Бледно-синяя нить горизонта медленно окрашивалась тусклым золотом подступающего рассвета, а Владислав чувствовал себя выпотрошенной рыбой. Он поймал себя на том, что уже десять минут стоит перед узким книжным шкафом, который видел молодость его матери, и держит в руках раскрытую книгу в жестком угольно-черном переплете – «Братья Карамазовы», двенадцатый и последний том собрания сочинений.
Взгляд Владислава сосредоточенно скользил по буквам, втиснутым в ровные строки, однако он не понимал ничего из прочитанного – мыслями он был не здесь, а читал механически.
«Ври что хочешь, мне все равно! Ты меня не приведешь в исступление, как в прошлый раз. Мне только чего-то стыдно… - скользило у него перед глазами. – Я тебя не вижу и голоса твоего даже не слышу, как в прошлый раз, но я всегда угадываю, что ты мелешь, потому что это я, я сам говорю, а не ты!»
Предрассветный сумрак сизой сукровицей стелился по книжному шкафу, по черному ряду пронумерованных томов, сухим и едва заметным блеском лежал на широких листьях фикуса, темно-зеленый цвет которых переходил чуть ли не в черноту.
Владислав смотрел на строки карамазовской реплики, но видел не её, а едва заметный прямоугольный отпечаток посередине страницы. Посторонний не разглядел бы его, однако Владислав знал, что оставило этот отпечаток. В «Братьях Карамазовых» всегда лежал зиплок с мефедроном. Лежал, конечно же, недолго, однако Владислав каждый раз прятал там новый. Но уже месяц здесь не было ничего.
Произошло кое-что, заставившее Владислава насторожиться. Впрочем, сложно не насторожиться, когда твой дилер, употребляющий то же самое, спешно записывается к кардиологу.
Пережив аптечный кризис прошлой осени, Владислав был готов пережить еще один. Он уже знал, что рано или поздно осознанное желание перейдет в область бессознательного, чтобы напоминать о себе во снах, а перманентная жажда станет настолько привычной, что превратится в фон для всех остальных мыслей. Он знал, что потом уйдет и она, уступив место неожиданным порывам сорваться, которые со временем тоже поблекнут.
Так что Владислав пообещал себе держаться подальше от всего, где есть префикс «meth-». Кроме МДМА, конечно. И не нарушал этого обещания уже месяц, однако мефедрон, родственник мульки, оказался в разы настойчивее препарата, от которого Владислав отвыкал после осени. Иного от префикса «meth-» ожидать не стоило.
Когда Владислав слезал с аптеки, его постоянно преследовала апатичная сонливость, иногда сменяющаяся такой же апатичной плаксивостью, а сейчас он слезал с мефедрона и чуть ли не физически ощущал, как его душит невысказанная злоба. Словно внутренние ограничения смыло бурным потоком, и раздражение, которое он из-за привитой в детстве интеллигентности годами держал в себе, теперь вырывалось наружу – нашелся бы только повод. Владислав срывался за все годы вежливого молчания и ничуть этого не стыдился.
Захлопнув книгу, он поставил ее обратно на полку – с такой осторожностью, словно это была спящая гадюка. С сомнением оглядев свое жилище, он заметил, что любой предмет в комнате, попадающийся на глаза, так или иначе подводит к одной и той же назойливой мысли. Угольные точки глаз Достоевского и Берроуза, чьи портреты висели практически в самом углу – между подоконником и высоким фикусом, который касался листьями книжного шкафа, заставляли его вспомнить про аддикцию этих литераторов, а не их культурные заслуги. На подоконнике обычно стояла неглубокая красная тарелка – на красном было очень хорошо видно белое. Втянув дорогу, Владислав валился на кровать и, громко пошмыгивая, ждал минуты три. А потом беспокоиться было уже не о чем.
Фантомные ощущения, возвращающиеся в виде характерной сухости носоглотки или свежего аромата, в котором смешивались запахи ванили и бытовой химии, лишь раззадоривали Владислава, побуждая срочно позвонить Мите. Иногда он даже подумывал о том, что было бы неплохо, если вдруг найдется человек, который прикует его наручниками к батарее. Это определенно помешало бы Владиславу покинуть квартиру.
Однако он держался, применяя способ, испытанный после осени. Тогда Владислав покупал красные желатиновые капсулы, засыпал в них сахар и проглатывал - когда тяга становилась особенно сильной. Естественно, никакого дурманящего эффекта не было, однако мозг считал задачу выполненной и на какое-то время успокаивался. Ключевым моментом было внешнее сходство, так что теперь Владислав обманывал себя, нюхая глицин.
Все пошло не так с самого пробуждения. Он проснулся от беспричинной сухости в носу, которая исчезла уже через несколько минут, а когда отправился в ванную, чтобы умыться, ощутил знакомый запах мефедрона. Иллюзия продержалась две секунды, однако и этого хватило, чтобы выбить его из колеи.
Сосредоточенный взгляд Владислава переполз на табуретку, стоящую около кровати. На табуретке лежало неаккуратно сложенное черное пальто, а карман топорщился, раскрывая темную пасть, где виднелся стертый край портмоне. Владислав отчетливо помнил, что в кошельке лежит три тысячи рублей.
Эти три тысячи рублей развеяли последние сомнения. Подходили к концу десятые года двадцать первого века, и Владиславу, чтобы добыть эти деньги, не нужно было красться по темному саду, на всякий случай сжимая в руках медный пестик. Однако покутить на три тысячи можно было даже в 2017-ом году – этого вполне хватило бы на грамм мефедрона.
Торопливо обувшись, Владислав попытался просунуть руки в рукава, однако его настигла нервная дрожь предвкушения. Непослушные кисти то и дело утыкались куда-то в стеганую подкладку, а угольно-черная пола пальто подметала половик со следами засохшей уличной грязи. Когда за края рукавов наконец выползли узкие кисти с худыми пальцами, Владислав ощутил, что ноги стали заметно ватными, в животе поселился холодящий комок тревоги, а нервная дрожь предвкушения переместилась на зубы. Зубы стучали не так сильно, как после стимуляции, однако это все равно был заметный стук – тихий, фарфоровый и какой-то жалкий.
Проверив карманы, Владислав убедился, что не забыл ни портмоне, ни телефон, ни ключи, и распахнул железную дверь, однако заметил в подъездном сумраке рослый силуэт, который резко, но уверенно отшатнулся назад. Чуть не врезавшись в него, Владислав замер и напряженно всмотрелся в смутно знакомое лицо. Лоснящиеся щеки покрывал румянец, ясно свидетельствующий о здоровье, а очертания тяжелого квадратного подбородка придавали виду гостя некоторую агрессивность. Темно-желтый свет лампочки растворялся в полумраке, как акварельная дымка в грязной воде, и падал на это здоровое лицо.
- Игорь?.. – удивленно спросил Владислав.
Игорь был последним, кого он ожидал увидеть у себя на пороге, еще и в такое время. Пожалуй, Владислав мог назвать его самым дружелюбным одноклассником, потому что Игорь с Владиславом хотя бы разговаривал – пусть даже в рамках вежливости. А теперь Игорь - с коротким ежиком волос и бежевой горловиной свитера, торчащей из-под наполовину застегнутой куртки – собственной персоной стоял перед ним.
Владислав кисло улыбнулся. Видимо, улыбка оказалась настолько кислой, что Игорь это заметил и решил нарушить неловкое молчание.
- Чуть не пришиб меня, - шутливым тоном сказал Игорь и несколько раз похлопал Владислава по плечу, словно последняя их встреча состоялась не шесть лет назад, а вчера.
Будучи полной противоположностью Владислава, Игорь прошел такое же начало жизненного пути: класс с углубленным английским, вступительные экзамены и гуманитарная специальность. Игорь и в детстве был не только выше, но и шире Владислава, а в юношестве лишь окреп. В последний раз они виделись на выпускном. Игорь тогда начинал наращивать мышечный каркас и, судя по тому, что сейчас увидел Владислав, от этой идеи до сих пор не отказался, в то время как Владислав лишь утратил часть подкожного жира и отощал. Хотя прошел уже целый месяц, и за это время Владислав более-менее выспался и отъелся, однако желудок уже не так радостно переваривал жирную пищу. Пострадали и зубы, которые стали болезненно реагировать на слишком высокие и слишком низкие температуры.
За месяц без стимуляторов Владислав стал выглядеть чуть лучше, однако все равно производил впечатление больного человека.
- Приятно встретиться со старым другом, да? – спросил Игорь. Он был на голову выше, поэтому, покровительственно улыбаясь, глядел на Владислава сверху вниз. Однако за шутливым тоном скрывалась едва заметная тревога.
«Именно сейчас! – с досадой подумал Владислав. – Чего он хочет?»
Однако вслух сказал совсем другое.
- Очень приятно, очень. Давно не виделись, целых шесть лет. Ты изменился в лучшую сторону. Как ты здесь оказался? Ты же вроде в другой город поступал, я думал, ты переехал. Если честно, очень неожиданно. Ты застал меня врасплох, я собирался уходить. Послушай, Игорь, не мог бы ты зайти вечером или завтра? Мне очень жаль, но всё так не вовремя, а я очень спешу…
Владислав говорил, вежливо улыбаясь, однако это не могло скрыть бессвязность его торопливой и неуместной болтовни. Он понимал, что прогонять Игоря, даже не пригласив того на чай, грубо, однако сейчас хотел лишь одного – чтобы Игорь как можно скорее ушел.
- Куда? – вкрадчиво спросил Игорь.
- По делам, - скупо ответил Владислав, не стирая с лица вежливой улыбки, которая снова стала довольно кислой, - мне надо по делам.
Он замер, как истукан, выжидающе глядя Игорю в глаза. Для этого пришлось несколько запрокинуть голову. Владислав понимал, что взволнованная речь и мелкие подергивания лица, которые он плохо контролировал, ясно выдают его нервозное состояние, а бестактное поведение, хоть и приправленное стандартными формулами учтивости, лишь разжигает непонятную тревогу Игоря.
- Дела подождут, - веско возразил он и резким ударом по плечу толкнул Владислава обратно в квартиру.
- Что?! Какого хрена, Игорь?
- Влад, я читаю твой твиттер и прекрасно знаю, что с тобой происходит уже почти полгода года. Какие у тебя дела, я догадываюсь, так что сейчас ты никуда не пойдешь. Барыга и без тебя на хлеб заработает.
Тон его был спокойным, уверенным и не терпящим возражений. Игорь аккуратно закрыл дверь, смазанный замок сухо щелкнул. В притворстве больше не было нужды, так что взгляд Игоря стал тяжелым и колким, а Владислав, застывший в дверном проеме между узким коридором и залом, уже не скрывал злобы. Пострадали не только желудок и зубы, но и нервная система. Чтобы гнев вскружил Владиславу голову, хватило нескольких секунд.
- Шесть лет не общались, мог бы вообще не приходить, - резко выпалил он, ощутив, как нервная дрожь набирает силу, - как будто тебя волнует, что со мной происходит. Почему это вообще всех так волнует? Какая разница? Неужели так сложно не лезть с помощью и оставить меня в покое? Я что – многого прошу?!
Владислав заметил, что невольно сорвался на звенящий крик, и притих. Он боялся, что если Игорь так и будет стоять на своем, то он не сможет сдержаться.
- Влад, - произнес Игорь, пристально глядя ему в глаза, - лучше отдай деньги. Не доводи до греха. Мне очень не хочется тебя бить.
Резким движением вытащив из кармана портмоне, Владислав изо всех сил кинул его в Игоря, метясь в лицо, однако тот непринужденно поймал его, словно был готов к чему-то подобному. Ни один мускул его лица не дрогнул, словно грубость совсем его не задела.
- Хоть подавись этими тысячами, мразь, - процедил Владислав, дробно постукивая зубами, - как будто без денег я ничего не достану.
- Он мужчина, - добродушно хмыкнул Игорь, глядя на него с терпеливостью и сочувствием. Владислав сухо рассмеялся:
- Почему ты считаешь, что это мужчина? Совсем не представляешь в этой роли гетеросексуальную женщину? Я ведь не окончательно сторчался, пока еще вполне пригоден.
Владислав приврал: Митя не был гетеросексуальной женщиной. И хотя рассуждения Владислава были исключительно гипотетическими, его грела мысль, что Митя ему все-таки друг, который из сочувствия уступит если не грамм, то хотя бы одну дорожку.
- Пропусти, - тихо сказал Владислав. Горло сдавливало подступающим плачем и обжигающей досадой, однако он пытался сдержать и первое, и второе. Игорь, не говоря ни слова, лишь медленно помотал головой, а терпения и сочувствия в его взгляде стало заметно меньше. К ним примешалась брезгливость.
- Пропусти, сволочь, я не пойду к нему, все будет хорошо! – приглушенно вскрикнул Владислав. В глазах защипало, подступившие слезы заставили рослый силуэт Игоря расплыться. Владислав нутром чувствовал, как злость, словно тошнота, неудержимо рвется наружу, а тело сводит судорогой ненависти – ненависти к этим лоснящимся от сытости щекам, к этому самодовольному и наглому поведению, к человеку, который всегда был лучше него.
- Терпеть не могу, когда меня оскорбляют, - угрожающе нахмурился Игорь, - а еще мне больно смотреть, как нормальный человек превращается в опустившегося торчка. И если ты еще хоть раз назовешь меня мразью или сволочью, я тебя так отделаю, что ты об этом пожалеешь. Понял меня, наркоша?
Характер Игоря ничуть не изменился. Владислав прекрасно помнил, что Игорь не терпит беспочвенных оскорблений, что он всегда отвечает за свои слова, и если он угрожает физической расправой, то стоит прислушаться и больше его не злить.
И это предупреждение могло подействовать на Владислава даже сейчас, если бы Игорь не сказал последнюю фразу, лишь распалившую ненависть и пробудившую чувство стыда, которого не было во время первой, аптечной зависимости. Этот стыд вызывал у Владислава только одно желание – спрятаться и не попадаться никому на глаза. Вот только Игорь об этом не знал.
- Я прекрасно знаю, кто я такой! Не смей об этом напоминать! – закричал Владислав и, сжав кулак, ударил Игоря по лицу.
У него было меньше сил, чем у Игоря, но гораздо больше ярости, поэтому удар пришелся прямо по ошеломленному лицу – куда-то в район носа. Игорь, не ожидавший такого открытого нападения, пошатнулся и зажал нос рукой. Потертое портмоне упало на пол. Отняв ладонь от лица, Игорь увидел на мясистых пальцах первые капли носового кровотечения – мелкие и багряные. Взгляд Владислава сочился ненавистью, словно сырой кусок свиной плоти, с которого стекает соленая кровь. Владислав напоминал кого угодно, но только не на себя.
- Видит бог, я этого не хотел, - сказал Игорь, пытаясь сохранить хотя бы толику корректности. Однако Владислав задел все больные места, которые мог задеть. Игорь не хотел опускаться до его уровня. Но неизбежно сорвался и тоже оскотинился.
Ухватив Владислава за ворот пальто, Игорь потащил его в зал. Владислав пытался оттолкнуть Игоря и, стараясь удержаться на ногах, неуклюже стучал каблуками ботинок по линолеуму. На глазах у него дрожали слезы обиды и негодования. Не обращая внимания на смазанные удары Владислава, который совсем вышел из себя и бил его куда придется, Игорь ощутимо встряхивал его.
- Посмотри на себя, скотина! – зычно кричал Игорь ему в лицо. – Посмотри, в кого ты превратился!
- Отпусти меня! Это не твое дело, тварь, не твое! Оставь меня в покое и не мешай! – невнятно мычал Владислав, то срываясь на плач, то захлебываясь нервным смехом.
- Поучи меня еще, нарколыга! Заткнись и не зли меня!
Словно заразившись нервной экзальтацией Владислава, Игорь чуть ли не швырнул Владислава в сторону книжного шкафа. Однако маневр не удался: в последний момент Владислав вцепился в горловину его свитера и утянул Игоря за собой.
Сначала Владислав ощутил, как ударили в спину грубые ребра книжных полок, а затем с грохотом упал на пол. Игорь, чуть не придавив Владислава, грузно рухнул рядом, а с верхней полки покачнувшегося книжного шкафа один за другим посыпались черные тома Достоевского. Один из них ударил Владислава по лицу, и переносицу пронзила вспышка тупой боли.
- О-ой, идиот! Ну что за идиот! – стонал где-то сбоку Игорь. Прижав ладонь к разбитому носу, он поднялся и кинул на Владислава негодующий взгляд. Владислав, барахтаясь в расстегнутом пальто, тоже пытался подняться. Адреналин спонтанной драки еще не схлынул, однако спина уже заметно ныла, а боль в переносице стала еще интенсивнее.
Тяжело вздохнув, Владислав протянул Игорю руку:
- Помоги. Ты пришел помочь, так помоги хотя бы встать.
Крепко обхватив его вялую ладонь, Игорь помог ему подняться на ноги. Владислав с некоторым недоумением осмотрел окровавленное лицо Игоря. Два прямых кровавых росчерка начинались где-то в ноздрях и ломаной траекторией продолжались до самого подбородка. В горловину свитера впитались несколько довольно крупных капель. Владислав не мог разобраться, что он чувствует по этому поводу и чувствует ли вообще.
- Почти одолел меня, - произнес Игорь тем же шутливым тоном, с которого начался их разговор, - не ожидал от тебя такого. У тебя аптечка есть? Перекись, вата?
- В ванной, в шкафчике, - Владислав махнув рукой в неопределенном направлении. Ощутив резко накатившую слабость, он сделал несколько нетвердых шагов и, покачнувшись всем телом, сел на кровать.
Через десять минут Игорь сидел на табуретке, которая стояла теперь напротив кровати Владислава, а в ноздрях у него торчали плотные комки ваты. Владислав то и дело ощупывал пластырь, под которым скрывалось легкое рассечение переносицы.
- Ты… пришел очень вовремя, если честно, - пробормотал Владислав. Он сидел, чуть втянув голову в плечи, а взгляд то и дело соскальзывал с лица Игоря куда-то за окно, где вовсю разгорался восход.
- Ты бы занялся чем-нибудь. У тебя хоть работа есть?
Владислав печально усмехнулся:
- При чем здесь работа? Нужно обладать особым складом характера, чтобы добывать радость жизни, употребляя химию сомнительного качества, произведенную неизвестно кем и неизвестно где. Человек должен быть несчастливым и склонным к рискованным поступкам. Аддиктивный тип личности. Дофамин, серотонин, адреналин…
- Вижу, болтать ты не разучился. Так что с работой?
Владислав не был бесталанным. У него было два таланта: первый – красиво соединять слова в предложения, второй – наступать на грабли. К счастью, второй талант не лишил его первого, и работа у Владислава была. Не такая, конечно, о которой он мечтал на гуманитарном факультете. Литературный багаж и гуманитарные знания Владиславу почти не пригодились.
- Копирайтер, - искривился он, - пишу статьи для нескольких сайтов, описания диванов, кружек и прочего говна. Как ты уже понял, в офис мне приходить не нужно.
Если бы рабочий день Владислава был фискированным, он бы уже давно потерял место, однако от него требовалось лишь одно – выполнять список поставленных задач. Работать под мефедроном Владислав очень даже мог, работать на отходах – заметно хуже, однако тоже мог. В офисе бы его быстро раскусили. Хотя даже в таком случае у Владислава был бы шанс продержаться на работе как можно дольше: он слышал, что некоторые коллективы закрывают глаза на аддиктивных работников, пока те хорошо выполняют свои обязанности.
Игорь молчал и разглядывал Владислава, чуть склонив голову набок. В его взгляде виднелось неприкрытое сочувствие, и Владислав, заметив это, заерзал. Такое отношение было для него непривычным.
- Помнишь, учителя говорили, что ты далеко пойдешь?
- Думаю, мефедрон – достаточно далеко, - вдруг развеселился Владислав, - свет моей жизни, огонь моих чресел, ме-фед…
- Замолчи, - нахмурился Игорь. Заметив, как дернулись его пальцы, готовые сжаться в кулаки, Владислав умолк.
- Тебе не страшно об этом шутить?
- Если я не буду шутить, раскроется плачевность моего положения.
На светлом линолеуме чернели шероховатые обложки разбросанных книг. Некоторые во время падения раскрылись и теперь лежали корешками вверх, а страницы, придавленные к полу, криво загнулись. Стараясь не обращать внимания на ноющую боль в спине, Владислав встал с кровати. Подобрав книгу, что лежала ближе всего, он принялся кропотливо выравнивать смятые страницы.
- Хотя бы женщину найди, - вздохнул Игорь, повернувшись к Владиславу, который словно не слышал его. Он медленно разглаживал пальцем особо суровый надлом, который прошел по глазуновской иллюстрации, перечеркнув вишневые, почти черные губы Настасьи Филлиповны.
- А смысл? – рассеяно возразил Владислав.
Смысла в этом действительно не было. Он даже пытался. Вот только под мефедроном все ощущалось гораздо ярче, и всякий раз мысли, изначально окрашенные похотью, заметно омрачались и упирались в то, что мефедрона больше не будет. И похоть сменялась бессильной злобой.
Игорь пожал плечами, видимо, сделав какие-то свои выводы, которые решил не озвучивать.
- Что ты вообще забыл у моего дома в такую рань? – с недоумением спросил Владислав. – Не специально же ты пришел.
- Таксую. Проезжал мимо, решил зайти, а ты в таком состоянии.
Подрагивающий палец Владислава вяло курсировал по черте, оставшейся от надлома. Бледное скуластое лицо Настасьи Филипповны дрогнуло, превратившись в бескровное лицо другой женщины, которое было ему так знакомо. Сморгнув, Владислав мягко заговорил, пытаясь скрыть дрожь в голосе:
- Мне и без того стыдно и тошно, однако люди, которые, по идее, должны помогать, лишь давят на больное. А сильнее всего их волнует, как они… как она теперь будет смотреть людям в глаза. Не то, что я могу умереть, а общественное порицание. Вот что их волнует. А так нельзя.
Горло сдавило спазмом, и Владислав громко кашлянул, хотя понимал, что Игорь все слышит и все понимает. Кашель вышел неудачным и больше напоминал позыв к тошноте.
- Поддержки от них не добьешься, - сухо резюмировал Владислав, - только еще глубже закопают.
Встав с табуретки, Игорь подошел к нему и утешающе похлопал по плечу:
- Ты должен справиться.
- Скажи еще, что ради матери, – вдруг осклабился Владислав, резко повернув голову к Игорю. Плаксивость его тона мгновенно сменилась язвительностью. Чуть наклонившись, Игорь проникновенно заглянул ему в глаза.
- Да плевать на нее. Себя пожалей.
Огорченный оскал сошел с лица Владислава. Захлопнув книгу, он сглотнул и закусил губу. Наверное, пожалеть себя действительно стоило.
- Я попробую, - едва заметно кивнул он.
Еще месяц назад он пообещал себе держаться подальше от всего, где есть префикс «meth-». Кроме МДМА, конечно. Отказываться совсем и от всего было слишком мучительно. Если уж выбирать между затяжными марафонами и редкими эпизодами употребления, то второе определенно было меньшим злом.
«Не самый лучший выход, - подумал Владислав, - но лучше такой выход, чем никакой»