В свой последний день в столице Ленин, которому снилось, как он проводит первомайскую демонстрацию в Европе, проснулся довольно рано, в семь часов. Самолет улетал в четыре часа дня, но до аэропорта еще надо было добраться, поэтому прогулку нужно было уместить в короткий утренний промежуток. День ожидался по весенним меркам жаркий. Солнце еще не приподнялось над верхушками деревьев, когда Владимир, потягиваясь, прохаживался по комнате. Подцепив тапочки, он направился на кухню. Та была слегка залита полосками солнечного света, падающих под большим углом. Это угол падения почему-то кольнул Ленина в сердце, и тот почувствовал апатию, которая часто случается в нашем мире, когда организм сопротивляется переменам. «Дайте мне надежду!» — со вздохом прошептал он.
Дом и участок Ленина находились в небольшом сосновом бору, поэтому, чтобы полностью осветить их, солнце долго проискивало себе путь на вершину сквозь лапы высоченных хвойных деревьев. Когда солнце показалось полностью, не совсем греющее, но сильное, Ленин уже допил чай. Он позвонил охране и объявил о своем уходе, после чего пошел одеваться. Трудно сказать почему, но вдруг Владимиру Ильичу захотелось почувствовать себя франтом, он подобрал себе брюки и уже хотел одеть поношенный пиджачок, не то подаренный ему кем-то, не то обнаруженный им в стенном шкафу предоставленной ему госдачи, когда вспомнил о прогнозе погоды. Ехать назад в пиджаке при двадцати пяти градусах не очень хотелось, но открыв балконную дверь, Ленин имел удовольствие убедиться, что на улице крайне прохладно, поэтому пиджак надел, решив подарить его кому-то на улице на память. Водитель, прикрепленный к основателю РДСРП, уже давно скучал за рулем, возясь со своим телефоном.
Здесь стоит сделать отступление, и вспомнить, что штат был невелик: одна женщина на хозяйстве, охранник и водитель. Ленину неловко было просить телохранителей — обращаться к буржуазной власти за помощью он не хотел. Впрочем, попросить он все же решился, но не телохранителя, а садовника. Получив отказ, Ленин сам приобрел лопату и кое-какие семена и разбил несколько небольших грядок. Надежда Семеновна, та самая ответственная за хозяйство женщина, оказавшаяся по случайности тезкой супруги вождя, предложила ему несколько вариантов культур для гипотетического возделывания. Это была женщина лет шестидесяти, зарплату она получала небольшую, родители ее были идейными коммунистами, имевшими дома полное собрание сочинений Ленина, Маркса и Энгельса, поэтому она считала свою работу за высшую честь. По ее мыслям, случившееся оживление подтверждало гениальность Ильича, а следом за ним должно было произойти восстановление советской власти. Впрочем, раз в неделю ей приходилось делать отчет: какие мысли Ленин допускает наедине с самим собой, может, на что и жалуется во время обеда. Наивная женщина в эти моменты преображалась и живо начинала повторять проклятья, исходившие из ленинских уст в адрес узурпаторов, порой даже усиливая их негативную окраску. Она искренне верила, что ее услышат, что ее слова передадут и все безобразия, несомненно, вскоре прекратятся и наступит мир и благополучие. Она была типичным представителем людей без убеждений: заучивала в молодости цитаты из Маркса и Ленина, пытаясь повысится на партийной работе; потом она с глубокой радостью встретила демократические реформы, вложилась в различные акции, потеряла все свои сбережения, и, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, начала регулярно ходить в церковь. Семейная жизнь у нее не задалась. Когда ей было тридцать лет, ее мать, которой надоело смотреть на подобное безобразие, подобрала ей в своей организации «приличного» жениха. Надя не сопротивлялась. Жених оказался учтив и любезен, Надя, кажется, влюбилась. Но это жеманные красавицы из романов дореволюционных времен страдали от избытка чувств. Что было здесь? «Я должна полюбить его, чтобы создать семью — основную ячейку нашего коммунистического общества». Других понятий о любви она не имела, на первом же свидании спросила, читал ли суженный «Капитал», и, получив утвердительный ответ, утонула. Однако Аркадий Федорович — так звали суженного — немного соврал. «Капитал» он не осилил даже наполовину, что не помешало ему стать секретарем райкома. Спустя неделю после знакомства они расписались. Надежда собрала вещи и переехала. Прожила у Аркадия она еще меньше – три дня. Проблема оказалась в том, что этим третьим днем оказалась суббота, и именно по субботам в гости к Анатолию приходили друзья. К десяти часам вечера комната превратилась в пьяную свалку, один из приятелей начал охаживать молодую супругу. Она стерпела. Тогда подошел второй, и провел рукой по кофточке. Она отдернулась, но промолчала. Третий подполз сзади, просунул руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер. «Толя!» — истошно завопила она. Но среди развеселенной компании трудно было разобрать, где же находится драгоценный супруг. Впрочем, комната была невелика — нога в Толиных носках высовывалась из-за стола, откуда доносился уже минут пять истошный храп. Надежда не выдержала позора и выбежала на улицу прямо в переднике и без бюстгальтера, который, будучи разорванным, впопыхах потерялся. Благо было темно и не холодно: Надю никто не увидел в непотребном виде, и она успела добежать до квартиры матери не замерзнув.
Спустя неделю их развели. Говорят, Анатолий даже получил взыскание по партийной линии. По крайней меры, мама Надежды говорила об этом крайне уверенно. С тех пор попытки матери подкинуть мысль о поиске жениха, Надя встречала, насупив брови. Выйдя на пенсию, он стала приживалкой у различных богатых господ, попав в эту сферу чисто случайно, познакомившись на концерте с одной известной певицей, поклонницей которой она была долгие годы (подошла за автографом). Предложение «государственной важности» приняла с трепетом, ощущение собственной важности и значимости не отпускало ее даже в минуты мытья посуды за Ильичом или крошения петрушки в бульон. Когда Владимир Ильич сообщил ей об отъезде, она искренне взгрустнула.
Сегодня она готовила ему завтрак в последний раз, и слезы наворачивались на глаза: она по-настоящему привязалась к Ленину за это время. Водитель поприветствовал бывшего вождя, и они отправились в сторону города. Шофер не имел никаких чувств к Владимиру, за свою карьеру он возил абсолютно разных персон. В девяностые приходилось быть водителем и откровенно криминальных персонажей, пару раз доводилось уходить от преследования и участвовать в перестрелках. Ни один из работодателей Александра (так звали водителя) не погиб при всех этих неприятностях (хотя сам Александр был пару раз легко ранен), и этим фактом он крайне гордился. Ленина он в последнее время возил нечасто. Это во время избирательной кампании Владимир Ильич ежедневно куда-то направлялся, когда находился в столице. Если он ехал в регионы, Александр направлялся с ним, где также возил его или просто сопровождал. После окончания предвыборной эпопеи поездки Ленина стали единичными. Про его неудачные попытки агитировать на предприятиях уже упоминалось выше. Поэтому последние недели водитель по большей мере скучал у себя дома; сегодня Александр в последний раз зашел в гараж — он уже нашел себе новое место работы и со следующего дня переходил в полное ведение недавно назначенного заместителя одного из министров. У него не было абсолютно никаких мыслей, с Лениным он и раньше особо не общался, лишь иногда они неожиданно затрагивали какие-то житейские, не связанные с политикой темы. Сегодня они ехали абсолютно молча. В первые десять минут улицы были почти пусты, но по мере приближения в Москве скорость движения замедлялась, начинали формироваться пробки. Было больше девяти часов, когда Ленин покинул автомобиль в районе Смоленской площади и отправился далее пешком по Арбату. Народу было немного, музыканты еще только настраивали свои инструменты, а художники раскладывали мольберты, кисти и краски. Три группы туристов узнали его и попросили сфотографироваться. Сердце вдруг защемило, Ильич и не пытался улыбаться. В один момент ему расхотелось улетать. «Зачем мне все это? Что я еще хочу? Где я могу найти покой? Кто бы мог подумать, что человек, ставший в чем-либо абсолютно первым и неповторимым окажется таким одиноким? И при моей жизни второго такого не будет. А вот чего бы я больше всего хотел! Мы бы говорили с ним, кем бы он не был — о воспоминаниях, о том, что запомнили из жизни первой, о вкусах и привычках, напоминающих нам о прошлом и о своем переосмыслении тех поступков. О, да мы бы стали родственными душами! Что мне сейчас идея? Что социализм? Кому мы его построим? Хотя, с другой стороны, а если посмотреть с другой стороны? А если есть массы угнетаемых, которые только и ждут толчка? Которым не хватает сильного лидера, объединяющей фигуры? И надо же, в мире появляется чудесным образом человек с опытом борьбы и борьбы успешной. Так этот человек берет и добровольно отказывается от нее, повинуясь каким-то чувствам, нахлынувшим невесть откуда. А было ли такое со мной в прошлой жизни? Была ли такая печаль? Почему я, ничего, абсолютно ничего не помню из ощущений. Вот, прибыл я в Россию, меня встретили — что ощущал я тогда? А был ли я вообще? А один и тот же это человек? А не попал ли я под влияние гипноза? А может я не умирал, я сплю, и мне все это видится? Но почему сон не прекращается? А может после своей смерти каждый из нас начинает видеть такой сон? Но откуда в этом сне такие технические новинки, которых и при жизни моей не было? Или у каждого из нас настолько богатое воображение, что мы можем увидеть много чего, в моменты инсайта, внезапного озарения человек способен произвести нечто гениальное, способен совершить прорыв. Я помню, когда был юн, мне приснился сон, где я летаю. Откуда это ощущение могло взяться? Ведь я никогда не летал. Да что я, никто никогда не летал. И что же? Я падал с высоты, но я все контролировал. Тело полностью повиновалось мне. Я менял траекторию полета, поднимался выше от Земли. Хотя, переосмысливая тот сон спустя десятилетие, я пришел к выводу, что нет, не верно говорить о полном контроле. Некая сила, которая меня вела, присутствовала. Я летел в определенном направлении. Но отойдем от полета – откуда взялись видения рельефа с высоты птичьего полета? И что же? Я ожил в эпоху маленьких летальных аппаратов, на которые можно устанавливать видеокамеры, и что мы видим? Картинка полностью совпадает! Откуда же брались образы в тех снах? Что моя память скрывает от меня? Может, и жизней было больше, но я ощущаю лишь ту и эту, остальное стерлось. Но почему даже сейчас пребывание в клинике, доктор Фогельштейн кажутся мне миражом, словно я этого ничего и не видел. Нет, нет, решительно не пойму».
Ленин, погруженный в свои мысли, незаметно оказался на Манежной площади и направился в Александровский сад. На выходе из него, напротив Исторического музея, внимание его привлекла забавная парочка. Конечно, Вы уже догадались: это был двойник Ленина и двойник Сталина. Забавно было то, что они о чем-то оживленно переговаривались меж собой, даже, кажись, спорили, не замечая рядом собственно человека, существованию которого они обязаны своими заработками. Ленин направился к ним, но тут по его голове словно последовал удар… Он вспомнил тот сон… Встающего из гроба Сталина… Отплюнув эту ересь он подошел и поздоровался. Но те посмотрели на него с пренебрежением.
– Э, нет друг! Извини! Тут наше место, давайте уважать друг друга. Вы новенький? Озаботьтесь себе найти другое место. Вы уже уплатили сбор? — поинтересовался «Ленин» с явным наскоком. Настоящего Ленина подобная агрессия ввела в ступор. Но тут вмешался «Сталин» и Ильичу сразу стало все ясно.
– Дарагой, давай рэшимь вопрос по-харошьему? Ну, что ты будэшь здесь атьбивать у нас клээнтов? Маськва что-ли малэнькая? Найдется тэбе мэсто, но нэ у нас.
– Мы уже пять лет тут стоим, знаешь, сколько самозванцев за все это время было? Но ты, надо сказать похож. Весьма похож. Думаю, у тебя все получится! — старательно картавил «Ленин», неожиданно сменяя гнев на милость.
– Глупый! У тебя шанс — на всю жизнь сейчас. Запоминай и копируй. Что ты там буквы коверкаешь? Думаешь, потеху создать? Так то неудачная пародия. Душу ты мою не понял. Прости, не могу смотреть на вас.
Ленин стремительно отвернулся от них и зашагал по площади. «Ленин»-пародист рванул было за ним, настоящий Ильич чувствовал это спиной, но Сталин схватил того за рукав и одернул.
– Пусть идет сэбэ, — молвил Коба, — ты нэ слышал развэ новость о том, что его якобы аживылы? А-ха-ха! Я пасмэялся! Чистая работа! Дажэ на выборы допустили и всэ повэрылы!
– Да я сразу того раскусил. Я много речей Ленина слушал, прежде чем научился в образ входить – не говорил он так никогда. Совсем другая подача, — поддержал коллегу лже-Ильич.
– А этот самозванэць, выдымо, проныкся той ысторией! Рэшиль нас поддеть! Но ничего!
Рассвет уже полностью покорил Москву; излишки тьмы окончательно исчезли с проснувшихся и оживившихся улиц, напоминая о себе прохладой, да и та постепенно растворялась в лучах солнца, поднимавшегося все выше и выше и озарявшего купола церквей, блестевшего и играющего в них, будто солнце всю ночь не спало, а скучало, ожидая, когда можно будет вновь вернуться к этой увлекательной игре.
Ленин уже шагал по площади, куранты пробили один раз. Толпы в Мавзолей не было, надпись «ЛЕНИН» была на месте. На площади также находились узнававшие его и желающие сфотографироваться. Ленин никому не отказывал и направился в сторону Васильевского спуска. Там к нему подошла очередная группа экскурсантов. Приветливая девушка, то ли немая, то ли не знающая русского, приобняла его и заулыбалась в камеры. В этот момент Ленин почувствовал легкий укол сзади в область ребер. Девушка незаметно убрала руку с маленьким шприцом и направилась к фотографировавшей подруге. Мир стремительно пронесся перед глазами Ильича, небо покачнулось и медленно поехало. Он вскинул руки в попытке схватить девушку, но перед глазами что-то мелькнуло, и навалилась белая пелена. Ленин вдруг рухнул как подкошенный. К нему бросились люди, в том числе и та девушка, с которой он сделал последний кадр. Шприца в руке ее уже не было. Ее подруга продолжала делать фотографии, словно ничего и не произошло. Увидев, что Ленин упал, она вскрикнула и подбежала к нему, попутно забрав у сообщницы шприц. Она начала показывать в сторону площади, словно именно туда и удалился неведомый преступник. Ее подруга недолго постояла в толпе, каких-то пару минут, после чего они разными путями направились к поджидавшей их машине. Двери захлопнулись, и они направились прочь по Москворецкому мосту. На середине моста машина остановилась, и девушки выкинули в реку свои пушистые парики и четыре небольшие подушки, предварительно запихнув в них припасенные камни. Разумеется, делалось все это в перчатках с целью недопущения оставления отпечатков пальцев. Теперь уже машину сели двое парней и скрылись окончательно.
Тем временем на все больше оживающую площадь прибыли скорая и милиция. Но делать было нечего: Ленин был мертв, но понять от чего, было невозможно, выстрела никто не слышал. Многие очевидцы описывали произошедшее, как несчастный случай: Ленин стоял, фотографировался с пешеходами, а потом вдруг сам по себе упал. Стали спрашивать свидетелей насчет того, с кем он фотографировался в последний раз, но тут ответы разнились. Кто-то вспомнил девушек, кто-то юношей, а кто-то даже пенсионеров с орденами. Но даже и среди видевших девушек не было единства: одни утверждали, что они обе были блондинками, другие – что обе брюнетками, кто-то придерживался смешанной системы, а один молодой человек почему-то уверял, что та, что фотографировалась, была огненно-рыжей. Таковыми были, справедливости ради, и красавицы на постерах, наводнивших стены комнаты, в которой довелось обитать данному молодому человеку, а девушки действительно были разноцветными: блондинкой и брюнеткой. Хотя, мы же уже подчеркнули, что девушками они были ровно до середины моста, поэтому точнее будет сказать, что разноцветными были их парики. Конечно же, были люди, видевшие, что девушки уехали, запечатлели это и камеры. Но к моменту, когда запись была просмотрена, машина была брошена, а трое парней покинули пределы Москвы. Скандал действительно разразился большой.
В то утро наши старинные приятели, Михаил и Антон, пока еще ни о чем не подозревая, шли в офис, беседуя на сей раз о государстве.
– В разное время существовали абсолютно разные подходы к государственной власти. Мы пока абстрагируемся от страны. Вот мы считали, что власть божественна. Был период. Но сейчас, если спросить рядового обывателя, или ребенка, то что они скажут? Никто не скажет, что власть это функция. Все та же шестеренка в пресловутом механизме. Власть была всегда, туда желательно стремиться, и ее надо поливать. Да, обыватель любит критиковать власть, как некий потусторонний элемент, как сгусток сил зла. Но подобное явление, перевод стрелок, оно встречается абсолютно везде. Здесь мы наблюдаем лишь частный случай. Обыватель любит говорить в плохом смысле о некоем символе, не о конкретной, ему знакомой личности, но об образе. Да – даже если это и человек, то используется именно некий образ, вылепленный из него. Отсюда идут и всевозможные «теории заговора». Они очень хорошо объясняют структуру мира, но, главное дают уверенность в четкой сформированности всей системы. Они отрицают хаотичность мира, а ведь, если вдуматься в это понятие, то оно ужасно: мир хаотичен! Мир не управляем, он может развиваться непредсказуемо. Но люди крепки задним умом, они всегда найдут потом хитроумные объяснение, проведут тысячи исследований, докопаются до сути, и сделают главные выводы. Они подстроят законы под все уже произошедшие события. Но каждое мгновение происходят события, ломающие эти законы, и они в результате не помогают предсказать будущее.
– Но без предсказания, в чем ценность данных теорий? Зачем нам досконально понимать все? Да, у нас принята позиция, что изучив ошибки прошлого, мы, дескать, их не повторим. Но никто не сможет помешать нам совершить другие, новые и, возможно, более ужасные. Никто! Каждое новое всегда неожиданно, и им трудно управлять.
– Но ведь жизненный опыт – это частное общемирового опыта, как и человек частичка вселенной. И мы на него опираемся, значит и общество должно на него опираться.
– В том то и дело, что нет. Ты ходил в два года на горшок, и что? Почему теперь ты не ходишь, а?
– Потому что тогда я не мог залезть так высоко!
– Тогда что дает тебе тот опыт?
– Ничего! Ты же сам его привел! Сейчас это забыто. Равно как и в обществе мы забыли, условно, о первых компьютерах, которые были огромны. Мы уже не представляем свою жизнь иначе, как без современных компактных устройств.
– Пример битый, если завтра все исчезнет, останутся громоздкие компьютеры – ты будешь работать на них. Понимаешь это? Ты приспосабливаешься. Если ты не можешь приспособиться, извини, освободи планету, сойди с подножки.
– Но что мне нужно для приспособления? Не опыт ли?
– Почему же ты делаешь что-то новое?
– Любое новое есть надстройка, выходящего постепенно из рамок небытия. Ты не можешь сразу научиться водить. Но поэтапно, осваивая детали, у тебя все получится. Каждый раз, осваивая нечто новое, ты будешь окунаться в только что изученное. Аналогично и в историческом процессе, когда любая революция не может смести сразу все. Мы говорим о любой революции, не обязательно в понимании слова «революция» как насильственное свержение власти. Революция может быть как то культурная, сексуальная или иная.
– Как раз «революция» это термин, демонстративно противопоставленный эволюционному подходу. Да, это просто платок.
Здесь они громко засмеялись, а мы нет. Да, история про платок имела свои предпосылки: давеча они видели на улице старушку, обращавшуюся к каждому прохожему с вопросом «Где мой платок? Вы не видели? Дайте мне мой платок! Ах вы ворье треклятое!»
– Знаешь, Миша, а ведь локальный юмор смешнее любого иного. И причем ровно насколько он неясен постороннему, не знающему, при каких обстоятельствах обычная фраза стала комичной, насколько он смешон для тех, кто «в теме».
– Да уж, тогда этот, как ты выразился, локальный юмор смешнее любых классических шуток про туалет, гомосексуалистов, национальные предрассудки и так далее. И причем в каждом подколлективчике есть такие темы! У меня с тобой одни, с бывшими одноклассниками – другие. Вот был у нас один, ему зуб вставили. И пошла тема шуток про зубы и все что с этим связано и может быть однокоренным. И когда в диктанте встретилось слово «зубило» — весь класс упал и смеялся почти минуту. А учительница никак не могла понять.
Придя на работу, они тут же услышали этот пронесшийся легким шелестом по коридору слух: таинственное убийство в самом центре города. Последний раз нечто подобное произошло три года назад, когда на мосту был застрелен один оппозиционный политик. Здесь же было до конца не понятно, убийство это или нет. Вот что говорил репортер: «Итак, наша съемочная группа находится сейчас в самом центре Москвы, на Красной площади. Сегодня утром, приблизительно в половине десятого, по площади прогуливался Владимир Ильич Ленин. Как известно, он получил приглашение от ряда зарубежных организаций и институтов, и именно сегодня вечером у него был запланирован вылет в Швейцарию. Скорее всего, он решил провести некое прощание с Родиной. Российское руководство с пониманием отнеслось с желанием недавнего кандидата в Президенты страны выехать за рубеж. До сих пор не известно, было ли это убийством или имел место несчастный случай. Возможно, дали знать о себе последствия операции по возвращению к жизни, которую Ленин перенес. Однозначно можно судить, что выстрелов никто не слышал. Ленин упал после того, как с ним сфотографировалась девушка, туристка. Однако ни ее, ни ее подругу, обнаружить по горячим следам не удалось. При этом, как отметил очевидец, с которым мы поговорили, девушки не видели момент падения, поэтому могли спокойно покинуть площадь. Это соответствует той информации, что падая, Ленин не кричал. Однако большинство экспертов склоняется к версии убийства, которое могло быть вызвано, например отравлением».
Далее на телеканале поочередно появлялись те самые эксперты, которые всячески доказывали, что самостоятельно просто так Ленин упасть посреди площади, конечно же, не мог. Но эксперты на то и эксперты, что с честью выполняли свою основную функцию – напоминать обывателям, что сам по себе никто посреди площади не падает, и обязательно должен быть какой-то выгодопреобретатель.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/09/19/107
Предыдущая: http://www.proza.ru/2017/09/16/2182