(Не совсем по Чехову)
Я, конечно, немного опоздал: заработался, закрутился, знаете ли. Но все же, за три дня до даты рождения моей тетушки Нади, сходил, купил красивую открытку за двадцать восемь рублей со цветами, с блестками. Подписав открытку, вложил ее в конверт. Туда же вложил краткое письмо и вырезку из нашей районной газеты. В письме я сообщил тетушке, что моя мать и другая тетушка Ира живы – здоровы, передают ей приветы и самые теплые пожелания; что им обеим прибавили пенсии в связи с достижением восьмидесятилетнего возраста. В вырезке же районной газеты размещалась моя фотография и статья о том, как я участвую в рационализаторской деятельности в родном предприятии и декламирую стихи собственного сочинения на концертах художественной самодеятельности.
Отправив письмо, я стал ждать ответа. Тетушке Наде в этом году исполнилось восемьдесят семь лет, но до сих пор у нее сохранился красивый ровный почерк. Так мы с ней переписывались почти сорок лет. Конечно же, еще и созванивались. Получив письмо, тетушка звонила мне по мобильнику и, не откладывая, садилась писать ответ.
За все время лишь однажды я побывал у нее в гостях и за неделю перепробовал все ее домашние заготовки и настойки. Готовила тетушка отменно и, хотя ее настойки были крепкими, я почти ни разу не опьянел. Сама она в силу возраста и из-за дальнего расстояния ни разу не была у меня в гостях. (Тетушка Надя жила в самой западной области России – Калининградской, а я – в двух тысячах километрах от нее - в Татарстане).
Спустя три дня я поздравил тетушку по телефону, и с некоторым трепетом стал ждать, когда она получит мою красивую открытку. После чего она обязательно должна была мне позвонить.
Прошла неделя, вторая, - звонка не было. Не было соответственно и ответного письма. Прождав ровно месяц, я позвонил сам. Тетушка слегка удивленным голосом ответила, что никакого письма от меня не получила. Мы еще немного поговорили и, выразив обоюдную уверенность, что мое письмо с открыткой и с газетной вырезкой про меня непременно дойдет, попрощались.
Прошел еще месяц. За это время я пару раз позвонил тетушке, учтиво справлялся о ее здоровье, о ее домашних делах. Она привычно отвечала, что за свою жизнь ни разу не была в лечебном учреждении и не собирается туда в обозримом будущем. Чуть подробнее тетушка рассказывала о своем саде – огороде и безмятежно сокрушалась, что сливы было меньше, чем в прошлые годы. В конце каждого разговора я узнавал, что мое письмо еще не дошло. Так повторилось и в следующем месяце. После второго месяца я потерял всякую надежду на благоприятный исход и решил написать тетушке следующее письмо уже без открытки и без газетной вырезки с моей фотографией.
Кто-то скажет, что такое бывает, письма могут задержаться и на месяц, и на несколько месяцев, и даже на несколько лет. И в качестве примера непременно вспомнит недавний сюжет по телевизору о том, что в одной цивилизованной европейской стране письмо адресату донесли через пятьдесят лет после отправки. Но я им возражу. Во-первых, у нас все-таки не Англия; во-вторых, моя пожилая тетушка вряд ли дождется, если мое письмо будет идти до нее полвека. Что тетушка, я за себя не ручаюсь, если письмо вернется обратно через столько лет из-за убытия адресата! Через год с небольшим я тоже достигну пенсионного возраста. В-третьих, это не первый мой горький опыт с утерей письма написанного мной или адресованного мне.
Я давно заметил, стоит мне вложить в конверт открытку или дополнительно два – три листка, исписанных мелким почерком, так письмо почти всегда не доходит до адресата. Может Почте России слишком накладно перевозить толстые письма, и она их решительно уничтожает как нерентабельный груз? Или дотошные работники связи ищут в толстых конвертах что-то ценное? Деньги, например. Когда я пошел служить в Советскую Армию, моя мать и та же тетушка Надя присылали в конвертах по пять или по десять рублей, спрятав их в двойную открытку. И деньги доходили! Мы – молодые солдаты покупали на эти деньги в гарнизонном магазине пряников и конфет, и устраивали себе праздник до тех пор, пока наши запасы не обнаруживали старослужащие. Они отбирали оставшиеся угощения, и праздник начинался у них. Пряник в армии для солдат считается таким же деликатесом, как десятитысячедолларовый гамбургер для американского миллиардера в элитном ресторане!
Сейчас же времена другие, и вряд ли кто деньги посылает в конверте. Есть много других способов доставки денег, быстрых и более надежных. Но упертые почтовики не сдаются и продолжают искать! Я далек от мысли, что сам министр Почты участвует в потрошении конвертов, но, думаю, без его покровительства не обходится. Какой же он тогда министр?!
Мне представляется такая картина: заходит к министру в кабинет начальник какого-нибудь крупного почтового отделения и, заискивая, преподносит ему презент – красивую открытку и газетную вырезку; дескать, от души…, чем богаты…
И сейчас эта открытка за двадцать восемь рублей, отправленная мной тетушке, висит в кабинете министра в дорогой рамке (может быть, даже в золотой?). И, прихлебывая чай или кофе в перерывах своего напряженного рабочего графика, министр довольный разглядывает открытку. Может быть, он повесил ее у себя дома на самом видном месте и любуется на нее со своими домочадцами? Может быть, плюс ко всему, он немного похож на меня внешне и, показывая мою газетную вырезку своим друзьям – министрам, рассказывает им, каким он был гениальным рационализатором и великолепным декламатором, до того, как стал министром.
А мои рукописные листы от того письма читают, наверное, работники какого-нибудь далекого почтового отделения в минуты отдыха и радуются за то, что моя мать и моя тетушка Ира – здоровы, за то, что им прибавили пенсии.
Все это хорошо. И министр почты, и его работники – тоже люди. Я понимаю, им тоже хочется красоты и душевного тепла. Но мое письмо было адресовано моей тетушке Наде, потому что она тоже хочет знать, как живут ее родные в далекой России.
Друзья, пишите письма родным!