- Мне, наверное, пора подавать в отставку.
- Что так?
- Я больше не справляюсь со своей работой. Правитель будет разочарован.
Барон фон Тузендорф промокнул платочком сухие глаза и уставился в стену, тяжело сгорбившись. Он переживал по поводу провала операции с королем Марком – уже второй раз этот мерзавец уходил у них из рук.
Правитель Орландо никогда не интересовался оправданиями, он даже не давал себе труда их слушать – если он поручал что-то, его интересовал только результат. Никакие обстоятельства, даже не зависящие от воли исполнителя, не могли служить оправданием в его глазах. В общем-то он был прав, потому что никогда не давал невыполнимых поручений, и Тузендорф сам признавал его мудрость в данном вопросе. А вот сейчас он оплошал, и боялся идти докладывать.
Перенесенное заболевание и потеря дочерей плохо сказались на нем, он заметно сдал. Прошло уже восемь лет, а барон никак не мог восстановить прежнюю хватку, барахтался с переменным успехом, заботясь только о том, чтобы совсем не пойти ко дну. Со стороны этого не было видно, о своей слабости знал только он сам, да еще госпожа Брадаманте, от которой было трудно что-то скрыть. Но она пока что прикрывала его, так что сам Тузендорф удивлялся зачем она это делает? Давно могла бы подсидеть его и стать министром. Темная она все-таки лошадка...
А темная лошадка теперь работала в недавно созданной правительственной комиссии по внешней политике. Ее задачей было не допустить союза Ландрии с Тридесятым царством, да и вообще не дать им встать на ноги, с чем она пока успешно справлялась.
- По-моему, вы преувеличиваете. Правитель и сам со своей работой не справляется – не существует идеальных людей. Так что соберитесь и ступайте на доклад. Если он опять узнает о случившемся с опозданием, будет гораздо хуже.
- Да, вы правы...
Барон посмотрел в окно, на ту сторону канала, где теснился ряд некогда разноветных, а теперь полинялых от снега домов. По-хорошему, их бы отштукатурить заново да покрасить, вот только это бессмысленно при такой погоде. Любой цвет будет сразу же смыт потеками тающего снега.
– Вот и мы так же полиняли, вся наша жизнь потеряла краски...
Госпожа Брадаманте подняла бровь – ей не нравилось его настроение. Все они почему-то приуныли и заразились упадничеством, будто подхватили сопли. Нынешняя сырая погода с пронизывающими ветрами весьма тому способствовала, но не предаваться же унынию со всем государством...
- Господин барон, позвольте я вам одну вещь скажу, по секрету.
Тузендорф очнулся от невеселых мыслей и даже выразил заинтересованность, часто-часто заморгав подслеповатыми глазками.
- Слушаю вас.
- У меня был разговор с Его Светлостью, и он предлагал мне место премьер-министра, но я отказалась, вы об этом знаете. Но, что бы ни происходило, он никогда не предлагал мне ваше место, потому что знает, что никто и никогда не сможет справиться с этой работой лучше вас. Поэтому переставайте ныть и ступайте на доклад. Все устаканится и все пройдет рано или поздно.
Она поднялась и покинула кабинет, шелестя длинным темно-серым платьем. Тузендорф внезапно подумал, что никогда не видел ее в чем-нибудь светлом: она всегда носила темные платья самых простых и скромных фасонов, хотя по части внешности легко могла заткнуть за пояс красавиц Амаранты. Годы ее не брали, она была все так же хороша, только после эпидемии чумы на висках появились две четкие седые пряди. Все-таки двадцать лет назад он сделал хороший выбор, взяв на работу эту женщину, пусть и явно нездешнюю и без рекомендаций.
Однако, госпожа Брадаманте была права, надо подниматься и идти на доклад, страданиями и терзаниями проблему уж точно не решишь. Он встал, собрал свою черную папочку и велел подавать карету. Страшно ему было, но что тут поделаешь, если работа требует именно его присутствия в неприятный момент оповещения. Тузендорф знал Орландо, и также знал, что тот иногда бывает вспыльчив, особенно в делах, которые касаются покойной принцессы. Он потом, конечно, остывал и успокаивался, но первую бурю бывало нелегко пережить.
Министр оделся и задумался: брать ли перчатки? По дороге на работу он вспотел, и подумал, что оделся слишком тепло, но в кабинете понял, что все было как обычно, просто погода вдруг продемонстрировала невиданную щедрость. Ехать ему предстояло в карете, поэтому он оставил перчатки на столе и вышел с непокрытой головой.
Только покатившись по улицам Найкратово, Тузендорф понял, почему дома на Фонтанной показались ему полинявшими. Снег таял. Многочисленные потеки пятнали штукатурку, сочились каплями с крыш и змеились под просевшими снеговыми шапками. Аномалия какая-то, только ее сейчас не хватало.
Он опаздывал. Из-за своей нерешительности и терзаний Тузендорф потерял полчаса времени, и теперь Орландо ждал его уже несколько взвинченный. Он не любил опозданий, как и вообще любого пренебрежения делом, так что министр изначально поставил сам себя в невыгодное положение. Теперь помимо крупного провала ему приходилось отвечать еще и за опоздание. Так всегда бывает, когда начинается полоса неудач.
Кабинет правителя встретил его духотой – для сегодняшней погоды там было слишком жарко натоплено. Орландо сидел за своим столом и что-то писал, щеки его были красны от жары, но, притерпевшись, он этого не замечал.
- Добрый вечер, Ваше Высокопревосходительство!
Орландо не ответил на приветствие, просто указал глазами на циферблат часов, стоявших на каминной полке. Тузндорф с ходу растерялся и покрылся холодным потом, заранее признавая свое поражение.
- П-ппростите, я опоздал немного...
- Если сорок минут по-вашему немного... – сразу было видно, что настроение у правителя так себе.
- Прошу прощения, я виноват...
И тысячу раз зная, что это безмерно раздражает Правителя, Тузендорф все равно не смог себя сдержать и полез в карман за клетчатым платком. Пропадать, так уж совсем пропадать! Орландо заскрипел зубами, глядя, как министр натирает свои очки ненавистным платком, как будто специально задался целью вывести его из себя.
- Может быть, мы уже докладом займемся?
Тузендорф взрогнул и надел очки трясущимися руками.
- Итак, обстановочка... Обстановочка... У нас есть сведения, что король Марк опять посещал нашу страну с дружественным визитом.
- Вот как? А почему в прошедшем времени? Разве мы не должны, наконец, оказать ему более длительное гостеприимство?
- Мы пытались...
- Что значит «пытались»? – лицо Орландо начало краснеть совсем не от жары. В последнее время он стал замечать за собой параноидальную подозрительность и не мог решить, то ли это следствие недоработок подчиненных, то ли он уже сам с ума сходит. Ему все время казалось, что его не ставят в известность, и все происходит за его спиной. И тут такая новость: засранец Марк, оказывается, был в стране и снова удрал! – Ну-ка расскажите мне поподробнее, сударь, что происходит в нашей стране, и главное, почему я опять об этом ничего не знаю?
Тузендорф трясся как осиновый лист.
- Ваша Светлость, мы получили эти сведения только сегодня утром, и, по сути дела, уже не могли воздействовать на ситуацию. Все случилось довольно быстро...
- То есть он перепрыгнул через границу, постоял на нашей стороне три секунды и отпрыгнул назад?
- Нет, он пробыл здесь около недели.
- Да вы что! И вы узнали об этом только сегодня утром?
Тузендорфу хотелось плакать. Ну как объяснить, что едва стало известно о появлении Марка, они сразу же направили команду для его поимки, но эта команда пролетела по полной программе.
- Нет... – делать нечего, придется говорить все, как есть. В начале недели он получил от госпожи Брадаманте сообщение о том, что малолетний Андрэ в Мариенополе почему-то встречал ландрского дипломата в гордом одиночестве. И при выдаче тела Бештау его родным он тоже был без отца. «Король, конечно, известен своей эксцентричностью и определенными способностями, поэтому он мог удалиться на время для какой-нибудь духовной практики, но мой опыт подсказывает, что он может в ближайшем времени появиться где-нибудь у нас...»
К таким припискам Тзендорф всегда прислушивался, поэтому он сразу же поднял своих людей, без труда обнаруживших, что человек с приметами, похожими на короля Марка, действительно был замечен на Великом тракте. На отрезке после Эль-Пасо его следы терялись. Тогда он не решился сказать об этом Правителю, считая, что самостоятельно все уладит, и это была его ключевая ошибка. Вместо этого он навестил госпожу Брадаманте поздним вечером у нее дома.
Она жила неподалеку от Ратушной площади, чтобы не тратить времени на дорогу. Квартира из трех комнат, судя по всему, обходилась ей дороже, чем могла бы обойтись в другом месте, но место решало все. Доходный дом в четыре этажа был явно приличным, тут жили не последние люди. Тузендорфу пришлось даже потратить некоторые усилия, чтобы прорваться сквозь консьержку, которая не знала его в лицо, и сильно удивилась, что госпожу Брадаманте кто-то навестил..
- У меня нет никаких распоряжений насчет вашего визита! Я не могу пускать кого попало! Здесь приличные люди живут!!!
Барон был неприятно удивлен тем, что после напряженного рабочего дня попал в разряд неприличных людей, но консьержку удалось утихомирить, только назвав себя, а этого он делать не планировал.
Госпожа Брадаманте встревожилась, увидев его на пороге своей квартиры.
- Только не говорите мне, что у нас революция!
- Да вроде пока нет. Но я попал в затруднительное положение, и мне нужен ваш совет. Простите, что явился сюда... – наконец сообразил он извиниться за вторжение.
Тайная советница подвинулась, пропуская его внутрь.
Жила она уединенно, никого не принимала, и это чувствовалось в резко характерном убранстве этого жилища, которое, как и его хозяйка, явно не стремилось под кого-то подстраиваться. Верно говорят, что одинокие люди со временем становятся эксцентричными. Не потому, что сходят с ума, а от отсутствия зеркала – другого человека, который отражал бы их, давая хоть какое-то представление о себе. Бывшая сотрудница Тузендорфа была дама рациональная и очень умная, но и в ней понемногу начинали просматриваться черты будущей чудаковатой старухи: квартира была слишком похожа на министерский кабинет. Тузендорф напрасно искал в безукоризненно чистой гостиной хоть какой-нибудь намек на личные вещи, что-нибудь мягкое, интимное, говорящее о ней больше, чем все ее слова – кроме стандартного набора мебели и таких же стандартных гравюр на стенах там не было ничего примечательного.
Сама она была одета в мягкий домашний халат, опять же темно-синего цвета, из-под которого выглядывала кружевная сорочка весьма тонкой работы. Волосы ее были уже распущены и просто схвачены лентой, чтобы не рассыпались.
- Присаживайтесь, - она присела в кресло и указала Тузендорфу на другое, которое, наряду с небольшим кофейным столиком и массивными шкафами, набитыми бумагами, и составляло все убранство этой комнаты. – Говорите, что у вас за важное дело, раз вы даже сюда пришли.
Ей, очевидно, не понравилось, что он пришел к ней домой.
- Дело такое, что король Марк исчез по дороге от Эль-Пасо к Амаранте, и мои люди с ног сбились, но не могут его разыскать.
Лицо госпожи Брадаманте было мрачнее тучи.
- Чего его искать, он в Куркколе.
- Откуда вы знаете?
- Я не знаю, я предполагаю. – Отрезала она, отвернувшись в другую сторону. Была в ее тоне какая-то незнакомая Тузендорфу язвительная злость, словно она перестала сдерживать себя и показала, наконец, какие-то чувства. Неужели оттого, что министр пришел к ней домой? – Где ему еще быть, кроме как у баронессы Ферро.
И правда, этих двоих явно связывали какие-то отношения, еще со времен разгрома у Кошачьего лаза. Как Тузендорф мог об этом не подумать! Действительно, Курккола – вот где нужно искать короля, так удачно прокатившегося по всей стране.
- Да-да, вы правы. Я еще не докладывал правителю, и думаю пока не баламутить воду.
- Почему?
- Он может повести себя импульсивно.
- В смысле наорать на вас?
Госпожа Брадаманте и правда была очень зла, министр никогда ее такой не видел и даже испугался. Лицо ее стало холодным и жестким, губы вытянулись в ниточку, нос заострился, придавая лицу хищное выражение.
- Нет, я думал, что он способен на некоторые необдуманные шаги...
- Какие тут могут быть необдуманные шаги? Он прикажет уничтожить Марка, вот и все, и я согласна с тем, что никакого другого решения тут не требуется. Смерть короля откроет нам ворота в Тридесятое царство.
- Но есть же еще малолетний Андрэ.
- Ах, оставьте! Не пройдет и недели, как сей отрок объестся груш или упадет с крыши сарая, что вы, мальчишек не знаете, что ли?
- Мальчишек я знаю, но, похоже, что совсем не знаю вас... – Тузендорф не хотел этого говорить, как-то само вырвалось. Тайная советница быстро взглянула на него и отвела глаза.
- А вы тешили себя иллюзиями, что меня знаете? – в голосе ее наряду со злостью прозвучала горечь. – И кто в этом виноват?
- Так вы считаете, что мне стоит доложить правителю?
- Если я не ошибаюсь, это ваша обязанность. Впрочем, поступайте, как хотите, теперь это не моя обязанность и не моя компетенция.
Министр поднялся и заспешил к выходу.
- Извините, что потревожил вас. Это была явно неудачная идея.
Но госпожа Брадаманте как будто и не услышала его последних слов.
- Вы в курсе, что он затеял бракоразводный процесс?
- Кто? – тупо удивился министр.
- Король Марк. Так что он теперь практически свободный мужчина.
Губы ее исказились, ноздри раздулись, а глаза метали молнии. Тузендорф замолчал и поспешил откланяться, гадая, что могло так прогневать всегда безукоризненную даму. Но что или кто бы это ни был, он бы не хотел оказаться на его месте.
После неудавшегося разговора с госпожой Брадаманте, он решил действовать на свой страх и риск. Он всегда так поступал, и на сей раз решил не отступать от правил, но кто же знал, что его исполнители окажутся совсем никчемными, а баронесса Ферро проявит бешеное упорство в спасении никчемной жизни этого коронованного болвана!
- Баронесса Ферро! Вы сказали «баронесса Ферро»?!
- Ну да... – испуганный Тузендорф окончательно потерял нить рассуждений, - король Марк приезжал именно к баронессе, у которой провел несколько дней, и которая опять помогла ему скрыться.
Бац! Тяжеленное пресс-папье просвистело мимо уха Тузендорфа всего в нескольких сантиметрах, он даже ощутил дуновение воздуха на своей щеке, и врезалось в застекленную гравюру, висевшую на стене. Брызнули осколки, и искалеченная рамочка жалобно звякнула, ударившись о пол, а министр от ужаса открыл рот и замер на месте.
- Какого черта! Я спрашиваю, как долго будет продолжаться это безобразие?! За что я вам всем плачу?! – Орландо заорал так, как будто ему прищемили дверью что-нибудь важное. Насмерть перепуганный Тузендорф мысленно приготовился к смерти, и стал прощаться со всем, что было ему дорого. – Когда уже наконец эта дрянь перестанет портить мне жизнь?!
Как будто не он сам строго-настрого запертил трогать баронессу. Да если бы не его распоряжение, она и недели не прожила бы на белом свете, особенно в те времена, когда над ней еще не реял нимб спасительницы отечества. Ей простилось даже предательство родины, а теперь до правителя вдруг дошло, что сумасшедшая Ферро ему мешает.
- Какого черта вы позволили им ускользнуть? Почему они не мертвы?! Я спаршиваю, почему эти твари еще живы?!
Красное, перекошенное лицо Орландо нависло над Тузендорфом, который даже думать-то боялся, не то, что отвечать. Глаза его обессмыслились, ни малейшего проблеска интеллектуальной деятельности нельзя было бы обнаружить на его лице.
- Чего вы молчите?! Сказать нечего?! Где сейчас король Марк?!
- В..в..в...в Тридесятом царстве...
- Все! Утек! Ищи теперь ветра в поле! Он сам, сам дал нам в руки шанс, который редко приходит дважды, и мы, вернее, вы его упустили!
Вот, вроде, и все правильно он говорил, но была в его словах какая-то логическая несостыковка, на которую Тузендорф пока затруднялся возразить, но которую чувствовал.
- А где эта шлюха Ферро?
- Сейчас в городе Панаше, в гостинице...
- Так вот – я не знаю, как вы это сделаете, но чтобы ее голова оказалась у меня вот здесь, - Орландо указал на письменный стол трясущимся от бешенства пальцем. – Мими Ферро не должна вернуться в Куркколу. С меня хватит! Вон отсюда!
Несчастный министр пулей вылетел из кабинета, забыв свою папочку и знаменитый клетчатый платок. А Орландо продолжал бушевать, Тузендорфу даже показалось, что он швыряет в стену стульями. Что это на них на всех нашло?
А Орландо действительно сходил с ума от ярости. Тузендорф и не подозревал, какая опасность нависала над ним несколько секунд, когда озверевший правитель и вправду хотел его задушить. Ядовитая рана, которую он получил несколько дней тому назад у старой ведьмы, внезапно открылась и затопила все черной сукровицей – он всегда ненавидел Мими Ферро, но теперь он просто не мог жить, пока она тоже дышит этим воздухом. Она отняла у него самое дорогое, единственное дорогое, что у него оставалось – его иллюзию. За неимением реальной жизни Орландо создал себе мечту, в которой он был вместе с Лией, и сам же в нее уверовал, а слова старой ведьмы расколотили все вдребезги. Как оказалось, сумасшедшая баронесса украла не только его славу, победу и спокойную жизнь, она похитила и его мечту. Как чертово проклятие, она появлялась везде и разрушала все, к чему прикоснется.
Все. Хватит. Пора с этим покончить.
Орландо подумал, что наверное, надо написать приказ, но потом положил перо на место – это совершенно незаконно. Сейчас он уже не имеет повода казнить баронессу Ферро, а убивать без повода – преступление, которое он, как глава государства, не может себе позволить. Зато он может позволить это себе, как частное лицо. И уже позволил, ибо Тузендорф полетел отсюда со скоростью выпущенной торпеды, уж он-то и сам с удовольствием сделает все, чтобы стереть с лица земли эту мерзкую бабу.
Пальцы его свело судорогой, и хрупкий листок хрустнул, сомнулся и превратился в бесформенный комочек. Как он сейчас жалел, что спас ее тогда, в Голубиной Роще. Да и не только тогда, много раз она была в его руках, но каждый раз он давал ей ускользнуть, памятуя о том, что поклялся принцессе. Теперь-то он понимал, почему Лия потребовала с него эту клятву, и злоба вперемешку с ревностью душила его, грозя апоплексическим ударом.
Сколько лет он щадил ее, думая, что выполняет волю покойной, делает что-то во имя своей любви. Как будто Лия могла бы воскреснуть и похвалить его за примерное поведение. Но после того, как Орландо побывал у Ирьи, его плотину прорвало – он словно понял, что ему не на что надеяться, не на что рассчитывать, и вообще странно, что он до сих пор этого не понимал. Впереди только могила, и он может хоть расшибиться в лепешку ради Лииной памяти – никто этого не оценит и даже не заметит. И вообще ему давно следовало избавиться от Мими Ферро.
Несчастный Тузендорф действительно вылетел из дворца и засвистел с крейсерской скоростью в сторону министерства. Госпожа Брадаманте опять оказалась права: он должен был сразу же донести правителю о прибытии короля, а не заниматься самодеятельностью, так что получил по заслугам. Но раньше он обычно всегда сам принимал решения и почти никогда не ошибался, так что одно из двух: или он начал стареть, или что-то не то происходило с Правителем.
Приказ устранить баронессу Ферро натолкнул его на эту мысль, у Орландо явно перегорели предохранители. Странно, ведь баронесса Ферро всегда была священной коровой, и ее оберегали пуще глаза, а тут Правитель почему-то вызверился. Впрочем, Тузендорф в общих чертах представлял себе странные отношения Орландо и баронессы – он понимал, что тот явно ее ненавидит, но ограничен каким-то обязательством, причем настолько сильно, что даже его бурная ненависть не находит выхода.
Что же произошло, почему он наконец-то разрешил себе выпустить наружу свои чувства? Неужели неудача с королем Марком? И почему госпожа Брадаманте тоже странно отреагировала на его приезд? Есть что-то, чего он не понимает? Но министр внутренних дел не имеет права чего-то не понимать или не знать, иначе он плохо справляется со своими обязанностями. Тузендорф был расстроен и растерян.
Как теперь быть? Орландо велел убить Мими Ферро, но такое с ним уже случалось сгоряча, а это значит, что следует повеременить с исполнением приказа. Однако, сегодняшнее поведение правителя явно не укладывалось в привычную схему, и он потребовал ее голову достаточно ясно.
Захлопнув за собой дверь кабинета, министр тяжело опустился в кресло и задумался. Надо как-то сориентироваться в происходящем. У него было ощущение, что контроль они потеряли давно и теперь просто мечутся, как бабочки в банке. Король Марк мотался туда-сюда, как у себя дома, самозванка перла на столицу, старая мошенница Ирья ДеГрассо вернулась в город, даже снег и тот начал таять – и никто ничего не предпринимал. Но вот зато баронессу Ферро, разумеется, надо придушить, более важных дел у нас сейчас нет.
Дверь скрипнула и на пороге показалась тайная советница, которая иногда заходила к нему поговорить об уже не общих делах. Но на сей раз она тщательно закрыла за собой дверь, и взяла стул, чтобы подсесть к нему как можно ближе.
- Добрый вечер. Я боюсь, правитель оттаскал вас за плохие новости, но тут ничего не поделаешь.
- Добрый. Так и было. Но почему вас это интересует?
- Все дуетесь? Напрасно – мое поведение не имело лично к вам никакого отношения, это мои проблемы, и они никак не связаны с вашим визитом. Простите, если я была груба с вами.
Давно бы так. Теперь она походила на себя саму, какой он всегда ее знал. Но вообще это интересно – неужели у таких вот каменных женщин бывают личные проблемы?
- Да уж, вы меня приняли неласково. Ладно, не будем об этом. Я в затруднении, которым могу поделиться только с вами, потому что оно и вас косвенно касается.
- Вот как?
- Да. Вы же много лет занимались баронессой Ферро, и могу поспорить, что вам не понравится последнее распоряжение правителя, которое он сделал только что.
Госпожа Брадаманте была явно встревожена, ее тонкие ноздри раздувались, а глаза смотрели напряженно.
- Он велел мне принести и положить ему на стол голову Мими Ферро. Дескать, она ему надоела.
Тайная советница выпрямилась и нахмурила брови.
- Чушь! У него плохое настроение, не стоит обращать внимание.
- А на мой взгляд, стоит, еще как стоит – вы не видели, каким тоном он сделал свое распоряжение. Он был в ярости, как будто наконец-то разрешил себе выпустить свою ненависть в ее ядрес. А уж он-то ее ненавидит, будьте спокойны!
- Он уже давал подобные распоряжения, и всегда потом бывал счастлив, что мы не спешили их выполнять...
- На этот раз все по-другому, поверьте мне.
Тузендорф уронил голову на руки. Возражения госпожи Брадаманте еще больше укрепили его в мысли, что правитель твердо намерен совершить глупость. Теперь он ясно видел, что да, действительно, Орландо хочет получить голову баронессы.
- Мне придется это сделать. Иначе я лишусь места.
Госпожа Брадаманте была бледна, как полотно, даже губы побелели. Она сидела неестественно прямо, как будто проглотила кочергу, и совсем не шевелилась.
- Я понимаю ваши чувства, за эти годы вы успели хорошо изучить баронессу и по-своему привыкнуть к ней, но приказ есть приказ, мы все-таки люди государственные...
- Вы лишитесь места.
Тайная советница произнесла эти слова, почти не шевеля губами, отчего Тузендорф не сразу сообразил, от кого они исходят.
- Что, простите?
- Вы. Лишитесь. Места. – повторила она отчетливо и раздельно. – Но Мими Ферро будет жива и здорова.
- Это еще почему? – ухмылка у Тузендорфа получилась так себе, кривоватая какая-то. Он не понимал, почему тайная советница вдруг стала требовать от него немыслимых вещей, а главное, он ее побаивался, и совершенно не хотел вступать в конфликт.
- Потому что я требую от вас возврата долга. Да! – хлопнула она рукой по столу, - Время пришло. Верните мне долг.
- Ккк-ак-ой ддолг?
- Память подводит? Некогда здесь, вот в этом самом кабинете, вы отправили меня в чумные районы и поклялись, что вернете мне этот долг тогда, когда я пожелаю его стребовать. Было такое?
Она наклонилась над министром, и яркие голубые глаза уставились ему прямо в душу, пугая до полусмерти. Тузендорф боялся этой женщины даже больше, чем Орландо.
- Но это же глупо...
- Глупо или нет, извольте вернуть долг. Я спасла вам жизнь, и теперь тоже хочу получить жизнь взамен. Жизнь Мими Ферро.
- Но зачем она вам?
- Вас это не касается. Но только запомните, с сегодняшнего дня вы сделаете все, чтобы Мими Ферро была в безопасности. Если это будет стоить вам места – очень жаль, если это будет стоить вам жизни – тем хуже для вас, долги надо отдавать. Я прослежу за этим.
Она выпрямилась во весь свой немаленький рост, посмотрела на прощание, как будто хлыстом вытянула, и хлопнула дверью, даже не дав себе труда сказать «До свидания».
Вот теперь у барона действительно были серьезные проблемы.
А несчастная Мими Ферро, вокруг которой разыгралась такая драма, сейчас была беспомощнее котенка. Она могла только вращать глазами, беспорядочно дергать правой рукой, да что-то мычать. Ирья была в ужасе – последствия обширного инсульта не под силу ликвидировать даже такой опытной ведьме, как она. Но сдаваться тоже было не комильфо.
Последние сутки она провела в кабинете, перечитывая подряд все книги, которые могли дать хоть какое-то представление о ситуации. Она уже навыписывала с десяток рецептов, которые собралась попробовать, но тут ее внимание привлек взгляд Мими – он был очень осмысленным, как будто она что-то хотела ей сказать.
- Ох, ты ж, моя милая, ты ведь у меня великая врачевательница. Сама-то поди справилась бы с таким?
Но Мими не могла ей ответить, она только мычала. Тогда Ирья решила попробовать прочитать ее мысли, но это оказалось еще сложнее. Это было все равно, что разговаривать с пьяным попугаем – мысли не облекались в слова, ускользали, перетекали, меняли форму. Из обрывков сознания Мими удалось извлечь лишь несколько слов, которые старая ведьма записала на бумажке:
- Тройчатка, зола, рябина, гибискус...
Глаза больной внезапно зажглись.
- Гибискус?
Барнесса Ферро вся перекосилась, но моргнула.
- И что мне с ним сделать? Подожди-ка, давай так: если ты хочешь сказать да, то опусти глаза, если нет, то поводи ими из стороны в сторону, вот так. Можешь?
Мими повторила ее движение.
- Прекрасно. Итак, что у нас из гибискуса можно сделать? Отхаркивающее?
Мими замотала глазами из стороны в сторону
- Я так и думала. Кроветворное?
Опять нет.
- Разжижающее?
Да!
Но зачем ей разжижающее? Чем может помочь зелье, которое называется, кажется Инфрикус Рифас в случае обширного инсульта? Его дают при тромбах в сосудах...
- Эврика! Кажется, я тебя поняла. Готовить по рецепту, или что-то добавить?
Мими не смогла толком ответить, поэтому Ирья решила просто приготовить более концентрированное. А и в самом деле, может, оно поможет ликвидировать кровяной сгусток в мозгу? Чем черт не шутит? Иногда самые дурацкие способы – самые правильные. Ирья кинулась в кабинет, варить простое разжижающее зелье.
Первые дни были трудными, но понемногу все наладилось. Ирья приспособилась, как приспосабливается любой человек, и дело выздоровления Мими стало для нее каждодневной рутиной. Теперь баронесса вернулась в свою комнату, наверх, где провела свое детство. Она лежала на своей кровати, теперь чистой и прибранной, и все время пыталась повернуть голову вправо, туда, где застеленная одеялком, стояла пустая кровать ее подружки. Теперь это место было навеки пустым.
- Давай-ка еще выпьем вот этой бодяжки, авось поможет. И как же так случилось, что я, старуха, тебя выхаживаю от инсульта? Куда катится мир...
Куда бы мир ни катился, но от Инфрикуса Мими и правда полегчало. Она обрела способность немного контролировать свои движения, и первое, что она сделала, это попросила бумагу и перо. Ну, как смогла, так и попросила. Ирья, нимало удивленная, очинила ей карандашик, справедливо рассудив, что с чернилами лучше не связываться, и баронесса, скрипя зубами, стала пытаться что-то написать.
Вечером ведьма сидела на Лииной кровати, пытаясь расшифровать каракули. Она читала их вслух, внимательно поглядывая на лицо своей ученицы, пытаясь определить, угадала или нет.
- ...пиктусин и два грана помета летучих мышей. Мими, что это? Ты уверена? Нет, ты что, всерьез хочешь, чтобы я тебя поила мышиным говном? Это же антисанитария! Мими, ты уверена? Нет, я, конечно, доверяю твоему опыту, но мне все это странно.
По искаженному лицу Мими пробежала легкая судорога, которую можно было принять за улыбку.
- Нет, ну куда это годно – мышиным говном человека кормить. Не понимаю я этого... Что она там напридумала...
Ирья могла ворчать сколько угодно, но руки ее делали то, что сказала ей больная ученица. Говно так говно, ведьма вздохула, и кинула в котел пару неаппетитного вида шариков. Зеленоватое варево булькнуло и внезапно стало золотистым, как спелая горчица.
- Интересная песня... – пробормотала Ирья и щелкнула пальцами. Голубые знаки на каменном полу под треножником остыли и потемнели. Спустя секунду пол снова стал таким, как и был всегда. – Даже самой страшно, на девятом десятке честной жизни поить свою кровинушку всякой пакостью.
Впрочем, Мими не приходилось особо выбирать – было хорошо любое средство, которое могло бы поставить ее на ноги. Поэтому Ирья день и ночь трудилась в своем кабинете, когда не было возможности обойтись без очага. А когда такая возможность была, она брала с собой книги и поднималась наверх, в мансарду, где ее ждала Мими, напрасно пытавшаяся повернуть голову направо.
Теперь Ирья прекрасно знала все, связанное с чумой в Амаранте – при ее-то интересе к науке мимо такого она пройти не могла, и работа, проведенная Мими в одиночку, восхищала ее до глубины души. Теперь она знала, что не напрасно прожила свою жизнь, была и ее частичка в этой огромной победе над смертью. Все это наполняло ее сердце гордостью, и она говорила себе, что нипочем не сдастся, непременно заставит Мими встать на ноги.
- Ты, моя рыбка, в одиночку чуму завалила, что ж я какой-то инсульт не одолею?
Глаза баронессы теплели, когда она это слышала. Надо отдать должное упорству и таланту Ирьи ДеГрассо, за несколько дней она достигла значительных успехов – Мими стала более-менее шевелить правой рукой и ногой, и лицо у нее немного выправилось. У нее потихоньку восстанавливалась речь и координация движений. Ирья надеялась, что если не полностью, то процентов на восемьдесят она точно восстановится.
Инсульт штука такая, что превращает человека в смесь дерева и неразумного младенца, но мозг баронессы, видимо, оказался крепче, чем у большинства людей, потому что она упорно пыталась ворочать языком, и у нее даже стало что-то получаться. Старательно прислушиваясь, Ирья уже могла разобрать отдельные слова. А как только сама Мими смогла более-менее связно говорить, она стала давать ей указания, и Ирья поняла, что ее ученица действительно превратилась в великую ведьму.
- Вот видишь, было время, когда я вам говорила, что в котел кидать, а теперь ты меня учишь. Круговорот дураков в природе... – хихикала Ирья, раскладывая на маленьком столике свои принадлежности. Каждый день она проверяла чувствительность конечностей, и эта процедура ее не радовала, потому что выполнялась длинной иглой. Мими не возражала, но пока что результаты были неутешительные. – Не все сразу, Мими, люди годами борются за свое здоровье, и мы еще поборемся.
В мансарде снова было светло, чисто и уютно. Ирья сама тут все вычистила и привела в порядок. Лиины вещи она сохранила, как были.
- Когда-нибудь, кто-нибудь придет сюда и выкинет все это, как старое ненужное барахло, но для нас с тобой они имеют значение, не так ли?
Мими закрывала глаза в знак согласия. Несмотря на болезнь, ей было хорошо здесь: она получила передышку от своей суматошной жизни. И она наконец-то была не одинока, кто-то заботился о ней, и делал это искренне, от всей души. Временами ей даже хотелось заплакать навзрыд от благодарности и любви к старой ведьме. Только теперь начинала она понимать, что именно имел в виду Марк, когда звал ее к себе. Одной быть плохо.
А здесь, в маленькой комнатке, она была не одна, с ней были ее воспоминания. Мими уже научилась поворачивать голову, и теперь часто лежала, глядя на заправленную кровать и пожелтевшие от времени детские рисунки. Она закрывала глаза и представляла себе, что Лия спустилась вниз, в кухню, например, покормить Брынзу, и скоро придет обратно. Это успокаивало ее и давало смутную надежду на то, что горячий узел боли, давно застрявший в ее груди, однажды рассосется, исчезнет, и она снова сможет дышать свободно.
Вот и шаги за дверью. Правда это не Лия, это Ирья - принесла таз с горячей водой, чтобы ее умыть. Плохо, когда ты не можешь сама за собой ухаживать, но Мими свято верила, что это временно, и она непременно встанет. Она не допускала даже мысли, что останется прикованной к постели.
- А может, попробуем присесть сегодня? – Ирья положила к стене ее подушку, а потом, подумав, выдернула из-под покрывала и Лиину. – Давай, сядем, посмотрим на мир сверху. Сперва голова будет немного кружиться, но ты не пугайся...
Милая Ирья, как будто Мими сама не знала очевидных вещей. Для ведьмы она, наверное, навсегда останется ребенком, сколько бы лет ей не было, и какие бы подвиги она не совершила в этой жизни. Она ощутила спиной прохладную ткань Лииной подушки, и это было приятно - будто тайком дотронуться. Она так делала в то блаженное время, когда они были молоды - украдкой прикасалась к ее волосам, сидя рядом, и напрасно пыталась утихомирить бьющееся сердце.
Да уж... бедняге Марку никогда не светило что-нибудь подобное, а как без этого быть вместе. Передумав все, что только можно, за дни вынужденного бездействия, Мими лишний раз убедилась в том, что дала совершенно правильный ответ: Марка она не полюбит никогда. И все же одной плохо.
- Как голова? – Ирья заботливо сунула ей под нос нашатырку, Мими от неожиданности дернулась, и даже вполне ловко отмахнулась. Все у нее в порядке, не надо делать из нее умирающую.
И тут снизу раздался шум, как будто в дверь постучали.
- Кто это? Я никого не жду.
Женщины переглянулись, и ведьма поставила флакончик на тумбочку.
- Пойду спущусь, подожди меня.
Она прошлепала по чисто выстиранному половичку, стараясь в слуховое окно увидеть, кто там пришел без предупреждения, но ей ничего не удалось – старая черемуха, прислонившаяся к окошкам, не давала внятно разглядеть двор.
Стук повторился, и Ирья вынуждена была крикнуть: «Иду, иду!», на ходу приглаживая волосы и запахивая шаль поглубже. Щелкнув засовом, она выглянула на улицу и едва интинктивно не запрыгнула обратно – вокруг ее дома собрался едва ли не весь Касаблас.
- Что случилось, уважаемые?
- Ирья, тут такое дело... – расталкивая локтями соседей, из глубины толпы к ней устремилась вдова Януша, за которой грозно взирал на всех ее зять Ахмет, - люди говорят... Ой, даже и не знаю, как сказать-то...
- Да говори уже! Чего вы тут у меня под окнами демонстрацию устроили?
Старая женщина отдышалась и продолжила, с заискиванием в голосе:
- Ты уж не серчай на нас, матушка, и не проклинай – мы и так настрадались. Только вот люди бают, будто принцесса наша вернулась. Ахмет сегодня вернулся со стройки и говорит, что вся Амаранта подчистую на ушах стоит. Якобы милостивица наша войной на нас идет, и уже Энкретский мост перемахнула!
Вот оно что... Ирья закусила губу. Ей не хотелось врать, глядя этим людям прямо в глаза. Никогда в жизни она не увлекалась враньем, и ей стало нехорошо – сказать слово сейчас, значит расписаться под мошенничеством, значит уравнять себя с Орландо. На нее таращились сотни глаз, и каждое ее слово будет подхвачено и разнесено по всей стране быстрее ветра. Так имеет ли она право солгать?
- Что ж ты молчишь-то? Али не слыхала про нее?
И тут Ирье вспомнилась смерть короля Ибрагима – тогда она промолчала, потому что не была до конца уверена в виновности Орландо. А потом была еще одна смерть – герцога Карианиди, и снова она промолчала, потому что оскорбилась и потому что посчитала, что тронные дела ее не касаются. И вот, итог им подвела третья смерть, после которой уже бессмысленно было что-то говорить. Хотела ли она четвертой смерти? Нет, кто бы это ни был, Ирья больше не хотела никого хоронить. Она все так же молча повернулась, прикрыла за собой дверь, чтобы сквозняки не гуляли, и попросила у Ахмета руку:
- Помоги мне сынок, балерина из меня так себе.
Взобравшись на скамейку, Ирья увидела всю толпу как на ладони, и поразилась, как иного народу пришло сегодня к ее дому. Да тут и правда весь Касаблас! Людское море запрудило Черемуховую в оба конца, и не было у него берегов, как не бывает берегов у гнева, когда он настоится да окрепнет.
- Вы пришли узнать у меня, вернулась ли принцесса?
Дружным ревом ответила ей улица. Ирья вдохнула глубже и отметила про себя, что отсюда врать легче, уже не видишь перед собой чьего-то конкретного лица.
- Хорошо, я вам отвечу. Но сперва вы ответьте мне: помните ли вы, что случилось двадцать лет назад, в тот день, который назвали Белым?
Нестройный ропот пролетел над рядами.
- Не думаете ли вы, драгоценные мои, что зима и чума стали несчастьем, свалившимся на вас с неба, а вы в нем неповинны?
Ропот стал еще более нестройным, из чего ведьма извлекла, что народ именно так и думает.
- Я не говорю о тех, кто был ребенком или еще не родился в тот год. Я говорю о тех, кто все помнит, кто должен был поднять голос, защитить принцессу, кто мог, но не пожелал этого сделать. Есть тут такие?
- Есть, чего уж там... – махнула рукой старая сапожница.
- Так вот, чтобы принцесса вернулась, вы должны осознать все и раскаяться. Вы должны понять, что именно вы сами виноваты во всех своих несчастьях, и никто не насылал на вас проклятия. Вы осознали это?
Толпа снова загудела.
- Не слышу. Как-то невнятно вы раскаиваетесь, граждане...
Рев стал более осмысленным, а Ирья наблюдала за ними, подняв одну бровь и сцепив руки на животе. Толпа что-то кричала, но она оставалась невозмутимой, наконец, люди стали валиться на колени, один за другим – и через минуту вся Черемуховая стояла в грязи.
- Прости, матушка...
- А я-то тут причем? Не у меня вы должны просить прощения, и не передо мной стоять на коленях. Если так хочется покаяться, то ступайте на кладбище, что ли. Хотя дело это бесполезное. А если хотите и правда пользу принести, да вину свою искупить, то слушайте сюда.
Она немного помолчала, обвела людей взглядом, давая каждому время изготовиться в душе своей, и потом продолжила:
- Первое, что вы должны усвоить – вы сами творите свою судьбу. Каждый из вас всегда имеет выбор: взять топор и пойти отстаивать свои права, или притаиться за печкой в надежде, что горшок мимо пролетит. Вы один раз уже притаились, теперь знаете, чем это кончается. А второе, и главное – посмотрите вокруг. Да, да, не на меня, а вокруг посмотрите... ничего не видите?
Растерянные лица замелькали перед ней, как в калейдоскопе. Они вертели головами по сторонам, не желая замечать очевидного, а Ирья, глядя на их мучения, не могла удержаться от смеха. Она протянула руку и ухватилась за кончик ветки, потянула его на себя и отпустила – брызги талой воды и почерневшего снега окатили близстоящих людей.
- Теперь-то видите? Зима отступила. А что это значит?
- Принцесса вернулась!
- Правильно! У вас есть второй шанс, вы можете изменить свою жизнь!
Что тут началось! Люди повскакали с колен, начали орать и кидать в воздух шапки, обниматься и целоваться, а Ирья даже не могла слова вставить в их ликующие крики. Она махала руками, пыталась переорать их, но все безрезультатно, пришлось обождать, пока они немного успокоятся.
- Только рано вам радоваться, ваш правитель все еще Орландо, и он силен как никогда. Вот теперь мы и увидим, достойны ли вы человеческой жизни, или по-прежнему предпочитаете сидеть за печкой.
- Мы все сделаем, госпожа, ты скажи, что!
- Вот они какие, говори им, что делать! Нет, братцы, у свободного человека своя голова на плечах есть, так что сами решайте, свободны вы или нет. Вы можете встать на защиту своей свободы или дальше прятаться, только знайте – третьего шанса не будет.
Старая Янушиха давно уже дергала за Ирьин подол:
- Госпожа Ирья, а вы хоть видели ее, кормилицу нашу?
- Видела. Она приезжала сюда ко мне вместе с Бедным Рыцарем. Помнишь, небось, такого?
- Помню, помню, как же не помнить такого обходительного господина... Ой, батюшки, жива наша кровиночка... А то я все как подумаю, что ее, бедную, мучали, да убили злодейски, так сердце и заходится... Она ж ведь славная была, мы все ее помним...
Странное ощущение осталось у Ирьи, когда она все-таки выпроводила толпу и закрыла за ними дверь. Ах, если бы это действительно могла быть Лия, какой был бы праздник для всех! А так... что теперь поделаешь, жизнь продолжается и надо жить. Она вздохнула, поставила на плиту чайник и поспешила назад, к Мими в мансарду.
- Вот. Опять беспорядки. Все-таки стоило арестовать эту ДеГрассо хотя бы для приличия... – Тузендорф хлопнул по столу свежим донесением, только что прилетевшим из Касабласа. На сей раз он твердо решил не рисковать, и обо всем докладывать правителю в тот же час.
Орландо выглядел нездоровым. Землистого цвета лицо с резко обозначившимися морщинами, темные круги под глазами, да ставшая еще больше заметной плешь на макушке его не красили. А главным было ощущение какой-то затуманенности, которое постоянно мерещилось Тузендорфу в последние месяцы. Орландо явно изменился, и не в лучшую сторону – раньше это был человек кристально ясного ума и железной воли, а теперь он напоминал самого себя в обмороке.
- Я же говорил не трогать Ирью ДеГрассо. Вы бы лучше принесли мне голову Мими Ферро. Где она?
Тузендорф замялся. После разговора с госпожой Брадаманте он был вынужден бездействовать, рискуя местом и головой, так что это был больной вопрос.
- Мы ищем ее, но пока безрезультатно. Она исчезла.
- Насколько мне известно, у нас никто никуда просто так не исчезает. И вы всегда знаете, где можно отыскать любого человека. Так отыщите ее и убейте!
Вид у него был слегка невменяемый.
- Я серьезно, Ваше Высокопревосходительство, баронесса Ферро как сквозь землю провалилась. Я уже начинаю беспокоиться, не случилось ли с ней чего.
- Вы бы лучше о себе побеспокоились, а то я смотрю, вам служебный портфель тяжеловат стал. Не можете найти, позовите госпожу Брадаманте – эта кого хочешь найдет, в особенности Ферро!
- Госпожа Брадаманте занята своими делами, Ваша Светлость, - осторожно вставил министр.
– Так отвлеките! Скажите, что я приказал. Что за детский сад...
Раздраженный Орландо (а другим он и не бывал в последние месяцы), плюхнулся в кресло и стал читать принесенный доклад. По мере чтения лицо его бледнело и вытягивалось, как будто там было что-то жизненно важное для него.
- Ваши сведения верны или как всегда?
- Простите?
- Я спрашиваю, это точная информация о том, что Ирья ДеГрассо выступала публично и говорила о том, что принцесса вернулась?
- Да, Ваше Высокопревосходительство, у меня нет основания не доверять своим докладчикам. Их было четверо, и все говорят одно и то же...
- Я виделся с Ирьей ДеГрассо, и она ни словом не обмолвилась мне про возвращение принцессы. Ни единым словом!
Он треснул кулаком по столу, отчего Тузендорф отпрыгнул на шажок подальше. В последнее время от правителя можно было ожидать чего угодно.
- А не могла она намеренно ввести вас в заблуждение?
- Ирья? Не думаю... – Орландо сел и вцепился пальцами в остатки волос. – Я бы понял, если бы кто другой твердил о возвращении принцессы, но такие люди как ДеГрассо и Бедный Рыцарь...
В этот момент лицо правителя вытянулось, он застыл, пораженный внезапной мыслью.
- Так Мими Ферро еще жива?
- Не могу знать, Ваша Светлость.
- Так узнайте. Немедленно. Возьмите госпожу Брадаманте, найдите ее хоть из-под земли! Вот кто никогда не солжет по поводу принцессы! Никогда!
- Так мне ее все-таки убить? – пробормотал ошалелый Тузендорф.
- Идиот! Найти и доставить ко мне! – снова треснул кулаком Орландо. И пронаблюдав, как тучный министр выкатился за дверь, добавил вполголоса. – Убить я ее и сам убью...
Оставшись в одиочестве, Орландо еще раз перечитал все донесения и лично убедился в том, что министр ему не солгал. Что же происходит? На фоне своих переживаний по поводу отвергнутых чувств, он совсем позабыл про самозванку, о которой Тузендорф ему докладывал. Тогда он говорил еще, что ее войском руководит Бедный Рыцарь, и это было дико для правителя. Настолько дико, что он даже не поверил. И тут новый удар в лоб – Ирья объявляет о ее триумфальном возвращении! Осталось только Змею Горынычу подняться из могилы.
Руки его тряслись, как у запойного пьяницы, Орландо даже не мог попасть пером в горлышко чернильницы. Немного помучавшись, он бросил безнадежную затею, и решил дать себе небольшой передых на подумать. Усвоенное за много лет правило – ничего не делать сгоряча, давало о себе знать. Пройтись, что ли? Сколько раз его выручали такие перерывы, когда вся куча информации в голове понемногу становилась на место и решение приходило как бы само собой.
Он оделся потеплее, взял перчатки, и спустился вниз по служебной лестнице, туда, где в кухне суетились несколько слуг.
- Ваше Высокопревосходительство... – склонились перед ним спины, а он только поморщился.
- Работайте. – И вышел через маленькую дверь для слуг.
Тузендорф всегда ему говорил, что ходить по улицам в одиночку может быть небезопасно, и однажды он в этом едва не убедился. Но зато никакая аудиенция, конференция или прокламация не могла заменить ему уединения с любимым городом, неспешного разговора по душам, в котором не было ответов или вопросов, просто тянулся бесконечный диалог без пауз.
Орландо быстренько прошмыгнул мимо охраны, засуетившейся при его виде, но не успевшей послать кого-нибудь вдогонку, и затерялся в лабиринте улочек старого Найкратово. Куда бы сходить сегодня? Может, в Ситцевый переулок, посмотреть, стоит ли еще дом старой госпожи Грюнвальд? Или прогуляться по Литейной, навестить княгиню Шварцмауль, которая давно уже передала дела дочери, а сама предпочитала проводить время за чтением в своей гостиной.
Нет. Ему хотелось пройтись по давно знакомому маршруту, навестить Обводной канал, и завернуть в переулок Острого ножа, туда, где он некогда впервые встретил свою судьбу. Тогда он двинул налево, в обход канала Сигизмунда II, чтобы через двадцать минут вынырнуть на Обводном.
Улицы выглядели оживленными, гораздо более оживленными, чем это стало привычным за последние годы. Люди повылазили из домов, и теперь толкались везде по делу и без дела. Ему это понравилось, потому что напоминало дни его молодости, великолепные дни расцвета Амаоранты, когда все кипело в этом удивительном городе. Орландо навсегда полюбил Амаранту именно такой, и теперь ему было отрадно видеть, что она снова пробуждается к жизни.
Одетый скромно и невидно, он ничем не напоминал правителя государства, скорее некоего чиновника в отставке, который скопил неплохую ренту и теперь ведет размеренную жизнь, не зная, чем себя занять. Давным-давно на монетах государства не чеканились профили королей, и Орландо не пожелал увековечивать себя в монете, поэтому кроме высших сотрудников государственного аппарата, никто не знал его в лицо, что было большим преимуществом на улицах взбудораженного города.
Правитель прошел вдоль канала до самого пересечения с Обводным, остановился там, посмотреть на другой берег, и его, так же как Тузендорфа, поразили полинялые стены домов. Город и вправду был не в лучшем виде, это следовало признать. Оставалось только вспоминать, как же было хорошо когда-то, до того дня, как на улицах появились манифесты об объявлении войны Тридесятому царству.
Орландо взялся за чугунный поручень канала и посмотрел вниз – по серой воде плыли льдины, шумя и сталкиваясь. Уровень воды поднялся до невиданной отметки, что грозило затоплением беднейшим кварталам Сеймора, сползавшим к самой воде. И тут до него дошло, что лед тронулся. Тупо глядя в воду, он считал проплывающие льдины, и недоумевал, почему его спина под меховым плащом покрылась потом.
С крыш капало. За ночь потеки замерзали, превращаясь в сосульки, но с первыми лучами утреннего солнца снова начинали свою работу: кап-кап-кап... Вместо сугробов на улицах были лужи, о которых он уже почти совсем позабыл. А ведь как это бывало здорово – пробежаться после дождя, оставляя за собой тучи брызг! Обалделый правитель повернул наверх, в переулок Острого ножа, не переставая изумляться каждой капле, каждому проталому пятну на мостовой, и даже не подозревая, что ждет его наверху.
А там некогда стояла «Муськина радость», мимо которой он всегда пробегал со страхом, ибо его пугал вид нежилого, обгорелого дома, похожего на мертвеца. Покинутый кабак считался проклятым среди местных, и так и стоял, продолжая разрушаться – никто не хотел его купить, да и ни к чему было. Все равно люди обнищали, кормить было некого.
Вот и сейчас Орландо приготовился втянуть голову в плечи и быстро прошмыгнуть мимо, но стоило ему подняться, как наряду с запахом мокрого камня, ему в ноздри ударил запах свежеструганых досок. А пройдя еще несколько шагов, он услышал стук, будто совсем рядом кипела плотницкая работа. Неужели кто-то задумал строиться?
Так и было. Обгорелая каменная коробка стояла на месте, но теперь там были люди. Мусор и обломки были вынесены и выметены, а несколько молодых ребят весело стучали молотками, наводя новые полы, восстанавливая балки и перекрытия. Но самое главное было в другом – на еще черном от огня фасаде скрипела на ветру новенькая вывеска, как две капли похожая на ту, которая некогда висела здесь годами: «Муськина радость».
Орландо аж рот открыл от изумления и не смог отказать себе в удовольствии заглянуть внутрь.
- Здравствуйте! А хозяин где?
- Мартин! Тебя спрашивают! – зычно крикнул белобрысый парнишка-плотник куда-то вглубь здания, за новую отштукатуренную стенку. И вот, оттуда появился грузный пожилой мужчина, в котором Орландо не без труда узнал прежнего хозяина заведения.
- Доброго дня, сударь, чем могу быть вам полезен? – он сильно постарел, но глаза смотрели по прежнему мягко, а руки были заняты тряпкой, словно и не уходил никуда отсюда, а ведь он не зря пропадал где-то столько лет. Орладо точно не помнил, но знал, что именно с «Муськиной радости» тогда начались беспорядки, и хозяин был осужден довольно серьезно. Значит, он отбыл свой срок и теперь вернулся на место.
- У меня нет никакого серьезного дела, так что прошу меня извинить заранее. Просто я шел мимо и увидел, что вы восстанавливаете свое заведение, и мне стало очень радостно это видеть. Я помню его во всем блеске, и кошечку вашу помню, славная была очень.
- Да, Муся Четвертая была всем кошкам кошка, настоящая героиня. Никогда ее не забуду. Но теперь у меня есть Муся Пятая, и с ее помощью мы понемногу восстановимся. Будем, как прежде, кормить-поить дорогих гостей, чтобы знали, что Амаранта – город гостеприимный.
Орландо разулыбался, действительно радостно было все это видеть.
- Вы заметили, что погода изменилась?
- А как же, сударь. Видимо, настают новые времена – зима отступает, снова выглянуло солнце, которое я уж и забыл, как выглядит. Еще бы листики увидеть желтые, и я бы совсем счастливый стал. Но всему свое время, вот придет принцесса, и мы снова станем свободными, и война закончится! Как хорошо-то будет!
Улыбка сама собой сползла с лица Орландо. На этом празднике жизни он явно был лишним. Сухо попрощавшись с изумленным Мартином, он заспешил прочь по переулку, даже не заметив, что игрушечная лавка еще не открыта, но уже заново покрашена и щеголяет новой вывеской.
Он проморгал что-то очень важное, он выпустил поводья из рук, и теперь страна неслась в пропасть, совершенно неуправляемая, а эти болваны только и радовались. Их можно понять, им бы потеплее, посветлее, да посытнее, они и черту душу продадут, но он-то куда смотрел? Что вообще происходит? Если сопоставить факты, то получается: принцесса воскресла, ее признали Бедный Рыцарь и Ирья ДеГрассо, зима кончилась, проклятие со страны снято. Все это в совокупности указывает на то, что принцесса настоящая!
Орландо вынужден был остановиться и присесть на лавочку, потому что у него подозрительно затрепыхалось сердце, и ноги внезапно ослабели. Слушая свое сердцебиение, он ощущал легкое покалывание в пальцах, и не мог собрать в кучу разбегающиеся мысли.
Принцесса вернулась! Как такое возможно? Чудес не бывает, мертвые не возвращаются! А вдруг она смогла совершить невозможное? Но если она вернулась, значит, он прощен? Все забыто и прощено, и можно начать все сначала? Невероятное ощущение счастья и надежды затопило его грудь, и она едва не треснула. Небо покачнулось и ухнуло вправо, земля вздыбилась под ногами, а скамейка почему-то подбросила его тело вверх и приложила виском на свои скользкие доски Долгое время Орландо ничего не чувствовал, и только минут через пять ощутил настырное покалывание в пальцах. Шевельнув ими, он понял, что все так же сидит на скамейке, завалившись на левый бок. Старый правитель еле-еле не умер на улице, но об этом знал только он, да солнце, беззаботно скалившееся с высоты.
Так может, не зря он сдержал слово и не допустил убийства баронессы Ферро? После всего пережитого он уже не думал о своих чувствах, он был бы счастлив просто увидеть принцессу и сбросить с плеч груз, который носил столько лет. Но это же невозможно! Невозможно? Как узнать? Ему необходимо знать точно, чтобы больше не делать ошибок! И тут он снова вспомнил про баронессу Ферро.
Ему необходима Мими Ферро! Чем скорее, тем лучше. Он попытался подняться, но вынужден был признаться себе, что придется минут десять повременить, потому что сейчас он просто не в состоянии встать на ноги. Тогда Орландо откинулся на лавку, задрал голову и позволил солнцу облизывать лицо, а сам просто дышал полной грудью, стараясь ни о чем не думать. Но как только ноги его обрели способность двигаться, он встал и осторожно ступая, побрел вдоль улицы, рассчитывая поймать пролетку.
Через полчаса он был в своем служебном кабинете, пил кофе с ликером, и приказал немедленно позвать к нему госпожу Брадаманте.
Та явилась примерно через сорок минут, потому что находилась в университетской библиотеке, где ее не сразу нашли. Однако, получив приказ явиться, она не мешкала, и оставив все дела, поспешила на вызов.
- Добрый день, Ваше Высокопревосходительство. Вызывали?
- Вызывал. Садитесь.
Вид у правителя был немного взбудораженный, но гораздо лучший, чем за день до этого.
- Кофейку с ликерчиком? А то на улице сыро.
- Благодарю, не откажусь.
Орландо сам налил ей кофе, не забыв плеснуть ликерчика щедрой рукой. Гулять, так гулять!
- У меня к вам задание чрезвычайной важности и срочности, я очень надеюсь, что вы справитесь с ним лучше, чем господин Тузендорф.
И зачем ему понадобилось сталкивать их лбами? Все равно ведь ничего не выйдет. Госпожа Брадаманте наморщила лоб и склонила голову в знак почтительного внимания.
- Вернее эта работа некогда была вашей, но потом я передал ее барону, а он не справляется. В общем дело такое – мне нужно найти и срочно доставить сюда баронессу Мими Ферро.
Почему ему показалось, что тайная советница вздрогнула, как от удара, даже зубы лязгнули по краю тонкой фарфоровой чашечки.
- А что случилось?
- Много чего. Я сегодня вышел на улицу и понял, что отстал от жизни – зима отступает, старые знакомые возвращаются в город, а все почему? Потому что принцесса вернулась в страну, вот как говорят люди. И старая ведьма Ирья ДеГрассо с пеной у рта утверждает то же самое. Возможно, она мошенница? Возможно, я не первый раз имею с ней дело, но есть один человек, который не солжет ни при каких обстоятельствах – и этот человек Мими Ферро.
Вид у него был вдохновленно-слабоумный, и госпожа Брадаманте нахмурилась еще больше. Памятуя слова барона, она ни за что на свете не выдала бы ему местонахождение Мими, если бы сама знала, где она находится. Но уже несколько ночей она плохо спала оттого, что начисто потеряла ее след. Без всякой придури, госпожа Брадаманте впервые в жизни понятия не имела, где находится неугомонная баронесса, и это сводило ее с ума.
- Понимаю. Однако мне нечем вас утешить. Я, по старой памяти, продолжаю приглядывать за баронессой, но должна подтвердить слова барона о том, что она как в воду канула. Я тоже не могу отыскать ее следов.
- Так найдите! – Орландо ни секунды не сомневался, что услышит от тайной советницы именно эти слова. Несмотря на то, что она уже несколько месяцев передала все дела по баронессе Ферро своему коллеге, она все равно по старой памяти опекала эту сумасшедшую. Никак не могла с ней расстаться. – Именно вам известны все ее привычки, норки и нычки, так что вам и карты в руки.
- Но я говорю правду! – чуть ли не закричала тайная советница. – В последний раз ее видели у Малиновых ворот, а потом ее следы потерялись. Я действительно не знаю, где она, и подозреваю, что существуют некоторые приказы, о которых меня не поставили в известность!
Орландо стало не по себе. Он настолько привык к тому, что Мими – дама совершенно неубиваемая, что даже и предположить не мог, что с ней что-то может случиться. А тем более случиться по его приказу. Неужели Тузендорф допустил оплошность и все-таки исполнил наконец его указание? Быть того не может! Он не такой дурак...
- Нет, я не думаю, что с ней что-нибудь сделали...
- Вы не думаете? – глаза госпожи Брадаманте потемнели. Орландо с изумлением понял, что робеет перед ней, и не знает, как выкрутиться. – Разве не мог кто-то из ваших ретивых исполнителей пожелать выслужиться? Тем более, когда вы так яростно требовали ее голову!
- Если бы это случилось, ее голова была бы здесь, а исполнитель явился бы за наградой. Нет, она просто где-то спряталась в очередной раз. Прошерстите все кабаки, все постоялые дворы и притоны, вы лучше знаете ее окружение. Ступайте! – испуганно приказал он, увидев, как госпожа Брадаманте поднимается со своего места. – Я жду баронессу вот в этом кабинете.
И он сам позорно сбежал в свою спальню, не дожидаясь, пока эта женщина поднимется во весь рост.
На сей раз она, похоже, говорила правду, но если даже она не знает, где прячется эта чертова Ферро, то дело плохо. А вдруг ее пристукнули сами мошенники – они ведь не хуже его понимали, что ее свидетельство в деле установления подлинности рыжей девицы самое верное? Нет, быть того не может, Мими Ферро и не таких отправляла в расход, что ей парочка стариков да какая-то подавальщица.
От всего случившегося, глаза у Орландо лезли на лоб, он бредил наяву. Ему уже мерещилось, что рыжая девица – не более, чем прикрытие, за которым стоит вернувшаяся принцесса, и она откроет себя, когда окончательно убедится в том, что народ готов ее поддержать. Не может столько фактов одновременно случиться просто так...
Он бы и сам рванул куда угодно, выразить ей свою поддержку и верноподданические чувства. Нет, он просто был бы счастлив, что кто-то милосердный исправил самую большую его ошибку и дал ему прощение. От таких мыслей ему хотелось петь, жить и танцевать. Что стоит государство, его пост и все дела по сравнению с прощением и возможностью начать все заново? Да ничего. Это раньше он был идиотом, но теперь много воды утекло, и он поумнел. Больше таких ошибок не будет, теперь он знает, как надо поступать.
Главное, чтобы госпожа Брадаманте не подвела и быстренько отыскала Мими Ферро, а та подтвердила, что принцесса воскресла. Тогда он согласен добровольно сложить с себя полномочия и приветствовать ее как королеву. Ему уже больше ничего не нужно, только бы разок увидеть ее, хотя бы издали. Что будет потом не имеет значения.
В таком расслабленно-восторженном состоянии его застал Тузендорф с вечерним докладом. Контраст был более чем разительным, и министр мысленно приготовился к самому худшему. Но все, на что правитель был способен сегодня, это рассуждать о чудодейственном воскрешении. Тузендорф всерьез напугался, видя, что глава государства, мягко говоря, неадекватен.
- Ваша Светлость... Ваша Светлость, можно я скажу кое-что? – он помялся немного, а потом выговорил, словно нырнул с берега в ледную воду. – Вы помните Голубиную Рощу?
Взгляд Орландо был все таким же остекленевшим.
- Там есть могила, в которую вы лично положили принцессу Лию, своими руками. Я предлагаю поступить проще: не гоняться за баронессой Ферро, которая, кстати говоря, дама ненормальная, а вскрыть могилу и эксгумировать труп. Если он на месте, значит, на Амаранту идет самозванка, и никаких сомнений тут быть не может.
Вот тут правитель по-настоящему вызверился:
- Что вы себе позволяете? Да я вас самого живым в могилу зарою, если вы только посмеете приблизиться к Голубиной Роще! Вы что, считаете меня сумасшедшим?!
Но на сей раз Тузендорф не отступил.
- Никогда не считал вас сумасшедшим, но вы все же живой человек, а все люди склонны иногда заблуждаться. Я более чем убежден, что на столицу идет самозванка и все это мошенничество, и хочу, чтобы вы тоже перестали терзать себя из-за событий, которые давно забылись.
- На фронт!!! Да я вас на фронт сошлю!!! – зарычал Орландо. Однако министр закусил удила, едва ли не впервые в собственной жизни.
- Это ваше право, и я последую туда, куда вы велите, пусть даже и на фронт. Правда, от меня там будет мало толку, я стар и негоден к строевой службе, но здесь я вам еще пригожусь. Хотя бы тем, что скажу правду, пусть это и будет стоить мне жизни. Очнитесь! Ваша Светлость, очнитесь – вы ослепли! Вы не представляете, что творится в стране! Это почти революция, и она движется на нас, а мы сидим сложа руки и ничего не делаем! Да, во главе бунтовщиков идет самозванка, но эта самозванка в десять раз опаснее настоящей принцессы! Нужно срочно предпринять какие-то меры, почему вы бездействуете?
- Вон!!! Вон отсюда!!! Не желаю вас видеть!!! – прохрипел Орландо с налитыми кровью глазами. Тузендорф проехался по его иллюзии, которая заставила его встрепенуться и снова почувствовать себя живым, и это было больно. Очень больно.
- Я буду в министерстве ждать ваших распоряжений.
Барон поклонился и вышел из кабинета, не теряя достоинства, несмотря на то, что в спину ему полетела чернильница.
- Вот такие дела. Так что я уже лишился места, несмотря на то, что и пальцем не шевельнул ради укрывательства баронессы Ферро. – Тузендорф просматривал бумаги и приводил в порядок свое рабочее место. Госпожа Брадаманте сидела рядом и помогала ему сжигать ненужное. – Вы остаетесь вместо меня, я не сомневаюсь, что он назначит вас. Я умоляю вас... Откройте ему глаза, заставьте его очнуться.
Старый министр заплакал, а его бывшая заместительница не могла подобрать слов, чтобы его утешить.
- Он ведь великий человек. Величайший из всех, кого я когда-либо встречал, но на него словно затмение нашло какое-то. Я не знаю, как его разубедить...
Огонь трещал, пожирая секретные директивы, которые преданный чиновник сжигал, чтобы не компроментировать своего повелителя даже сейчас.
- Все, что касается принцессы, выводит его из равновесия. Я понимаю, он много страдал, но нельзя же так. Он сам погибнет и погубит государство. Кто идет по Великому тракту? Сброд, который не умеет упарвлять страной и не понимает ничего ни во внешней, ни во внутренней политике. Я знаю этого Бедного Рыцаря, он славный человек, и, похоже, талантливый военачальник, но он идеалист, а нет ничего хуже идеалиста с иллюзиями на государственном посту. Это страшный вредитель, хуже неграмотной подавальщицы из пивной. Они все развалят, а на развалины придет наша сиротинушка – король Марк, которого мы били-били, да не добили. Как подумаю, так ужас охватывает!
- Я с вами полностью согласна. Я тоже имела сегодня разговор с Его Высокопревосходительством и нашла его невменяемым. Он слетел с катушек, говоря площадным языком.
- Именно так, но я все же верю в него, ему нужно просто очнуться и повести за собой народ, как это бывало раньше.
- Бывало? Не припомню такого. Впрочем, неважно, я вполне понимаю, когда люди делают глупости по сердечным причинам... – Она сделала паузу, о чем-то задумавшись. – Но в нашем сегодняшнем положении это недопустимо.
Горел огонь в камине, и в коридорах министерства было тихо. Каждый из них прислушивался, невольно ожидая четких, торопливых шагов военного, который принесет Тузендорфу приказ об отставке и повестку на фронт, или хуже того – ордер на арест.
- Знаете что, - вдруг наклонилась вперед госпожа Брадаманте, и глаза ее заблестели в отблесках пламени. – Мне кажется, что нам надо действовать самостоятельно, потому что на приведение правителя в чувство у нас совсем нет времени. При этом он может привести нас на виселицу гораздо ранее, чем придет в себя.
- Что вы имеете в виду?
- Ну хотя бы то, что столица совершенно ничем не защищена – самозванка войдет сюда на белом коне без единого выстрела.
- Это правда, но что бы вы сделали?
- Я бы срочно вызвала полки из Ферсанга. Пусть перейдут Харамарские болота – раз самозванка это сделала, они тоже смогут. И я бы отозвала армию с фронта. Война сейчас не так актуальна, как оборона Амаранты.
Министр сел и задумался. Все, что говорила его коллега было правильно и разумно, но вело к смертной казни. Некоторое время он колебался, а потом спросил:
- Вы не боитесь?
- Чего мне бояться? Я свое давно отбоялась, а плакать по мне некому. Но если моя жизнь еще может принести пользу, я готова ею пожертвовать.
- Для меня честь работать с вами.
- Ах, оставьте ваши расшаркивания! Так вы готовы?
Тузендорф кивнул головой и открыл ящик стола, доставая государственные печати и бланки приказов особой срочности. Через час все было готово, и он вызвал спецкурьеров для срочной доставки.
- Не думал, что вы так хорошо владеете подписью правителя.
- Человек с моим опытом хорошо владеет любой подписью. Главное теперь – успеть.
Когда в коридоре раздались шаги, они оба выпрямились. Это могли быть курьеры, а могли офицеры, явившиеся, чтобы их арестовать. Но увидев черный плащ сотрудников спецпочты, заговорщики выдохнули. Вот и все, бумаги разлетелись – одна в Ферсанг, другая на фронт, дело сделано. Теперь только время решит, кто был прав, кто виноват.
Часы скрипнули и пробили два. Глубокая ночь легла на Амаранту, во всем здании министерства горело только их окно, и то неровным, каминным отсветом.
- Ну вот и все. Прощайте, господин Тузендорф, утром я уезжаю в Куркколу, искать Мими Ферро. Может быть, мне повезет, и я успею ее найти. На всякий случай, если мы больше не увидимся... – госпожа Брадаманте протянула ему руку. – Благодарю вас за то, что однажды поверили в меня, и за все годы нашей совместной работы. Для меня тоже было честью работать рядом с вами. Прощайте.
- Прощайте... – эхом отозвался министр. Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. За окном шумел канал, по которому уплывали прочь осколки долгой зимы.