коварство снежной доски

Астрид Халстрем
Я жил с мамой на окраине сибирского города. Дошкольные годы провёл в деревне у бабушки на Смоленщине.
Любимое время года у меня была зима, когда я с утра до вечера мог кататься с горы.
Я был худой и жилистый.
 Взрослые альпинисты стали брать меня в горы, говорили, что у меня талант ходить по отрицательным стенкам.
В меня влюбились две девчонки, тремя курсами старше. Я выбрал Нину, тоненькую и смуглую.
 Свой восемнадцатый день рождения  предложил друзьям-туристам отметить  в зимнем походе.
 Мы долго шли от электрички по заснеженному полю, стало темно, никаких огней в округе. Я предложил строить иглу. Все заорали на меня, забыв, что я именинник.
Сосредоточился и вывел всех к полузаброшенной деревне.
 Мы постучали в ворота самого большого дома, нам открыли и согласились приютить на ночлег.
Вместе с хозяевами мы отметили мой день рождения нашим тортом, их картошкой с мясом.
Пели под мою гитару.
Хозяева, средних лет, муж с женой,  сокрушались: "Эх, вот бы вас всех сюда, школу бы восстановить, клуб и библиотеку!
А то позавчера кладбище сожгли...  Брат по пьяни брата ножом пырнул.  Они, может, и кладбище сожгли, по пьяни-то... Кресты теперь, как обгоревшие спички торчат".
Я подумал тогда: "Никогда не поеду работать в деревню".
 И мне повезло: на моём факультете требовался физрук. Стал руководить турсекций института, в ней все были новички. Те, с кем я ходил в походы в студенчестве, уже работали где-то учителями.
Мы с туристами снова встречались" под пальмой".
 Когда-то в холле вуза, на втором этаже, стояла в кадке пальма. Потом её убрали, а студенты из года в год называли этот угол " встретимся под пальмой".

Что происходило с моей мамой, когда я собирался в тот поход, я не мог понять: она постоянно вытирала слёзы.
-Мам, я же не на войну ухожу, - старался шутить я. - Хочешь, привезу тебе эдельвейс?
- Ты мне уже привозил, целую охапку, - продолжая смахивать слезу, ответила мама.
- Ну, те эдельвейсы, что из Тувы, - не легендарные. Я же говорил тебе, что они в Туве на склонах холмов растут, как одуванчики, и их коровы уплетают. А вот горный эдельвейс! Я постараюсь привезти тебе.

... Наша группа шла по снежной тропе не след в след, а немного растянувшись. Когда первая двойка была возле седловины, а я на середине перевального взлёта, раздался треск просевшей снежной "доски". За мной находились Олег, Миша и Ира.
Я встал в позу "Замри!" и тихо произнёс:
-Доска.
Потом ещё тише:
- Уходите.
Лена, которая находилась немного выше меня, спросила:
- Куда?
Я не ответил. Не знал, что ответить.
Олег решил, что безопасней будет идти влево и вверх.
Быстро, он даже не думал, что умеет так быстро, стал подниматься по ближайшим камням. По его следам - Миша и Ира.
"Доску" разгрузили, не дав ей сползти.
Я с Леной, немного постояв и послушав склон, стали медленно продвигаться вверх по следам первой двойки, Юли и Валеры.
Когда до финиша оставалось метров тридцать, сверху от них прилетела верёвка.
И мы смело закончили восхождение на перевал.
Как подарок за пережитое и наши верные осторожные действия, на перевале нас встретило яркое солнце, ультра мариновое небо и упругие струи весеннего ветра.
Побыв на перевале с полчаса, стали спускаться.
Решили двигаться слева: там не было круто и меньше всего снега.
Быстро сбежав на закрытый снегом ледник, остановились.
Стало ясно: могут быть трещины.
Связавшись в две связки, начали осторожное, как по минному полю, движение к центру ледника.
Миша нащупал две трещины.
Снег под ногами глубоко проваливался, местами по пояс.
Благополучно пропахав снег на леднике часа за два, встали на обед под снежным языком.
Мы обедали и смотрели вниз на довольно крутую моренную осыпь. Обойти её не представлялось возможным.
Решили спускаться прямо по центру и спускаться по одному. Чтобы не скинуть друг друга на камни.
Вспоминали предыдущие походы и с облегчением говорили о том, что спускаться легче, чем подниматься. Километры полетят под ногами.

Мы все сразу услышали один звук: странный шорох. Потом треск. Снова шорох. Гул.
Миша с Ирой стояли на открытой площадке, остальные - под снежным языком, как под навесом.
- Лавина, - совсем тихо сказал Миша. Но все услышали. И замерли.
- Влево! На камни! - крикнул я.
Никто из нас не успел это сделать.

... Сквозь темноту я услышал незнакомые голоса. Один был настойчивее других и звал меня по имени.
Я пытался открыть глаза, чернота сменилась серой пеленой.
- Артём, - звал меня голос ( я стал понимать, что это говорил мужчина), - сколько вас было?
- Семь. Я восьмой, - отвечал я.
- Скажи погромче, постарайся, Артём, - настаивал голос. - Почему не прошли контрольно-спасательный пункт?
- Я сам разработал нитку маршрута, - отвечал я.
- Ничего не разобрать, - сказал кому-то голос.
- Приложите ухо к его губам, - посоветовал другой голос.
- Артём, - опять позвал первый голос рядом с моим ухом. - На КСП сказали, что погода была отличная, лавины не могло быть. Чем вы её вызвали?
- Доска, - произнёс я. - Она нас обманула. Затаилась.
- Бредит, - сказали другие голоса.
Серая пелена перед моими глазами стала сгущаться и чернеть.
- Тё-ё-ма-а, - услышал я тонкий голос бабушки. - Поднимайся ко мне.
Я поднял глаза, увидел бабушку среди серых облаков и протянул к ней руки. У бабушки были большие сильные крылья.
- Ба! - крикнул я, - я не успел нарвать тебе эдельвейсов и принести на могилу!
- Это уже не важно, - крикнула бабушка, - поднимайся и оглянись на прощание вниз.
Я легко поднялся, всё выше и выше, оглянулся вниз: увидел склонённые белые халаты над... надо мной. Я был покрыт простынёй и лежал с закрытыми глазами. А рядом... Что это? Раз, два, три, четыре, пять...
Где ещё двое? И кто?
-Ба!- ухватился я за руку бабушки, - кого нет? Почему нет? Почему они здесь лежат?
- Тёмочка,  это уже не важно.
Это было уже не важно. И я не слышал, как плакала моя мама много-много дней после моей нелепой гибели.
Я не знал, как рыдали близкие моих погибших друзей. Я так и не узнал, кто были те двое из моих друзей, навечно оставшиеся под лавиной в горах...
Возможно, через миллион лет, когда растают горные ледники и снега, их обнаружат жители чужого неведомого мира ...
Я не узнал, что моя мама перестала плакать после того, как моя девушка Нина приехала к ней со своим сынишкой и сказала: " Тётя Катя, я вышла замуж. Это мой сын и зовут его Артём. Это Ваш внук".
И мама приняла внука Артёма взамен меня, чтобы жить дальше.
Я не узнал, что Маринка, которой я предпочёл Нину, никогда не вышла замуж и что она уехала в далёкую деревню учительствовать ( Может, в ту, где пьяные мужики сожгли кладбище. Чтобы такого больше не повторилось).

На обелиске в горах, где погибли мои друзья, моё имя стоит последним.

Тоска по нам осталась на Земле, в сердцах наших близких.
Она неведома Артёму, внуку моей мамы.
Когда-нибудь он пойдёт в горы за эдельвейсами для неё.
Другим путём.