Об этом сне знал и Ирбрус, я видел, что у подушки мамы этой ночью появилось розовое светящееся пятнышко, крохотное и юркое. Оно летало вокруг маминого изголовья и становилось всё более ярким. К тому моменту, когда пятнышко юркнуло в щель под дверцей, оно стало искриться розовыми брызгами и переливаться. На него, как на солнце, стало невозможно смотреть. Мой свет по сравнению с этим был сродни рассеянному туману. За маминым сном прилетала Есат. Так я впервые увидел, как бергеры воруют мамины сны.
Утро меня встретило морозом и холодом, Ирбрус стоял на носу лодки и оценивал, всё ли необходимое погружено. Я понимал, что дело идет к отправлению, и веселился от души, подбрасывая сестру вверх на руках, она тоже хохотала. После завтрака мы отвязали веревку от бревна и, подняв парус, отплыли от торгового острова. Ирбрус стоял у руля, и мы с необычайной скоростью мчали вдоль скалистых берегов. Было видно, что у хозяина лодки отличное настроение, и оно всё улучшалось и улучшалось по мере того, как лодка набирала скорость. Его рыжая борода развевалась на ветру, и он даже что-то напевал себе под нос. Я решил воспользоваться его хорошим настроением и подошел ближе. Ирбрус не обратил на меня никакого внимания. И мы продолжали стоять молча. Так тянулись минуты, я начал замерзать. «Как ему не холодно?», — думал я. И поежился, уже готовый спуститься к маме и сестре на свою часть лодки. Но именно в этот момент он со мной заговорил:
– Да, на такой скорости мороз и ветер кажутся злее.
– Я не люблю холода и зиму. Мне нравится лето, когда теплая вода и яркое солнце, — поддержал я разговор, не зная, чем ответить на его замечание о скорости лодки.
– Холод необходим: не знающий холодов, не может по достоинству оценить тепло. А ведь когда летишь на саргусе, еще холоднее. Вот меня сдуло именно порывом ветра с Ортриста.
– Тебя? — не поверил я. Казалось, эту глыбу невозможно сдвинуть без его желания, не то что ветром сдуть.
– Да, Тан Ра, да. Именно! — улыбнулся Ирбрус. — Представь, какие наверху ветра и какую скорость развивает Ортрист своими могучими крыльями.
Как мне было представить, ведь я ничего подобного не ощущал. И не зная, что спросить, задал такой вопрос:
– А ему самому не холодно?
– Кому? Саргусу? Нет, на нем плотный мех. Есть длинношерстные саргусы, тем вообще жарко. Как они говорят, для них лето худшее время года, в отличие от тебя.
– Так они что, все разные? — удивился я.
– Да, как люди. Мы ведь все разные.
И Ирбрус поднял руки к небу, отпустив на мгновение руль, выставил свою могучую грудь вперед, и на его лице появилась довольная гримаса. Видимо, что-то хозяин лодки вспоминал радостное в этот момент.
– Мама говорит, в этом мужчины виноваты, — сказал, насупившись, я.
– В чем? — опустил руки Ирбрус и снова взялся за руль. Больше он не улыбался. — В чем, говоришь, мы виноваты?
– Ну в том, что все люди разные, — повторил я, понимая, что с первого раза он меня не слышал, предаваясь каким-то своим воспоминаниям.
– Отчасти она права. Хотя вот я похож на маму, она у нас единственная рыжая в семье, у отца черные волосы, как головешка, — хмыкнул себе в усы Ирбрус.
– Откуда ты знаешь, какие у него волосы? Ты знаешь своего отца? Тебе его показывала мама? — с удивлением я поднял на него глаза.
– Тан, только в таких поселках, как ваш, люди не хотят иметь семью. Женщины рожают без мужей, отдаются за еду и украшения и воспитывают детей без знаний и света внутри, а мужчинам это удобно и выгодно.
– А как живут в твоей деревне? — спросил я, не понимая, что ужасного в том, что мы жили всем поселком по таким законам. Так жили все! Значит, это правильно.
– В месте, где я родился, люди живут по-другому. Понимаешь, вам создали правила, благодаря которым вы стали просто рабами. Это очень удобно и выгодно тем, кто нами правит. В моей деревне тоже есть правила, и нам также запрещено ходить ночами под открытым небом. Но наши соседи нашли выход. Мы имеем старинные подкопы под каждым домом, которые связаны с домами друзей. По ним мы можем передвигаться в любое время суток.
– Друзья это кто? — не понял я.
– Это те, кто всегда протянут руку помощи и никогда не отвяжут твою лодку от пристани, слепо подчиняясь приказам Рока Хэма. У нас тоже есть правила. Но мы их сами не ужесточаем, а нарушителей не сбрасываем со скал.
Немного помолчав, он добавил, вернувшись к вопросу семьи.
– Мой отец живет с нами, с мамой и детьми. Он хороший охотник и добрый человек. Его уважают люди и саргусы. Он много работает. И если бы отец жил по правилам вашей деревни, он бы не был счастливым семейным добряком, а стал алчным человеком, живущим только для себя и ради удовольствий. А как бы мама воспитала всех нас, я вообще не знаю. Мы бы, наверное, тоже, как и мальчишки вашей деревни, стремились по достижении шестнадцати зим сбежать поскорее из дома.
На этом разговор, казалось, прекратился. Ирбрус, уже не такой веселый, смотрел вдаль, держа в руках руль. А я, не обращая внимания на холодный зимний ветер, стоял молча, обдумывая сказанное им. Мне стало интересно, как же живут эти люди, я хотел сам когда-нибудь увидеть его родину, погладить саргуса или даже полетать на нем. Мне было интересно, как выглядит Ортрист и сколько человек в семье Ирбруса. Я медлил с вопросами, не зная, с чего начать. Ирбрус меня не гнал от себя прочь, и можно было рассчитывать на его ответы после правильно выдержанной паузы.
– Наверное, с неба все кажется другим? — начал я снова выуживать из великана невероятные рассказы о нашем мире и его устройстве.
– О, да! — неожиданно взбодрился Ирбрус. — Такие красоты открываются с небес. Если бы я умел рисовать, то обязательно изобразил бы на стенах своего дома то, что видно с высоты полета саргуса. Чтобы это мог видеть не только я, но и все, кто никогда не летал.
– Я бы очень хотел однажды поговорить с ними, — мечтательно протянул я. — А еще лучше, полетать на их спинах, дотронуться до крыльев.
Ирбрус взглянул на меня с удивлением.
– Да тебя сдует ветром как только вы оторветесь от земли, — сказал он, и в его голосе звучала явная насмешка. Мне стало очень обидно.
– Но я же не виноват в том, что мама выбрала себе когда-то невысокого мужчину.
– Он был высоким, — сказал тихо и как-то зло Ирбрус.
Я в изумлении взглянул на собеседника.
– Ты его знал, видел? Какой он был? — вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия, и я не понимал, что в этот момент держал за руку Ирбруса и дергал ее в ожидании ответов. Он высвободил ее из моих холодных пальцев. И сказал:
– Ты слишком любопытен, как для мужчины, а я становлюсь с тобой слишком болтливым.
Но, видимо, я так умоляюще смотрел на него, что Ирбрус решил пролить свет на эту тайну:
– В ту зиму, когда я упал в ваш поселок, вы не голодали. Твоя мама видела красивые сны, а всё это потому, что Соб из рода Бо давал вам всё необходимое. Гея Ра была красивой девушкой девятнадцати зим. Всё время, пока она носила тебя под сердцем, Соб не оставлял ее, хотя она всё реже могла оставаться в Плясе, а приходила туда только для принятия лекарства. Я помню, она тогда светилась диковинным светом, я его видел всего раз, когда она, проявив неосторожность, опоздала в Пляс, придя после заката. Я видел, как она бежала по пристани, и свет вокруг нее был сильнее света бергеров, как мне показалось. Это длилось всего несколько секунд. Она быстро закрыла за собою двери, и больше я уже никогда не видел этого света. Видимо, она научилась его искусно скрывать. Соб из рода Бо — твой отец, — резко перешел он от темы маминого света к самому главному, — он был высок, но сутул, жизнь в лодках с низкими потолками отразилась на его фигуре. Был худ, у него были такие же светлые волосы, как у тебя.
Ирбрус замолчал, вспоминая, что-то, это было понятно по его прищуренному взгляду, устремленному теперь не на реку, а в небо.
– Дальше, — попросил я.
– Что еще ты хочешь знать? — не глядя на меня, спросил Ирбрус, как мне показалось, ему не хотелось говорить о моем отце.
– Сколько Собу было зим, когда я родился? — спросил я первое, что пришло мне в голову.
– Двадцать шесть, если я не ошибаюсь, — задумчиво протянул Ирбрус.
– А, что было потом?
– Потом родился ты.
– А потом? Он знал, что я родился? — с мольбой в глазах спросил я.
– Его это мало интересовало. Он давал Гее продукты каждый раз, когда она приходила вечером в Пляс. Это его отличало от большинства мужчин вашей деревни. В основном они не отличаются постоянством. И одаривают разных женщин.
– А что это за свет, которым светилась мама? О чем он говорит?
– Он говорит о том, что носитель этого света счастлив и очень кого-то любит.
– Мама любила Соба из рода Бо?! — воскликнул я восторженно.
– Да, — как-то огорченно произнес Ирбрус.
– А почему я не знаю его? Он превратился в рыбу? — я вспомнил, что никогда не видел рыбака с таким именем, хотя этот род знал прекрасно.
– Нет, Тан, когда тебе было две зимы, Соб вышел, как и все рыбаки, на реку. Погода была очень плохой, шел дождь, но никто от рыбной ловли не отказался в тот день. В лодке с Собом был еще один человек. С этой рыбалки они не вернулись.
– Что произошло в тот день? — с ужасом в глазах спросил я.
– Мальчишки, ожидавшие прихода лодок с уловом и бегавшие по пристани под дождем, видели, как вдалеке одна из лодок превратилась в пламя. Ты тоже был на той пристани. И видел, как в лодку Соба попала молния и поразила его. А тот, кто был с ним рядом, выпрыгнул в воду и превратился в рыбу, как вы говорите. Лодка загорелась на воде, когда ее проносило течение вдоль деревни, все люди стояли молча и наблюдали за скользящим по воде огнем, — Ирбрус замолчал.
– А что потом? — любопытство было сильнее меня, и я уже не мог остановиться.
– Ты не помнишь этого. Потом этот случай долго обсуждали рыбаки. Этот день не любят вспоминать в вашем поселке. О нем запрещено говорить, чтобы рыбаки не боялись выходить на воду в такую погоду. Ведь всем нужна рыба. Это — доход деревни, и лишние страхи никому не нужны.
Я молчал, опустив голову, Ирбрус молчал тоже. Я вспоминал этот день. Конечно, всё было как в тумане. Но плывущий огонь по воде я помнил.
– А как мама потом жила? Она нашла себе другого мужчину, который ей давал продукты? Мы же не умерли с голоду. Или нам помогли соседи?
– Гея начала принимать слишком много лекарств, перестала светиться, это было трудное время для меня — она не видела снов. Мне нужно было что-то делать. И я стал ходить в Пляс, давать ей продукты, иногда ракушки, она не хотела брать лишнего, чтобы не быть должной торговцу, заботясь о твоем будущем рыбака, она отвергала всё, что считала лишним. Так мне пришлось подкинуть удочку вам в лодку.
– Значит, ее мне принес не Великий Сома! А я так верил в это, — это сообщение рушило мою веру в силу реки, вселявшую во всех страх и ужас.
– В конце концов, Гея Ра начала видеть сны. Но они уже были не те, что раньше. За них не платили на Артере, как раньше. Нужно было время.
– А кто был отцом Иды? — спросил я, увлекшись игрой «вопрос – ответ», и не заметил, что Ирбрус уже устал от этого разговора. Он сказал:
– Тан, это твой последний вопрос и это мой последний ответ.
– Хорошо, — ответил я.
– Я не знаю, — быстро ответил Ирбрус.
А мне хотелось кричать, что это нечестно! Если бы я знал, что он ответит так неинтересно, я бы задал другой вопрос. Хотя, кто знает, не желающий говорить правду Ирбрус мог завершить так разговор не потому, что и правда не знал ответа, а просто не хотел разговаривать. А быть может, ему не нравилась тема маминых детей. Маар он вообще недолюбливает. Мне хоть больше везет.
Мама позвала нас обедать. Ирбрус послал меня вниз, чтобы я поел, а потом сменил его у руля, пока будет есть сам. Я очень этому был рад. Такое неожиданное доверие с его стороны осчастливило меня. И я бегом спустился вниз к маме, чтобы поесть побыстрее и вернутся к рулю.
Мама и Маар не выходили целый день на палубу, было холодно, они занимались украшением нашей части лодки. Мама из остатков ткани шила подушку, чтобы за столом, у которого обычно мы ели, Маар было удобно сидеть.
Хватая со стола кусок хлеба и мяса, я было уже выскочил обратно, как мама воспротивилась такому отношению к ее труду и усадила меня есть как обычно. Заметив почти законченную подушку на маминой перине, мне стало любопытно, что это, и она объяснила.
– Я тоже такую хочу, — сказал я, немножко раздосадованный тем, что мама первой подушку для сидения сшила не мне.
– Конечно, Тан. У тебя будет такая же.
После этих слов я уже не мог усидеть на месте и с куском мяса во рту выбежал на палубу, не слушая мамины упреки. Ирбрус улыбался, видя мое рвение принять участие в управлении лодкой. Он отдал мне руль и сказал:
– Держи и ничего больше не делай. Просто не меняй направления. Понятно? — а сам пошел вниз обедать.
В этот момент я был самым счастливым человеком. Мне доверили целую лодку, и пусть ненадолго, и пусть моей задачей было ничего не испортить, но мне доверяли! Считали равным! Не ребенком, а взрослым человеком! И это было очень важно для меня.
Ирбрус быстро вернулся, видимо, он ел так же, как и я, полусидя, полустоя. Но на него мама не смогла повлиять своими методами и оставить за столом, как меня. Я рулил, а он смотрел на меня и о чем-то думал. Его мысли прервала подошедшая к нам мама:
– Ты так быстро поел, — обратилась она к Ирбрусу, — что я не успела спросить, могу ли я взять немного красок и попробовать раскрасить посуду так, как на лодке Уда из рода Шин.
– Ты можешь взять столько, сколько тебе нужно, — ответил он. — Всё, что находится на твоей половине, принадлежит тебе.
Гея Ра хотела было уже идти, как Ирбрус остановил ее одним вопросом.
– А подушки будут для всех?
Мама немного смутилась, не зная, зачем ему подушка, но сказала:
– Да, если хватит материала.
– Хватит, — заверил хозяин лодки. — У меня есть еще, если будет не хватать, просто скажи.
– Хорошо, — тихо ответила мама.
– Я планирую завтра купить оружие, — добавил Ирбрус. — Лодка идет очень быстро, и к завтрашнему дню мы, скорее всего, будем у берегов селения Сокол. Лодку придется оставить у скал. Подъем предстоит нелегкий, надеюсь, вы с Маар справитесь.
– Мы постараемся, — ответила тихо мама.
И так как Ирбрус ничего больше не говорил, ушла к себе.
– Что это за поселение? — спросил я, удивленный этим известием и обрадованный такой быстрой сменой картин и пейзажей в моей жизни.
– Странные люди живут в этой деревне, я сам никогда не был там, вот и посмотрим все вместе, о ней мне рассказал торговец красками.
– А почему странные? — опять я не мог угомонить свое любопытство.
– Да живут там только женщины.
– А почему нельзя купить оружие на рынке?
– Его там не продают! — развел руками Ирбрус.
– Запрещено, да? — с сожалением в голосе пробубнил я себе под нос.
– Просто среди жителей поселения Сокол нет торговцев. И они не выходят с товаром на рынки.
– А почему?
– Потому что оружие не может быть у всех. Это опасно. А прийти и купить его может только вольный человек, а не такие жители поселков, как ты и я.
– Но мы же здесь и хотим купить оружие?
– Но мы же нарушаем правила, ты что, забыл?
– Значит, оружие может быть только у нарушителей?
– Нет, еще и у тех, кто нами правит, у тех, кто охраняет тех, кто нами правит.
– Да кто же это такие?! — не выдержав, спросил я.
– Долго рассказывать, я и сам плохо знаю. Ты слишком много хочешь от простого вора снов. — И Ирбрус с этими словами взял руль в свои руки.
Я очень замерз, и он отправил меня греться внутрь лодки. Придя к сестре и маме, я лег на свою перину и заснул. Проснулся только после того, как мама уже прибирала со стола после ужина, Ирбруса на нашей части лодки не было. Чтобы меня не будить, он попросил принести ужин ему наверх, к рулю. Я думал о том, какой же могучий этот человек, весь день и всю ночь он стоит у штурвала, когда же он спит? Но тут же мне пояснила мама, как будто я думал не про себя, а вслух:
– С рассветом ты сменишь Ирбруса. Он должен поспать, чтобы потом идти в селение Сокол.
– Мама, — заговорил я, меняя тему разговора, — а кто был отцом Иды? Ты его помнишь?
– Тан, тебя заботят те вопросы, которых ты раньше не задавал! Это общение с Ирбрусом заставляет тебя думать о таких вещах?
– Мама, разве можно заставить думать? Человек либо думает, либо нет.
– Сын, ты меняешься и выходишь в своих мыслях за рамки дозволенного. Этого нельзя допускать.
– Но я не могу не думать! — весело сказал я.
– Это все из-за Ирбруса, — повторила мама и уставшая села на свою перину. — Это он разжигает в тебе жажду знаний. Почему ты спрашиваешь об отце Иды, а не о своем?
– Мне про него рассказал Ирбрус, — ответил спокойно я.
– Что еще он тебе рассказал про нашу семью?
– Сказал, что отца Иды не знает.
– Это всё? Хорошо, — немного расслабилась мама, она стала очень напряженной, когда мы заговорили о наших отцах. — Это правда, он никогда не видел ее отца. Его звали Гин из рода Рид, и он был такой же непокорный, как твоя старшая сестра, не хотел принимать лекарств, и в ту же зиму, когда ему исполнилось шестнадцать, а мне четырнадцать, я забеременела, а он исчез из деревни. Видимо, в какую-то ночь он вышел на пристань и светился таким же голубым светом непокорности и упрямства, как его дочь. Людей губит эта страсть к новизне и неподчинению, бойся этого света. Он губителен для нас.
– Его унесли ловцы душ? — предположил я. — И он никогда не видел Иду?
– Да, — произнесла мама без особых эмоций.
На этом вечерняя беседа с мамой закончилась, и мы стали укладываться спать. В углу комнаты я увидел заготовки для подушечек и несколько разрисованных тарелок, оставленных мамой там до полного высыхания краски.
Рассвет меня привел к рулю лодки, где я получил четкие инструкции Ирбруса держать руль так же, как и вчера, ничего не менять, и позвать его, когда река начнет резко сужаться. Позже маленькая Маар принесла мне завтрак, состоявший из хлеба и большого куска копченого мяса. Я замерзал, но гнал от себя мысли позвать Ирбруса раньше, чем берега реки начнут сходиться.
И вот этот долгожданный момент настал. Река стала сужаться, это происходило очень быстро, еще минуту назад я не почти видел береговую линию, только скалы выглядывали откуда-то из тумана на той, другой стороне реки. Мы придерживались всё плаванье левого берега, и вдруг я резко различил контуры правого.
– Ирбрус! — закричал я очень громко, боясь, что он может меня не услышать, и мы проплывем то место, где нужно было бы остановить лодку.
– Ирбрус! — еще раз завопил я что было силы. Мой голос начал отражаться эхом между скалами, настолько сузилась река. — Ирбрус, Ирбрус, Ирбрус, повторило оно за мной, я не слышал раньше ничего подобного, у меня задрожали колени. Течение резко усилилось, и лодку стало труднее удерживать в прежнем положении. Ее всё время разворачивало в разные стороны. Мама и сестра выбежали на палубу от моего крика. Мама хотела уже пойти за ним сама, как Ирбрус высунул голову из дверей своей части лодки и, оценив ситуацию, громко прокричал мне:
– Поворачивай лодку к левому берегу!
– «Берегу, берегу, берегу…» — повторили скалы
Но как это сделать, я не знал. Он двумя прыжками спустился вниз и через секунду уже навалился изо всех сил на руль, повернуть который при водоворотах было очень сложно. Мы причалили к скале. В нее были вбиты несколько железных колец, скорее всего, для таких же приплывших на лодках искателей приключений. Ирбрус велел привязать лодку к кольцу с носовой части. И, взяв всё необходимое с собой, собрался лезть на скалу.
– Но ведь тут нет ступеней, — растерянно сказала мама. — Как же я поднимусь с Маар?
– Для этого есть лестница, — ответил Ирбрус, и полез вверх по скале, цепляясь руками за края острых камней. С собой он захватил длинную веревку, а вот лестницу-то как раз не взял, ту, что делала мама. Мы стояли в растерянности на лодке, запрокинув головы и наблюдая, как этот человек подтягивает себя всё выше и выше. Так бы не только мама не смогла карабкаться, но и я очень сомневался в своих силах.
Ирбрус поднялся достаточно высоко и исчез где-то за камнями. Прошло несколько минут и со словами: «Тан, ты первый!» — нам была сброшена сверху веревка. Ирбруса не было видно за камнями и не было понятно, на чем он стоит. Я обвязался веревкой и крикнул: «Готово!» Сильные руки потянули веревку. Через минуту я оказался рядом с ним. Он стоял на плато, вырубленном в скале, которого не было видно с воды. Кто-то очень предусмотрительный вырубил это место. Ведь только знающий человек мог его найти. Я отвязал веревку от себя, и ее сбросили для Маар, потом для мамы. Собрав всех таким образом наверху, Ирбрус достал синий шарик и позвал бергера:
– Веруд, — попросил Ирбрус, — нам нужна твоя помощь, скрой лодку от глаз проплывающих мимо и проходящих. Прошу тебя от имени славного Такира.
Птица сорвалась с руки Ирбруса и камнем бросилась вниз, увеличиваясь в размерах, и когда наконец Веруд раскрыл крылья, чтобы закончить свое падение и сесть на лодку, он достигал таких же размеров, как наш плавающий дом. Лодка тут же исчезла из виду став невидимой. Ирбрус смотал веревку и дал нести мне. Он и так был нагружен кожаными сумками и всякими непонятными мне мешочками. Мы же шли налегке. Внутри скалы мы нашли вырубленные ступени, которые нас вывели на плато. Поднимались мы долго, было понятно, что каменная лестница древняя, как сам мир. По ней, видимо, ходили тысячи ног, в некоторых местах она была практически стерта. На скале оказалась равнина, я подошел к краю скалы и посмотрел вниз, этот вид заворожил меня, река казалась узкой и спокойной, настолько высоко мы поднялись. Можно было видеть, что происходит на другом берегу, вернее, на равнине другой скалы, что была на другом берегу. «Невероятное зрелище», — думал я, — «наверное, именно так видят мир саргусы в полете».
Меня ждали Мама и Ирбрус, нужно было идти дальше, мы прошли вдоль отвесной скалы некоторое время, и наткнулись на мост, который я видел в первый раз. Только теперь я узнал, что можно перейти на ту сторону и узнать, что там. Я никогда не думал о том, что тот другой берег досягаем, мне он казался неизведанным, как звезды.
– А что там? На той стороне реки? — спросил я у Ирбруса.
– Ничего особенного, просто люди, просто живут, и так же, как ты не знаешь о них, они не знают о твоем существовании и не думают об этом. Днем работают за еду, а ночью пьют лекарство, стараясь соблюдать все правила. Хотя, знаешь, в вашей деревне еще не всё так плохо было, я когда-то воровал сны у сумасшедшего старика, живущего по более странным законам. В его селении не просто карали за невыполнение правил, но и награждали лучших за выполнение. И каждый житель старался всё лучше и лучше делать то, что ему не хочется, за ту награду, которая ему не нужна. Странные были эти люди, даже не помню, как называлась эта деревня, но старика звали Миш. Он был мудрым, но сумасшедшим, его считали таковым потому, что он никогда не боролся за первенство в соблюдении правил, а просто жил по ним. Какие у него были сны! Вот это я насмотрелся тогда. Его сны стоили дорого. Самые страшные фразы, которые я там слышал. «Ты что, хочешь быть не как все?», «Все делают так, и ты делай, ты что, особенный?» «За тебя уже подумали, ты просто делай»... Да, быть особенным там было страшно — ты ж не получишь награды за первенство в выполнении правил!
Пока Ирбрус рассказывал, мы удалялись от моста. Для этого повернули налево и направились вглубь плато.