"ДРУЗЕЙ МОИХ
МЕДЛИТЕЛЬНЫЙ УХОД
ТОЙ ТЕМНОТЕ
ЗА ОКНАМИ УГОДЕН",
или "Золотой век"
Анатолия Сезоненко
АХ, сколько чужих юбилеев ярко, талантливо, зрелищно «сделал» он в своей жизни! Собственный же его «полтинник» не был отмечен ни бенефисами, ни капустниками, ни помпезными торжествами — прошел незамеченным. На то не было сложных причин — никаких интриг, запретов и проч. Причина была проста и банальна : к тому времени он уже как года три окончательно выпал из обоймы. Все лучшее и худшее в своей жизни он сделал сам. И то, что этот юбилейный год стал последним годом в его жизни, как ни прискорбно, каким бы потрясением ни стало известие об этой ранней смерти для всех, кто его знал и любил — тоже печальная и жестокая закономерность, к которой он шел все последние годы. Есть такое понятие у американцев — «self made man», он тоже был из их числа.
Ах, до чего же он был искристо, победительно талантлив, полон энергии и жизни, замыслов и идей, просто фонтанировал, а не жил! Как умел он смеяться и смешить, жить полно и «вкусно», как заражал своей энергией и талантом, как любил людей, свою работу, своих актеров и спектакли, своих кукол!
Ах, что это были за спектакли! Доброта, красота и любовь — вот три ключевых слова к его творчеству, к его режиссерскому кредо, к его «почерку». И еще юмор — очень добрый и изящный юмор. В жизни Курского театра кукол был «золотой век» — полтора десятка лет, которые с успехом можно было назвать «эпохой Сезоненко». Впрочем, точно определить границы этого века трудно — пожалуй, все — таки чуть меньше, а потом еще некоторое время ( лет пять — семь ) по инерции театр жил тем, что наработано, с короткими яркими вспышками, озарениями.
У него даже фамилия была театральная. Ну какое еще определение просится в контекст к слову «сезон» — конечно же, «театральный». Его так звали очень и очень многие — Сезон
Анатолий Владимирович Сезоненеко. Сколько людей обязано ему тем, что состоялись в профессии, стали артистами, сколько нынешних взрослых выросло на его добрых и умных, красивых спектаклях. «Романтический реализм» наверное, так можно определить жанр, в котором он работал. Ни на минуту не забывая о том, что ставит спектакли для детей, он немного приподнимал планку — и спектакли получались обращенными и к уму, и к сердцу, и к подсознанию. Они были понятны и доступны, и еще в этих спектаклях всегда присутствовало волшебство. «Золушка», «Буратино», «Легенда горы Фудзи», «Гасан — искатель счастья», «Сказки Пушкина», «Аленький цветочек»… Помню, как завороженно реагировал зал на каждую сцену, на все эти чудесные превращения, на атмосферу Сказки. Это был настоящий Театр, настоящий детский Театр, настоящий кукольный Театр. Причем, так реагировали на чудесное действо не только малыши, но и те, кто недавно вышел из Детства — их молодые мамы и папы (к ним и сама я тогда в свои чуть за двадцать принадлежала) и те, кто достаточно давно — бабушки и дедушки. На час или полтора небольшой зал театра кукол превращался в островок добра и любви, здесь был совсем другой мир, чем за окном — светлый, гармоничный, дивный, чарующий, мир Зазеркалья. Помните те времена, когда в театр кукол невозможно было достать билеты? Родители заботились о них заранее — за неделю, а то и за две, а уж какой ажиотаж вокруг взрослых премьер! «Прелестная Галатея», «До третьих петухов», «Пираты и призрак», «Иностранец в Риме» — сколько доброго, умного юмора, сколько зрелищности, сколько бесценных режиссерских и актерских находок!
Сезоненко одним из первых кукольных режиссеров ввел в театр кукол «живой план»: вместе с куклами часто играли настоящие актеры, и это было так органично, так вплеталось в действо, так украшало его. А актеры в кукольном пластичны и красивы, прекрасно танцуют и поют. Постоянный тренаж (танцы, занятия речью, сцендвижение, вокал) не давал расслабиться ни опытным актерам, ни ученикам. Сезоненко сразу же (а в Курск он приехал в 72- м) создал студию при театре, где начинающих актеров учили мастера.
Вот кто умел найти и находил актерские таланты! Владимир Савёлов занимался в театре административной работой, но на одном из капустников прочел свои стихи, и Анатолий Владимирович, почувствовав в нем творческую жилку, загорелся, предложил попробовать себя… сразу в трех ролях в спектакле «Чебурашка». Как раз уходили в армию три молодых актера — выпускники театральных вузов, и мужчины — актеры были нужны. Какой артист получился из Володи, могут судить зрители на протяжении вот уже двух десятилетий. А Женя Гордин! Синтетический актер — поет, прекрасно играет на гитаре, озвучивал многие музыкальные номера, великолепно играл в живом плане. Женя начинал в театре звукооператором, и то, что он стал артистом, тоже заслуга Сезоненко. Причем студией при театре учеба молодых артистов никогда не ограничивалась, все они по настоянию Сезоненко закончили театральные вузы.
Как тепло они вспоминают Анатолия Владимировича, с какой благодарностью! Женя, как знал, несколько дней дозванивался из Америки, где он теперь живет, Миле Марголиной и в театр.
Сезоненко искал талантливых кукольников везде, а в театральные вузы приезжал не только на госэкзамены, но и среди учебного года — понаблюдать студентов, так сказать, в процессе.
Да, все правда: расцвет театра кукол, когда Сезоненко был главным режиссером, совпал с молодостью большинства его актеров. Сколько было подъема, задора, молодых сил! Но и другое тоже правда: «золотой век» не может повториться. Во всяком случае в ближайшее время. Слишком много нужно для этого совпадений, таких, как в семидесятые — начале восьмидесятых: молодой, с талантом от Бога, с великолепной ленинградской школой (Сезоненко закончил ЛГИТМиК, мастерскую знаменитого Королева); энергичный, молодой, красивый директор с организаторским талантом тоже от Всевышнего (Людмила Ивановна Плотникова пришла в театр почти одновременно с Сезоненко, и это был замечательный творческо — административный альянс, они прекрасно дополняли друг друга); молодой талантливый главный художник — Андрей Семенович тоже закончил ЛГИТМиК… А какие хореографы, музыканты сотрудничали с театром!
В. Тимофеев, А. Ловчиков, И. Сакин, Н. Аралова… Лучшие детские драматурги отдавали свои пьесы в Курский кукольный, дружили с театром Ким Мешков, Юрий Фридман, Михаил Супонин. И зрители у театра были особые, многие так и назывались в обиходе — «друзья театра», вся курская интеллигенция считала за честь бывать на капустниках кукольников, на сдачах их спектаклей, по многу раз смотрели все взрослые спектакли, их дети, можно сказать, выросли в театре кукол.
Та атмосфера осталась в сердце, греет души многих, те годы — одна из лучших страниц в истории курской культуры.
С КАКИМ удовольствием, упоением в кукольном театре репетировали! Когда готовились ехать на БАМ (спектакль — концерт принимался на ура), репетировали до рассвета, а поспав несколько часов, снова бежали на репетицию. Театр в то время входил в десятку лучших по России, было много наград всевозможных российских, союзных и международных фестивалей, с гастролями объехали всю страну.
Мне приходилось часто присутствовать на репетициях, разговаривала о них с актерами. Как удавалось Сезоненко добиться такой отточенности каждой сцены, такой атмосферы, такой удивительной актерской сыгранности, такого ансамбля?
«Он умел удивительно точно находить сверхзадачу спектакля, ставить актерские задачи. Одно слово (но то самое) скажет или фразу — и понятно. Многие режиссеры не могут толком объяснить, чего они хотят добиться. Сам начинает показывать, в словах утонет — а роль не идет. У Сезоненко был абсолютный режиссерский слух и умение понять потенциал актера». — Это Ира Куцевол.
А это Надя Рыжкова — Еремина: «Он мог завести, убедить, он так чувствовал артиста, не давил своим „я“, поощрял актерские находки, цеплялся за них, часто повторял: „Это прекрасно, это оставь“. Ему верили. В его вкусе не сомневались. Он безошибочно определял, что „вкусно“, что „невкусно“, что пойдет, что не пойдет».
Он прекрасно понимал психологию ребенка, точно знал, где и на что тот будет реагировать. У него и самого был дар ребенка, актеры часто остаются детьми до конца жизни, особенно мужчины, но очень талантливым это присуще в особой мере. И вообще он родился… режиссером театра кукол. Это было предопределено. Он с раннего детства строил ширмы и устраивал кукольные представления для всего двора, ни минуты не колебался, выбирая вуз. Такое бывает редко, но бывает.
Это был фонтан идей. Поздравления, выступления кукольников на всевозможных чужих праздниках и юбилеях были самобытны, остроумны и зрелищны, актерские бенефисы и капустники заставляли то смеяться до слез, то погрустить — поностальгировать.
Все режиссерские вкрапления в авторский текст были к месту и ко времени. Помните, в «Прелестной Галатее» эпизод с облаком, плывущим на фоне Олимпа? На вопрос Зевса о том, куда оно плывет, то задумчиво — мечтательно отвечало: «На свеклу», и во времена битв за свеклу длиною в целые кварталы это вызывало живейшую реакцию зала: до Олимпа «добрались».
Сам Сезоненко был прекрасным актером. Какой колоритный был его Зевс в «Галатее», много ролей он просто озвучивал, мог заменить любого актера в любой роли.
Он был до наивности искренен, дурашлив и сентиментален: он не мог без слез смотреть военные фильмы, и вообще все «настоящее» вызывало в нем слезы — грусти, радости, восторга. Вместе с тем во всем, что касалось творчества, он был тверд, а порой даже упрям, его слушали, с ним считались. Творческий коллектив «горел», на работу шли с радостью, с предвкушением, на репетиции никогда не опаздывали. В театре была атмосфера творчества, и потому не было места закулисным интригам, хотя, как все актеры, кукольники — люди не простые, амбициозные.
Он был добрейшим человеком, никогда никого не обидел (с режиссерами это случается редко), замечал в людях лучшее, и те, видя себя его глазами, нравились себе.
В нем было много мальчишеского, озорного, он нередко (особенно в первые после — студенческие годы) позволял себе маленькие уличные спектакли, розыгрыши. А так как актером он был отменным, то любая его хохма проходила на ура, как, например, вспоминает Мила Марголина, мог вдруг трогательно и жалобно во зопить на весь автобус или трамвай: «Братья и сестры! Кто сколько может!., (пауза) Продвиньтесь вперед!»
ПОЧЕМУ — ТО все больше вспоминается Сезоненко веселый, смешливый, счастливый. Он был порядочным человеком. И хотя своей «российской «болезнью» основательно «портил кровь» своим женам, но они все (может, потому, что все три — люди искусства и просто добрые, умные женщины) вспоминают о нем тепло.
И дочки у него выросли красивые, талантливые. Анечка, как и мама, — актриса театра кукол (первая Татьяна — заслуженная артистка Воронежского кукольного театра, Аня успешно начала карьеру в Краснодарском театре кукол), тоже закончила ЛГИТМиК; Наталья после хореографических отделений нашего «кулька» и Орловского института культуры танцует в московском мюзик — холле. С девочками он связи не терял, гордился ими. Когда Аня поступала в вуз, ужасно волновался, ездил с ней в Ленинград. Сколько сил, терпения, женской мудрости потратили в свое время вторая Татьяна и последние тринадцать лет Тамара, чтобы помочь ему, уберечь от Бездны! Он это понимал, ценил. Но…
Наверное, он был задуман Богом для другой, более гармоничной жизни, чем та, что вокруг. Наверное, несовпадение было слишком велико. Возможно, он не был достаточно сильным человеком. Не знаю. «Российская болезнь», увы, уводит слишком многих. Талантливых. Умных. Порядочных. Ах, Сезон — Сезон! У меня много общих с кукольниками фотографий. Вот после премьеры «Буратино», вот после «Легенды горы Фудзи». Все молодые, веселые, кажется, что все впереди. Но… Нет больше Василия Шафоростова, Жанны Жемериной, Коли Кедярова. Теперь вот нет и Сезона. Вон он сидит, вытянув длинные ноги, в нарочито театральной позе, с добрыми, веселыми тазами под стеклами очков.
…О смерти Сезоненко узнала за десять минут до того, как его увозили из театра на родину, в Запорожье. Звонок по телефону — «Дайте мне семь минут, я успею, доеду». Успела. Заплаканные мама с теткой, красный гроб в автобусе… Потом сидели в театре, где все напоминало о нем, расходиться не хотелось — поехали к Миле Марголиной. Володя Тишко, Сережа Малютин… Артисты, журналисты — друзья. Всем хотелось говорить о нем, о том театре, о том времени. Хотелось плакать, оплакивая немного и себя, его к тебе доброе отношение, ту часть души, в которой были общие с ним, Сезоном, воспоминания.
Вся его взрослая жизнь, большая половина из круглой даты «50», прошла в Курске, но и на его родине, в Запорожье, его любили, помнили, гордились им: театр неоднократно бывал там с гастролями. Их дружный класс прошедшим летом собирался в полном составе на юбилей школы, всем тогда запомнилась речь Сезоненко. В следующий раз весь класс собрался на его похороны, а вообще было несколько сотен человек, о нем говорили замечательные и добрые слова. Поминки взяли на себя одноклассники, собрались в кафе, владельцы которого тоже из их класса — семейная пара, друзья. У Сезона вообще было удивительно много друзей. Самых разных друзей.
Сегодня сороковой день со дня его ухода. Окончательного. Увы, он ушел раньше. Курская культура многое потеряла от этого. Но страница Сезоненко в ее истории останется, и от этого немножко легче.
"Курская правда",17.3.1999г. "Курян моих прекрасные черты", книга первая, книга" Ваш собкор из театра кукол".