назад, Глава 44. Последняя битва: http://www.proza.ru/2017/09/18/237
Заключение
Восьмой свет седьмого дня
Глава 45. Свобода.
– Ты молодец, Нильс, – сказала Акка Кебнекайсе. – Ты хорошо справился с делом.
Ведь если бы у тебя не хватило силы всё время играть, они бы загрызли тебя.
– Да, признаться, я сам этого боялся, – сказал Нильс. – Они так и щёлкали
зубами, едва только я переводил дух. И кто бы поверил, что такой маленькой
дудочкой можно усмирить целое крысиное войско! – Нильс вытащил дудочку из
кармана и стал рассматривать её.
– Эта дудочка волшебная, – сказала гусыня. – Все звери и птицы слушаются
её. Коршуны, как цыплята, будут клевать корм из твоих рук, волки, как глупые
щенки, будут ласкаться к тебе, чуть только ты заиграешь на этой дудочке.
Сельма Лагерлёф, «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»
И тут наше повествование ускоряет шаг, потому что ускорилось время, близясь к концу. Но ещё не всё сказано, не всё ещё совершилось, что было тогда там.
Пройден круг лета, и должен он теперь получить соответствующее ему навершение.
После чудесного спасения Бобрисэя Человек Вышний говорил к нему, рассказывая, как восстановить утраченную Бобританию. И не только рассказывая, но и уже возвращая её. Потому что страна эта не только географическая.
Больше Бобриан так ясно, лицом к лицу, в этом мире Его не видел, но воспоминанием и переживанием этой встречи жил всю остальную жизнь. Жил, стремясь снова найти Его и остаться с Ним навсегда...
После очищения страны Бобританской от всякой темноты лапами Бобриан и Налаков все оставшиеся в живых и желавшие жить здесь принялись за исполнение слов Человека. И именно жители бывшей Бобритании должны были исполнить это. Ни Человек Сам по Себе не может (даже так решусь сказать), ни внешние силы, например, налаки, – не могут этого. Потому что всё в этом мире двойственно.
Но прежде совершили они погребение всех погибших за их счастье и жизнь. Здесь же, на Плато ежей, и поставили на могиле их памятник, на котором Ничкиса своими крыльями начертала отображение Человека.
Но тело королевы Белок Верцки Бобрисэй попросил перенести ближе к реке. Долго не знали они, где остановиться, плывя на лодочке Митька, и вот вдруг стало каноэ близ того каменистого места, где когда-то казнили Бобрисэя и он был спасён.
– Здесь и остановимся, – сказал Митёк, и никто ничего ему не возразил.
Прямо напротив этого места был вход в Пещеры Бобрегора, отсюда начинался наземный путь в Загорье, и тропа проходила мимо памятного утёса, с которого, свергнувшись вместе с Тошным Кляузом, маленький Бобриан обрёл себя летящим, – столько памятных мест...
– Здесь можно устроить и город... – сказал тогда Бобриан.
Но у них не было ни заступа, ни лопаты. Бобрисэй хотел уже приняться за дело когтями, но Митёк остановил его. Он достал из-за пазухи серебряный рожок и подудел в него. Звук был смешной и весёлый, так что все невольно улыбнулись, а из-за деревьев, плывя по недвижной глади спокойной реки, показалось ещё одно каноэ, почти такое же, как у Митька, только чуть уже и выше.
Все догадались, что это тот, кого мистер Шашлык и миссис Шашлыня называли Веник.
– Я здесь проездом, – сказал он, приветливо им улыбаясь. – Вот заступ и лопата... Если ещё что будет нужно, Митёк, присылай голубя: я теперь далеко буду...
И, помахав им рукой, он снова скрылся за поворотом реки.
А они похоронили здесь королеву Белок и тоже поставили памятник, к подножию которого Бобрисэй положил фонарь Кучнекиза и обломки ПН.
Кстати, когда они пришли сюда на следующий день, ПН оказалась целой. Так что не осталось неисполнившимся слово Корзетсы...
А тела погибших кловов и прочих они положили на плоты и пустили в реку, и течение, приведши плоты в море, унесло их на север.
Плакал ли теперь Бобрисэй? И да, и нет. Да, потому что, обретши Бобританию, невозможно не плакать, только плач теперь делается иным. Нет, потому что он знал, что все они живы, и монсиньор Жервуаль, и добрые непутёвые Хипаресы, и его братья, и Верцка, и Юльца, и Добрибобр, и все. А Ничкиса ещё сказала ему, что он обязательно придёт к ним, когда-нибудь, когда любовь его достигнет их, кого он так любил.
Всё было подобно прекрасной сказке, и Вышний Свет непрестанно осиявал их, а они строили Новый город. Впрочем, приходя утром к недостроенным с вечера стенам, они почти всегда обнаруживали, что те возведены до конца. А Митёк сказал тогда, что это Добрибобр, и Юльца, и Верцка, и все – потому что не могут совершившие путь не участвовать в нём.
И тогда Бобрисэй вспомнил, как говорил Бобрегор Ничкисе, что если станет она провожать его, идя с ним до конца, то поможет она ему, но сама станет обычной синицей. И тогда Бобриан уговаривал её идти, но она не оставила его.
– Синичка, милая, как же я тебе благодарен! – опять сказал ей теперь Бобриан, но...
Она не стала обычной, да они уже и не думали о том. Потому что невозможно стать обычным тому, что уже переросло этот мир.
И тогда пошли они все на Высокие горы, где Орлы знали гнездовья птиц, и принесли их снова в Долину, уже теперь не бывшую Тёмной – расступились деревья – и они выпустили здесь их, и первым выпустили жаворонка.
И потом поднялись они к Подводопадной темнице, колодцу смертной казни, и Ничкиса с Пляцей своим светом отворили каменные врата, и они осушили её. И когда очистили они всё место, то увидели суслика, сверкая пятками, убегавшего от них. Маленький суслик – вот кем стал теперь когда-то страшный хищник Нямням.
Но там, на каменных стенах этого колодца, всегда потом выступали слёзы, как вечная память, и воздух всегда благоухал слезами, так что не нужно было там цветов...
Там нашёл Бобрисэй свою лодочку, она была целая, и даже было целым одно весло. И тогда он поплыл на ней наподобие Митька, с одним веслом, как на каноэ. Говорят, это по-индейски, но я не знаю – не видел сам.
А Налаки и Бобрианы жили с ними, и всегда был у них мир, и Человек часто посылал им свою пищу...
дальше, Глава 46. Почему Стреластр охраняем: http://www.proza.ru/2017/09/20/309