, и он увидел летящее на него по склону тело. Ноги закинулись несколько раз через голову, а руки болтались по бокам как плети, и одна из них почти задела его, пролетев мимо. Человек оцепенел, а потом кинулся следом к раскинувшемуся на земле другу. Тот лежал лицом вверх, с хрипом втягивая воздух, и видимо, потому, что воздух не шел, его щеки и подбородок судорожно дергались.
– Что с тобой, а?! Сорвался, дурак? Постой, я помогу. Говорил же тебе, не лезь!
Не зная еще ругаться или успокаивать, он нагнулся, чтоб приподнять его голову и тут же резко выпрямился от испуга – вся левая сторона шеи была залита чем-то черным... Кровь! Откуда столько крови?!.. Конвульсии несчастного вдруг прекратились, и замер полуоткрытый рот. Глаза смотрели на белую луну, но ничего не видели...
– Потом я сходил за лопатой и зарыл его. Неглубоко, место я покажу.
– Мы его уже отрыли, – бросил через плечо лейтенант. – Ты говоришь, что гремучка была недалеко от тебя, так?
– Так.
– А у него вся шея залита кровью. Кто-то же сделал это там наверху. Значит, в пещере был человек?
– А может и был, я не знаю.
– Ты туда потом не поднимался?
– Зачем? Пошел за лопатой, автомат тоже прихватил, чтоб, значит, на всякий случай. Себя защитить. Только если б я вздумал его убить, в нашем логове места много, и закопать труп поглубже легко.
– Ладно, разберемся. Продукты вам Джонсон привозил?
– Не знаю такого.
– Можешь не темнить, он уже на том свете.
– Э!.. кокнули, значит, дядю?
– Сам умер, от инфаркта. Здесь, милях в пяти от вас.
– Зачем обманываете, он на сердце никогда не жаловался.
– Нужно нам тебя обманывать, – вмешался Фолби. – Сказали тебе, инфаркт. Так он, или не он?!
– Он. Царствие ему небесное.
Протокол допроса арестованного с подробным выяснением всех обстоятельств жизни этих двоих после побега из тюрьмы Гамильтон поручил составлять сержанту. Труп был уже отправлен в госпиталь к Уолтеру на экспертизу, а сам лейтенант, доложив обо всем в полицию Штата, вскоре тоже поехал в госпиталь, чтобы узнать о состоянии своего раненного сотрудника и, если удастся, поговорить с ним и ободрить.
Тот, доставленный сразу на вертолете, был уже прооперирован и лежал в палате с трубочкой во рту.
– Легкое у него оказалось все-таки пробитым, – сразу объяснил дежуривший по отделению врач. – Но опасного ничего нет. Через десять дней выпишем. Вы с ним можете разговаривать, но он пусть молчит.
Лейтенант знал своего сотрудника еще мальчишкой, жившим почти по соседству, на их улице через два дома. И по школе, где тот был в начальных классах, когда Фрэнк ее уже заканчивал.
– Ну, не грусти, – присев рядом, сразу же начал он, – глупая пуля, а и убить ведь могла. Компенсацию теперь получишь, медаль за отличную службу.
Больной только вяло махнул рукой, но захотел о чем-то сказать, и лейтенант сразу понял о чем.
– Не беспокойся, я твоей жене сам все сообщу. Она ведь у Тьюберга в магазине работает? Я прямо сейчас съезжу и скажу, чтобы не волновалась. Вечером она тебя навестит.
Тот успокоился и прикрыл глаза.
– Пусть теперь поспит, – предложил врач, – мы сейчас усилим сон легкой инъекцией.
Доктор Уолтер еще продолжал экспертизу, и Гамильтон проехал в супермаркет, поговорил с женой раненного парня и помахал Энн через прозрачное стекло ее офиса, давая понять, что все уже завершилось и он в полном порядке.
Когда он снова подъехал к госпиталю и, поставив машину, двинулся к входу, из стеклянных дверей появился Уолтер.
– Вы уже закончили, Билл?
– Закончил, но не успел написать вам отчет. Время ланча, Фрэнк, и если вы составите мне компанию, я расскажу вам о результатах за столиком. Совместим два эти дела?
* * *
– Так вот, Фрэнк, – сделав официанту заказ, сразу же начал он, – этого типа никто не убивал. Его укусила гремучка.
– В шею?
– Не спешите удивляться, интересно совсем другое. Я проанализировал яд и могу ручаться, что он идентичен тому, который был в крови у погибшего девять дней назад жителя нашего города.
Лейтенант поставил стакан с соком, который уже поднес ко рту.
– Один и тот же яд?
– Именно.
– Билл, извините меня, но вы не могли ошибиться?
– Исключено. Дело в том, что у меня сохранились законсервированные пробы крови того погибшего. Я не буду затруднять вас специальными объяснениями, но это один и тот же яд. К тому же, глубина ран и расстояние между ними в точности соответствуют.
Лейтенант снова поднес к губам стакан... и опять поставил его на место.
– Почему вас это не радует, Фрэнк? Значит, змея убралась из города.
– Что-то уж очень лихо. Извините, Билл, я не буду завтракать.
Через полчаса Гамильтон разговаривал по телефону со змееловом.
– Вы сказали, лейтенант, в восьми милях от города? Да, змея может одолеть такое расстояние за десять суток. И осенью они как раз бывают весьма подвижны.
– Но вдоль всей городской черты у шоссе стоит непроницаемая защитная сетка. Как и положено – от детей, собак, велосипедов. Мы проверяли, там нет никаких щелей. Значит, гремучка должна была выползти на дорогу, которая ведет с окраины на шоссе, потом пересечь шоссе. Только так она могла уйти в пустыню.
– Случается, лейтенант, иногда они прут неизвестно куда, и даже группами... Я вот еще о чем подумал. Возможно, это брачная парная особь. Другая змея была поймана и, переделанная в кошку, жила в доме на Ли 16, где не так давно произошла известная трагедия. Понимаете меня?
– Самец или самка могли искать в нашем городе своего потерянного в пустыне партнера? Но как они способны это делать на больших расстояниях?
– Способны, как это ни странно. Мы мало еще знаем о животных, которые появились задолго до человека. Акула, например, чувствует кровь, которая не дошла еще до нее водным путем. И у меня в пустыне возникали отчетливые ощущения, что змея иногда знала о моем появлении за целую милю от себя. Нам только кажется, что мы хорошо изучили природу...
Лейтенанту показалось, что его собеседник на другом конце провода о чем-то задумался.
– Но вам ведь, все-таки, что-то не нравится в этой истории? Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Не могу понять, почему змея полезла вверх по склону в пещеру. Ночью там холоднее всего. Градусов пять-семь по Цельсию. И если уж забралась, ее активность в такой температуре должна быть очень низкой.
– А она укусила человека в шею. Опять следует делать предположение, что он к ней нагнулся?
– М-да... – неопределенно прозвучало на том конце.
Потом его собеседник произнес более ободряющим тоном:
– Только не думайте, лейтенант, что это может быть тот кошачий монстр. Кусала змеиная пасть, и никакая другая.
– Это меня, конечно, очень успокаивает. Только еще один вопрос.
– Пожалуйста.
– Если вы правы, и змея искала дом, где находился ее друг или подруга, она может снова вернуться туда?
– Но там, ведь, никто не живет.
– Там уже поселился один наш сотрудник.
– Пусть на всякий случай проложит вокруг дома толстую суровую веревку. Не из синтетического, а из грубого естественного волокна. Просто расстелет ее по земле и свяжет концы.
– Это надежно?
– Да, очень надежно. Этому способу сотни лет, и неизвестно ни одного случая, чтобы он подводил кого-нибудь на нашем континенте или даже в самой Африке.
* * *
– Дик, сейчас же поезжай и купи эту веревку. А ближе к вечеру я заеду и проверю, все ли ты сделал так, как нужно.
– Слушаюсь, сэр. И я смогу познакомить вас со своей старшей сестрой!
– К тебе приехала сестра?
– На два дня, сэр. Она была здесь недалеко в служебной командировке.
Вечером Гамильтон, как и обещал, заехал на Ли 16 к Терье. И первой, кого увидел – длинноногую темнокожую женщину в шортах и легком свитере. Она, присев, что-то делала рядом с домом, и поднялась ему навстречу, когда Гамильтон вышел из автомобиля.
– Здравствуйте, лейтенант, я Милдред, сестра Дика.
Он пожал молодой женщине руку и сразу обратил внимание на резные черты ее лица – какие бывают только у темнокожих – и выразительные, как у младшего брата, улыбающиеся глаза.
– А что вы здесь делали около дома?
– Раскладывала ту самую веревку. Дик же совершенно безрукий мальчишка. В детстве он не способен был даже забить гвоздя.
– Э, Милдред, лучше бы ты не срамила меня перед начальством, – попросил появившийся на пороге Терье, – добрый вечер, сэр, не желаете ли чего-нибудь выпить?
– Спасибо, можно сок или кока-колу.
– Тогда я хотел бы предложить вам кока-колу с лимонным соком. И лучше туда добавить еще немножечко водки. Я прекрасно приготовляю этот напиток для гостей.
– Не отказывайтесь, – посоветовала сестра, – это то немногое, что он действительно хорошо умеет делать.
В доме было совсем по-новому, и лейтенант почти не узнал комнату, где находился в тот день, когда Гильберт...
Он встряхнул головой, прогоняя воспоминания, и тут же спросил, хорошо ли уложена вокруг дома веревка.
– Не беспокойтесь, лейтенант, – сверкнув белозубой улыбкой, ответила Милдред, – ее же укладывала я. Братик, сделай мне тоже с водкой.
Дик принес два высоких стакана.
– М-м, действительно очень вкусно, – попробовав прохладный напиток, похвалил Гамильтон, – но себе ты водку не добавляешь?
– Слава Богу, этого мальчика никогда не тянуло ни к алкоголю, ни к наркотикам, – ответила за него сестра. – Иначе бы мы со второй сестричкой просто голову ему оторвали.
– Они бы мне ее оторвали, сэр, это так, – вполне серьезно подтвердил Терье.
Гамильтон подумал, что Майкл Фолби очень одобрил бы такие методы воспитания, но вслух сказал о другом:
– Все-таки, беспокоит меня этот дом и эти новые истории со змеями...
– У меня есть одна идея, сэр.
– Какая?
– Потренировать на змей моего филина.
– Объясни поподробней, пожалуйста.
– Я посмотрел в справочниках, мой филин – из самой крупной на американском континенте породы. Там написано, что он нападает на зайцев и даже на мелких косуль. Сам никого не боится, потому что ни лиса, ни шакал не смеют напасть на него. А со змеями разделывается без всякого труда.
– Он их ест, что ли, Дик? – брезгливо поморщилась Милдред.
– Он все ест, когда живет на природе. Но я хочу восстановить у него охотничий инстинкт на змей. Завтра утром проедусь с ним для этого в пустыню, а пока держу его со вчерашнего дня голодным.
– Тогда я не понимаю, почему он все время гадит? – девушка вскинула брови и посмотрела на Гамильтона. – И заметьте, в собственной клетке он этого делать не хочет, а дожидается, негодяй, когда его выпустят погулять по дому.
– По-моему, это очень умно, сестричка, не загаживать собственное жилище.
– По-моему, тоже. Только если вспомнить твою детскую комнату, Дик...
* * *
Минут через десять лейтенант начал прощаться и несколько рассеянно, вслед предыдущему разговору, спросил у Терье:
– Послушай, но ведь в утреннее время твой филин не сможет охотиться на змей. Насколько я помню, при ярком свете они плохо видят?
– О, это очень распространенное заблуждение, сэр! Большинство сов и филинов отлично видят и в дневное время.
– Ну-ну, – направляясь к автомобилю, так же рассеянно проговорил Гамильтон, – потом расскажешь.
Утреннее солнце светило им в спину, и через ветровое стекло открывался хороший обзор.
– Ох, и повезло нам с тобой, парень! – поворачиваясь на заднее сиденье к клетке с филином, провозгласил Дик. – Всего одну милю отъехали, и вот она! Теперь тебе придется как следует потрудиться. Но если будет туго, я помогу тебе из своего пистолета. Вылезаем!
Впереди, футах в сорока перед автомобилем, на голом без колючек пространстве, вытянувшись, неподвижно лежала большая гремучка. Видимо, греясь на солнце, она не обратила никакого внимания на автомобиль.
Но как только Терье вылез из него и вытащил клетку, змея задвигалась. Тело упруго колыхнулось и стало сжиматься. В первые две секунды медленно, потом, образуя округлые контуры, быстрей, и вдруг так быстро, что Терье не успел заметить, змея сложилась кольцами и не было видно, где теперь кроются в упругих извивах ее голова и хвост.
– Неприятное существо, – поделился с филином своими впечатлениями Дик.
Он поднял клетку повыше и сделал несколько шагов в сторону змеи.
Кхо-кхо-кхо! – резко заурчала птица, заметив гремучку, и, в попытке расправить крылья, забила ими по металлическим прутьям.
Чик-чик-чик! – ответили ей с другой стороны, и Дик увидел среди змеиных колец вздернутый вверх хвостик и мерзкую треугольную морду, из которой стремительно вылетал и прятался черный раздвоенный нитеобразный язык.
Расстояние было футов в тридцать. Он поставил клетку на землю и открыл ее, выпуская птицу.
– Иди, разбирайся!
Филин оказался снаружи, а сам Терье быстро отошел в сторону и вынул из кобуры пистолет. Отыгрывать назад уже было поздно. И, глядя на эту страшную, прятавшуюся среди мощных колец змеиную морду, Дик подумал, что ученые люди могут ведь ошибаться, и не лучше ли сразу расстрелять этот мерзкий клубок, против которого, ему вдруг показалось, будет совсем бессильной его бедная птица.
Филин, тем временем, то расправляя, то складывая крылья, приблизился к змее футов на десять, и когда Терье, почувствовав пот на лбу, окончательно решил давить на гашетку, произошло нечто столь быстрое, что он, не поняв ничего, только с трудом проглотил слюну. Птица метнулась к змее, к самому центру вздернувшихся колец, в воздухе над землей запорхало несколько перышков… Дик понял, что опоздал спасти своего друга.
Но нет! Филин стоял теперь всего футах в трех от гадины, глядя на нее и переставляя маленьким шажочками лапы.
Вдруг, в ноль секунд, он сместился вправо, оказавшись по другую сторону, и двинулся к чуть запоздавшей змее открытой грудью с растопыренными в стороны крыльями. Та сделала длинный бросок в открывшегося противника, но тут же получила удар крылом по голове и возвратила свой треугольник на место. В одном темпе с этим филин нырнул мощным клювом вниз и клок от змеиного тела полетел в сторону. В бешеном гневе змеиная голова с широко открывшейся пастью вертикально вздыбилась, чтобы ударить сверху, но противника там уже не было. Он снова сместился в сторону. Нет, только сделал вид! И пока в неудобном для поворота движении пасть возвращалась назад, еще один кусок у хвоста оказался оторванным.
– Браво! – прокомментировал Терье, засовывая в кобуру оружие. – Чем-то ты нас теперь порадуешь?
Филин стоял на месте, перебирая лапами, и сейчас уже не спешил. Судя по всему, его очень устраивала змея в высокой стойке, и как только, подустав, она повела корпус вниз, птица сделала ложное движение вперед, заставив смертельную пасть снова подняться.
Через несколько секунд филин проделал это еще раз... и еще...
Стало ясно, что гремучка так долго не выдержит. Тем более, при двух кровоточащих ранах. Но дистанцию птица держала такую, что, попробуй змея дать себе передышку, клюв мгновенно вопьется снова.
Видимо, гремучка хорошо осознала пагубную для себя ситуацию, потому что, сделав ложный бросок в сторону филина, она тут же развернулась в другую и, стремительно распрямляя кольца, попыталась уйти. Филин будто того только и ждал – одним хлопком крыльев он догнал змеиный хвост и придавил его к земле лапой.
И еще одной раной сделалось больше.
Тут, впрочем, Дик подумал, что все-таки его другу пришел конец, потому что змеиная голова стремительно метнулась по дуге в незащищенную птичью грудь. Однако, похоже, филин ожидал и этого. Встречный удар ребром крыла оказался настолько сильным, что голова гремучки стала на мгновение слишком малоподвижной.
Чем и решилось дело. Птица, оставив хвост, переместилась вперед, и змее не хватило темпа, чтобы снова атаковать. Она, тем не менее, сделала неудачную попытку, и только облегчила врагу задачу – обе лапы впились в основание смертельного треугольника.
Терье пришлось пережить еще полминуты страха, потому что змеиные кольца неистово буйствовали, пытаясь захватить тело птицы, но филина это, видимо, мало беспокоило, и когда очередной порыв ослабевал, он, используя паузу, бил клювом между лапами, вырывая очередной кусок от тела уже у самого черепа...
Милдред после отъезда Дика проверила вокруг дома веревку и осталась довольна. Она вообще чувствовала себя довольной, от того что брат устроился в недорогом собственном доме, и от того что он, молодец, получил уже первую свою награду. Потом, его начальник. Такой симпатичный лейтенант, она заметила, что понравилась ему. И хотя у этого белого парня на руке обручальное кольцо, все равно приятно.
Змеи и странные, терроризировавшие месяц назад этот город кошки – она подумала о них. Но всех кошек, которых смогли найти, сто раз проверили. А то, что змея не может перебраться через толстую суровую веревку, она сама еще в детстве читала. Да и время к зиме, они уже спят, наверное.
Милдред посмотрела на ясное небо, еще раз подумала, что определенно понравилась лейтенанту, и что мужчины вообще обращают на нее внимание.
Она хотела вернуться в дом, когда напротив у калитки остановилась большая полицейская машина. Водитель остался сидеть за рулем, а второй человек, открыв дверку, помахал ей как старой знакомой рукой. Потом вылез из машины и расправил плечи. И правда, было что расправлять. Увидев его сержантские знаки, Милдред сразу же догадалась:
– Могу поспорить, что вы сержант Майкл Фолби! Дик в каждом письме пишет о вас.
– Совершенно верно, мэм. Лейтенант рассказал мне о вашем приезде, и я подумал, что если покатать вас на патрульной машине? Посмотрите наш городок, а потом можно перекусить где-нибудь.
– Очень мило с вашей стороны. И лейтенант ваш такой внимательный.
– Да, он очень внимательный человек, хотя и любой другой всегда обратит на вас внимание, мэм.
Милдред улыбнулась всеми зубами сразу:
– Я только зайду в дом и быстро переоденусь.
Сержант, с удовольствием глядя на нее, кивнул.
Она потратила не более двух минут и собиралась уже выходить, когда за дверью, ведущей к лестнице на второй этаж, что-то дернулось и зашуршало. И машинально, чтобы узнать, все ли в порядке в оставляемом ею доме, женщина толкнула ручку и заглянула за дверь. Там был полумрак, потому что брат еще не ремонтировал две верхние комнаты, и электричество не работало. Она ступила внутрь, пытаясь понять, что здесь могло свалиться...
Дик всю дорогу назад беседовал со своим любимцем. И клетку поставил рядом на переднее сиденье.
Филин был горд. Это чувствовалось. Горд и спокоен после отлично проделанной работы.
– Теперь тебе можно дать имя, приятель. Только это должно быть очень громкое имя, поскольку ты его заслужил. Может быть, я назову тебя кем-нибудь из великих спортсменов, а?
Филин, похоже что соглашаясь, стрельнул на него большими желтыми глазами.
Терье с полминуты раздумывал.
– Может быть, Стоктон? – предложил он, вспомнив любимого своего баскетболиста.
Они пересекли шоссе и въехали на окраину, где начиналась их улица генерала Ли.
– По быстроте и ловкости ты подошел бы ему в пару... Э, что это?
Там, впереди, у самого его дома затормозили две полицейские машины, и выскочившие из них люди бросились к дому.
– Что происходит? – взглянув на филина, испуганно произнес Терье.
– Что происходит, господин лейтенант?! – уже громко прокричал он, из окна еще не до конца остановившегося автомобиля.
Гамильтон его не слышал, потому что сам орал во весь голос:
– Все обыскать!! Сверху донизу! Стрелять в любую кошку! Во все, что движется! Двоим контролировать окна, остальные за мной!
Влетев внутрь, лейтенант приказал трем сотрудникам осмотреть нижние помещения, и, не пропустив вперед полицейского с фонарем, ринулся к лестнице.
Дик тоже попробовал побежать к дому, но у него вдруг онемели ноги. Он проговорил что-то вслух, но не понял, что сам сказал, и голос его прозвучал как обрывок того, что слышат во сне...
Гамильтон так осатанел, что ногами и свободной от пистолета рукой расшвыривал все, что ему попадалось. Сильные фонари били по комнатам второго этажа, хотя сквозь окна через старые занавески и так проникал солнечный свет.
Расшвыряв все по третьему разу, лейтенант чуть пришел в себя и, приказав осмотреть крышу, спустился на первый этаж.
– Ничего, сэр, – сообщили ему. – И даже ни одной заметной щели в полу или стенах.
– Подвал?!
– Шеф, я только оттуда. Подвал маленький и совсем пустой.
Потом кто-то спустился сверху и доложил:
– Там, в комнатах, отсутствуют решетки на вентиляционных отверстиях. Через них кошка-змея могла выбраться на крышу и спрыгнуть.
Лейтенант, сдвинув галстук, расстегнул ворот рубахи и вышел наружу.
На середине дорожки стоял Дик Терье. Его покачивало, из широко открытых глаз катились слезы.
Гамильтон подбежал и схватил его за плечи:
– Нет, Дик, нет! Ее увезли в больницу! Слава богу, Фолби оказался рядом!
Он прижал к своей щеке его мокрое лицо.
– Все обойдется, Дик! Вот увидишь, все обойдется.
Через сорок минут Гамильтон вернулся в свой кабинет, предварительно сделав общее предупреждающее заявление по местному радио. Коротко оно заключалось в следующем.
Возможно, в городе продолжает жить змеиный монстр в облике кошки. По его приказу все замеченные на улице кошки будут поражены пулями со снотворным с целью проверки. Владельцы попавшихся животных смогут их вечером забрать с уплатой штрафа за безнадзорность. О всех блуждающих где-либо кошках необходимо немедленно сообщать в полицию.
Сразу после этого он заехал к Энн на работу и потребовал, чтобы она немедленно покинула город.
– Невеста первого полицейского города из него первая и бежит? Да, Фрэнк?
Что можно было возразить...
– Тогда возьми вот этот пистолет. Ты стреляла когда-нибудь?
– Стреляла, папа хотел, чтобы я умела это делать.
Гамильтон с некоторым облегчением вздохнул.
– Но я не понимаю, Фрэнк, два предыдущих укуса, ты сам мне говорил, произвела не кошачья, а змеиная пасть. Кого же мне опасаться.
– Сестра Дика была ужалена между лопаткой и шеей. Я пока не знаю, чья это пасть. И даже если змеиная, у меня есть подозрение, что это не змея. Поэтому ты должна остерегаться не только кошек, но и...
– Всего живого?
* * *
Теперь в своем кабинете он ждал сообщений из госпиталя, где тоже в ожидании находились Фолби и Дик.
Вошел дежурный полицейский с пакетом в руках.
– Сэр, одежда этой девушки, как вы приказывали.
– Лупу или что-нибудь такое.
Лейтенант сунул руку в пакет... Сначала подвернулись джинсы, они не были нужны... Ага, вот ее хлопковая рубашка. Хорошо, что она тонкая, все будет видно.
Он аккуратно разложил ее на столе задней стороной вверх.
– Лупа, сэр.
– Спасибо.
И без нее обычным взглядом видны были две прорванные у самого верха дырочки с коричневатыми ободками крови. Но искал он как раз не их.
Сквозь сильную лупу хорошо просматривалась ткань, любая отдельная ниточка. Стараясь быть максимально внимательным, Гамильтон осмотрел всю заднюю сторону кофточки...
В итоге, раздался его безрадостный вздох.
– Что вы искали, сэр?
– Следы от кошачьих когтей. Их нет.
Полицейский пожал плечами:
– Когда в детстве у меня была кошка, она легко вспрыгивала на плечо без всякого использования когтей, сэр. Они умеют все делать и на мягких лапах.
– Зачем?
– Что, сэр?
– Зачем монстру такая изощренная тактика?
– Видно уж очень умен, зараза. Прикажете начинать операцию против кошек?
Гамильтон посмотрел на часы, времени после радиопредупреждения прошло достаточно.
– Начинайте. Пуль со снотворным хватит?
– Хватит на целую сотню, сэр.
И тут же в кабинет ввалился Фолби.
– У-у, Фрэнк, – он плюхнулся в кресло и начал обтирать платком вспотевшее лицо, – все нормально, сердце Милдред стабилизировано. Уолтер сказал – нет никакой опасности для жизни. Сейчас она спит, проснется часа через два и сможет разговаривать. По словам доктора, сыграло большую роль, что я сразу начал отсасывать из ранок яд, когда мы мчались в госпиталь. Он велел мне выпить полстаканчика виски для профилактики. – Сержант уже поспокойней разместился в кресле. – Я, на всякий случай, выпил целый. Раз уж все равно нарушать инструкцию, а?
Гамильтон и сам бы сейчас с удовольствием чего-нибудь выпил.
– Теперь второе, – Фолби наморщил лоб и поскреб подбородок. – Это тот же самый яд, как сказал Уолтер.
– И расстояние между ранками совпадает?
– Ага...
Оба на некоторое время замолчали.
– С одной стороны, – снова начал сержант, – хорошо, что мы имеем дело только с одним ядовитым агрессором. С другой стороны – ерунда ведь какая-то получается, а?
– Добавлю к этому, я осмотрел ее рубашку – на тонкой ткани нет ни царапины. Зверь, прыгнув, должен бы был вцепиться.
– Не обязательно, – усомнился сержант. – Мог в один темп с прыжком ударить зубами, оттолкнуться от жертвы лапами и убраться потом через широкий вентиляционный ход на крышу. Только это наверняка не кошка. Пасть ведь змеиная, причем, та же самая.
– Не спеши. У этой кошки может быть уже не кошачья, а именно змеиная конфигурация головы. Возможно только обтянутая шерстью.
Фолби вскинул вверх брови:
– Слушай, а неплохая идея! Значит, покойный мистер Хьюз вывел совсем другой экземпляр кошачьего монстра. Тогда, не исключено, что у него нет и когтей?
– Вполне может быть.
– Черт, но как объяснить, что она шатается между улицей Ли и пустыней? И чего ее понесло в ту пещеру?
– Наш змеелов объяснил мне, что брачные змеиные пары иногда очень страдают друг без друга и стремятся на поиск. Не исключено, что Хьюз поймал в свое время именно такую пару и из обоих изготовил монстров, но разных. Одного мы убили, а другой спасся, и хотя тело имеет кошачье, продолжает жить памятью своей змеиной головы.
– Все сходится! Раз голова осталась змеиная! – Фолби даже вылез из кресла и прошелся по кабинету. – Теперь понятно, что зверь ищет и у нас, и в пустыне. И может быстро преодолевать большие расстояния. Понятна и история с первой жертвой. Человек не мог пробежать с укусом под глазное яблоко триста футов. Значит, зверь действительно пытался напасть на него там, на газоне, где мы нашли зажигалку. Парень упал, но увернулся. А потом был настигнут ниже по улице.
– Да, – с несколько меньшим энтузиазмом согласился Гамильтон. – И картина складывается с погибшим бандитом. Зверь мечется между улицей Ли и пустыней, а наткнувшись там на людей...
– Не исключено, что он их даже выслеживал, Фрэнк! В таком состоянии монстр должен быть крайне агрессивен.
– То есть, везде, где наталкивается на человека, воспринимает его как враждебное для себя препятствие и атакует?
– Точно!
– Нет, Майкл, все это еще очень и очень не точно. Но Милдред должна уже скоро проснуться, и что-то же нам расскажет.
Дик все это время оставался в госпитале, и через два часа они наткнулись на него в холле рядом с палатой Милдред.
– Ты перебрался в гостиницу, как я приказывал?
– Конечно, сэр. Дом заперт.
Он, вдруг, приоткрыл рот, как будто захотел поделиться пришедшей в голову мыслью, но тут же поспешно придал лицу безразличное выражение. Оба заметили это и удивленно на него взглянули.
– Ты что, сынок? – осведомился Фолби.
– Н-ет, ничего. Пора идти к Милдред.
Девушка лежала под капельницами и слегка приоткрыла глаза, когда они осторожно вошли. В палате их ждал Уолтер и что-то делала медсестра.
– Фрэнк, я пока могу вам разрешить только очень короткий разговор.
Милдред увидела брата и едва слышно спросила:
– Дик, ты ничего?
– Я нормально, сестричка, – улыбаясь изо всех сил, проговорил тот. – И с тобой все будет хорошо, очень хорошо. Ответь, пожалуйста, господину лейтенанту на несколько вопросов.
Та перевела глаза на Гамильтона.
– Кто на вас напал? Это была кошка?
Он увидел, что девушка хотела отрицательно повести головой, но у нее не получилось, и после паузы она тихо с усилием произнесла:
– Нет... я не знаю, что-то сверху... на лицо и на голову.
– На лицо, вы уверены?
– Будто попытались его чем-то закрыть.
Гамильтон и Фолби удивленно переглянулись.
– Это был человек?
– Не знаю... когда я вошла в коридор к лестнице наверх, я никого не увидела...
Лейтенант заметил, что девушка начинает волноваться. И тут же услышал за спиной голос Уолтера:
– Достаточно, Фрэнк. Нельзя давать всплыть эмоциям.
– Только один вопрос. Если мы правильно поняли, кто-то из-за спины пытался закрыть вам лицо?
– Да, так.
* * *
– Послушайте, Билл, насколько она способна сейчас реально помнить случившееся?
Они вышли в холл, и все трое полицейских выжидательно уставились на доктора.
– В принципе, способна. Она просто очень слаба от прошедшей интоксикации и большого количества препаратов, которые должен был усвоить организм. Но сознание у больной сейчас ясное.
– Стресс мог вызвать у нее неадекватные ощущения от произошедшего?
– А что вы имеете в виду?
– Она сказала, что ей закрыли или пытались закрыть чем-то лицо. Девушка не может от волнения чего-то напутать?
– Я не психиатр, господа, – доктор неопределенно пожал плечами. – Хотя, в подобном состоянии это возможно.
– Я вытирал ей платком лицо в машине, когда она уже теряла сознание. Такое не могло наложиться?
– Теоретически могло, сержант.
Уолтер опять неопределенно, и будто сомневаясь в этой гипотезе, пожал плечами.
– А когда с ней можно будет поговорить уже более серьезно? – прощаясь, осведомился Гамильтон.
– Завтра утром, я думаю. Еще один длительный период сна почти приведет ее в норму.
Несмотря на то, что все скверы, кусты, подвалы и тому подобные места были на кошачий предмет проверены, безнадзорных животных обнаружилось только шесть. Все они спали на расстеленном в дежурной комнате брезенте, и Фолби, надев резиновые перчатки самолично проверил пасти у каждой. Оказалось – самые обычные кошки.
За исключением одной.
Животину таких размеров никто в управлении еще никогда не видывал: поистине гигантский, белый с крупными серыми пятнами, кот. Раза в полтора, если не в два, больше обычного. Видимо, особенной какой-то породы, потому что шерсть на нем была очень мягкой и волокнистой.
Остальные спали молча, этот – громко храпел и подсвистывал, раздражая дежурного и потешая входивших посмотреть полицейских.
Вечером потянулись обнаружившие пропажу хозяева. Помня, однако, о штрафе за безнадзорность, хитрые взрослые присылали детей. Так что являлись десяти-двенадцатилетние существа и жалобно спрашивали – нет ли случайно здесь их бедненькой кошечки?
С детьми решили не связываться и отдавали так.
Белого забрали последним.
За ним явилась очень пожилая дама и сразу устроила скандал, заявив, что ее Арчибальд гуляет только по участку, что кот был, следовательно, похищен, а окружного прокурора она очень хорошо знает лично.
– Замечательный у вас кот, мэм! – восхищенно заявил ей в ответ Фолби. – А шерсть! Смотрю не налюбуюсь. Все наши ребята приходили гладить его. Такое чудесное ощущение шелка.
– Эта порода называется «Гаргантюа». Всего лишь два экземпляра во всем нашем Штате.
– И, наверное, большая умница?
– Я вам расскажу, сержант, он знает более двух десятков слов, – затараторила хозяйка, – а когда кто-нибудь приходит в дом... – Фолби довольно взглянул на лейтенанта, на которого только что собирались писать прокурору, – и никогда не начнет есть, пока, обращаясь по имени, я его специально не приглашу, – закончила очень довольная дама и подала им с лейтенантом на прощание руку. – Помогите, пожалуйста, отнести его в машину.
– С большим удовольствием, мэм.
Сержант поднял на руки кота. Тот, полуразбуженный встряской, закинул здоровенную лапу ему за шею и, присвистнув, уткнулся мордой между воротником и подбородком.
– Нежный какой, – брезгливо сторонясь от кошачьей морды, произнес Фолби.
– О, что вы, он ангел!
– Этот подлец мне всю шею обслюнявил! – вернувшись через минуту, сообщил сержант. – Тьфу, пакость.
– Да, сэр, – Терье выгнулся в его сторону и, принюхавшись, участливо посоветовал: – Вы бы лучше обтерлись одеколоном.
В силу неординарных обстоятельств этим вечером и ночью почти все сотрудники были заняты на патрулировании города. Ничего, кроме усиленных нарядов, сейчас придумать нельзя, а своих сил для этого недостаточно. Гамильтон, поэтому, позвонил в столицу и, доложив обо всем, попросил прислать подмогу. Там, разумеется, забеспокоились и в ближайшие часы обещали.
Было уже поздно – около девяти, и Фрэнк поехал к будущему тестю, чтобы забрать Энн, которая согласилась отсидеться у отца, чтобы не быть одной в его доме.
Там его ждали к позднему ужину, и обстановка царила самая мирная. После двух-трех вопросов о здоровье Милдред все сели за стол и Тьюберг водрузил на него дорогую бутылку «Бордо» какого-то известного урожайного года.
– Расслабься, Фрэнк, отбрось дурные мысли! – оптимистично ободрил он. – Ты успешно решил полтора месяца назад более сложную задачу, теперь поймал в пустыне бандитов. Не сомневаюсь, что разберешься и со всем остальным. Отдохни, тебе все по плечу!
А Энн взглянула на него такими нежными и заботливыми глазами, что Фрэнк вдруг почувствовал, как с него сходит дневное напряжение, что хочется есть и хочется улыбаться.
– Знаете, какая мне мысль пришла? – хитровато спросил мистер Тьюберг, когда Энн, в завершение ужина, принесла им чай. – Ты, дорогая, тоже послушай. В десяти милях от нашего городка ближе к столице на трассе есть мотель. Но, если ехать из столицы, там еще рано останавливаться, и немного поздно, если двигаться к ней. И я подумал, что если устроить мотель на этой окраинной улице Ли, точнее, на месте этого проклятого дома 16. Условия идеальные – рядом трасса, удобный съезд. Снести этот дом под ноль, вот и все. Положить бетон, поставить заправочную станцию и мотель. Этому вашему молодому полицейскому я приобрету взамен что-нибудь вполне приемлемое. А землю вокруг мне городская община отдаст недорого, потому что я создам около пятнадцати новых рабочих мест. Надо сказать, – добавил он, значительно поднимая брови, – доход у меня в этом году будет изрядный, а расширять торговлю уже некуда.
– Я мало что смыслю в бизнесе, – подумав, ответил Фрэнк, – но сама мысль о ликвидации этого злосчастного дома мне очень нравится.
– А мне кажется очень удачной именно бизнес-идея, папа, – поддержала Энн.
– Ну вот и отлично! – обрадовался мистер Тьюберг. – Особенно приятно начинать новое дело при полном семейном согласии.
* * *
Дик в очередной раз посмотрел на часы – половина первого.
Теперь – уже точно пора. Он потушил свет в гостиничном номере, взял клетку с филином и выбрался на улицу. Пройти нужно было так, чтобы не попасться на глаза своим же ребятам из патруля. Поэтому двигаться пришлось преимущественно по газонам, подальше от уличных фонарей.
И все же не прошло и получаса, как он оказался перед своим домом на Ли 16.
Дик потянул на себя прикрытую, но не запертую дверь и, не зажигая света, вошел внутрь.
Тут, на столе, должен быть ручной фонарик...
Дик нащупал его и зажег, направляя свет в сторону от окна. Потом, подумав, зафиксировал фонарик на столе клейкой лентой именно так, чтобы свет шел к противоположной от окна стене.
Теперь кресло, его нужно поставить у другой стены. Чтобы сбоку было видно окно и все, что от него по линии света. Но прежде всего блюдце, которое он поставил у стенки, куда бил фонарь.
Дик достал из холодильника пакет с молоком и налил блюдце доверху, затем подошел к окну и осторожно открыл наружу створки. Он выглянул, было очень темно и тихо.
Немного молока, для запаха, нужно вылить на землю перед окном... И еще чуть-чуть на подоконник...
Дик засунул пакет назад в холодильник и взял для себя, чтобы не скучно было, бутылку колы.
Вот и все.
Можно садиться в кресло и ожидать гостя. А в том, что он явится, Дик нисколько не сомневался.
Он отхлебнул колы, поставил рядом с креслом клетку с филином и, обратясь к нему, негромко проговорил:
– Я открою тебя, как только монстр появится, иначе ты можешь захотеть вылететь в окно. А когда появится, мы вдвоем вот с этой штукой, – он похлопал себя по кобуре и расстегнул ее, – покончим с проклятым зверем.
Время шло.
Филин затих в своей клетке, и только иногда встряхивался там на мгновение, чтобы снова заснуть. Но Дик, просмотрев несколько книжек об этих птицах, знал, что это не тот сон, как, например, у человека, а расслабленная полудрема, в которой у птицы отлично работает слух, и шорох любого приближающегося зверя она ощущает за много десятков футов. Лишь только монстр окажется под окном, филин забеспокоится и обязательно даст ему знать.
Несколько раз было слышно, как патрульная машина шелестит шинами рядом по улице, и Дик чуть напрягался, боясь, что его коллеги могут что-нибудь вдруг заметить. Но, циркулируя по своему участку, патруль каждый раз проезжал мимо, и Дик окончательно успокоился в очень удобном кресле.
Слава Богу, все обошлось, Милдред через день-два встанет на ноги. Доктор Уолтер заверил его, что никаких осложнений у сестрички не будет, значит, она снова станет здоровой и очень веселой. Она и была всегда самой веселой в их семье. А сколько они со старшей сестрой подтрунивали над ним! Забавлялись, порой, как игрушкой. И за уроками всегда следили не родители, а сестры. Проверяли, в какой компании он проводит время. Он, глупый, обижался иной раз на них, и только повзрослев, стал понимать, что его очень любили и все возможное делали, чтобы он стал человеком, а не сбился с пути, как некоторые его сверстники.
Потом Дик вспомнил в подробностях как филин разделался с той змеей в пустыне.
А если добавить к этому, что его друг справляется не только с зайцем, но и с лисой, то что ему какой-то кошачий монстр?
Конечно, Дик все-таки постарается сразу уложить тварь из пистолета, но филин может очень помочь, если случатся промахи. Скорее всего, перекроет дорогу, если зверь попробует улизнуть назад через окно, а в крайнем случае, вылетит вслед и начнет преследовать с воздуха. Они свою жертву почти никогда не упускают.
Дик еще раз вспомнил как филин, расправляя и складывая крылья, смело направился к змее... Красивая, большая, сильная птица... На солнце играет его оперение, огромные желтые глаза все видят вокруг. Глаза его смелого друга... Вот и сейчас они смотрят на Дика. Филин расправляет крылья и бьет ими по воздуху... Его победитель...
А где же змея?.. Дик огляделся по сторонам... Странно, только сейчас, вот, она, с разбитым у черепа туловищем, валялась на каменистой почве... Змея же не могла уползти... И местность... Та или не та? Как будто солнце зашло и стало темнее. И филин исчез... Нет, не исчез, он бьет крыльями где-то рядом... Какие сильные удары, но тревожные почему-то... Где его филин?
Дик напрягся, потому что перестал понимать, где он сам.
В комнате... ну да, здесь у себя в доме, и почти что уже светло. Почему филин бьется, так что содрогается тяжелая клетка?
Боже!!
Дик почувствовал, как его лопатки втиснулись в спинку кресла. В двух шагах перед ним, в изготовившейся стойке, глядя прямо ему в глаза... Он проспал монстра!! И кобура слишком далека от его руки! Сейчас зверь бросится, нужно хотя бы успеть закричать!
Зверь быстро выгнулся и... зевнул, показав розовый язычок и обычные остренькие кошачьи зубки. Потом сделал несколько плавных шагов к Дику и слегка потерся мордочкой о его штанину, «мяу», – ласково и благодарно произнесло животное за выпитое молоко.
Дик попробовал выдохнуть приготовленный для крика воздух, но получилось несколько странных каких-то: быр-быр-быр-р.
Он опустил руку и погладил ласкавшуюся кошку, которой явно здесь очень нравилось, а филин в клетке нисколько не волновал.
– Киса, – произнес он чужим голосом, – мо-молочка попила, д-да?
– Вид у тебя какой-то странный, – посмотрев на Терье, когда тот заступал на утреннюю смену, сообщил сержант.
– Спал что-то плохо, – пытаясь изобразить бодрость в голосе, ответил Дик. – Ночью ничего не случилось?
– У нас – ничего, – опять подозрительно взглянув на него, ответил тот.
Теперь, через сутки, Милдред уже полусидела на больничной кровати и вполне могла разговаривать с Гамильтоном. Только лицо у нее было с тем похудевшим оттенком, который часто встречается у переболевшего человека.
– Вы точно помните тот момент, когда вам попытались закрыть сзади лицо? Уверены, что так действительно было?
– Абсолютно, – слабым еще голосом ответила девушка. – Не сомневайтесь, я ничего не путаю.
– Как вы думаете, мог там прятаться человек, в полутемном помещении перед лестницей?
– Только если он спрятался за дверью, которая открывается в ту сторону. Иначе бы я его сразу увидела.
– А что вам набросили на лицо, на что оно было похоже? Это не могла быть просто большая мужская ладонь?
– Нет, – чуть подумав, ответила она, – это наверняка была не ладонь.
– Какая-то тряпка?
Девушка надолго задумалась.
– Очень странная, если тряпка... Жесткая и гладкая. И мне теперь кажется, как будто она нашла на мое лицо сразу с обеих сторон.
– И тут же вы почувствовали укус?
– Да, как удар.
– Сержант Фолби услышал ваш крик. Вы именно в этот момент закричали?
– Да, я от этой неожиданности сразу громко вскрикнула.
– Но потом, Милдред, потом вы ведь не сразу потеряли сознание?
– Я потеряла его только в машине.
– Сержант оказался рядом с вами уже через пять-шесть секунд, мы замеряли. Что вы сделали в течение этого времени?
– Я... я схватилась рукой за косяк... и сделала шаг в комнату. Попробовала оглянуться назад, чтобы понять, что случилось... Да, оглянулась.
– И?
– И ничего не заметила. – Она упреждающе приподняла руку. – Было больно, но голова еще оставалась ясной. Она поплыла только, когда сержант нес меня к автомобилю.
Гамильтон, раздумывая, постучал себя пальцами по колену.
– Что в этой истории вас больше всего беспокоит, сэр? – спросила уже она.
– Дело в том, что, как только сержант бросился в дом на ваш крик, второй полицейский вызвал по рации подмогу. Ближняя машина сообщила, что будет через одну минуту. Фолби очень боялся за вашу жизнь и приказал напарнику гнать в госпиталь, а сам начал отсасывать из ранок яд. Машины разминулись на расстоянии примерно шести секунд езды до дома. То есть столько времени находилось в распоряжении человека, чтобы убежать. Очень мало, место вокруг хорошо просматривается.
– Там кусты с двух сторон от дома, – вспомнила девушка. – Он мог, выбежав, просто залечь.
– Вполне возможно, – согласился Гамильтон.
– Настаивает на том, что ей пытались накрыть лицо? Сверху-сзади? – удивленно переспросил Фолби, когда лейтенант, вернувшись в управление, рассказал о беседе с Милдред своим подчиненным. – Тогда это ломает нашу версию и заставляет думать о человеке.
– Трудно представить себе, сэр, чтобы одной рукой он закрывал лицо, а в другой держал монстра, – возразил Терье. – Тот его бы первого покусал.
– Ну, зачем монстра? Просто змею, небольшими щипцами за шею.
– Э... тоже очень трудно себе представить, господин сержант.
Фолби, прищурившись, посмотрел на него:
– Ладно, ну а такой сюжет. В городе произошли трагические события, потом их начинает продолжать какой-то ненормальный, имитируя укусы через впрыскиватель со змеиным ядом. Изготовить такой, по размеру челюстей гремучки, не так уж сложно.
– Впрыскиватель? – Дик хотел что-то сказать, но, приостановившись, задумался.
– А? – уже обращаясь к Гамильтону, спросил Фолби.
– Продолжай.
– Да не люблю я сам эти истории про маньяков, – почувствовав равнодушие в его голосе, проговорил тот. – Получается, конечно, как-то по-голливудски.
– Пусть так, но какие у тебя в связи с этим предложения?
– Простые. Милдред довольно высокого роста. Значит, это должен быть высокий мужчина, если накрыл ее чем-то, как она говорит, сверху. Второе: сделать подобный змеиным зубам впрыскиватель хоть и не сложно, но навык к работе с инструментами нужно иметь. Я вот могу только забор покрасить, ну, гвозди еще прибить... А если человек мастерит что-нибудь по металлу, значит, время от времени закупает необходимое в супермаркете Тьюберга. Не мог же он, заранее все предвидев, отовариваться в другом городе.
– Логично, – согласился лейтенант с менее уже пассивной интонацией и набрал телефонный номер: – Энн, привет дорогая! Окажи нам, пожалуйста, маленькую услугу. Посмотри по своей компьютерной базе тех, кто сколько-нибудь регулярно закупал у вас материалы и инструменты для металлоподелок или каких-то подобных технических работ. По кредитным карточкам это ведь можно выяснить... За какой срок? В течение этого года.
* * *
– Алло, Фрэнк! – услышал он уже через пятнадцать минут. – Все готово. Примите информацию на свой компьютер.
– Спасибо. Ты не расстаешься с пистолетом, я надеюсь?
– Торчит в кобуре под свитером. Тяжелый, вторые сутки трет мне бедро.
– Наверно, не очень сильно, раз я утром ничего не заметил. Ну что же, друзья, – обратился он уже к Терье и Фолби, – займитесь обработкой данных. Возьмите себе в помощь кого-нибудь, если понадобится.
Сержант приостановился в дверях, пропустив вперед Дика.
– А все-таки тебе не очень нравится моя гипотеза, да?
– Если честно, Майкл, то не очень. Но проработать ее обязательно надо. Действуйте, я тут на часок отъеду.
Он позвонил в клинику Уолтера.
– Билл, добрый день, это Гамильтон. Сейчас время ланча, хочу пригласить вас и заодно кое о чем расспросить, если не возражаете.
– Очень хорошая мысль, – ответили ему на том конце, – поскольку я и сам хотел просить вас о встрече.
– Вы спрашиваете меня, Фрэнк, что еще могло получиться у покойного Гильберта Хьюза кроме этих ужасных кошек? Я, конечно, думал на эту тему. И не просто думал, а советовался с одним своим старым товарищем, очень крупным сейчас специалистом по генной инженерии. Звонил для этого ему в Лондон. Хьюз ведь сделал какое-то очень большое открытие, обнаружил способ направленных фантастически быстрых мутаций. Но он ничего по этому поводу не опубликовал. – Уолтер грустно покачал головой. – Теперь, увы, мы знаем причину.
– А нападения продолжаются, хотя нам известно, что это не кошка из числа тех самых монстров. У нее змеиная пасть. Не скрою от вас, Билл, есть и вторая гипотеза. Преступления в городе может продолжать уже человек, изготовивший по форме змеиных зубов впрыскиватель, заправленный естественным ядом гремучки. Правда, – Гамильтон снова вернулся к своим сомнениям, – чаще психически ненормальные люди не совершают преступлений вслед известным случившимся, а угрожают ими: звонят, подбрасывают записки. Редко случаются попытки реально действовать.
– То есть, наведенный внешними обстоятельствами психоз? Латентная шизофрения активизировалась впечатлениями от недавних событий в городе?
– Вы что об этом думаете?
– Ну, это тема не новая. – Доктору вдруг что-то пришло на ум. – Вы сказали: «впрыскиватель, заправленный естественным ядом гремучки»? Но ее нужно суметь поймать. Мы же с вами такого не сможем, правильно? А взять у нее яд?
– Ничего, кроме смелости. Все школьники в фильмах по природоведению наблюдали как это делается.
– А незамеченным пробраться сейчас в пустыню? Вы же наверняка тщательно контролируете весь наш участок.
– Это, к сожалению, можно сделать и не на нашем участке.
Доктор, поразмыслив, кивнул головой:
– Что ж, пожалуй, вы правы, техническая сторона не так уж сложна, как сначала кажется. А стало быть, рассуждая точно так же, как мы сейчас, заразиться подобной идеей мог любой человек с патологической психикой. И ваша гипотеза становится правдоподобной, поскольку людей подобного рода с каждым годом становится все больше и больше. При этом, заметьте, патологии смещаются в агрессивную зону.
– Но меня очень волнует и то, что убийцей может оказаться животное. Сейчас, к сожалению, приходится держаться обеих версий.
– Вы правы. Поэтому я и спросил у того своего английского друга: что вероятнее – обнаружение Хьюзом отдельного генного импульса «змея-кошка» или какой-то открытый им общий биологический процесс, который можно запускать от змеи в разные стороны?
– Что он ответил?
– Что такие процессы по своей природе вообще не могут быть частными. И если бы ученый нащупал его на уровне отдельной мутации, то наверняка быстро вышел бы и на общий принцип в целом.
– Какого же при этом можно ждать сюрприза?
– Любого.
Они на некоторое время замолчали. Потом глаза Уолтера немного сузились.
– Но может быть еще хуже, Фрэнк.
– Еще хуже?! Это у вас черный юмор, да?
– Нет. К сожалению, нет. Если мутационный процесс слишком уж активирован, он способен, так сказать, «выйти на волю». Ну, как, например, при клонировании. Программа заносится в клетку, а дальше дело идет почти что само. И если есть разносчик программы...
– Постойте! Это... как эпидемия?
– Ну, не стоит так сразу пугаться, речь идет всего-навсего о чисто теоретической вероятности. Хотя передатчиком, увы, может стать не только кровь, но и слюна животных.
– То есть монстр где-то лизнул травку, потом собака прикоснулась к этому месту ноздрями...
– Теоретически, Фрэнк, только теоретически.
В успокаивающих интонациях доктора лейтенант, тем не менее, хорошо уловил тот профессиональный врачебный тон, которым успокаивают пациента, убеждая, что болезнь не слишком серьезна.
Но какая она на самом деле?
– А влияние на человека?
– Исключено, – категорически мотнул головой доктор. – Животные генные материалы в человеческие не встраиваются.
– Билл, все эти соображения необходимо изложить и представить не только руководству Штата, но и на федеральный уровень. Если подобное сделает полицейский вроде меня, вы сами понимаете, ничего кроме иронии в ответ не последует.
– Вы правы, Фрэнк. Но я и не сидел сложа руки. Правда, потребовалось время, чтобы все квалифицированно изложить. Пришлось советоваться еще кое с кем из специалистов. Иначе легко было скомпрометировать всю идею о возможной угрозе. Моя записка в основном готова. Думаю, за сегодняшний вечер, а если понадобится – ночь, я приведу ее в полный порядок.
Гамильтон как раз подходил к машине, когда в кабине зазвучали громкие позывные.
– Шеф, это Фолби! – раздался радостный голос сержанта. – Мы, кажется, попали в яблочко. Хотели проверить одного типа, но дома его не оказалось. И вдруг услышали... Не мешай, Дик, хорошо, ты первый услышал... Шеф?!
– Да-да.
– Мы услышали далекие «чик-чик-чик» – хвост гремучки. Она сидела в подвале дома, в сетчатом ящике.
* * *
– Прежде всего, – распорядился Гамильтон в управлении, – змею нужно срочно умертвить, чтобы без риска выдавить у нее яд для анализа.
– Умертвить дело нехитрое, – кивнул Фолби. – А кто должен выдавливать яд у этой мертвой гадины?
– Майкл, ты первый раз в жизни имеешь дело с трупом?
– Шеф! – умоляюще выговорил тот.
– Ладно, шучу. Пусть кто-нибудь доставит труп змеи Уолтеру с невинными словами: «Побоялись сами выдавливать яд. Вдруг сделаем что-то неправильно».
– Саламандрово решение! – обращаясь к присутствующим полицейским, прокомментировал Фолби. – Есть смелые прикончить змею?
– С большим удовольствием! – раздалось сразу несколько голосов.
– Простите, сэр, не «Саламандрово», а «Соломоново» решение, – поправил Терье.
– Дик, – улыбнулся Гамильтон, – я не претендую на такие высокие характеристики.
– Вот видишь, – укоризненно качнул головой сержант. – Не подхалимничай!
* * *
– Теперь, рассказывайте все по порядку, – приказал лейтенант, усаживаясь в свое кресло.
– Мы сразу определили его как кандидата номер один...
– Дик, ты будешь говорить или я? – поинтересовался Фолби.
– Прошу прощения, сэр, говорите.
– Да, он подходил в первую очередь. Остальных, кто приобретал у Тьюберга материалы и инструменты для разных поделок, я уж слишком хорошо знаю. А этот перебрался в наш город недавно, чуть более года. Живет один, очень замкнуто. Подъезжаем, звоним. Внутри тишина. Двери гаража открыты, машины нет. Спрашиваем у соседей и выясняется: они видели, как он, торопясь, садился вчера утром в автомобиль.
– По мнению соседей, был чем-то напуган, – уточнил Дик.
– Стали обходить дом по периметру, – продолжил сержант. – В окна видно, что это не комнаты, а мастерские какие-то. И тут, – Фолби прервался, повернул голову к Терье и ткнул в него пальцем, – смотрю я на его физиономию и замечаю: рот открыт, глазенки выкатились, уши загнулись, а изо рта слюна капает. Э, думаю, что-то не так, прислушался...
– И-и, сэр, неправда все это!
– Что неправда, сынок?
– Про уши и остальное.
– Дик, но ты же не видел себя со стороны.
– Прекратите, пожалуйста! Сейчас совсем не до шуток.
– Короче, характерный этот мерзкий звук, каким гремучка чик-чикает в пустыне.
– А мы его услышали только потому, что хозяин по небрежности не закрыл одну из фрамуг в подвале.
– Фотографию этого типа раздобыли?
– Да, в его письменном столе лежали журнальные вырезки. Интервью какому-то техническому журналу.
– Интервью?
– Да, шеф. По профессии он инженер. Изобретает что-то для промышленности, так я понял.
Вошедший дежурный положил на стол сводку – их запрос в разные ведомства.
Гамильтон начал смотреть, а оба подчиненных выжидательно на него уставились.
– Действительно, инженер-изобретатель, – глядя в листок, сообщил он им. – Почетный профессор Массачусетского технологического института... А вот специально для нас: во-первых, никогда не задерживался полицией; во-вторых, не состоял на психиатрическом учете ни по одному месту жительства.
– Все они когда-то еще не состояли, – с некоторым разочарованием в голосе проворчал сержант.
– А я где-то читал, – вставился Дик, – что Эйнштейн не выносил карманов на своих пиджаках и требовал, чтобы они были чисто декоративными.
– Вот! Это что, как не «бзик»? Шеф, все изобретатели чокнутые, нормальный человек изобретать ведь не станет.
– Это почему?
– Именно потому, что он нормальный!
– Очень убедительно, Майкл. Что-нибудь похожее на впрыскиватель нашли?
– Обыск еще продолжается. Но он наверняка не оставил дома этой улики.
Гамильтон снял трубку зазвонившего телефона и через минуту сообщил подчиненным:
– Уолтер по первым же тестам, утверждает о полном несовпадении ядов. Эта гремучка никого не кусала, и яд ее не использовался.
– Значит, мы зря подозреваем изобретателя? – растерянно произнес Терье.
– Совсем не зря, – возразил Фолби. – Если бы яд совпал, это было бы слишком здорово. Но он и не мог совпасть.
– Почему, сэр?
– Не ты один у нас читаешь книжки. Я, вот, тоже кое-куда заглянул. За короткий срок от одного и того же змеиного яда пострадали три человека. И третьего нам удалось спасти только по удачному стечению обстоятельств. Так вот, взять у змеи за эти сроки более трех полноценных доз яда просто невозможно. Он не вырабатывается с такой скоростью. Ту первую змею человек, скорее всего, выпустил в пустыню. Совсем недавно, как раз, когда ловил новую.
– Для новых жертв?
– Вот именно.
– Логично, – согласился Терье.
– Логично-то, логично, но вы еще не все знаете, – вмешался Гамильтон и в нескольких словах передал им сегодняшнюю беседу с Уолтером и опасения доктора, о змеиных мутациях, способных двигаться в любую сторону.
– Ничего не остается, как рассматривать обе версии, – сразу же заключил Фолби. – И, не дай бог, конечно, обе могут оказаться верными.
– Ты имеешь в виду, что два первых убийства мог совершить монстр, а покушение на Милдред этот маньяк-инженер?
– Именно. Зачем инженеру ядовитая гадина?
– И почему он сбежал из города на утро следующего дня, – поддержал Дик, – сразу после того, как в местной утренней газете вышло сообщение, что жизнь Милдред вне опасности?
– Правильно, сынок. Потому что не был уверен – заметила ли его твоя сестра, когда повернулась назад, а он юркнул обратно за дверь. Ваше мнение, шеф?
– Разделяю... – начал Гамильтон, но неожиданно его мысль сработала совсем в другую сторону: – Когда змея сидела в ящике там, в подвале, у нее была пища? Блюдце с молоком или что-нибудь такое?
Оба отрицательно замотали головами.
– Могу к этому добавить, шеф, – самодовольно улыбнулся сержант, – из тех же научных книжек я почерпнул, что в первые трое-четверо суток гремучка в неволе вообще не ест.
– Очень хорошо, Майкл, это как раз и нужно!
– Не понял, шеф, почему нужно, чтобы змея голодала?
Но лейтенант уже набирал телефонный номер.
– Сытая лучше, – попробовал согласиться Терье, – потому что менее агрессивная.
– А еще лучше – мертвая, – подвел окончательную черту Фолби.
Гамильтон предупреждающе поднял руку, чтобы не мешали разговаривать.
– Билл, вот что нам могло бы еще как-то прояснить ситуацию, – проговорил он в трубку. – Этот монстр должен же где-то питаться. Если он обретается в городе, то жрать может только по помойкам. Яд последней змеи выработан в естественных условиях, здесь ей пищу не давали. И он годится для сравнительного анализа. Если тот первый яд содержит в себе следы специфической пищи...
– Я понял идею, – тут же отреагировал доктор, – тогда мы будем точно знать, что зверь живет в городе.
В управлении сейчас делать было нечего. Объявленный в розыск изобретатель мог обнаружиться и через час, и через месяц.
Гамильтон сказал своим, что хочет еще раз посмотреть обстановку в городе. Но когда сел в машину и запустил двигатель, понял, что хочет совсем другого.
* * *
Лейтенант оставил дверь дома на улицу открытой.
Новую дверь, а не ту, что полтора месяца назад была изрешечена пулями.
Все равно это был тот самый дом.
Гильберта и его мамы. Все время улыбавшейся, немного шумной женщины, очень гостеприимной... В те, к сожалению, редкие дни, когда Фрэнк сюда наведывался.
Теперь-то можно себе признаться, что двадцать лет назад он приходил в этот дом под мелкими школьными предлогами просто, чтоб поддержать Гильберта. Компенсировал свою вину за то, что, имея немалый авторитет среди сверстников, боялся все-таки вступить в решительную борьбу против хамского издевательства над их общим товарищем. А нужно было только один раз не уклониться от драки с зачинщиком Эддом, достать как следует кулаками его морду, не опасаясь, что больше достанется самому. А остальным сказать: хватит! Это бы поняли. И Эдд был бы жив сейчас, и Гильберт... Через двадцать лет. Вот когда жизнь всем ответила. Жила бы и бедная маленькая ни в чем не повинная Джейн...
Внутренняя дверь из комнаты к лестнице на второй этаж, та, за которую шагнула позавчера Милдред, была слегка приоткрыта внутрь. Гамильтон в тот день бегло все осмотрел, но обстановка вокруг была слишком взвинченная. Нужно еще раз взглянуть, аккуратно.
Еще высокое солнце хорошо освещало старую лестницу через оконце между двумя небольшими пролетами, так что неважно, что Дик пока не успел восстановить здесь электричество.
Само пространство перед лестницей маленькое – квадрат со стороной в два больших шага.
Если Милдред вот так же вошла, открывая дверь внутрь, мог ли человек спрятаться за ней?.. Мог. А когда девушка посмотрела на лестницу, она как раз оказывалась к нему спиной.
Но с таким же успехом за дверью мог прятаться монстр.
А как тот или другой вообще могли в дом попасть?
Он закрыл дверь на лестницу и вернулся в комнату.
Милдред рассказала, что после того, как Дик в то утро отправился с филином в пустыню, она не очень-то обращала внимание на главную входную дверь. В том числе, минут на пятнадцать отлучалась в магазин на соседней улице. Потом выходила наружу, проверяла предохранительную веревку.
Следовательно, человек имел возможность войти в дом и спрятаться за этой вот дверью на лестницу, которая сейчас, как и тогда, закрыта... Стоп!
Именно, закрыта. Человек мог это сделать, но никакое животное не закрыло бы за собой дверь.
То есть, если это был монстр, он попал внутрь не через первый этаж, а совсем другим способом.
Каким же? Забрался по стене на крышу, а потом через вентиляционный ход в верхние помещения?
Лейтенант вышел наружу и стал обходить дом, осматривая стены...
Да, штукатурка, конечно, старая. Мелких трещинок сколько угодно. Но очень мелких. Никакая кошка туда и коготка не всунет. А деревья вокруг слишком уж далеко, чтобы перепрыгнуть с ветки на крышу.
Остается только предположить, что монстр много дней прятался в доме...
Нет, тоже не получается. Перед тем, как Дик въехал сюда, по его, Гамильтона, приказу дом был тщательно проверен, включая крышу и вентиляционные ходы. А Дик утверждает, что не открывал с тех пор дверь на лестницу...
Значит, остается все-таки человек.
Но почему он осмелился нападать при полицейских? Не слышал там, внутри дома, что они подъехали?
– Здравствуйте, сэр!
Гамильтон увидел юношу лет шестнадцати у соседнего дома.
– Здравствуй. Окажи мне, пожалуйста, маленькую услугу.
– Какую, сэр?
– Я сейчас зайду в дом, а ты встань шагах в десяти напротив двери и считай до пятидесяти. Не тихо, не громко. Обычным голосом.
Парень принялся с усердием выполнять.
Через дверь на улицу его голос был хорошо слышен.
Гамильтон толкнул ту, что на лестницу и, оказавшись за ней, плотно вдавил дверь на прежнее место.
Его помощник успел досчитать до семнадцати, теперь... нет, совсем ничего не слышно. Он не без некоторого усилия открыл на себя дверь... «Тридцать один, тридцать два», – донеслось с улицы... Снова плотно закрыл...
Да, если, готовясь напасть, в тот день здесь прятался человек, он не мог слышать как Милдред и Фолби разговаривали во дворе.
Лейтенант вышел и поблагодарил паренька.
Прежде чем вернуться в управление, Гамильтон поездил немного по городу, оценивая общую психологическую обстановку.
И в целом остался доволен. Вооруженных людей встречалось немало. Теми самыми дробовиками, которые покойный Эдд Барток и его будущий тесть мистер Тьюберг придумали еще тогда продавать гражданам. Теперь эти примитивные дробовики оказались очень и очень к месту. Особенно для сопровождения взрослыми из школы детей, которые, согласно его же собственному указанию, разбивались мелкими группками по месту жительства и конвоировались кем-нибудь из старших.
Он не удержался, чтобы заехать к Энн, и там же наткнулся на как всегда веселого Тьюберга.
– Фрэ-энк, дорогой! Дочь, ты плохо за ним ухаживаешь, посмотри какой он усталый. Значит, сегодня вечером непременно будете у меня, и бутылочка хорошего вина нам не помешает.
– Скорее она с меня, – Гамильтон только сейчас вспомнил об утреннем звонке из Штата. – Сегодня сообщили, что я представлен на капитана.
– О, милый! – Энн радостно захлопала в ладоши.
– Будь осторожна, я очень тебя прошу. Теперь я точно знаю, что нападения продолжает не человек, а монстр. Но эту чертову тварь я пока не могу вычислить.
– Не беспокойся, я все время хожу с пистолетом. А ты, папа, опять свой забыл дома!
– Шут с ним, пустяки, – и, провожая его к выходу, Тьюберг довольно добавил: – Торговля идет так, что не успеваю товары заказывать. Люди предпочитают делать запасы на всякий случай.
Часы показывали уже начало шестого. Уолтер, наверное, уже дома, и надо заехать к нему. Тем более что это всего тремя улицами выше.
В ответ на звонок дверь неожиданно открыла его жена Мэри.
– Здравствуй, а я понятия не имел, что ты вернулась из санатория.
– Только два часа назад. Очень рада видеть тебя, Фрэнк, заходи.
– Как ты себя чувствуешь?
Она неопределенно пожала плечами:
– Так... физически хорошо. Как там на севере твоя сестричка?
– Все время спрашивает про тебя. Просит ее простить, что не прилетела на похороны Джейн.
– Я видела венки на сорок дней, от нее и от тебя, была сегодня на кладбище, спасибо большое.
– Она еще говорит, Мэри, и я с ней совершенно согласен, вам нужно завести второго ребенка, чем скорее, тем лучше. Ну, что такое – тридцать один год? Вы можете и больше завести.
– Спасибо тебе, Фрэнк, сейчас очень трудно об этом думать. А Билл сказал, что ты женишься. Познакомь меня со своей Энн, я ведь ее почти не знаю. Может быть, джин-тоник?
– Пожалуй.
– Знаешь, Билл сразу закрылся в своем кабинете, говорит, что пишет какую-то важную записку от вас обоих. Положение действительно так серьезно?
– Да, к сожалению.
– Фрэнк, это вы? Я увидел из кабинета вашу машину. – Уолтер быстро спустился по лестнице и сел в кресло напротив. – Мэри, сделай мне тоже джин-тоник. – Доктор чуть подождал, и когда жена выполнила его просьбу, попросил оставить их с гостем наедине. – Я поручил анализы, о которых мы два часа назад говорили, своим помощникам, они как раз только что позвонили. Яд, который использовался при нападении, не содержит признаков употребления иной, не специфической для змеи пищи. Чего-то отличного от ее природного питания. Я ожидал другого. И вы ведь тоже?
Гамильтон, задумавшись, повертел в руках стакан.
– В общем, это свидетельствует в пользу версии о человеке, который пользовался ядом пойманной в пустыне змеи, сформированном на естественном питании.
– Вполне допускаю, что он совершил два нападения на людей в городе. Но каким образом он оказался в пустыне, Фрэнк, в восьми милях отсюда, да еще в какой-то пещере?
– Согласен, случайность здесь ни при чем. Но этот человек сбежал. Объявлен розыск. И если он сейчас скрывается под чужим именем в Европе или Латинской Америке, мы можем слишком нескоро его расспросить.
Гамильтон поднес к губам стакан, но, не выпив, быстро поставил его на столик.
– Из ваших анализов вытекает еще один вывод против монстра.
– Какой?
– Анализы означают, что основная физиология змеи у монстра была бы сохранена. Правильно? Если бы это была кошка со змеиной головой или что-то подобное, ведущую роль в пищеварении играло бы не змеиное, а это другое тело. Пусть как змея монстр питался бы по-прежнему грызунами, но всякие ферменты и прочая биохимия была бы уже от другого животного. Анализы обнаружили бы разницу?
– Вне всяких сомнений. Прекрасная мысль, Фрэнк! Так-так... следовательно, пищеварение змеи оказалось нетронутым. Значит, если бы это был монстр, как минимум половина змеиного туловища... – Уолтер вдруг сжал обеими руками стакан, – о Боже, к счастью этого даже нельзя себе представить!
* * *
«Но представить себе, что человек отправился ночью в пустыню и случайно натолкнулся в пещере на одного из бандитов – не менее сложно, – подумал Гамильтон, садясь в машину. – Или не случайно? Или кроме этого Джонсона у них была и другая связь? И почему тот, не страдавший сердечными заболеваниями человек, внезапно умер от инфаркта в пустыне?»
Ему вдруг почудилось, что их маленький город и пустыня отделены не автострадой, а странной прочерченной чьей-то рукой зловещей линией, за которой лежит не безжизненная каменистая почва, а что-то совсем другое, нелюбящее и враждебное городу.
Ветер неожиданным колючим порывом впорхнул через открытое окно в кабину и неласково лизнул по его щеке. «Ты прав, я оттуда», – как будто бы сказал он.
За окнами уже стоял вечер. Гамильтон закончил положенный инструктаж, чтобы отправить усиленные полицейские наряды на патрулирование. В вечернее и ночное время к нему подключалось присланное на подмогу отделение из двенадцати человек, то есть шесть дополнительных патрульных машин. Плюс их свои.
По выстроенному лейтенантом графику любая точка их маленького города достигалась не более, чем за десять секунд. Это уже предельная плотность. Большее количество машин стало бы просто мешать друг другу. На каждой – вакцина с противоядием. И дежурная скорая помощь с установкой по переливанию крови у госпиталя Уолтера.
Вернувшихся с обыска полицейских можно сейчас отпустить на отдых. Фолби уже показал своей выразительной мимикой, что там они ничего не нашли.
И третья ночь прошла в городе без всяких происшествий. Вместе с этим, большое число полицейских и ночных патрульных машин хорошо действовало на людей.
Так бывает после промчавшегося и поначалу страшного урагана. Трагического для единиц, но быстро забытого остальными, не верящими уже, что беда может вдруг возвратиться.
Мистер Тьюберг, как человек дела, терпеть не мог никаких задержек, и уже получил разрешение на строительство мотеля на месте дома по Ли 16.
– Деньги рождают идеи, чтобы они снова рождали деньги. Вот так-то, мой друг! – сказал он подрядчику, вылезая из машины и показывая рукой на дом.
– Ах, эта халупа, сэр? Мы снесем ее завтра за один день и даже успеем выровнять площадку. Фундамент у таких строений совсем неглубокий.
Тьюберг довольно кивнул.
– Здравствуйте, мэм! – поприветствовал он женщину из соседнего дома, появившуюся у бокового входа. – Придется некоторое время причинять беспокойство. Здесь будет мотель. Пятнадцать новых рабочих мест для города!
– Здравствуйте, мистер Тьюберг, – женщина сделала несколько шагов навстречу. – Раз надо, то надо. Простите, я вдруг подумала...
– Да, к вашим услугам, мэм?
– Я подумала, мой мальчик, ему уже шестнадцать лет...
– Учится в школе, мэм?
– Именно так, сэр. Не мог бы он в вашем мотеле вечером подрабатывать? Рядом с домом, это было бы так удобно.
– Отличная мысль! Вы, безусловно, имеете на это первоочередное право. – Тьюберг достал записную книжку. – Как имя мальчика?
* * *
Энн заглянула к отцу в кабинет, но там его не было.
– Ваш отец пять минут назад уехал со строительным подрядчиком, мадам. Сказал, что скоро вернется.
– Хорошо. – Она уже хотела идти к себе, но приостановилась и сдвинула брови. – На Ли 16?
– Кажется, да.
Брови не захотели вернуться на место и даже немножко задергались.
– Он опять не взял с собой никакого оружия...
– Что вы сказали?
Она не ответила, потому что бежала уже к автомобилю на улицу.
Подрядчик брезгливо ткнул пальцем в стену рядом с входной дверью:
– Вы даже представить себе не можете, сэр, какая это для строителя радость – убирать старый хлам и ставить на его месте что-нибудь новое, современное. Это ведь памятники нам, строителям. Мы умираем, а они остаются.
– О, в этом я вас вполне понимаю. Облагораживать надо жизнь, облагораживать! Хотите еще что-нибудь взглянуть?
– Только полы на первом этаже.
– Прекрасно, пойдемте.
Они вошли внутрь и осмотрелись.
– Да, чуть не забыл, – Тьюберг вырвал из записной книжки страничку, – мебель перевезете, связавшись с мистером Терье, вот по этому телефону.
Потом он подошел к боковому окну и толкнул створки наружу.
– Хороший сегодня денечек, да?
– Отличный, сэр. А это что за внутренняя дверь?
Тьюберг хотел ответить, но вдруг услышал за своей спиной пронзительный вопль.
Он обернулся и только успел заметить, как продолжающий кричать человек вылетел наружу, будто его вымело огромным пылесосом.
Не преодолев еще удивления, Тьюберг не испугался, а только повел глазами по комнате и уставился на приоткрытую подрядчиком внутреннюю дверь.
На него что-то оттуда смотрело...
Не что-то, а змеиная голова, вдруг понял он, странно высоко торчавшая из темноты на уровне человеческого пояса.
Как будто и она оглядывала комнату. Выпуклыми и абсолютно черными глазами. А вот теперь их глаза встретились...
И... Тьюберг уже ничего не понимал. От машины к нему бежала Энн, размахивая пистолетом, подрядчик орал как зарезанный в стороне у калитки, а он сам стоял шагах в десяти по углу дома и почему-то тер правый локоть.
– Папа, папочка!! Тебя укусили?!
– Нет, никто меня не кусал. Но «оно» там, – простовато ответил Тьюберг.
Еще появился человек с коротким ружьем...
– Встаньте напротив этого окна!! – хриплым голосом проорала Энн. – Стреляйте во все, что вылезет! Я возьму дверь! Па-па, уйди же к машине!
Мистер Тьюберг подчинился и у калитки почти споткнулся об уже стонущего, а не кричащего человека. Потом... потом появились люди в формах и будущий зять Фрэнк Гамильтон повел его куда-то под руку... Ага, в машину...
– Вот здесь и сидите!
– Сижу, – согласился Тьюберг.
* * *
– Молодец, Энн, но тебе здесь больше не место!
Дом был надежно оцеплен кольцом полицейских с карабинами, заряженными картечью, предусмотренной для боя с неприцельной стрельбой.
– Ты здесь еще? – оглядевшись, уже более спокойно произнес Гамильтон. – Тогда ответь на один вопрос и, будь любезна, катись: ты не теряла из виду входную дверь?
– Нет, я все время ее видела. А вот этот человек почти тут же прибежал и встал напротив окна.
– Я из соседнего дома, сэр. Жена позвала, и я понял, что дело неладно.
– Окно, пока он не появился, я тоже видела. Никого кроме папы оттуда не вылетало... Фрэнк! Ты ведь не полезешь в этот проклятый дом?!
– Уйди, пожалуйста, немедленно, я на своей работе. Как там другие окна, сержант? – спросил он подошедшего Фолби.
– Все были плотно прикрыты, убраться через них зверь не мог.
Энн, отходя, произнесла какую-то фразу, но Гамильтон не разобрал.
– Что она сказала?
Фолби в ответ неуверенно пожал плечами:
– Мне послышалось: «Ладно, получишь».
– Люди у нас в жилетах?
– Само собой.
– Пусть поочередно возьмут в машинах свои шлемы, и прихвати, пожалуйста, мой.
Гамильтон решил работать в доме только четверкой. При картечной стрельбе много людей – опасно. Значит: он сам, Фолби и... эти вот двое. У них очень хорошая реакция.
– Шлем, шеф.
– Спасибо.
Но он не успел его толком приспособить на голове. Женская фигурка стремительно пронеслась мимо них к открытой двери дома.
– Куда она?! – едва успел выкрикнуть сержант.
Фрэнк на секунду застыл в столбняке, а когда напрягся, чтобы ринуться вслед, увидел, как Энн вдруг остановилась у самого входа, сделала два резких движения перед собой, потом швырнула что-то белое внутрь, нагнулась к земле и быстро отскочила назад...
– Я, кажется, понял, – услышал он сзади голос сержанта и захотел спросить – «Что именно?».
Нет, можно было уже не спрашивать.
Огонь скользнул тонкой линией по земле, крыльцу, внутрь дома... и почти тут же шарахнуло.
– Я на нее наручники надену, – хрипло выдавил из себя Гамильтон и хотел добавить еще что-то, но еле державшийся шлем свалился с его головы и больно стукнулся об колено.
– Спокойно, шеф, так даже лучше! Мы выкурим эту гадину, вот и все! – Фолби решил взять команду на себя и громко крикнул: – Внимание, зверь может выпрыгнуть в любой момент!
Сухое старое дерево будто даже обрадовалось огню, и о попытках его погасить уже не могло быть речи.
Гамильтон нагнулся, чтобы поднять шлем... подумал в этом странном положении, что шлем больше уже не нужен...
Но не валяться же ему на земле.
Энн прошла мимо, брезгливо понюхала отдававшие бензином руки и проговорила так, будто ничего не произошло:
– Постарайся не очень задерживаться после работы, дорогой.
– Откуда у тебя зажигалка? – не нашел ничего лучшего спросить он.
– Взяла у папы, – спокойно прозвучало в ответ.
Огонь уже полыхал вовсю.
– Это судьба, Майкл, – пробормотал Гамильтон.
– Что?
– Не мог же я двадцать лет назад не пойти на собственный выпускной вечер.
Через час дом сгорел дотла.
Но гораздо раньше стало ясно, что из него уже никто не выскочит, и лейтенант видел как его подчиненные, уже расслабившись, с удовольствием наблюдают догорающие остатки.
– Ничего, к завтрашнему дню угли остынут и вы мне граблями отыщете каждую обгорелую косточку! – пообещал он всем сразу.
Потом они переговорили с женщиной из соседнего дома, чей муж сразу выбежал на крик подрядчика, и картина вполне прояснилась.
– Я так и стояла все время здесь, когда мистер Тьюберг с другим человеком вошли в дом. А услышав крик, смотрела уже туда не отрываясь.
Гамильтон встал на ее место.
Отсюда не только должен был прекрасно наблюдаться ближний бок сгоревшего дома, противоположный окну, из которого выпрыгнул Тьюберг, но и задняя его сторона. Правда, крона ближнего дерева закрывала вид вверх, но если бы зверь пролез на крышу через вентиляционный ход, спрыгнуть незамеченным на землю он все равно бы никак не смог. Все рядом и как на ладони. С главной стороны находилась Энн, которая вышла из машины именно в тот момент, когда подрядчик выскочил из дома. И другая боковая часть была в ее поле зрения, к тому же сосед с ружьем оказался там почти сразу. Даже если это необычайно быстрое животное, промчаться с первого этажа на второй – пусть всего три секунды, нырнуть в вентиляционное отверстие и оказаться на крыше – все равно еще две. Ну, вместе – минимум пять. Хотя трудно себе представить такую совершенно неестественную скорость.
А сосед появился, едва Энн успела подбежать к отцу. И пробегал он мимо этой передней стороны дома. Как мог никто ничего не заметить?
– А может быть, вы все-таки отвернулись на какой-то момент, мэм? – еще раз переспросил Гамильтон.
– Ни на одну секунду, лейтенант. Я, конечно, не видела отсюда крышу, дерево закрывает. Но если бы что-то спрыгнуло на эту или заднюю часть дома, я бы заметила. У меня еще очень хорошее зрение, сэр.
Энн вскоре позвонила ему в управление и сообщила, что отвезла отца домой. Там он выпил большой стакан бренди и улегся спать.
– И передай, пожалуйста, Дику, чтобы пришел к нам в маркет и выбрал себе бесплатно любую мебель взамен потерянной.
Второй свидетель случившегося в доме – подрядчик строительной фирмы – тоже спал. Но с ним обстояло хуже: медики пришли к выводу, что стресс у него слишком сильный и постоянно вгонять больного в сон они будут по крайней мере двое суток.
К концу дня приехала попрощаться уже совсем выздоровевшая Милдред.
– Чудесно провела здесь у вас время, лейтенант. Столько новых впечатлений, что даже решила отложить свой предстоящий отпуск. Ну что я там увижу, на каких-то Багамских пляжах, по сравнению с вашим городом?
Гамильтон и Фолби невесело улыбнулись.
– Да, скучновато теперь может стать, – согласился сержант.
Девушка подала им на прощание руку и хлопнула по плечу брата.
– Не грусти!
– Конечно, – поддержал ее Гамильтон, – он сам через три месяца отправится в отпуск.
– Ха, вы думаете, он грустит, потому что я уезжаю? У него улетел филин, вот почему.
– Сестричка, ты мне дороже, даже если бы у меня пропал слон. Представляете, сэр, филин воспользовался тем, что мы с Милдред заговорились и пролез в неприкрытое до конца окно.
– Ничего, – успокоил сержант, – как лопать захочет, вернется.
Когда через час Гамильтон подъехал к дому Тьюберга, Энн вышла ему навстречу.
– Как себя чувствует отец?
– Прекрасно, у него нервы сделаны из веревок. Ждет тебя, бодр и весел.
Тьюберг расхаживал по большой гостиной со стаканом в одной руке и сигарой в другой.
– Фрэнк, мой дорогой! Что будешь пить? Лучше всего этот старый брэнди. Да, пока я не прикончил бутылку!
Он тут же налил, не дожидаясь согласия.
– Человек моей комплекции, а?! Энн говорит, я выпорхнул из окна как бабочка и отпрыгнул в сторону на огромное расстояние. Ах, как жаль, что ни у кого не было в тот момент кинокамеры!
– Но потом, папа, ты стал немножечко деревянным.
– Это защитная реакция, дорогая.
– Лучше бы ты для защиты захватил с собой пистолет, тогда бы мне, возможно, не пришлось поджигать этот сарай.
– Расскажите, пожалуйста, что это было? Не упуская деталей.
– А и не было там никаких особенных деталей. – Тьюберг поставил на маленький столик стакан, сел рядом в кресло и затянулся сигарой. – Повезло мне, конечно. Потому что я как раз подошел к окну и выставил наружу створки... Слышу отчаянный крик. Повернулся, подрядчика будто сдуло. И поначалу ничего особенного не наблюдаю. Оглядываю слева направо комнату,– он провел дымчатую дугу сигарой по воздуху, – и что-то приковывает мой взгляд к противоположной внутренней двери. Вглядываюсь... а там – змеиная башка, вот с мой кулак, не меньше. И торчит из темноты в воздухе. Ну, очень высоко, Фрэнк, повыше твоего пояса. Неестественно все как-то. И, похоже, змея тоже всматривалась оттуда из темноты... а потом увидела меня. Хе! Вот тут я уже ничего не помню. Как бабочка, да Энн? А-хе-хе!
– Папа, это было совсем не смешно.
Тьюберг беззаботно махнул рукой:
– Главное, что эта тварь сварилась потом с потрохами. Ты нам тоже, Энн, чего-нибудь быстрей приготовь. Я ужасно голоден. Фрэнк, веселее, сейчас будем ужинать!
Дочь посмотрела на отца как на малого ребенка, потом перевела взгляд на Гамильтона.
– А ты-то чему улыбаешься?
– Говорят, что мальчики наследуют характер деда по материнской линии. Я был бы совсем не против.
Днем филин летал совсем немного. Ему очень быстро приглянулся парк в самом центре города. Перелетев несколько раз с дерева на дерево, он выбрал себе большой, еще не потерявший листья клен и уселся поближе к стволу почти у самой верхушки.
Здесь можно было поспать и окончательно переварить съеденную не так давно пищу, и еще потому, что дневное время не самое интересное. Самое интересное – сумеречное и ночное. Время охоты. Время, когда силы начинают расти и заставляют расправлять и бить по воздуху крыльями, а из груди вырываются громкие низкие звуки. Они предупреждают, что здесь только его охотничий участок, и другим филинам тут делать нечего. Его участок и его законная добыча: все то, что движется внизу и вокруг. Его жертвы, которые знают и боятся его, но не видят и не слышат так хорошо, как он, и всегда слишком поздно улавливают почти бесшумный полет его крыльев, понимая, что это он, только когда крылья стремительно нависают, а мощные когти уже выброшены вперед и через мгновенье вопьются.
Но с приходом вечернего времени филину тут очень не понравилось. Внизу стало много чужого звука и совсем непривычного света.
Такое странное место никак не могло быть его охотничьим участком, и филин сначала перелетел на самый край парка, потом память сама принялась направлять его на поиски того знакомого места, где он провел уже много ночей и где, вытекало само собою, была именно его законная территория.
Руководствуясь понятными лишь самой себе ориентирами, птица стала большими кругами перемещаться к окраине города.
* * *
Однако и здесь филин долго кружил. Место было и то, и не то. Потому что странный и неприятный для него запах совсем не соответствовал тому, что ожидалось.
Птица попробовала поискать рядом... Но память вскоре заставила вернуться обратно.
Тогда филин сел на дерево у ближайшего дома, чтобы передохнуть и еще раз понять.
Он никак не мог соединить этот запах с тем самым своим участком, поэтому недоуменно ждал и не улетал.
Это мешало его охотничьим инстинктам, и потому он не сразу понял, что кто-то еще облюбовал территорию, поместившись на соседнее дерево. Но тот, чужой, завозился во тьме между веток и окончательно дал о себе знать.
Филин напрягся. Пусть он еще не во всем разобрался, только другим здесь все равно делать нечего!
Птица расправила крылья и несколько раз грозно «ухнула»...
Ответа не прозвучало.
Филин издал новые предупреждающие звуки, но тот, что устроился невдалеке, опять промолчал.
Не зрением, а тонким слухом, по движению там, на другом дереве, он понял, что это не маленькая случайная птица, а очень крупная и тяжелая. Значит, это соперник. И значит, тот не улетит, если его не прогнать.
Филин расправил крылья, ударил ими от вознегодовавшей в нем силы по воздуху и, быстро взмыв вверх, сделал пока еще только широкий предупреждающий круг.
Враг не хотел улетать и негодующая сила заставила птицу ринуться к кроне, чтоб, сблизившись, жестоко проучить пришельца.
Но прежде, чем расстояние сократилось до удара крылом или клювом, филин увидел соперника: змея! Она уже выдвинула навстречу голову, чтобы атаковать его в грудь.
Не тут-то было! Филин на резком вираже ушел от опасности и сразу понял, что будет делать дальше.
Змея на дереве – это бывает. И это просто. Проще еще, чем на земле. Нужно сразу сесть на некотором отдалении на ту же ветку, выманить ее слегка на себя и, перелетев, атаковать с другой стороны, куда змее не удастся быстро перевести голову. После двух-трех таких маневров она получит сильные раны и сама сбросится на землю в попытке изменить ситуацию. Там ей тем более не спастись.
Филин тотчас принялся выполнять свой план, и уже садился на ветку, когда произошло что-то совсем неожиданное...
Ветер в предутренних сумерках вдруг забеспокоился и легкими порывами забегал по городу. Он что-то искал, но не находил и от этого нервничал. Злясь, бросался, не зная зачем, на случайное дерево, тут же почти оставлял его, чтоб устремиться по улице, но, не достигнув конца, поворачивал в сторону. Пепел на улице Генерала Ли тоже ему не понравился, и раздраженный ветер принялся разметать черную пыль, чтобы узнать, что под ней. Терпения не хватило, и ветер застыл вдруг над большой мертвой птицей... Потом потрогал слегка перья на раскинутых крыльях, посмотрел в пустые невидящие глаза... Они успокоили. Ветер перестал искать и метаться и, чуть вздрагивая иногда, начал втягивать откуда-то с севера новый холодный воздух.
Полицейские уже два с лишним часа разгребали на Ли 16 пепел от сгоревшего дома, но ничего пока найдено не было. Приходилось сидеть и ждать. Впрочем, лейтенант ждал не только этого. С минуты на минуту Уолтер должен был сообщить, чей яд убил филина – тот, прежний, или новый.
– Представить себе не могу, господин лейтенант, каким должен быть монстр, чтобы сладить с филином.
– По описанию мистера Тьюберга мы знаем, что в доме был монстр со змеиным туловищем.
– Или просто змея? – усомнился Фолби.
– Змея не могла переползти через веревку, Майкл. Тем более не могла закрыть за собой дверь на лестницу.
– Но монстр ведь тоже не мог этого сделать.
– Правильно, это мог сделать только человек. Но человек не остался сам в доме, а, забросив туда зверя, ушел.
Сержант присвистнул:
– Это идея, шеф! Но почему обязательно монстра, а не просто змею? Ну да, – тут же ответил он сам на собственный вопрос: – Укус пришелся Милдред около шеи, так высоко змея бы не достала.
– Тогда получается, господин лейтенант, – торопливо вмешался Терье, – что монстр управляемый? После нападения на мою сестру он вернулся к хозяину? А потом тот снова забросил его в дом, где он чуть не напал на Тьюберга?
– А вот это совсем необязательно. Чудовище могло какое-то время где-нибудь прятаться, а потом само проникнуть в дом, в котором никого не было. Стоп! Нет, само не могло. Предыдущим днем я был в доме и прекрасно помню, что, уходя, плотно закрыл дверь на лестницу.
– Значит, с ним работает человек... – начал Фолби. – Но, шеф, этого изобретателя ведь уже не было в городе. Или его отъезд на машине всего лишь маскировка?
– Или это вообще другой человек, Майкл. Звонят, возьми, пожалуйста, трубку.
–...что вы говорите, доктор? Тот же самый яд?.. Спасибо. Наш шеф вам не нужен?
Сержант положил трубку на место.
– Он говорит, пока не нужен. А остальное вы сами слышали.
Несколько минут все молчали, потом Терье неуверенно проговорил:
– Если этот изобретатель завладел и научился управлять чудовищем, зачем ему дополнительно понадобилась змея?
– А если это не он, зачем она все-таки ему понадобилась? – сразу парировал Фолби. – Или он пошел по пути покойного Хьюза и сам научился изготовлять всякие мерзости?
– В таком случае монстра из второй змеи ему произвести не хватило времени, – сразу же согласился Терье, – а первый уже сгорел на пожаре. Не так уж и плохо, господин лейтенант?
Гамильтон промолчал, а потом сам спросил после небольшой паузы.
– Ты, кажется, начал с того, что не способен себе представить, как монстр мог справиться с филином? Я, вот, тоже все время об этом думаю.
– Возможно, он растерялся от непонятного зверя.
– Да, шеф, – поддержал Фолби, – кошка, а вместо головы змеиное туловище в три фута. Я тоже растерялся бы на его месте.
– Кошка, Майкл? Нет, это что-то другое. Кошачье тело не сможет держать впереди себя такую тяжесть. Я также, представьте себе, заглядываю в книжки. И вчера целый вечер сидел над справочниками и делал расчеты. Кошка или подобный зверек никак не получаются. Сопоставляя весовые параметры, я это отчетливо понял. Такая конструкция не смогла бы двигаться, падала бы все время на передние ноги.
– Большая собака! – сходу выпалил Дик.
– Собака – неуклюжее существо, – возразил сержант. – К тому же, большую собаку, из которой торчит змеиное туловище, сто раз бы заметили в городе.
– Хватит гадать, – прервал их Гамильтон. – Поедем-ка лучше посмотрим, как там идет поиск. Вы, я надеюсь, помните из судебной криминалистики, что кости человека не сгорают полностью даже при очень сильных пожарах. А змеиный череп и шейные позвонки, тем более. Что-то там все равно обнаружится и даст нам подсказку.
Участок был весь изгажен золой, по которой водили граблями уставшие уже полицейские. Один, завидев приехавших, отделился от группы и двинулся к ним навстречу.
– Какие успехи, Гарри?
– Плохие успехи, шеф, мы закончили уже по второму разу.
– Почему не доложили в управление?
– Вы сказали: «искать пока не найдете». Но продолжать бесполезно, шеф. Мы специально собрали вон в ту кучу все найденные предметы. Там гвозди, посуда, даже оплавившаяся металлическая пуговица. Все твердое, что находилось в этой золе, уже найдено. Мы дважды ее просеяли.
– И все-таки продолжайте, – раздраженно приказал лейтенант, – проверьте еще в третий раз. Не улетела же эта тварь по воздуху?
– А что если... – Дик замер в удивлении от собственного вопроса, – что если это птица?! Тогда объясняется появление чудовища в доме через крышу и вентиляционный ход. И так же она покидала дом. Господин лейтенант, ведь та соседка не видела крышу из-за кроны дерева!
– Представляешь какая это должна быть птица, Дик, чтобы нести впереди себя три фута змеиного туловища?
– Кроме того, – добавил Фолби, – раз она таким образом появлялась в доме, в вентиляционном отверстии остались бы перья, какие-то перышки обязательно валялись бы и на полу рядом с отверстием, а именно эта часть дома, после нападения на Милдред, самым тщательным образом осматривалась.
– Вы правы, сэр, – поникнув, согласился Дик, – от филина тоже по комнате всегда валялись перышки.
Работавшим уже три часа граблями людям все это здорово осточертело и, чтобы быстрее закончить, они увеличили темп. Через полчаса все тот же полицейский с запачканным потным лицом направился к ним, и, еще не доходя, развел руками:
– Голову могу дать на отсечение, шеф, там нет ничего! Мы даже ни одного нового гвоздика не обнаружили.
Гамильтон почувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя человек, оказавшийся вдруг в океане, и не понимающий, в какую сторону ему теперь плыть.
* * *
И у остальных, судя по всему, было такое же именно чувство.
Фолби, сидя у него в кабинете, чаще обычного тер себе шею. Дик заглянул два раза по мелкому поводу, но, понятно, только лишь для того, чтобы узнать, не придумало ли что-нибудь начальство.
– А что если кости этого мутанта, или кто он там, совсем не такие крепкие? – подумав в очередной раз, выдал сержант. – Может быть они слабые, из-за особенностей своего состава.
– Нет, Майкл, здесь что-то не то. Тьюберг видел именно змеиную голову. А уровень, на которой она находилась, значительно превосходит обычную высоту змеиной стойки. Но это, несомненно, была обычая голова и обычное туловище. Только на что-то посаженное.
– Почему ты так уверен?
– По анализам яда. В нем нет ничего неестественного. Если бы органический состав костей был принципиально иной, иным стал бы и обмен веществ в организме чудовища. Другим был бы ферментный состав крови и тому подобное. Уолтер сразу бы на что-нибудь в этом роде наткнулся.
Фолби, соглашаясь, мрачно кивнул и тут же предложил новую версию:
– А что если это просто чья-то шутка, Фрэнк? Камуфляж змеиной башки, прицепленный на пружину или деревянную палку. Мальчишки из соседних домов вполне на такое способны. В нашем с тобой детстве похожая мысль пришла бы в голову, а?
Гамильтон невесело усмехнулся:
– Да, покойный Эдд Барток именно в этом роде что-нибудь бы изобразил.
– Вот видишь. У меня такое ощущение, что мы зря пытаемся подобрать событиям одну единственную причину.
– Правильнее сказать: одной единственной причиной они пока не объясняются. Как до сих пор нет объяснения той странной смерти Джонсона от разрыва сердца в пустыне.
– Страх от того, что он неожиданно увидел?
– Не знаю. Но Уолтер упомянул страх как одну из причин внезапных летальных приступов.
Только в самом конце рабочего дня Гамильтон вспомнил, что должен идти в салон для примерки свадебного костюма. Энн решила, что сшитая там же рубашка должна быть одного цвета с ее свадебным платьем, и нужный материал еще следовало подобрать.
* * *
Непривычные для него процедуры и малопонятные женские разговоры вокруг несколько раздражали, поэтому он иногда невпопад отвечал на вопросы обслуживавших его людей и собственной невесты.
Проблема цвета столкнулась еще и с галстуком.
На этом этапе Гамильтон вообще отключил от происходящего голову, снова и снова пытаясь разложить все случившееся хотя бы на две разные сценарные композиции...
Получалось.
Но каждый раз коробило чем-нибудь неестественным, надуманным... В конце концов, он понял: как бы не разлагать ситуацию, итогом все равно окажется случайное совпадение. «В жизни многое происходит из-за случайностей, – помнил он фразу любимого своего профессора-криминалиста, – но никогда этим нельзя руководствоваться в следственных действиях».
– Ты был очень терпелив, милый, – похвалила его Энн, когда они, наконец, покинули утомительное заведение. Она хотела еще что-то добавить, но вдруг встревожено проговорила: – Что с тобой? Ты весь как струна напрягся.
– Как мне это раньше в голову не пришло...
Гамильтон остановился и повторил еще раз:
– Такой простой ход, и не пришел в голову... Сколько сейчас времени? – Он тут же сам посмотрел на часы. Потом проговорил куда-то в воздух, поверх ее головы: – Сегодня, конечно, поздно. Это потребует подготовки...
– Ты разобрался, да? – Энн дернула его за рукав. – Фрэнк, не будь вредным, рассказывай!
– Не разобрался, но знаю, что дальше делать.
– Мне не расскажешь?.. А, хочешь, значит, чтоб я еще что-нибудь подожгла?!
Гамильтону показалось, что неплохо бы для будущей семейной жизни дать сейчас Энн по попе, но из кабины его автомобиля раздались позывные гудки.
– Сэр, изобретателя задержали! В соседнем штате, – доложил дежурный по управлению. – Утром доставят к нам.
Этой ночью Гамильтон два раза неожиданно для себя просыпался. Сначала посередине, от вдруг донесшихся через сон тревожащих звуков. Он быстро отбросил свою сторону одеяла и сел...
Нет, все в порядке. Ветер за окном. Странный какой-то – то ли угрожает злобными короткими ударами по стеклу, то ли, горюя от одиночества, в дом просится...
Не ветер виноват, а его собственные нервы.
Когда все это закончится, они уедут недели на две. Энн, правда, еще не решила – в Европу или к теплым морям...
«Когда все это закончится? – мелькнуло в уходящем опять в сон сознании. – Чем?»
* * *
Второй раз он проснулся часом раньше положенного. Просто почувствовал, что больше не хочет спать. Ну ладно, можно спокойно, не торопясь, все сделать. И завтрак какой-нибудь приготовить для них двоих.
Но телефонный аппарат будто только того и ждал, когда он будет проходить мимо.
– Это я, Фрэнк, – прожурчал на другом конце Фолби, – с добрым, так сказать, утром.
– Это с каким же именно?
– Нет, в смысле трупов ты не пугайся, их нет.
– А что есть? Изобретателя привезли?
– Пока не привезли. Но наша «стрекоза», делая первый утренний облет, обнаружила странный мотоцикл милях в пяти отсюда.
– Что за мотоцикл?
– Они говорят, «очень трудно объяснить на словах».
– Всего пять миль? Хорошо, заезжай, мы сейчас туда прокатимся.
* * *
Когда лейтенант сел в машину, они еще раз связались с вертолетом, уточняя координаты своего движения, и через пятнадцать минут были уже на месте.
Сержант подогнал автомобиль к их небольшой белой «стрекозе», и еще не выбравшийся из кабины Гамильтон увидел валявшийся на боку футах в сорока мотоцикл, ярко раскрашенный красным по белому.
– Сначала взгляните вокруг, сэр, – предложил один из полицейский, – такое впечатление, что мотоцикл вытворял тут круги или петли.
Гамильтон походил в разные стороны, осматривая грунт...
Тяжелый мотоцикл с рифлеными, повышенной проходимости покрышками действительно оставил множество беспорядочных следов, как будто водитель петлял и резко на скорости менял направление.
– И вот что мы еще обнаружили, когда снизились и сделали несколько облетов. По пустыне из глубины идут два следа от мотоциклов, параллельно и на небольшом расстоянии друг от друга. Похоже, что два мотоциклиста пересекали пустыню. А вот отсюда к нашему шоссе ведет уже только один след.
– Судя по окраске, шеф, – Фолби присел и начал рассматривать валявшуюся технику, – это рокерский мотоцикл. Ну-да, вот сбоку, на баке типичные их идиотские наклеечки... Ха, очень любопытно, взгляните! – сержант отогнул сбитую набок, уткнувшуюся в землю фару. – Она горит!
Потом он проверил переключатели и ручку скорости...
– Ручаюсь, что мотоцикл был брошен в рабочем состоянии. И валялся здесь с вертящимся задним колесом пока не вышел бензин.
– Картина ясная, – кивнул Гамильтон. – Какие-то два болвана пересекали пустыню с того ее края в нашу сторону. Ночная прогулка в пятьдесят миль.
– Очень в их духе, – согласился с ним один из полицейских.
– Однако здесь один из рокеров бросает свой мотоцикл и пересаживается на другой к товарищу. Что-то не слышал я, чтобы они так обращались со своей техникой.
– Возможно, она просто вышла из строя?
– Проверим, – сержант подошел к автомобилю и вынул из багажника канистру с бензином.
Еще через минуту мотоцикл застрекотал и Фолби сделал на нем два победных круга.
– В отличном состоянии, шеф! И, кстати, машина не из дешевых. Как минимум четыре штуки брошены валяться в пустыне.
– Значит угон, – заключил лейтенант. – Поэтому, не доезжая до шоссе с полицейскими постами, они его здесь и бросили. Отправляйся на нем, Майкл, прямо в управление, а я – на машине следом.
Но прежде Гамильтон связался с дежурным и, продиктовав номер мотоцикла, приказал запросить данные об его владельце и информацию об угонах.
Оба они не успели позавтракать, поэтому решили заправиться сэндвичами прямо в управлении.
– Я кое-фто фтера придумал, – сообщил сквозь заполненный рот Гамильтон.
Фолби, чтобы не было помехи жевать, переспросил одними бровями.
Лейтенант все-таки сначала сделал паузу, а потом пояснил:
– Не хочу тебя перегружать, пока не допросим пойманного изобретателя. – Он посмотрел на часы. – Доставить могут с минуты на минуту. Но если коротко – ночью проведем одну забавную операцию.
Сержант, продолжая работать зубами, согласно кивнул.
Вскоре с важным для них сообщением появился дежурный:
– Сэр, в заявлениях об угонах автотранспорта этот мотоцикл не значится. А что касается его владельца, он проживает в небольшом городке с той стороны пустыни. Входит в компанию рокеров. Но местная полиция дома его не обнаружила. Зато обнаружили его сожительницу, которая рассказала, что этот парень с приятелем отправился вчера поздно вечером кататься. Собирались пересечь пустыню сюда и назад.
– Но назад они не вернулись?
– Так точно, сэр. И этого, второго, тоже пока не удается найти.
– Если кто-то из них появится, пусть немедленно сообщат нам.
– Они имеют в виду, сэр.
– У этих двух были проблемы с местной полицией? Что-нибудь по части наркотиков, в том числе?
– Не было. Только увлечение мотоциклами. Они оба работают и не числятся на дурном счету.
– Как тебе это? – подождав, пока за дежурным не закроется дверь, спросил Фолби. – Парень оставляет в пустыне мотоцикл, не менее чем в семь тысяч баксов, и ни о чем не чешется.
– И назад к себе они через пустыню не поехали, – добавил Гамильтон.
Через час беглого изобретателя доставили.
«Малоприятная физиономия, – отметил про себя Гамильтон. – Худая, вытянутая, со злобными глазами за стеклами очков. Типичный не любящий своих учеников школьный учитель».
– Ваши полицейские не объявили мне причину задержания, лейтенант.
– Вы задержаны по подозрению в использовании яда змеи против человека.
– Что за чушь?!
– Выбирайте выражения.
– Какие у вас основания?
– Вы ведь инженер-изобретатель, не так ли?
– Так. И могу сообщить: семь моих патентов за последние десять лет куплены и реализуются в промышленности. Еще несколько рассматриваются сейчас и тоже должны быть куплены.
– Рад за вас. А гремучая змея в вашем доме – просто так, для забавы?
– Совсем не для забавы, послушайте, лейтенант...
– Где вы ее взяли? И, кстати, у вас есть разрешение содержать опасное животное в городских условиях?
– У меня нет такого разрешения. Но к нападениям в городе это не имеет никакого отношения. И даже наоборот.
– Так где вы ее взяли?
– Поймал в пустыне.
– На нашем участке?
– Нет, я отъехал на двадцать миль в сторону.
– Очень предусмотрительно.
– Я вам все объясню...
– Конечно, в порядке ответов на мои вопросы. У вас, следовательно, имеются навыки змеелова?
– Никаких навыков. У меня есть специально сконструированная сетка. Устройство вроде спиннинга выбрасывает на тридцать футов капсулу, она раскрывается в сетку, а потом стягивается под жертвой. Все очень просто – несколько секунд, и змея в сетчатом мешке.
– Скольких вы таким способом поймали?
– О Боже! Только эту одну. И если вы дадите мне...
– Что вы делали в течение всего утреннего времени два дня назад? Где находились, кто вас при этом видел?
Этот вопрос выбил человека из колеи.
– Утром два дня назад?.. Причем здесь это?
– Притом, что именно тогда было совершено нападение на девушку.
– О, Боже! – снова произнес он, но тут же был остановлен благожелательным замечанием Фолби:
– Не поминайте имя Господа всуе. Как говорится: Богу – богово, а кесарю – кесарево сечение.
– Э, я вас не понял...
– Так что вы делали в то утро, когда произошло нападение? – снова спросил Гамильтон.
– Был дома, наверное. Я никуда не хожу, кроме магазинов.
– Но на следующее утро, когда в газете и по местному радио сообщили, что девушка осталась жива, вы срочно покинули город. Это тоже как-то связано с магазинами?
– Постойте, что вы меня все время путаете? Я же сказал, что занимаюсь техническими изобретениями...
– Мы даже знаем, что вы почетный член Массачусетского технологического института.
– Вот именно.
– Так почему вы сбежали из города?
Человек, кажется, захотел произнести еще одно обращение к Богу, но, посмотрев на Фолби, раздумал. Вместо этого он злобно уставился на Гамильтона.
– Вам приходилось бывать в доме на улице Ли 16?
– Не приходилось.
– Тогда, – включился сержант, – как вы объясните, что соседи видели рядом с домом мужчину с очень подходящим к вам описанием?
– Никак не объясню.
– Может быть случайно проходили мимо? Вспомните, – ласково посоветовал Фолби, – чтобы нам не пришлось тратить время на опознание и прочие формальные процедуры.
Человек даже не сделал паузу, чтобы подумать – заглотить ли ему этот подброшенный крючок.
– Я на той улице вообще ни разу не был!
– Ваши собственные соседи утверждают, что позавчера утром вы в крайней поспешности покинули дом. Это им показалось? – опять заговорил лейтенант.
– Не показалось. Я действительно очень спешил, хотя сейчас начинаю думать, что зря это делал.
– Что бессмысленно убегать от полиции?
Человек только выдал в ответ короткий горловой звук и уже не злобно, а растерянно уставился на них обоих.
– К тому же мы знаем, – снова включился сержант, – что ночью, неделю назад, вы покидали свой дом. Выходили слегка прогуляться?
– Неправда!
– Хотите, чтобы ваши соседи заявили об этом на очной ставке?
– Очень хочу! И хочу адвоката!
Гамильтон отрицательно качнул головой:
– Сначала мы имеем право потребовать от вас объяснение по поводу незаконного отлова и содержания в городских условиях опасной ядовитой змеи. Потом, пожалуйста.
Человек неожиданно успокоился и даже обрел решительность.
– Пле-вать мне на ваши подозрения! – отпечатывая слова, громко произнес он. – Проверяйте, если хотите. Но то, что должен сказать – все равно скажу. Я специализируюсь по управляемой радиоволнами технике. Только не перебивайте меня три минуты, прошу вас! Так вот, я очень не бедный человек и мог бы сделать заказ на змею в каком-нибудь зоопарке. Заплатить несколько сотен долларов мне не трудно. Но время, понимаете? Оно бы ушло еще и на то, чтобы получить разрешение содержать в домашних условиях опасное ядовитое существо. Я узнавал, разрешение выдают чиновники на уровне Штата, а вам известно, что такое чиновники.
– Ну, допустим, – равнодушно согласился Гамильтон.
– Электромагнитными частотами, которыми я занимаюсь... – он приостановился и, с сомнением посмотрев на двух полицейских, укоротил фразу, – эффекты от них колоссальны, и они воздействуют на очень многое. А техника лишь моделирует их отдельные влияния на живое. В частности, человека можно вывести из строя определенными частотами. И любое животное, разумеется, тоже. – Он заговорил быстрее, опасаясь, что его снова перебьют. – Змея мне нужна была, чтобы выявить, чего именно она больше всего не переносит. Значит этого же не будет переносить и любой змеиный мутант. Тогда можно было бы ввести в действие соответствующие волновые излучатели, защищающие город. Сделать последние совсем не сложно, главное – установить режимные частоты.
Обрадованный, что успел сказать главное, он заговорил спокойней и медленней.
– Весь день и всю ночь после того нападения на девушку и вашего вслед за этим радиообращения я думал над проблемой. И, как мне кажется, нашел принципиальное решение. Но нужна была дополнительная аппаратура. Здесь ее приобрести невозможно. Поэтому мне пришлось спешно отъехать.
Гамильтон поймал косой взгляд сержанта, означавший, что такую легенду даже дурак придумает. Но тут же вспомнил о собственном разработанном плане, который должен все-таки выявить, наконец, кто есть кто.
– А людям эти защитные волны не повредят? – неожиданно для сержанта спросил он.
– Как правило, то, что действует на низших, не действует на человека, и наоборот. – Поверьте, – в голосе человека появились почти умоляющие нотки, – мне необходима эта змея, и нам нельзя терять времени.
Полицейские переглянулись, после чего Гамильтон пробарабанил пальцами дробь.
– Ну, змею мы вам возвратить уже не сможем.
– Умерла от стресса, – пояснил сержант, – когда поняла, что она в полицейском участке. Нервы не выдержали.
Изобретатель метнул в него негодующий взгляд.
– Я ее вполне понимаю. Как и то, что вы подвергли меня здесь самым грубым инсинуациям. Мое, якобы, появление на улице Ли, ночные прогулки и прочее. Кстати, что вы там собирались сделать кесарю, я так и не понял?
– Вы должны быть снисходительны, – попросил Гамильтон, – у нас имеются веские причины подозревать участие человека во всем этом деле.
– Ну, если так... – необидчиво согласился тот. – И срочно поймайте мне новую змею. Спиннинг-сетку я дам.
– Ты вполне ему веришь, Фрэнк?
– А ты – нет?
Фолби задумчиво потер шею...
– Одно меня смущает. Если эта научная голова способна создать ту самую электронную защиту, то почему она не способна создать систему управления монстром? Что если он уже это сделал, а нам тут рассказывает байки? Ты же сам слышал, он занимается управляемой на расстоянии техникой.
– Нет, это уж слишком. Возможно – задача по управлению живым и решится в новом столетии, но сейчас она никому не по силам.
– Однако же твой покойный приятель Хьюз, решил именно задачу будущего. Только в своей области, не так ли?
– Не слишком ли много для нашего небольшого города, Майкл? К тому же, вспомни, изобретателя не было здесь, когда монстр чуть не напал на Тьюберга. И во-вторых, откуда ему было знать, что в пустыне скрываются люди, что ночью они пойдут на прогулку? Как мог человек управлять чудовищем в подобной ситуации? Добавь сюда, что он совсем не похож на ненормального и по своей биографии не имел никогда психических проблем.
– Можно войти, сэр? – просунув голову в дверь, попросился Терье.
– Опять придумал что-нибудь, натуралист? – не без иронии поинтересовался Фолби.
– Не то, чтобы придумал, но мысль одна есть.
– Выкладывай побыстрее, Дик, – поторопил его Гамильтон, – нам нужно готовиться к ночной операции.
– Мы так и не знаем, как этот монстр выглядит, если не считать трехфутового змеиного туловища, которое неизвестно на чем сидит.
– Помним, – согласился сержант, – поэтому давай ближе к телу.
– И перебрали самые разные варианты того, как оно попадало в дом и исчезало оттуда. Ни один не подходит.
– Дик, – раздраженно прервал Гамильтон, – ты нас изводить, что ли, пришел?
– Нет, сэр, я хотел сказать – остается только предполагать, что эта гадина уходила от нас под землей.
Он быстро вытащил из накладного кармана листок бумаги и развернул его на столе. На рисунке было изображено...
– Это что у тебя, похудевший от голода крокодил?
– Это условный рисунок, господин лейтенант. Но если представить себе, что у змеи появились когтистые лапы – пара впереди и пара у хвоста, она могла бы, опираясь на заднюю пару и хвост, поднимать рывком вверх свое тело. На одну две секунды. Этого достаточно, чтобы нанести укус в лицо или шею. Во-вторых, змея сама по себе способна делать ходы в земле, а с когтистыми лапами, тем более. И если она проделала лаз с выходом за несколько десятков футов в стороне от дома, где-нибудь между кустарниками...
Сержант вопросительно посмотрел на Гамильтона:
– А, шеф?.. Лично я сейчас ничему бы не удивился.
Тот в ответ неопределенно пожал плечами:
– Слишком неудобно передвигаться на подобных лапах.
– Совсем необязательно, сэр. Она может прижимать их и ползти как змея.
– Почему, тогда, при осмотре подвала мы не обнаружили никаких отверстий?
– О, очень просто. Там земляной пол, покрытый толстым слоем песка. Песок потом просыпался с краев и закрыл дырку.
Сержант по привычке потер под затылком шею...
– Шеф, это правдоподобно.
– Сказать, что очарован такой идеей, я не могу... – Гамильтон упреждающе поднял руку, чтоб не выслушивать новых аргументов Дика. – Но! В любом случае мы ее тоже сегодня ночью проверим. Чудовище шастает, как предположил наш старый друг змеелов, между пустыней и городом в поисках своего когда-то погибшего брачного партнера. Помните?
Лейтенант не стал дожидаться ответа и набрал телефонный номер.
– Билл, жаль вас отрывать от работы, но очень важно. Те, застреленные нами змеи-кошки, они ведь до сих пор у вас?.. В холодильнике вивария? Билл, предстоит большая работа, и с вашей помощью мы можем поймать чудовище. Нужно встретиться у вас в госпитале... Через двадцать минут? Договорились!
Терье и Фолби смотрели на него в ожидательном недоумении. Но Гамильтону захотелось чуть поиграть на их любопытстве.
– Все поймете по ходу дела, – с напускным равнодушием произнес он. – Ты, Майкл, отправляйся к изобретателю, возьми автоматическую сетку, и пусть научит тебя ей пользоваться. Дик, сейчас поедешь на Ли 16, ты хорошо знаешь площадку перед домом, прикинь – как лучше расставить на улице перед ней джипы с прожекторами и приборами ночного видения.
Терье начал что-то соображать, но Фолби сообразил первым и как пушинка выпрыгнул из кресла.
– Гениально, шеф! Приманкой будут трупы этих кошек?!
– Скорее их внутренности. Возможно, железы. Точнее решит Уолтер.
– Ты понял, Дик? – сержант подтолкнул его к выходу. – Ты понял – как это называется?
– Саламандрово решение, сэр?
– Вот именно!
– Мне придется повозиться не менее получаса, Фрэнк. Я думаю, вам неинтересно будет наблюдать за всей этой анатомией?
– Нет, тем более, что у меня куча подготовительной работы. Только прошу вас, Билл, поместить внутренности разных кошек в разные пакеты. Мы ведь не знаем, чьи именно послужат приманкой. Положим на небольшом расстоянии и одно, и другое.
– Логично, логично. А я введу кое-какие активирующие препараты. Главным образом в железы. Верю в вашу идею, Фрэнк, и желаю успеха. – Уолтер крепко пожал ему руку. – Не хочется вас огорчать, но люди в городе устали уже от напряженных ожиданий. В разговорах с вами они бодрятся, а я, общаясь со многими, слышу совсем иное. Страх накапливается, ситуация скверная.
– Мы постараемся, Билл. Кстати, есть какая-нибудь реакция на вашу записку в Вашингтон?
– Нет пока. Но я связывался с нашим сенатором, он обещал немедленно лично заняться.
Они не заметили, как домчались до столицы Штата. Там покружились, выпили где-то наскоро по бутылке пива, но все равно не смогли успокоиться. Потом решили ехать домой, а по пути остановиться в тихом придорожном кабаке и как следует все обсудить.
* * *
Отсюда до их городка было всего шесть миль, поэтому можно было взять для успокоения чего-нибудь и покрепче пива.
– Я думал, ты уже не успеешь вскочить на мой мотоцикл. Думал, нам обоим пришел конец, – залпом махнув свою дозу, сообщил один.
Второй тоже выпил залпом и сразу же сделал знак бармену.
– Дальше, чур, я буду платить. Ты мне жизнь спас сегодня.
После второй они посидели немного молча, выкуривая по сигарете.
– А глаза? Во, какие глаза! – снова начал первый и указал на окружность стакана. – Черные, и блестят словно смерть!
– Ты запомнил глаза, а я все вижу перед собой эту длинную пасть... Как она, того гляди, оторвет мне голову.
– Откуда же эта тварь вдруг взялась?
– Черт ее знает, будто из-под земли. Ты мне скажи, теперь, с мотоциклом – что делать? Семь с половиной тысяч баксов, а?
– Все же лучше, наверное, заявить в полицию.
– С ума сошел? У меня уже было предупреждение со штрафом. Конфискуют тогда мотоцикл и дадут два месяца тюрьмы. Потому что пустыня – охраняемая экологическая зона.
– А если ты заявишь об угоне?
Оба чуть подумали и обменялись потом недовольными взглядами.
– Полиция не дура. Увидят след от второго твоего мотоцикла и сразу поймут в чем дело.
– У-гу, тем более, мы оба состоим в клубе местных рокеров. Чё ж, делать с твоим мотоциклом?
– Давай, тоже думай. У тебя размер головы на два номера больше. – Эй, бармен!
– Как вспомню это мерзкое зевало! А впереди торчат кривые загнутые вниз клыки. Длиннее, чем твои пальцы.
Здоровенная лапа, растопырясь, улеглась на стол.
– Мои покороче будут, ты прав. А что если в это зевало – хороший заряд свинца?
Оба посмотрели друг на друга мутноватыми уже глазами, а потом радостно схватились за плечи...
* * *
Часы показывали половину восьмого вечера. Нужно было еще заехать к Энн в супермаркет и предупредить, что, возможно, ему придется всю ночь пробыть на операции.
– Будь осторожен, дорогой.
– А ты не волнуйся, в крайнем случае, укус – не пуля. И у нас под рукой сыворотка и все необходимое.
– Значит, решил брать эту тварь живьем, да?
– Ну-у, не голыми все же руками. – Он поцеловал ее в переносицу. – Мне пора.
Через полчаса на площадке по бывшему адресу – Ли 16 – шла к концу тихая, но очень интенсивная работа.
Для двух человек готовилось нечто похожее на окоп. Это – ближняя точка расположения к приманке, откуда Гамильтон с сержантом должны повести атаку на монстра. У них будут только индивидуальные приборы ночного видения – маски-очки.
Мощные осветительные установки следовало разместить вдоль по улице, с тем, чтобы для движения зверя к приманке были открыты все три другие стороны. Эти треножники с прожекторами находятся на достаточном отдалении от площадки. Провода от них идут к трем припаркованным джипам. Темные, неподвижные автомашины тоже не должны испугать гостя, это уже привычная для него ночная обстановка города. Там, в автомашинах, свои стационарные средства ночного обзора и у каждой – свой контролируемый сектор. Они пересекаются на главном пятачке с приманкой, но расходятся в стороны: вправо, влево и вглубь территории по центру. С какой бы стороны монстр не появился, один из операторов заметит раньше и сделает общее предупреждение.
– Хорошо бы только, он не вылез из-под земли прямо у нас под животами, – высказал свое личное пожелание Фолби.
Связь всех участников Гамильтон установил руководствуясь максимальной осторожностью. Через индивидуальные микрофоны сейчас сообщаться нельзя. Вообще нельзя разговаривать. В клемму-наушник пойдут внутренние сигналы нажатием кнопки: один короткий сигнал – «внимание», два – «отбой», дробь – «включение всех осветительных приборов», с последующей стрельбой на поражение, но только по его, Гамильтона, уже непосредственной команде голосом.
Начало двадцать два ноль-ноль. К этому времени улица обычно затихает. Но сегодня все вокруг просто замрет, потому что не только на этой, но и на соседней улице жители предупреждены о том, что нельзя покидать дом или возвращаться в него после назначенного времени. Вдобавок, они еще и запуганы грозящей им при непослушании смертельной опасностью.
Сменяемости включенных в операцию людей не будет. Поэтому в автомобилях нельзя есть и можно только очень умеренно пить.
Но все равно людям там будет намного легче, чем им с сержантом в окопе. Вахта операторов – полчаса.
Они с Фолби тоже будут менять друг друга при наблюдении каждые полчаса, но их лежачее почти неподвижное положение ничего приятного не обещает.
Холодно, впрочем, не будет. У них комбинезоны с подогревом и брезентовые подстилки на войлоке.
В шестистах футах вверх по улице – реанимационная машина скорой помощи. Ближе не получается, потому что хоть врач и его помощники предупреждены на предмет крайне тихого поведения, это не его люди, и ручаться за них нельзя. В засаде у них – своя небольшая сумочка с сывороткой-противоядием.
К началу контрольного времени все заняли положенные места.
Обходя людей, лейтенант еще раз напомнил: один короткий – «внимание», два – «отбой», дробь – «атака».
Он последним занял свою позицию, предварительно разместив приманку точно на установленном месте.
Психическое состояние людей в засадах, подобных этой, известно и прописано во всех учебниках.
С начала отсчета времени люди очень напряжены. Напряженной будет вся первая смена и следующая за ней, потому что заступивший на нее включается в работу со своего ноля времени, вторая будет спокойнее, но внимание здесь еще не ослабевает. Это происходит на третьей-четвертой смене. Ну что ж, он знает, как подстегнуть.
В их паре дежурство началось с Фолби. Ему самому, поэтому, нужно просто расслабиться и лежать лицом вниз. Думать можно о разном, только нельзя ни о чем навязчивом. Сознание должно все время само себя контролировать.
Однако вместо отдыха Гамильтон вскоре приподнял голову, чтобы проверить очки ночного видения...
Нельзя сказать, что видно как днем, но отчетливость очень хорошая. Можно даже различать крупные ветки на кустах по противоположную сторону.
Спиннинг-сетка, которая сейчас у Майкла в руках, – настоящий маленький шедевр. Они опробовали ее несколько раз в сквере перед управлением. Действует просто и очень надежно.
Интересно, а можно сделать такую против человека? Надо поговорить с изобретателем. В отдельных случаях, когда необходимо взять преступника, не применяя оружия, она очень могла бы пригодиться.
Гамильтон перебрал в голове типовые ситуации, где сетка бы подошла, потом еще немного полежал лицом вниз, и вскоре почувствовал прикосновение Фолби.
Они поменялись.
Теперь и он, заступив на пост, почувствовал легкий охотничий огонек и даже небольшое волнение. Действительно, зверь может ведь появиться в любую секунду. Вот в эту самую или в следующую. Конечно, операторы, которые следят за периферией участка, должны обнаружить цель раньше, но что если Дик прав, и тварь вылезет из-под земли? Стоп! Сейчас как раз и не нужно отвлекать себя подобными мыслями. Внимание и только внимание!
* * *
Гамильтону показалось, что его смена прошла очень быстро.
Теперь, лежа с закрытыми глазами, можно еще кое о чем подумать. Например, об этих незадачливых мотоциклистах. Хотя такое прилагательное не слишком-то к ним подходит.
Странная история... Или между этими двумя в пустыне произошла стычка?.. Один мотоцикл вдруг начал кружить... Именно один, потому что след от второго, расположенный несколько дальше, шел практически не прерываясь.
Потом мотоцикл был брошен, причем ручка скорости, как утверждает Майкл, стояла в положении примерно двадцати пяти миль в час. Это приличная скорость для такой местности.
И человека на повороте вдруг выбросило из седла?.. А получив травму, он не мог вести мотоцикл, поэтому перебрался к товарищу?.. Но тогда, почему они не заявили о случившемся и не обратились за помощью ни в одно медицинское учреждение Штата?
Где их вообще потом носило? Остаток ночи и весь этот прошедший день?
Гамильтон еще какое-то время раздумывал, задавая себе вопросы, и, в конце концов, решил, что утром нужно обратиться с просьбой об объявлении этих двоих в федеральный розыск.
Он уже провел вторые свои полчаса на дежурстве и вскоре наступило время заступать на третье.
Третье – это вот, то самое, когда нужно слегка подстегнуть людей.
Подождав около пятнадцати минут, лейтенант дал один короткий сигнал – «внимание!».
Фолби тут же вскинул голову, но, поняв по успокаивающему движению руки Гамильтона, для чего это сделано, снова улегся лицом вниз.
Через полминуты лейтенант сделал отбой.
Ничего, встряхнутся там у себя в фургончиках.
Вскоре он снова поменялся с Фолби ролями.
Час ночи. Самое сатанинское время. Время, когда нечистая сила вылезает из своих закоулков. Кстати, и нападение в пустыне на одного из тех прятавшихся бандитов произошло как раз около этого...
Энн, наверное, волнуется и, конечно, сейчас не спит.
Во всех окрестных коттеджах погашены огни, только и там людям вряд ли спокойно спится. Однако хорошо, что все указания полиции очень строго выполняются...
Неожиданно он почувствовал легкий толчок от Фолби и поднял голову. Тот сразу же указал рукой на несколько футов в сторону от приманки. Гамильтон всмотрелся, но поначалу ничего не увидел...
Нет, будто шевелится маленький бугорок... Да, видно, точно шевелится! Лейтенант опять дал предупреждающий сигнал.
Бугорок принялся увеличиваться в размерах...
Теперь он уже не маленький... И словно продолжает расти.
Стало отчетливо видно, как земля изнутри выбрасывается на поверхность...
И похоже, темп увеличился. Нет никаких сомнений – кто-то живой и сильный пробивает себе путь наружу!
Гамильтон почувствовал, что хочется глубже дышать. «Все нормально! – сказал он себе. – Ситуация полностью под контролем. Это именно то, что требовалось!»
Куча земли продолжала увеличиваться, но больше ничего не происходило...
«Черт побери, когда ж ты появишься?!» – выругался он про себя, и вдруг... что-то полезло наружу.
«Не спешить! Пусть вылезет весь и приблизится!».
Вот, появляется черное тело... Пока непонятно, но наверное, это только часть...
Нет, существо оказалось совсем не длинным, пожалуй, даже... даже маленьким, с котенка... Двигается к приманке, сейчас тело уже отлично видно.
Фолби рядом шумно выдохнул. И Гамильтон одновременно сделал то же самое.
«Проклятие! Это же крот. Обыкновенный паршивый крот».
– Как поступим с этим мерзавцем, Фрэнк? – вынужденно нарушая инструкцию, прошептал сержант. – Он весь спектакль нам обгадит.
Крот, тем временем, приблизился к приманке и, принюхиваясь, водил мордочкой из стороны в сторону.
Лейтенант растерялся...
Встать и обнаружить засаду? А если монстр где-то недалеко и, как умный зверь, проверяет окружающую обстановку?
– Слушай, – чувствуя свою беспомощность, шепотом спросил он, – а кроты мясное едят?
– По-моему, они все едят, – неутешительно ответил Фолби, и тут же не прошептал, а уже прошипел: – Точно, жрать сюда, сволочь, пришел! Фрэнк, я накину на него сетку?
– Постой.
Гамильтон подумал, что может быть крот и не тронет несвойственную ему пищу. Во всяком случае, еще оставалось какое-то время, чтобы принять решение.
Но неожиданно крот попятился, повел мордочкой вверх... Еще попятился в сторону вырытого им отверстия, а потом, быстро разбрасывая лапами землю, туда занырнул. И почти тотчас в наушнике лейтенанта раздался сигнал «Внимание!».
Маленькая лампочка на его панели с сигнальной кнопкой показала, что включился оператор центрального сектора, тот, что наблюдал глубину территории прямо напротив них по другую сторону от приманки. Оба полицейских устремили туда свои взгляды...
Пока ничего не видно, кроме кустиков с почти облетевшими листьями. Но ночной оптический прибор в автомашине гораздо сильнее, чем их очки...
Сигнал «Внимание» повторился, и это несомненно значило, что оператор не просто действительно что-то засек, но и уже волнуется.
Прошло секунд тридцать... Третий предупреждающий сигнал!..
И ничего.
«Как это понимать? Зверь ждет, оценивая обстановку?»
Внезапно ветки кустов задвигались и сразу появилось... нечто.
Гамильтон увидел треугольный предмет, перевернутый острым концом вниз. Высотой от земли... примерно в два с половиной фута.
Предмет, постояв несколько секунд неподвижно, начал продвигаться в их сторону.
Очень медленно... и, как показалось сначала, плавно. Лейтенант всматривался, пытаясь поймать в строении непонятного существа объясняющие его детали, но тщетно.
Теперь, впрочем, он заметил, что при движении треугольник чуть колеблется сверху вниз... да, перемещается очень маленькими упругими шажками.
Расстояние между ним и приманкой уже сократилось вдвое, но ничего, кроме гладкой, темно-серой треугольной поверхности не удавалось заметить.
Движения существа вдруг сделались более резкими и энергичными, и через несколько секунд оно приблизилось к приманке вплотную.
И в этом положении застыло...
«Черт подери, взять его сразу сейчас? Брать или не брать?»
Гамильтон уже хотел дать команду сержанту и остальным, но треугольник стремительно и внезапно раскрылся! Как плащ человека, отбросившего в стороны руки. Лейтенант секунду ничего не понимал, потом ощутил обогнавшую его сознание ледяную струйку между лопаток и увидел... вверху, посередине крылатого плаща мерцали глаза. Змеиные, черно-зеркального блеска.
И голова, она стала ползти вверх... еще выше... гибкое змеиное туловище, чуть изгибаясь, медленно вылезало из треугольника.
Гамильтон вдруг почувствовал, что видит кошмарный сон, который нужно остановить, нужно немедленно проснуться! На какое-то время исчез самоконтроль. Он заворожено глядел на страшный танец вытянувшегося в воздухе длинного змеиного туловища и качающуюся из стороны в сторону голову.
Вдруг танец остановился, голова замерла... потом задрожала, и раскрывшаяся змеиная пасть, выкинув черную нить языка, издала пронзительно шипящий звук, будто вопль от безумного горя!
Этот звук отрезвил. Лейтенант услышал собственную, просигналенную им быструю дробь. Еще секунда...
Что случилось?! Он вообще ничего не видит! Дьявол, нужно сбросить очки! И все равно ничего кроме болезненно-белого света вокруг.
– Майкл!
– Я ничего не вижу!
– Вон он, Майкл, правее! Сетку!
Гамильтон, схватив его за плечо, ткнул рукой в сторону задвигавшегося в белизне силуэта.
Дзинь! – коротко пропел спиннинг... Силуэт неожиданно изменился, и сперва показалось – задвигался вглубь к кустам, смещаясь в сторону... Нет, зрение стало приходить в норму, треугольник превратился в повисшее над землей крыло. Взмыл, опережая ствол его пистолета...
Еще раз взмыл и резко вильнул.
– Где он?! – яростно прохрипел сержант. – Где эта сатана?!
* * *
Странно, сейчас к нему пришла не только полная зрительная ясность, но почему-то и внутреннее спокойствие.
Да потому, конечно, что нервы просто не хотят находиться в напряжении долго. Он сунул в кобуру бесполезный уже пистолет.
– Я допустил грубейшую ошибку, Майкл. Надо быть идиотом, чтобы после ночной темноты задействовать такое огромное количество света.
Фолби все еще свирепо водил по сторонам глазами, поэтому понял сказанное с запозданием. Однако поняв, сразу же запротестовал:
– Выкинь из головы, Фрэнк, всего не учтешь! Остальным это тоже ведь на ум не пришло. Эй, выходите! – крикнул он, повернувшись к машинам.
– И уберите большую часть света, – добавил Гамильтон появившимся полицейским. – В соседних домах, наверное, решили, что мы испытываем ядерное устройство.
– Что произошло, господин лейтенант?! – первым же подскочил к ним Терье. – Не сработала сетка?
– Сработала, сынок, – ответил за него Фолби, – только змея не стала ждать и улетела. Ты ведь нам обещал, что она появится из-под земли? Вот, из-за тебя все и вышло! Шеф, а не лучше ли взять полицейского Терье под арест?
– Мы там почти ослепли от света, – проговорил один из сотрудников. – Сэр, что это было?
Все уже подошли и стояли перед Гамильтоном большим полукругом.
– Монстр. Змея-летучая мышь. – Он поправил свой сбившийся от долгого лежания комбинезон. – Крылья и ноги-когти от огромной летучей мыши, а между крыльями что-то вроде мешка, как у кенгуру, куда складывается змеиное тело. И тогда вся конструкция становится очень компактной. Может летать, и почти без всякого шума.
– Или пробраться в мой бывший дом через вентиляционный ход на крыше?
– Правильно, Дик. Одним бесшумным взмахом тварь оказалась у головы Милдред, чтобы ужалить ее, и именно эти крылья закрыли на секунду с обеих сторон ее лицо. Помните как она сказала: «Что-то жесткое и гладкое»? Примерно так же, погнавшись за тем пьяницей, монстр настиг его и атаковал с воздуха. И точно так же нападал на бандита в пещере...
– И убрался из дома воздушным путем, когда там оказался Тьюберг, – добавил к этому Фолби. Потом посмотрел на лейтенанта и озадаченно приумолк.
Тот стоял, закинув руки назад, и смотрел себе под ноги...
Через несколько секунд он поднял голову и, обращаясь ко всем, объявил:
– Понятно! Мне теперь понятно, где эта тварь прячется.
– Где-нибудь на окрестных деревьях?! Да, сэр? – не удержался Терье.
Лапа сержанта ухнулась на его плечо, останавливая неуместный порыв.
– Нет, Дик, в пещере. В той самой, где нашел свою смерть бандит. Во-первых, потому что пещеры – вообще излюбленные места для летучих мышей. А во-вторых, судите сами: если бы эта гадина выслеживала бандитов, когда они вышли на ту свою ночную прогулку, ей проще бы было атаковать оставшегося на открытом пространстве внизу человека, а не залетать для нападения на другого в пещеру. И кроме того, почему она не атаковала затем второго? Ответ естественный: значит, она вообще не охотилась за ними, а была потревожена в собственном доме.
– С рассветом ее будем брать? – сразу же спросил Фолби.
– Нет, не с рассветом. Нельзя рисковать ни одной лишней минутой. Едем сейчас. Принесите, кто-нибудь, из машины планшет. Определим план операции.
Ярость металась в крошечном змеином мозгу! Ярость лезла в глаза, заставляя их искать цель! Ослепление ярким светом прошло, и теперь они видели...
* * *
– Папа, я в туалет хочу!
– По большим делам или по маленьким?
– По маленьким.
Машина остановилась, и шестилетний малыш, открыв заднюю дверцу, выбрался наружу. Мужчина за рулем взглянул через плечо наискосок, где в темноте за полураскрытой дверцей виднелся силуэт ребенка...
Глаза увидели цель! Внизу, совсем близко! Крылья сами развернулись в нужную сторону и бесшумно заскользили по воздуху.
– Ну, залезай, поехали. И закрой дверное окно.
Малыш уже поставил в салон одну ногу...
Внезапно глаза увидели и другую цель! Первая двигалась, вторая была неподвижна...
Человек за рулем смотрел через плечо назад, когда резко ударило по радиатору, будто свалившимся на него тяжелым предметом. Он повернул голову – упершись белыми чешуйчатыми ноздрями в стекло, на него глядела змеиная голова. И черная раздвоенная нить ходила из стороны в сторону, ощупывая прозрачную непонятную для себя преграду.
– Пакость какая! – человек надавил что есть силы на газ, срывая машину с места, и дрогнувшую змеиную массу стало срывать с лакированного металла. Но что-то сразу заколыхалось в воздухе, задвигалось с правой стороны автомобиля, и, повернув вслед голову, он увидел вдруг когтистые лапки, вцепившиеся в край открытого заднего окна. Еще через мгновение голова змеи стала вползать в салон.
– Папочка!! – услышал он крик сына, бросившегося к противоположной дверце.
Шипящая голова продолжала вползать, определяясь между двумя жертвами...
Он, прикрытый высокими подголовниками кресел, понял, что она выбрала ребенка. Тот, потеряв от страха голос, прикрылся большим медвежонком, и кривые зубы змеи сразу врезались в него в нескольких местах.
Было бы сейчас очень неэтично звонить Энн, успокаивать ее и просить еще подождать. У других – тоже переживающие за их судьбу близкие. И они, как и Энн, будут звонить в управление, чтобы узнать – как дела. Поэтому, распределив функции, лейтенант перед отправкой связался с дежурным по управлению.
– У нас все нормально, но вернемся только через час-полтора.
– Тут два донесения, сэр, и оба только что поступили. Дорожный патруль сообщил, что прямо перед ними на автостраде на полном ходу перевернулась машина. Оба пассажира живы и, к счастью, не покалечились. Водитель не пьян, но говорит странную вещь: он развернул машину на полном ходу, пытаясь спастись от змеи, которая лезла в салон и хотела ужалить ребенка.
– Что со змеей?
– Никакой змеи, сэр. Понятно, это обычный шок. А второе донесение от наших коллег с той стороны пустыни.
– Слушаю.
– Полчаса назад вернулись те разыскиваемые мотоциклисты. Оба в дым пьяные, похоже, они только этим и занимались весь прошедший день. Тот, потерявший свой мотоцикл в пустыне, зашел домой, взял охотничье ружье и заявил сожительнице, что разделается с чудищем, напавшим на них прошлой ночью.
– Его задержали?
– Не успели, сэр. Он сел на мотоцикл товарища и умчался. Они сказали, что будут искать его утром со своего вертолета, но поскольку он движется в нашу сторону...
– Понятно, ты поблагодарил их за такой симпатичный подарок? Как, черт побери, они могли его упустить?!
– Очень извинялись перед вами, сэр.
* * *
– Думаю, не следует слишком уж волноваться, шеф. – Фолби сел за руль одного из джипов, а Гамильтон – на переднее сидение рядом. – Мотоциклист наверняка поедет тем же маршрутом, что и прошлой ночью. Значит, милях в полутора в сторону от гряды, где наша пещера. На таком расстоянии он нам добычу не испугает. Даже если станет палить по воздуху. – Сержант запустил мотор. – Стало быть, эта змея-летучая мышь по дороге домой напала на проезжавшую машину?
– Несомненно, это именно она. Выплеснула ярость.
– Значит, она же прошлой ночью напала на мотоциклистов.
– Идиоты, – злобно произнес лейтенант, – принялись пить, вместо того чтобы сообщить обо всем в полицию.
Впрочем, он тут же почувствовал, что просто дал эмоциональный выход раздражению на себя самого из-за той непозволительной ошибки со светом.
– Не ругайте этих ребят за то, что пили, шеф. Думаю, даже наш трезвенник Дик хлебнул бы чего-нибудь после сегодняшнего зрелища.
– Ни в коем случае, сэр.
– А как бы ты еще расслабился?
– Съел бы в кафе мороженное, а запил бы апельсиновым соком.
– Браво, Дик! После этого уж точно можно провести время с длинноногой красавицей в удобном темном помещении... где показывают фильмы про Микки-Мауса.
– А-гы-гы! – хором раздалось за спиной лейтенанта.
Луна очень им сейчас помогала. И взявший на себя роль штурмана, Гамильтон уверенно фиксировал расстояние по спидометру.
За полмили до пещеры он приказал машинам встать, чтобы идти дальше пешком, отыскивая ее глазами.
– Всем проверить крепления жилетов и надеть шлемы!
Несколько человек, в том числе Дик, были оставлены в автомобилях. С ними отправились только пятеро. Лучшие по показателям стрельбы полицейские.
Работа в пещере – это только для них двоих. Третий там уже будет лишним.
И подстраховка.
Два человека останутся в сорока футах у входа для огня на поражение, на случай, если монстр сумеет все-таки улизнуть от них из пещеры. Трое, немного ниже, образуют дополнительную огневую линию. При крутизне склона такая диспозиция, к тому же, исключит всякое самопопадание даже при очень беспорядочной стрельбе.
Фолби первым заметил темное пятно на склоне. Как раз, когда следивший за пройденным расстоянием Гамильтон подумал, что пещера уже где-то здесь.
И больше не произойдет ошибки со светом. Фонари в пещере использоваться не будут. Он вбросит туда световую шашку и, ворвавшись, обеспечит им обоим огневое прикрытие. Фолби будет работать с сеткой. В этот же миг один из троих нижних полицейских выпустит световую ракету. Воздушное пространство вокруг пещеры станет, таким образом, легко обозримым.
Гамильтон дал знак рукой, и группа стала медленно и осторожно подниматься.
Сейчас, в течение ближайших двух, примерно, минут они вряд ли смогут помешать гадине вылететь из логова и скрыться. Но с середины склона можно уже более или менее прицельно стрелять по силуэту, а для семи хороших стрелков это уже решаемая задача. Главное пока – середина склона.
Есть.
Еще несколько шагов вверх, и лейтенант показал рукой линию нижней группы.
Уже неплохо. Только он чувствует, что кровь приливает к лицу и чаще стало дыхание...
Вторая отмашка.
Совсем хорошо. Он дал себе и Фолби несколько секунд, чтобы собраться для самого важного и последнего кусочка склона. Они не будут красться эти оставшиеся сорок футов, а возьмут их одним рывком и ворвутся вот в эту черную дыру.
Гамильтон поднял вверх руку с зажатой в ней световой шашкой, сержант повернулся лицом к пещере, чтоб устремиться сразу за ним...
Шершавый грунт посыпался под заработавшими ногами! Дыра перед ними! Шашка!.. Внутрь!
Свет и отличная видимость...
Стены напротив, сбоку... Пусто! Потолок?.. Тоже пусто! Еще раз все оглядеть, и нужно сместиться к центру.
Лейтенант оказался там в два прыжка и, снова скользнув по бокам глазами, развернулся к входу, где стоял Фолби.
Но Боже! На самом верху у входа!!
Трепещущий треугольник сорвался вниз и накрыл сержанта! Гамильтон только увидел, как, содрогнувшись, присели его колени, и как, вынырнув, клюнула вниз змеиная голова! Еще раз! Еще! На сержанте шлем и бронежилет, но удары приходятся как раз между ними в шею!
И невозможно выстрелить в этот накрывший сержанта плащ! Обезумевший Гамильтон ринулся вперед, чтобы сделать хоть что-то! Ударить стволом пистолета, хоть голой рукой. Змеиная голова опять на мгновенье взметнулась в воздух и, увидев перед собой новый объект, чуть застыла.
Гамильтон понял по сухому щелчку, что выпустил уже всю обойму.
Змеиной головы не было, только светло-кровяные куски лохматились на ее месте.
– Майкл! – он в отчаянии схватил край мерзкого перепончатого плаща, но только с усилием смог стащить его в сторону.
Фолби лежал комком. Лицом вниз, будто сдавленный навсегда страшной нечеловеческой судорогой.
– Все сюда!! Сыворотку!! Носилки!!
Лейтенант услышал, как зашумели и засуетились люди наружи, и кто-то крикнул ему:
– Минуту, сэр, сыворотка в машине!
«Минуту»? Он понял, что это конец.
Ему захотелось еще закричать, что-нибудь... от отчаяния.
– Ты уже отстрелялся, Фрэнк? – вдруг услышал он сдавленный голос.
Комок задвигался и стал разворачиваться...
Кряхтя, Фолби оперся на руки и поднялся.
У Гамильтона что-то наехало на глаза и внутри в голове все стало плыть.
– Майкл, – с трудом и стараясь передавить слезы, выговорил он. – Я не мог раньше, стрелять было некуда.
– Все хорошо, Фрэнк, все отлично! – Фолби встряхнулся и даже слегка подпрыгнул. – Дура, мне всю шею покусала – больно, черт возьми.
Трое полицейских влетели внутрь и остолбенели у входа.
– А... зачем же носилки? – после паузы произнес один из них.
– Вы, что же, на руках собираетесь тащить эту гадость? – кивнув на темную перепончатую массу, поинтересовался сержант.
– А сыворотка?
– Она уже ей не поможет.
– Майкл, не дури, быстро вгоните ему полную порцию!
* * *
Когда они вышли из пещеры, Гамильтон все же чувствовал себя плоховато.
Как человек, которого после многих лет выпустили, наконец, на волю, он несколько раз с шумом вдохнул свежий прохладный воздух.
– Ничего, Фрэнк, ничего, – чуть поддержав его при первых шагах вниз, ободрил Фолби. – Я, знаешь, чувствую себя вполне нормально. Только шею втянул, чтобы оставить ей меньше пространства. Руки под себя подобрал, лицо закрыл ладонями, ну, и жду себе, когда ты ее укокошишь. Но сильна была, стерва!
На удивление, сержанта даже не пошатывало, и не Гамильтон, а тот помогал ему спускаться с горы.
С высоты было видно, как, торопясь и виляя, к ним движутся две другие машины – полицейская и скорая помощь.
Люди выскочили из них как угорелые, когда спустившиеся уже стояли внизу, и забегали вокруг, не понимая, кого и где нужно спасать.
– Спо-койно, ребята! – протрубил сержант. – Все живы, поминок не будет! Общий перекур.
– Сыворотку вкололи?
– Да.
– Помогите ему лечь внутрь, ставьте капельницы, – скомандовал врач, – немедленно взять пробу крови. – И повернулся к Гамильтону: – Не вижу смысла сейчас трясти его в госпиталь по пустыне. У нас достаточный объем для переливания крови, есть все необходимые препараты. Как вы себя чувствуете, больной?
– Совсем как здоровый.
– Головокружение, тошнота?
– Ни малейшей.
– Странно…
Но еще более странными оказались показатели крови.
– Здесь почти нет ничего, – первым объявил ассистент, – никакой серьезной опасности эти ничтожные следы яда не представляют.
– Может, сплюнула, сука, перед тем, как меня долбать? – выдвинул гипотезу Фолби.
Врач тоже рассматривал две колбочки с небольшими кристаллами внутри.
Рассматривал и пожимал плечами.
Сержанту, тем временем, продезинфицировали шею перекисью и наложили легкий бинт. От капельниц, за ненадобностью, тоже освободили.
– Кажется, я догадался, – громко произнес Гамильтон.
– О чем, лейтенант?
– Совсем недавно нам сообщили о якобы нападении монстра-змеи на легковую машину. Видимо, там она получила травму или серьезно израсходовала яд.
Минут десять все отдыхали, пили воду, а желающие выкурили по сигарете.
– Как повезем носилки с чудовищем? – спросил Терье. – Может быть, в «Скорой»? Все равно сдавать мистеру Уолтеру на экспертизу.
Но медики в ответ загалдели, что им придется потом проводить полную дезинфекцию салона, и что они вообще змей не возят.
– Накройте чем-нибудь и поставьте во второй джип, – распорядился лейтенант. – А отвезем, правильно, сразу Уолтеру.
Часы показывали начало четвертого. Он подумал, поднимать ли ему среди ночи с постели доктора?
Нет, пока они приедут, пока что, до утра останется всего три часа. Не надо дергать Билла, тем более что у него кроме этих проблем еще и основная больничная работа.
– Сообщите дежурному, что операция закончена и все возвращаются, – приказал он.
Потом, на прощание, задрал голову и посмотрел вверх на темное пятно от дыры в пещеру, и собирался уже скомандовать – «по машинам», но где-то далеко за его спиной в прозрачной тишине пустыни с маленьким интервалом прозвучало: пок, пок.
Он повернулся и понял, что это не показалось. Люди тоже настороженно вслушивались...
Гамильтон поднял руку, предупреждая о тишине... и очень скоро еще раз прозвучало почти что слитное: пок-пок.
– Охотничье, – уверенно проговорил Фолби.
– На каком, по-твоему, расстоянии?
– С милю или чуть больше.
– Тогда это именно там, где мы нашли мотоцикл. Вот что, Майкл, отдохни здесь вместе с Диком, постерегите трофеи. А мы туда съездим.
– Нам тоже, лейтенант? – спросил кто-то из медиков.
– Обязательно.
Одна машина осталась на месте, а две другие поспешно тронулись.
* * *
– Сэр! Что же там было в пещере?! – сразу же набросился Терье на сержанта. – Почему нам всем дали команду о срочной помощи?
– Дик, не буди воспоминаний. – Фолби залез на переднее кресло джипа и поерзал, чтоб поудобней устроиться. – А команду дали исключительно потому, что нам тебя не хватало.
– У-у, насмешничаете, сэр.
– Завтра обязательно расскажу. А сейчас, и вправду, дай я немножечко передохну. – Он прикрыл глаза и через некоторое время удовлетворенным голосом пробурчал: – О-очень сильна была, стерва...
– Болит шея?
– Болит.
Дик от нечего делать начал прогуливаться вокруг.
Все было очень интересно и непонятно. И непонятно, что же случилось там, где раздавались выстрелы охотничьего дробового ружья.
Тот пьяный мотоциклист куражится? Которого их незадачливые коллеги так грубо прошляпили?
Скорее всего. Монстр уже мертв, и нападать на мотоциклиста вроде бы некому. Значит, просто занимается гонками со стрельбой по воздуху.
Но это само по себе опасно. Человек в таком состоянии способен открыть стрельбу по появившимся автомашинам. Может сделать это просто от мутной головы и испуга, а может умышленно, впав в агрессию и потеряв из-за сильного алкоголя контроль. Опытные педагоги в училище им всегда жаловались на подобные ситуации, говорили, что даже бывалые полицейские очень их опасаются. Подстрелить вооруженного бандита на операции – дело вполне правомерное, а в случае с таким вот разгулявшимся идиотом хлопот потом с прокуратурой – по самое горлышко. Обязательно будет подробное разбирательство: вынужденно его подстрелили или обстановка допускала другие действия. Это обстоятельство психологически очень связывает руки и иногда приводит к тому, что вместо подонка хоронят потом полицейского.
Он продолжал смотреть и вслушиваться в ту сторону и, незаметно для себя, отдалился от машины с сержантом уже на порядочное расстояние.
Опрокинутый мотоцикл впереди задрал вверх переднее колесо.
Гамильтон увидел при свете наезжающих фар лежащее бесформенным мешком человеческое тело.
Он вылез и с чьей-то помощью осторожно перевернул труп...
Лица вообще не было – сплошное красное месиво. Правая кисть – как лохматый кровавый кусок. Видимо от того, что погибший пытался защищать рукой голову...
Что это, ему почудилось или...
Чик-чик-чик, – донеслось во второй раз до Дика, близко и очень отчетливо.
Неприятность какая! Это гремучка. Чего ради его угораздило отойти так далеко от машины? Без фонаря. Но ничего, в кобуре пистолет.
Дик вынул его на всякий случай.
Замолкла гадина... А где она была? Кажется, там впереди.
Дик понял вдруг всю обманчивость лунного освещения. Отсюда прекрасно виден автомобиль, склон известковой гряды за ним, но под ногами смутная полутемень, и попробуй пойми – что тут рядом в двух ближних шагах.
Нужно быстро вернуться к автомобилю.
Он повернулся и сделал несколько шагов, но гремучая змея заколотила хвостом прямо по его обратному курсу.
Дик почувствовал, что у него похолодел сразу и лоб и затылок. А что если... если это не змея, а еще одно произошедшее от нее чудище? Сохранившее гремучий змеиный отросток?
Закричать сержанту о помощи?
Срам какой! Забраться неизвестно куда и просить, как несмышленому ребенку, чтобы помогли.
Продолжая вглядываться в грунт перед собой, он осторожно двинулся вбок от того места, где, казалось, скрывается гадина. Приостановился... заставил себя еще несколько раз шагнуть... Стоп, что-то движется. Кто-то крадется ему навстречу!
Забыв про пистолет, Дик инстинктивно метнулся в сторону и тут же почувствовал острый укол чуть выше колена! Он прыгнул в другую... Пули беспорядочно полетели в грунт вокруг.
Потом, чувствуя разрастающуюся боль над коленной чашечкой, он сменил израсходованную обойму, чтобы еще раз обстрелять ближнюю зону, но приостановился, увидев фары сорвавшегося к нему автомобиля.
Фолби плюхнул его на сиденье и тут же полез за сывороткой.
– Куда ужалила?!
– Правая нога, над коленом.
Сержант, надрезав ножом, разодрал материю от колена вверх и в хорошо освещенной кабине сразу увидел кровавое запекшееся пятно. Потом, торопясь и волнуясь, вытащил из целлофана уже заправленный шприц и вкатил укол рядом с пораженным местом. Дик громко вскрикнул.
– Ничего, сынок, ничего! – Фолби перебежал к другой дверке и хлопнулся на рулевое сиденье. – Раз ввели сыворотку, значит уже не смертельно. Держись, ручаюсь, что через десять минут я домчу до госпиталя!
Иногда из-за бешеной скорости их подбрасывало, и Дик сильно морщился от боли. Фолби подбадривал его и неистово гнал, стараясь перевыполнить обещание.
– Мы приближаемся к автостраде, – вскоре объявил он. – Как нога?!
– Вспухла, сэр.
– А голова кружится?
– Нет, но немного подташнивает.
– А кто это был?
– Не разглядел, сэр. Оно подкрадывалось ко мне в темноте.
Еще через полминуты они неслись по ровной дороге.
– Сэр, а мне не ампутируют ногу?
– Не говори глупости, Дик! Шею ведь твоей сестре не ампутировали?
* * *
– Сейчас ему обработают рану и одновременно сделают переливание крови, – сообщил дежурный врач. – Не стоит волноваться. Раз вы сразу ввели сыворотку, никакой угрозы для жизни не должно быть. К тому же – молодость и хорошее сердце. Присядьте и успокойтесь.
– Хорошо, – сержант огляделся, не зная, что дальше делать. – Действительно, посижу тут у вас на диванчике. Намаялся я сегодня с этими змеями – кусают, кусают...
Он, кажется, немного вздремнул. Потому что не сразу понял, почему слышит голос Гамильтона... и доктора Уолтера тоже.
Кто-то слегка потряс его за плечо... Ну-да, это Фрэнк.
– Жаль будить тебя, Майкл, но приходится.
Сержант очнулся, протер глаза и увидел часы на стене: половина шестого.
– Наш Дик... – начал он.
– Знаю, но это не самые дурные новости.
– Не самые? – все еще приходя в себя, спросил Фолби.
– Мы привезли из пустыни труп.
– Чей труп?
– Того мотоциклиста. Он весь истерзан, Уолтер уже отправился им заниматься.
– Фрэнк, я ничего не понимаю.
– Парень был уже мертв, когда мы подъехали. Вся голова в крови, его здорово обработали. – Лейтенант злобно и тяжело вздохнул. – Скоро уже рассветет. Я распустил людей на полчаса, чтобы заскочили, кто хочет, по домам. Но минут через сорок выедем все в пустыню.
– А нам с тобой что делать?
– Здесь пока нечего. Поехали в управление.
Они попросили дежурного сделать покрепче кофе. Ночь не спать – не впервой, и, как только начнется рассвет, оба прекрасно знали, человеческий организм снова активизируется.
– Хорошо бы нам еще понять, Майкл, кто мог напасть на этого парня.
– Да, второй раз и в одном и том же месте. Никаких следов не разглядели?
– Грунт там твердый везде, и при искусственном освещении удалось лишь разобрать по следам рифленых шин, что он снова кружил.
– И стрелял, теперь уже ясно, не в воздух. Что если в пустыне обретается еще одна такая гадина?
Дежурный засунул голову в дверь:
– Они привели в чувство второго мотоциклиста, сэр. Сейчас я приму по телефону запись его допроса.
Еще через десять минут они вставили кассету в магнитофон.
Допрашиваемый был, естественно, не в слишком хорошей форме, но все-таки вполне понимал, чего от него хотят.
Сначала – несущественное: имя, адрес... Потом пошло главное.
Вопрос: Что с вами произошло прошлой ночью в пустыне?
Ответ: Зверь какой-то напал... вот.
Вопрос: Как напал?
Ответ: Бросился наперерез приятелю. Я чуть проскочил, а он начал увертываться от него, зигзаги делать.
Вопрос: Как зверь этот выглядел?
Ответ: А шут его разберет. Ночь ведь была, фары туда-сюда. Думали, как ноги унести, а не чтобы его рассматривать... Клыки точно видел, и длинная пасть. Быстрый, летал как молния... Морда его треугольная (с нецензурной добавкой).
Вопрос: Тело какое? Размеры?
Ответ: Большое.
Вопрос: Какое «большое»? Как у собаки?
Ответ: Крупнее... А точно вам не скажу, потому что все очень быстро. Я больше морду запомнил, и глаза. Черным от фар светились, бр-р...
Далее разговор прошел по кругу с теми же невнятными характеристиками пасти и размеров непонятного туловища.
– Ну и что из этого поймешь? – дохлебнув кофе, риторически поинтересовался сержант. – Треугольная морда, может быть они от страха всю летучую мышь за одну морду приняли?
– У многих животных, по сути, треугольная конфигурация головы.
– У кого, например?
– Ну, у волка.
– А они в нашей пустыне водятся?
– Наверное, водятся. Я помню, мне в детстве отец про них говорил.
– Ну-да, ты здесь ведь родился... Послушай, но только бешеное животное способно погнаться за мотоциклом.
– Или то, о котором предупреждал Уолтер.
– Змеиная мутация? Вырвалась на свободу?
Лейтенант неопределенно пожал плечами.
– Но как ты все-таки представляешь себе ее передачу через кровь? – снова заговорил Фолби. – Монстр со змеиной пастью убьет своим ядом любое животное. Какая же тут передача мутации? Трупу? Вон, филин, преставился, а не переродился.
– Змеиная пасть имеет не только ядовитые зубы. И монстр может не пускать их вход по своему усмотрению. Кошки же, те, перебитые, не выпускали яд в пищу, которую ели. – Гамильтон явно был раздражен от необходимости как попало гадать. – Значит, во-первых, передача могла произойти от простого укуса. И, во-вторых, через слюну. Даже засохшую где-нибудь.
За окном уже стояла не ночь, а светлеющая предрассветная дымка. И начали слышаться голоса полицейских, собиравшихся в дежурной комнате.
Гамильтон вышел туда и приказал поторопить оставшихся.
– Уолтер на телефоне, – сообщил высунувшийся из его кабинета сержант.
– Слушаю, Билл!
– Доброе утро, Фрэнк. Два сообщения. Первое: парень получил столько поражений в лицо и голову, что понять, какая именно пасть это сделала, я сейчас не могу. Кожные и мышечные ткани слишком сильно разодраны. Слушаете меня?
– Да, очень внимательно.
– Яд другой. Не от того монстра, что раньше. Но детальнее разобраться за такое короткое время я был не в силах.
– Спасибо, Билл. А второе сообщение?
– Уже на основании рентгеновских снимков, могу сказать, что убитый вами монстр не возник в ходе самомутации. Это конструкт – дело рук покойного мистера Хьюза. Там присутствует лабораторное вмешательство.
– Я почти так и думал. Больше ничего, Билл?
– Кроме горячего пожелания успехов.
Успех. Это то, что сейчас им больше всего нужно.
Очень кстати, что в его распоряжении еще находятся присланные из Штата сотрудники. Они не участвовали в ночной операции, и сейчас тоже не будут участвовать, а встанут на охрану города по линии автострады.
Сколько там в пустыне еще сюрпризов, если иметь в виду, что кто-то напал еще и на Дика? Уолтер даже не успел дать на его счет свое заключение.
Тот монстр, что они убили, конструкт, сказал доктор. Мало Гильберту было проклятых кошек... Впрочем, что толку сейчас вспоминать об этом. Нужно искать в месте нападения на мотоциклиста. Где он сейчас прячется?
Раз дважды так агрессивно вел себя в одном приблизительно месте, следовательно – там его территория. Возможно, что среди пустынного грунта имеются естественные провалы, и где-нибудь в них его логово.
С вертолета такое логово не увидишь, а кружащая в воздухе машина лишь заставит зверя лучше маскироваться. Поэтому нужно пока оставить вертолет в резерве. Главное пока – тщательный осмотр места ночного события и всего того, что неподалеку.
Лейтенант скомандовал остановку.
Они с Фолби будут осматривать непосредственно то место, где было найдено тело. А остальные начнут обследование по разворачивающемуся кругу. Сначала небольшому, когда каждый пройдет по дуге до того места, откуда начинал его ближний товарищ. Потом радиус круга увеличится на несколько футов и процедура повторится снова. Ну, и так далее.
– А как нам двигаться, господин лейтенант, по часовой стрелке или против?
– Чтоб не было утомительного однообразия, чередуйте.
Через минуту все приступили к работе.
– Вот здесь, Майкл, видишь, валялся мотоцикл. Там пятна крови на грунте – место, где лежал труп.
– А его ружье?
– Лежало в нескольких футах от трупа.
Минут двадцать они молча осматривали небольшое пространство, потом снова сошлись.
– Нет, Фрэнк, ничего кроме следов от шин я не заметил. Могу лишь утверждать, что парень сделал здесь не менее трех кругов. Но он за кем-то гонялся или за ним гонялись – поди разбери.
Они посмотрели на своих полицейских, которые отдалились уже на порядочное расстояние.
– Мне кажется, нам нужно детально обследовать ту известковую гряду, – подумав, проговорил Фолби. – Она тянется несколько миль, и кто его знает, какие еще там неизвестные нам пещеры и щели.
Гамильтон хотел сказать, что согласен, но издали раздался голос одного из сотрудников:
– Сэ-эр, подойдите сюда!
– Что там такое?!
– Кажется, кровь!
– Вот, посмотрите, похоже на капли засохшей крови.
Фолби вынул из нагрудного кармана тонкую деревянную зубочистку и, опустившись на колени, стал с ее помощью исследовать небольшие бурые пятнышки.
– Майкл, не нужно действовать таким первобытным способом, – поморщился Гамильтон. – Принесите, кто-нибудь, из машины сумочку с препаратами.
– Не надо ничего приносить, – сержант встал и отряхнул колени. – Стопроцентная кровь, уж я-то ее ни с чем не спутаю.
Капли выстроились почти прямой в полтора фута линией.
– Ищите теперь такие же, – приказал лейтенант, – прямо отсюда в створе угла примерно в тридцать градусов.
* * *
Дальнейший поиск не оказался сложным. Следы крови небольшими каплями в линию, немного иногда смещаясь, в целом свидетельствовали об уходившем отсюда почти по прямой вглубь пустыни подраненном звере.
Вскоре места, закапанные кровью, стали встречаться чаще.
Так и должно быть – кровотечение от огнестрельных ран скоро усиливается, особенно, если раненное существо не лежит, а движется.
Но все равно, рану по такому малому истечению крови не следует считать серьезной. И можно судить, что существо двигалось быстро, не останавливаясь. Капли везде – будто в ленточку.
Гамильтон приказал двум полицейским вернуться к машинам и двигаться за ними следом. А еще через некоторое время, встав на подножку джипа с биноклем в руках, начал рассматривать пустыню по направлению их движения.
Минут через пятнадцать он разглядел вдалеке что-то вроде разросшегося на небольшом пространстве кустарника и, как ему показалось, два или три низкорослых дерева.
Как раз по их курсу. Значит, очень вероятно, что там на поверхность выходит вода, маленьким подземным ключиком. А раненое, потерявшее кровь животное, кем бы оно ни было, всегда хочет пить.
Некоторое время лейтенант не сообщал о своих наблюдениях, ведь кровь могла вдруг повести и в другую сторону.
Нет, она вела именно в эту. И теперь до предполагаемого места встречи со зверем оставалось около трети мили.
Он скомандовал остановку и объяснил, что там у них впереди.
– Отсюда машины пойдут влево и вправо в охват, сужая круг примерно до шести сотен футов в диаметре. Высаживайтесь последовательно по одному. Расстояние в образованном кольце между соседями – двести футов. Все живое, что попробует выскочить и прорваться, бить на поражение.
– А если человек, господин лейтенант?
– Человек... с какой стати? Впрочем, человек не может слишком быстро передвигаться. Его легко взять в наручники. – Вопрос, тем не менее, несколько озадачил его, и, чуть помолчав, он дал последнюю команду: – Машины стартуют по моей отмашке. Ждите, нам с сержантом сначала нужно приблизиться с этой стороны.
* * *
Когда расстояние сократилось вдвое, лейтенант повернулся и сделал стартовый знак.
Теперь и им надо смотреть в оба, хотя идти следует не очень быстро, в соответствии с общим темпом развертывания. И нужно чуть разойтись...
Вот, так.
Тем не менее, он все время косил глазами в стороны, на машины, которые стремительно срываясь с места на место, оставляли очередного полицейского для окружения.
– Фрэ-энк, – негромко позвал Фолби, когда до полоски сухих кустарников оставалось всего шагов сорок.
Держа в руке короткоствольный автомат, он указал его дулом куда-то между кустами.
Лейтенант пригляделся... сделал еще несколько шагов...
Большое грязно-коричневое туловище...
Еще ближе...
Лежит на боку, вытянув в сторону ноги.
«Пони!», – хотел произнести Гамильтон, но Фолби уже произнес слово вслух.
И тут же добавил:
– Следы крови передо мной. Это его кровь, и ее уже больше.
Туловище выражало полную неподвижность.
– Фрэнк, что будем делать?
Лейтенант дал знак рукой – подойти еще ближе.
Они приблизились и стояли теперь в двух шагах от распростертого тела. С наведенными на него стволами: Гамильтон – сзади у крупа, Фолби – с другой стороны, у вытянувшихся на земле ног.
– Сдох он, что ли? – Фолби снова взял короткий автомат в одну руку и начал всматриваться в морду животного. – Вроде, совсем и не дышит.
Гамильтон чуть присел, потому что заметил – грунт под крупом пони как будто измазан кровью.
«Странно, – подумал он, – ранено, значит, бедро. Из охотничьего ружья. Потеря крови не слишком уж большая. Чего бы ему так быстро сдохнуть?»
В следующий момент он увидел небо, и только потом его откинувшаяся назад голова поняла, что от резкого толчка в грудь он летит на спину!
Где автомат?! Руки, цепляя воздух, его не чувствуют!
Грязно-коричневое масса стремительно двигалась. В просвет между ней и землей Гамильтон успел заметить схватившегося за живот сержанта. А прямо над ним... ребристая розовая пасть и два уже выброшенных изогнутых белых клыка.
И снова, чередуясь с землей, замелькало небо! Он, катится в сторону... Но надо быстрее встать!
Готово!
Не видно Фолби. Те же клыки, и черные со смертельным блеском глаза, только чуть дальше. Бежать и увлечь за собой монстра. От сержанта, туда, через кусты! Там люди, их огневые стволы, там спасение...
Он уже бежит, не чувствует этого, но знает, что бежит, и кричит. Уши не слышат крика, пусть его слышит чудовище и те, кто так далеко пока, чтобы помочь...
Вот, ноги стали ощущать землю, исчезли кусты, значит, он уже по ту сторону, но где? Нет времени, чтобы понять, нужно сильнее отталкиваться... И что-то уже происходит сзади, совсем... у спины и затылка...
Опять все замелькало! Это он кинулся в сторону... но нет, не упал и снова бежит... снова ноги чувствуют землю... но она такая твердая и тяжелая... Как будто время остановилось, или превратилось в вечность...
Муть в глазах и что-то навстречу, но земля так тянет к себе, так мешает двигаться... Грязная масса вокруг него... мелькает, колеблется.
«Клыки! Нужно успеть схватиться за них! Оттолкнуть! Не успеет! Сложиться в комок! Прикрыть коленями голову!»
* * *
– Сэр! Да что же это?! Не надо так, сэр! Вода, попейте! Сделайте один глоток...
Он лежит?.. Кажется, сидит. Его держат за руки, теперь вкладывают в руку бутылку... а рука плохо слушается.
– Хлебните, хлебните.
Ага, он уже хорошо видит, только... да, это сердце. Оно колотится о грудную клетку, и в висках бьются пульсы. Лоб в поту, пот капает и стекает по носу. Ручей какой-то...
– Фолби?
– Живой, сэр, не беспокойтесь.
«Фу, надо бы встать…»
– Аккуратней, сэр, аккуратней... Ну как?
– Ничего. Стою, отпускайте.
«Нет, все-таки не очень прочно еще стоится, и хорошо, что кто-то продолжает держать его под руку».
Потом несколько возбужденных голосов заговорили сразу:
– Страшилище мертвое, сэр! Вон, валяется! – и кто-то указал рукой.
– Немного перестарались, сэр, там, наверное, одни куски. Но очень уж было страшно за вас.
– Да, если бы вы так резко не вильнули в сторону, оно бы вас сзади накрыло!
– А мы не могли стрелять, потому что вы шли прямо по директрисе и почти что сливались с монстром.
– Зато потом он оказался на мушке, и мы его так разделали...
– Разделали так, что кто б ни была его чертова мама, теперь она его не узнает точно!
И смех вокруг... Силы вернулись, кажется.
– А все-таки, где сержант? – уже отдышавшись, спросил Гамильтон, но тут же сам увидел его в кабине подъезжающего джипа.
Фолби открыл дверку и вполне бодро вылез.
– Эта стерва лягнула меня прямо под дых копытом, шеф! – сразу же объявил он и показал пальцем, куда именно. – Все помнят, как два года назад я вынимал из канализационного люка сумасшедшую наркоманку, и она саданула меня в живот железной трубой? Вот сейчас – точно так же.
Вокруг опять поднялся общий требовавший нервного выхода галдеж.
– Как приедем, тебе надо провериться, Майкл.
– Не люблю я эти анализы, ты же знаешь. Когда-нибудь вскрытие покажет все сразу.
Несколько минут назад лейтенант с трудом сумел сделать маленький глоток из фляги, а теперь вдруг почувствовал сумасшедшее желание пить. Кто-то дал ему большую пластиковую бутылку...
Фолби тоже с удовольствием выпил воды, крякнул и с хитроватым выражением оглядел окружающих.
– А ну, ребята, поднимите руки, кому сегодня не повезло и не удалось пострелять?.. Ага! Ну ничего, всегда повезет в чем-нибудь другом – отправляйтесь грузить останки.
* * *
– Теперь понятно, Фрэнк, какого именно зрелища не выдержало сердце того самого Джонсона, – вспомнил сержант, когда они уже садились в машину.
– Что? А, да, – в сознании Гамильтона мелькнули... нет, не клыки, а то, что лучше не называть глазами.
– Сэр, вас, – ответив на связные гудки, вдруг озадаченно обратился к нему полицейский: – Вашингтон.
Лейтенант взял трубку и, на всякий случай, отрекомендовался.
Сенатор тоже назвал себя.
Гамильтон, впрочем, и так узнал бы этот приятно журчащий голос.
– Капитан, а не лейтенант, – поправил сенатор. – Приказ уже подписан, примите мои самые теплые поздравления. Это, во-первых, – не дав ему возможности поблагодарить, продолжил он. – Во-вторых, капитан, звоню не только как своему уважаемому избирателю, но и в качестве председателя комиссии по расследованию ситуации в городе и вокруг. Комиссия уже утверждена благодаря вашей очень компетентной записке совместно с доктором Уолтером.
Гамильтон хотел уточнить, что там его подпись, но не работа, и опять не успел.
– С вашим ночным рапортом об опасном чудовище я тоже уже познакомился.
– Мы только что убили еще одного. Змеиная мутация пони.
Ответная пауза длилась очень недолго.
– Что ж, тем более, тем более. Следующие мои слова прошу выслушать как приказ самой высокой теперь для вас инстанции. Единственной вашей задачей отныне становится защита города от пустыни. С ней мы будем разбираться сами. Дополнительное присланное в помощь городу полицейское подразделение остается в полном вашем распоряжении. Кордоны, нужны кордоны. По всему вашему участку пустыни. И ни шагу туда. Вы меня поняли, капитан?
– Так точно!
– И привет вашей очаровательной невесте, – прощаясь, добавил сенатор.
Фолби вопросительно на него уставился.
– Привет невесте передает, – озадаченно сообщил Гамильтон.
– И все?
– Нет, не все. Поехали, расскажу в машине.
На автостраде они чуть-чуть задержались.
– Мне уже все сообщили, сэр, – доложил ему старший вспомогательного подразделения.
– Очень хорошо. Вам придется патрулировать здесь до самого вечера, у меня все измотаны и нуждаются в отдыхе. На ночное дежурство сменим.
Он сел в машину, и тут же простая, как колумбово яйцо, идея пришла ему в голову.
Через минуту полицейские высыпали перед небольшим заведением на окраине. Оно только сейчас открылось и внутри было пусто.
– Запиши все на мое имя, – попросил он хозяйку, бывшую свою одноклассницу. И обратился ко всем остальным: – Обмываем мое капитанское звание, друзья! Каждый заказывает себе то, что хочет!
– Фрэнк, полиция уже пьет с утра?! О, наш маленький город!
– Не волнуйся, потом люди будут спать после ночной операции. И сделай, пожалуйста, то, что любишь, себе.
Еще несколько человек прибилось, тоже из тех, кого Гамильтон знал всю жизнь. А у него самого вдруг немного поехала голова... Да и было, ведь, от чего поехать.
* * *
Часы показывали начало рабочего дня, можно было как раз заехать к будущему тестю, откуда, ночевавшая там Энн должна была отправиться на работу.
– Садись-ка за руль, Майкл, – попросил он. – Мне кажется, у тебя голова почище.
Возможно, она и была «почище». Но, не намного.
Перед домом Тьюберга оба вылезли из автомобиля в очень хорошем настроении, и как раз тогда, когда Энн с отцом вышли на тротуар, чтобы сесть в собственные машины.
– Мне присвоили капитана! – сразу выпалил Фрэнк.
– Мы все за него ужасно рады! – улыбаясь во все лицо, добавил к этому Фолби.
Но ответом им послужили довольно странные взгляды.
– Мы были на операции, а потом мне присвоили капитана... – неуверенно уже и глуповато по смыслу повторил Гамильтон.
Тьюберг как-то странно и понимающе покивал в ответ головой, а Энн посмотрела так, будто оба они были сделаны из прозрачного материала.
– Другими словами, вы обмывали это событие всю ночь? Поэтому оба пьяные и такие грязные, что неловко делается перед вымытой мостовой? – Ее элегантный бело-голубой костюм и в такую же полоску полупрозрачный платок на шее отливали глянцем дорого журнала. – Жаль, что ты за двадцать лет так и не посмотрел название книги, которую я выбрала тебе в подарок семилетним ребенком. Что ж, придется теперь оценить мою прозорливость... читая ее каждый раз перед сном!
– Та книга?
– Да, – Энн изящно перенеслась в автомобиль и, пустив мотор, проговорила через опустившееся боковое стекло: – Она называется «Правила поведения в хорошем обществе».
Автомобиль скользнул мимо, а заторопившийся к своему Тьюберг прыснул и ободряюще замахал им на прощанье руками:
– Ничего, Фрэнк, когда наденешь на нее кольцо, стань построже. И не забудьте прихватить меня на следующий пикничок в пустыне!
Оставшись вдвоем, они сначала посмотрели друг на друга, а потом провели глазами по одежде...
– М-да! – подвел итог Фолби. – А когда у вас свадьба?
– Свадьба? Послезавтра...
– Завидую я тебе!
– Правда? – неуверенно переспросил Гамильтон.
К вечеру, чистые и выспавшиеся, они встретились в управлении.
– Общий сбор в девять, Майкл. А пока у нас есть время, давай навестим Дика.
Еще двое сотрудников изъявили желание присоединиться.
– Надо бы ему в утешение подарочек какой-нибудь привезти, – предложил сержант.
Гамильтон сразу же согласился, тем более, потому что увидел в этом хороший повод заехать к Энн в супермаркет и показаться ей в свежем и опрятном виде.
* * *
– Вот таким ты мне как всегда очень нравишься, Фрэнк!
– Мэм, у нас действительно была тяжелая работа, – попробовал заступиться за него Фолби.
– В любом случае нельзя много пить, сержант. Но... и нельзя наказывать человека долго. А почему вы явились такой делегацией?
– Хотим навестить укушенного Дика, мэм. Надо бы купить что-нибудь для него.
– Мороженое! – вспомнил Гамильтон. – Торт-мороженое, он будет в восторге.
– Тогда, дорогой, я прикажу вывести кремом поверху хорошее пожелание для пострадавшего. И пусть это будет подарок от нашей фирмы.
* * *
Энн тоже пожелала навестить больного, и вся компания вскоре входила в госпиталь.
Дежурный врач, впрочем, почему-то притормозил их, пригласив старших полицейских для короткого разговора.
Это насторожило.
– Проблемы с его состоянием, доктор? – сразу же спросил Гамильтон.
– Никаких проблем. Он абсолютно здоров. Вас удивит мое сообщение, джентльмены, но на него вообще никто не нападал.
– Как никто?! – непроизвольно повышая голос, начал Фолби. – Я видел рану своими глазами!
– Вы видели рану от острого шипа колючки.
– ??
– Да, мы нашли микроскопические остатки, а в крови у вашего сотрудника нет никакого яда.
– Но нога, когда мы подъехали к госпиталю, я сам видел, как она распухла.
Врач улыбнулся.
– Тут именно вы перестарались, сержант. Сделали слишком глубокий укол. Игла повредила надкостницу. Это всегда вызывает очень болезненный эффект и заметное опухание.
Фолби крякнул в ответ и по привычке потер себе шею.
– Что ж это получается...
Гамильтону вдруг стало ужасно смешно, но также вдруг смех перебило другое чувство.
– Слушай-ка, Майкл, а в каком положении окажется теперь этот несчастный? – Он посмотрел на доктора и пояснил: – Народ у нас в управлении очень веселый и несколько грубоватый. Бедняга ведь на ближайшие месяцы станет предметом ухмылок и шуток.
– А что вы предлагаете?
– Пусть все это останется врачебной тайной. И не говорите ни о чем самому пациенту.
У входа в палату они столкнулись с узнавшим об их приезде Уолтером, и совсем разросшимся коллективом заполнили собой все внутри.
Торт с надписью «Нам не страшны судьбы уколы!» оказался просто шедевром, и Дик, как хозяин, захотел, чтобы все медсестрички тоже его попробовали.
В общем, пролетели те самые пятнадцать минут, когда разные собравшиеся вдруг вместе люди шутят и радуются...
Потом Энн уехала на своей машине, а полицейские сели в свою.
Фолби пустил ее, набирая скорость, но вдруг резко затормозил и встал.
– Ты что? – стукнувшись о подголовник, удивился Гамильтон.
– Помню, как сам ел торт, – медленно выговорил сержант, – помню, как ели все остальные. И съели до капельки. Но не помню, чтобы его ел Дик...
– Не запечатлелось, – согласился один из полицейских сзади.
– Все время улыбался и приглашал других, – добавил второй.
Сержант развел руками и, снова взявшись за руль, пустил дальше машину.
– Рок, шеф! Так видно ему на роду написано. Надо парню вообще перестать баловаться мороженым.
* * *
Свадьба состоялась утром. А в середине дня они покинули город, чтобы, добравшись до столицы Штата, сесть в самолет.
Синее небо над головой и гладкая, уходящая к горизонту дорога радовала их сейчас своей бесконечной далью, как жизнь, которой не будет конца.
– Странно, Фрэнк, мы едем уже двадцать минут, и ни одной встречной машины.
– Действительно, а я не обратил внимания. Нет... вон, впереди, что-то чернеет.
Через минуту пришлось тормозить машину.
Дорога в ста футах перед ними была перекрыта.
ФБР? Откуда и почему они здесь?
Гамильтон вылез и увидел уже отделившегося от кордона в его сторону офицера.
– Рад приветствовать вас, капитан.
– Здравствуйте, что это здесь происходит?
– Нам очень жаль, сэр, мы не пропускаем больше машины по автостраде ни в ту, ни в другую сторону.
– Меня не предупредили.
– Видимо, просто еще не успели. Город и территория вокруг блокированы.
– Значит, не только со стороны пустыни?
– Отовсюду, сэр.
Гамильтон вдруг растерялся и почувствовал где-то глубоко внутри то, что ненавидел с самого детства. Страх. Не за себя. Сразу же мелькнула мысль – попросить выпустить из этой неожиданной западни Энн!
– Значит, так надо, милый! – ее руки легли ему сзади на плечи. – Это ведь наш с тобой город.
Он кивнул фэбээровцу, взял жену за руку и вернулся к машине.
– Почему ты так обеспокоен? – удивительно хладнокровно спросила она, когда они двинулись назад. – В таких условиях профилактические меры необходимы.
– Мне не нравится, что они не выпускают людей.
– А если на одежде или на обуви мы перенесем эту заразу дальше?
– Все равно, мне это не нравится.
– Фрэнк, мы необходимы городу в такое тревожное время!
Гамильтону очень понравился этот ответ, и он уже хотел куда-нибудь ее чмокнуть, но совсем низко над ними в сторону пустыни прошел большой черный вертолет... второй, следом за ним.
Он остановил машину и вышел, глядя туда, куда – тоже странно – он теперь не должен ступать и ногой...
– Фрэ-энк, – позвала его Энн. Она стояла по другую сторону автомобиля и показывала рукой на небольшое сучковатое дерево. – Обрати внимание. Видишь вон ту сухую ветку. Она в форме маленькой змеи, тебе не кажется?
– Кажется. Но все, что с этим связано, мне слишком противно.
Его рука скользнула под пиджак к кобуре и через секунду сухая ветка отлетела в сторону.
– Браво, милый!
Энн уже хотела нырнуть в машину, но почему-то еще раз посмотрела на ветку.
В самом деле – как будто бы голова, чуть изогнувшееся туловище и место, где должен быть отстреленный Фрэнком хвост...
Место, где на белеющем кусочке древесины вдруг яркими каплями засверкала кровь.
Часть III.
На белевшем кусочке древесины сверкала кровь, и Энн, как завороженная, сделала два медленных шага к ветке.
– Что ты там увидела?
Облако наехало на бившее в глаза утреннее солнце, свет стал спокойнее…
Обычная сухая ветка, чуть изогнутая, с отбитым пулей белесым концом.
Глупенький глюк от солнечного отражения.
Еще шаг, и она легко раздавила ее на две половинки.
В управлении подчиненные встретили Гамильтона сочувственными словами о сорванном отпуске, но физиономии были довольные. А сержант Фолби, остававшийся исполнять его обязанности, прямо заявил:
– У меня будто камень с плеч.
– Да ладно тебе.
– Правда, Фрэнк. Мы ведь, как волки, а те никогда не поменяют вожака перед охотой. Энн расстроилась?
– Нет, не очень. Даже не стала распаковывать чемоданы, сразу отправилась на работу.
Еще через пятнадцать минут факсом пришел приказ капитану Гамильтону и всему полицейскому управлению, подписанный, ни много ни мало, самим директором ФБР.
По сути, приказ устанавливал режим особого положения в городе, хотя и без официального объявления такового.
Согласно временным правилам Гамильтон получал полномочия на аресты без санкции прокурора, с содержанием в предварительном заключении до трех суток и правом вести допросы без участия адвоката.
– Хорошо! – откомментировал Фолби. – Отчего бы не всегда так?
Дик Терье выпучил глаза.
– Сэр, а как же права человека?
Сержант опустил ему на плечо свою тяжелую лапу, заставляя присесть и подставить ухо.
– Сынок, помнится Иисус Христос переживал не о правах человека, а о людской нерадивости. И я вслед за ним мыслю просто: права выражаются в обязанностях людей друг к другу. Значит, чем больше обязанностей, тем больше и прав. Все остальное – от лукавого.
Однако, решив, что он слишком заострил проблему, добавил:
– Или от педиков.
Трое двенадцатилетних мальчиков шли по небольшой улице с коттеджами по обе стороны, обсуждая последние события в городе.
– Гремучие времена! – зловеще произнес крепенький, толстоватый и рыжеватый.
Его не перегруженное чертами лицо и небольшие темные глазки отражали, впрочем, уверенность и спокойствие.
Маленький очкарик рядом, наоборот, являл собой переменчивость и волнение.
– Как страшно жить! – Его брови кинулись вверх, образуя на лбу морщинные складки. – Я сплю с перочинными ножами в каждой руке.
– Осторожней, – предупредил третий, – еще захочешь во сне что-нибудь почесать.
– Или подергать, – добавил крепыш. – Чик и нету.
Болезненная гримаса исказила и так какое-то несимметричное лицо очкарика.
– Джон, как ты можешь шутить в такое опасное время?!
– Это что, а вот говорят, змеиный вирус распространяется и на человека.
– Кошмар!
Крепыш приостановился и поморщился.
– Чей-то крутит меня со вчерашнего дня.
– Живот болит? – участливо спросил третий.
– Нет, как-то все… по всему телу.
Он вдруг ссутулился и скис, болезненно опустив голову.
– Я тут присяду у кустиков… сейчас пройдет.
Очкарик перепугался:
– У меня такое было два раза, это пищевое отравление. Я побегу позвонить в скорую помощь!
– Нет, погоди, уже лучше.
Только они тут же увидели, что товарищу вовсе не лучше. Маленькое тело, задрожав, откинулось на спину и стало судорожно вытягиваться, так что голова и плечи влезли в кусты. Еще через несколько секунд несчастный простонал и перевернулся на живот, ноги сжались и мелко задергались вверх-вниз.
– Он умирает!
Оба кинулись к товарищу и, в растерянной попытке помочь, попытались тащить его из кустов, но тело вдруг само вскинулось и развернулось в их сторону – широко открытые глаза налиты кровью, лицо… очкарик взвизгнул, увидев черную пасть с длинными кривыми зубами!
Второй мальчик уже бросился наутек, очкарик тоже хотел бежать, но повалился наземь, потому что рука уцепила его за штанину. Несчастный захлебнулся от ужаса – над ним… стоял очень довольный Джон и держал в руке маску.
Отбежавший на двадцать ярдов пришел в себя и начал смеяться. Но очкарик не присоединился к их радостям:
– У меня мог быть инфаркт в миокарде! Или потрясение мозга!
Второй подошел и стал рассматривать маску.
– Классно сделано, Джон!
– Всю ночь трудился. – Рыжий затейник посмотрел вдоль улицы. – Кого бы нам еще…
– Вон, погляди, девчонка идет.
Вдали, видимо из магазина, с большим целлофановым пакетом шла девочка лет десяти.
– Вставай, очкарик. Знаешь, ты кто?!
– Кто?
– Ты орел, потому что не обгадился. А она точно сейчас описается.
– И что в этом хорошего?
– Не ной. Станьте рядом, к ней спинами, как будто вы просто разговариваете. А я выскочу из-за вас.
Композиция быстро установилась.
Беззаботный ребенок приближался, покачивая в такт большим пакетом.
Еще несколько шагов…
Черная пасть с налитыми кровью глазами выскочила ей навстречу и пронзительно зашипела, так что очкарик вздрогнул и опять испугался.
Перехваченный второй рукой пакет взмыл в воздух и опустился на голову Джона. Девочка так и пошла дальше, не задержавшись и не изменив темпа.
Парень лежал на траве, слетевшая маска валялась рядом.
– У нее в пакете, – очкарик показал пальцем на удалявшуюся фигурку, – большая бутылка кока-колы.
Джон принял сидячее положение и помотал головой:
– Бр-р, мне показалось, их было много.
Из незаметно подъехавшей полицейской машины высунулась темная голова Дика Терье:
– А мне показалось, что вы, молодые люди, занимаетесь хулиганством.
Джон встал на ноги.
– Позвольте объяснить, сэр.
– Сначала давай сюда маску.
– Труд бессонных ночей, сэр.
– Давай-давай.
Парень подошел и с горестным вздохом протянул маску.
– Ты не вздыхай, а лучше подумай, что будет, если родители этой девочки напишут заявление в полицию. Считаешь, раз сержант Фолби твой сосед, тебе все сойдет?
– Сэр, результат действий еще не является преступлением. Главными являются мотивы.
– Ну… предположим.
– Вот очкарик – воплощенная совесть. Он не даст мне соврать.
– Ой, что же это за личность?
– Личность, которая выдержала испытание маской. Он не обделался, сэр.
Полицейский втянул воздух ноздрями.
– Кажется, я поверил.
– Что ему, сэр, теперь какая-то там гремучая змея?
– А-а, понял. Ты проводишь гражданскую акцию по психологической подготовке города?
– Именно так. Я даже свое поэтическое творчество повернул в эту сторону.
– Джон, если ты еще что-нибудь напишешь на заборе…
– Нет, только устно. Желаете из последнего?
– Не очень.
– Ну, слушайте.
Парень встал в позу.
– Гремучие змеи – враги мои личные
Противен их взгляд и шипенье
И начал загибать пальцы:
– Директор школы, математичка,
Географ и училка пения
Сзади прозвучали аплодисменты его товарищей.
– Как, сэр?
Полицейский немножко подумал.
– Мне показалось, ты несколько сузил тему. Ты уже зрелый поэт, Джон. Нужно масштабней.
– Маску не отдадите?
– Нет.
Был еще довольно долгий разговор с одним из крупных руководителей в ФБР, курировавшим теперь всю ситуацию в пустыне и в городе.
Гамильтон прекрасно понимал, что вопросы со своей стороны нужно сводить к минимуму, иначе, как это водится, еще меньше скажут.
Прежде всего он узнал, что блокада города ориентировочно продлится месяц. Точнее, сказали ему: «месячный карантин, если новые события не изменят планы». Шоссе на это время для проезда закроют. Подвоз продукции будет осуществляться на тот рубеж на шоссе, где они с Энн сегодня уперлись в блокпост. То есть заказы торговая система может делать в прежнем режиме, только забирать придется самим с того самого рубежа. Пустыня не в компетенции местной полиции, забазированные там армейские подразделения будут, в том числе, препятствовать проникновению туда кого-либо, а городская полиция обязана делать то же самое со своей стороны. И уже завтра в город прибудет исследовательская группа, которой нужно обеспечить удобную лабораторную площадь. Гамильтон спросил какую, и записал параметры. «Весь биологический материал, – так было сказано о трупах мутантов, – передается в их распоряжение».
Гамильтон уточнял только кое-что по отдельным деталям, и его дисциплинированное поведение оценили: «Очень хотелось бы, капитан, проинформировать вас по самой проблеме, но должен честно признаться, мы сами очень плохо представляем себе ситуацию. Что бы это такое не было, главная задача сейчас – локализовать».
Он все-таки спросил, есть ли угроза людям. И услышал в ответ: «Не исключено, что какая-то может быть». Еще, немного обрадовали, сказав, что его не будут дергать обязательными ежедневными сводками – без формалистики, просто по любому подозрительному происшествию надо сразу выходить на связь.
После разговора Гамильтон первым делом решил отправиться в госпиталь, потому что именно там разумнее всего было предоставить базу ученым.
Наступившая в этом году рано осень вдруг приостановилась и не стала спешить к своему исходу. Днем, когда ветер со стороны пустыни на несколько часов исчезал, на солнце даже делалось жарко, и хотя листья многих деревьев уже сильно тронулись желтизной, трава на газонах почти всюду оставалась зеленой.
Дежурный на входе в госпиталь позвонил доктору Уолтеру и тут же сказал, что тот ждет капитана у себя в кабинете.
– Здравствуйте, Билл, у меня нет другого выхода, как вас потревожить.
Он коротко изложил суть дела.
– А сколько им нужно площади?
Гамильтон назвал цифры и услышал, что особых проблем не будет.
– И еще, весь биологический материал, что находится у вас в холодильниках, передается в их распоряжение.
Смутила наступившая тишина…
– Билл, с ним есть проблемы?
– Проблем нет, передам с удовольствием. Только вам не кажется, Фрэнк… – опять прошла пауза, – вам не кажется, что гораздо логичнее было бы не присылать сюда группу, а забрать сам материал?
– Кажется. И появляется неприятная мысль, что они боятся его вывозить. Стало быть, полагают, он еще может быть очень активен?
– Я это самое и подумал.
– Еще мне сказали: нельзя исключать опасности и для человека.
Уолтер резко повел головой:
– Вот в это я не верю. Мутирование не может одолеть более высокий хромосомный уровень.
– Но разве такой переход уже не состоялся? Змеи ведь ниже уровнем, чем теплокровные животные.
– Искусственно, Фрэнк, искусственно. Ваш покойный друг был либо гением, либо случайно наткнулся на какой-то неизвестный для сегодняшней науки прием.
– Иначе говоря, спонтанная мутация на такое не способна?
– Во-первых. А во-вторых, переходы на низких уровнях всегда проще, чем на более высоких.
Выпили по чашке кофе, и Гамильтон отправился восвояси.
Но по дороге заехал в супермаркет, чтобы попросить делать там регулярные успокаивающие радиообъявления о том, что блокада никак не скажется на снабжении города.
Энн была где-то в технических помещениях, поэтому он прошел в офис к тестю.
– Не беспокойся, Фрэнк, будем объявлять каждые полчаса. А забирать товар в двух километрах от города – сущие пустяки. Я тебе сообщал о своих наблюдениях?
– О каких именно?
– Напряженные ситуации действуют на желудок. Люди начинают больше есть. Судя по покупкам, примерно на двадцать процентов. А по кассе выходит еще больше, потому что они позволяют себе кое-что подороже. Кстати, поужинаем сегодня все втроем в ресторане?
Гамильтон согласился, тем более что сорванный отпуск заслуживал компенсаций.
* * *
– Тянет меня на жратву и тянет, – сообщил Джон очкарику на вечерней прогулке вдоль улицы.
– Ты ведь поужинал.
– Поужинал. Но папаша хреново готовит. Лишь бы поскорее усесться с пивом у телевизора.
– А мама?
– Я разве не говорил? Она поехала к бабушке, и вот, застряла теперь. В город же никого не пускают.
– Как страшно жить! Ты не думаешь, что нас хотят сделать жертвами какого-то ужасного эксперимента?
– Не сбивай меня с темы.
– Ты погрузился в поэзию?
– Да, и уже готово. Вот, слушай:
– Родина, отчизна дорогая,
Прямо расскажи, как сыну мать,
Где бы мне себя не напрягая,
На пирог пять долларов достать?
Руки очкарика уже взмыли для аплодисментов, но застыли вдруг, а сам он задумался.
– Тот полицейский прав, Джон.
– В чем?
– Да как-то… ты ставишь не очень большие задачи.
– Это лирика, понимаешь. Она не зовет на подвиг.
– А что такое лирика?
– Интимность в искусстве. Мысли о сокровенном.
Очкарик не очень понял, и поэтому спросил про другое:
– Будем играть сегодня в шахматы?
– Нет, мне предстоит большая работа.
– Какая?
– Завтра узнаете.
Мальчики попрощались и направились в разные стороны, но, не доходя до своего, Джон остановился и посмотрел вглубь чужого участка.
А отправившись дальше, пробормотал сам себе:
– Сколько витаминов зазря пропадает.
* * *
Утром следующего дня Гамильтон застал в управлении необычную оживленность. Выяснилось, что Дик Терье забрал у каких-то подростков маску змеиного монстра, и теперь разыгрывал всех приходящих. Маска, действительно, была отвратительной, так что, с той или иной мерой испуга, но на нее попадались все. Пострадавшие затем весело обменивались впечатлениями.
Кто-то увидел в окно приближавшегося сержанта Фолби, однако в начальственной структуре это было второе лицо после Гамильтона, поэтому прибежали спросить разрешения.
– Валяйте, – согласился капитан, – мне самому любопытно взглянуть.
Сквозь широко открытую дверь кабинета хорошо просматривалось все дежурное помещение.
Через минуту появился сержант, успевший уже по дороге налить себе чашку кофе.
Дик, напялив маску, устроился у него за спиной, и мелькнула мысль, как бы этот горячий кофе…
Сержант повернулся, почти уткнувшись в страшную пасть.
– У-у, тебе идет. Дик, ты просто преобразился. – И обратился к публике: – Ребята, теперь у парня, наконец, появился шанс найти себе девчонку. Кстати, у нас в картотеке нет никакой мазохистки?
После такой провальной операции маску куда-то запрятали и народ занялся делом.
А еще через полчаса пришло сообщение, что машина с тремя командированными в город биологами миновала блокпост и скоро прибудет.
Гамильтон вызвал Фолби и попросил встретить гостей, в отеле еще вчера им забронировали места.
Происшествий в городе в последние два дня не было вообще никаких, и капитану не оставалось другого дела, кроме чтения полицейских сводок по штату.
За этим занятием прошло время до ланча, который они провели вместе с Энн.
А когда капитан вернулся, его скоро позвали.
На столе у дежурного лежало нечто похожее на средних размеров пластиковый саквояж.
Это и был саквояж, и поначалу показалось – просто ненужная вещь, выкинутая кем-то на помойку, тем более что на грязноватой поверхности было несколько дырок.
Дырки, впрочем, тут же обратили на себя внимание – аккуратно просверленные.
Полицейские, только что доставившие предмет, стояли рядом.
– Там внутри что-то живое, сэр. Но не вылазит.
Один из них повернул саквояж, и в его узкой боковой части капитан увидел округлое довольно большое отверстие, в которое, при желании, можно было просунуть руку.
Теперь он заметил, что и дежурный, и оба прибывших с патрулирования полицейских предусмотрительно держат в руках приподнятые дубинки.
– Не надо близко к отверстию, сэр, – проговорил дежурный.
– Откуда вы знаете, что там кто-то есть?
– Шуршание, сэр.
Саквояж пошевелили из стороны в сторону…
И действительно, внутри раздался шумок. Негромкий, невнятный, но явно от чьего-то присутствия.
Гамильтон вспомнил, как на его глазах негодующе билась гремучка в мешке змеелова.
– Если там змея, то, наверняка, полусдохшая. Сбивайте замки.
– Эй, кто-нибудь! – На голос дежурного в дверь всунулась голова Дика Терье. – Слетай в хозчасть, принеси молоток и зубило.
Опять внутри саквояжа послышались непонятные звуки.
– Где вы это нашли?
– Сэр, предмет лежал в десяти ярдах от шоссе, с той стороны, где пустыня, – сообщил один из полицейских.
А другой сразу добавил:
– Такое впечатление, что он был специально замаскирован.
– Замаскирован?
– Присыпан песком, сэр. Мы, проезжая мимо, чисто случайно заметили.
«Или змея затаилась», – подумал капитан, но счел за лучшее не произносить это вслух.
Дежурный, поигрывая дубинкой, заметно нервничал.
Капитан прошел к себе в кабинет и вернулся с личным оружием.
Как раз появился Дик.
– Сбивайте замки. Откроете на меня, и сразу в стороны.
Первый замок слетел с одного удара.
Приступили к другому, и Гамильтон слегка поднял ствол.
Тут вышла заминка, то ли потому что замок оказался крепче собрата, или от напряжения перед неизвестным… смелые в привычных ситуациях люди очень нередко теряются в для них неожиданных.
Терье храбро попытался помочь.
– Дик, уйди с линии огня, – тихо попросил капитан.
Слетевший замок звякнул об стол, крышка вскинулась…
В пустом пространстве ничего не было.
Если не считать двух небольших серых мышей.
Все тут же обступили рассматривать, так что начальнику уже некуда было всунуться.
Он, однако, к этому не стремился.
– Мышки-то, привязаны, – сообщили ему.
– Наверное, чтобы не убежали, сэр.
Капитан только спросил:
– Внутренняя часть отверстия уже внешней?
– Так точно, сэр. Тут даже обводной кусок резины какой-то.
– Чтобы не выбраться. – Он поставил пистолет на предохранитель. – А вся эта система – ловушка с приманкой.
Люди повернулись к нему, и кто-то проговорил:
– Чтобы поймать гремучку?
– Ну-да.
– Сэр! – Терье сделал большие глаза. – Я знаю, чьих рук это дело.
– Выкладывай.
– Мальчишки, что живет по соседству с нашим сержантом.
– Почему ты так думаешь?
– Невероятная шкода, сэр. Объявил себя городским змееборцем, пишет дрянные стишки. Маску я именно у него отобрал.
Судя по лицу капитана, версия не показалась ему до конца убедительной.
– Ладно, выскажи свои соображения сержанту. Пусть разбирается. По-соседски.
А через минуту позвонил сам Фолби.
– Фрэнк, мы тут у госпиталя. Они приехали на двух машинах, в фургоне – всякое оборудование. Сбросили в гостиницу вещи и пожелали сразу же приступить к обустройству своих рабочих помещений.
– Пусть, это их дело. Возвращайся.
– Я-то тут, действительно, лишний, но, понимаешь, Уолтер весьма раздражен. Гости ведут себя довольно нахально.
– Ладно, ты возвращайся, а я подъеду.
Во второй половине дня погода стала прохладней, потому что ветер из пустыни задул не сильными, но какими-то колючими, порывами.
Перелетные черноголовые галки кое-где разгуливали по газоном, готовясь отправиться дальше, в теплую Мексику, куда, на Капакабану, так обидно не удалось попасть им с Энн на медовый месяц.
Хотя туда можно отправиться и зимой, в смысле контраста, это, пожалуй, будет и лучше.
Еще издали, подъезжая к госпиталю, он увидел, что идет какая-то разгрузка и переноска. Средних размеров фургон стоял сбоку у хозяйственного входа, и из него вытаскивали разные по габаритам ящики.
Капитан проехал дальше, к центральному входу. А войдя внутрь, сразу услышал от медсестры, что доктор Уолтер только что прошел к себе.
Строго говоря, следовало не посылать Фолби, а выехать сразу самому, он бы просто не допустил каких-то недоразумений. Впрочем, уже пришла хорошая мысль как нормализовать ситуацию.
Доктор действительно находился в большом раздражении.
– Фрэнк, это не лезет ни в какие рамки! Они почему-то решили, что я их подчиненный. Хамы, Фрэнк! Сразу начали помыкать, словно я им все это должен! Мои подведомственные помещения, мои люди разгружают их барахло…
– Билл, вы же знаете, как высокие начальники не берут в голову мелочи. Но я все устрою. Посчитайте все до цента: аренду помещения, электричество, услуги. Все по полной программе. И я представлю ваш счет федералам.
Интеллигентный Уолтер прижал руку к груди:
– Я, собственно, так не хотел. Как бы помощь коллегам и общему делу…
– Нет, давайте никого не баловать. Я, а не они, буду визировать ваши счета по каждому их чиху. И не вступайте в дискуссии. Хотят – пусть получают, но так, чтобы госпиталю не было и цента в убыток.
Доктор подумал и успокоился.
– Наверно, вы правы, Фрэнк.
Но тут же снова чуть вспыхнул:
– Представьте, эти столичные штучки изволили смотреть на меня, как на африканского знахаря. Они, видите ли, с переднего края науки. У меня у самого более двух десятков научных публикаций.
– Наплюйте. Где сейчас эта публика?
Уолтер двинул рукой только в понятном ему направлении.
– Вы не обидитесь, если вас провожу не я, а кто-то из персонала?
Гамильтону даже сделалось любопытно поскорее увидеть прибывших, сумевших вывести из равновесия доброжелательного и всегда очень спокойного доктора.
После нескольких коридоров сестра показала ему на открытую дверь, за которой внутри копошились и двигались.
Капитан шагнул внутрь.
Человек шесть персонала трудились под чеканистые приказы женщины в светлом спортивном костюме. Очень коротко стриженый мужчина, со скучающим лицом, сидел на нераспакованном ящике. И только третий из прибывших – с неопрятными длинными волосами, в тертом джинсовом костюме – помогал персоналу.
Тот, что на ящике, уставился на Гамильтона прозрачными светло-серыми глазами без всякого в них выражения.
Женщина повернулась и тоже увидела капитана.
– Вы… мне называли вашу фамилию, но я не запомнила.
Он представился.
Женщина относилась к той спортивно-ухоженной категории, когда выглядят на тридцать пять, хотя на самом деле там может быть все что угодно.
– Я – профессор Картер, руководитель группы. – Она показала в сторону ящика: – Профессор Хубарт. – А потом на худого волохатого парня: – Мой ассистент Джекоб.
Тот приветливо улыбнулся.
Профессор не протянула ему руки, и Гамильтон тоже этого не сделал.
– Вы предупреждены, капитан, что должны оказывать нам всяческое содействие?
– А вы предупреждены, что город находится на особом положении и все, что в нем, подчиняется моему приказу?
Это не понравилось, и ему в ответ зло вскинулись брови.
Поэтому Гамильтон спокойно добавил:
– Вплоть до ареста по моему усмотрению.
Карточку со своим телефоном он просто положил рядом на стол и, попрощавшись кивком, вышел.
Дик Терье получил страшный сигнал, когда был всего ярдах в трехстах от объекта. Дежурный почти прокричал, что на площадке для малышей у школы обнаружена огромных размеров змея.
Терье вдавил газ, а когда выскакивал из машины, уже держал в руке пистолет. Десятка два первоклашек визжали, прячась за детской горкой, и что-то вопила учительница из открытого окна первого этажа.
Дик влетел на площадку.
Посередине…
Он опустил пистолет. Посередине ползала толстая в шесть ярдов змея, пятнистая, страшная, с разрисованной пастью и стеклянными глазами навыкате.
– Стреляйте в нее, стреляйте! – истерично заорала учительница.
– Вот этого не надо, – в ответ проговорила змея.
Терье убрал пистолет в кобуру.
– Джон, сколько вас там?
– Трое, сэр.
Пасть широко раздвинулась и показалась рыжая голова.
Из-за горки и других средств развлечения раздался восторженный визг.
Полицейский махнул, подзывая, рукой:
– Идите сюда! Все идите!
Малышня не заставила себя ждать.
– Сейчас будете кататься на змее.
Воздух огласился восторгом.
Терье пхнул рыжую голову внутрь, и сам стал рассаживать малышей.
А для внушительной острастки сказал змеиному содержимому, что если будут халтурить, протоколы и вызовы в полицию родителей для уплаты штрафов всем троим обеспечены.
И началась потеха!
Пока каталась первая партия, Дик сходил к машине и просигналил в полицейское управление «отбой».
Вернувшись, усадил вторую партию.
Потом третью.
Когда публика высказала большое желание прокатиться по второму разу, змея заявила протест.
– Издевательство над животными! – раздался фальцет очкарика.
А сипловатый баритон уточнил:
– Над редкими животными.
Протест не был принят, кряхтя и стоная, змея отправилась в путь.
А на последнем этапе сдохла, не закончив маршрута.
– Ладно, теперь вылезайте.
Последним выбрался очкарик, который изображал хвост. Его пошатывало.
– Ох, замотался!
Терье сначала хотел допросить рыжего заводилу на предмет саквояжной ловушки, но раздумал – хитрая рожа все равно станет изворачиваться, да еще, чего доброго, заставит слушать стишки. Пусть сержант разбирается, как и сказал капитан.
Гамильтон по дороге назад в управление заехал в супермаркет.
Он застал свою жену с ворохом счетов и услышал строгое:
– Дорогой, у меня для тебя только четверть минуты.
– Вы продаете пластиковые саквояжи?
– А можно мне узнать куда ты собрался?
– Энн, я серьезно.
– Конечно, продаем.
– Мне нужна информация о покупателях таких саквояжей.
– За какой срок?
– За несколько лет. Чем дальше, тем лучше.
На него вскинулись глаза и, не моргая, смотрели несколько секунд с внимательным выражением.
– Дорогой, у тебя только голова болит или где-то еще?
– Спасибо. Саквояж, значит, скоро доставят.
В управлении Гамильтон застал разнос, устроенный сержантом тем двум полицейским, что привезли саквояж. Видимо, для лучшего затвержения в памяти, нарекания повторялись уже в обобщенной форме:
– Любой выставленный преступником объект будет им рано или поздно проверен. А вы чухнулись, словно мальчики!
Полицейские посмотрели на капитана в ожидании помощи.
– Ты прав, Майкл, но нет худа без добра. Саквояж надо отвезти в супермаркет – больше такие нигде у нас не продаются. Вполне возможно, мы получим какую-то информацию о покупателе. Во-вторых, тот, кто поставил ловушку, не пойдет проверять ее при свете дня – шоссе слишком хорошо просматривается патрулями. А с темнотой, – он кивнул полицейским, – вы вернете ловушку на место.
Фолби это не успокоило.
– Он мог наблюдать со стороны города и заметить, что мы взяли ловушку.
Сержант любил иногда побурчать на подчиненных.
Для предотвращения дремотного состояния, которому способствовала общая мало криминальная обстановка, это иногда было полезно, тем более что самому Гамильтону цепляться за мелочи всегда не хотелось.
– Что они там, действительно хамили Уолтеру? – спросил он сержанта уже у себя в кабинете.
– Нахалы, Фрэнк. Дамочка разговаривала только в повелительном тоне. И этот светлый хорош. Спрашивает меня: где тут у вас снимают девиц? Я дал придурку адрес фотоателье.
– Слушай, Дик почему-то считает, что эту ловушку установил твой мальчишка-сосед.
– Джон?
– Понятия не имею о ком именно речь.
– О нем. Я знаю маленького негодяя с четвертого дня от его рождения, когда мы обмывали это сокровище, привезенное из роддома. Бедовый получился. Хотя не злой. – Сержант потер себе сзади шею. – Не думаю, Фрэнк, не думаю. Но потрясу, конечно.
Через час дежурный доложил Гамильтону, что его супруга дала заключение по пластиковому саквояжу: от данной фирмы-производителя супермаркет продукцию никогда не получал.
Концы обрывались. Тут уже больше ничего не узнаешь.
Капитан приказал вернуть ловушку на место и поставить сигнализацию.
– С мышами, сэр?
– Нет, конечно, мы же не собираемся змей ловить.
– А куда девать этих серых?
Мыши в городе не нужны, а убивать… вопрос оказался трудным.
Но был услышан сержантом, который посоветовал привезшим саквояж полицейским засунуть по одной себе каждому в…
– Лучше отпустите их там же в пустыне, – решил Гамильтон.
Ночью снова дул порывистый ветер, но Гамильтон проснулся не из-за этого. Там, в пустыне, что-то происходило – он отчетливо услышал далекие хлопки. И их тяжеловатый тембр не оставлял сомнений, что это взрывы. Много взрывов. Но не фугасных, а каких-то еще.
Он набросил халат, пробежал к входной двери, открыл и высунулся наружу.
Холодный ветер сразу загулял по лицу.
Оттуда, из пустыни, над которой висело сейчас безлунное очень темное небо, ветер нес не резкий, но неприятный запах, напоминавший какую-то жженую химию.
Напалм? Они выжигают пустыню?
Стараясь не шуметь, он пошел на кухню, чтобы выпить воды.
Тотальные меры?
Если так, дело начинает выглядеть немного зловеще.
Он вернулся в спальню.
Лег.
Энн была в таком крепком сне, что даже не доносилось дыхание.
Многие десятки квадратных миль подвергают свирепой обработке.
И их маленький город на этом фоне начинает выглядеть случайной величиной.
Гамильтон отогнал будто вползший внутрь тела извне холодок.
Но в закрытых глазах тут же появилась картина: их городок, видный сверху светлыми контурами и окруженный бесконечной темнотою вокруг. Слишком маленький в этом черном и безграничном.
* * *
Утро выдалось светлым, и с такими высокими перистыми облаками в глубине, что сержант полюбопытствовал на них, выходя из дома.
– Здравствуйте, дядя Майкл!
– А, Джон. Подойди-ка сюда, будь любезен.
Мальчишка быстро перебежал улицу.
– Как вы там без мамы?
Ребенок вздохнул.
– Папашке-то хорошо, пьет, сколько хочет, пиво. А я маюсь консервной пищей. Ужас, дядя Майкл, дошел до того, что и рубашку сам себе гладил.
– Отец не хочет обслуживать?
– Только и смотрит по телевидению спорт. В прихлебку. Вы бы зашли да его вразумили.
– Надо будет как-нибудь присоединиться. А скажи, пожалуйста, зачем тебе понадобилось ставить у шоссе змеиную ловушку?
– Ловушку?
– Да, пластиковый саквояж с дырой.
– Дядя Майкл…
– Не тяни, признавайся.
– Дядя Майкл, вам я скажу то, чего не сказал бы родному отцу.
– Говори.
– Это не я.
– А почему глаза плутоватые?
– Они у меня сроду такие.
Сержант, подумав, кивком согласился.
– Я же идейный борец со змеями, дядя Майкл.
– То есть не на физическом плане?
– Ну, я ведь себе не враг. И потом, мой талант – это общественное достояние, стало быть, чисто по-граждански, я не имею права им рисковать.
– Разумное позиционирование, когда-нибудь общество тебя оценит.
– Вот-вот, поэт и общество. Эта традиционная тема, тема памятника поэту.
– Памятника?
– Не то чтоб в прямом смысле, как бы это вам объяснить…
– Постой, я понял: взгляд на себя из будущего?
– Как вы точно умеете выражаться, дядя Майкл.
– Двадцать лет пишу протоколы.
Мальчик выставил ногу вперед и вскинул голову:
– Мой памятник с табличкой «Джон -
он здесь когда-то живший»
Стою я как Лаокоон
Но только – победивший!
Глаза с требовательной надеждой уставились на сержанта.
– Мне понравилось. В чеканной строке ощущается медь
этого памятника. Только кто такой Лао-коон?
– Это мужик в древней Греции, которого змеи заели. Вместе с семьей.
– Значит, он попал в историю как потерпевший, – грустно качнув головой, подвел собственную черту сержант.
По городу, конечно, поползли слухи, так как многие обратили внимание на ночные хлопки. Гамильтон, поэтому, счел себя вправе получить официальные объяснения или, во всяком случае, ту версию, которую федеральное руководство считает нужным представить для населения.
Тут, однако, и обнаружило себя то, что он смутно подозревал.
Выяснилось, что их куратор «с верхнего этажа» ФБР вот как раз в данный момент очень занят, и говорить пришлось с каким-то третьим помощником, в общем – с клерком.
Тот начал убеждать Гамильтона, что происходящее в пустыне носит характер «профилактики» и по этому поводу не должно быть никакой паники.
Гамильтон в ответ корректно заметил, что ни сам, ни его сотрудники паникой не охвачены, но люди в их городе такие же, как, например, в Вашингтоне. И если бы там услышали взрывы в окрестных полях и лесах, слово «профилактика» успокоило бы не всех.
На другом конце, что называется, «зачесали репу», а потом произнесли пустые слова про «ситуацию под контролем» и полное доверие к его, Гамильтона, собственным решениям.
Оставалось только поблагодарить. И нужно было поблагодарить, так как, вне всяких сомнений, разговор этот будет через две минуты известен именно там, где «очень заняты».
Фолби еще в дверях кабинета замотал головой:
– Мальчишка не имеет отношения к ловушке, Фрэнк. Я за это могу поручиться. И знаешь, какая мысль мне пришла?
– Мне тоже она пришла.
– Удивительно как одно может быть в разных местах. Ты подумал про изобретателя?
– Ну-да. Раз уж он однажды пытался экспериментировать с гремучкой, логично ожидать продолжения.
– Установим контроль?
Капитан чуть подумал и дернул плечами:
– А зачем отвлекать людей? Поедем сейчас к нему и спросим. – И укрепил свое решение: – У нас с тобой, Майкл, достаточный опыт – этот тип не обманет сразу двоих.
Они подъехали по нужному адресу с противоположной стороны улицы, и капитан успел лишь приоткрыть дверку, когда у дома остановилась машина из госпиталя. Не скорая помощь, а одна из тех, что возят врачей или медицинских сестер на вызов.
Сержант ткнул в нее пальцем:
– Похоже, у нашего изобретателя прихватило здоровье.
Гамильтон вышел из машины на тротуар, и тут же увидел, что из той, прибывшей, выбрался сам хозяин дома.
Странный вид транспорта немного насторожил.
Человек заметил через улицу капитана и поздоровался. А затем указал рукой на отъезжавшее медицинское авто:
– Вот, отлежал пять дней в госпитале. А вы не ко мне?
– Нет, мы по другим делам. А что с вами было?
– Стенокардия. Но, слава богу, доктор Уолтер прекрасный специалист.
– Да, замечательный. Ну, берегите себя.
– Спасибо.
Гамильтон не успел сесть в машину, человек, сделав два шага к калитке, снова повернулся к нему.
– Извините, капитан…
Он замялся, но Гамильтон дружелюбно улыбнулся, предлагая продолжить.
– Во-первых, позвольте поздравить вас с новым званием.
– Благодарю. Вы, кажется, хотели что-то спросить?
– По поводу ситуации. Там, в госпитале, от больных все держат в секрете.
– Не волнуйтесь, ситуация в целом нормальная. Город временно на карантине.
– Ну-да… и какие-то специалисты, я мельком слышал, приехали. Для изучения этих непонятных эффектов?
Гамильтон утвердительно покивал головой.
И добавил:
– Передовые ученые. Думаю, скоро разберутся.
Они еще раз попрощались.
Сержант, слышавший весь разговор, тронул машину.
– Едем в госпиталь проверять?
– Да, съездить надо. Не исключено, что за такими больными нет особенного контроля.
Прямо у входа они столкнулись с ученой троицей, которая отправлялась на ланч. Поздоровались, и Гамильтон воспользовался моментом:
– Миссис Картер, город все-таки пребывает в некоторой тревоге. Не могли бы вы выступить по местному радио с какими-нибудь успокаивающими разъяснениями?
– В чем именно я должна успокоить, капитан?
– Люди подозревают, что мутирующий вирус опасен для человека.
Нагловатый с прозрачными глазами Хубарт хмыкнул, а молодой растрепанный ассистент Джекоб снисходительно улыбнулся.
– Вы не совсем правильно выразились, капитан, – она повела головой из стороны в сторону, видимо, чтобы убедиться в отсутствии близко от них посторонних. – Но дело не в этом. Мы здесь и находимся как раз для выяснения всех угроз, в том числе человеку.
В ее взгляде прочиталось нежелание продолжать разговор.
Фолби, тем не менее, подал реплику:
– Однако несколько успокаивающих фраз с высоты, так сказать, научного Олимпа…
– Мы не заинтересованы в этом. Разумеется, человек не переродится в змею, но нельзя исключать побочных поражений, о которых мы ничего не знаем. Подозрительность людей заставит их прислушиваться к нестандартным симптомам.
В сказанном была логика. Хотя какая-то неприятная своей окончательной откровенностью.
Как только они разошлись, Фолби поделился впечатлением:
– Шкурой чую, эта тетка с удовольствием посадила бы меня в колбу, из которой я бы выполз потом с погремушкой на заднице.
Уолтер, похоже, обрадовался их появлению.
– Садитесь, сейчас выпьем кофе, – он просигналил секретарю. – Не хочется, господа, начинать с жалобы…
– Опять эта троица? Мы с сержантом только что встретили их у входа. Не очень приятная публика.
– Картер потребовала, чтобы я предоставил ей все истории болезни находящихся в госпитали пациентов и сразу сообщал о вновь поступающих.
– Билл, из ее слов в общем-то понятна причина.
– Причина понятна, но совершенно непонятно, откуда такие манеры. В нашей среде так себя не ведут.
Уолтер хотел сказать еще что-то по теме, но приостановился – в дверях показалась секретарь с кофейным подносом.
Сержант с удовольствием повел ноздрями.
– Настоящий, из зерен?
Секретарь улыбнулась и стала разливать из кофейника в чашки.
Через минуту, когда она вышла, Уолтер, заговорщицки наклонившись вперед, понизил голос:
– Перед вашим приходом я не поленился залезть в Интернет, и знаете, что обнаружил? Эта Картер значится как профессор Техасского университета. – Он поднял вверх указательный палец. – Но когда стал смотреть там, оказалось, она числится как не преподающая. Значит, чистый исследователь, думаю я. И что нахожу за последние три года? Никаких публикаций в серьезных журналах, только жалкие тезисы в электронном виде. – Уолтер поднес было чашку к губам, но нервно отвел ее в сторону, торопясь досказать: – И быстро понимаю, что эти ее тезисы – всего лишь повтор из старых работ.
Гамильтона услышанное не очень-то удивило.
– Прикрытие, Билл. Она работает где-то в закрытых лабораториях.
– У военных, – добавил Фолби, – отсюда и приказные манеры.
Чашка с кофе опять не дошла до рта доктора.
– Мне это не нравится, господа. Нет, мне совсем не нравится.
Гамильтон попробовал привести примиряющий аргумент:
– Строго говоря, Билл, они находятся в тех же условиях, что и остальные жители города. И даже в несколько более опасных, поскольку экспериментируют с неизвестным биологическим материалом.
Это сразу же вызвало возражения:
– Во-первых, они работают в герметичных изоляционных костюмах, и у входа в свои помещения поставили дезактивационную камеру. Во-вторых, я не сомневаюсь, что эти люди применяют специальные препараты. Иммунные, например. Сейчас есть такие штучки, которые способны невероятно поднять защитные барьеры организма на короткое время.
– На короткое, это на какое? – поинтересовался сержант.
– Дней даже на десять.
– Безумно дорогие?
– Возможно и не очень. Только эти спецсредства никто не предоставит нам с вами.
Гамильтон тоже слышал об особой защитной фармакологии, но что толку расстраивать себя тем, чего нет.
– Билл, мы хотели узнать у вас про одного недавнего пациента. Он как раз сегодня выписался.
– Сегодня выписался только один человек, который лежал со стенокардией.
– Этот самый.
– А что именно вас интересует?
– Прежде всего, не мог ли он симулировать болезнь.
– Исключено. К тому же, он хроник. Его привезли с самым настоящим приступом, и в первые сутки я просто принимал все меры, чтобы предотвратить инфаркт.
– Ну а суток, этак, через четверо он не мог на какое-то время незаметно покинуть госпиталь?
Уолтер даже поморщился.
– Браслет с сигнальным чипом, дежурные на этажах и у выхода – исключено, Фрэнк, исключено.
– Значит, не он? – спросил Фолби, когда оба сели в машину, и было видно, что новый поиск решения ему очень малоприятен. – А если мужик поставил ловушку до госпиталя?
И тут же угрюмо себе ответил:
– Да, мыши бы столько не продержались.
– Еще обрати внимание на местонахождение ловушки: не с той стороны города, где его дом, а с противоположной, в сторону блокпоста.
– Главное, что непонятно, кому вообще понадобилась гремучка?
Гамильтон тоже задавал себе этот вопрос, и ничего, кроме хулиганства, не приходило в голову.
– Слушай! – Фолби даже тормознул и поехал тише. – Идея! Что если это сделали «зеленые»? Раз уничтожают всю живность в пустыне, особенно гадов, значит, надо сохранить хотя бы один экземпляр.
– У нас в городе есть «зеленые»?
– Они сейчас везде есть. И какой-нибудь скорпион им дороже отца родного.
Капитану идея не показалась такой уж блестящей, но шут его знает…
– И как, по-твоему, добраться до этих «зеленых»? Официально они о себе не объявляли.
– Ненавязчиво людей поспрашивать.
Сержант уже дал хода, но снова притормозил и подъехал к бордюру.
– Вот сейчас и начнем.
Рядом по тротуару шли трое школьников.
Сержант быстро выскочил из машины, и Гамильтону ничего не осталось, как тоже выйти.
– Эй, Джон! Идите все трое сюда.
Ребята сделали несколько шагов в их сторону, и рыжий-мордатый заговорил:
– Дядя Майкл, если вы опять про эту ловушку, то вот вам очкарик, он воплощенная совесть…
– Не про ловушку, у нас важное дело.
– А, тогда правильно, что сразу к нам.
– Но разговор конфиденциальный.
Мордатый посмотрел на товарищей и солидно кивнул:
– Я за них отвечаю.
Гамильтона все это скорей забавляло, но спешить, особенно, было некуда.
– Вы знаете что-нибудь про «зеленых» в нашем городе?
– Это которые экологи? – переспросил худосочный мальчик в очках.
– Да, в таком роде.
Все трое задумались.
Потом их главный сказал:
– Никакого клуба с регулярными сборищами точно нет. Но народ они скрытный.
Капитану такое заявление показалось любопытным, и он спросил – «почему»?
– Видите ли, сэр, – несколько учительски взглянув на него, начал мордатый, – закон сохранения касается не только физики или химии, он всеобщий. Я даже выражусь так: универсальный.
Фолби хмыкнул, а двое ребят с уважением уставились на своего лидера.
– Таким образом, – продолжал тот, – все сущее, увеличивая себя в одной части, уменьшает в другой.
– И что же из этого? – поторопил сержант.
– Что чувства тоже этому подчиняются. Чрезмерная любовь к травке-цветочкам, – парень повысил голос и ткнул в себя пальцем, – убавляет любовь к человеку! – И уже скороговоркой, обращаясь к Гамильтону, добавил: – А всякий, недолюбливающий людей, ведет себя скрытно.
На лице его товарищей написался восторг.
Длинная логическая цепочка, действительно, заслуживала одобрения, и Гамильтон улыбнулся.
– Он еще и стихи пишет, – сообщил третий мальчик.
Капитан сразу вспомнил слова Дика Терье.
– Так это ты у нас поэт-змееборец?
Ему ответили поклоном:
– К вашим услугам, сэр.
Фолби велел тут же что-нибудь прочитать. Парень сосредоточился в творческом возбуждении, и капитан стал ждать чего-то минут на двадцать.
Но вышло чуть покороче:
– За что нам такое дано?
Город мой – бедный мученик!
Без билета не пустили в кино
Действительно, какой-то гадюченик
Оставлять город без регулярных официальных сообщений было никак нельзя, и Гамильтон взял эту функцию на себя.
Всю вторую половину дня он, поэтому, корпел у себя в кабинете для завтрашнего утреннего радиовыступления.
Трудности были большие, потому что информация практически отсутствовала.
Тесть пригласил их с Энн отужинать у него, и уже вечером, как-то общими силами, удалось прийти к результату. Гамильтон не был доволен, но мистер Тьюберг объявил текст «просто отличным», и в завершение предложил выпить хорошего бренди. Энн, однако, решила за них обоих – что незачем на ночь.
Ночью Гамильтон уже слабо реагировал на взрывные хлопки в пустыни, однако, проснувшись утром, отметил то сквозь-сонное впечатление, что хлопки звучали будто бы громче. Реально это могло лишь означать, что пустыню обрабатывали ближе к городу.
* * *
Дежурный доложил об отсутствии происшествий за ночь. В том числе молчала и ловушка, поставленная на сигнализацию. А Фолби сразу начал с того, что напалм применялся совсем поблизости от их края пустыни.
– Здорово жгли! И рано утром, когда я делал пробежку, в воздухе сильно чувствовалась эта паленая химия.
К одиннадцати часам капитан отправился на радио и прочитал все по бумажке, стараясь держать голосом максимально спокойный тон.
Энн сразу же после выступления позвонила ему по мобильному и сообщила, что трансляция в маркете произвела очень хорошее впечатление.
Только этот звонок стал не единственным. Посыпались вопросы.
Гамильтон ответил на несколько, а затем инициативу взял в свои руки редактор, объявив слушателям, что все вопросы будут приняты, суммированы и капитан ответит на них на следующий день.
Пришлось немного задержаться, потому что сотрудники радио тоже о чем-то спрашивали, а когда он вышел на улицу, сразу увидел недалеко на лавочке того самого вчерашнего мальчугана, деловито кусавшего шоколадную плитку. Заметив капитана, тот поспешил к нему, проглотив на ходу, большой только что пущенный в рот кусок.
– Здравствуйте, сэр, я с донесением.
– Здравствуй. Докладывай.
– Мы решили действовать по старой контрразведывательной схеме, сэр.
– Какой именно?
– Если враг коварно затаился, его надо, как зверя, выманить приманкой.
– Хороший ход мыслей.
– Как действует в таких случаях умная контрразведка?
– Джон, я всего лишь полицейский.
– Скажу, сэр. Она создает схожую организацию. Противник, естественно, заинтересуется и начнет её как-то зондировать.
Гамильтон опять похвалил.
Совсем обрадованный мальчуган пустился в дальнейшие рассуждения:
– В наших условиях ситуация должна быть конкурирующей, чтобы противник почувствовал опасность быть отодвинутым.
Стало смешно, но капитан серьезно покивал в ответ головой.
– И тогда, сэр, он пойдет на контакт!
Контрразведчик вдруг сморщил физиономию и почесал голову.
– Только, сэр, вы же знаете, какой нынче народ напуганный. Мне требуется поддержка.
– Какого рода?
Мальчуган вытащил из-за пазухи вчетверо сложенный листок и аккуратно развернул.
Там красивым компьютерным шрифтом было выведено: «Полиция не возражает против деятельности по защите природы». И еще – его, Гамильтона, имя и звание.
Ему робко протянули шариковую ручку.
Строго-то говоря, ставить подписи на недолжностных бумагах было не очень правильно, но и портить эту детскую игру совсем не хотелось.
Капитан расписался.
Когда он приехал в управление, сразу ощутил нечто несвойственное обычной обстановке, и не с плюсовым знаком.
Сначала у входа один из служащих, было, приоткрыл рот, чтоб обратиться, но промолчал, другой встретился с испуганным в лице выражением, а наверху слышалось много голосов с тревожным общим звучанием.
Гамильтон ускорился и почти что влетел в дежурку.
– Что тут у вас?!
В помещении находилось человек восемь, скучковавшихся вокруг Дика Терье, который почему-то сидел в кресле дежурного в председательской позе.
Голоса умолкли, и все повернулись к начальнику. Но никто не ответил. В том числе Фолби, принявший вид истукана.
Картина, естественно, разозлила.
– В чем дело, я спрашиваю? Моника Левински вернулась на практику в Белый дом? Римский папа принял Ислам?
Терье первым очухался и вскочил из кресла.
– Монстр, сэр!
В голове Гамильтона сразу скрутились в одно все случившиеся уже раньше события – страшные сами по себе – и теперь еще с новым. А компания прохлаждается в разговорах!
Гамильтон даже запнулся от негодования.
– Нет, не в городе, – быстро проговорил сержант, упреждая грозовые разряды.
Капитана слегка отпустило, но все равно…
– Если я в течение десяти секунд не услышу положенного доклада, – хрипловато произнес он, – все пойдете ночью красить забор.
Угроза подействовала, Дик вытянулся:
– Во время моего патрулирования на обочину шоссе из пустыни выскочил монстр. Он был почти сразу уничтожен появившимся следом спецназом.
Дик застыл, и остальные тоже стояли по стойке смирно.
Звания, дисциплина – все это правильно, но когда нормальные взрослые люди стоят в испуге перед кем-то другим, тут, в сущности, хорошего мало.
Гамильтон сразу остыл и даже почувствовал небольшую неловкость.
– Ну и что за история? – пытаясь придать лицу шутливое выражение, произнес он. – Мало мы монстров видали?
Публика поняла этот акт примирения и ответила нарочито бодрым солдатским смехом.
Капитан сел на ближайший стул, предлагая всем расслабиться.
– Как именно оно выглядело?
Терье сразу перешел к обычному тону:
– Я сначала даже не понял. Еду медленно, миль двадцать, не больше, и вижу вдруг, ярдах в тридцати сбоку от шоссе кочевряжится что-то живое. Вроде как, хотело выскочить на дорогу, но побежало вдоль. Кролик, думаю. Однако не кролик, потому что не скачет, а словно ящерица перебирается, и вытянутое.
– С шерстью?
– Нет, коричневое и гладкое. Я почти сравнялся и тормознул. Только вышел из машины, а тут уже трое выскочили к обочине. Автоматы с глушителями, и чик-чик-чик… Разделали эту штуку просто в момент. А один показывает мне рукой – отъезжать. – Дик торопливо сглотнул. – Я, значит, дал заднего хода, а один из этих ребят врубил огнемет и спалил останки и даже песок вокруг оплавил.
– Ты с ними разговаривал?
– Ребята были в глухих комбинезонах, а лица под прозрачными масками. На автономном дыхании, сзади у каждого по баллону.
Все посмотрели на капитана, ожидая его реакции.
– Дерьмово, – помолчав, произнес тот. – Не хватает нам, чтобы какая-то уродина проникла в город.
Со стороны города по всей линии стояла сетка, а два въезда-выезда охранялись постами, и ночное освещение было не хуже, чем днем. Но кто сказал, что мутант не может, цепляясь, перебраться за сетку.
Фолби, следуя именно этому ходу мысли, не очень уверенно произнес:
– Может быть, пустим сетку под ток?
– А насколько это реально?
Сержант затруднился сразу ответить, зато это сделал Дик:
– Элементарно, сэр. Саму сетку к генератору подключать не нужно, достаточно пустить под током несколько вплетенных проволочных линий, и весь металл встанет под напряжение.
Фолби ткнул в него пальцем.
– Фарадей!
А капитан сделал оргвывод:
– Отправляйся, Дик, в мэрию. Я туда позвоню, чтобы тебе выделили бригаду электриков.
– И лично убедись, что защита работает, – добавил сержант.
– Слыхали новость?
Друзья Джона помотали в ответ головами.
– Сегодня в город пыталось прорваться чудовище. Из кафе, что недалеко от трассы, видели, как с ним боролись военные и наша полиция. Море крови!
– Чьей крови? – бледнея, спросил очкарик.
– Чудовищной.
– Как страшно жить!
– Глупости, не страшно, а интересно. – Джон оглядел товарищей. – Не понимаете? Это же миллионы баксов, – он прикинул что-то в уме, – если не миллиарды.
– С чего бы? – усомнился третий мальчуган.
– Все гениальное – просто. Только, – он критически посмотрел на каждого, – не думайте, что простое для вас – гениально. Это разные вещи.
Очкарик разволновался:
– Джон, не говори загадками, пожалей мою миокарду!
– Хорошо. Только внимательно слушайте, – руководитель осмотрительно огляделся, хотя на улице и так почти никого не было. – Мировые океаны, что это такое? Я сам отвечу. Это скопище страшных тварей: акулы, спруты, мурены, ядовитые медузы. А морские ежи, которые прокалывают ногу и дают заражение крови?
– Как страшно жить!
– Не хнычь, мы еще простудимся на твоих похоронах. Так вот, океан таит в себе кучу страшных существ, а люди все равно туда лезут. Почему?.. Потому что это ин-те-рес-но! А африканские заповедники? Слон запросто может растоптать туристический автомобиль, носорог пробьет борт, если захочет. Но люди туда тоже лезут. И главное – платят за это деньги! Смекаете теперь?..
Друзья возвели глаза вверх, подержали их там и вернули на место, в лицах появился оттенок грусти.
Джон издал глубокий страдающий вздох:
– Сколь недогадлив род человеческий!
Оба стыдливо понурились.
Ладно, объясняю коротко, как для морских пехотинцев:
– Нам нужно сделать свой заповедник монстров. Одни японские туристы дадут миллиард. А фотографии, брэнды?
Он хотел еще чем-то дополнить, но прозвучало «ура-а!».
– Тихо-тихо. Начнем с акций в защиту пустыни.
Джон минут пятнадцать растолковывал своим товарищам задачи и объемы работ для каждого.
А закончил торжественной фразой:
– Нас ждут великие дела!
– Ты уже написал об этом стихи?
– Пока на текущую тему.
Голова поэта откинулась:
– Грустить сегодня не умею
Не буду лить в подушку слез
А потому что, назло змеям,
Я шоколад из маркета унес
Наступила невразумительная тишина.
Ее нарушил очкарик:
– Джон, это не очень-то хорошо.
– Молчи, совесть, молчи.
* * *
Фолби как будто сглазил: Дик действительно принял слишком деятельное участие в оборудовании сетки, и его шибануло током. Несильно, к счастью, потому что полного напряжения еще не было.
Капитан отправил бедолагу домой и велел выходить завтра только во вторую смену.
Сумерки уже пустили в воздух серую краску, но с час еще следовало пробыть на работе, да и Энн раньше не освободится. Гамильтон подумал, что неплохо бы пригласить вечером тестя на ужин – конечно, уныло ему сидеть одному после многолетней привычки видеть дочь каждый вечер.
Он хотел позвонить жене, но вместо этого пришлось самому снять трубку.
Говорила профессор Картер.
Вернее, потребовала его к ответу: «Почему профессора Хубарта задержали на выезде из города? Ему нужно получить реактивы, которые доставлены на блокпост».
В ответ капитан, умышленно замедляя речь, стал объяснять, что патрульные полицейские не обязаны знать кого-то в лицо, и полиция должна быть заранее проинформирована. А на раздраженное заявление: «Ну и дайте теперь приказ пропустить!», объяснил в том же темпе, что существует строго определенный регламент, согласно которому выезд совершается только по временным одноразовым пропускам. Такой пропуск будет выдан профессору Хубарту, пусть приезжает за ним в управление.
В ответ что-то попробовали брякнуть про бюрократию и, не попрощавшись, положили трубку.
Хубарт очень скоро примчался и снова укатил, получив нужный документ.
Теперь можно было заняться приятным.
Он позвонил жене, и та полностью одобрила план, но предупредила, что никаких крепких напитков не будет.
Гамильтон к ним и не тяготел, но тесть любил что-нибудь качественное на эту тему. Энн такое не нравилось, потому что она вообще считала алкоголь идиотизмом.
Оставшееся время он решил потратить на обкатку завтрашних ответов на радиовопросы, которые уже успел просмотреть.
Сложного ничего не было, но завтра к ним добавятся вопросы о монстре, уничтоженном спецназом, так как несколько человек из близкого к дороге кафе стали свидетелями этой сцены.
Впрочем, все же не настолько близкого, чтобы разглядеть маленькое существо. Поэтому капитан решил пойти на разумный обман: он скажет, это был самый обыкновенный суслик, уничтоженный только потому, что военные, стоящие на защите городского рубежа, из соображений безопасности уничтожают любую живность, которая движется в их сторону. Перестраховка – не более.
Гамильтон уже уложил в ящики бумаги, собираясь на сегодня закончить, и даже уже двинулся к двери, когда она распахнулась сама.
– Срочно, сэр, – обратился дежурный. – Ловушка дала сигналы, патрульные спрашивают, что делать.
Капитан выскочил в дежурку и схватил трубку связи:
– Кто сейчас на дороге?
Ему ответили из патрульной машины:
– Только профессор, что полчаса назад проехал к блокпосту.
– Видите его машину?
– Нет, сэр, мы ближе к городу. Прикажете задержать?
Капитан думал всего секунду.
– Нет.
Если бы это был кто-то из жителей города, он приказал бы провести задержание, но здесь интуиция воспротивилась.
Не потому что допрос данного человека мог вызвать скандал – это, как раз, ерунда. Просто он склонен верить своей интуиции – очень серьезной даме, которая никогда не шептала ему пустяки.
– Проверьте ловушку, когда он проедет в город.
Хотя можно было и не проверять: сигнализация продолжалась очень недолго, человек, следовательно, просто подергал саквояж, проверяя, есть ли там добыча. Добычи, естественно, быть не могло – и приманка уже отсутствовала, и сигнализация сработала бы раньше, заползи туда кто-нибудь.
Еще одна правильная мысль пришла в голову в свете сегодняшних происшествий: ловушка, почти наверняка, ставилась не на змею, а чтобы поймать мутанта.
Только зачем?
* * *
– Зачем, Фрэнк?
Сержант не был свидетелем вчерашних вечерних событий. По обычной своей утренней манере, он не сел сразу в кресло, а стал прохаживаться по кабинету.
– Возможно, хотят получить живой материал для экспериментов. Ясно, что они поставили ловушку в тот первый день, когда двигались к нам.
– Но кто мешал этой Картер сделать такой заказ военным?
– Правильный вопрос. Грешным делом, я рассказал эту историю Энн, и она сразу произнесла точно такие слова.
– Раз они действовали нелегальными методами, напрашивается нехороший вывод, Фрэнк. Эта публика имеет склонность заниматься научной самодеятельностью.
– Согласен.
– Тогда почему не наехать на них?
– Потому что ситуацию можно использовать более эффективно.
Сержант перестал ходить и быстро поместил себя в кресло.
– Ну-ну?
– Мы задокументируем факт проверки ловушки Хубартом – для этого достаточно показаний патрульных полицейских – и на этом основании, а также на основании прерогатив в связи с особым положением города, установим у наших друзей прослушки.
Сержант ударил ладонями о ручки кресла:
– Отличная мысль!
Впрочем, он тут же задумался.
– Тебе что-то не нравится, Майкл?
– Только вот, как мы установим прослушку в их рабочем помещении? Помнишь, Уолтер говорил, они поставили дверь на код.
– Ну, как-нибудь решим, – начал Гамильтон…
И тут же был прерван сержантом:
– Уже знаю. Электропроводка. Пусть Уолтер скажет, что нагрузка в их помещениях требует дополнительного трансформатора, а электрика я научу, как все сделать.
В середине дня Дик шел в управление прогулочным шагом, часто поглядывая вверх на подвижные облака, которые ветер, казалось, гнал не в одну, а сразу в разные стороны. Наверное, ветру хотелось закрыть облаками все небо, но материала недоставало, и прогалины с бьющим из них золотистым светом возникали то тут, то там. Ветер бросался затягивать очередную, и быстро справлялся, но тотчас нехватка обнаруживалась в другом месте.
Дик так бы и дошел в управление с приподнятой головой, наблюдая забавную суету на небе, да что-то большим желтым пятном привлекло его внимание на другой стороне улицы.
Там стоял очкарик.
Вернее, над верхней, чуть срезанной частью желтой пирамиды, сделанной из картона, торчала его голова, и внизу, под не доходившим до земли основанием, видны были ноги.
На пирамиде, черным по желтому, читались надписи:
«Не дадим опустошить пустыню!», «Пентагон, жги напалм у себя во дворе!» и «Опять эти северяне идут войной!».
Но, ладно бы.
На том месте, где у очкарика находилась грудь, в пирамиде была прорезь с текстом под ней:
«Поддержи твою мать пустыню».
И Дик не успел улицу перейти, как какая-то сердобольная леди бросила в прорезь бумажку.
– Так-так, незаконный сбор денег. Дружки, надо понимать, тоже где-то промышляют.
– Сэр, не хотите пожертвовать?
От такой наглости Терье даже вздрогнул.
– Сам пойдешь в управление или машину для тебя вызывать?
– С полицейским управлением, сэр, у нас прекрасные отношения.
Откуда-то появилась рука и протянула ему свернутый листок.
– Что это?
Дик развернул.
И на секунду раскрыл рот.
Крупным красивым шрифтом стояло:
«Полиция не возражает против деятельности по защите природы».
И тут же, помельче шрифтом:
«Прошу оказывать содействие».
Затем – подпись самого капитана.
– Э, сэр, документик верните.
Дик уже не смотрел на облака, а оказавшись в управлении, сразу обратился к сержанту Фолби, но тот, не дав договорить, отмахнулся:
– Это наши с капитаном дела, не суйся.
И перед выездом на патрулирование, велел ему заехать в школу, где обнаружилась пропажа питончика из их местного зоосада.
Дик, в несколько расстроенных чувствах, с тем и отправился.
По пути он еще раз увидел нахальную желтую пирамиду, и приехал к школе в совсем испорченном настроении, оттого еще, что расследование такой ничтожной пропажи выглядело унизительно.
Какая-то неприметная учительница провела его в холл, где на столиках стояли прозрачные пластиковые ящики с живностью: кроликом, отожратым до степени потери подвижности, морскими свинками, тоже толстыми, но продолжавшими питательный процесс, спящими беспросонок черепахами и еще чем-то таким.
– А здесь жил питончик, – учительница показала на небольшой ящик без содержимого.
– Большой?
– Карликовый, всего пять дюймов.
Каждый мог запустить сверху руку и взять эту безобидную тварь. Ну, и что тут расследовать.
– Вы кого-то подозреваете?
Учительница слегка замялась.
– Нет, сэр, но стоит мне посмотреть на эту рыжую физиономию…
– Вы имеете в виду Джона?
– Кого же еще.
Дик поехал по положенному маршруту, и уже через две минуты недалеко от супермаркета обнаружился желанный, хотя правильнее было сказать – нежеланный объект.
Объект держал в руках пакет «Миндаль в шоколаде» и душевно из него себя пользовал.
Терье остановил машину.
Объект заметил полицейский автомобиль, но ничуть не смутился.
– Подойдите сюда, мистер.
Мальчуган, не торопясь, приблизился.
– Угощайтесь, сэр.
Ласковое добродушие высветилось на морде, пространство которой позволяло иметь больше изображения.
– Я вижу, природа уже платит тебе за защиту.
– Сэр, всякий общественный фонд использует часть собранных средств на содержание аппарата.
Сказано было с тем легким укором, которым взрослые сопровождают наставительные сообщения малышам.
– Ладно, а питончика куда дел?
Оп! Дик понял – попал! Объект слишком явно повел себя по подготовленному плану.
– Да простит вас Бог, сэр, – плут вскинул к небу глаза и вернул их на место, – что вешаете всех собак на одного человека. Лучше сказать – всех питонов. Тут поблизости где-то очкарик, он воплощенная совесть. Я сейчас позову.
Дику очень захотелось сразу и плюнуть, и выругаться, поэтому он выбрал третье – сел в машину и упер ногу на газ.
Вечером Энн спросила – что это за программа помощи пустыне?
Гамильтон удивленно посмотрел на жену.
– Ну, где ты просишь поддержки.
– А ты ничего не путаешь, дорогая?
– Как я могу путать, если собственными руками отдала пять долларов.
После нескольких уточняющих вопросов стало ясно: маленький пройдоха, получив его подпись, просто впечатал между строк еще одну фразу.
* * *
Уже с утра сержант Фолби приказал прекратить операцию «пустыня», поэтому, возвращаясь после школы домой, мальчуганы решили поделить фонды.
Вышло в среднем по шестьдесят три доллара на брата.
Неплохо.
Но когда руководитель стал засовывать деньги в небольшой кошелек, там отчетливо угляделась еще сто долларовая бумажка.
Оба мальчика удивленно посмотрели на шефа.
– Работать приходится не на одном фронте, – не очень-то понятно объяснил тот.
– А где ты пропадал вчера вечером? – поинтересовался очкарик. – На другом фронте?
– Там.
– Я еще видел тебя с каким-то пожилым человеком, – заметил второй мальчик.
Босс поморщился:
– Удивляюсь людскому мелочному любопытству, страдает душа поэта. Доколе мне быть среди вас?
Он, огорченный, задумался…
Паузу не смели нарушить.
Вскоре лицо поэта стало строгим и очень торжественным:
– Уж недалек мой свет вечерний,
Хоть я ни в чем не виноват,
Готовит мне тут всяк свой терний
И кто не Понтий, тот Пилат
Джон нерадостно посмотрел на товарищей, у которых в ответ на лицах появилось искреннее чувство вины, а очкарик совсем близко почувствовал слезы.
Но тут же что-то отвлекло учителя от трагической темы, он деловито взглянул вглубь участка соседнего дома и указал пальцем на деревья, увешенные гроздьями темного тернослива:
– Пропадают витамины у тетушки Смит, ох, пропадают!
К вечеру Фолби доложил о результатах прослушки.
В лаборатории ничего подозрительного не происходило. Разговоры велись только на профессиональные темы с научными терминами, как сказал сержант: «противными нормальному человеческому уху».
Однако кое-что заслуживало внимания.
Был телефонный звонок из города на внутренний лабораторный номер. Короткий. Трубку взял Хубарт, что-то выслушал и ответил почти односложно в смысле: «Хорошо, договорились».
– Откуда звонили?
– Из телефона-автомата. Думаю, он обрел тут какие-нибудь женские знакомства.
– Вероятно.
Но капитану не понравился такой прокол – если уж слушать, то слушать все.
Сержант понял и, в оправдание, развел руками:
– Фрэнк, мы же только хотели знать внутренние разговоры. Ладно, я прикажу подмастырить и телефон.
Они еще поговорили про взрывы в пустыне, которые стали вдруг отходить дальше вглубь, а прошедшей ночью едва слышались. Это радовало, потому что давало надежду на скорое разблокирование города.
После работы Гамильтон подъехал к супермаркету, чтобы забрать жену и, паркуясь, увидел странную сцену.
Его тесть мистер Тьюберг прощался у административного входа с тем самым рыжим змееборцем, и даже пожал маленькому проходимцу руку.
Не менее странным стало и продолжение: в ответ на слова о том, что с этим типом надо поосторожней, Тьюберг делано рассмеялся и заговорил о других предметах.
* * *
Следующее утро началось с того, что Гамильтон порезался при бритье. Даже не видно было следа пореза, но тонкая ниточка ярко-красной крови начинала быстро бежать, стоило только отпустить тампон. Он мочил тампон в холодной струе, прикладывал и снова повторял процедуру, понемногу накапливая раздражение.
А за завтраком облился чаем. Не сильно, но обидно, потому что ни с того ни с сего.
Энн на прощанье ехидно предупредила: «Поосторожней будь, а то знаешь, Бог троицу любит».
Гамильтон, потому, с чуть настороженным чувством появился у себя в управлении.
Но, ничего.
До половины одиннадцатого.
Они с Фолби как раз уселись пить кофе.
Дежурный широко открыл дверь кабинета и… застыл.
Оба офицера, с чашками у рта, подняли на него глаза.
– У нас случилось убийство, – тихо проговорил дежурный.
Гамильтон сразу понял, речь идет не о нападении из пустыни, а о том тяжком бытовом криминале, который в городе очень редко случался. И на лице дежурного высветилось, что это именно так.
Дальше прозвучало имя убитого – того самого изобретателя, с которым Гамильтон всего лишь позавчера обменялся несколькими фразами через улицу.
Рядом с патрульной полицейской машиной – капитан разглядел еще издали – стоял автомобиль Уолтера, а сам доктор вместе с двумя полицейскими находился у входа перед дверью в дом.
Старший патрульный поспешил к ним навстречу.
– Сэр, мы только вошли, увидели труп, но ничего не трогали.
Капитан кивнул, и они направились к входу.
– Билл, а как вы здесь оказались?
Доктор поздоровался с ним и сержантом за руку.
– Труп обнаружила наша патронажная сестра, она утром как всегда приехала сделать укол. Позвонила сразу мне, а я решил, что могу быть полезен на месте.
– Спасибо, Билл.
Лишние в доме не требовались, Гамильтон оставил патрульных наружи, с ними пошел дактилоскопист и полицейский с фотокамерой.
Сержант протянул Уолтеру пару тонких перчаток:
– Вы тоже наденьте, доктор.
В первой, гостиной по облику, комнате не бросился в глаза какой-либо непорядок – все аккуратно и на местах. Дальше коридор с двумя всего дверями влево и вправо, и впереди видна кухня.
Доктор указал в ту сторону пальцем:
– Дальше лестница в полуподвал, где у него какая-то лаборатория.
Фолби кивнул:
– Да, нечто такое помнится.
– Сестра знала, что он работает там по утрам, там же и делала укол.
Капитан приказал не осматривать пока верхние помещения.
Полуподвальное оказалось очень обширным и вполне светлым от длинного ряда фрамуг вверху по всему периметру.
Несколько столов с конструкциями, напоминавшими радиотехническую мастерскую, в дальней части стол с компьютером и за ним в кресле сидит человек.
Полулежит…
Голова свесилась на грудь, ноги вытянулись под стол.
– Сестра лишь брала за руку, чтобы проверить пульс, – начал Уолтер, – и уже по температуре тела все поняла.
Подождали немного пока полицейский с фотокамерой и дактилоскопист выполнят свою работу.
А когда подошли, капитан ткнул пальцем в панель, проверяя компьютер.
Экран не зажегся.
Ну-да, кнопка включения стояла на минусе.
– Приступайте, пожалуйста, Билл.
Полицейский с фотокамерой уже общелкивал помещение.
Доктор сперва осмотрел затылок и шею, потрогал блеклые редкие волосы…
Осторожно начал поднимать голову…
Приподнятая голова под собственной тяжестью поехала назад, и зашедший сбоку сержант громко присвистнул.
Теперь увидел и капитан – словно из учебника криминалистики – стрингуляционная борозда со всеми положенными признаками насильственного удушения.
Гамильтон подождал немного и попросил доктора:
– Можно, Билл, предварительно оценить время смерти?
Тот кивнул, продолжая внимательно всматриваться в распухшую кожную ткань:
– Понимаю, что это вас интересует в первую очередь. – Он осторожно опустил голову покойного, вернув ее в начальное опущенное на грудь положение. – Не сделаю большой ошибки, если скажу, что это случилось часов двенадцать назад или немногим более.
Получалось – вчера вечером.
Капитан попросил при подробном осмотре в клинике проверить, нет ли в кожной ткани каких-то частиц от жгута, веревки – в общем, того чем душили.
Уолтер обещал и попрощался, сказав, что скоро пришлет своих санитаров забрать труп.
Фолби уже несколько минут рассматривал что-то поблизости от стола, а сейчас присел низко на корточки.
– Ты что, Майкл?
– Провода от компьютера. Эти два – на сетевое электричество.
Гамильтон тоже присел.
– Ну?
– А вот, какой-то модемный, тянется туда дальше.
Они оба привстали и проследили глазами за проводом.
Провод шел к длинному столу посередине помещения с непонятными конструкциями и замыкался на один из ящичков.
Они подошли ближе.
Небольшой металлический ящичек имел окошко со шкалой и стрелкой, от него к конструкциям уходил провод потолще, и Гамильтон сразу заметил – сбоку горел сигнальный зеленый свет.
– Эта штука в рабочем режиме.
Сержант тоже увидел и согласно кивнул.
Капитан вдруг резко повернулся и, сделав несколько шагов назад, поманил сержанта рукой.
Теперь они оба стояли почти за спиной человека в кресле.
– Посмотри, Майкл, на стол.
Кроме компьютера стол был чист, если не считать дешевой шариковой ручки.
– Ты хочешь сказать, зачем ручка, когда нет никакой бумаги?
– Во-первых. А во-вторых, давай-ка включим компьютер.
Однако прежде он поискал глазами дактилоскописта.
Тот, в другом конце, проверял отпечатки на перилах лестницы.
– Ты смотрел кнопку включения?
Оторванный от работы эксперт недовольно поднял голову:
– На ней вообще нет отпечатков.
Это многое значило, и офицеры переглянулись.
Это значило, что преступник протер кнопку после того, как сам выключил компьютер.
Аппарат слегка заурчал, через несколько секунд экран сбросил свой черный цвет, и сержант удивленно хмыкнул. На экране высветилось: «Работа компьютера была завершена неправильно. Во избежание потери отдельных файлов выполните… »
– Фрэнк, не стоит нам дальше самим.
– Не стоит. Позвони сейчас в фирму по обслуживанию компьютеров, пусть пришлют лучшего специалиста.
Пока Фолби звонил с мобильного телефона, капитан осторожно проверил карманы покойного и не нашел там ничего, кроме платка.
А оглядев внимательно помещение, не увидел и стационарного телефонного аппарата.
– Майкл, прогуляйся по дому, попробуй найти телефонную книжку. Там должны быть все его связи. Кажется, в гостиной я видел телефонный аппарат.
У стола с компьютером не было ящиков. Капитан еще раз внимательно посмотрел на него, не на саму плоскость, а общим планом…
Да, компьютер несколько смещен влево и пространство справа какое-то излишнее, на нем чего-то не хватает.
Чего-то с чем, как раз, связана ручка для записей.
Появились два присланных Уолтером санитара, и капитан в последний раз взглянул на человека в кресле, который, вне всяких сомнений, вчера вечером что-то мирно рассказывал и показывал тому, кто стоял у него за спиной.
Он отошел в сторону, освобождая путь санитарам.
Те стали укладывать на носилки труп, и, сделав еще шаг назад к продольным настенным полкам у себя за спиной, капитан почувствовал, как локоть ткнулся в какой-то острый край. Он сначала проверил на повреждение рукав у локтя, потом оглянулся на сам предмет – небольшой грязноватый стеклянный ящик, пустой, если не считать мелкого мусора. Отошел от стенки, санитары уже понесли труп из помещения, снова повернулся – грязноватый, стеклянный, видимо, бывший раньше в употреблении аквариум. Но вдруг привлек внимание мусор.
Он недолго рассматривал, потому что по лестнице стал спускаться человек в гражданской одежде, то есть, не из полицейских сотрудников.
Веселое еще почти мальчишеское лицо и тоже детская какая-то улыбка.
– Здравствуйте, сэр. Не помните меня?
Первое что пришло в голову – поискать в памяти связанные с этим лицом уголовные события, но молодой человек не стал ждать.
– Я учился в одном классе с Энн, вашей женой. И был на том самом выпускном вечере, когда мы маленькие вручали подарки. Энн тогда выбрала вас, а я отдал свой вашему другу Бартоку. – Лицо гостя стало серьезным, отчего заметно прибавило в возрасте. – Он так ужасно погиб, бедный Барток.
– Да. – Гамильтон нагнул голову и помолчал. – Вы компьютерщик?
– Владелец фирмы по компьютерной службе. Простите, я видел, как выносили тело.
– Здесь произошло убийство.
– Оно связано с информацией на компьютере?
– Предположительно. Но следственные данные не подлежат разглашению, вы понимаете?
– Разумеется.
– Так вот, по нашей версии, хозяин дома показывал что-то на компьютере своему гостю.
– Убийце?
– Да. Без сомнения, нечто важное для обоих, потому что убийца сам выключил потом компьютер и протер кнопку.
– Сейчас, я вижу, компьютер включен.
На темном спящем фоне вспыхивали отдельные искорки.
– Мы включили его, но не углублялись. Теперь крайне важно определить ту картинку, на которой компьютер был выключен. Это реально?
– Конечно реально. Хотя не знаю, сколько займет времени. Придется взламывать код, – гость, чтобы не рассказывать о деталях покрутил в воздухе пальцами, – делать разные мелочи. Так я приступаю?
– Полицейское управление вам сразу же оплатит счет.
Молодой человек поморщился:
– Не нужно. Это все-таки мой родной город.
Он положил на стол небольшой кейс, открыл его, и Гамильтон увидел внутри непонятную аппаратуру.
Дактилоскопист уже закончил свою работу в подвальном помещении и, не обнаружив отпечатков, кроме хозяйских, отправился наверх, а по ступеням ему навстречу начал спускаться Фолби, но капитан показал, что лучше поднимется сам, чтобы здесь не мешать.
Ближней комнатой была кухня.
Сержант деловито провел глазами по полкам, снял небольшую металлическую баночку с чаем, открыл крышку и, понюхав, остался доволен.
– Фрэнк, телефонной или какой-либо записной книжки нигде нет. Я даже проверил его верхнюю одежду в гардеробе.
– А в ящиках?
– Бельевые я, конечно, не проверял. А в прочих нет никаких бумаг с записями. – Он запустил чайник. – Похоже, убийца унес и телефонную книжку, и записи. И знаешь, что я подумал насчет телефонной книжки?
– Там есть телефон убийцы, само собой.
– Дело не только в этом. – Сержант, продолжая хозяйствовать, извлек из шкафчика чашки и вазочку с фруктовым сахаром. – В телефонной книжке у пожилого человека должно быть множество номеров. Даже если он жил бирюком, они накапливаются.
– Ты хочешь сказать, этот номер, по мнению убийцы, мог привлечь наше внимание?
– Вот именно. Я позвонил на телефонную станцию, должны вот-вот привезти распечатку его звонков за последний месяц.
– Возможно, дело не в номере, а в какой-то пометке к нему. Ладно, не будем пока гадать.
Сержант стал заваривать чай прямо в чашки.
– А что там у тебя внизу?
– Специалист-компьютерщик трудится. Надо, кстати, отнести ему потом чаю. И еще одна странная штучка, Майкл. – Капитан поднес край чашки к губам, но чай был слишком горячий. – Там, на полке, небольшой старый аквариум. Мне сначала показалось, на дне просто мусор. Но там не мусор, а подстилка из жухлой травы.
– Помнишь, этот человек не только пытался проделывать какие-то эксперименты со змеями, но и убеждал нас, что может устроить от них защиту.
– Угу, электромагнитными волнами.
– Полагаешь, в аквариуме находилась гремучка?
– Нет, он слишком мал для нее. Однако два дня назад из школы пропал питончик. Дик так и не выяснил, кто его спер?
– Дик грешит на маленького Джона.
Один из оставшихся на улице полицейских появился в коридоре с бумагой в руках.
Сержант поторопился к нему навстречу.
– С телефонной станции? Ну-ка, ну-ка…
Бумага легла на кухонный стол, и сразу стало видно – звонков очень мало.
Оба, наклонив головы, принялись разбираться.
Но очень скоро головы поднялись, обменявшись разочарованными взглядами.
Два звонка в дежурную часть госпиталя Уолтера, понятное дело – в связи с болезнью. Пять звонков в отдел доставки продуктов при супермаркете. Еще шесть туда же, но в пиццерию. Один звонок на радио, видимо, чтобы задать вопрос в связи с выступлением Гамильтона.
Все.
Можно было спокойно выпить уже не обжигающий чай.
Через десять минут оба офицера спустились в полуподвал. Сержант нес чашку с чаем, которую заварил и заправил сахаром на свой вкус.
Компьютерщик активно трудился, и оба приостановились в двух шагах сзади в деликатном уважении перед чужой очень непонятной профессией.
Все же после небольшой паузы сержант произнес:
– Не хотите ли чаю, пока не остыл?
– Сейчас-сейчас, – весело прозвучал голос.
Руки человека еще с полминуты бегали по клавиатуры. Потом он развернулся в кресле.
– Выпью с удовольствием.
– Есть надежды? – сержант протянул ему чашку.
– М-м, прекрасный запах. Получится, не волнуйтесь. Он дилетант.
– Убийца? – спросил уже капитан.
– Угу. – Гость сделал большой глоток. – Сахару – ровно, как я люблю. Он испортил часть нужного файла, однако она просто ушла в резервную память. А уничтожить совсем дилетант не умеет. Однако часика полтора придется повозиться, потому что предварительно я хочу подстраховаться и все скачать на свои диски, сделаю кое-какую диагностику… Замечательный чай, спасибо. – Гость поставил чашку и указал пальцем на стол с непонятными конструкциями. – Поврежденный файл управляет вон той системой. Дайте-ка, кстати, я на нее взгляну.
Он проворно встал и направился, упредив опасения полицейских:
– Нет-нет, трогать я ничего не буду.
Осмотр длился минуты две, пару раз гость произносил сам себе «угу, понятно», и Фолби при этом взглядывал на Гамильтона с уважительным кивком в сторону специалиста.
– Ну-с так, – заключил тот, поворачиваясь к ним, – картина в целом понятная. Вот генератор – очень хороший, кстати, от «Дженерал электрик». Два трансформатора на параллельном включении. Тут полупроводниковые распределители, а коробка, – он показал на панель с зеленым горящим глазком, – видимо, некая усилительная система. И антенна.
– Та круглая штука? – удивился сержант.
– Да, джентльмены, антенна не обязательно должна торчать прутьями в разные стороны.
Фолби обвел издали всю композицию рукой:
– И будет работать?
– Отчего бы ей не работать? Механических повреждений я не вижу. Только команды управления надо транслировать с пульта.
Капитан поднял руку, желая спросить:
– Да, сэр?
– Установка, я понимаю, будет излучать какие-то волны. А об их характере вы ничего не можете сказать?
– Нет, сэр. Для этого нужен другой специалист, и ему необходима определенная тестирующая аппаратура.
Договорились, что, окончательно разобравшись с компьютером, гость позвонит им в управление.
Дактилоскопист уже закончил работу, не обнаружив чужих отпечатков.
Оставив одного полицейского у дома, разъехались в разных машинах. Капитан отправился в управление, а Фолби – в школу потрясти Джона.
Уолтер должен был дать подробное заключение часа через три, Гамильтон решил подождать заключение и лишь потом, с более полными сведениями, сообщить о происшествии в центр. Еще вертелась мысль про питончика или чего-то схожего, что сидело в аквариуме, – а куда оно делось?
Сержант, удачно попав на начавшуюся перемену, стал водить глазами по школьной площадке.
И скоро увидел Джона, развалившегося в одиночестве на одной из скамеек.
– А, дядя Майкл… присаживайтесь.
За этим последовал огромный сладкий зевок.
– Что, не выспался?
– Всю ночь наслаждался Овидием.
Сержант вздрогнул. Но тут же получил объяснение:
– Древнеримский поэт. Тоже страдал от общественного недоверия.
– Джон, шутки в сторону, – он назвал имя изобретателя. – Я не для протокола, поэтому – честно: ты слямзил для него питончика? Он тебе заказал, да?
Парень отвел слегка морду в сторону.
– Ну?
– Дядя Майкл, навеяно высоким стилем. Я зачитаю?
Не дожидаясь, он встал и принял привычную позу:
– Поэту можно ли пенять
За то что, вольный во вселенной,
Он, прославляя дух нетленный,
Себе позволил кроху взять?
– Так-так, витиевато… но я тебя понял. А скажи-ка, сколько эта «кроха» была в денежном выражении?
Рыжая голова отрицательно замоталась:
– Нет, дядя Майкл, это унижающая поэта проза!
В коридоре управления сержант повторял какие-то
странные слова, когда на пути оказался Терье.
– Объясни мне прозаику, Дик, что такое «дух нетленный»?
Молодой полицейский сочувственно качнул головой:
– Не иначе, как вы пообщались с Джоном, сэр.
– Фрэнк, ты читал Овидия?
– Нет. Но знаю, что его выгнали из Рима за безобразия.
Сержант сел в кресло напротив и буркнул себе под нос:
– Я в этом роде и подозревал.
– А причем Овидий?
– Притом, что Джон действительно упер питончика по заказу покойного изобретателя. Цену скрывает, значит, тот хорошо заплатил.
– Угу, – капитан на секунду напрягся, потому что связь с римским поэтом все равно не стала понятной, но решил не связываться. – У меня тут тоже одно интересное сообщение от опросов соседей покойного. Только что один из наших ребят доложил.
– Видели кого-нибудь?
– Видели. Соседка из дома наискосок около восьми вечера заметила отходившего от дверей человека и в уличном свете неплохо его разглядела.
– Опознает?
– Почти уверена. Послушай теперь описание: выше среднего роста, очень короткие и очень светлые волосы, в модном легком пальто.
– Не густо.
– Не торопись. – Капитан был явно чем-то доволен. – Эта соседка работает кассиром в супермаркете у моего тестя. Уже много лет работает.
– Ни разу не видела этого типа?
– Говорит, лицо описать не может, но если б раньше встречала, наверняка бы запомнила. Мужчина, как она выразилась: «не что попало».
– Странные у них бывают характеристики.
– Учти, Майкл, она женщина разведенная.
– О, тут в наблюдательность можно верить.
Но довольное выражение почему-то не уходило с лица капитана.
– Фрэнк, у тебя что-то еще, да?
– А ты сам подумай.
– Да сбил меня этот маленький негодяй. Ерунда всякая вертится. Вот они с Овидием воспевают «дух нетленный» и оба «вольные во вселенной».
– Во всей?
– Ну-да. Постой… – сержант сдвинул к переносице брови, – ты ведь меня на что-то наводишь… еще постой… Противные такие, очень светлые и коротко стриженные – Хубарт, ты думаешь?!
– А теперь вспомни распечатку звонков. Два были сделаны в дежурную часть госпиталя, но один до попадания туда, а второй – после. Первый, понятно, был связан с приступом стенокардии и просьбой прислать «скорую». А второй? Я не поленился и попросил связать меня с дежурной сестрой по времени второго звонка. Вот только что, перед твоим приходом.
– И?
– Изобретатель просил дать ему телефон лаборатории биологов.
– Ты гений, Фрэнк! Куда там Овидию!
– Не торопись. Возможно, здесь лишь совпадение.
– А звонок из городского автомата позавчера? Ведь подходил именно Хубарт.
– Могла быть девица, он же искал знакомств. И зачем, кстати, человеку было звонить из городского автомата, а не из дома?
– Мало ли зачем, – начал Фолби, но тут же себя урезонил: – А чего гадать, если вечером все проверим.
– Готовь фургончик, оптику и сам посиди со свидетельницей.
Сержант кивнул:
– Устроим.
Как раз образовалась хорошая пауза, чтобы перекусить, но позвонил компьютерщик с сообщением, что все приведено в норму, и можно взглянуть.
Меньше чем через десять минут они снова спускались в знакомый полуподвал.
– Прошу-прошу, – улыбавшийся человек еще издали показал на горящий экран. – Хотя боюсь, картинка многое вам не расскажет.
Он отступил в сторону, а прибывшие быстро подошли и уставились на экран.
То, что на экране висела функциональная схема, Гамильтон понял сразу, и почти сразу – что записи покойного пропали не по случайной прихоти убийцы.
Восемь блоков, прорисованных между собою линиями, стояли просто под номерами – 1, 2 и так далее.
Фолби тоже все понял и высказал предположение:
– Что если так и надо жать мышкой – на единицу, потом на двойку…
– Совсем не думаю, – компьютерщик мотнул головой. – Ну посмотрите, ведь первый блок явно не стартовый – он на трех связях. Четвертый внешне похож на входной… но может быть чисто липовым или, наоборот, останавливающим работу системы. Я тут без вас разглядывал, и впечатление такое, что штучка с секретом. Оно и естественно, я бы сам наворотил что-нибудь «от чужого глаза».
– А что особенного может произойти от неудачной попытки? – не успокоился Фолби. – Не взорвется же?
– Не взорвется, наверно. Хотя не факт. Но я бы, например, предусмотрел сгорание какого-нибудь конденсатора или что-то подобное. А изобретатели вообще любят всякие фокусы.
– Обойдемся без фокусов, – заключил капитан.
– Да, так лучше. Я поставил схему на прямое включение. Если вы пригласите специалиста, чтобы всерьез разобраться, достаточно просто запустить компьютер.
Гость, после паузы, ободряюще улыбнулся:
– Однако кое-какую полезную информацию я вам сейчас сообщу.
Фолби показал пальцем в пол и повел им из стороны в сторону:
– Тут ползал питончик?
– О господи, здесь живет змея?!
– Безвредный такой, небольшой.
– Фу, хорошо, что я раньше не знал. При одном виде любого змееподобного существа мне становится дурно.
– Сержант пошутил. Так что вы хотели нам рассказать?
– Убийцу что-то встревожило. Он очень заторопился.
И в ответ на вежливые, просящие уточнения взгляды разъяснил:
– Убив хозяина, он принялся уничтожать вот эту самую схему управления. Но схема так спроектирована, что убрать ее всю сразу сложно. Вернее, сложно для дилетанта. Поэтому преступник стал стирать блок за блоком. Внутреннее время, естественно, регистрировало каждую процедуру. Так вот, четыре процедуры он сделал спокойно, не торопясь, но на пятой вдруг заметался, не довел ее до конца и просто вырубил компьютер.
Гость выжидающе посмотрел на капитана:
– Вам существенна данная информация?
– Разумеется, – не очень задумываясь, произнес Гамильтон, – и знаете, время ланча уже на исходе, давайте наверстаем – через пять минут будем у моей жены в пиццерии. Там нас по-свойски обслужат, и Энн, я думаю, присоединится. Я приглашаю.
– С удовольствием! А смешно вспомнить, я ведь в средних классах был по уши влюблен в вашу жену, мучительно просто. – Гость начал быстро складывать свои компьютерные пожитки. – И не я один, между прочим.
Гамильтон предупредил супругу звонком, и когда они приехали, Энн их ждала, а со своим старым школьным приятелем поздоровалась таким легким обыденным поцелуем, что Фолби с нарочитым сочувствием взглянул на начальника.
Гамильтон в ответ повернулся к нему и негромко проговорил:
– Хуже того, еще было сказано – не он один.
– Что там у вас за полицейские шуточки, а? Садитесь за стол.
В детстве Гамильтона, в их, в общем-то, обеспеченной семье, красиво одеваться умели только по случаю. И хотя на Энн был сейчас лишь служебный синий костюм с приспущенным бело-красным галстуком на белой блузке, все выглядело таким выглаженным и вымеренным – все вместе от кончиков волос до носков туфель, – что создавалось эстетическое ощущение.
А ему она, щуря недовольно глаза, иногда выговаривала: «Не могу понять, но тебе почему-то идет простота и небрежность».
Кроме пиццы подали большую бутылку «Кьянти», и сержант едва слышно произнес: «Будь славен наш Господь в Сионе».
После такого хорошего ланча не очень желалось думать, но думать следовало.
– А куда, по-твоему, делся питончик? – занимая свое обычное место в кресле напротив, спросил сержант.
– А черт его… мог, действительно, уползти.
Как-то нужные мысли не располагались в ряд.
Зато явилась ненужная: что он очерствел в себялюбии – убит человек, а думать хочется о том, какая у него очаровательная жена.
Капитан тряхнул головой и сел строже в кресле.
– Давай с другой стороны, Майкл. Цель убийства? Захват коммерческого изобретения или…
– «Или», Фрэнк, меня беспокоит гораздо больше.
– А что, по-твоему, оно такое?
Фолби тоже сместился в кресле в сторону вертикали.
– Не знаю, но посмотри, тут все ненормально. Мы делаем вид, что ситуация под контролем. А при этом, – он загнул мизинец, – понятия не имеем, что там в пустыне творится, – и загнул подряд еще три пальца, – из центра ничего не сообщают, тварь-мутант очутилась на дороге у города, убийство…
Сержант угрюмо примолк.
И помолчав, добавил:
– Тревожно, ей-богу.
– Убийца знает больше, чем мы?
– Вот-вот.
Сержант, впрочем, махнул рукой в воздухе, стремясь отвести от них обоих ненужные мысли:
– А давай проще. Если суть именно в коммерческом изобретении, кто в нашем городишечке способен его понять?
– Ты опять клонишь в сторону Хубарта?
– Ну не мы ж с тобой будем зарабатывать на действии каких-то волн на животных. Не твой тесть, не доктор Уолтер… Кто тут вообще петрит во всей этой хрени?
– Убедительно.
Раздался телефонный звонок.
Капитан снял трубку и услышал от кого-то из сотрудников госпиталя Уолтера, что доктор просит их, если можно, поскорее приехать.
– Майкл, а предупредительные щиты у нас выставлены? – спохватился было капитан, когда они садились в машину. – Ну, что металлическая сетка вдоль шоссе под током?
– Конечно, я сам проверял.
Уолтер, как показалось, находился в состоянии нервически повышенного тонуса.
– Садитесь, господа, садитесь. Хочу вам кое-что продемонстрировать.
Он указал перед собой на стол, и они сначала не поняли, на что именно.
– Вот, – теперь он ткнул пальцем в кусок полупрозрачной синтетической ленты, – похоже, что именно этим и было произведено убийство.
Кусок показался капитану слишком коротким.
– Вы имеете в виду не орудие, а сам материал?
– Совершенно правильно. Но этот, незамеченный уборщиками мусора, кусок оказался просто подарком. – Доктор говорил быстрее обычного. – Хотя я не собираюсь никого обвинять, но тем не менее, господа, тем не менее.
– Билл, извините, мы пока не улавливаем.
– Нет, это вы меня извините, я изъясняюсь не очень понятно.
Он поднял руку для маленькой паузы, а затем заговорил в обычной своей спокойной манере.
– Итак, изучаю стрингуляционную борозду. Естественно, смотрю, нет ли ворсинок или каких-то иных материальных следов в ранках от средства удушения. Смотрю тщательно, но не нахожу. – Доктор опять заторопился. – Однако скоро обращаю внимание – порезы, и среди них два довольно глубоких.
– Простите, сэр, – приостановил его Фолби, – я в упор смотрел борозду и не видел никаких порезов.
– Сильное опухание, сержант, а порезы не более двух десятых дюйма. Вы и не могли их заметить.
– Да, сэр, продолжайте, пожалуйста.
– Удавка незначительно, но смещалась во время удушения, однако если бы это было что-то матерчатое, оно местами бы стерло кожу, но не порезало. Другой характер кожного повреждения, понимаете?
– Значит, синтетика? – уловил капитан.
– Не просто. – Уолтер опять ткнул пальцем в полупрозрачный кусок. – Именно вот такая синтетика. Любой синтетический жгут тоже дал бы стирание кожи. Я проверил этот кусок ленты от упаковочного материала, провел с ней эксперимент. – Доктор взволновано поднял голос: – Идентичный результат, господа, идентичный!
– А лента от упаковки того, что привозили биологи, – досказал Гамильтон. – Вам самим ничего в последнее время не доставляли?
Доктор отрицательно качнул головой.
– Доберемся до этого Овидия, – зло пробурчал Фолби.
Уолтер с напряжением повел брови к переносице.
– Мы о своем, – поспешил капитан.
* * *
Биологи засиживались на работе даже и после семи вечера, однако на всякий случай уже в шесть на другой стороне улицы наискосок от входа встал небольшой фургон. Водитель вышел, запер пустую кабину и отправился куда-то – видимо, перекусить.
Гамильтон еще два часа назад переговорил с центром, доложив об убийстве, однако на вопрос о наличии подозреваемых ответил уклончиво: «будем проверять несколько версий».
И Картер, и, возможно отдельно от нее, Хубарт ведут здесь какую-то собственную игру, где городу явно отведена лишь роль испытуемого. А у людей в центре может быть еще и третья, и четвертая игра. Поэтому любая с его стороны информация – информация для чужих, непонятных действий. Следовательно, надо стараться держать свои карты лицом вниз.
Когда было без четверти семь, Фолби, явно от скуки, еще раз доложил, что у них все в порядке.
Стрелка двигалась медленно.
Вот, ровно семь.
И сунулся Дик Терье, закончивший смену, с вопросом, не нужен ли он для чего-то еще.
Гамильтон сначала отрицательно мотнул головой, но тут же пришла мысль, и он попросил Терье пока на несколько минут задержаться.
В две минуты седьмого заработал сигнал связи.
– Слушаю тебя, Майкл!
– Есть, – с торжественной хрипотцой прозвучало в ответ. – Он. Свидетельница готова подписать протокол.
«Брать!» у Фолби всегда звучало по-праздничному.
– Зачем тянуть, Фрэнк?
– А вот зачем. Во-первых, его кто-то спугнул. Что если он попробует этой ночью пробраться в дом. Возможно, ему очень нужно дезорганизовать систему, чтобы никто не разобрался.
– Маловероятно. Хотя, – сержант задумчиво помассировал свой затылок, – об убийстве знают всего несколько человек, и распускать языки мы им запретили. Да, Хубарт может полагать, что труп еще не обнаружен.
– Вот. Попадется в доме, уже никак не отвертится. И второе, – капитан громко позвал Терье через открытую дверь.
Тот возник на пороге.
– Дик, посиди часок-другой на компьютере.
– А что нужно делать?
– Посмотри через Интернет, не пересекались ли Хубарт и покойный изобретатель где-нибудь по научной работе. Да и вообще – по месту жительства, родственным связям. Употреби фантазию.
На вечернюю прогулку очкарик явился в волнении.
– Говорят, городу продлят карантин! И папа слышал, и мама!
– А тоже слышал, – сказал второй мальчик.
– Чего там продлят? – не очень обеспокоено переспросил Джон, потому что его внимание было направлено в глубину сада.
– А если нас изолируют навсегда?! – всполошился очкарик. – Как страшно жить!
– Страшно, когда жизнь проходит мимо тебя, – поправил руководитель, вглядываясь туда же. – Ишь как перелетные галки на ветки уселись. Поклюют они мои сливы.
Второй мальчик посмотрел в ту сторону:
– Как твои? Это же участок старушки Смит.
– У нас с ней кондоминиум.
– Кто у вас?
– Так называется совместное управление территорией. Она управляет весь год, а я только разок тут управляюсь. Н-да, откладывать больше нельзя.
Очкарик состроил жалостную гримасу:
– Джон, у меня нервы не на месте. Давай поиграем сегодня для успокоения в шахматы.
– Ладно, только попозже. Приходи в девять часов.
А когда Джон возвращался домой, его отец разговаривал через улицу с дядей Майклом, и он напряг слух…
Нет, говорили не про него, отец приглашал дядю Майкла вечером посмотреть вместе хоккей. Понятное дело, с пивком.
Очень хорошо, никто не будет мешать. И со сливами он до прихода очкарика как раз разберется.
Вот в чем Гамильтон намного превосходил жену, это в знаниях музыкальной классики.
Хотя в детстве Энн года три учили игре на фортепьяно, как она сама сознавалась, большой тяги к этому не было. А в молодости ей, как и сверстникам, нравился рок, который в семье Фрэнка всегда презирался. Сестра неплохо играла на скрипке, но его самого педагоги забраковали, потому что он, что называется, не слышал сам себя. Чужую музыку слышал, а вот пропеть до-рэ-ми… Ну, и не стали мучить.
Энн сама рылась в его фонотеке и ставила что-нибудь, когда они были вдвоем и садились ужинать. Как раз здесь иногда приходилось воспитывать.
– Дорогая, фортепьянный концерт Грига мы слушали на этой недели уже два раза.
– А что ты хочешь?
– Ну, Вагнера, например.
– Тебе не хватает мрачной атмосферы в городе?
– Вагнер совсем не мрачный.
– К тому же он был антисемит, а наши соседи – евреи.
Через две минуты прозвучало короткое вступление группы ударных, мажорные искры фортепьяно, разлетевшись, сделали паузу… и началась главная тема концерта. Энн радостно замотала головой, накручивая спагетти на вилку.
Сказано ведь: «Сначала было Слово». Почему же музыка так невероятно много говорит человеку? И даже то, что он не знал о себе самом. Разве не хватает слов?
Для Фрэнка это всегда было загадкой. И только недавно он услышал вдруг сказанное одним русским композитором: «Музыка проникает туда, куда не может проникнуть слово».
Конечно, не всякая музыка.
Но «всякую» Григ не писал.
А когда в финале концерта зазвучала медная группа, Гамильтон не сразу понял, что звонит телефон, и стало чуть неприятно, что не хватит полуминуты дослушать.
В трубку почти прокричали:
– Сэр, засада взяла, попался!
– Хубарт?
– Он, сэр.
– Везите в управление, я сейчас приеду.
Гамильтон посмотрел на часы – однако рано тот сунулся на место убийства – только двадцать минут девятого. Или нервы не выдержали?
– Капитан, я выражаю протест.
Человек был одет в хороший вечерний костюм и модного фасона легкое пальто нараспашку.
– Садитесь. Пальто, если хотите, снимите, вон вешалка.
– Я имею право требовать адвоката.
– Город на чрезвычайном положении, могу вас продержать ночь без всякого адвоката.
– Предпочитаете издеваться?
– Оставьте, вас привезли не за кражу бутылки пива. Вы подозреваетесь в убийстве.
– Вы с ума сошли?
– Советую думать над словами, мистер Хубарт.
– Кого я убил?!
– Так и будете стоять посреди кабинета?
– Хорошо.
Человек подошел к вешалке, энергично сбросил пальто, затем быстро вернулся и сел в кресло напротив.
– Так кого я убил?
– Чемодан-змееловку в пустыне установили вы?
Неожиданный поворот вызвал у противника стопор.
– А… я. Ну, я. Каким образом это могло убить?
– Вам приказала профессор Паркер?
Опять легкий стопор.
– Причем тут Паркер, она вообще не может мне что-либо приказывать.
Капитан внимательно смотрел и не задавал следующего вопроса.
Напротив заерзали в кресле.
– Что здесь криминального, я не понимаю. Они ехали в передней машине, я – в задней. Ну, вылез и поставил.
– Хотели получить монстра?
– Хотел, я исследователь. Там что, сдох кто-нибудь? Вы это называете убийством?
– Убийством я называю удушение хозяина дома, в котором вы были вчера и куда хотели проникнуть сегодня.
– Ерунда какая-то. Подождите… Я пришел по приглашению.
– Вчера или сегодня?
– …вчера, да. И сегодня. Послушайте… дайте немного воды.
Джон и одежду надел потемнее, и мешок приготовил тоже темного цвета – не очень большой, но десять фунтов слив туда точно поместятся.
Окна дома светились, и кончики света подходили к деревьям – это требовало некоторой корректировки плана.
Раздумывая, поэт сам себе прочитал:
– В священных книгах я на это
Искал и не нашел ответа
Но кто ответ мне все же дасть
Как безопаснее украсть?
Пришло решение подбираться гусиным шагом.
Клиент попил водички и, подержав некоторое время пустой стакан, поставил его на стол.
– Мне позвонили.
– Когда именно?
– Позавчера, примерно перед ланчом.
Это совпадало со временем звонка из автомата, и капитан кивком показал продолжать.
– Человек попросил о встрече, сказал, что он тоже ученый. Технарь какой-то, интересуется проблемой биотоков. Ну, я ответил, что уделю ему пятнадцать минут после ланча.
– Пригласили его в лабораторию?
Хубарт даже откинулся в кресле:
– Да упаси боже, у нас крайние меры предосторожности. Нет, просто встретились в скверике недалеко от госпиталя. Он и звонил из автомата поблизости.
Капитан снова кивнул.
– Неглупый человек, пожилой уже… поговорили…
Хубарт подумал и несколько неопределенно развел руками:
– Не совсем на одном языке, понимаете? Он физик-волновик, я биолог. Но суть мне показалась интересной – низкочастотные волны в принципе могут интерферировать биотоки.
– И договорились о следующей встрече?
– Именно так, у него дома.
– Обещал вам что-то продемонстрировать?
– Действие своей установки на декоративном питоне.
– Ага, и что дальше случилось?
– Я пришел к девяти вечера, как договаривались, позвонил несколько раз от входной двери. Но никто не вышел. И хуже того, я вдруг увидел, что два окна, выходивших на улицу, перестали гореть. Мне, знаете ли, не понравилось. Приглашают, а потом не открывают дверь, да еще гасят свет.
– А вы не пробовали открыть дверь?
– Капитан, я достаточно воспитанный человек. Конечно, все это у меня вызвало раздражение, но сегодня он позвонил, очень извинялся – сказал, что схватило сердце, и пригласил снова прийти. Постойте… вы же сказали…
– Да, он мог позвонить только с того света. К тому же, в вашу лабораторию сегодня не было звонков.
Джон похвалил себя, потому что ловко подобрался гусиным шагом к деревьям и уже находился внутри плотно соседствующих крон. Надо так и двигаться – не выпрямляясь, с головой на уровне нижних веток, а руками собирать сливы и с них, и с тех, что повыше. Только вот проклятые галки спят на ветках, сунув головы под крыло, и если напугаются, поднимутся всей стаей и наделают шума.
– Проверьте, капитан, проверьте. Звонок был на пульт медсестры, – Хубарт назвал фамилию. – Звонивший представился именем покойного и попросил мне все передать.
Гамильтон вызвал дежурного и приказал найти по рабочему или домашнему номеру медсестру, соединив на его аппарат.
Сливы стали легко отрываться, и от их спелости сок попадал на пальцы. Джон старался рвать аккуратно, чтобы не разбудить птиц, но ветки все равно чуть покачивались.
Добыча начинала пополнять мешок. Он, пригнувшись, продвинулся дальше вглубь, слив было так много, что можно было и не тянуть руки к верхним веткам.
Какая-то проснувшаяся наверху галка похлопала крыльями, еще одна где-то рядом… и все опять стало тихо.
Гамильтон поблагодарил медсестру и положил трубку.
– Что она говорит?
– Говорит, – капитан постучал по столу пальцами, – так и было.
– Вот видите. А что вам не нравится?
– Вы, кажется, интересовались женскими знакомствами в нашем городе?
– Капитан, у вас странные переходы, в методологическом плане их следовало бы назвать сальтовитальности, – начал Хубарт, но осекся под внимательным и очень холодным взглядом полицейского.
– Мы легко выясним ваши знакомства.
– Да ради бога! Тем более что не было пока ни одного. А причем тут это?
Искренность тона требовала либо восхититься актерскому мастерству Хубарта, либо...
Медсестра подтвердила: да, был именно такой звонок, хотя голос ей показался немного странным – искусственный какой-то и немного высокий, сначала даже подумала, что говорит женщина.
– Кто еще знал о вашей встрече с изобретателем?
Напротив неопределенно пожали плечами:
– Никто. – Однако память выдала дополнительную информацию: – Если не считать, что я в нескольких словах рассказал об этом профессору Картер.
Слив набралось уже с полмешка, и Джон, довольный своими темпами, прикинул, что завершит весь процесс за какие-нибудь три-четыре минуты. Он слышал, что птицы встрепываются то там то здесь, но, непугливые, вовсе не собираются покидать из-за него выбранного ночлега. Еще доносились какие-то слабые звуки, похожие на легкий шипящий выдох. Наверное, оттого что птицы во сне возят крыльями.
Гамильтон еще по приезде в управление приказал вызвать Фолби, но оказалось, домашний телефон не отвечает и мобильный тоже молчит. Не то чтобы сержант был сейчас очень нужен, но все экстренные мероприятия они привыкли проводить вместе.
– Как Картер отреагировала на ваш рассказ?
– По-моему, пропустила мимо ушей. Мы вообще ведем с ней независимые исследования, капитан.
– Поясните.
– На популярном уровне?
– Естественно.
– Я занимаюсь программой блокирования вирусной мутации, а она – самим механизмом мутации. Картер с ассистентом Джекобом движутся как бы на шаг впереди от меня.
– Вы отталкиваетесь от их результатов?
– Совершенно верно.
– И есть успехи?
– На удивление – очень большие для столь короткого срока. Собственно говоря, механизм мутирования уже понятен.
– И блокировать его вы уже можете?
– Нет еще, но это вопрос двух-трех недель.
Джон даже решил не жадничать – все на свете не унесешь. К тому же, двигаться назад на карачках с тяжелым мешком составит проблему.
А глупые птицы совсем развозились.
Рука все-таки потянулась забрать еще несколько слив, и птица прямо над ней двинула голову из-под крыла.
Вместо головы потянулась черная блестящая лента.
Медленно, длинно…
Джон вдруг понял – надо убрать руку!
Лента двигалась, а принятое решение не выполнялось рукой, словно та перестала принадлежать ему.
Лента вдруг дернулась, и еще произошло что-то, он сразу не понял, заставляя всей силой мозга прижать к себе руку.
В полуярде над головой, на конце тянувшейся к нему черной ленты, висел треугольник с двумя блестящими бусенными глазами и гибкий двоящийся язычок вылетал из него, желая преодолеть расстояние…
Не получилось.
Черные бусины секунду смотрели на Джона…
Лента вскинулась, крылья, хлопнув, бросили ее вниз, змеиная пасть с кривыми иголками полетела прямо в лицо.
Джон только понял, что происходит нечто против его жизни и что все может кончиться вот прямо сейчас.
Качнувшись вниз, птица не оставила ветку, и кривые иголки чуть не дошли до прижавшегося к земле лица.
«Это вовсе не птица! – он почти распластался на жухлой траве. – И кругом, значит, не птицы!».
Мальчик, преодолевая страх, чуть повернул голову и попробовал осмотреться… но тут же веки сами закрылись, а он, став почти плоским, постарался вдавить тело в землю – на ветках кругом беспокойно двигались змеиные шейки и черные, с мерзким блеском глаза искали…
Его.
Сейчас найдут и свалятся на него всей кучей.
Он ничего не видел, и слышал только громкие и частые удары своего сердца, такие громкие, что их слышно за сотню ярдов, и враг теперь точно его обнаружит.
* * *
Сержант и отец Джона были знакомы еще до рождения мальчика, и Майкл даже первым начал ухаживать за будущей мамой Джона, но та все-таки выбрала не его, о чем супруг каждый раз любил вспоминать.
– Вот, Майкл, торчал бы ты сейчас на моем месте и завидовал, как я тебе, вольному человеку.
– Вольность, – возразил Фолби, – она же и одинокость.
Впрочем, без всякого оттенка печали в голосе.
Хозяин дома занимался уткой, а гость – картофелем, который только он один умел по-особому запекать обмазанный сыром.
По бутылочке пива они уже выпили, и открыли теперь по второй.
Только сейчас сержант вспомнил, что оставил дома мобильник. Но тут же решил – и черт с ним. Законный отдых, в конце концов. Да и что такого особенного может произойти?
Произойти сегодня мог только выигрыш или проигрыш любимой хоккейной команды, и оба они сделали ставки в тотализатор на выигрыш. Отец Джона поставил сотню, а сержант – целых две.
Волноваться начать предстояло уже минут через несколько, и это время надо было использовать, чтобы поставить приготовляемое на нужный режим.
Непонятно, сколько прошло времени, но сколько-то прошло, а он пока в целости.
Или за то время, что он был неподвижен, змеиная стая угомонилась?
«Птичек перелетных уважаю я…»
Говорят, животные чувствуют отношение к себе человека.
Показав свои теплые чувства, Джон чуть повернул голову и приоткрыл левый, расположенный кверху, глаз…
В обзоре завиднелось несколько птичьих тушек на ветках в прежних, со спрятанной головой под крыло, позах.
И никто не шипел.
Обнадежившись, мальчик повернул голову совсем вверх лицом и употребил уже оба глаза.
Вон, одна только двигает мерзкой головой из стороны в сторону… нет, еще две, но те – высоко.
Сначала следовало развернуться.
Одолевая холодок внутри, он произвел маленькое перемещение…
Птицы никак не отреагировали.
Еще раз…
Опять удачно. И даже одна, неспавшая наверху, упрятала змеиные тело и башку под крыло.
Осмелев, Джон в два приема окончательно развернулся и передвинул вперед мешок. Мешок сейчас может стать прикрытием.
Он опять осмотрелся.
Впереди одна совсем низко, с шевелящейся лентой, еще одна, такая же, – выше. Обе прямо по курсу. А остальные, вроде бы, спят.
Двух этих не миновать, но за ними уже нет деревьев, и там дальше можно спастись быстрым бегом.
«Птичек перелетных обожаю я…»
Ничего не сделаешь, надо пока ползти на врага…
Еще один ярд не произвел тревоги.
Между ним и змеистой лентой на низкой ветке теперь расстояние ярда два. Но даже нечего думать проползти под ней – ужалит.
Если бросить в нее мешок и сразу бежать? Тут всего-ничего, чтоб прорваться. А та, верхняя, достать не успеет.
Нет, с такого расстояния, пожалуй, он мешком не сработает, далековато.
Мальчик чуть подождал и сдвинулся вперед еще на пол ярда.
Враг будто почувствовал – раздался тонкий шипящий звук, и змеиное тело впереди совсем быстро задвигалось.
Теперь нужно! Пока другие не откликнулись.
«Птичкам перелетным объявляю я…»
Мешок полетел в гадину, он ринулся, прыгая по-собачьи, ветка хлестнула в лоб, впереди нет деревьев и можно выпрямиться.
– Чтоб вы передохли, окаянны-я!
Ноги забили об землю и в такт им застучало в ушах.
За сколько секунд он добежал до дома?
Стоит в передней, откуда виден телевизор с пустыми креслами перед ним… а теперь ничего не видно, только темнота, которая тянет в себя.
Очкарик удивленно вгляделся в пустоту освещенной улицы.
Определенно это был Джон, невероятно стремительно пробежавший к своему дому.
Факт, воровал сливы!
И старушка Смит его застукала.
Нехорошо. Вон впереди ее дом, и та, чего доброго, еще подумает, что они лезли в сад вместе.
Нет, не должна. Он ведь мирно идет по улице со складным шахматным ящиком.
Кто же полезет за сливами с неудобным шахматным ящиком?
Скоро очкарик поравнялся со сливовым садом, над которым беспокойно кружило несколько десятков галок.
Он осторожно скосил глаза – в окнах свет, но хозяйки нет на крыльце.
И дом Джона совсем уже близко.
Галки над деревьями расходились кругами.
А иные выбивались из круга, и одна, вот, повисла почти над ним.
Будто специально.
Будто ей что-то надо.
Птица на миг исчезла и тут же забила крыльями прямо перед его лицом. Мальчик испуганно и возмущенно двинул в нее складной доской, шахматные фигурки забренчали внутри.
Наглая какая!
Он сразу и пожалел, потому что птица хлопнулась перед ним на асфальт, замахала одним крылом, а второе, волочащееся, наверное, было сломано.
Очкарик хотел испугаться от такого случайного повреждения бедной птицы, и сердобольное чувство уже двинулось у него внутри…
Двинулось и остановилось.
Вытянутая змеиная головка подступала к его ногам, открытым до колен по еще теплой погоде. Вскинулась, оттянувшись назад… чтобы ужалить!
Мальчик окоченело замер.
Птицу скосило, оттого что, захотев помочь себе крыльями, она хлопнула только одним, тонкое змеиное тело потеряло равновесие, а мозги очкарика обрели импульс.
Он вдруг оказался в стороне на газоне.
Ярдах в четырех от неопасной уже твари. Но в воздухе над ним, он не увидел, но понял нутром, кружат точно такие.
Мозги продолжали работать: «Доску на голову! До дома Джона – каких-то всего сорок ярдов. Бежать, бежать!».
По доске сверху ударили, крыло махнуло совсем у лица. Он сумел вильнуть в сторону, еще раз вильнул, чьи-то когти уцепились сзади в куртку, но соскочили, дверь впереди, а сверху плюхнулись на доску так, что удар прошел в голову, и сейчас достанут в лицо… надо скинуть доску… дверь, он внутри, захлопнул…
Они не влетели!
Только… в двух шагах перед ним бездыханное тело друга.
* * *
Миссис Смит услышала на кухне через закрытую дверь возню и звон.
Неужели кот, как в прошлом году, забрался через фрамугу?
Негодяй!
Шкаф рядом, и надо взять швабру!
Ну, негодяй!
Она распахнула дверь внутрь и с поднятой для атаки шваброй замерла на пороге.
Штук пять черных крылатых тварей подняли на нее длинные змеистые шеи. Три двигались по полу, а две хозяйничали на столе.
Зрелище было столь необычном, что не успело показаться ей страшным. А в следующий миг старая женщина пригнула голову, потому что, снявшись со стола, тварь устремилась ей прямо в лицо.
Она опять не испугалась, а просто выскочила назад в коридор, захлопнув за собой дверь. И даже возмутилась на врага, проникшего внутрь помещений.
– Эй, молодые люди! Вы что там валяетесь в прихожей?
На экране телевизора судья уже замер в центре круга перед двумя приготовившимися хоккеистами.
– Не обращай внимания, Майкл, садись в кресло. Это они решили поиграть в трупы – кто дольше продержится неподвижно.
– В трупы? Странная игра.
– Пусть себе на здоровье, главное – не мешают.
Миссис Смит заглянула в освещенную комнату и быстро отшагнула назад в коридор. Тварь в обзор не попалась.
Где в доме может еще быть открыта фрамуга?..
Нигде.
Но телефонный аппарат как раз там, где спряталась эта мерзость.
Удерживая глазами светлый проем, она почти пробежала в прихожую, надела пальто и шляпку с большими краями.
Гамильтон, отпустив профессора, обдумывал впечатления.
Он, разумеется, всего лишь психологически прессовал Хубарта, заявляя, что полиция легко установит его знакомства по женской линии – поди доберись до неизвестной персоны женского пола, которой Хубарт поручил позвонить, имитируя мужской голос.
Или не поручал?..
И не его спугнули в тот вечер, когда был убит изобретатель, а он спугнул находившегося в доме убийцу?
Раздумья прервал один из сотрудников.
– Сэр, на записи прослушивания биологов за сегодня нет ничего особенного, но в конце дня между Паркер и ее ассистентом произошло какое-то недоразумение. Хотите послушать сами?
– Лучше перескажи.
– Нетрудно, сэр. Паркер не могла найти какие-то их биологические материалы. Ассистент Джекоб сказал, что по ошибке положил их в холодильную камеру Хубарта, а тот ее запер, он раньше ушел с работы. Ну, Паркер вставила ассистенту за халатность.
Капитан неопределенно качнул головой в том смысле, что принял к сведению.
Двое мужчин не сразу обратили внимание на шевеления «трупов» за их спиной, потому что на площадке сразу пошел обмен атаками, и родному клубу чуть не вложили на первой минуте.
Но обошлось, и пауза на вбрасыванье дала секунды успокоения. Оба потянули к себе бутылки с пивом.
– Папаня, останови процесс, – глуховато прозвучал голос Джона.
Тот сделал большой глоток и, не поворачиваясь, сообщил:
– Через полчаса будете есть утку.
– Дядя Майкл, вы при оружии?
Сержант механически бросил взгляд на бедро.
– При оружии.
– Тогда пошли стрелять уток… тьфу, галок со змеиными головами.
Шайба полетела на лед, и два центровых почти что столкнулись лбами.
Сзади зазвучал еще один детский голос, и хозяин, показав им назад кулак, снова велел не мешать.
– Сэр, у меня любопытное сообщение.
– О чем, Дик?
– Вы приказали полазить по Интернету, посмотреть возможные пересечения Хубарта с убитым изобретателем.
– Да, помню.
На лице Терье появилось довольное выражение:
– Так вот…
В кабинет влетел дежурный.
– Странное сообщение, сэр! Звонила одна пожилая дама, у нее дома змеи с крыльями!
Неуверенный, что вполне понял, Гамильтон собрался переспросить, но поперхнулся, и сперва пришлось откашляться.
-… с чем змеи?
– Крылатые, сэр.
Не хотелось впускать подобное в голову – капитан, пытаясь скоординировать себя в новой системе, напряженно сдвинул к переносице брови – а в открытую дверь из дежурки по радиосвязи уже звучали беспокойные слова патрульного о том, что произошло нападение на молодую парочку, у парня сильно опухла рука, он невразумительно лепечет про птиц, девушка вообще без сознания.
Едва договорив, патрульный почти закричал – только что вдали улицы две птицы спикировали на женщину, и та упала.
Капитан преодолел стопор:
– Общая тревога! Команда по городу: людям закрыться в домах! Дик, мчись к той старушке!
Еще он приказал кроме личных стволов всем забрать карабины. Бить по любой цели в воздухе! И где Фолби, черт подери?!
– Ребята, вы точно нас не разыгрываете?
Джон сглотнул и повел головой, очкарик снова захотел упасть в обморок, но его удержали.
– Майкл, у меня тут в шкафу охотничья пятизарядка и три пачки патронов.
– Захвати. А ты, Джон, иди к телефону и звони в полицию.
Через десять секунд сержант, вылетев на улицу, в низком присяде уставил ствол в небо…
И ничего пока не увидел.
Сзади хозяин дома щелкнул предохранителем.
Чуть подождав, они продвинулись шагов десять вперед и оказались на уличном тротуаре.
Теперь в темном воздухе над соседним домом, действительно, удалось разглядеть нескольких птиц.
Трудная для пистолета мишень, но для дробовика нормальная.
– Хлопнуть по ним, Майкл?
Пустая, освещенная фонарями улица являла собой полный мир и покой, и сержант, засомневавшись, промедлил с ответом.
Он отвел взгляд от неба над соседским домом, чтобы оглядеть его в прочих местах, но дробовой выстрел грохнул у него за спиной, и сразу второй и третий. Сержант хотел повернуться, но в тот же миг увидел тень над собой.
Дик Терье и без того несся как угорелый, а услышав выстрелы у поворота на нужную улицу, почти не снял скорость и врезал задним правым колесом в бордюр – что-то подсказывало: время сейчас дороже всего остального.
Может быть, от этого удара с легкой досадой мелькнула мысль, что он не успел рассказать капитану про найденную в Интернете информацию, но мысль тут же исчезла, потому что ярдах в семидесяти впереди Дик увидел двух мужчин и опознал сержанта. Второй человек был с ружьем, и оба уставили стволы в небо.
Еще через две секунды он так двинул на тормоза, что почувствовал, как напрягся защитный ремень.
Дик отстегнул его и выскочил.
Стрельбы уже не было.
– Быстро прибыл, – проговорил сержант, продолжая держать вверх голову. – Джон, дозвонился?
– Какой Джон? Тут в соседнем доме напали на старую женщину!
– Вот эти?
Фолби, не отводя взгляд от неба, качнул головой в сторону, и только теперь Дик увидел на асфальте три тушки, и, кажется, еще две на газоне.
Одна трепыхалась – тонкая змеиная шея елозила по асфальту, слегка сжималась и резко затем вытягивалась, словно черный треугольник на ее конце пытался кого-то достать.
– Ну и дуй в соседний дом, а мы прикроем.
Джон вдруг выбежал из дверей с каким-то длинным предметом в руке, второй мальчик выглядывал от порога.
– Ты куда?! – гаркнули на него.
Над головой парня вдруг раскрылся большой черный зонт.
– Ге-ни-ально! – восхитился сержант. – Вот тебе, Дик, и прикрытие. А мы улицу будем чистить. – Он показал вверх пальцем: – Вон еще две. Джони, дуй под крышу.
Терье пробежал к соседнему дому и позвонил в дверь.
У него за спиной бухнули выстрели.
Дверь открылась, на пороге возникла пожилая дама в шляпе, пальто и со шваброй в руках. Терье пришла мысль, что он попал не по адресу.
– Э… вы делаете уборку, мэм?
Дама перевела взгляд с зонта на сухой, освещенный фонарями асфальт, снова посмотрела на зонт, и поняла первой:
– Ваш зонт – защитное средство, молодой человек. А моя швабра – атакующее. Пойдемте, они заперты в кухне. – И добавила, двинувшись вперед по коридору: – Если они не убрались назад через фрамугу. А одна проскочила в комнату, я ее там укокошила.
В хозяйке, кажется, не было и капли страха. Это ободрило Дика, который сказал сам себе, что ничуть не боится.
– Да, а стрелять, мэм? – они подошли к запертой двери. – Я могу причинить некоторый ущерб вашей кухне.
Старая леди на пару секунд задумалась.
– Сделаем так, молодой человек, – она еще раз что-то прикинула, – две, помнится, сидели на полу, другие – на столе. А там их теперь всего четыре. Стреляйте, в которые на полу.
Дик снял предохранитель.
– Готовы?
Не то чтобы на все сто, но он кивнул и повторил:
– В которые – на полу.
Черт возьми, всего лишь без четверти десять!
То непозднее время, когда люди догуливают по приятной тихой погоде, сидят еще в кафе-ресторанах, а молодежь обязательно кучкуется где-то в своих местах под открытым небом.
Гамильтон сразу понял – паники не избежать, но нужно всеми средствами ее минимизировать, а это почти тождественно минимизации жертв.
Поэтому он заставил себя спокойно думать, хотя больше всего хотелось выскочить из кресла и оказаться там, где люди.
Звонок на радио уже сделан.
Уолтер предупрежден, он едет в госпиталь, и туда сейчас будет вызван весь персонал, способный передвигаться на автомобилях.
Полицейское прикрытие к госпиталю уже отправлено.
Приказ загонять людей с улиц в любые ближайшие помещения отдан.
Просить помощь у федералов?..
На миг показалось, ветер из пустыни проник сюда в кабинет. С тем самым паленым запахом. Запахом смерти.
Многое представляется немыслимым и невозможным, когда смотришь со стороны. Иное дело, если это «невозможное» может случиться лично с тобой.
Оставляя полицейское управление, он дал строжайший приказ дежурному, коли будет звонок из центра, сообщать бодрым голосом: все нормально. Абсолютно нормально!
И еще успел услышать, что сержант Фолби ведет борьбу с птицами на южной периферии города.
«Вроде, туда же отправился Дик? Что-то он хотел сообщить, и похоже, важное… Про Хубарта?».
Гамильтон, однако, прервал ход мыслей – надо было позвонить жене и сказать, чтобы не высовывалась.
* * *
Сильно толкнув внутрь дверь, хозяйка заняла позицию рядом, готовясь отражать нападение с воздуха приподнятым концом швабры.
На полу Дик увидел не двух, а сразу трех.
Идеальные мишени, хотя легкий холодок все-таки побежал по спине от омерзительного сочетания птичьих тел с длинными змеиными шеями, вздернутыми людям навстречу.
Первые два выстрела почти слились, Дик заметил – оба сразили цели, но третья птица успела шарахнуться, и он, переместив мушку вслед, нажал на курок. Какая-то доля секунды требовалась для оценки итогов, совсем небольшая, только вдруг ее не хватило – у него подкосились ноги и исчезла координация! Дик хотел отыскать причину, но опять не успел, потому что сработало новое ощущение – острые когти карябали кожу на голове, пробуя уцепиться, крыло ударило в лоб и, вслед за этим, черная лента с мускулистой треугольной головкой закачалась в двух дюймах от его глаз… А вот, замерла, чтобы нанести прицельный удар.
Главные потери следовало ожидать в центре города, где в это время всегда хватает людей, и капитан вознамерился быстро домчаться туда, но на пути несколько раз попадались не ведавшие еще ни о чем люди, он резко тормозил и кричал, чтобы бежали в ближайший дом.
Со стороны центра Гамильтон, действительно, скоро услышал выстрелы. Сначала отдельные, они очень быстро перешли в плотную пальбу.
Не следовало в такой момент отвлекать патрульных, и сам он не вызывал никого по полицейской связи, но то, что никто ничего не докладывал, явно указывало – у его подчиненных нет сейчас лишних секунд.
Еще он услышал, что кроме громких выстрелов из центра города доносились и отдаленные – с периферии.
Появились бегущие люди, головы подняты к небу и опускаются, лишь чтобы быстро взглянуть под ноги.
А в этом парковом месте почти негде укрыться.
Мужчина снял с себя куртку, держит ее над женщиной, а у той на груди ребенок.
Капитан остановил машину, схватил с соседнего сиденья карабин и выскочил.
– Вы с ребенком, сюда! А ты, парень, садись за руль. Вези до ближайших помещений и возвращайся за новой партией.
В полицейскую машину, кажется, набилось сразу человек семь, Гамильтон уже несся, пересекая газоны, – до площади с кинотеатром и прочими заведениями оставались десятки ярдов.
Сколько прошло с момента первого сообщения о нападениях? Он тогда засек – без четверти десять. А сейчас… Гамильтон на бегу взглянул на часы – без десяти. Пять минут? Ему показалось, все двадцать.
Вот и площадь.
Очень трудно сразу понять, но главное он все же видит: людей почти нет, вернее, их видно за стеклами многочисленных здесь заведений. В воздухе полно птиц, в беспорядочном полете на небольшой высоте.
Сам он стоит под деревом, и не надо отсюда пока выбираться.
В семидесяти ярдах справа десяток полицейских движется спинами к кинотеатру, прикрывая остатки убегающих туда людей… Но несколько тел лежат на асфальте, и хотя посреди площади стоит, мигая огнями, фургон скорой помощи, помощь лежащим никто не оказывает.
Нет, не несколько тел – их не меньше десятка.
На другой стороне площади двое мужчин выскочили из дверей кафе к лежащей женщине, ярдах всего в десяти. Они уже рядом, один нагнулся… но оба вдруг ринулись назад. Гамильтон увидел, как у самой двери их едва не настигли метнувшиеся птицы.
Пихта своей плотной кроной хорошо прикрывает его, но этим, пожалуй, на данный момент исчерпывается все хорошее. О том, чтобы перебежать к своим, которые уже теснятся у дверей кинотеатра, не может быть речи. А самое скверное – пораженным людям не оказывается помощь.
Еще из одного кафе попробовали было высунуться, но почти тут же скрылись.
Мелькнула мысль, которую Гамильтон сразу оценил по верхнему баллу: «Пожарные! У них суперзащитные комбинезоны с автономным режимом дыхания».
Однако только капитан сунул руку к мобильному телефону, как вдали раздались ухающие звуки сирены – кто-то уже поднял пожарную часть. Слава богу! Для спасения пострадавших дорога каждая секунда. И там, возможно, не все пораженные ядом – могут быть с сердечными приступами, и просто прижавшиеся к земле от страха. Но лишь бы не шевелились, а то непременно станут объектом нападения гадов.
– Что, где?!.. А?!
Дик понял – он сидит.
И шарит по полу руками.
Пустыми.
Значит, выронил пистолет.
Поэтому шарит.
Он окончательно пришел в себя и вспомнил – что-то кинулось на него сверху.
В кухне не было никого, в полутора ярдах валялись три потерявшие форму птичьи тушки.
Спешно отыскивая глазами оружие, он не стал их рассматривать.
Где-то в доме раздался выстрел. Пистолетный. И Дик не успел встать на ноги, как раздался еще один.
Выскочив в коридор, он все же вскинул руки над головой и присел… в хорошо освещенном пространстве не было ни птиц, ни людей. Прихожая впереди, и две открытые двери в комнаты.
Дик очень кстати опустил руки и выпрямился, потому что из ближней комнаты вынырнула хозяйка с пистолетом в руке.
– Как вы, молодой человек? Эта тварь не успела вас тяпнуть?
Пистолет был аккурат направлен в грудь Дика, и тот деликатно указательным пальцем отвел его в сторону.
– Не успела, – сама же ответила храбрая дама, – я ей отменно врезала. Но подлая упорхнула в комнату, пришлось два раза стрелять.
– Благодарю вас, мэм, вы спасли мне жизнь.
– Не преувеличивайте, мы просто работали в паре. – Она протянула ему оружие. – Должна сказать, стреляли вы с отменной точностью.
Дик, смущенно поблагодарив, прошел за хозяйкой в кухню, и пока та закрывала фрамугу – «чтоб не налетели новые» – посмотрел вверх: там, над дверью, и далее вдоль стены шла открытая хозяйственная полочка.
«Интересно, тварь устроила им засаду или напала экспромтом?»
И словно угадав его вопрос, женщина показала пальцем на тушки:
– Похоже, они неглупые. Ведь змеи любят сидеть в засаде, не правда ли?
Дик, продолжавший чувствовать себя обязанным, предложил смести эту гадость в мешок, который он выкинет в ближайший мусорный бак.
– Моло-дой человек, – в голосе и взгляде почувствовалась крайняя снисходительность, – чучела этих тварей будут стоить столько, что мне хватит объехать весь мир.
Дику такое и в голову не пришло.
Даже стало обидно за свою непрактичность.
Однако меркантильные мысли сразу ушли, Дик вспомнил о товарищах, которые там на улице, возможно, бьются со стаей летучих гадов.
Прощаясь на ходу, он поспешил к дверям, задержался на секунду, чтобы дослать в ствол патрон… и услышал скрип тормозов.
А открыв дверь, увидел высунувшуюся из машины физиономию сержанта.
– Ты жив?! Присоединяйся!
Небо над головой было чистым, но все равно захотелось преодолеть эти десять ярдов как можно быстрее.
В салоне, кроме того мужчины с охотничьим карабином, на заднем сиденье расположились и оба мальчика.
Дик сразу вспомнил про забытый в доме зонт и попросился сбегать, однако был строго остановлен Джоном:
– Оставьте пустяки, сэр, нас ждут великие дела.
Сержант, полуобернувшись, уважительно качнул головой, и стало ясно, в пользу кого этот знак.
Торчать под деревом было и бесполезно, и очень небезопасно. Следовало выбираться. Тем более что он должен обеспечивать руководство общими действиями.
Положение полицейской группы, которая ретировалась в кинотеатр, выглядело совершенно нелепым, а что делают остальные полицейские и что происходит в других частях города – вообще неизвестно. Капитан с дурными предчувствиями набрал номер своего управления
Однако быстрый доклад дежурного немного его успокоил.
Оказалось, в целом по городу ситуация менее страшная.
Из северного сектора вообще нет сигналов о нападениях, на западе и востоке птицы летают в одиночку или мелкими стаями, там подверглись нападению около десяти человек – все они на частных машинах доставлены в госпиталь. В южной части сержант Фолби со своим соседом уничтожил дюжину тварей.
На площадь въехала пожарная машина, за ней вторая, а следом еще один фургон скорой помощи. Из-за этого Гамильтон не очень расслышал, зачем Фолби везет куда-то мальчишку Джона, но не стал переспрашивать – события на площади требовали внимания.
Пожарные повыскакивали из машин, и тут же стали объектами нападения птиц, чего следовало ожидать.
Люди в красных комбинезонах, небрежно отмахиваясь от порхающих гадов, приступили в быстром темпе к своему делу – появились носилки и защитные брезентовые простыни, чтобы накрыть людей, оба медицинских фургона, включив двигатели, медленно двинулись задним ходом для погрузки первых несчастных, и всей работы, казалось, тут будет на пару минут.
Внезапно ситуация изменилась, Гамильтон еще не разобрал, что именно изменилось, он сначала почувствовал. Почувствовал резко выросшим внутри беспокойством, опередившим способности наблюдения.
А через несколько секунд понял – атакующих птиц стало гораздо больше.
«Сколько их там вообще?»
Перед тем как укрыться под кроной, он видел почти все небо над площадью.
«Сотни две?.. Пожалуй, не меньше».
Гамильтон снова не успел понять – новая партия ринулась на людей сверху или твари начали действовать, организуясь в отдельные стаи? Несколько красных комбинезонов в миг покрылись темной бьющейся массой, которая принялась стремительно обрабатывать цель сверху донизу. Неестественно громкий звук сотен ударяющих в воздух крыльев вызвал страшноватое ощущение огромной стихии.
Красные комбинезоны пришли в замешательство. В считанные мгновения слаженная команда рассыпалась на отдельных людей, которые побросали все и теперь занимались только самозащитой.
Сквозь треск крыльев переливалась мелодия мобильного телефона.
Капитан приложил его к уху и, стараясь приостановить участившееся дыхание, ответил не сразу.
Повысив голос почти до крика, Фолби еще раз спросил, где именно он находится, а когда Гамильтон, наконец, отозвался, уже спокойнее доложил, что сбросил компанию у дома изобретателя и сейчас мчится к площади: «так где?»
Капитан велел медленно ехать вдоль деревьев с парковой стороны, он сам вскочит в машину.
Хотя сержант приказал как можно быстрее усадить маленького Джона за компьютер, недавний опыт общения с тварями требовал осторожности. Терье, оставив троих в прихожей, пробежал с пистолетом в руке по всем верхним помещениям.
Затем, уже вместе с отцом Джона, они зажгли свет внизу, проверили пространство полуподвала и заперты ли фрамуги.
Теперь только, вздохнув спокойно, можно было включать компьютер. Сержант сказал, компьютер настроен прямо на схему.
Выполняя приказ, Дик ни секунды не сомневался, что все мероприятие кончится ничем, что это лишь очередная, рассчитанная на авось, проказа мордатой шкоды, но когда Джон уселся у экрана с появившимися на нем непонятными обозначениями, почувствовал вдруг небольшое волнение.
Парень положил руку на «мышь» и уперся взглядом в экран.
Стрелка «мыши» пока никуда не двигалась.
Уже трое или четверо катались по асфальту, однако это почти не мешало проклятым увертливым тварям продолжать лепиться на их телах. В воздухе не было других звуков, кроме фантастического треска крыльев, человеческий слух, не знавший ничего подобного, тревожно сигналил в мозг, а зрение заявляло, что видит картину гибели, и все вместе начинало уводить сознание из-под контроля. К тому же вспомнились слова змеелова, что толстая кожа на сапогах не защищает от удара зубов гремучки, а значит, ядовитые иглы гадов могут пробить комбинезоны.
Еще кто-то упал, а там, облепленное птицами тело лежит без движения.
Капитан почувствовал, как разум начинает отступать, освобождая место чему-то чужому и страшному.
«Решение, необходимо принять решение. Думать!».
Приказ самому себе отрезвил. Гамильтон вдруг увидел полицейскую машину – совсем рядом, на медленном ходу она уже почти проехала мимо.
Что есть силы, он устремился к ней.
Пришлось чуть догонять.
Вот ручка передней дверцы, за рулем Фолби, уже вскинувший приветственно руку.
Гамильтон плюхнулся на сиденье и захлопнул дверцу.
Только как-то не до конца.
Он повернул голову.
В двух дюймах от его лица покачивался треугольник с черными, блестящими глазками.
Очень хотевшими достать то, что они видели.
Но также внезапно змеиная жизнь закончилась, Гамильтон успел отдернуть плечо, черная лента скользнула вниз и повисла мертвым куском.
Сержант выругался.
Осталось чуть приоткрыть дверцу, чтоб дрянь вывалилась наружу.
К удивлению Дика Терье после сосредоточенной паузы мальчишка начал действовать быстро и очень уверенно. Щелкнул стрелкой по центральному блоку, затем активировал левый верхний угол, снова прошел к центральному, и от него вниз. Дик отвлекся от экрана, потому что сзади, за спиной, раздались многообещающие звуки: что-то легко загудело, цокнуло, переключаясь, и гудение, изменив тембр, перешло на стабильный режим.
Джон еще куда-то нажал, и непонятная аппаратура ответила на это веселым чириканьем.
– Так-с, начинается главное, – произнесла рыжая голова. – Видите эти кружочки, сэр?
Теперь экран показывал какой-то увеличенный блок, внутри которого находились три пронумерованные кружка.
Дик ответил, что видит.
Стрелка сразу пошла на второй.
– При первом, – продолжил Джон, – питончика так заколбасило, что он чуть из шкуры не вылез, второй, как мне было сказано, уже смертельный, но ближнего действия. А третий – тотальный.
– Руби, сынок, сразу тотальный, – посоветовал папа Джона, – может, посмотрим хоть третий период матча.
Стрелка послушно ткнулась в кружок, тот загорелся красным, и Дик услышал, как сзади громко прострекотало. Оператор развернулся в кресле к публике и вполне довольно проговорил:
– Вот и все. За последствия, разумеется, не отвечаю.
Непонятная конструкция явно работала, но… Дик потер переносицу:
– А сколько времени она должна действовать?
– Пока гады не вымрут.
– Ну-да… А людям это не причинит ущерба?
– У нас есть индикатор, сэр, – Джон кивнул на очкарика.
И в ответ на дурную сообразительность пояснил:
– Он самый слабый. Значит, пока не начнет плохеть, нам не о чем беспокоиться.
* * *
Черт возьми, гибнут люди, а у них нет никакого решения!
Попытка отпугнуть тварей машиной не дала успеха. Фолби что-то говорит про мальчишку, который запомнил управление схемой, а у Гамильтона вертится только одно на уме – он не имеет права не информировать центр. Он не просто местный житель, а капитан федеральных органов. Скрывать катастрофу дальше уже нельзя… Стоп! Из этого начинает складываться решение. Да, совсем не такое и не там, где он раньше искал. Отдельным несчастным уже не поможешь – нужно спасать город. Нужно, чтоб максимальное число людей покинуло его в ближайшие полчаса. Минут пятнадцать можно еще молчать. И дальше, в следующие пятнадцать-двадцать минут, военные не сорганизуются для удара.
А почему они обязательно должны его нанести?..
Надеяться, конечно, надо на лучшее, но готовиться к самому худшему. Значит, эвакуация туда к блокпостам, и даже в пустыню, где уже провели профилактику. На личных автомобилях. И пустить вспомогательный транспорт по городу.
Капитан на секунду прервал ход мыслей, потому что проклятых тварей стало еще больше, одна бухнулась на капот и елозит по нему.
Не отвлекаться!
Надо звонить на радио – сейчас оно у всех включено – объявлять, чтобы люди покидали город с суточным питанием и водой.
Фолби, какого дьявола он дергает его за рукав и куда-то показывает?
– Майкл, не мешай, я понял, что нужно делать!
– Работает, гляди, работает!
– Кто работает?
Капитан раздраженно повел головой вслед за рукой сержанта, но ничего не увидел. Номер телефона, который он собрался набрать, вдруг выскочил из головы, это усилило раздражение, а Фолби продолжает мешать.
– Ну, что-о тебе?!
– Разуй глаза, они дохнут!
Над головой по крыше автомобиля послышались два удара.
А дрянь, что водила змеиной шеей с той стороны ветрового стекла, лежит дохлая на боку со скрученными под себя лапами.
По крыше снова ударило.
Да что по крыше, вон, они сыплются сверху темными пятнами, и на асфальте уже не один десяток.
Капитан присмотрелся… некоторые слегка кочевряжатся, а в большинстве – валяются просто как хлам.
Дик Терье поймал себя на том, что часто посматривает на очкарика, и это не очень прилично.
Оставшийся сидеть в кресле Джон не был, впрочем, так щепетилен и не скрывал своих пристальных наблюдений.
А вскоре спросил напрямую:
– Ты как?
Очкарик, который, явно, сам все время вслушивался в собственный организм, не определил своего самочувствия – его плечи неопределенно двинулись:
– Да вроде бы ничего.
– Позывов нет?
– Куда?
– Не куда, а рвотных и туалетных.
Его товарищ задумался… и, кажется, не обнаружил в себе ни того, ни другого.
Рыжая голова осталась довольна.
– Ты, папа, иди смотри телевизор.
И повернулась к Терье.
– А вы, сэр, чем без дела стоять, позвонили бы капитану и узнали, как там дела.
Это, и вправду, уже следовало сделать, Дик, растерявшись, пробормотал, что: «вот прямо сейчас».
Теперь точно не было квадратного ярда, свободного от хотя бы одной тушки околевшей гадины.
И к большой радости двух полицейских, люди в красных комбинезонах активно задвигались.
Слава богу, комбинезоны выдержали! Даже поднимаются те, что, накрытые птицами, попадали на асфальт.
Некоторые пожарные еще не пришли в себя, но добрая половина уже приступила к таким важным спасательным действиям.
Капитан подумал, что теперь можно чуть отложить доклад центру, так как необходимо представить объективную ситуацию по всему городу.
Фолби показал в сторону кинотеатра.
Несколько полицейских появились наружи, уставив в небо стволы и взгляды.
У капитана заработал телефон.
– Если Дик, – упреждающе проговорил Фолби, – скажи, установка пусть лучше продолжает работать.
Капитан согласно кивнул, но, включив прием, услышал, что говорит дежурный.
– Сэр, из гостиницы позвонил ассистент профессора Паркер. Только что обнаружили ее труп. Она задушена у себя в номере.
– Так же? – спросил Гамильтон, имея в виду первую смерть.
Дежурный понял и подтвердил.
– Что именно «так же»? – весело поинтересовался сержант.
Ехали на небольшой скорости.
Во-первых, следовало посмотреть обстановку, во-вторых – обсудить и суммировать все произошедшее.
На безлюдных улицах им кое-где попадались дохлые тушки, которые сержант брезгливо старался не задеть колесами. Еще встретилась их же патрульная машина, шедшая из северного района, и подтвердились сведения, что люди на севере вообще не подверглись нападениям.
А по второму пункту полицейские сразу сошлись в категорическом мнении: такая массовая мутация не является спонтанным природным эффектом – она искусственного происхождения. Даже если считать, что необходимый для нее «активный материал» достаточен в микродозах, несколько сотен таких микродоз сложатся во многие десятки граммов, которые нужно еще рассредоточить по большой территории. А реально – с учетом потерь – речь должна идти о, как минимум, килограмме распространенной активной заразы.
Гипотетически кто-то из жителей города мог некоторое время назад заполучить труп мутанта. Однако подозрение на такого преступника заставляло предположить, что он, в силу случайных обстоятельств, узнал о конструкции, способной уничтожать змееподобных, и ликвидировал ее изобретателя, а убийство профессора Паркер совершено вообще кем-нибудь третьим.
– Нет, Фрэнк, только один из биологов вызвал мутацию. Ты говоришь, Хубарт сообщил об изобретателе Паркер?
– Еще некоторые факты. Перед самым авралом мне доложили результаты прослушки: Джекоб перепутал холодильники и положил активные материалы к профессору Хубарту.
– Позволь, это не могло сработать так быстро.
– Я не спросил про детали прослушанного разговора. Возможно, материалы попали в холодильник несколько дней назад.
Сержанту пришла новая мысль:
– Черт побери, что если Паркер и Хубарт связаны с разными, конкурирующими между собой спецслужбами?
– Конкуренцию нельзя исключать и по корыстным мотивам. Мы ведь не знаем, какие деньги стоят за правообладанием подобными биологическими открытиями.
– Да уж точно – не маленькие.
Был еще один момент – возможность существования кого-то четвертого: биологи прибыли легально, а спецагент мог оказаться здесь незаметно и действовать самостоятельно или совместно с одним из ученых, причем как в честной игре, так и обманывая последнего.
Неприятный сценарий, Гамильтон решил его не озвучивать и даже постарался не задерживать сейчас в голове.
Когда они шли от автомобиля к гостинице, оба, не сговариваясь, не смотрели на небо, и кто-то из служащих, заметив такую уверенность, вышел навстречу.
Рассказ о случившемся оказался таким же коротким, как и доклад дежурного: ассистент Джекоб зашел к своей шефиссе и обнаружил ее за столом в кресле мертвой, с бороздой на шее.
Капитан спросил, где этот Джекоб, и услышал в ответ, что молодой человек у себя в номере.
– Позвоните ему, пусть подойдет. А профессор Хубарт тоже у себя в номере?
Администратор быстро направился к портье.
И утвердительно кивнул.
Затем еще раз кивнул, поняв по жесту, что профессора следует пригласить тоже.
В лифте, где кроме них не было никого, Фолби сделал признание:
– Я от гадских событий одеревенел. У нас второе убийство, рядом где-то отпетый мерзавец, а нет ни азарта, ни злобы.
Гамильтон сам уже поймал себя на таком же странном спокойствии.
Хотя почему странном? Только что они находились в кошмарном тупике, а когда нашелся в полном смысле чудесный выход, психика нажала на тормоза, не спрашивая разрешения у сознания.
Он и хотел произнести это вслух, но сказал вдруг совсем другое:
– А что если ублюдок попробует совершить вторую попытку?
– Поясни, Фрэнк, я не понял.
– Что если через несколько дней в городе объявятся новые мутанты?.. Или через несколько часов?
У сержанта расширились зрачки.
И следом побелели губы.
– Разорву на куски, только б добраться!
Гамильтон тоже обрел потерянный тонус.
Лифт открылся на выход, и вспомнилось, что пока у них только труп.
* * *
Дик не связался с капитаном, потому что у того было занято, и начал звонить дежурному по управлению. А сердце уже разгоралось на маленького рыжего шарлатана, из-за которого он должен сейчас спросить, не сработала ли установка, а в ответ услышать что-нибудь грубое или ехидное.
Тоже сперва было занято, но потом он прорвался и лишь только успел назвать себя, как дежурный радостно прокричал: «Сдохли! Околели проклятые!».
Ошеломленный таким результатом, Дик даже не почувствовал радости, и только спросил, что ему дальше делать.
Дежурный ответил – приказа на остановку не было, следовательно, все продолжает работать, а Дик остается там на контроле. И добавил личное мнение: «Черт их знает, вдруг назад оживут».
Надо было сообщить всем радостную новость.
И самому почувствовать, как все здорово обошлось!
Только все время тревожил тот маленький сбой с информацией, которую он не успел рассказать капитану, там, в управлении.
Если честно, Дик сам не знал, как относиться к этим выуженным из Интернета сведениям – совсем случайно им обнаруженным.
Вряд ли они имеют отношение к их ситуации.
Однако любые подозрения младший полицейский персонал обязан докладывать своему начальству, это в уставе записано.
Вот только звонить капитану сейчас, когда еще требуются многие срочные меры помощи людям, не очень правильно. И может показаться с его стороны легкомыслием.
Уже от лифта они увидели коридорного, приставленного к дверям злополучного номера, а когда приблизились, тот им во все зубы разулыбался. Неуместность таких радостей была, впрочем, вполне простительной – стоять одному в пустом коридоре у дверей, где недавно совершено убийство, не очень комфортно. Наверное, парню приходила в голову мысль: «а вдруг преступник вспомнит об оставленной улике и захочет вернуться», или что-то подобное.
Фолби учел психологическую ситуацию и не отказал себе в маленьком развлечении:
– Небось, не терпится взглянуть? – он кивнул на дверь и сграбастал молодого человека за плечи. – Ладно, пойдем.
В ответ раздались даже чуть визжащие звуки с тем общим смыслом, что у коридорного слишком много в гостинице дел. И Фолби отпустил бедолагу, предупредив, что снова такой случай может скоро и не представиться.
Гамильтон, сдержав смех, подумал – ведь оба они терпеть не могут цинизма в обычной жизни, но юмор и трагедия в их профессии порой странным образом сочетаются. И даже мелькнула еретическая идейка, что «Слово», которое было «Сначала», было очень смешным – похохотали и лишь затем приступили к делу.
В полутемном номере на столе у окна горела настольная лампа, и можно бы было подумать, что женщина за письменным столом, устав от работы, заснула, положив на руки голову. Уютно и ненадолго.
Сержант, зажег верхний свет, отчего сделалось очень ярко.
И после паузы, кивнув в сторону трупа, задал верный вопрос:
– А откуда стало известно, что она задушена тем же способом, что и изобретатель? – он подошел совсем близко. – Отсюда никакой борозды не видно.
– Борозда есть, я поднимал голову.
Гамильтон повернулся и увидел Джекоба. Как и в первый раз – в каких-то потертых джинсах, свитере и с растрепанными волосами.
Тот, оставшись стоять у двери, быстро проговорил:
– Извините, я услышал, кто-то еще был задушен?
«Неаккуратно вышло», – подумал капитан, а вслух произнес:
– Когда вы обнаружили труп?
Молодой человек посмотрел на часы:
– Могу сказать совершенно точно – это было двенадцать минут назад.
Гамильтон взглянул на свои, чтобы по ним зафиксировать время.
– И сразу позвонили в полицию?
Джекоб кивнул, но тут же поправился:
– Примерно через полторы минуты. Я вошел, сначала подумал – она заснула. Но это выглядело странно. Окликнул. Потом приблизился… – он замялся.
– Решили, что ей сделалось плохо? – помог сержант.
– Верно. А когда увидел стрингуляционную борозду, – он снова поискал слова, однако продолжил уже без чужой помощи, – да, немного испугался. Подумал, лучше спуститься на два этажа в свой номер и позвонить оттуда.
Капитан опять посмотрел на часы, получалось, Джекоб вошел сюда и увидел труп как раз в тот момент, когда заработала установка Джона, а сам Гамильтон еще складывал план эвакуации города.
Фолби, тем временем, с присущей ему деликатностью, спросил молодого ученого, за каким лешим он вообще явился в чужой номер в одиннадцатом часу.
– Как же, сэр, – вежливо заговорил тот, – администрация обзванивала номера, предупреждала о нападении монстров. Это ведь касается не только безопасности, но и непосредственно нашей работы. Я лишь понял, что произошла мутация птиц, требовалось, поэтому, обсудить ситуацию. Минут десять я дозванивался профессору Паркер, трубку не брали, вот и решил подняться.
Сержант уже отошел от стола и начал осматривать комнату, а Гамильтон, наоборот, приблизился.
Свалившаяся голова женщины попала на край журнала с записями.
– Взгляните, Джекоб, это что такое?
– Фиксация результатов наших экспериментов. Профессор забирала журнал с собой, чтобы обдумать, сделать очередные комментарии – нормальная работа руководителя, связанная с уточнением дальнейших действий.
– Информация такого рода относится к разряду профессиональных секретов?
На лице молодого человека появилось недоуменное выражения. Он, видимо, и не смотрел на свою работу под таким углом.
– Пожалуй, что да.
А немного подумав, уверенно тряхнул головой, и волосы по бокам чуть задержались в воздухе.
– Правильнее сказать, здесь все из разряда секретов.
Мысль об этом, не приходившая раньше в голову, явно теперь не хотела ее оставить, и он задумался, слегка поводя глазами из стороны в сторону.
Фолби, в качестве отчета о предварительных результатах осмотра, взглянул на Гамильтона и с понятным смыслом недовольно дернул плечами.
Капитан и сам видел: нет никаких следов борьбы, жертва даже не подозревала об угрозе. Следовательно, преступление мог совершить либо кто-то из гостиничной прислуги, к которой люди всегда испытывают абсолютное доверие, либо свои – Джекоб или…
В комнату вошел администратор, что встречал их у входа.
– Сэр, профессор Хубарт не берет телефонную трубку. Но ключи у него, и портье не заметил, чтобы он вечером покидал гостиницу.
– Может быть, просто телефон не работает. Вы к нему не зашли?
– Решил сначала сюда, а номер этажом выше, почти над нами.
Фолби направился к двери, показывая рукой, чтобы администратор шел впереди, и только они оба исчезли, как появилась прибывшая из управления группа для обыска, дактилоскопии и прочего. Капитан сразу показал Джекобу, что лучше им пойти в коридор.
Было заметно, что молодому человеку весьма не терпится подробней узнать про монстров, но на его вопрос капитан лишь коротко ответил, что завтра предоставит неограниченное количество экземпляров.
– Скажите-ка, Джекоб, профессор Хубарт имел в своем распоряжении активные биологические материалы?
– Потенциально способные возбуждать мутации?
– Да.
Парень слегка опустил голову, волосы по бокам съехали на худое лицо, голос прозвучал медленно и чуть виновато:
– Дело в том, что я допустил оплошность. Третьего дня еще выяснилось, активного материала у нас гораздо больше, чем реально требуется для опытных дозировок.
– Ну и что? – уже догадываясь, однако безразличным тоном, произнес капитан.
– Я по ошибке положил бокс с материалами в холодильник Хубарта и забыл про них на какое-то время.
– Много там было?
– Около пяти фунтов.
– Три дня назад, вы сказали?
– Даже почти четыре.
– Так-так, – все тем же маловнимательным тоном произнес капитан, – а что же Хубарт их не вернул?
Молодой человек неопределенно пожал плечами, но Гамильтон вдруг отвлекся – в десяти ярдах по коридору, из двери на лестницу, с поспешным видом появился сержант.
– Фрэнк, ты нужен, – он показал туда, в сторону лестницы.
Вид сержанта, и обращение при посторонних по имени насторожили, показалось даже, Фолби слегка растерян.
Капитан поблагодарил молодого ученого и попросил прийти для оформления показаний завтра утром в полицию.
– А как же мутанты, сэр?! – уже вдогонку спросил тот. – Я, возможно, могу быть полезен!
– Завтра, – обернувшись, произнес капитан, – сегодня ночью гражданским лицам нельзя выходить на улицу.
Он уже отдал этот приказ по дороге сюда, и его объявляли по радио. Помощь полиции будут оказывать лишь резервисты.
Фолби уже пошел вверх по лестнице, и Гамильтон догнал его только на площадке следующего этажа.
Тот тихо произнес:
– Фрэнк, у нас еще один труп.
* * *
К радости Терье скоро выяснилось, что установка, как и положено культурному техническому изделию, регулирует свой режим и, когда нужно, делает себе короткие перерывы. Это сняло было возникший у него вопрос о перегреве конструкции, выходе ее из строя и тому подобных неприятностях. На экране вспыхивала надпись «Режим покоя на три минуты» и наступала особенная тишина, потому что уши привыкали к небольшому фоновому шуму.
Папаша Джона еще по дороге заметил близкий продуктовый магазинчик, и минут в пять обернулся, заодно объяснив испуганной продавщице, что на улице безопасно и ей можно отправляться домой.
Теперь у них появились бутерброды и кола, а у отца Джона еще и пиво, с которым он собирался смотреть третий период. Игра шла на востоке. Хотя и здесь время не было поздним – стрелки показывали лишь половину одиннадцатого.
Дик со всеми вместе находился в приподнятом настроении. Только опять, вот, мелькнуло, что не переданная капитану информация может оказаться даже очень непустяковой.
Когда они входили в номер, потянуло прохладным воздухом.
И стало ясно почему – окно открыто.
Гамильтон тут же увидел на полу тело.
Он сразу понял, что это Хубарт, хотя опознать сейчас профессора было бы затруднительно. И смотреть на такое опухшее и перекошенное лицо неприятно даже ему, полицейскому.
Бледный администратор поглядывает вверх, очень стараясь, чтобы в его поле зрение не попадала нижняя часть комнаты.
Причина смерти слишком понятна – капитан насчитал семь тушек мутантов, успевших как следует поработать, прежде чем самим отправиться на тот свет.
Он снова взглянул на администратора.
– Послушайте, погуляйте по коридору, постарайтесь привести себя в норму. Хорошо?
– Я, пожалуй, зайду в бар.
– Правильная идея, – поддержал Фолби с возникшим в физиономии оттенком печали.
– Ну тогда, – капитан преодолел колебания, решив, что имеет право на нестандартные действия в особенных обстоятельствах, – принесите и нам виски с содовой.
– Конечно, сэр. Извините, я подумал, – администратор, оставив взгляд наверху, показал рукой в сторону трупа, – не стоит, чтобы информация о проникновении мутантов в номер разнеслась по гостинице, это может очень перепугать. А труп, попозже, легко вынести через грузовой лифт на черный ход.
Капитан согласно кивнул.
Как только человек вышел, Фолби показал на окно.
– Почему он его открыл?
И тут же продолжил:
– Окно не предусмотрено, чтоб постояльцы его открывали. Видишь, он открутил контрирующий винт. Ба, а это что?!.. Тут на подоконнике какая-то гадость.
Внимание капитана в это же самое время привлек другой предмет – небольшой, с округлыми краями металлический ящичек, типа тех, где медики хранят препараты или стерильный инструментарий.
– Глянь, Фрэнк, – позвал сержант.
Но тот, приподняв крышку ящичка, рассматривал содержимое.
– У тебя на подоконнике кусочки беловатого мяса?
– Да, очень похоже.
– Тот самый активный биологический материал, тут его еще пол медицинского бокса.
– Дьявол, он приманивал им монстров? Сначала запустил мутацию, а потом решил завладеть несколькими экземплярами?
– Несомненно.
Капитан, впрочем, тут же хмыкнул и выразил неуверенность:
– Однако ему ведь не требовалось создавать сотни гадов. А, Майкл?
– Слушай! – Сержант смотрел на Гамильтона, указывая при этом пальцем на подоконник. – Отсюда следует только одно, эта гадость крайне активна, она намного сильнее, чем предполагали сами специалисты.
– Тем более ее надо убрать. У тебя хватит мужества сложить все назад в ящик?
– За двойной виски!
– Ладно, отдам тебе свою порцию.
Хоть и в перчатках, Фолби с брезгливой гримасой принялся за работу.
А Гамильтон поспешил связаться с дежурным по управлению.
Он раньше уже отдал приказ собирать тушки мутантов, но теперь сделал крайне важное уточнение: пять экземпляров в герметической упаковке доставить на хранение Уолтеру, а остальное – сжечь все до перышка в одной большой яме за городом! Поливать горючим и жечь непременно до пепла!
Капитан едва закончил разговор, как появился администратор, и оказалось, не придется отдавать свою порцию виски, так как на принесенном подносе стояла полная бутылка. К ней еще прилагались орешки и тоник.
Обрадованный сержант проворно закрыл труп простыней.
Дик Терье в который раз выстраивал и анализировал факты, и логика опять принуждала сделать все тот же вывод: не в мутационной опасности человеку тут дело, опасность в тотальности ее распространения в животном мире, ради этой цели преступник убил человека, способного не просто уничтожить мутантов, а заблокировать саму мутацию.
Страшные возможности мутационных процессов заранее очень хорошо представляли себе военные, и значит – профессор Паркер.
Далее выстраивалась простая, но убедительная версия. Именно благодаря информации, которую он случайно выудил из Интернета.
Черт возьми, он должен скорее поговорить с капитаном, и пусть сержант Фолби и прочие смеются над его версией, если им это угодно.
Дик направился к лестнице, чтобы подняться в гостиную к телефону, но, громко топоча, вниз по ней устремился папаша Джона. По его лицу гуляло какое-то ошалевшее счастье.
– Радость-то, а! Наша взяла!
Дик подумал, что случилось нечто окончательно выводящее их город из-под угрозы, наверное, федералы прибыли к ним на подмогу.
– Радость-то!! – еще громче провозгласил вновь прибывший и даже всхлипнул. – Выиграли наши, на последней минуте забили! Дуриком.
* * *
Оба трупа поехали к Уолтеру в госпиталь на экспертизу, однако скорых результатов ждать не следовало, проблема сейчас прежде всего касалась живых, точнее тех, за чью жизнь там боролись.
Боролись, к счастью, вполне успешно. В критическом состоянии, как они узнали прибыв к себе в управление, находятся только четверо. Но и тут не все еще потеряно.
Еще доложили, что люди в центральной части города лишь частично разошлись по домам, около трети остались – сидят в заведениях, выпивают за освобождение от мутантов, к тому же «наши» выиграли у кого-то там на Востоке.
Формально Гамильтон не отменял приказ жителям находиться в своих домах, но Фолби посоветовал:
– Пусть торчат, не связывайся. Этот город даже войска северян обходили.
Действительно, что-то подобное было, а стремление к упрямству наблюдалось даже в любимой жене.
Приступили, поэтому, к главному – как обставить доклад центру о происшедшем.
Не то чтобы они с Фолби из осторожности не говорили вслух о недоверии центру, а так как-то оно само висело в воздухе.
Катастрофические ситуации имеют свою логику, спасение там, часто, не рассматривается на уровне отдельных людей, а иногда в счет не идут сотни и даже тысячи. Тут работает совсем другой гуманизм, и оба полицейских прекрасно об этом знали.
Предварительный обмен мнениями привел к твердому выводу: масштаб птичьих мутаций нужно, на всякий случай, занизить – говорить не о сотнях, а о многих десятках. Формально это даже не ложь, так как две-три сотни и есть «много десятков».
Здесь, впрочем, их прервал дежурный, сообщивший, что Дик Терье настоятельно требует связать его с капитаном.
Гамильтон в управлении всегда выключал личный мобильный телефон, поэтому удивительного в звонке через дежурного не было, но он слегка обеспокоился:
– Непорядки с установкой?
– Нет, говорит, у него какая-то важная версия.
Фолби громко фыркнул и повернулся к дежурному:
– Скажи – заждались. Только пусть напишет подробно и на мягкой бумаге.
– Майкл, мы забыли, у нас же там двое ребятишек.
– Да, и отец Джона.
– Ну, не сидеть же им ночью.
Капитан приказал отправить туда двух сотрудников, чтобы, во-первых, обучились у маленького Джона работать с установкой и, во-вторых, охраняли установку до утра. Она теперь – объект стратегической важности.
Можно было вернуться к докладу, и Гамильтону пришла очень хорошая, и очень своевременная мысль.
– Слушай, Майкл, необходимо представить дело так, что идея использовать установку – именно твоя идея. И более того, тебе принадлежит следственная разработка, в результате которой выявлен человек, знавший как действует система. В сущности, все это абсолютная правда.
Фолби потер сзади шею.
– Ну, в общем, да.
– Ты что, не понимаешь?.. У тебя отличная выслуга лет, плюс действия в чрезвычайной ситуации, спасшие многие жизни. Они просто не смогут не дать тебе лейтенанта.
– Я и так на жизнь не ропщу, – возразил сержант, впрочем, довольно вяло.
Снова прервал дежурный.
– Наш сотрудник, сэр, только что позвонил из госпиталя. Когда он забирал одежду покойного Хубарта, в одном из карманов оказался кусок синтетической упаковочной ленты, в точь подходящий по всем признакам под удавку.
Сообщение не удивило.
И только Гамильтон успел подумать о том, почему преступник не порезал ленту на куски и не выбросил в туалет, как Фолби бодрым тоном внес ясность:
– Вернулся после убийства в номер – ан, там уже птицы!
И в назидание обратился к дежурному:
– Не зря вас учу – нельзя делать сразу два важных дела.
Тот, впрочем, не обратив особенного внимания, продолжил:
– На лице, шее и кистях много следов от укусов, и есть ссадина на затылочной части, по-видимому, от падения.
Гамильтон кивком поблагодарил полицейского.
«Да, Хубарт слишком уж поспешил заполучить монстров. И явно не ожидал, что их может быть не один и не два…»
Дик Терье вперся в кабинет, когда капитан, стоя, докладывал что-то в телефонную трубку.
Сержант грозно показал Дику кулак.
Доклад, стало ясно, адресован высокому очень начальству.
Молодой полицейский прислушался…
Речь шла о мутантах, капитан уже отвечал на вопросы.
Терье извлек записную книжку, чиркнул несколько слов и, вырвав листок, быстро подошел и положил его на стол перед капитаном.
Со стороны сержанта раздался рычащий звук.
Правильно посчитав, что лучше туда не смотреть, Дик отошел к дверям и вытянулся по стойке смирно.
Капитан обратил внимание на листок – сейчас он заверял начальство в сохранности установки – взял листок и поднял к глазам, а Терье почувствовал, что у сержанта поднимается температура.
Капитан ответил еще на какой-то вопрос, отвел листок, а потом снова подвел к глазам – теперь легкое движение бровью показало, что смысл он окончательно понял.
– Да, сэр, преступник нам известен, но ради корректности прошу дать мне еще час для уточнения некоторых улик.
Терье, осмелев, взглянул на сержанта, а тот выкатил на него глаза, уже беззлобно и с удивлением.
Впрочем, они оба снова уставились на капитана, потому что прозвучало имя сержанта и слова о том, что этот блистательный офицер спас город.
А затем капитан произнес:
– Да, вам виднее, сэр, возможно не только город… приготовить характеристику и представление, понял, сэр.
Он еще раз поблагодарил, а через несколько секунд, шумно выдохнув, положил трубку, вышел из-за стола, и у них с сержантом произошла радостная процедура обнимания.
– Поздравляю, господин лейтенант! – произнес обо всем догадавшийся Дик.
– Не сглазь! – Фолби, улыбаясь во все лицо, поднял указательный палец, однако уже через секунду стал очень серьезным. – Слушайте, что там за чепуха с убийцей?! Убийца – Хубарт.
– В крайнем случае, через час мы так и доложим, – примирительно произнес капитан, – однако у Дика другая версия.
– Так точно, – подтвердил Терье, – у меня есть информация, способная указать на подлинного убийцу изобретателя.
Фолби вернулся в свое кресло и оттуда снисходительным тоном проговорил:
– Ты отстал от жизни, дорогой. Хубарт убил не только изобретателя, но и Паркер. И у нас есть тому вещественные доказательства.
– Паркер убита?
– Тем же способом.
– Подождите, – молодой полицейский даже выставил вперед ладони, словно на него двигалось нечто угрожающее. – Хубарт ведь не признает себя убийцей?
Сержанту это даже понравилось:
– Покойничек от признательных показаний пока воздерживается.
Дик, с полуоткрытым ртом и вытянувшейся вперед шеей, вызвал у Гамильтона сочувствие:
– Видишь ли, профессор очень хотел завладеть живыми мутантами. Сначала, как ты знаешь, поставил в пустыне у дороги ловушку. Потом решил вызвать мутацию искусственно. Но поплатился за это, когда открыл окно и начал приманивать тварей.
– За что боролся, на то и напоролся, – подвел черту Фолби.
Терье в той же неуклюжей позе помотал головой, и сержант добросердечно его успокоил:
– Не расстраивайся, преступлений и версий по ним будет в твоей жизни еще предостаточно.
– Нет, сэр.
– Что «нет», ты веришь в исправление человечества?
– Это не Хубарт.
– А-а, ты просто хочешь испортить нам настроение, да? Помешать радоваться триумфу?
Парень собрался обидчиво протестовать, но в дело вмешался Гамильтон:
– Хорошо-хорошо, рассказывай. Только учти, у тебя всего пятьдесят три минуты.
– Мне хватит и даже десяти.
Капитан кивнул.
Терье набрал в легкие воздух собираясь начать, но приостановился и посмотрел на сержанта:
– Только вы, сэр, пожалуйста, не смейтесь и не перебивайте меня на каждом слове.
Фолби изобразил внимание и серьезность.
– Я начну не с информации, а с некоторых выведенных мною логических заключений, чему способствовало и мое сегодняшнее пребывание в доме изобретателя. – Дик осторожно взглянул на лица и, не обнаружив ухмылок или иронии, ободрился. – Итак, находясь внизу, я обозревал обширную лабораторию и анализировал известные мне факты. Факт первый: Хубарт хотел завладеть живым монстром, а по возможности, несколькими их экземплярами. Факт второй: покойный изобретатель способен был помешать Хубарту, заблокировав мутационный процесс. Поработаем с двумя данными фактами и тем обстоятельством, на которое я сразу указал – обширное лабораторное помещение.
Нельзя сказать, чтобы офицеры заинтересовались, но, хорошо уже, не мешали, поэтому Дик энергично продолжил:
– Да, изобретатель мог помешать, однако способность помешать и желание помешать – совсем разные вещи. Ведь прежде всего изобретателя интересовало завершение эксперимента и, вместе с этим, научные контакты, полезные чтобы продвинуть свое изобретение. Поэтому между ним и Хубартом скорее просматривается партнерство. В удобном помещении Хубарт мог, без оглядки на своих коллег, проводить эксперименты по искусственной мутации, а изобретатель – проверять на них свою установку.
– Извини, Дик, – вежливо прервал капитан, – здесь маленькая нестыковка. Ты начал с заявления о необходимых Хубарту живых мутантах, а установка совершает с ними прямо обратное.
– Вы правы, сэр, но не совсем. Живыми они должны быть первоначально, то есть состоявшимися, действующими. А вот изучать их ткани, клетки и прочее лучше у трупов.
В выражении лица капитана прочиталось не столько согласие, сколько нежелание возражать.
– А вот чего Хубарту, как и любому на его месте, наверняка меньше всего хотелось, так это массовых мутаций, когда из обладателя уникальных биологических материалов он превращался бы в одного из очень многих. И уж конечно экземпляры, попав в лаборатории ЦРУ и военных, были бы там изучены гораздо быстрее, чем каким-нибудь одиночкой.
Терье, стараясь не прерываться, кинул взгляд на слушателей и снова не обнаружил в их лицах особенного интереса.
– Еще одно важное обстоятельство. Если в тот последний для изобретателя вечер у него был Хубарт, кто мог спугнуть его так, что он не уничтожил до конца схему?… Маленький Джон, познакомившись с хозяином дома, узнал от него, что тот совершенно одинокий человек. Соседи по улице, которых мы опрашивали, сообщили, он с ними практически не общался. Все выглядит, следовательно, так, что именно Хубарт спугнул в тот вечер кого-то другого. То есть убийцу, который ушел через одно из боковых окон. Я проверял, они легко поднимаются вверх, потом задвигаются вниз и сами захлопываются на внутреннюю защелку.
Возникла пауза.
Фолби воспринял ее как окончание аргументов.
– Знаешь что, это выглядит, как типичная адвокатская речь, когда единственный способ спасти обвиняемого – поколебать присяжных.
– Э… объясните, пожалуйста, сэр.
– А очень просто. По всякому доводу прокуратуры выдвигаются контрсоображения с тем смыслом, что в каждом случае могло быть не так или не совсем так. То есть адвокат показывает – все улики имеют не стопроцентную вероятность. А дальше срабатывает простая арифметика. Допустим, что у прокуратуры шесть серьезных улик и каждая убедительна на девяносто процентов. Сам понимаешь, это очень сильный пакет доказательств. Однако перемножь эти вероятности, и получится всего пятьдесят процентов. В результате растерянные присяжные боятся осудить негодяя.
Капитан поддержал сержанта:
– Да, Дик, в тяжелых для преступника случаях ловкость адвоката именно и состоит в том, чтобы хоть чуть-чуть расшатать каждую улику.
– Хе-хе! – Фолби ехидно уставился на молодого полицейского. – Вот и шел бы ты… – само собой ожидалось, что в адвокаты, – и принес нам кофе.
– Слушаюсь, сэр, только еще два слова. Этот ассистент Джекоб – по матери иорданец. А фамилия мамаши странным образом совпадает с фамилией одного из лидеров «Братьев Ислама», который находится в черном списке израильтян.
Терье потянул на себя ручку двери, и уже ступив за нее, услышал два встревоженных голоса – оба спрашивали: «куда?!».
– За ко-офе, – подчеркивая интонацией неприличность прислужнического задания, произнес Дик.
Еще он мстительно решил про себя, что не будет очень спешить.
Впрочем, не торчать же специально в коридоре у кофейного автомата.
Терье еще перебросился несколькими фразами с дежурным и толкнул дверь назад в кабинет.
– Вот пусть Дик и сыграет, – произнес сержант, по-видимому, вслед состоявшегося тут уже разговора.
А капитан внимательно на него посмотрел, словно они не были до того знакомы.
Конечно, очень захотелось спросить, о чем именно идет речь, но Дик в последний момент сдержался, поставил чашки на стол и сделал два шага обратно к двери.
Теперь оба уставились на него, и капитан произнес:
– Мы не можем предъявить ни одной улики этому парню. А проверить его надо, хотя конечно, совпадение фамилий еще ничего не значит.
– Она не из числа распространенных, простите, что перебил, сэр.
Капитан кивнул и снова заговорил:
– К твоим соображениям добавляется еще кое-что. Хубарт, который вроде бы действовал во всем остальном очень ловко, вдруг так нелепо погиб в собственном номере.
– Это как-то подстроено, сэр.
– Не как-то, – вмешался сержант, – у него обнаружена ссадина на затылочной части. Так что, вероятно, сначала был удар по голове, потом ему открыли окно и положили приманку.
Капитан, требуя внимания, поднял руку:
– Возможно, ничего этого не было и убийцей является Хубарт. Однако проверить Джекоба следует. Сейчас я его вызову под благовидным предлогом. А ты Дик, как он появится, через две минуты войдешь в кабинет и скажешь: «Судя по всему, напавшие на Хубарта монстры раньше потратили свой яд на кого-то другого. Доктор Уолтер сказал, Хубарт останется жить». Ну-ка, давай прорепетируем.
* * *
Администратор чувствовал себя гораздо спокойнее после выпитого с полицейскими виски, и не менее – от увезенных из гостиницы трупов. К тому же, в очередном радиосообщении порадовали тем, что город уже в неопасности и скоро в него прибудут подразделения федеральных сил.
Стрелки часов приближались к полночи, но в ресторане еще находились многие взбудораженные событиями постояльцы. Со стороны отдельных делались попытки выйти, чтобы прокатиться на машине по городу, однако администратор каждый раз вежливо этому препятствовал, ссылаясь на приказ капитана.
Вот опять кто-то направился к выходу.
– Сэр, двери на запоре! Извините, мы, как все городские организации, обязаны выполнять приказ полиции.
Он тут же узнал постояльца – того самого парня, который помогал полицейским.
– Я туда и еду. – На усталом лице молодого человека появилась извиняющаяся улыбка. – Просят помочь в выяснении еще каких-то деталей.
Администратор вдруг ощутил себя виноватым за чувство успокоения, малодушно выпитый виски, и как-то сразу за все: погибли ведь двое ученых – коллеги этого несчастного малого, несомненно, есть и пострадавшие в городе, а он мелочно радуется своему благополучию.
«Стыдно!» – сказал он себе.
И даже вышел проводить молодого человека на крыльцо.
Дик в четвертый раз возник в кабинете и продекламировал текст. Капитан в четвертый раз сделал обрадованное лицо и спросил – «Когда Хубарт придет в сознание?». И снова узнал, что «часа через два», но что доктор Уолтер предупредил: «свидание должно быть очень коротким».
– Теперь нормально! – заключил Фолби. – Кабы не видел труп, и сам бы поверил.
Капитан подвинул к себе телефон, раскрыл книжку и, заглядывая в нее, стал набирать номер. Одновременно он показал на чашку кофе с тем смыслом, что не хочет пить и предлагает это сделать Терье. Тот решил не отказываться.
Сержант тоже взял свою чашку, и кофейное занятие обоих несколько отвлекло.
Однако скоро они заметили недоуменное выражение на лице капитана. Тот слегка отвел трубку от уха, и в тишине раздавались длинные безответные гудки.
– Может быть, спать лег? – предположил Дик.
Фолби посмотрел на стенные часы, на которых еще не было двенадцати, и выдвинул свою версию:
– Или пошел махнуть чего-нибудь в баре.
Капитану почему-то не понравились обе, он снова начал набирать номер с некоторой поспешностью в движениях.
И на этот раз почти тут же заговорил.
Стало ясно – с кем-то из служащих.
Кофе, успевший разумно остыть, был вкусным, Дик хотел сделать еще глоток, но не сделал, глаза капитана очень неприятно сощурились, а голос прозвучал громко и резко:
– Еще раз повторите его слова!
Сержант тоже насторожился.
Капитан быстро поднялся из кресла, его голос стал еще громче:
– Именно так?! Мы его вызвали?!
И не сказав больше ничего, бросил трубку.
Дик сразу вычислил – оно само вытекало из разговора – Джекоб ушел из гостиницы, сообщив администрации, что вызван в полицию, куда его, в действительности, пока никто не вызывал.
Но нет, чего-то он, все же, не вычислил, потому что стоит в кабинете один, капитан что-то кричит в дежурной комнате, а сержант ринулся вон из нее, значит – наружу к автомобилю.
Гамильтон прекрасно знал все городские расстояния, и сходу рассчитал время: семь минут назад – администратор посмотрел на часы – Джекоб отъехал на своем автомобиле от гостиницы, этого достаточно, чтобы добраться до дома изобретателя. Оставалась только надежда – дабы не вызвать подозрение патрульных полицейских машин, он не станет очень спешить. И это надежда должна была решиться сейчас, когда дежурный вызывал находившихся в доме полицейских. К которым можно было легко приблизиться и расстрелять в упор.
– Есть связь, сэр!
Хватая трубку, Гамильтон не словом, а чувственным движеньем внутри себя, поблагодарил Бога.
– Закрыться в доме! Огонь по любому гражданскому, который захочет проникнуть!
– Да, сэр, – озадаченно прозвучало в ответ, – сейчас позову напарника, он на крыльце.
Гамильтон собрался перевести дух, но тут же услышал:
– Сэр, стреляют…
Дик едва успел впрыгнуть в машину, которую уже завел капитан, и в этот самый момент все окончательно понял:
– Он хочет уничтожить установку, да сэр?
Тот кивнул, и их обоих сильно дернуло назад от рывка.
Езды здесь было немного, и скоро начнутся короткие участки с поворотами, где, Гамильтон отметил себе, очень желательно не перевернуться. Установка, за которую он, что называется, отвечал головой, сейчас волновала лишь во вторую очередь. Выстрелы! Они были сделаны по его сотруднику. Скорая помощь уже вызвана дежурным, но кто знает, куда угодили пули. Слава богу, он успел предупредить второго полицейского. Да, не наткнись Дик в Интернете на ту самую информацию, преступник спокойно бы прикончил обоих и уничтожил бы установку. Но почему этот фанатик физически не уничтожил установку тогда в день убийства?
После дистанции в триста ярдов они прошли первый поворот, дальше надо поосторожнее – он чуть сбавил скорость.
Впрочем, тогда ведь у дверей стоял Хубарт, а Джекоб не мог позволить себе попасться пока не выполнена главная задача – запуск тотальной мутации. Поэтому, как правильно угадал Дик, он и ушел через окно. И с досадой вспомнилось – когда Хубарт сообщил, что в доме вдруг погасили свет, эта деталь смахивала на неуклюжую выдумку. А ведь можно было предположить, что кто-то не хотел попасть под освещение окон.
– Внимание, сэр!
Гамильтон понял, что зазевался.
Однако справился.
По всем расчетам Фолби должен уже прибывать к месту.
В подтверждение рация чирикнула, и они услышали голос сержанта:
– Вижу дом и человека у дверей… человек с оружием… он исчез за углом дома… не вижу его автомобиля…
Администратор сказал, что парень отъехал на красном форде, и команда патрульным о задержании красного форда уже была отдана, но полицейские машины сейчас разъехались по разным частям города с задачей выявления и помощи пострадавшим.
– Подъехал к дому, вижу тело! – снова прозвучал голос сержанта. – Это кто-то из наших ребят!
– «Скорая» едет, займись преследованием!
Они сами уже совсем близко, сейчас пройдут поворот, и останется еще только один.
– Дик, смотри в оба. Красный форд где-то рядом.
Терье выхватил из кобуры оружие.
– Стрелять по шинам, сэр?
Капитан, одолевая поворот, с напряженьем кивнул.
Оставалось сто ярдов, чтобы выехать на ту самую улицу. Но где-то на середине мелькнул силуэт автомобиля, и Гамильтон очень вовремя двинул на тормоза еще не увидев, а только почувствовав, что за ним движется что-то еще.
Рядом Терье сильно выдохнул, сумев передать этим коротким звуком счастливый исход.
Да, если б не шестое чувство, они бы сейчас оборвали жизнь Фолби да и, скорей всего, свою собственную.
Рация снова чирикнула:
– Это вы сзади?
– Мы, – подтвердил Гамильтон.
Все три машины шли сейчас прямо по направлению к окраине города. Точнее, к той последней улице, за которой после заградительной сетки начиналось шоссе.
– Стрельнуть по шинам? – спросил сержант.
– Опасно, Майкл.
Огромная скорость и узкие пространства периферийного района могли привести попросту к тому, что автомобиль врежется в коттедж.
– Да, опасно, – согласился сержант. – Но здесь мы его не зажмем, за город уйдет, на шоссе.
Вдали показался промежуток той самой перпендикулярной к ним последней улицы города. Посты на двух выездах с нее на шоссе по понятным причинам сейчас отсутствовали.
Гамильтон уже невольно отметил высокий водительский класс преступника, и это подтвердилось тем, как впереди красный форд лихо ушел в правый поворот, Фолби даже чуть проиграл ему.
А Гамильтон, резко сбавив скорость, спокойно повернул налево.
– Куда, сэр?! – изумился Терье.
Ответ он услышал из обращения капитана к сержанту:
– Майкл, я двигаюсь на другой выезд. Твоя задача – погнать его на меня.
– Не уйдет, педростёнок! – пообещал тот.
Выдалась спокойная минута, когда можно было получить от дежурного информацию.
И начало оказалось хорошим – второй полицейский успел вступить в перестрелку с преступником, не пострадал сам и уберег установку. Однако вот, состояние раненного сотрудника очень плохое, врачи сказали: «не гарантируют».
Гамильтон, сознавая бессмысленность апелляций к прошлому, все же подумал с горечью о тех нескольких секундах, которых не хватило для защиты человеческой жизни. И как ответная реакция, внутри загорелась ненависть и желание поскорее увидеть врага.
Впереди, в фонарном огне, показалась стрелка на выезд из города.
А те, в трех милях отсюда, наверняка уже добралась до шоссе, где полицейский автомобиль способен использовать преимущества в скорости. Для Фолби сейчас напряженный момент погони, не следовало бы тревожить, но у преступника есть оружие.
– Как там, Майкл? Слышишь меня?
– Приблизился и начинаю обгон, – очень жесткие нотки слышались в каждом слове.
Оказавшись на шоссе, Гамильтон двинулся дальше на небольшой скорости, так как сойтись следовало именно в пределах городского участка. Здесь труднее всего уйти вбок от шоссе – с городской стороны протянулась сетка под током, а со стороны пустыни мешал грунтовый накат, сделанный недавно по его приказу, той именно высоты, которая неодолима для легковушки.
Внезапно в рации раздались громкие непонятные звуки.
Потом очень крепкое выражение, и вслед за ним возмущенный голос сержанта:
– Стреляет в меня, педропат!
– Уйди на дистанцию! – скомандовал капитан.
Ответа он не услышал.
Зато отчетливо услышал три выстрела… еще два…
По громкому звуку не оставалось сомнений – эти выстрелы шли из кабины полицейской машины.
А через несколько секунд раздался довольный смешок.
– Что происходит, Майкл?!
– Обогнал, когда расстреливал ему стекла. И похоже, у него кончились патроны. Начинаю блокировать и тормозить.
Гамильтон знал, как мастерски это проделывает Фолби, поэтому не удивился быстрому результату – прошло с полминуты, и сержант доложил: форд развернулся и бросился назад наутек.
До встречи теперь оставалась пара минут.
Следовало высадить Дика, так как понадобится весь правый борт автомобиля, а что преступник станет биться до конца, Гамильтон нисколько не сомневался.
– Сэр, я ведь могу пересесть назад на левую сторону!
– Ты спрячешься за ближайшим столбом, вот что ты сделаешь.
Зазвучали быстрые слова сержанта:
– Вижу вас, вижу!
– Убирайся, Дик!
Безопаснее было, конечно, развернуться на сто восемьдесят градусов и, набрав скорость, начать притормаживать беглеца, запирая его с двух концов. Безопаснее для Гамильтона, но не безопаснее для города, куда преступник получал возможность шмыгнуть.
Однако сержант, несомненно, имел в виду первый план.
– Начинай понемногу разгоняться, Фрэнк. Давай, пора!
– Буду блокировать.
Автомобиль уже стоял боком.
– Нельзя, Фрэнк, он пойдет на таран!
– Буду немного смещаться к сетке.
– Как?.. А, понял-понял!
Гамильтон, повернув голову, разглядел два пятна, которые быстро обретали автомобильные контуры, и подумал, что нужно подставлять заднее колесо, но не допустить удар в середину – иначе ему действительно несдобровать. Он еще увидел у ближайшего столба Дика, который переминался от волнения с ноги на ногу.
Машина с капитаном находилась чуть впереди, а дальше, под светом фонарей, уже отлично были видны два несущихся автомобиля – скорость, с неприятным чувством отметил Дик, заметно превосходит сто миль.
Капитан, короткими рывками начал раскатывать машину.
Неужели преступник пойдет на таран?
Похоже.
Они совсем близко!
Они – потому что сержант немыслимым рывком сравнялся с красным фордом.
Сейчас обе машины врежутся – у капитана нет шансов!
Дик хотел закрыть глаза, чтоб не видеть этого ужаса, но пока он хотел, сержантская машина долбанула форд, а капитан – вот умница! – успел убрать хвост, и наезжавшие проскочили мимо. Дик повернулся вслед и увидел, как сержантская машина еще добавила красному и, от второго удара, тот, окончательно выскочив за бордюр, полетел прямо на сетку.
На сетку, где ток!
Дик невольно зажмурился – стало сильно искрить, этот искрящийся хвост быстро потянулся дальше и дальше. Он еще заметил, что машина сержанта резко сбросила скорость, и успел подумать, что взрыва бензобака красному форду не миновать…
А через три минуты автомобильным огнетушителем Терье гасил пожар вместе с двумя другими, подъехавшими на помощь, полицейскими.
Гасили сам огонь – спасать, разумеется, уже было некого.
Сержант Фолби некоторое время поглядывал, уперев руки в боки, а затем поделился чувствами:
– Жалко, аж плакать хочется!
Его руки выразительно отошли от боков в стороны:
– Но что было делать, если он хотел убить нашего капитана? Я и саданул разок… Что ты сказал, Дик?
– Э-э – тот начал еще усердней работать огнетушителем, в котором как раз закончилась пена.
– Ну, громче.
– Так точно, сэр.
* * *
В городе с утра хозяйничали федералы, объявился в полковничьем звании комендант, а по улицам разъезжали джипы с малоподвижными в них солдатами.
Капитан получил официальную благодарность и сообщение, что приказ на присвоение сержанту Фолби лейтенантского звания уже подписан. Но главное – их раненого товарища сумели удачно прооперировать, и по прошествии двенадцати часов угроза его жизни отпала.
Хороших причин, таким образом, сложилось вместе достаточно, чтобы предупредить Энн – за ланчом они не будут себе ни в чем отказывать.
Взяли, разумеется, и Терье, на которого Гамильтон представил раппорт как на отличившегося особо.
– Сэр, – вспомнил Дик, когда они отъехали от управления, – а ведь маленькому Джону, хоть он и гражданский человек, могут за оказанную нам помощь дать награду.
– Точно! – поддержал Фолби. – А то превратили ребенка в городского злодея.
Гамильтон сразу же согласился – он успеет еще сегодня сделать на мальчика отдельное представление.
Энн зачем-то его попросила сначала подъехать к главному входу в супермаркет, и в ее голосе прозвучала загадочность, побуждавшая к мысли о каком-то сюрпризе. И странно, радостно сообщила, что они с папой купили совсем дешево тысячу акров в пустыне. Зачем бы?..
Даже погода сопутствовала хорошему настроению – воздух под синим небом был абсолютно спокоен, и смешавшие зелень и желтизну деревья, казалось, ощущают себя в нем безмятежно счастливыми, приглашая почувствовать то же самое человека.
– Эй! – Фолби внезапно насторожился и ткнул вперед пальцем. – Глядите, там что-то происходит.
– Думаю, ничего страшного, Майкл.
Гамильтон уже заметил на площадке у супермаркета свою жену, там же находился его тесть мистер Тьюберг, несколько, хорошо различимых по фирменной одежде, служащих, изрядное число любопытствующих… ба, и легкий на помине Джон с приятелями.
Кажется, дожидались именно их присутствия, потому что когда полицейские вышли из машины и приблизились, мистер Тьюберг, оказавшись вдруг на какой-то подставке, поднятой рукой попросил у собравшихся тишины.
И начал речь.
– Дорогие сограждане! В эти трудные дни, дни страшных событий и не менее ужасных переживаний, – он чуть скосил голову и сделал кивок назад в сторону супермаркета, – наш дружный коллектив делал все возможное, чтобы никто и ни в чем не нуждался. И заверяю вас, какие бы еще испытания ни свалились на этот город, вы будете всегда чувствовать себя здесь лучше, чем дома!
Все начали аплодировать.
– Папа, ты не по теме.
– Не мешай, Энн, я помню.
Мистер Тьюберг поклонился в разные стороны и стал продолжать.
– Как всюду и везде, среди героев есть самые первые. И среди вас, мои героические сограждане, есть такой человек, – он посмотрел на Джона, – давно, кстати сказать, известный всем нашим сотрудникам, – в лице подростка явилась настороженность. – Вот он, наш славный, остановивший монстров герой!
В руках Джона оказался красивый букет.
Тот взглянул на цветы, понюхал и изобразил растроганность.
– Главная благодарность герою – память! – провозгласил мистер Тьюберг.
Гамильтон увидел, как свет в глазах мальчугана потух, будто выключили рубильник.
– Но мы решили, – продолжил докладчик, – что скромный подарок тоже не помешает.
Вслед за его рукой все посмотрели в сторону центрального входа – оттуда двое служащих уже выкатили шикарный, цвета «электро», японский мотоцикл.
Как и бывает в особых случаях жизни, сначала все затихло на мгновение, а затем…
Аплодисменты звучали громче и длиннее первых, слышались частые возгласы: «Молодец, Джон!» и «Ур-ра!».
Мистер Тьюберг показал Гамильтону знаками, что виновнику торжества надо дать ответное слово.
Они с Фолби тут же подхватили мальчика с двух сторон и поставили на трибуну перед народом, которого натекло уже много.
Все быстро притихли.
– Друзья! – начал Джон. – Я не готовил речь…
Он чуть замялся.
– А ты стихами! – предложили из толпы.
И тотчас многие голоса повторили эти слова, а громче и пронзительнее всех закричал очкарик.
Джип с солдатами остановился сзади толпы, чтобы тоже послушать.
Голова поэта слегка наклонилась и в лице возникла задумчивость.
Люди поняли, что присутствуют при акте творения.
Быстро стали затихать голоса…
Сделалось совсем тихо и торжественно.
Еще и оттого, что по бокам героя, вытянувшись, стояли два офицера полиции.
Поэт-победитель гордым движением вскинул голову:
– Отставить покой! Ведь зд;рово
Всем гадам, живущим на свете,
Хвосты отрывать и головы
Пускай нам в лицо дует ветер!