Ингвар увидел сон.
Он стоял в нерешительности посредине широкого шоссе, на котором вместо разделительной полосы тянулись трамвайные рельсы. С любопытством огляделся: местность была незнакомой.
Впереди слева высилась серая громада замка с мощными сторожевыми башнями по углам и бойницами между зубцами. Это была старая крепость, которую не раз осаждал неприятель: до сих пор толстые стены хранили обугленные следы попаданий пушечных ядер. Замок имел и другие обязательные атрибуты средневековой цитадели - ров и оборонительный вал, однако безжалостное время все сровняло, оставив только пологий холм, который ландшафтные дизайнеры засеяли травой и цветами. Часть фронтального газонного обрамления их стараниями превратилась в декоративную композицию в виде цветущего календаря с ежедневно меняющейся датой.
В центре замка белел округлый донжон, построенный, видимо, на два-три века позже - его светлая каменная кладка с затейливой резьбой контрастировала с серыми крепостными стенами. На шпиле донжона болтались два вылинявших стяга: на одном проступали изображения льва, на другом - коронка сторожевой башни.
Справа от дороги протянулись покрытые рыжей пылью кирпичные складские сооружения, пакгаузы, базы и магазины, полностью скрывшие береговую линию, поверх стен пакгаузов виднелись корпуса громадных судов.
Портовый город, в котором он очутился, расположился на холмах. В верхнюю его часть вели пробитые в горе узкие извилистые улочки с крутыми лестницами.
Ингвар услышал пронзительное треньканье трамвая, и, оглянувшись, разглядел вдали выползающий из туннеля синий вагон. Быстро пересек шоссе и по тесной улочке направился в город.
Он шел наугад, но в голове его словно кто-то наметил ориентир - прочертил условную прямую, некую биссектрису, делившую городское пространство на два треугольника, похожих на стаксели парусника. Автострада вдоль побережья, разделенная трамвайными рельсами, составляла одну из сторон прямоугольника, другой его стороной была дорога, ведущая к вершине горы, на которой в свете закатного солнца мягко мерцала античная вилла из палевого песчаника, военная же крепость стояла в вершине пространственного треугольника.
Молодой человек продвигался внутри жилого массива к неведомой цели, постепенно принявшей в сознании смысл движения. По ощущениям, это должен быть какой-либо терминал: метро или вокзал.
Кривая улица вела вверх, и он следовал к цели, огибая тупики, образованные углами внушительных зданий. Они стояли так плотно друг к другу, что между ними не просунулось бы и лезвие ножа. Порталы домов выходили на небольшие площадки, украшенные либо крошечными фонтанами, либо статуями неизвестных святых.
Старинные хоромы, сложенные из объемных каменных блоков, не нуждались ни в штукатурке, ни в краске - ни в каком другом современном покрытии. За время своего существования стены домов не знали иных инструментов обработки, кроме зубил средневековых каменотесов да патины веков, которые их защищали надежнее всего.
Жилища с толстыми стенами в полтора метра шириной в летний зной хорошо сохраняли прохладу, но зимой внутри стоял холод и - при отсутствии парового отопления - температура не поднималась выше восьми-десяти градусов. Обитатели этих домов испокон веков согревались в долгие ночи, кладя под одеяло кошку, грелку, любезного друга или - за неимением жены – теплую служанку.
Стародавний камень стен с крупными щербинами и неровностями за века службы испытал миллионы человеческих прикосновений, нес на себе следы ливневых потоков, терпел атаки сезонных штормов, несущих с моря из года в год солевую взвесь с песком и мельчайшей галькой, пережил натиск муссонов и пассатов и даже не потрескался от раскаленного солнца в часы полуденного зноя. Стены, будто натертые воском, тускло лоснились. В некоторых местах выше человеческого роста в пористый камень въелась копоть – то были следы средневековых факелов, освещавших ночами дорогу запоздавшим путникам.
На заре электрификации в старые углубления вмонтировали светильники нового типа – лампы из толстого стекла, забранные латунными сетками с крышками. В ненастье эти фонари-уродцы раскачивались от неустанных порывов ветра, издавая тягучие звуки вечности.
Ингвар следовал неизвестным ему курсом, будучи уверенным в его правильности.
Он заметил ее боковым зрением. Девушка довольно долго шла позади, ступая по тем же лестницам и тесным площадям, что и он .
Вряд ли незнакомка его преследовала, вероятно, оба шли в нужном для себя направлении.
Молодой человек ощущал ее взгляды даже сквозь плотную штормовку, которую всегда надевал во время путешествий.
Чтобы проверить догадку, не следит ли за ним незнакомка, Ингвар проделал несколько петель, то заходя за углы зданий, то выныривая с противоположных сторон, но через некоторое время она вновь оказывалась в поле его зрения.
-Вот дурак! – устыдился он. – Кому я нужен! Просто она знает самый экономный выход из этого каменного мешка.
Действительно, кроме них двоих, здесь не было ни души.
Угол заходящего солнца как стрелка естественных часов указал жителям, привыкшим вставать с восходом, что пора покончить с делами и возвратиться к семьям. Поэтому в этой части города даже небольшие продуктовые магазинчики и лавки разных ремесленников были уже на запорах.
Молодые люди двигались друг за другом, удивляясь странному совпадению, пока безлюдье каменных джунглей не сменилось шумным оживлением. Ингвар и незнакомка очутились на широком проспекте с обширной площадью в середине, к которой с разных сторон выходили кривые переулки, сходящиеся здесь в виде многолучевой звезды.
Один из кривых лучей и вывел его и девушку, сюда, к центру звезды.
- Пляс д’Этуаль, - подумал он, – хотя и не Париж.
С противоположной стороны площади высился готический собор. Сложенный из светлого резного камня, он производил впечатление роскошного кружевного сооружения, почти не уступавшего в архитектурном великолепии помпезным и величественным кафедральным соборам Европы. На одном из зданий он прочел на табличке надпись: «Piazza del Duomo», «Соборная площадь».
-Интересно, что каждый европейский город подчеркивает уникальность своей кафедральной церкви простым и категоричным наименованием «Собор», - размышлял Ингвар.
Его, бывалого путешественника, умиляло превращение предельно простого нарицательного названия в имя собственное: как будто других подобных сооружений в виде соборов в мире нигде нет и не может быть вообще.
В нижней части площади расположился наземный купол станции метро. Отчетливо видная красная литера «М» указывала на конечный пункт движения.
- Итак, мне сюда, - сообразил он.
Неторопливо пересек площадь и оглянулся. Девушка стояла на противоположной стороне, их взгляды встретились. С миловидного лица незнакомки не сходило выражение недоумения. Он приветливо махнул рукой и улыбнулся. Она подняла брови, чуть поколебалась и шевельнула пальцами в ответ.
Что-то неуловимо знакомое почудилось ему, когда девушка недоуменно подняла брови.
Сердце дернулось, он вспомнил: с таким милым ироничным выражением поднимала нежные бровки Анна Лиза, удивленно или недовольно.
Ингвар оглянулся еще раз: девушка провожала его глазами. На секунду вдруг ощутимо потянуло к ней, пронеслась мысль: может, вернуться и заговорить? Вдруг, сама судьба направила их по одному пути… Однако какое-то болезненно-тоскливое чувство остановило. Сосредоточился, пытаясь вспомнить причину безотрадности, но не сумел.
Молодой человек остановился в последний раз – взгляд незнакомки, в задумчивости или в растерянности, следовал за ним. И он сделал прощальный жест – поднял подбородок, непроизвольно принимая балетную стойку, и улыбнулся девушке так, как, бывало, артистически улыбался в студии своим партнершам по танцам. В ответ по ее губам тоже скользнула улыбка. Он вновь подивился: незнакомка улыбалась совсем как Анна Лиза.
Закончив прощальную пантомиму, Ингвар быстро развернулся и поспешил в метро. Однако не тут-то было: проход заступил худой, плохо выбритый полицейский в форменном жилете, надетом поверх синей рубахи. В оттопыренных карманах служителя торчали блокноты, чистые бланки и корешки заполненных квитанций, свисток на цепочке, карандаш и ручка.
Страж порядка с силой дунул в свисток, бешено жестикулируя. Руками он показывал то вправо, то влево. Молодой человек пожал плечами: неужели полицейский думает, что он двинется наперерез нескончаемому транспортному потоку, не дождавшись сигнала светофора? Успокаивающе кивнул нервному служаке и послушно замер у края проспекта перед светофором, ожидая зеленого сигнала. Тут же мигнул желтый, затем зеленый свет - и вместе с десятками прохожих Ингвар двинулся в метро.
Однако нервозный полицейский прицепился именно к нему, не обращая внимания на других прохожих, которые тоже спускались в метрополитен. Схватив юношу одной рукой за рукав, другой торопливо вынул из нагрудного кармана толстый блокнот с какими-то бланками. При этом блюститель порядка что-то быстро тараторил, сердито поводя головой в стороны.
Из речевого потока на незнакомом языке с пришепетываниями в финалях слов удалось выхватить пару интернациональных понятий: «порядок» и «штраф».
Ингвар пожал плечами и, взглянув на требовательно протянутую квитанцию, вытащил деньги. Миролюбиво улыбнулся попрошайке-постовому, даже расписался на какой-то бумажке, надеясь, что тот, получив мзду, отстанет.
Зажегся зеленый свет, и он, уже не обращая внимания на возмущенные переливы свистка, быстро пересек улицу и спустился в метро. С облегчением убедился: назойливый дежурный отстал.
Эскалатор вывел к опустевшей платформе – уходящий состав уже почти скрылся в тоннеле, и лишь последний вагон мигнул красными сигнальными огнями.
С сожалением проводив взглядом хвост поезда, Ингвар прошел вперед, осматривая помещение. Станция была просторной, с высокими потолками, которые поддерживали металлические ажурные перекрытия. На них примостилась пара прилетевших откуда-то птиц.
-Интересно, как они сюда залетели? - подумал юноша, поднимая брови, как давешняя незнакомка. – Прилетели через туннель или прибыли на крыше вагона? Но вряд ли птица будет сидеть на крыше мчащейся и лязгающей штуковины.
Прогулялся взад - вперед по пустой платформе и от нечего делать принялся разглядывать развешанные в изобилии рекламные плакаты, портреты артистов и каких-то местных деятелей. Одна листовка оказалась политического содержания: коммунистические символы – красные серп и молот дополнялись репринтным портретом Че Гевары. Еще что-то странное зацепило взгляд, он сосредоточился.
На стене ниже нанесенного крупными латунными буквами наименования станции - «Piazza Duomo» - висела в тонкой рамке под стеклом обычная схема городского метро. Над ней стояло название города: Napoli.
Ингвар удивился: почему Неаполь? И как он оказался вдруг в Неаполе? Не поверил глазам и, надеясь на какую-то случайную ошибку, огляделся по сторонам. По счастью, платформа уже заполнилась людьми. Вблизи отирался белобрысый парень в бермудах и в черной футболке с изображением какого-то мужика на груди. Он походил на трудолюбивого муравья-альбиноса, поднявшегося на задние лапки.
-Слушай, брат, какой это город? – взволнованно обратился он к муравью осевшим голосом.
Тот обернулся, подняв брови, и кончик его носа с небольшим колечком в ноздре дернулся.
Голова блондина была покрыта тугими косичками, такие прически носили хиппи семидесятых годов, снимки которых он видел во множестве в разных журналах, в отцовском альбоме с фотографиями тоже была пара-тройка подобных типажей. На спине у парня подала голос потревоженная бас-гитара, уложенная поверх рюкзака. Видно, тот был заядлым путешественником, как и Ингвар, однако, в отличие от него, шествующего налегке, оказался под завязку нагруженным.
Хиппи рассмеялся, показав подточенные под вампира пожелтевшие клыки, и беззлобно выругался по-английски.
-Обкурился, брат? Ну, ясно: Неаполь – веселый город!
Он понимающе подмигнул Ингвару и махнул рукой на стену со схемой метро и надписью «Napoli». Вглядевшись внимательнее, внизу под схемой Ингвар рассмотрел цифру: 1989 год.
Подобие страха растеклось под ложечкой, торопливо заговорил с хиппи:
-Ты извини, я, наверно, правда, вчера перепил…
Тот пожал плечами и дружелюбно кивнул: дескать, с кем не бывает... Боясь за свой рассудок, уточнил:
-Это правда, что сейчас восемьдесят девятый год?
-Ну, ты торчок! – засмеялся белобрысый. - Конечно, восемьдесят девятый, а то какой же!
В этот момент к платформе, шипя, подскочил очередной электропоезд и парень стал протискиваться к двери сквозь вмиг набежавшую толпу. Ингвар, потрясенный известием, не двинулся с места.
Уже из вагона непосредственный хиппи выкрикнул через головы пассажиров:
- Эй, будь осторожней с ЛСД! Наши ребята, кто часто с ним балуются, уже давно в психушке. Начисто крышу сносит! – и ухмыльнулся на прощанье клыкастой пастью.
Вагонная публика, кто с осуждением и презрением, а кто с сочувствием и жалостью, уставилась на Ингвара. Он махнул им вслед рукой.
Дождался другого поезда и сел у окна. Он трясся в переполненном вагоне уже довольно долго. Поезд то вылетал на поверхность города, и тогда мимо проносились освещенные кварталы улиц и оживленных площадей, то вновь нырял в туннель, и взгляд упирался в темные закопченные стены подземки, окутанные путаницей синих и черных электрических кабелей.
Не заметил, как задремал под перестук колес и громогласные объявления остановок женским голосом.
Путешественник очнулся в очередной раз, уже в 2003 году, в прокуренном вагоне поезда «Интерсити», который мчал его из Милана в Рим. Сквозь затуманенное сознание вырвалось болезненное воспоминание о жестоком афронте, полученном от оперной дивы. С ужасом и стыдом вспомнил, как глупо влюбился в незнакомую певицу.
- Сумасшедший! - чуть не застонал вслух от ненависти к себе.
Но тут в памяти всплыли картины только что увиденного сна. С облегчением понял: во сне он побывал не только в чужом городе, но и в чужом времени.
Почувствовал внутренний толчок, вспоминая только что увиденный сон: девушка, следовавшая за ним по пятам по улицам Неаполя в 1989 году … Напрягся удивленно: незнакомка была похожа на Терезу Маринеску.
Сердце упало, дернулось на мгновенье, потом заколотилось, как сумасшедшее:
-Как странно! Судьба сталкивает меня с этой женщиной во сне и наяву, я увидел ее мать и даже имя узнал: Амалия. Что все это значит?
Грудь полоснуло болью, как от вонзившейся иглы:
-Может, в бреду я вижу прошлое этой женщины?
Поиронизировал над собой и чуть успокоился: нет, незнакомка из сна никак не могла быть оперной дивой - слишком молода. Но новая мысль принесла сомнения:
-А вдруг четырнадцать лет назад Тереза жила в Неаполе? Хорошо бы как-нибудь разузнать об этом. Возможно, я прав.
Ингвар понял: он уже никогда не узнает правды, потому что вряд ли судьба вновь сведет их вместе.